Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"
Автор книги: Михаил Черненок
Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 195 страниц)
29.
Сменщик из конюшни «Виктория» в пролетке, запряженной серой кобылой, как они и договорились, ждал у черного хода. Получив пять рублей, подмигнул, спрыгнул, передал вожжи – и ушел. Губарев припрятал сверток с цивильной одеждой, сел на козлы, не спеша развернулся по Кронверкской. То и дело почмокивая и осаживая кобылу, подъехал к выходу из «Аквариума». Остановился у тротуара, осмотрелся.
Пока все хорошо, у тротуара впереди один, свободный экипаж. Возчика он не знает; вороной жеребец ослабил переднюю ногу, изредка вяло поводит копытом. По времени – Танака и Полина должны выйти минут через двадцать. Опустил локоть, еще раз проверил прижатый поясом, револьвер. Оружие держится легко, он достанет его в полсекунды. За двадцать минут кто-то должен выйти и занять переднюю пролетку, если же никто не выйдет, Полина до4жна сесть к нему. Естественно. Без всякого напряжения, так, чтобы Танака ничего не почувствовал. Кажется, кроме них, никого не будет, да, вот хлопнула дверь, покосился – они. Идут сюда, вся надежда на Полину. Танака чуть впереди. Полина отстала. Вот запахнула шаль, прибавила шаг. В руках Танаки портфель – плоский, из крокодильей кожи, с вензелем. Чей – Танаки? Киёмуры? Портфель облегчает дело, впрочем, в любом случае Танаку следует обыскать. Полина пошла быстрей, хочет сесть в пролетку как бы не разбирая, с ходу. Вот села, пролетка качнулась. Он слабо тронул вожжи, разогревая кобылу. Танака прыгнул следом, спросил негромко:
– Мадемуазель, к вам?
Поля молодец, играет прекрасно. Прошептала тихо:
– Ко мне.
– Куда?
– На Малую Посадскую.
Танака бросил:
– Голубчик, на Малую Посадскую.
Дернул вожжи, кобыла пошла легко. Улица совершенно пуста. Пока все ему на руку. Разворачиваясь у трамвайных путей, заметил: портфель лежит на сиденье. С полверсты они трусили по Каменноостровскому, потом свернули в переулки; за третьим поворотом Губарев остановил кобылу, быстро спрыгнул.
К Танаке он повернулся уже с револьвером в руке. В самообладании японцу не откажешь, лицо каменное:
– Что это значит?
– Руки вверх, господин атташе!
Черт с ним, с самообладанием, главное – руки. Следить за его руками, не выпускать их из виду. Темные глаза в щелках век смотрят в упор, не мигая, понять по этим глазам ничего нельзя. Ничего и не нужно понимать, оружие у него наверняка есть.
– Руки вверх, быстро!
– Все-таки что это значит?
Правая рука Танаки незаметно поползла к борту фрака – Губарев тут же поднял ствол.
– Спокойно! Господин атташе, не сомневайтесь, я выстрелю! Руки вверх!
– Это произвол. Кто вы?
– Стреляю…– Он стал осторожно нажимать курок. Танака поднял руки, портфель остался на сиденье. Губарев быстро обшарил фрак атташе, достал из внутреннего кармана браунинг, сунул к себе за поддевку. Полина дрожит от страха, молодец. Главное, не дать ему опомниться.
– Сойти обоим, быстро! Ну! Барышня!
Когда Полина сходила, Танака хотел подать ей руку, но Губарев взмахнул револьвером:
– Ни с места! Барышня, уходите отсюда! Уходите, быстро!
Полина отходила, пятясь, будто нехотя; потом охнула, повернулась, побежала.
Танака потянулся было за портфелем – Губарев снова предупредил его, ткнув стволом в живот.
– Руки! Стреляю!
Японец понял по глазам: выстрелит. Спрыгнул на мостовую.
– Господин Остерман, я узнал вас. Мне отлично известно, кого вы представляете…
– Тише, господин атташе…– приставив к груди Танаки револьвер, стал ощупывать фрак, рубашку, брюки атташе, понимая, что это дело второе, главное, конечно, портфель.– Я никого не представляю, только себя. Держите руки поднятыми. Потерпите, я обыщу вас, и можете уходить.
Танака усмехнулся. Наигрывает спокойствие.
– Что вам нужно? Повторяю, я узнал вас. Вы делаете сейчас роковую ошибку…
– Это мои заботы. Прошу – без лишних движений, и с вами ничего не случится.– В карманах ничего, кроме денег»– Отойдите от пролетки!
– Я должен взять портфель. Думаю, мы поймем друг друга и сможем договориться…
– Я сказал: отойдите от пролетки!
Танака покосился на револьвер. Что ж, если он хочет его обезоружить, пусть попробует.
– Повторяю, господин Остерман: я должен взять портфель.
Берите деньги и все остальное, но портфель мне нужен. В нем важные дипломатические документы, они вряд ли вас заинтересуют.
– В последний раз предлагаю вам отойти в сторону.
– Князь, ваши труды напрасны. Все равно я вытребую портфель назад. Говорите ваши условия?
– Считаю до трех! Раз! Два!..
– Хорошо, я отойду. Но учтите, этот случай пагубнейшим образом отразится на вашей деятельности в России. Во-первых, вы нарушаете договоренность между нашими странами, во-вторых, я просто провалю вас.
– Я учту это, господин барон.
А теперь, прошу вас, отойдите. И руки не опускайте.
Губарев вскочил на козлы. Держа Танаку под прицелом, нащупал рукой повод, не оборачиваясь, дернул – серая пошла шагом. Чмокнул, дернул сильней – перешла на рысь. Танака долго смотрел вслед.
30.
На пустыре у Финляндского вокзала он ввел кобылу во двор, огляделся – и открыл портфель.
Там лежала пачка листов, соединенных металлической скрепкой и испещренных иероглифами. Текст был несложным. Губарев прочитал то, что было сверху:
«Господину Танаке Хироси от недостойного Киёмуры Юдзуру. Сим препровождаю список, собранный по заданию фирмы «Ицуми». Нижайше прошу быть полноправным хозяином этого списка – вместе с недостойным подателем сего».
Далее шел аккуратный список технических предложений, описаний, писем. Здесь были уже знакомые Губареву змейковый поезд Ульянина, пропеллер Николаева, стабилизатор Гризодубова и еще несколько десятков проектов и приспособлений подобного рода. Всего упоминалось 134 названия.
Теперь, рассматривая список, Губарев понял, в чем дело. Для серьезной промышленной фирмы такой реестр – бесценный клад. Кем-то забракованные предложения, по-чему-либо нереализованные изобретения, отчего-то отвергнутые идеи… Составитель был аккуратен: в каждой графе коротко указывалось существо, предложения, источник получения, адрес автора, а также – особо – имеются ли подробные описания, технические данные,схемы и фотографии.
В конце списка стояла подпись: «Киёмура Юдзуру» – без указания даты и места.
Прочитав список, Губарев сунул было бумаги назад, в портфель, но внутри, в уголке, заметил сложенный вчетверо листок.
Это оказалась написанная по-русски записка. Губарев пробежал ее несколько раз – и узнал каллиграфически ровный почерк. Это был почерк Курново. В записке значилось: «Милостивый государь г-н Танака! Нам необходимо встретиться в конце недели для обсуждения известного вам вопроса. Будьте любезны, позвоните, мне в субботу, по тел. 50-879». Так вот почему Танака не хотел отдавать портфель. Телефон скорей всего одной из конспиративных квартир. Подписи Кур-ново не поставил, он осторожен, да и содержание записки ни о чем не говорит —если не знать сути дела. Но доказать, что эта записка принадлежит начальнику ПКРБ, ничего не стоит. Если это так, значит, обнаружив записку в портфеле Киёмуры, он, Губарев, подписал самому себе смертный приговор. Конечно, только в том случае, если Курново об этом узнает. Узнает об этом наверняка – после того, как Танака позвонит ему по телефону и они встретятся. Сегодня понедельник, произойдет это не раньше субботы. У него в запасе пять дней. Срок не такой уж маленький.
Спрятав записку во внутренний карман, Губарев вложил список в портфель. До конюшни он ехал окольными путями, размышляя, какую роль должны играть обнаруженные им документы во взаимоотношениях Танаки и Киёмуры. Да, конечно, это список технических неудач, но, собранные вместе, технические неудачи становятся для крупного предприятия ценным материалом. Ясно еще одно: Киёмура собирал эти данные не для военной разведки, а для фирмы «Ицуми». Не бесплатно, конечно. Фирма такого размаха могла назначить за работу Киёмуры солидное вознаграждение. Танака узнал, каким превратным промыслом занимается Киёмура, и как старший резидент потребовал своей доли. Наверняка все так и было.
После этого становится понятным смысл фразы: «Не совсем достойно…» Вступая в сговор и получая пай, Танака нарушал кодекс аристократа. Для него было крайне важно, чтобы детали сделки остались между ним и Киёмурой. Губарев усмехнулся про себя, разглядывая летящие мимо утренние дома. Такого он еще не слышал: промышленная фирма интересуется отходами технических идей. Не только интересуется, но и скупает их. Что-то новое в истории шпионажа! Да и можно ли вообще это назвать шпионажем? Впрочем, до названия ему нет никакого дела. Это может называться как угодно – важно, что он хотел распутать эту историю, и он ее распутал. Прием, которым был получен портфель, можно назвать сомнительным, но, черт возьми, он же действовал в собственной стране, защищая интересы своей страны!
Не доезжая до конюшни, он прихватил портфель и сверток с одеждой, спрыгнул на углу – и хлестнул серую. Некоторое время следил, как кобыла трусит по мостовой к конюшенным воротам. Вошел в ближайший, подъезд, отклеил бороду, тщательно переоделся, засунул кучерскую экипировку под лестницу. Домой добрался,на извозчике. Открыл дверь.
Полина стоит в прихожей. Глаза спокойны, только чуть дрожат губы. Беззвучно повернул ключ, положил портфель на столик. Она подошла, осторожно прижалась подбородком к его плечу, затихла, будто вслушиваясь.
– Господи, как я боялась! Если бы ты знал, как я боялась.
– Понимаю. Но сейчас все позади.
– А Танака? – посмотрела в глаза, проверяя.
– Не беспокойся. С ним все в порядке. Но вот что – здесь тебе оставаться небезопасно. К вечеру я что-нибудь придумаю, а пока лучше перебраться в другое место. У тебя есть знакомые?
– Есть подруга. Она живет на Лиговке. Лиговка, семь, квартира сорок один. Там даже есть телефон: пятьдесят два – семьсот пятнадцать.
– Отлично,– он забросал на листке цифры.– Вот номер, по которому будут знать обо мне. Спросишь Зубина, это мой товарищ. Ну, иди,– поцеловал ее, она выскользнула в дверь. Вызвал по телефону Зубина, услышал хриплый голос:
– Да? Кто это?
– Андрей, извини, что разбудил. Это я, Губарев.
– Саша… Что случилось?
– Объясню потом. Мне очень нужно с тобой встретиться.
– Хорошо. Приезжай.
– Нет, лучше ты подойди. Скажем, часа в четыре дня к памятнику Петра?
– Хорошо.
– До встречи.
31.
Войдя к Курново, Губарев сразу же понял: полковник не в духе. Вытянулся.
– Разрешите, Владимир Алексеевич?
Шеф ПКРБ скользнул по Губареву безразличным взглядом, на портфеле, который он держал в руке, даже не задержался. Пришлось повторись:
– Разрешите?
– Проходите, ротмистр. Но я ведь вас, кажется, просил не появляться здесь без моего вызова.
Он уже знает о портфеле. А вот о записке —вряд ли. Губарев подошел, положил портфель на стол. Курново покосился.
– Что это?
– Владимир Алексеевич, мне удалось выяснить истинные цели господина Киёмуры. Он же Ахметшин, он же Шарипов.
Курново смерил его взглядом, поднялся, сделал несколько шагов по кабинету. Остановился у карты Российской империи, изучая район Сахалина. Повернулся.
– Наслышан, наслышан. Вы использовали мадемуазель Ставрову, она заманила Танаку, и вы силой отобрали у него личный портфель.
– Простите, это не его портфель.
– Не его? Чей же?
– Это портфель господина Киёмуры. Он передал его господину Танаке. Именно это обстоятельство убедило меня в том, что там содержатся важные компрометирующие материалы.
– Убедило, говорите? – Курново подошел к столу, придвинул к краю лист бумаги.– Полюбуйтесь.
«Представление посла Японии в России бар. Мотоно Ичиро градоначальнику Санкт-Петербурга свиты Е. В. ген.-майору Д. В. Драчевскому». Копия, помеченная сегодняшним числом.
– Это представление Мотоно сделал утром. В нем посольство обвиняет русское правительство, а заодно и контрразведку в вопиющем нарушении норм охраны дипломатического статуса, пренебрежении долгом, обязывающим пресечь разгул германского терроризма, и черт знает в чем еще. И главное, заслуженно! – Курново хлопнул ладонью по копии,– Об этом совершенно справедливо мне только что напомнил Даниил Васильевич. В~ личном разговоре, по телефону. Вы знаете, кто у нас будет заниматься «германским терроризмом»?
– Но в этом портфеле неопровержимые документы…
– Если там такие же документы, как те, что вы мне как-то показывали, берегитесь, ротмистр! Как видите, я оказался пророком: нам грозит скандал, и не только дипломатический… А главные действующие лица этого скандала – мы с вами. Вернее, я, потому что в глазах начальства выгляжу инициатором акции, а вы – лишь исполнителем.
– Разве Киёмура не собирал важнейшие данные, Владимир Алексеевич?
– Вы опять о том же! Ответьте честно: это разведданные? Секретные какие-нибудь сведения?
– Нет, но…
– Ваше «но» никого не интересует! Да неужели японцы решились бы сделать представление градоначальнику, если бы в портфеле находились действительно компрометирующие их документы?
– Там находится список, составленный Киёмурой и переданный им морскому атташе Танаке Хироси. Этот документ выявляет обоих как резидентов разведки и показывает: отправляясь в Россию, Киёмура обязался скупать для промышленной фирмы «Ицуми» патентные отходы. Список сопровожден предложением Танаки разделить премию, которую обещает фирма Киёмуре. Вот перевод, сделанный мною. Ознакомьтесь – и вы увидите, что я прав.
Курново надел очки, пробежал глазами текст перевода.
– Ну и что? Если так называемые отходы нужны фирме «Ицуми», ради бога, пусть их покупает. То же самое касается и взаимоотношений японцев между собой и фирмой. Это их сугубо личное дело. Детали соблюдения самурайского кодекса не могут волновать контрразведку.
– Меня в данном случае волновал не сам кодекс. Взятые отдельно, эти изобретения могут считаться отходами, но собранные вместе…
– Да хоть вместе, хоть порознь! Бумаги, представленные вами, не составляют компрометирующего материла, это ясно каждому. По какой инструкции мы обязаны предъявить претензии? Выход в сложившейся ситуации у нас, а вернее, у вас только один: немедленно вернуть портфель господину Танаке. Вернуть и извиниться перед ним. Придумайте какое-нибудь объяснение, скажите, что действовали как частное лицо, решайте сами, как выпутаться, но портфель верните! И не медлите с этим! Это приказ, и надеюсь, он будет выполнен. Вы поняли, Александр Ионович?
– Да, понял, Владимир Алексеевич. Будет выполнено.
И еще одно. Прошу не считать это сведением счетов, хотя у меня есть все основания быть вами недовольным. Надеюсь, вы поймете меня правильно. После случившегося ваше пребывание в ПКРБ представляется нежелательным. Учитывая вашу безусловную старательность, я подумаю о том, чтобы перевести вас в пристойное место.
Кажется, о записке Курново пока не знает. Значит,, до субботы… Хотя у полковника могут быть другие каналы связи с Танакой. Нет, вряд ли. Иначе бы не существовало и самой записки.
– Вы поняли, ротмистр?
– Да. Разрешите идти?
– Выполняйте.
32.
Сойдя у Исаакия, Губарев ровно в четыре подошел к памятнику Петру и огляделся. Как всегда летом, у Медного всадника было людно, толпились приезжие, гуляли няни с детьми. Он медленно обошел постамент, остановился, по привычке оглянулся – нет ли хвоста. Снова двинулся, разглядывая извивающуюся под копытом змею, вдруг услышал знакомый голос:
– Не волнуйся, Саша, все чисто.
Зубин. Хромая, обогнул его, сказал, морщась от усилий:
– Ты сейчас в опасности? Это так? Что смотришь? Видишь, вышел. И даже хожу. Хотя врачи говорят, останусь хромым. Отойдем?
Заковылял в сторону Невы, Губарев догнал его, пошел рядом:
– Помочь?
– Лучше сам, надо же учиться… Надеюсь, нога разработается.– На мостовой все-таки уцепился за его локоть.– Я знаю, ты хотел довести дело с Киемурой до конца. Довел? – Остановился у парапета, кивнул на протянутый портфель.– Что это?
Губарев открыл портфель, достал текст и перевод.
– Прочти.
Зубин долго читал, двигая подбородком вверх-вниз. Свистнул – как зашипел:
– Однако. Просто кладбище какое-то, свалка неосуществленных идей и бредовых проектов… Дальновиднейшая фирма. Еще одна страница жизни, очень по-капиталистически. Шпионаж, только в промышленных целях. Все ради прибыли. Ладно…– повернулся, разглядывая здание университета на том берегу, чадящий дымом катер.– Чертовщина какая-то. Исторический парадокс, иначе не назовешь. Все хотят быть русскими патриотами, но само слово «русское» в любой технической отрасли считается чуть ли не позорным клеймом. Только и слышно о братьях Райт, Блерио, Фармане. Все средства тратятся на закупку иностранных аппаратов, но ведь у нас есть свои конструкторы, не хуже, а может быть, и лучше! Костович, Лебедев, Сикорский, сколько еще имен! Да вот хотя бы этот список! Сколько бы сделали эти изобретатели, получив хоть крупицу помощи… Хоть крупицу…– посмотрел на Губарева.– Что будет с тобой? Тебя наградят?
– Как бы не так. Портфель приказано вернуть с извинениями. В контрразведке я не останусь.
– Ладно, Саша, словами делу не поможешь. Будем бороться.
– Боюсь, мне теперь бороться будет трудно. После истории с портфелем я лишний. Вообще лишний. И в контрразведке, и в России, и в собственной жизни. Мне остается выбор – или исчезнуть куда-то, или… употребить пистолет по назначению.
Зубин оперся о парапет, разглядывая дергающиеся на волне щепки.
– Насчет пистолета ты зря, а вообще в сегодняшней России все лишние,– поднял голову.– Саша, помнишь, я спрашивал тебя о чистом паспорте?
– Помню… Он что – нужен и сейчас?
– Нужен не только паспорт. Думаю, понадобишься и ты.
– Зачем?
– Помочь перевезти за границу одного человека. Сам понимаешь, с твоими документами…– Зубин посмотрел Губареву в глаза.– Поможешь нам?
Губарев подумал о Полине – оставить ее он не может.
– Помогу, но вся сложность в том, что я не один, со мной девушка. Она помогла мне, рискуя всем, ей сейчас тоже некуда деться.
Зубин улыбнулся.
– Но чтобы вас там приняли без хлопот, нужны деньги.
– Сколько?
– Бухгалтер из меня плохой. Я не знаю твоих возможностей.
– Тысячи полторы на переезд и первое устройство хватит?
– Смеешься.
– Накинем пятьсот для верности. Две тысячи?
– У тебя появился счет?
– Появится… Но твои люди должны понимать, что теперь за мною будут охотиться более рьяно, пожалуй, чем за вами. Из контрразведки так просто не отпускают, особенно если владеешь компрометирующим начальство материалом.
– Охота уже началась?
– Вряд ли. Но дня через три-четыре…
– Ясно… Думаю, что успеем… Вообще, если доверяешь, мы позаботимся о тебе.
– Так получилось, что другого выхода не вижу.
33.
Расставшись с Зубиным, Губарев двинулся к центру. Список Киёмуры не в единственном числе, цепляться за него не имеет смысла, достаточно оставить себе копию… Что ж, портфель Танаке он отдаст. Но будет небольшое дополнение.
На почте в телефонном справочнике он разыскал телефон морского атташе Танаки Хироси. Купил у цветочницы букет гвоздик, свернул на Невский. Увидел подъезд, на стене, у которого расположился целый атлас вывесок: «Прокатная контора «Аполлон», «Зубной врач Г. Г. Бергер», «Хирософ-хиромант м-ме Айк. Прием от 9 утра». В подъезде за первой же дверью оказалось то, что он искал: девушка за столиком, над ней на стене – телефон. Ресницы рад вежливыми голубыми глазами вздернулись.
– Вы к нам? Пожалуйста. Слушаю вас?
Осторожно положил на стол гвоздики.
– Милая барышня, мильон извинений, экстренный случай. Могу я воспользоваться вашим аппаратом? Звонок деловому партнеру. Умоляю и буду вечный должник.
Девушка бросила взгляд на цветы, оценила гвоздики, вздохнула.
– Прошу вас. Я пока поставлю цветы в воду.
Она ушла, и он, вызвав телефонистку, назвал номер Танаки. В трубке зазвенел приятный женский голос:
– Хаи? Сумимасен. Аната но онамае ва?{Да? Простите. Кто это? (яп.)}
Губарев ответил По-русски:
– Это квартира морского атташе господина Танаки?
– Хаи? – Тишина.– Аната но онамае ва?
Домашние господина Танаки разбираются в тонкостях: это проверка.
– Простите, говорит князь Остерман. Мне нужен господин Танака.
Секундная пауза, неразборчивый шепот. Голосок звякнул:
– Мошимоши, чотто омачи кудасаи.{Подождите секундочку (яп.)}
Тут же он услышал голос Танаки:
– Танака у телефона. Слушаю вас, господин Остерман.
– Во-первых, я говорю с вами как частное лицо. Не будем впутывать в наши отношения государства.
Вы понимаете?
– Понимаю. Во-вторых?
– Во-вторых, я хочу возвратить портфель, если, конечно, вы заинтересованы в этом.
– Заинтересован.
– Готов сделать это, но при определенных условиях. Видите ли, я не богат.
– Понимаю. Условия меня устраивают.
– Отлично. Остальное на месте. Мы можем встретиться, скажем, завтра в десять утра. Один на один, без свидетелей. Вы поняли?
– Не волнуйтёсь. Я сам в этом заинтересован.
– Предупреждаю: я вооружен и в случае чего применю оружие не задумываясь.
– Можете быть спокойны.
– Итак, завтра в десять утра.
Вы должны подойти к Ростральным колоннам. Уточняю: к парапету между колоннами. Я вас найду сам. Все понятно?
– Вполне. Завтра в десять у Ростральных колонн. Я подхожу первым, потом бы.
Повесил трубку – как раз к моменту, когда вошла девушка с цветами.