Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Михаил Черненок

Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 182 (всего у книги 195 страниц)

12

А теперь послушаем разговор доктора и Сальге. В аппаратной собралась вся группа, участвовавшая в операции: Василий, Сретенцев, Волоков…

Сальге. Здравствуйте, доктор!

Раскольцев. Здравствуйте! Я удивлен…

Сальге. У вас два дня не отвечает телефон.

Раскольцев. Идут работы…

Сальге. Знаю! Ведут подземный кабель… Почему?

Раскольцев. Как это почему? Стояла воздушная линия, ведут подземный кабель. Я думаю, это лучше.

Сальге. Мне именно сегодня надо было вам звонить… Случайность?

Раскольцев. Не сходите с ума! Мы два года добивались, чтобы проложили подземный кабель.

Сальге. Я не люблю неслучайные случайности!

Раскольцев. Этак нельзя! У меня больше оснований беспокоиться… Вы белым днем являетесь сюда…

Раскольцев еще и успокаивает его! Это неожиданность!

Сальге. Белым днем спокойнее. Здесь я управляю своими действиями, а не кто-то иной! Кабель – это вторжение в мою самостоятельность!

Раскольцев. Что вас беспокоит? Вы что-нибудь заметили?

Сальге. Я? Я всегда к этому готов!

Сыграла все же южная кровь. С огромной самоуверенностью и даже обидой на Раскольцева он произнес эти слова. И добавил:

– Я научился ходить невидимкой… Это моя профессия. Что же вы не поинтересуетесь судьбой своего старого друга?

Раскольцев. Я знал, что она в руках профессионала!

А он не лишен чувства юмора, этот доктор! И вот уже с беспокойной интонацией:

– Не наследили?

Сальге. Смерть человека всегда оставляет след. В душах! Какой-то бандит что-то с ним не поделил… Выбросил его в окно на ходу поезда… Ночью сошел на какой-то маленькой станции, угнал самосвал. Уголовщина…

Раскольцев. Они откопают, что это не Притыков!

Сальге. Ну и что же? Может быть, даже у вас о нем спросят. Только не делайте глупостей. Хвалите его. О покойниках дурно не говорят. Вот к супруге его я напрасно наведывался…

Раскольцев. Не смейте! Это уже под уголовщину не подведешь!

Сальге. И не думаю… Она и не видела меня… Не подумал, что он отвалит в сторону, у нас были больше за вас опасения. Доктор, величина, связи… знакомства… Но все это прошлое! Можно начинать работу! Лекарства мои готовы?

Раскольцев. Не так скоро! Вы сами не торопили меня.

Сальге. Начинайте! Начинайте! Беда другая. Мы рассчитывали на связь через Шкаликова… Придется использовать запасной вариант!

Раскольцев. Он надежен?

Сальге. Что в нашем деле можно считать надежным? Вы могли бы мне это сказать? Мы с вами разыгрываем не рождественский спектакль на детской елке!

Раскольцев. Кто это?

Сальге. Его пароль: «Ангел пустыни»… У нас любят такие экстравагантные обозначения… «Удар грома», «Зимняя гроза», «Созвездие Гончих Псов»…

Раскольцев. Вызывающий пароль…

Сальге. Мне объяснили, что это сюжет русской иконы.

Раскольцев. Так кто же?

Василий чему-то усмехнулся. Наступила пауза. И вдруг после паузы негодующий возглас Раскольцева:

– Вы с ума сошли! Мальчишка! У него нет твердого прошлого!

Понятна усмешка Василия. Не произнес имени, на записке написал. Из близких знакомых Раскольцева был этот «Ангел пустыни»!

Сальге. У него есть твердое настоящее… И здесь идет смена поколений, доктор! Я попробую его на скользящей передаче, все сам проверю. У вас с ним связь упрощена. Есть и второй пароль. Он идет после первого… Через несколько фраз – «Привет от Эдвардса». Все! Как только будет готова посылка, можете к нему обратиться… Отдыхайте! Я больше к вам не пожалую…

Мы сидели некоторое время в тяжелой задумчивости. Такая уж профессия, сталкивает она с человеческой подлостью, грязью, предательством, изменой… И все же к этим вещам привыкнуть невозможно.

– Соучастие в убийстве подтвердилось! – заметил Василий.

Ясно, что он думал уже не о соучастии в убийстве. Прояснился теневой фон! Оправдывалось и решение не брать этого господина. Рано!

13

Между тем события свершали заданный им оборот.

Вечером к Раскольцеву приехал в гости художник Казанский. Обычно он бывал у Раскольцевых по приглашению дочери Раскольцева – Елены. Она окончила Суриковское училище по отделению искусствоведения. Они и познакомились в Суриковском училище.

В доме Раскольцевых Казанского принимали по-разному. Елена знала цену его усилиям в живописи. Она не принадлежала к тем, кто расточал восторг «самовыражающимся». Казанский был ей интересен своими знаниями памятников древнерусского искусства. Раскольцев смотрел на Казанского как на преуспевающего молодого человека, выскочившего на каких-то модных течениях. Он был не против этого знакомства. Не пьет, как-то приладился зарабатывать деньги, купил даже машину… Елена знала, что она нравится, ей это было приятно, но она не торопилась определять свою жизнь.

На этот раз Казанского пригласил доктор скоротать вечер за партией в шахматы. Елены дома не было. Они сидели над партией, и вдруг Казанский услышал полушепот доктора:

– Женечка, вы, по-моему, проявляли интерес к иконе «Ангел пустыни»?

Не от Раскольцева, не от близкого ему человека думал Казанский услышать эти слова. Он резко и в испуге поднял голову. Мелькнула надежда, что Раскольцев и не имеет в виду скрытого смысла этих слов.

– Зачем так пугаться? – с укоризной и успокаивающе ответил на его жест Раскольцев. – Вам привет от Эдвардса!

Все соблюдено. Первый пароль, нейтральная фраза, второй пароль… Сомнений быть не могло.

– Вы? – выдохнул из себя Казанский.

В голосе у Раскольцева сухие нотки, тон приказа:

– Я сейчас выйду в кабинет и принесу вам коробку с лекарствами. Вам позвонят и скажут, куда их доставить!

Раскольцев вышел. Казанскому стало душно, хотя был поздний вечер и из сада дул легкий, прохладный ветерок.

В кабинете Раскольцев вынул из кармана портативный магнитофон в форме портсигара, извлек оттуда бобину чуть побольше пуговицы от пальто, вложил бобину в коробку от лекарства, заклеил ее условленным образом и вышел к Казанскому.

Коробочка с лекарством легла на шахматную доску.

– Не вскрывать! – приказал Раскольцев.

– Что? Что здесь? – шепотом спросил Казанский.

– Лекарство! И кончим об этом! Вы ничего не знаете! Вы передаете лекарство! Ваш ход!

Казанскому было не до игры. Он смотрел на доску, фигуры расплывались, он сделал какой-то ход.

– Возьмите себя в руки! – гневно остановил его Раскольцев. – Мальчишка! Вы в серьезном деле!

Казанский подвинул фигуру обратно.

Он делал ходы. Но каждую его ошибку Раскольцев заставлял поправлять. Казанский взял себя в руки. Игра пошла.

– Вот так! – сказал Раскольцев. – Спокойно! Никто и ничего не узнает, если вы не распустите себя.

14

К тому времени, когда разыгралась вся эта сцена у Раскольцева на даче, мы уже знали, кто такой «Ангел пустыни».

Сретенцев просмотрел круг знакомых Раскольцева. В поле его зрения попал и Казанский. Сразу же всплыли его поездки за иконами по деревням, обозначился круг посетителей его мастерской. Возникла фигура Нейхольда. Выяснилось, что полковник одной из разведслужб – Эдвардс был частым гостем Нейхольда. Второй пароль, хотя это было просто невероятным, совпал с именем живого человека. Эдвардс столь же распространенная фамилия, как Петров, Иванов, Сидоров… Это могло быть случайностью, но очень уж близко совместились пароль и реальное имя. В общем, весь облик «самовыражающегося», охота, с которой его поддержали в разных антисоветского толка газетенках, – все это было, конечно, неспроста.

Мы не знали, когда последует передача, что это будет за передача, но мы знали, через кого она будет делаться.

Все, что произошло с Казанским с этой минуты, мы знаем с протокольной точностью.

…Казанский вошел в мастерскую, запер дверь на все замки, обошел комнаты, кухню и туалетные комнаты, осматривая каждый угол. Погасил свет и подошел к окну. Осмотрел переулок. «Москвич» стоял у подъезда, переулок был безлюден.

Неужели ему показалось, что «Волга» шла за ним? Что это такое! Кто же за ним следил? Не Раскольцев ли с Нейхольдом и Эдвардсом? Проверяли… А если это чекисты? Он же где-то читал, в каких-то книгах, что теперь не арестовывают шпионов, что им дают работать, но под контролем. Может быть, все давным-давно о нем известно.

Казанский на мгновенье представил, как бы он себя чувствовал, если бы вдруг та «Волга», которая следовала за ним, остановила бы его. Куда он дел бы эту коробочку с «лекарствами»? Они ее вскрыли бы, и все! И жизни конец, и всему-всему конец! Интересно, на чем и как они поймали Раскольцева? И когда? Он не нуждался в том, чтобы продавать иконки. Никогда Казанский не замечал за ним никакой слабинки, он даже от общих политических разговоров обычно уходил. Плен? Плен… А если?..

И Казанский похолодел.

Рассуждения его в ту минуту были не лишены логики. Если Раскольцев был запутан в плену, то только гестаповцами. (Об абвере Казанский имел крайне смутные понятия.) И если он сегодня работает на Эдвардса, то это чистой воды шпионаж.

Он опять подошел к окну. По переулку шел, покачиваясь, пьяный. Остановился возле «Москвича», постоял и исчез в подворотне.

Следят!

Звонко прогремел в ночной тишине телефонный звонок. Казанский схватил трубку. Голос Раскольцева:

– Как себя чувствуете, Женечка?

– Отлично! – твердо ответил Казанский.

– Подъем душевных сил? – иронизировал Раскольцев.

– Да нет, сел вот посмотреть на свои картины…

– Это хорошо! Плюньте на мелочи жизни… Спокойной ночи!

В трубке послышались гудки отбоя.

В ту минуту Казанский не мог еще себе объяснить, почему он слукавил с Раскольцевым. Помимо его воли и сознания он уже ощутил между собой и Раскольцевым непроходимую пропасть.

Откроюсь: к пьяному мы отношения не имели. Но эта случайность оказалась кстати.

Казанский метался по мастерской. Он положил на стол коробочку и делал вокруг нее круги. Велико было у него искушение открыть ее, но боялся, боялся какой-нибудь ловушки, боялся, что в коробочке скрыт проверяющий его механизм. Он был отчасти прав. Вскрыть ее могли только специалисты.

Раздался опять телефонный звонок. Он снял трубку.

– Алло!

В трубке послышался незнакомый голос:

– Здравствуйте, Евгений! Я от Алексея Алексеевича!

Началось! Казанский едва сдерживал себя, чтобы не закричать. Однако ответил:

– Слушаю вас!

Глуховатый голос спокойно продолжал:

– Вы интересовались картиной «Ангел пустыни». Я могу завтра вам ее показать… Я прошу вас подойти завтра в половине седьмого вечера к памятнику Пушкину. Идти от Никитских ворот по Большой Бронной….

В трубке отбой…

Казанский рассказывал, что именно в эту минуту он решился идти в Комитет государственной безопасности. Но как идти? А если они следят? Они могут стоять около приемной. Они могут подключиться к телефону.

В голове все смешалось. Казанский схватил коробочку, ключи от машины и кинулся по лестнице вниз. Он вскочил в машину и помчался… на вокзал. Решил ехать в Ленинград, в Ленинграде за ним не уследят!

Он решил взять билет, а машину оставить прямо у подъезда вокзала. Билетов не оказалось. Кассирша объявила:

– Все поезда ушли, молодой человек!

Он вернулся к «Москвичу», у машины стоял милиционер.

Опять испуг. Милиционер спросил, чья это машина. Казанский чуть было не отрекся.

– Не-е-е… Не знаю! – ответил он.

– Как же вы это не знаете? Вы на ней приехали!

– Моя машина! Мне нужно ехать!!!

Казанский буквально впрыгнул в «Москвич» и помчался.

Милиционер решил, что Казанский пьян, и сообщил в ГАИ города, чтобы задержали машину с пьяным водителем. Но ГАИ не успела. Казанский вернулся домой, поставил машину у подъезда, пошел в мастерскую.

Он уверял, что в этот час он боялся, как бы мы его не арестовали до того, как он сам явится.

Когда он выглянул из окна в переулок, его охватил ужас. Около «Москвича» стояла милицейская оперативная машина. Это инспекторы ГАИ обнаружили его «Москвич» по номеру, сообщенному милиционером. Казанский не сообразил, что появление оперативной милицейской машины вызвано его нелепым ответом милиционеру на вокзале.

В довершение всего раздался телефонный звонок. На этот раз он снял трубку, но не ответил. С другого конца провода кричали:

– Алло! Алло! Это аптека?

Обычная неполадка в московском телефонном узле. Тут Казанский отвел душу:

– Почему аптека? – взорвался он. – Какая аптека? Вы с ума сошли! Хулиганство! Я буду жаловаться!

Трубку на другом конце провода положили. Именно поиски аптеки и надоумили его. Он набрал телефон скорой помощи и вызвал врача, заявив, что у него сильнейший сердечный приступ.

Врач приехал.

Выслушал его, сердечного приступа не нашел, хотя Казанский почти в истерике уверял, что у него разрывается сердце.

– Спасите меня, доктор! Спасите! – кричал он.

Я думаю, что мольба его звучала вполне убедительно.

Врач вызвал санитаров. Казанского увезли в больницу.

В девять часов утра с первых минут рабочего дня ко мне позвонили из приемной и спросили, не интересует ли меня некто Казанский?

Я посмотрел на Василия. Он не слышал, конечно, что мне сказали, но весь потянулся к телефонной трубке. Ждал!

Я спросил:

– Он в приемной?

Мне ответили, что Казанский вызывает следователя Комитета государственной безопасности в больницу. Глядя на Василия, я не сдержал улыбки.

– Казанский просит нашего представителя, чтобы сделать заявление…

– Надо торопиться, Никита Алексеевич! Свидание у них назначено на половину седьмого.

Я его понял. Ему очень хотелось дело с Казанским самому довести до конца.

– А почему надо торопиться? – спросил я его. – Впереди целый день.

Я достал трубку, набил ее табаком и закурил, нарушая запрет Раскольцева, хотя этот запрет и был справедлив.

– Почему торопиться? – повторил я вопрос. Василий замер.

– Можно, Никита Алексеевич? – задал он вопрос как вступление.

– Можно.

– А если послать его на встречу?

– И с поличным взять всю группу?

Я нарочно задал такой вопрос, я знал, что Василий задумал нечто иное. Он меня понял.

– Никита Алексеевич, я же не о том! А если через Казанского ворваться в эту цепочку?

– Откуда у вас, Василий Михайлович, такая любовь к этому художнику?

– Кто кого больше любит? Спасенный спасителя или спасший человека от беды своего спасенного? Мне кажется, тот, кто спасал, – спасенного больше любят.

– Ворвемся в цепочку, дальше что? Вступать в игру? Это зависит и от Казанского…

– Согласится!

– Я не об этом! Сумеет ли он их переиграть? Мы же с тобой решили, что Раскольцев очень сильный противник. И еще этот господин…

Я попросил главного врача больницы отвести мне часа на два отдельную комнату. Главный врач уступил мне свой кабинет. Туда на тележке привезли Казанского. Дверь закрылась. Я запер ее на ключ, повернулся к Казанскому. Он спустился с коляски. Светились в его глазах и мольба и надежда.

Чтобы все было по форме, я показал ему свое удостоверение. Я мог бы его сейчас же засыпать вопросами. Но важно было, чтобы он сам все рассказал, чтобы раскрылась мера его искренности.

Творчеству своему он тогда оценку дать не смог, не сразу дано человеку отказаться от иллюзий. Но всю историю знакомства с Нейхольдом он рассказал подробнейшим образом, ничего не утаил. Трудно ему было, человек хочет всегда выглядеть красиво. Художник – и вдруг спекулянт, мошенник… И этот порог он перешагнул. В лицах, живо, с полной беспощадностью к себе изобразил сцену его вербовки Эдвардсом.

Словом, рассказал все, вплоть до вызова скорой помощи. Статья 64 Уголовного кодекса гласит:

«Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой».

В силу добровольного признания от наказания он освобождался. Мы имели правовые основания не возбуждать уголовного дела против него и за валютные операции. Признание все перекрывало. Я показал ему портрет Сальге, личности для нас еще туманной. Он его никогда не видел.

Наступала решающая минута. Посылка, небольшая картонная коробочка из-под пилюль, лежала передо мной на столе. Он не открывал ее.

О вступлении в большую игру речи пока еще не шло. Но позондировать, попробовать, пойдет ли игра, мы могли.

– И предположений никаких нет? – спросил я его, – кто придет к вам на встречу у памятника Пушкину?

– Никаких!

– У вас нет желания прогуляться по Большой Бронной от Никитских ворот до площади Пушкина?

– Мне? Сейчас? Сегодня?

– Не сейчас. У вас целый день впереди, чтобы подготовиться. Вы этим нам очень поможете.

Он растерялся. Не потому, что недопонял что-то в моих словах. Я счел нужным устранить все неясности.

– Когда вы шли к нам, разве вы не думали, что мы можем к вам обратиться за помощью до конца разобраться во всей этой истории?

– Думал!

Сомнений не оставалось, он сжигал все мосты к прошлому.

– Вот мы и обратились к вам с такой просьбой. Вашу встречу мы обезопасим всеми мерами…

– Мне кажется, что они следили за мной…

– Это действительно только кажется… Следить они могут, когда им нужно. Правда, это очень непросто! Сейчас за вами не следили!

– За мной…

– Не следили, – перебил я его. – Это мы знаем точно. Впрочем, нам надо изучить посылку. Я на всякий случай… Предварить. Но мы не настаиваем – это должно быть ясно выраженным вашим добровольным желанием.

Он согласился.

Решено было, что он останется в больнице.

Специалисты открыли коробочку и обнаружили в ней бобину с магнитной проволокой. Прослушали ее. Нам стало ясно, куда тянулись руки новых хозяев Раскольцева, ради чего он был оживлен, как агент.

Пожалуй, имело смысл «помочь» им. Обычно разведки очень критически относятся к каким-либо сенсационным удачам. Всегда в таких случаях возникает опасность наткнуться на специально подготовленные противником сведения. Но хочешь не хочешь, а принять игру им придется.

Между тем Волоков и Сретенцев нашли кое-что, связанное с неизвестным. Они позвали меня в спецлабораторию.

Был проведен сравнительный анализ его сегодняшних фотографий с фотографиями, хранившимися в архивах по одному давнему делу.

Мы получили фотографию Гусейнова в годы войны, во время Тегеранской конференции. Он состоял в группе, которая готовила покушение на Рузвельта. Был задержан иранской полицией. При невыясненных обстоятельствах скрылся. Действовал сей господин тогда под именем Сальге. Из этого можно было заключить, что уже тогда, в годы войны, Сальге состоял в составе отборной немецкой агентуры.

Отпечатки пальцев, снятые с того Сальге, совместились с отпечатками пальцев на разбитом стакане в купе мягкого вагона, где был убит Шкаликов.

Нашли и еще один след Сальге. Он проходил по краснодарскому процессу, осудившему группу карателей, замешанных в массовых убийствах советских людей. Преступления совершались в сорок втором году. Ряд свидетельских показаний указывал на Сальге. И все… Кто он был, откуда – никто не знал, и следствие тогда не установило. Могло быть и совпадение имен, вернее, псевдонимов. По всему было видно, что он не чужак на нашей земле. Русским языком он владел отлично, со всеми идиомами, бытовизмами. Знал он и обстановку. Чужеземца так подготовить не могла ни одна школа.

Прошлое Раскольцева и Шкаликова тонуло пока во мраке… Надо было искать, и искать не только по архивам.

Волоков пока что зацепился за краснодарские процессы. Некоторые каратели ушли от возмездия, не были обнаружены ни на месте преступления, ни в последующих расследованиях.

Если Раскольцев замешан в карательных операциях, то ждать его звонка, его прихода с повинной не приходилось…

15

…В 18 часов 10 минут Казанский вышел из такси у Никитских ворот, около Кинотеатра повторного фильма.

Огляделся. Постоял на перекрестке. Посмотрел на часы на столбе. Перешел улицу, купил в цветочном киоске букетик цветов. Фланирующей походкой перешел проезд и направился к Большой Бронной.

Наблюдение за всей операцией было организовано с привлечением всех современных технических средств. Мы не имели права ни одной секунды рисковать его безопасностью. Мы предполагали, что они тоже установили с этой минуты наблюдение за каждым его шагом и жестом. Работники оперативной группы получили указание все время находиться между Казанским и тем, кто будет заподозрен в слежке за ним.

Мы ждали Сальге. И он появился. С Казанским было договорено, что, когда он заметит Сальге, он войдет в первый же подъезд. Переждать. Для Сальге это будет признаком того, что Казанский вышел на встречу, остерегаясь. В эту минуту и можно войти в разрыв между Казанским и Сальге.

Сальге шел навстречу Казанскому. Казанский пропустил его и вошел в подъезд. Сальге дошел до киоска с мороженым. Купил мороженое и повернул обратно. Но между ним и Казанским уже шел наш человек. Сзади Сальге шли еще двое. Сальге был взят в кольцо.

В 18 часов 20 минут, когда Казанский шел уже по Большой Бронной, от площади Пушкина по Большой Бронной навстречу ему двинулся Нейхольд. Круг не расширялся. Настала минута, когда Казанский должен был пропустить мимо себя Сальге.

Мы не хотели, чтобы Сальге оставался за спиной Казанского.

Казанский остановился возле театральной афиши. Прошел мимо него наш товарищ, прошел и Сальге. Прошли еще двое наших. Казанский двинулся вперед. Нейхольд и Сальге разминулись. Сальге остановился завязать шнурок на ботинке.

Стережет!

Нейхольд и Казанский сближались. На лице у Нейхольда расплылась широкая улыбка.

– Здравствуйте, Евгений! – воскликнул он. – Давно с вами не виделись?

– Что не заходите? – спросил в ответ Казанский.

Нейхольд протянул руку, слегка двинув бровями.

Казанский вынул правую руку из кармана, в ней была коробочка. Они поздоровались, коробочка осталась в руке Нейхольда.

– Недосуг, все недосуг… Забегу как-нибудь…

Полушепотом добавил:

– Почему у вас в мастерской с утра не отвечал телефон?

– Так лучше! – полушепотом ответил Казанский. Они раскланялись, каждый продолжал свой путь.

Сальге двинулся за Казанским.

Но еще двое наших шли за Сальге. Казанский вышел к памятнику Пушкину. Сел на скамейку, как бы кого-то поджидая. Сальге сел на скамейку в сторонке.

Посидев минут десять, Казанский направился к стоянке такси. Уехал. Сальге встал и пошел своим путем. От руководства я уже имел указание не трогать Сальге.

Приближались последние часы его пребывания у нас в стране. Василий даже взгрустнул.

– Жалко отпускать! – объяснил он мне. – Красиво можно было бы допрос построить!

– Мы еще с ним встретимся! – заверил я Василия, хотя, по правде сказать, не очень-то рассчитывал на встречу. Да и ни к чему она была. С отъездом Сальге связывались у нас другие цели, значительно большие, чем его арест.

В одном из южных портов Сальге поднимался по трапу на туристский теплоход. Василий стоял на посту в форме пограничника рядом с сотрудником таможни. Он проверил документы у Сальге и не удержался от шутки. Возвращая документы, он сказал:

– В добрый путь! До скорой встречи!

– Спасибо! – ответил Сальге по-французски и продолжал, коверкая русские слова:

– Мне ошень, ошень нравилось в вашей стране…

Теплоход отчалил…

Пророческим оказалось пожелание Василием скорой встречи!..