Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Михаил Черненок

Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 195 страниц)

VIII

Над городом уже занималась заря, когда Иннокентий наконец решился уйти от Глухаревой. Озираясь, он вышел во двор, стал в тени раскидистой груши, осмотрелся. День обещал быть погожим. Легкие облака, подсвеченные восходящим солнцем, высоко парили в бледно-синем небе. Голосили петухи на слободке. И вокруг – никого…

Постояв, Иннокентий успокоился и направился в город. Ровно на девять была назначена встреча с Виктором в железнодорожной столовой, недалеко от вокзала, где обедают рабочие депо.

До встречи времени оставалось много, и Иннокентий решил пройтись по бульвару, в эту пору довольно безлюдному. Дворники подметали аллеи, приводили в порядок цветы на клумбах.

Иннокентий брел, погруженный в свои думы. Размышлял о том, что игра в «святые» становится опасной, хотя и служит хорошим прикрытием другим, не менее опасным, но прибыльным делам. В каком еще облике, как не в роли пресвитера баптистской общины, обретал он такое спокойствие.

А власть, какой он пользовался среди «сестер» и «братьев»! Взять хоть бы ту же Надежду Глухареву,– все сделает! Велел – и Клава обходит кино и клуб десятой дорогой. Приказал – и мать запретила Клаве посещать школу.

Вспомнив о Клаве, Иннокентий скрипнул зубами. До чего негодная девчонка! А как вела себя с ним! Одно утешало: рано или поздно прижмет ее так, что не пикнет. Вот тогда…

В столовую Иннокентий зашел около девяти часов и сразу за крайним столиком, у пальмы, заслонявшей половину окна, увидел Виктора. На столе перед ним стояла тарелка с едой и несколько бутылок пива.

Возле буфетной стойки теснились посетители. Худая, с угрюмым, больным лицом буфетчица качала пиво из бочки. Под ее тощими руками насос тяжко вздыхал и всхлипывал. Между столиками, ловко балансируя поднятыми над головой подносами, сновали официантки. Пахло жареной рыбой и луком. Запах пищи напомнил Иннокентию, что он со вчерашнего обеда ничего не ел. Он жадно сглотнул набежавшую слюну и подсел к Виктору, молча ему кивнул. Тот ответил подобострастной улыбкой.

При всем своем властолюбии Иннокентий не терпел в помощнике этой улыбки. Не верил ей. Порой ехидная и многозначительная, она его раздражала.

– Чего скалишься?

– Я? Ничего не скалюсь. Кушайте, Иннокентий Петрович. Вот колбаса, помидорчики.

– Сам возьму, руки имею,– прервал Иннокентий не в меру услужливого помощника.– Что суетишься без толку. Полфедора прихватил?

Виктор снова заулыбался, вытащил из кармана бутылку водки.

– А как же! Сейчас, Петрович, подогреем моторчик.– Он опрокинул бутылку донышком кверху, занес ладонь для удара, но Иннокентий глазами повел:

– Дай сюда!

Водку пресвитер налил только себе. Виктору указал на бутылку с пивом, и когда тот покраснел от обиды, резко бросил:

– Ешь, что стоит перед носом. Не умрешь до вечера без сивухи.– Он залпом выпил стакан водки, закусил колбасой.– Дело важное есть. Так что воздержись,– добавил он уже миролюбиво.– Вечерком подброшу пару монет на разговенье… Теперь рассказывай. И короче!

Витька перегнулся через стол, зачастил:

– Макарку замели этой ночью!

– Какого такого Макарку?– спросил Иннокентий, выкатив глаза.

– Голодко. Сам видел…

– Знаю. Дальше?

– Клавка на засаду…

– Тоже знаю… Ты что мне бабские сплетни пришел сюда рассказывать? – И без того красное лицо Иннокентия стало пунцовым.– О деле говори. Твердые все забрал?

– Полный порядок,– хвастливо ответил Виктор.– Тютелька в тютельку. Разве мне впервые. Витька не подведет. У меня железно!

– Заткнись! – почему-то озлился Иннокентий и метнул на парня свирепый взгляд.– Растарахтелся… При тебе выручка?

– Со мною.

– Пошли! – Иннокентий, расплатившись с официанткой, грузно поднялся из-за стола.– Пойдешь хвостом,– бросил он Виктору.

Из столовой он вышел первым. За ним, метрах в двухстах, с видом ленивого бездельника плелся Виктор. У стоянки такси Иннокентий пропустил парня вперед, будто невзначай оглянулся, перешел на противоположную сторону улицы и остановился перед зеркальной витриной ателье. Ему хорошо была видна вся панорама улицы, машины и Виктор, зашедший в ворота городского парка.

Старинный парк примыкал к такому же древнему кладбищу, густо заросшему кустарником. Мрачные склепы, где покоятся останки шляхетской знати. Обелиски с еще сохранившимися надписями полных титулов именитых покойников. Могучие дубы и клены. Пахло прошлогодней листвой… В кустах Иннокентий остановил Виктора.

– Выкладывай!

Виктор снял модную туфлю и вынул стельку. Иннокентий взял туфлю, перевернул, и из нее с глухим звоном посыпались золотые монеты. Пересчитав их и небрежно сунув в брючный карман, коротко приказал:

– Остальные!

Виктор торопливо снял вторую туфлю, вытряхнул ее содержимое себе на руку.

– Можешь не проверять,– бросил он и отвернул глаза в сторону.– Полный ажур.

Иннокентий хмыкнул, растянул толстые губы в ехидной усмешке:

– Ажур, говоришь? – переспросил и сделал шаг к парню.

– А что? Что? – отшатнулся Виктор. Лицо у него побледнело, покрылось испариной.

– Считай, считай,– выкрикнул Иннокентий, прижал Виктора к дереву и легонько хлопнул его по затылку тяжелой ладонью.– С кем играть вздумал? Щенок!

Удар был слабый, но Виктор упал и уронил монеты в траву. Ползая на четвереньках, стал собирать их и несколько штук незаметно опустил в свой карман. Ему показалось, что незаметно: «хозяин» все видел и ухмылялся наивным манипуляциям парня.

– Вставай, простудишься, – насмешливо сказал он, потешаясь над этим щенком.

И когда Виктор о наигранной обидой возвратил ему золото, он спрятал его, даже не пересчитывая.

– Дать бы тебе как следует, да руки о дерьмо неохота марать, сосунок ты немытый! Сядь! – сурово велел он.– Не трону.

Глазами, полными страха, Виктор уставился на мучителя. Должно быть, не от удара, а от страха из глаз у него выкатились слезинки. Он продолжал стоять, жалкий, беспомощный.

– Сядь! – вторично приказал Иннокентий и волосатой рукой надавил на плечо Виктора.– Утрись, сопляк. Ишь, распустил слезы. Тебе бы, щенку, нужно все зубы выкрошить за такие фокусы! С кем играть вздумал?..

Виктор захныкал:

– Так я ж ошибся. А вы сразу драться.

Иннокентий присел рядом и заговорил почти добродушно:

– Ладно, забудем это… И больше не ошибаться. Я и сам тебе отвалю не жалеючи. На вот.– Две золотые монеты перекочевали в карман Виктора.– Мне, думаешь, жаль? Не жадный я. За чей счет живешь? Батька из тюрьмы, что ли, эти туфли тебе прислал? Аль одежку, что носишь? Я купил… Я и раздену! – добавил он с: угрозой.– До костей обдеру, ежели второй раз замечу.– Толстый Иннокентиев палец чиркнул по горлу.– А теперь о другом…

Разговаривая, пресвитер снял с себя черный полушерстяной пиджак, вывернул его наизнанку, и глазам Виктора представились длинные – от груди до обреза полы – туго набитые карманы. Одну за другой Иннокентий передал ему несколько пачек долларов, крест-накрест перевязанных бечевкой.

– Старику отнесешь,– сказал пресвитер, надевая пиджак и косо поглядывая на Виктора.– Глаза мне твои, парень, не нравятся. Жаден, ох до чего жаден ты! – И длинно выругался.

Виктор пришел в себя, осмелел:

– А вы не жадный?

– Поживи с мое, сосунок. Научись раньше, потом цену узнаешь.– Иннокентий осмотрел парня с головы до ног.– Деду скажешь, чтобы завтра пришел на старое место. Николая с собой прихвати. Для него дело имеется. Не забудь только. И помни: в долгу не останусь.– Вставая, добавил: – Кольку раньше ко мне приведешь. Знаешь, куда?

Виктор кивнул головой:

– Знаю.

– Значит, договорились,– заключил Иннокентий и, не подав руки на прощание, ушел через кладбище.

IX

Солнце клонилось к закату, слепящим светом заливая кабинет. Дудин подошел к окну, приспустил штору. По блестящим на солнце железнодорожным путям сновали паровозы. Воздух оглашали непрерывные гудки. Мощные «победы» давали знать о себе густым, солидным басом. Вторя им, посвистывали юркие маневровые «овечки». Гудки их звучали тоненько и задиристо, будто с озорством предупреждали всех: «берегись», «берегись».

Привычный шум не мешал работе. Тонкое, тронутое оспой лицо майора было задумчивым, хмурым. Поиски «артиста» пока не дали никаких результатов. Ничем не порадовал и старший лейтенант Шариков. «Да, пожалуй, не следовало торопиться с арестом Голодко… Хотя не в поспешности дело,– оправдывал Дудин свое решение.– Плохо, что не задержали Глухареву…»

Телефонный звонок прервал мысли майора. Он поднял трубку и, узнав голос сотрудника управления государственной безопасности Захарова, сразу повеселел:

– Еду незамедлительно,– бодро ответил он.

Захаров еще что-то сказал, но под окном загудел паровоз, и последних слов Дудин не расслышал.

Минут через десять майор уже поднимался на третий этаж управления. Захаров встретил его дружеской улыбкой, предложил сесть.

– Рассказывайте, пожалуйста,– попросил Дудин.

– Очень немного могу сообщить,– как всегда скупо ответил Захаров.– Но думаю, что и эти сведения не безынтересны для вас. И для нас – тоже. Посмотрите-ка на эти вот штуки.– Он выложил на стол десятка два брошюрок в черной коленкоровой обложке.– Знакомо, конечно? Эту «продукцию» не впервые нам подбрасывают христолюбивые «друзья» из-за океана.

– Чего-чего, а на такое они не скупятся,– заметил майор, наскоро просматривая изданные в Америке «божественные послания».– В прошлом месяце мы их штук двести подобрали.

Захаров продолжал:

– Самое интересное, что мы, наконец, точно установили: на сей раз эту макулатуру подбросил нам тот самый «турист», который вашему пареньку золото передал.

– Да, интересно! – оживился Дудин.– Теперь и мне кое-что становится более ясным. Жаль только, что мы не прихватили на месте преступления этого туриста. Очень жаль…

Захаров убрал со стола брошюры, поднялся.

– Вот и все, чем могу вас порадовать,– сказал он, прощаясь.– А то, что не прихватили этого гнилого патера, жалеть не стоит. Надо думать, святоша попадется на более серьезном.

К себе майор возвращался не торопясь. Собственно, можно было идти прямо домой, но что-то удерживало, хотелось побыть одному, поразмыслить над сообщением Захарова, которое хоть и не содержало сведений, прямо относящихся к делу «артиста», но позволяло сделать некоторые выводы.

Нагретый за день асфальт и кирпичные здания дышали зноем. В такую жару хорошо поваляться на теплом песке у реки, искупаться и снова беззаботно глядеть в бездонное небо. Или же найти укромное местечко на одном из многочисленных островов, забросить лесу и так же бездумно следить за поплавком… Майора словно кто-то подтолкнул в спину,– он вспомнил о своем обещании сыну и заторопился, смахнув со лба капельки пота.

Сын уже поджидал его у ворот штаба:

– И как тебе не стыдно, папка! Обещал пораньше домой прийти, а сейчас опять скажешь «завтра»? Пошли на речку! – требовательно попросил малыш.– Я и удочки взял. Пошли, папа!

Под укоризненным взглядом сына майору стало не по себе,– редко уделял он ему внимание, занятый службой.

– Сейчас, сынок. Не нужно хмуриться, забегу только к дежурному.

В комнате дежурного Дудин застал Шарикова. Старший лейтенант был в гражданском и выглядел моложе, бодрее.

– Собрались гулять? – поинтересовался Дудин.– Может, вместе на рыбалку сходим?

– В другой раз. Надо с Голодко поговорить. Авось передумал и скажет.

– Вряд ли,– отозвался майор с добродушной усмешкой.

Шариков запротестовал с необычной горячностью.

– Почему вряд ли? Откуда такие выводы? Вы уж извините меня, Александр Михайлович, но я на своем настаиваю. Да, настаиваю! – подтвердил он, хотя ему не возражали.– Могу же я в конце концов поступить так, как мне кажется правильным?

Дудин нахмурился. Должно быть, горячность помощника, так шумно выраженная в присутствии дежурного офицера, покоробила его.

– Дело ваше. Смотрите, может и будет толк.

Короткая размолвка с Шариковым испортила Дудину настроение, но он, словно отгоняя неприятные мысли, взял сына за руку:

– Пошли, рыбак, ершей ловить.

– Вот хорошо,– обрадовался мальчик, вырвал руку и побежал вперед.– Догоняй, папка! – крикнул он, обернувшись.

Отец помчался за сыном и, пробежав несколько метров, опять пошел шагом. До речки было не больше километра. Длинная вереница людей торопилась к Веснянке. Шли с удочками, со спиннингами и авоськами со снедью. Шли молодые и старые. Всех одинаково манила тихая гладь реки, что искрилась в поросших ивняком берегах.

Дудин быстро забыл о разговоре с помощником, догнал ушедшего далеко вперед сынишку и стал с ним советоваться, где им получше выбрать местечко. И вдруг, к недоумению сына, отец остановился и громко воскликнул:

– Вот те ерш!

Сын встрепенулся, взглянул с удивлением на отца:

– Где, папа? Где ерш?

Навстречу вразвалку брел Иннокентий Каленник, старый знакомый! Среди тысячи других Дудин узнал бы вихляющую походку Лорда – как звали Каленника дружки.

Иннокентий тоже заметил майора, но уклониться от встречи уже не мог – некуда…

– Ба, ба! Кого я вижу! Вы ли это, Иннокентий Петрович?

Пресвитер остановился, вежливо кивнул головой:

– Здравствуйте, гражданин начальник. Мое вам почтение.– Он сдернул с головы старую фуражку и тотчас опять надел ее на бритую голову.– Никак на рыбалку собрались? Хорошее дело… у кого делов не больно много.

– Точно! – словно обрадовался майор.– Угадали. Дел у нас – никаких. Только и хлопот, что рыбкой побаловаться. Может, и вы с нами? По старому знакомству посидим, покалякаем.

Иннокентий насторожился.

– О чем калякать, гражданин начальник? Вроде и говорить по-пустому не любите… Нет уж,– заупрямился Иннокентий.– Пути-дороги у нас с вами разные. Свое я отбыл. Чего языком молоть зазря. После тех курортов, что вы мне удружили, навек закаялся старые дела ворошить.

– Стало быть, на пользу пошло? – усмехнулся майор.

– Так, я нынче в мирские дела уже не суюсь. Да и годы…

Со стороны казалось, что стоят и мирно беседуют два старых знакомых. На них никто и внимания не обращал, кроме мальчика, с обидой глядевшего на отца.

А тот удивленно вскинул брови:

– Не в духовный ли сан постриглись? – Мысль, что Иннокентий Каленник, старый контрабандист, когда-то кутивший напропалую, вдруг стал святошей, действительно показалась совсем нелепой.– Не может быть! – воскликнул Дудин.

Бычья шея Иннокентия покраснела:

– Советская власть никому веровать не возбраняет. Я в тюрьме свою совесть обрел. Вот как! И слава богу. А засим до свиданьица, гражданин начальник.– И пошел, поплыл вразвалочку, привычно глядя себе под ноги.

Майор проводил его долгим взглядом. Потом, сидя на берегу, вспомнил прежнего Лорда, каким знал его до ареста. Никак не вязался настоящий его вид с тем, прежним. Перед глазами медленно проплыла вся история Иннокентия Каленника, Лорда, почти забывшаяся до неожиданной встречи с ним.

…Вот он стоит перед ним в кабинете, только что задержанный при переходе через границу,– красивый, самоуверенный, элегантный Лорд. «Да, переходил границу»,– отвечает ровным, спокойным голосом. «Почему нарушили границу?» – «Случайно, товарищ майор, совершенно случайно. Был пьян и вместо поезда на Минск оказался в берлинском… Странно? Разве таких случаев не бывало в практике? Вам ли, опытному в таких делах пограничнику, доказывать, что виной всему «перебор». Коль уж так случилось, готов и штраф заплатить…»

Долго Лорд изворачивался. Не помогло. При тщательном обыске в его пиджаке было обнаружено несколько пластин платины, а в полых каблуках модных туфель – золотые десятки.

– Твоя взяла, начальник,– без тени смущения заявил Лорд. И казалось, он вовсе не обескуражен перспективой тюремной отсидки…

«Неужто Лорд отказался от старого?»-размышлял Дудин, представив теперешнего Каленника. Заношенные брюки, невзрачный и тоже не новый пиджак, стоптанные башмаки – все это никак не вязалось с тем, прежним Лордом…

Правильная мысль иногда приходит неожиданно, и обидно становится, что вопрос, над которым так долго и тщетно ломаешь голову, решается проще простого. Нечто подобное испытал майор и сейчас. Он почувствовал, что нашел ключ к разгадке. И чем глубже анализировал свое предположение, тем больше укреплялся в нем.

Правда, мелькнуло сомнение: «Не слишком ли увлекаешься, друг? Поостынь малость, подумай». И тут же ответил сам себе: «Нет, ошибки быть не должно».

Дудин стал поспешно сматывать удочки. Сын поднял на него удивленные глаза:

– Папка, ты что?

– Пойдем, родной,– серьезно, как взрослому, ответил отец.– Дел много. Понимаешь, нельзя откладывать.

– Хоть полчасика.

– Нельзя, сынок, сегодня никак нельзя.

И снова рыбалка не состоялась.

X

Мать возвратилась из Минска совершенно неожиданно. Николай еще лежал в постели, когда она отворила дверь в спальню, осмотрелась вокруг, бросила на диван сумочку и гневно, со свойственной ей нервозностью крикнула:

– Это еще что за мода? Вставай! Сию же минуту вставай!

Не снимая плаща, она продолжала стоять в дверях, нервно теребя носовой платок. По усталому и недовольному виду легко было догадаться, в чем причина ее гнева. «Значит, не выгорело»,– с безотчетной радостью подумал Николай.

– Встаю, мама, встаю,– весело ответил он и соскочил на пол. И чтобы проверить себя, спросил: – Ничего не вышло?

Мать промолчала.

– Вот хорошо! – воскликнул Николай, не скрывая радости.

Наталья Кондратьевна в изнеможении опустилась на кровать и горько заплакала. Шляпка соскользнула с головы, скатилась на пол.

– Ему весело… Смешно…– всхлипывая, она подняла заплаканное лицо.– Я работаю как черный вол… А он смеется.– И снова заплакала.

Николаю вдруг стало смешно от маминых слов «как черный вол». Тихий смешок сорвался с его губ, и этого было достаточно, чтобы мать пришла в неистовство.

– Неблагодарный! – крикнула она и так резко поднялась с кровати, что сбросила с тумбочки графин. Вода забрызгала стену, потекла по ковровой дорожке. Казалось, большей потери, чем этот простой стеклянный графин, в жизни Натальи Кондратьевны никогда не случалось. Она громко зарыдала и опять опустилась на кровать.

Николай бережно обнял мать за плечи и долго не мог ее успокоить.

Когда же Наталья Кондратьевна пришла в себя, она рассказала, почему такая расстроенная вернулась домой. Напрасно обещала она в Минске отблагодарить всех, кто поможет сыну поступить в институт. Одни ее вежливо выпроваживали, другие гневались. А доцент один… Наталья Кондратьевна снова разнервничалась:

– Хам невоспитанный, а еще ученый человек! Милицией меня пугал, прокуратурой! Меня, можешь себе представить? А за что? Я свое единственное дитя хотела к науке пристроить…

Нет, такого Николай представить себе не мог. Неужели мама предлагала взятку?

– Не верю. Ты… просто выдумываешь!

– Я выдумываю? – Наталья Кондратьевна зло оттолкнула руку сына.– Значит, мать лжет? – закричала она истерически.– Да что ты смыслишь в жизни, недоросль!

– Хорошо, хорошо,– поморщился Николай,– я ничего не понимаю… А вот ты, понимающая, как ты могла предлагать деньги?

По-мальчишески угловатый, высокий и бледный, он с серьезным видом смотрел куда-то поверх головы матери.

– Как ты смеешь так разговаривать со мною!

Николай сделал протестующее движение, но мать резко оборвала его:

– Молчи, когда с тобой старшие разговаривают! – И Наталья Кондратьевна топнула ногой.

– Ну, молчу.– Сын в упор посмотрел на мать и тотчас отвел глаза в сторону.– Не нужно мне никаких институтов… за деньги! – И покраснел до корней волос.

Что-то дрогнуло на лице Натальи Кондратьевны, но ни крика, ни новых слез не последовало.

– Глупенький ты, деньги все любят, никто от них не отказывается.

– Перестань! Ведь сама говорила, что в Минске и разговаривать с тобою не стали. Меряешь всех на свой аршин.– Николай произнес эти слова и испугался, что мать опять набросится на него. Но в ответ она иронически улыбнулась:

– А я ведь не беру взяток…

– Перестань, мама! Какая разница?.. Гнусно мерить совесть человека на деньги!

Кто знает, сколько бы еще продолжалась перепалка, но в дверях, сияя улыбкой, появился Виктор. Должно быть, он слышал беседу матери с сыном, но не показал виду.

– Здравствуйте, Наталья Кондратьевна. С приездом из столицы.– Виктор поклонился.– Я оказался невольным свидетелем вашего разговора. Вы не сердитесь на Колю. Ничего он не смыслит в жизни. Откуда ему знать, что только монета решает все? – заявил он безапелляционно.

Николай отвернулся, а Наталья Кондратьевна, хоть и впервые увидела Виктора, сразу прониклась к нему симпатией:

– Вот видишь! Даже такой молодой человек, как…

– Виктор,– представился гость.

– …как Витенька, и тот знает, что к чему! А ты?

– Мама, ну довольно. Достаточно! – И чтобы прекратить неприятный разговор, спросил у Виктора: – Ты за мной?

– Да, если мама не возражает. Можно, Наталья Кондратьевна, мы пойдем погуляем? – учтиво спросил Виктор.

– Конечно. Сходите, мальчики.

Николай торопливо умылся, позавтракал всухомятку, а когда оба вышли на улицу. Виктор взял дружка под руку:

– Зачем споришь? Предки все такие. Ты слушай, соглашайся, а делай по-своему. Мой милейший фатер был не лучше. А сейчас мы сами с усами,– горделиво добавил он и пальцем пригладил узенькую, едва заметную полоску рыжеватых усов.– Это же совершенно бесполезное дело переубеждать предков. Анахронизм. Отживающий мир. А мы с тобою – цвет века! То-то, парень!

Николай молча шел рядом, всем своим видом подчеркивая, что ему безразлична и вся эта кутерьма с институтом, и болтовня товарища. А тот, почувствовав его настроение, заговорил о другом:

– Ты как думаешь сегодня убить денек?

– Сам не знаю.

Виктор приостановился, многозначительно нахмурил брови, словно обдумывал важное дело.

– Слушай,– сказал он,– а не устроить ли нам маленький пикничок? Вот бы чудненько, верно? Клавку пригласим, Люсю.

– Очень мне нужна твоя Клавка,..

– Не поладили? – Виктор посмотрел недоверчиво.– Да она же…

Николай вырвал руку:

– Брось! Это тебя не касается… Клаву не трогай.

– Ого! Как в романе, рыцарь печального образа наденет доспехи, и его грозная шпага пронзит сердце презренного… Ну, ладно, ладно, я пошутил. Клава – девочка хорошая. Можешь с нею гулять сколько хочешь. Так как насчет пикничка?

У Николая еще не остыла обида, и он резко бросил:

– Иди ты со своими пикничками!..

Виктор помнил строгий наказ Иннокентия – во что бы то ни стало привести Николая – и сейчас всячески избегал ссоры, которая могла расстроить все его планы, и так едва не лопнувшие в связи с неожиданным возвращением Натальи Кондратьевны. Он снова взял Николая под руку и сказал примирительно:

– Зачем нам ссориться? Брось, не сердись. Если насчет деньжат беспокоишься, то за ними дело не станет. Мы ведь друзья: сегодня я тебе одолжу, в другой раз ты меня выручишь. Лады?

Николай молчал. Проучившись с Виктором в одном классе пять лет, он хорошо изучил однокашника, знал, как свободно и легко тот переходил от грубости к лести, от трусости к самым дерзким выходкам, как умел быть наглым, когда убеждался в безнаказанности, и хитрым, если хотел чего-нибудь добиться.

– Слушай, Витька,– Николай опять решительно освободил локоть.– С какой стати ты собираешься на меня расходоваться? И потом, где я денег достану, чтобы отдать?

Виктор наигранно хохотнул:

– Чудак! Какие могут быть счеты между друзьями! Подумаешь, деньги! Они повсюду… Ох, зелень ты, зелень! Учить вас нужно, маминых сынков.

– Никуда я не пойду! – отрезал неожиданно Николай.

Виктор словно поперхнулся:

– Как не пойдешь?

– Очень просто. Не пойду и все тут.

– А обещание…

– Чего, чего? Какое обещание?

Виктор тут же понял, что сказал лишнее. Он вспомнил о задании Иннокентия и испугался, что не выполнит его.

– Ты меня не понял, Колька. Я имел в виду, что ты согласился погулять вместе, а теперь, вижу, хочешь сматываться. Это не по-товарищески.

И все же Николай насторожился. Не нравилась ему щедрость Виктора.

– Не хочется… Не пойду я. Да, да, не пойду,– решительно произнес Николай и, повернувшись спиной к удивленному Виктору, быстро стал удаляться.

Виктор огляделся по сторонам, задержал взгляд на случайном прохожем и, словно очнувшись, побежал за Николаем. Явный испуг отпечатался на его лице. Он и представить себе не мог, как один явится к Иннокентию. Запыхавшись, наконец догнал Николая.

– Ну, чего еще? – бросил Николай, раздосадованный окликом.

– Обиделся? – спросил Виктор, заправляя тенниску в брюки.– Разве я тебе что-нибудь плохое сказал? С отцом моим случилось несчастье – посадили. Теперь вы все от меня отвернулись.– Голос Виктора звучал заискивающе и фальшиво.– А ведь жить-то мне нужно.

– Я-то при чем?

– Боюсь, опять рассердишься, если скажу.– Виктор замялся и низко опустил голову.

– Говори, чего там? – смягчился Николай. – Только не понимаю, при чем тут отец твой. И… я тебе зачем? I

Виктор в нерешительности молчал, затем, словно отважившись, промолвил:

– Запутался я, Колька. Не знаю, что и делать. Совсем запутался…

– Где?

– Да с дружком своим, с Иннокентием этим. Задолжал ему, и пока не рассчитаюсь… Понимаешь, отработать нужно, а потом плюну я на него. А сейчас помог бы ты мне. Ты же мне друг.

«Чем я могу ему помочь? – размышлял Николай.– В школе шпаргалку подсунуть, подсказать… Даже контрольную за него написать… А здесь?» Он совершенно не представлял себя в роли какого-то спасителя, хотя в эту минуту ему стало Виктора жаль. А тот выжидающе молчал.

– Сколько ты ему должен? – спросил Николай и в уме прикинул, что попросит денег у матери, расскажет ей, что товарищ попал в беду. Мама в таком случае не откажет. Не должна отказать.

Лицо у Виктора посветлело, глаза радостно засияли. Он крепко сжал Николаю руку.

– Я знал, Колька, что ты настоящий друг и товарищ. Спасибо тебе, большое спасибо! – И снова пожал потной ладошкой руку товарища.– Только денег не нужно. И матери ничего не говори. Поможешь мне выкрутиться, и баста. Больше к Иннокентию – ни шагу. Хватит. Он думает, нашел дурачка… Так придешь?

Радость Виктора была такой бурной, что у Николая не хватило духу отказать…

Вечером Николай зашел в указанный Виктором дом. И опять водка, опять малопонятные разговоры о «твердых» и «хрустящих». За столом прислуживала немолодая, изможденная женщина. Она подавала закуски, убирала пустые тарелки. Все делала молча, пугливо озираясь по сторонам. Виктор выглядел именинником. Хорошо одетый и изрядно подвыпивший, он без умолку болтал, как и в прошлый раз, у Люси.

Николай быстро захмелел и с каждой выпитой рюмкой становился говорливее.

– Что мне пограничники, милиция! Подумаешь, страсти какие! Не таких видывали! – нес околесицу парень.– Пр-рр-авильно я говорю, Витька?

– Чудненько!

Иннокентий поощрительно кивнул головой, вытащил из кармана пачку денег, помусолил пальцами, отсчитал:

– Держи, сынок. Задаток держи. Парень ты – что надо! – похвалил пресвитер и передал Николаю деньги. Одними глазами приказал Виктору убрать водку.– Ты спрячь эти тугрики. Пригодятся…

Николай сунул деньги в карман брюк, затем на какой-то миг трезво взглянул на Виктора и быстрым движением вытащил купюры из кармана:

– На, Витька, тебе даю. Тебе, как др-рругу. Рррассчитайся с ним.– И громко захихикал в лицо Иннокентию.

Пресвитер ехидно улыбался. Из-за стола поднялся невысокий, крепкий старик, молча подхватил Николая под руки и потащил его к водопроводной раковине.

Николай громко отплевывался, вырывался, вертел головой под холодной струей, бившей из крана, забрызгал все стены. Цепкие руки старика словно железными клещами прихватили обмякшее тело парня. Потом он уснул, обессиленный и мокрый. Часов в одиннадцать вечера его разбудили. Виктора не было. В доме остались женщина и старичок, приводивший его в чувство.

– Головушка небось трещит,– сокрушался он.– Ай, миленький, хорошенький мой. Оно безо всякой полезности так наливаться зельем. Грех один от него. Ну, ничего, ничего. Сейчас тебя выходим. Домой пойдешь, поспишь маленечко, отдохнешь, а завтра ко мне с Витюшкой заглянешь.

Оставив Николая, старичок стал колдовать над чайником, что-то засыпал в него, позванивая ложечкой.

– На, выпей, сынок, сразу полегчает. Дедушка знает одну травку. Дедушка сразу вылечит.

Николаю и в самом деле стало легче после стакана чаю. Затем старик проводил его до угла забора, ласково погладил по спине и простился.