Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"
Автор книги: Михаил Черненок
Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 151 (всего у книги 195 страниц)
На просторную асфальтированную территорию гормолзавода один за другим въезжали тяжелые молоковозы. Опростав у приемного цеха свои вместительные утробы, машины сразу отправлялись в новые рейсы.
Антон Бирюков улучил удобную минуту, пока очередной молоковоз пристраивался под разгрузку, подошел к молоденькой приемщице в белом халате и спросил о шофере Тюменцеве. Девушка прежде, чем ответить, посмотрела на миниатюрные часики с новым лакированным ремешком:
– Тюменцев будет в ночную смену.
– Домашний адрес его не знаете?
– Не знаю. – Девушка опять полюбовалась часами, и Антон догадался, что в них вложена первая самостоятельная зарплата. – Через десять минут подъедет напарник Тюменцева. Он наверняка скажет адрес Сергея.
Бирюков улыбнулся:
– У вас такая точность, до минут?
– У нас график – закон, – с очень серьезным видом ответила приемщица.
Напарник Тюменцева опередил «закон» почти наполовину. Из распахнувшейся дверцы молоковоза высунулся коренастый парень и задним ходом стал устанавливать машину к приемному патрубку. Антон пригляделся. Вначале вспомнил, что видел этого парня у озера, когда поднимали труп, а затем уже память подсказала, что это как раз и есть тот Павел Мохов, привет от которого передавал шофер Исаков, хлопотавший за своего соседа Суржикова насчет водительских прав. Бирюков подождал, пока Мохов соединил сливной шланг молоковоза с приемным патрубком, подошел к нему и поздоровался.
– З-здравствуйте, – вроде бы растерялся Павел, но тут же досадливо махнул рукой. – Вот дурная привычка! Столько лет пролетело, а при встрече с угрозыском сердце екает.
– Не забыл еще?
– Такое не забывается.
– Лет шесть, кажется, чудил?
Мохов помял в руках белую ветошь, которой обтирал фланец шланга перед присоединением к патрубку, усмехнулся:
– Шесть с половиной отсидел в два приема, а дурью маялся больше семи. Будь она проклята, шальная жизнь.
Вакуумная установка быстро проглотила содержимое молоковоза, угрожающе засипела. Юная приемщица мигом выключила рубильник и генеральским тоном приказала:
– Павел! Отъезжай!
– Один момент, – извинился перед Бирюковым Мохов. Уступив место очередной машине, он отъехал в сторону, распахнул дверцу кабины и стал закуривать. Когда Бирюков подошел к нему, спросил: – Наверное, по поводу Суржикова?..
Антон чуть помолчал:
– Не только.
– Да?.. – Мохов глубоко затянулся сигаретой. – Что касается других поводов, не знаю, но Суржиков не виноват в наезде на дом Исакова. Потому и я посоветовал к вам обратиться. Тут в общем… Филиппенко на Виктора Андреича ополчился. Физиономия ему показалась подозрительной, а у Суржикова лицо всегда красное, будто свеклой натертое.
– Тебе, вероятно, известно, что работники ГАИ не только по цвету лица трезвость определяют…
– Ну, запашок у Андреича, скрывать нечего, имелся. Тут никуда не попрешь. Но ведь надо по-человечески разбираться. Разве шофер с двадцатилетним стажем, если нормально держится на ногах, в угол дома заедет?
– Тебе откуда известно, что Суржиков нормально держался на ногах? – спросил Антон.
– Видел всю комедию, когда инспектора ГАИ разбираться приехали. Со смены как раз домой шел.
– В какое время это случилось?
– В двенадцатом часу ночи. В одиннадцать я Сергею Тюменцеву молоковоз передал. Минут двадцать автобуса на остановке дожидался, потом примерно столько же ехал. Вот, считайте сами…
– Кто же, по-твоему, это сделал?
– Недоростки малолетние. – Мохов стряхнул с сигареты пепел. – У меня у самого на днях чуть не случилось подобное. Остановился в сумерках у дома, чтобы перекусить. Минут через пятнадцать выхожу – пацан с соседней улицы в замке зажигания проволокой ковыряет. Надрал ему уши – на том дело кончилось. А если бы я по оплошности ключ в замке зажигания оставил? Тоже бы сопляк в первый же угол въехал.
– Чей подросток?
– С соседней улицы, говорю, с Заводской. Борька Муранкин. Мать его на вокзале мороженое продает, крикливая женщина.
– Ты на Садовой, что ли, живешь?
– Ну… В мамашином доме пока обитаю.
– Не женился?
– Не-е… С кем попало не хочу судьбу связывать, а порядочные от меня шарахаются после колонии. Теперь мне долго придется авторитет зарабатывать.
– Тюменцева адрес знаешь?
– Угу. К родителям Серега от Галки перебрался. Наверное, по поводу угона мотоцикла им заинтересовались?
– Ты догадлив.
– Опыт общения с угрозыском подсказывает. – Мохов покосился на сиденье рядом с собой. – Садитесь, подвезу до Сергея. Мне все равно в ту сторону ехать.
Бирюков поднялся в кабину. Молоковоз рыкнул мотором, миновал заводские ворота и покатил по райцентру. Мохов выбросил в открытое окно сигаретный окурок. Недолго помолчав, заговорил:
– Про угон мотоцикла у Галки Тюменцевой мне Исаков рассказывал сегодня у озера, когда там доставали труп фартовой молодки…
– Не знаешь ее?
– Не-е, не знаю. Сергей Тюменцев, железно скажу, не виноват в угоне Галкиного мотоцикла. Это малолетки развлекаются. Схватят, дураки, срок – слезы лить будут…
– Первое наказание ты, кажется, за угоны мотоциклов отбывал? – вспоминая прошлые грешки Мохова, спросил Бирюков.
– По совокупности. Вдобавок к угонам детали откручивал. Хотел «Урал» по частям собрать. Фару да карбюратор только и успел в заначке припрятать.
– Любопытна логика несовершеннолетних угонщиков… – начал Антон, но Мохов не дал ему договорить:
– На арапа все делается, без логики. Помню первый свой угон. Сидели ночью на лавочке. Десятый раз старые анекдоты пересказали, а спать не хочется – днем выспались. Кто-то из пацанов вякнул: «На мото бы покататься?» – «В чем дело?.. – говорю. – Кругом гаражи, хозяева дрыхнут». – «Слабо, Пашк!» – «Бутылку ставишь?» – «Ставлю!» Ударили по рукам и… на соседском мотоцикле весь бензин, что в бачке был, прокатали. А выигранная по спору бутылка водки в ту пору мне была нужна как собаке пятая нога. От одной рюмки целый день тошнило…
Бирюкову не хотелось касаться прошлого Мохова, но Павел сам начал. Видно, сидела в нем боль за некогда совершенное преступление, и некому было ее излить. А Бирюков все знал, и это побуждало Павла к откровенности.
– Многое, конечно, от подстрекателя зависит, – продолжал Мохов. – В мое время табунил Пшендя – мелкий щипач, выдававший себя за урку. У таких, как Пшендя, подлый закон: сам замаран – другого замарай. Потом тверди недоростку, пугай его: назад дороги нет – заметут, жить хочешь – держись за меня, сопляк, одна у нас теперь дорожка… Ну и лопухи, конечно, верят гадам, пятки им лижут…
Еще и потому, может быть, вспомнил Павел Мохов свое безрассудное и горькое прошлое, что теперь-то мог гордиться собой. Бирюков не перебивал, чувствовал – надо человеку выговориться. Не столь часто, к сожалению, приходится работникам милиции вот так – уже на равных – беседовать с бывшими их подопечными. Лишь после того, как Мохов, тяжело вздохнув, замолчал, Антон спросил:
– А куда подевался этот Пшендя?
– Водкой, паразит, захлебнулся.
Такой вопрос Антон задал не случайно. Павел натолкнул: довольно часто на первое преступление сбивает подростков опытный уголовник. Поэтому и «вдохновителем» угона мотоцикла у Тюменцевой мог быть кто-то постарше. Бирюков попробовал выяснить взаимоотношения Сергея Тюменцева с бывшей женой, но Мохов демонстративно уклонился от ответа:
– В семейном деле Серега пусть сам исповедуется. – И затормозил у домика с расписными наличниками. – Вот как раз его резиденция…
Бирюков открыл скрипнувшую калитку и вошел в просторную ограду, похожую на оранжерейный цветник. На скрип калитки из-за угла небольшой веранды выбежала лохматая болонка, залилась звонким беззлобным лаем. В ту же минуту показался обнаженный по пояс загорелый парень в спортивных брюках.
– Чапа, не пустозвонь! – прикрикнул он.
Собачка послушно умолкла. Бирюков назвал свою должность и спросил:
– Вы Сергей Тюменцев?
– Да, – спокойно ответил парень. На его лице при этом не появилось ни малейшего оттенка удивления, как будто он давно ждал сотрудника уголовного розыска. – Проходите в тень, там прохладней. – И, пошаркивая спадающими шлепанцами, направился за веранду.
В тени навеса стояла старая тахта. На ней обложкой кверху лежал развернутый учебник физики за десятый класс, а рядом – школьная тетрадка с заложенным в нее карандашом.
– Садитесь, – показывая на тахту, предложил Тюменцев и сам пристроился на краешек.
Бирюков сел. Стараясь исподволь подойти к интересующей его теме, показал на книгу:
– Занимаетесь?
– Нынче хочу в автодорожный институт на заочное поступить. Надо учиться, пока годы молодые да память свежая.
Тюменцев ладонью поправил волнистые русые волосы. Он производил впечатление уравновешенного человека, чуточку ироничного. В отличие от некоторых «обиженных» мужей не стремился поливать свою бывшую жену грязью. Напротив, даже в чем-то сочувствовал ей, старался основную вину в неудавшейся семейной жизни взять на себя. А жизнь эта, по словам Тюменцева, и не могла состояться.
За месяц до призыва в армию Сергей познакомился на танцах с Галиной, и сразу – заявление в загс. Кое-как дождались регистрации, отгуляли свадьбу, и он уехал на два года служить. Когда вернулся со службы, не узнал Галину – так она изменилась. Каждую субботу к ней приходили подруги из общепита с мужьями. Играли допоздна в карты. Ну а где карты, там и выпивка. Сам Тюменцев в этих развлечениях не участвовал: и презирал такой отдых, и работа не позволяла – с похмельной головой до аварии один шаг…
– Обычно при разводах какая-то причина бывает, – с намеком сказал Бирюков.
– С Галиной рано или поздно мы все равно бы разошлись. Между нами ничего общего нет: ее к роскоши тянет, а мне роскошь – до лампочки. Загорелось ей «Жигули» купить. Спрашиваю: «Зачем нам машина? Хватит мотоцикла». – «На мотоцикле ездить уже не престижно», – отвечает. «Да разве в этом престиж заключается?» – «А в чем? Надо мной подруги хихикают за то, что машины нет». – «Да кто они, твои подруги? Обывательницы районного пошиба». – «Дурак идейный!»… Вот поговорили, называется…
– После этого вы и ушли?
– Нет… Ушел, можно сказать, по своей вине: невпопад обидное Галине ляпнул. На прошлой неделе, значит, прихожу домой после ночной смены уставший, как черт. Смотрю, на диван-кровати в зале парочка спит. Тихонько спрашиваю Галину: «Кто такие?» – «Подруга, которая мне импортные вещи достает, из Новосибирска приехала отдохнуть с мужем». Сразу-то я поверил, но, когда пригляделся, вижу, что этому «муженьку» – и «подруге» тоже – лет семнадцать… Злость меня взяла, говорю: «Ты что, дом свиданий организовала?» Ну тут Галина и спустила на меня всех собак, аж «муж с женой» проснулись. Попробовал скандал на тормоза перевести – еще сильнее по кочкам понесла, бельишко мое из шифоньера вышвырнула. Собрал я вгорячах, что под руки подвернулось, сунул в солдатский рюкзак, и прощай, золотая рыбка.
– Что за гости у Галины ночевали? – спросил Бирюков.
– Кто их знает. Парня того больше не видел.
– А женщину?
– Да какая там женщина. – Тюменцев небрежно махнул рукой. – Размалеванная косметикой девица. Как Пашка Мохов о ней сказал: «Молодка, ловящая фарт».
Антон, стараясь не показать вида, сосредоточился:
– Значит, вы с Моховым вчера были у Галины?
– Был, с Пашкой… Когда вещички собирал, ключ от гаража в кармане остался. Ну а зачем он мне? Решил отнести. Мохова за компанию позвал, чтобы соседки языки не чесали, дескать, похаживает Сергей к бывшей женушке…
Бирюков посмотрел Тюменцеву в глаза:
– Так вот, Сергей, Галина говорит, что ключ от гаража вы ей не отдавали.
– Почему не отдавал? – удивился Тюменцев. – При Мохове и при той размалеванной девице лично в руки Галине отдал. Правда, Галина была заметно выпивши, может, забыла. – И сразу спросил: – Вы насчет угона мотоцикла?
– Хочу выяснить…
– Позапрошлую ночь ключ у меня был, – с прежней непосредственностью сказал Тюменцев.
– А не у вашего друга?
– У какого?
– Скажем, у Мохова.
– Зачем Пашке ключ? Пашка в ту ночь работал. Утром его сменил Исаков, а последнюю ночную смену крутил баранку я. Вот отоспался немного да за физику сел… – На лице Тюменцева появилось такое выражение, словно его осенила внезапная догадка. – Думаете, Мохов опять за старое взялся? Нет! Пашка теперь совсем другим стал. Честное слово!
– Давно с ним знакомы?
– Мы – друзья по несчастью. Когда Пашку первый раз судили, я тоже чуть было за компанию не загремел. На угнанном мотоцикле разок прокатился. – Тюменцев смущенно опустил глаза и вдруг стал оправдываться: – Нет, честное комсомольское, ключ Галине при свидетелях отдавал!
– Куда она его положила? – быстро спросил Антон.
Тюменцев показал на левую сторону груди:
– Вот тут у Галины на зеленой трикотажной кофточке карманчик есть. Она туда ключ сунула.
– Но почему, Сергей, вы целую неделю держали ключ у себя и только вчера надумали отдать?
– Забыл про него. А вчера в конце дня Мохов зашел, говорит, что на пересменке Исаков рассказывал – у Галины, мол, «Восход» угоняли. Тут я и вспомнил. Думаю, надо отдать ключ, а то, чего доброго, еще на меня согрешат. Сразу и пошли с Пашкой к Галине. Пришли, а там коньяк с шампанским на столе, сидят с подружкой попивают. Нам налили, дескать, выпейте за день рождения подружки. Иркой Галина ее называла. Мохов, не стану утаивать, выпил, а я отказался – мне ж Исакова надо было в ночную смену менять, да и вообще я выпивку не признаю. Галина начала хамить. Чтобы не нарваться на неприятность, я отдал ключ, и мы с Пашкой потопали…
Бирюков выяснил, что Тюменцев с Моховым пробыли у Галины минут тридцать. Когда они вошли в дом, Галина кого-то убеждала по телефону: «Нету ее у меня, нету! И не было никогда… Нет, не было!» Положив трубку, обеспокоенно сказала Ирине: «Он, кажется, все-таки с семичасовой электричкой прикатит». – «Обалдел идиот!» – проговорила Ирина и щелкнула зажигалкой. Курила она сигарету за сигаретой. На среднем пальце правой руки у нее сверкал перстень, а на безымянном левой – золотое кольцо с вензелем-печаткой. Сам Тюменцев в подобных побрякушках не разбирается, но, по мнению Мохова, такой перстенек стоит не меньше трех тысяч, а печатка – рублей двести пятьдесят.
«Ни того, ни другого на пальцах мертвой Ирины не было», – отметил про себя Бирюков и, поднимаясь с тахты, сказал:
– Что ж, Сергей… Спасибо за информацию.
– Не за что.
Тюменцев легонько оттолкнул ногою ласкающуюся к нему болонку и проводил Бирюкова до калитки.
8. Племянник тети Маруси
Получив от Антона задание заняться тети Марусиным племянником, Слава Голубев первым делом забежал в паспортный стол, чтобы узнать адрес Данильчуковой. На улице Заводской была прописана пенсионерка Данильчук Мария Захаровна. К ней и направился Слава, заранее настроясь на неуспех.
Пенсионерка оказалась еще довольно крепкой словоохотливой женщиной с загрубевшими, в трещинах, руками, которые она во время разговора стеснительно прятала под фартук. Благодаря общительному характеру Слава быстро нашел с Марией Захаровной общий язык и поначалу даже не поверил во внезапно свалившуюся на него удачу: Василий Анатольевич Цветков доводился Марии Захаровне родным племянником – сыном младшего брата. Было этому Василию Анатольевичу от роду семнадцать лет. Родители его живут в Новокузнецке, а сам Вася, закончив нынешней весной школу, приехал поступать в Новосибирский институт связи, но, поскольку приемные экзамены там начнутся только в августе, надумал погостить у тети. Явился к ней как гром с ясного неба на прошлой неделе и целыми днями пропадал на речке. Ночевал на сеновале – летом в избе спать душно.
Мария Захаровна подтвердила, что одет Вася в синюю рубаху с короткими рукавами и в «тесные заграничные штаны». Никаких вещей с собой не привез, «в чем есть, в том и приехал».
– А где сейчас Вася? – спросил Голубев.
– Домой чего-то надумал поехать, – ответила Мария Захаровна. – Я сегодня с утра пораньше в мастерскую-бытовку отправилась, пылесос из починки взять. Подошла к озеру, а там народу тьма-тьмущая. Утопленницу молоденькую из воды вытащили. Ну, пока там потолклась, затем пылесос получила, в хозмаг зашла мыла купить. Прихожу домой – дом на замке. Ключ в летней кухне, где мы всегда его оставляем. Открыла – на столе записка от Васи. Вот…
Мария Захаровна взяла с буфета розовую бумажную салфетку и подала ее Голубеву. «Тетя Маруся, я поехал домой», – прочитал Слава написанное черным фломастером. Вспомнив расписку, оставленную худруку Шпорову, он вытащил фотоснимок Грега Бонама.
– Тетя Маруся, на этого парня Вася похож?
Мария Захаровна прищурилась:
– Волосы похожи, а лицо у Васи моложавей. И рубаха совсем другая.
– Фотографии его нет?
– Нет, фотографии нету, – спокойно ответила Мария Захаровна и вдруг встревожилась: – Разве случилось с Васей что?
– Одного нехорошего человека ищем. Предполагается, что Вася знает его, – уклончиво ответил Голубев.
– Господи-боженька! В нашем роду никто с плохими людьми не связывался.
– Несовершеннолетние, бывает иногда, по неопытности знакомятся с кем попало.
– Так-то оно так. Только, по моему соображению, у Васи и знакомых здесь, в райцентре, никого не было. Он в первый раз сюда приезжал.
– А с соседкой вашей, Галиной Тюменцевой, Вася разве не знаком?
– Что ты, миленький!.. Галина – разведенная с мужем женщина, а Вася – совсем мальчишка.
– Мария Захаровна, вспомните, пожалуйста, как узнали, что Вася в Новосибирский институт поступает, почему он неожиданно надумал к вам приехать…
Мария Захаровна шевельнула под фартуком пальцами и принялась неторопливо размышлять вслух. О том, что племянник уехал из Новокузнецка поступать в Новосибирский институт связи, ей сообщил полмесяца назад брат. Васин отец. Он вызвал ее на телефонный разговор, сказал адрес института и попросил съездить туда, чтобы узнать, как Вася устроился с общежитием. На следующий же день после разговора с братом Мария Захаровна набрала в огороде корзиночку свежей клубники, чтоб не с пустыми руками явиться к племяннику, и на утренней электричке отправилась в Новосибирск. В приемной комиссии института ей сказали, что Василий Цветков поселился в общежитии рядом с институтом, по улице Нижегородской, 23. Какая-то девушка, видать, из студенток, проводила Марию Захаровну в это общежитие и помогла найти комнату, куда поселили Васю, однако на месте его не оказалось. Товарищ, живущий с ним, сказал, что Вася «поехал учить на пляж». Вернется поздно вечером.
Пообедав в студенческой столовой, Мария Захаровна прождала племянника весь день и, когда до отхода последней электрички в райцентр остался всего час, побрела с корзиночкой клубники на железнодорожный вокзал Новосибирск-Южный. На полпути неожиданно встретила Галину Тюменцеву. Оказывается, Галина приехала к подруге, которая живет близко от института, на улице Гурьевской. Узнав, что Мария Захаровна с расстройства не сообразила оставить в комнате племянника клубнику, охотно взяла корзиночку, записала адрес и фамилию Васи, чтобы завтра утром передать ему подарок от тети.
– Получается, с Тюменцевой Вася все-таки был знаком? – спросил Голубев.
Мария Захаровна помедлила с ответом:
– Нет. Галина, как вернулась из Новосибирска, сказала, что сама она не смогла забежать в общежитие и оставила ягоды у подруги, а та якобы обещала отнести.
– Имя или фамилию той подруги Тюменцева не говорила?
– Говорила… То ли Верка, то ли Ирка…
– Кажется, на днях какая-то подруга у Тюменцевой гостила, – намекнул Слава.
– Не знаю, болтать не буду.
– А что это Вася задолго до приемных экзаменов в институт приехал?
– Подготовительные курсы хотел посещать. Неделю походил на них и бросил. Самостоятельно стал готовиться.
– С книжками к вам приехал?
– Нет, без книжек, – ответила Мария Захаровна таким тоном, как будто только теперь догадалась, что племянник, находясь у нее, попросту говоря, бездельничал.
Голубев еще раз перечитал короткую записку на розовой салфетке и опять спросил:
– Куда же Вася уехал: в Новокузнецк или в Новосибирск?
– Должно быть, в Новокузнецк. Дом-то его там, – неуверенно проговорила Мария Захаровна и, чуть подумав, добавила: – А может, он уже и общежитие институтское домом считает.
– Деньги у него были?
– Наверно, были. Как-то давала рубль на мороженое – не взял.
– С девушками Вася как?.. Дружил?
– Слюнтяй он на этот счет. Семнадцать уж стукнуло, а не знает, с какой стороны подойти к девушке.
– А вообще характер у Васи какой?
– Вообще-то характер у него материн: вспыльчивый, как порох. И уж что зарубит, хоть кол на голове теши, своего добьется. Очень самолюбивый и настойчивый. Взять с тем же институтом… Упирались родители всяко, чтоб он в Новокузнецке учился. Помощь при поступлении обещали. Нет, сказал, поеду учиться в Новосибирск, поступлю без вашей помощи. И поступит! У него за десятилетку ни одной троечки нет, почти все пятерки. Этим в отца удался. Братец мой сильно башковитый мужик. Большим начальником на металлургическом комбинате работает, а вот дома – размазня. Жена в семье главенствует…
Заговорив о Васиных родителях, Мария Захаровна настолько увлеклась, что Голубеву пришлось прервать ее. Слава записал новокузнецкий адрес Цветковых, попрощался с разговорчивой пенсионеркой и заторопился на железнодорожный вокзал.
Июльское солнце нещадно палило с безоблачного неба. На перроне вокзала ожидающие очередную электричку пассажиры плотным кольцом окружили лоток с мороженым. Разбитная мороженщица бойко привлекала покупателей:
– Мужчины, кто с похмелья, подходите без очереди! Всего пятнадцать копеек за облегчение души! Девушка, не торопись, пропусти дядечку поправить здоровье!..
Приглядываясь к подросткам и молодым парням, Голубев взад-вперед прошелся по перрону – ни одного знакомого лица не было. Слава заглянул в малолюдный зал ожидания. У киоска Союзпечати две девчушки старательно перебирали открытки с портретами киноактеров. Лысый киоскер-пенсионер, едва увидев Славу, развел руками: интересующий, мол, тебя парень так и не появлялся. Слава молча кивнул – дескать, вас понял – и подошел к расписанию поездов. Единственный в сутки поезд из Новосибирска на Новокузнецк проходил райцентр в двенадцать часов ночи. Прикинув, что сидеть сложа руки до этого времени в вокзале будет слишком роскошно, Голубев решил поручить контроль за Васей Цветковым – если тот, конечно, появится, дежурному сотруднику линейного отдела транспортной милиции.
Пожилой приземистый сержант, как узнал Слава, заступил на дежурство в середине дня. Он внимательно выслушал словесный портрет Васи, посмотрел фотографию Грега Бонама и с украинским акцентом сказал:
– Нэ, такого хлопца нэ видэв. Появится – нэ упущу.
Голубев вышел из линейного отдела, пересек привокзальную площадь и на автобусной остановке присел на скамейку. Автобуса, как всегда, не было. Со стороны железнодорожного переезда показался желтый мотоцикл с коляской. По белому хоккейному шлему Слава издали узнал сидящего за рулем Филиппенко. Поднял руку. Когда начальник ГАИ остановился, попросил:
– Гриша, подбрось до прокуратуры.
– Мог бы и на своих двоих прогуляться, – видимо, не забыв еще утреннюю колкость, усмехнулся Филиппенко, однако тут же скосил взгляд на прикрытую брезентом коляску мотоцикла. – Надевай шлем.
Слава мигом вытащил из-под брезента шлем и впопыхах нахлобучил его задом наперед. Начальник ГАИ нахмурился:
– Надень как следует и ремешок застегни.
– Есть, надеть как следует! – козырнул Голубев, усаживаясь на заднее сиденье.
Филиппенко плавно тронул с места. Не оборачиваясь, спросил:
– Не знаешь, чего Бирюков по Суржикову против меня копает?
– Видать, Гриша, ты промашку дал. Антон Игнатьич зря копать не станет.
До прокуратуры доехали молча. В кабинете следователя Лимакина одиноко курил судмедэксперт Борис Медников. Поздоровавшись с ним, Слава спросил:
– Чего здесь прохлаждаешься?
– А кофейку попить зашел да в картишки с прокурором срезаться, – в обычной манере флегматично пошутил Медников.
– Заключение, наверное, принес?
– Угадал, сыщик.
– Ну и что там, Боря?
– Паралич дыхательного центра вследствие гипоксии, вызвавшей фибрилляцию желудочков сердца и его остановку.
– Ой, как умно! Другими словами сказать можешь?
– Для умственно отсталых могу: смерть от утопления.
– В такой луже?.. – удивился Голубев. – Там же воробью по колено!
– Захлебнуться можно в ложке, – изрек Медников и многозначительно добавил: – Особенно если этому поспособствовать…
– Боря, не томи.
Судмедэксперт старательно раздавил в пепельнице окурок.
– На затылке потерпевшей имеется травма, от которой обычно наступает помрачение сознания. Если в таком состоянии столкнуть человека в воду, утопление гарантировано. К тому же красавица была пьяна…
– Когда наступила смерть?
– Около двенадцати ночи.
– Значит, сразу после танцев?
– Это вам, сыщикам, решать: после танцев или после ресторана.
Вошел Петр Лимакин. Бросил на стол папку с материалами начатого расследования и посмотрел на Голубева невеселым взглядом. Слава, не дожидаясь вопросов, принялся выкладывать информацию о племяннике Марии Захаровны Данильчук. Когда он упомянул улицу Гурьевскую, на которой в Новосибирске вроде бы живет подруга Тюменцевой, лицо следователя повеселело. Но заговорил Лимакин лишь после того, как Слава, что называется, на едином дыхании полностью выдал собранные сведения.
– Адрес по Гурьевской Тюменцева сообщила мне на допросе. – Следователь раскрыл папку. – Я из кабинета Семена Трофимовича только что переговорил с областной прокуратурой. Там через городское адресное бюро узнали: в квартире по указанному адресу десятый год прописан Фарфоров Вадим Алексеевич, а в прошлом году прописалась Крыловецкая Ирина Николаевна, на семнадцать лет его моложе…
– На каком основании оформлена прописка?
– На основании свидетельства о браке…
– Крыловецкая – жена Фарфорова?
– Так выходит…
Зазвонил телефон. Лимакин ответил, сразу сосредоточился. По содержанию разговора Голубев понял, что звонит Бирюков. Следователь подробно пересказал полученную от Славы информацию о Васе Цветкове, выслушал сказанное в ответ, кинул короткий взгляд на Голубева и закончил:
– Он сейчас у меня. Сделаем, Антон Игнатьевич, быстро сделаем.
Когда Лимакин положил телефонную трубку, судмедэксперт Медников поднялся.
– Ну я пошел…
– Спасибо, Боря, – пожимая ему руку, сказал Лимакин и повернулся к Голубеву. – Слава, надо срочно выбрать из вашей картотеки всех, кто привлекался по уголовным делам, с именем Валерий…
– Только имя… А фамилия?..
– Фамилию Бирюков пока не знает, но высказывает предположение, что в деле замешан какой-то Валерий и что кража в Заречном и смерть Крыловецкой завязаны в один узел.
– Откуда он звонил?
– Из райпо.
– Чего его занесло в торговую фирму?
– Не знаю, не стал он этого объяснять. Как управишься с картотекой, побывай на вокзале в кассе предварительной продажи билетов на транзитные поезда. Бирюков подсказывает, что племянник тети Маруси Данильчук, возможно, заказывал там билет до Новокузнецка. Если только уже не уехал в Новосибирск.
