Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Михаил Черненок

Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 195 страниц)

– …Пить, Тоня. Капельку!

Достать воды было не самым трудным. Предстояло втащить Протопопова на вершину, где только и мог совершить посадку вертолет. Но предварительно пришлось привязать бредящего участкового к кедру и пройти на вершину одному – отыскать удобный путь. Двести пятьдесят метров подъема – не так уж много, однако напрямик идти было невозможно. То здесь, то там вздымались неприступные отвесные скалы.

Разведав более или менее доступный подход, Кузьма соорудил волокушу из жердей, старательно привязал к ней Самсона Ивановича. Подъем занял добрых три часа. Несколько раз Кузьма валился с ног от усталости. Камни и щебень плыли под ногами вниз, и каждый метр высоты он брал по нескольку раз. Руки и колени его были сбиты и расцарапаны, а форма превратилась в лохмотья, словно ею хлестали по бороне.

Взойдя на вершину и не давая себе отдыха, Свечин набрал дров на сигнальный костер.

Потом он спустился к лагерю забрать вещи и тут впервые задумался над тем, как ему поступить дальше. Остаться в тайге на доразведку, улететь с Самсоном Ивановичем или попросить подбросить его на метеостанцию, к Телегину? Остаться в тайге для поиска возможных улик – не так уж и безрассудно. Однако много ли он сможет сделать без опытного помощника-следопыта? Нет, пребывание на Лысой сопке бесполезно. Нужно продолжать маршрут – встретиться с Телегиным, с ботаниками… Главное – с Телегиным. Нож его, конечно, с собой не возьмешь. Его нужно отправить вместе со слепками следов, вырезкой коры в форме лубодерины, самострелом и стрелой, пленкой со снимками. Надо, прежде всего, выяснить цель появления Телегина на Лысой сопке. А вдруг он все-таки сообщник Дзюбы? Задержать его и на вертолете доставить в Спас? Ведь там следователь, и, наверное, приехал инспектор угрозыска из край-управления. Пожалуй…

Собрав вещи, Кузьма поднялся на вершину встречать вертолет. По дороге он клял на чем свет стоит того, кто насторожил самострел. Ранение Самсона Ивановича смешало все планы.

За полчаса до назначенного времени Свечин зажег костер. Погода стояла тихая, дым под мягким нажимом муссона поднимался косой полосой. Вертолет прибыл, словно по расписанию. Крохотный старик нанаец, назвавшийся доктором, осмотрел Протопопова и отругал Свечина: следовало вызвать машину тотчас же после ранения.

Кузьма не оправдывался. Он понимал: у врача были основания опасаться за жизнь Самсона Ивановича.

Подойдя к пилоту, Свечин попросил высадить его на метеостанции, тем более это как раз по пути.

Но ему ответил доктор:

– Для вас вертолет – не такси. Машина в моем распоряжении.

– Я туда не на прогулку. Возможно, там скрывается человек, по чьей вине ранен Протопопов. Старичонка искоса посмотрел на Свечина.

– Сколько времени вам нужно?

– Только взять на борт Телегина. – И подумал: «Если он там…»

– Хорошо, – быстро закивал доктор и крикнул пилоту: – Полетели, полетели!

Андронов вернулся в Спас недовольный собой. Много хлопот задала ему трехгранная бутылочка из-под уксусной эссенции, в которой жена лесничего Утробина надумала хранить сок веха. Очень мешал Леонид. При нем нельзя было проявлять особого интереса к исчезновению этой треклятой склянки. Сыну Петра Дзюбы пока совсем ни к чему знать, что его отец отравлен.

С другой стороны, уж очень настойчивое желание Леонида поскорее вернуться в Спас тоже настораживало. Парень горяч. Наломает дров, коли подвернется случай, себя под удар поставит. Плохой ли, хороший ли характер имел Петр Дзюба – он отец Леонида. Этим все сказано. Рассуждать парень, по молодости, долго не станет, а охотничье ружье бьет наповал не только зверя…

И, словно догадываясь о мыслях. следователя, Леонид, вернувшись с охогы, принял в поисках злополучной посудины самое деятельное участие.

– Да при тебе ж, Леня, мы тогда мышей травили! – восклицала лесничиха.

– Я видел – на полочку вы бутылочку ставили, – отвечал Леонид. – И не один я у вас был. Ивлевы заходили. Потом этот продавец из леспромхозовского магазина. Может, бутылочку-то детишки ваши разбили?

Лесничиха с пристрастием допросила своих чад. Не обошлось при этом и без недозволенных приемов – увесистых материнских подзатыльников, а также клятвенных заверений применить еще более строгие меры для выяснения истины. Однако ребята дружно, без рева, но с искренней обидой стояли на своем: пу-

зырька не разбивали, даже не видели. Пусть мать сама хорошенько подумает и вспомнит, куда могла его припрятать. Утробин старался успокоить жену:

– А черт с ней, с этой бутылкой! Пришла тебе охота пошуметь! Нет – и ладно.

– Сам знаешь, сколько у нас народу бывает. А бутылка-то с уксусной этикеткой. Плеснет кто, не спросясь, – греха не оберешься…

– Ефим, – неожиданно обратился к лесничему Андронов, – вы тогда, ну, когда Леонид в первый раз приезжал, с таксаторами виделись? Застали их?

– Не… Понапрасну ходил. Не застал их на таборе, на стоянке, значит. Ушли.

– Это какой же вы крюк сделали?

– Почитай, до Радужного добрался, – вроде простодушно ответил лесничий.

«Простодушно ли?… – подумал Андронов. – Ведь кто-то помогал Дзюбе сбывать «левые» корни…» И спросил:

– В город часто ездите?

– Бывает. А осенью так обязательно.

«Как охотно Утробин идет навстречу расспросам, – размышлял Виктор Федорович. – Лесничий мог быть у Радужного. И именно у него в доме пропала склянка с ядом – соком веха. Нет у Утробина и алиби. С таксаторами он не виделся. Или таксаторы – просто отговорка? Но алиби нет и у Леонида. Он охотился на кордоне, когда Утробин уходил, и никто не знает, действительно ли он оставался здесь. Да еще какой/го продавец из леспромхозовского магазина…»

Леонид и лесничий вышли из дома: Утробин попросил молодого Дзюбу помочь ему сменить столбы в изгороди.

– Давно у вас Петра Тарасовича не было? – обратился Андронов к жене лесничего.

– Какой еще Петр Тарасович? – удивилась та.

– Да Дзюба, отец Леонида.

– Не бывал. Видно, не любитель ходить по перу… Ведь тут у нас серьезного зверя нет. Это выше Радужного. Там понастоящему охотятся. Тут – так, балуются.

– Когда вы спохватились, что пропала склянка? – как будто между прочим спросил Виктор Федорович. – Ведь если не поошибке, а сознательно кто-то взял бутылку с соком веха…

Утробина посмотрела на Андронова широко открытыми глазами:

– Да вы знаете, товарищ инспектор, что может случиться?

– Я-то знаю… А вам такая мысль не приходила?

– Н-нет… Кто же на такое решится? Может, я по забывчивости бутылочку на чердак или в чулан убрала? Дом переверну, а найду. Ведь я и сама могу ошибиться. Мой-то все перченое-переперченое да маринованное любит…

Только Андронов с Леонидом появились в селе, как Степан Евдокимович Шматов сообщил, что ждет прибытия спецрейса, которым доставят раненного в тайге из самострела Протопопова и арестованного метеоролога Телегина.

– Телегина арестовали! – взвился Леонид, прежде чем Андронов успел что-либо сообразить.

Как хотелось Виктору Федоровичу отчитать этого болтуна Шматова! Ведь еще ни ему, ни Твердоступу не были известны причины, которые заставили Свечина задержать Телегина. Виктор Федорович только что возвратился в Спас с кордона, а Твердоступ находился в райцентре. Он счел необходимым ознакомиться с корнями, сданными в этот сезон, и с формулярами находок. При сдаче женьшеня корневщики обычно на специальных бланках точно указывают место своей находки.

– Арестовали гада! Ясно!..

– Прекрати истерику! – прикрикнул Андронов.

Но Дзюба-младший, что называется, закусил удила. Он грозился пристрелить Телегина, едва того выведут из вертолета.

На аэродроме прилетевших встретил Андронов. Самсона Ивановича, который был без сознания, бережно перенесли на телегу и под наблюдением Матвея Петровича отправили в больницу. Едва телега с раненым отъехала, как со стороны села донесся женский крик. Андронов и Кузьма, оглянувшись, увидели на крыльце протопоповского дома Антонину Александровну, а у плетня Леонида с карабином в руках. Андронов сделал два шага к Телегину и стал так, чтобы закрыть его собой. Метеоролог, видимо, понял, в чем дело, и побледнел.

– Задержанный, зайдите в помещение. – Андронов кивнул на избушку-«аэровокзал».

Просить дважды не пришлось. Телегин рванул дверь и скрылся в убежище.

– Не прячьте – все равно убью гада! – прокричал подбежавший Леонид.

– Успокойся! – приказал Андронов.

– Сказал – сделаю!

– Я тоже сказал и тоже сделаю. Что ты с карабином носишься? Придется отобрать. А тебя привлечь к ответственности.

– Давай! И меня арестовывай. Ну! Ни черта не можете! – тяжело дыша, кричал Леонид.

Андронов взял его за плечо.

– Успокойся. Не маленький.

– Мне молчать? – Леонид вырвался.

И вдруг сел на траву и пьяно заплакал. Через несколько минут Леонид понемногу успокоился. Поднялся. Возможно, он почувствовал, что вел себя уж слишком нелепо, и ему стало неловко.

– Виктор Федорович, – обратился он к Андронову, шмыгая носом и по-мальчишески беспомощно вытирая рукавом слезы. – Может, мне уехать из Спаса? Побродить по тайге… В себя прийти…

– Разве ты не поедешь в город?

– Нет. Пока убийцу не отыщете – не поеду.

– Следствие может затянуться.

– Буду ждать, – упрямо проговорил Леонид.

– Вот что, зайди ко мне через час. Тогда и поговорим. Подписки о невыезде я вам не давал.

Положив руку на плечо Леонида, Андронов сказал сдержанно и спокойно:

– Я просто прошу тебя, понимаешь? Зайди в кабинет Протопопова через час. Дело есть.

– Для меня? У вас?

– Да.

Пожав плечами, Леонид направился в село.

– Истерика… – проговорил Андронов, когда Леонид отошел на почтительное расстояние. – Он совсем раскис. А ведь по началу как держался! Вести следствие при нем трудно. И у нас есть повод послать его в тайгу. Нам нужно выяснить два обстоятельства: где находится или где появится Кочетов, продавец из леспромхоза, и не встречали ли ботанички Дзюбу. По этому надо побывать у них, а Леонида взять проводником. Проводником – и только. Он не должен ни в коем случае получить каких-либо сведений. Ни в коем случае!

– Понятно, – сказал Свечин.

– Говоря откровенно, – задумчиво произнес Андронов, – когда с Леонидом приключилась истерика, я подумал, что это неспроста. Теперь, чтобы успокоиться, он хочет на время уйти из Спаса в тайгу. Но только ли для этого?…

– Виктор Федорович, – сказал Свечин. – Может, эти «переживания» и нужны ему для мотивировки отъезда? Мне кажется, не ради одной охоты явился Леонид в Спас именно сейчас, когда идет корневка. Возможно, у него был сговор с отцом?

– Это и я хотел бы знать. Пока нет никаких доказательств, что найденный Дзюбой крупный корень женьшеня в Спасе или в городе. Женьшень спрятан где-то в тайге. Но его надо высушить или законсервировать в водке. Такой корень во фляжку

не сунешь, на солнышке не провялишь. Разрезанный на части, он потеряет в глазах знатоков до девяноста процентов стоимости. Оставить его в тайге в сыром, как говорится, виде нельзя. Испортится.

– Виктор Федорович… Вы в чем-то подозреваете Леонида?

– Если бы я сказал «нет», я бы солгал. Он может знать, где находится корень. Но не говорит, так как боится, что бригадники отца потребуют доли. А Леонид тоже «гроши» очень уважает.

– Интересно… Что ж, от меня он, естественно, ничего нового для себя не узнает. Но ботанички…

– Строго предупредите, если будет особая необходимость. Кстати, прибор ночного видения при вас?

– У меня и магнитофон есть. Свой, самодельный.

– Записывали беседы?

– С Ангирчи.

– Оставьте мне эту пленку. Если ботанички не станут возражать, то и их сообщения запишите. С Леонидом будьте осторожны. Не давайте ему понять, будто мы догадываемся о возможных причинах его страсти к перемене мест.

– Постараюсь, Виктор Федорович.

– Не тяжело в тайге? У вас едва не пуд аппаратуры.

– Откуда – пуд? Все портативное: рация, магнитофон, прибор, фотоаппарат. Самое необходимое. А своя ноша не тянет.

– Держите со мной связь. Когда понадобится – вышлем вертолет. С Телегиным побеседовали?

– Нет… А задержал я его потому, что он единственный, кто мог сообщить нам о происшедшем у Лысой сопки. Ведь там рядом с настороженным самострелом найден его нож.

– Что ж, резонно. Пройдем в кабинет Самсона Ивановича, там с Телегиным и потолкуем.

В комнате участкового инспектора, как всегда хорошо прибранной, у стола сидел Телегин.

Кузьма лишь теперь по-настоящему смог разглядеть метеоролога – нестарого, сутулого, на вид усталого человека.

После первых вопросов, которые задал Андронов, метеоролог странно выпрямился на стуле.

«Неестественная, нарочитая поза…» – отметил Свечин.

– Скажите, каким образом ваш нож оказался около самострела?

– Не знаю, понятия не имею. Я очень уважаю Самсона Ивановича.

– Не отдавали ли вы свой нож?

«Да это просто подсказка!» – Свечин удивился неудачному, как ему показалось, вопросу Андронова.

– Отдал, – кивнул Телегин.

– Реликвию… Единственную память об отце? Кому вы отдали нож?

– Ангирчи.

– Ангирчи? – переспросил Андронов.

Телегин кивнул.

– Когда?

– Весной. Нет, в конце мая.

– И тогда вы шли мимо Радужного? Открывали банку консервов?

Телегин оторопело посмотрел на инспектора.

– Точно…

– А три недели назад?

– Я не был у Радужного. Ведь табор Ангирчи находится на левом берегу.

– Значит, вторую банку…

– Я завтракал у Радужного на обратном пути от Ангирчи. Летом, в июне. Открыл банку простым охотничьим ножом. Вот этим. – И Телегин положил на стол нож, какой можно купить в любом магазине.

– Вы продали свой нож? Или подарили?

– М-м… можно сказать, продал.

– Продали или обменяли? – настойчиво спросил Андронов.

– Обменял.

– На что?

– На корень. На женьшень.

– Большой?

Телегин замешкался, несколько угловато повернулся на стуле, ударился коленями об стол. Потом, словно догадавшись о чем-то, показал на средний палец андроновской руки:

– Вот такой.

– Вы знаете, сколько стоит подобный корень?

– Дорого…

Кузьме очень захотелось спросить: «Не продал ли Телегин в таком случае свой нож вместе с памятью об отце-танкисте?» – но сдержался,

– Вы ведь обманули Ангирчи. Корень стоит намного дороже ножа.

– Ангирчи сказал: «Бери, дарю». Подаркам-то совсем не обязательно быть равноценными… – несколько обиделся Телегин.

– Куда вы пошли потом, после встречи с Ангирчи? Ведь на метеостанцию вы вернулись позавчера, через три недели после встречи со стариком.

– Ходил к ботаникам, – ответил Телегин.

– Ходили к ботаникам?! – Свечин не сдержал недоуменного восклицания.

– Минуточку, минуточку! – прервал его Андронов. – Где вы виделись с Ангирчи? Когда?

Телегин ответил, что спустился к Ангирчи от метеостанции, и точно назвал день.

Свечин быстро достал блокнот.

«Получается, – прикинул Кузьма, – что он вышел за два дня до того, как у Радужного был убит и, видимо, ограблен Дзюба. Если Телегин не спешил, он не мог; никак не мог дойти до Радужного, а потом, совершив преступление, добраться пешком до Ангирчи. Да и зачем? Для алиби? Берега убдоль уреза воды непроходимы. Сам видел. Остается один путь – по сопкам. Ангирчи видел Дзюбу пятнадцатого…»

Вопрос, который задал Андронов, был как бы продолжением мыслей Свечина:

– От кого вы узнали о месте лагеря ботаников?

– Ангирчи сказал. Они за два дня до меня поднимались выше по реке. Останавливались у Ангирчи. Чаевали.

«Так, – продолжал рассуждать Свечин. – Ангирчи видел Дзюбу пятнадцатого. Девятнадцатого к удэгейцу пришел Телегин, а за два дня до этого – ботанички. Значит, семнадцатого…

Но Ангирчи ничего не рассказывал! Хотя… Разве не мог он перекинуться несколькими фразами с Самсоном Ивановичем, пока они шли к костру, а я удил рыбу? К тому же о том, что ботанички и Телегин были у Радужного, мы знали. Просто не знали дня!»

– И еще, – продолжил Андронов, – зачем вы ходили к ботаничкам? Ведь путь неблизкий – десять дней. Может быть, хотели проверить – настоящий корень дал вам Ангирчи или обманул?

– Нет! – запротестовал Телегин. – Ангирчи не обманет! Я не сомневался, что корень настоящий. А нож… Ангирчи сказал, что хотел вернуть его. И отдал Дзюбе для передачи мне, но я не встретил Петра Тарасовича.

– Минуточку, минуточку! Дзюба же останавливался у Ангирчи.

– Да, когда шел на корневку. Он-то и рассказал Ангирчи о том, что это за нож. То есть почему он мне дорог. И Ангирчи решил его вернуть через Дзюбу.

– Никак не вяжется. Ведь вы должны были встретиться с Ангирчи?

– Да, – согласно кивнул Телегин. – Но Дзюба обещал занести нож. Он предполагал корневать неподалеку от метеостанции. А корень мне Ангирчи и так обещал дать. В подарок.

– Обещал занести, а вместо того… Что вместо?… Оставил у настороженного самострела? Черт знает что!.. – скорее не проговорил, а подумал вслух Виктор Федорович.

– Подождите, товарищи! – вдруг воскликнул Свечин. – Так Дзюба… – и замолчал, с трудом пересилив себя: «Телегин и мог рассчитывать, что своими ответами вызовет именно такое впечатление. Ведь на сопке и около нее были трое: Дзюба, Телегин и Ангирчи! Только трое! Важно понять, кто и на кого мог насторожить самострел… Самострел, как утверждал Самсон Иванович, принадлежит Ангирчи. Нож – Телегину… Но телегинский нож находился в то время у Дзюбы. Так утверждает

метеоролог. Не верится, что Ангирчи, оставив лодку в распадке у реки, пошел настораживать самострел. Однако почему он после разговора с нами вдруг отправляется в Черемшаный? Чем объяснить это «вдруг»?!»

– А вы, товарищ Телегин, на обратном пути от ботаников виделись с Ангирчи? Ведь вы проходили там… пять дней назад.

– Сам удивлен. Не встретил. Он мне тропку кратчайшую показал. Говорил, что будет ждать охоты на реву. Пришел я на его стоянку, а там пусто. В хибарке – хоть шаром покати.

– Хм… – неопределенно заметил Андронов. – Как вы думаете, что же могло случиться с таким обязательным человеком?

– Понятия не имею! – Телегин пожал сутулыми плечами.

– И все-таки, зачем вы ходили к ботаникам?

– Как зачем? Об элеутерококке узнать. Есть такой куст в тайге. Его еще нетронником, чертовым кустом, зовут. И даже диким перцем. Этот вот нетронник исследовали ученые и считают, что он действует на человека так же, как женьшень. Наталья Самсоновна, дочь Протопопова, сказала: помогает организму бороться со всякими болезнями. А в тайге этого нетронника – пруд пруди, – радостно закончил Телегин.

С самого раннего утра летали они над тайгой вдоль реки, пытаясь найти Ангирчи. Но старик удэгеец, который одиноко жил на берегу, как сквозь землю провалился. Он, и только он, мог бы ответить почти на все вопросы, возникшие в ходе расследования.

Вернувшись в село, они собрались в кабинете Протопопова. Андронов, хмуря густые брови, сидел на лавке у открытого окна, а Свечин, чтобы скрыть заплаты на своей еще недавно новехонькой форме, поместился поближе к столу следователя районной прокуратуры.

– Ну вот, – не поднимаясь со стула, начал Твердоступ. – Теперь можно подвести некоторые итоги… Начнем с вас, Кузьма Семенович.

– Сегодня мы получили из крайцентра данные экспертизы, – заговорил Свечин. – Нож, «шварцмессер», самострел и стрела чисты, как стеклышко. Очень заботливо протерты. Лубянка для женьшеня-гиганта вырезана «шварцмессером»… И нужно точно установить, у кого был в то время нож. Его перебил Андронов, посоветовал:

– Кузьма, вы по порядку. С самого начала.

– Сначала мы встретились с Ангирчи. Запись разговора с ним вы слышали. Последняя фраза настораживает: «Надо пойти посмотреть…» Тогда мы не обратили на нее внимания. Считали, что он имеет в виду нас. После разговора со стариком мы отправились к корневщикам. Те напрочь отрицали, что нашли нечто необыкновенное. И вообще считали, что корневка не удалась, а Дзюба покинул лагерь по болезни. Однако они видели дым костра на Лысой сопке и почему-то решили, что там Дзюба. Но мы, когда добрались до ямы от выкопанного корня, точно установили: костра Дзюба не жег. Дзюба…

– Не сбивайтесь, не сбивайтесь, Кузьма Семенович. Излагай те в хронологическом порядке, пожалуйста. И не волнуйтесь, – заметил Твердоступ.

– После встречи с корневщиками мы спустились на их лодке до Черемшаного распадка. По нему двинулись к Лысой сопке. Самсон Иванович шел впереди. И тут из кустов и вылетела стрела, которая ранила участкового. Будь Протопопов чуть пониже ростом, она угодила бы ему в шею или в голову…

По тому, как одобрительно кивнул Твердоступ, Кузьма понял, что ненароком он высказал очень интересную мысль. Из тех, кто побывал на сопке, ниже всех ростом был Ангирчи.

– Нам необходимо найти старика. Без него для нас многое останется неясным. И конечно, побывать у ботаников…

Кузьме и поручили отработку версии, что корень-гигант вырыл Дзюба и он же насторожил самострел. Андронову предстояло отыскать Кочетова, того самого продавца из леспромхозовского магазина, который охотился на кордоне Лиственничном, а потом, как говорят, подался к Радужному.

К табору ботаников на берегу ручья Тигрового вертолет доставил Свечина и Леонида уже перед заходом солнца. Они запалили костер, поставили варить кашу, подвесили над огнем чайник. Потом нарубили сосновых веток и прилегли у огня.

– И зачем нам нужны эти ботаники? – раздраженно произнес Леонид. – Разгадку, кто моего батю под осыпь загнал, они в своих папках для гербария не принесут. А вот Ангирчи – крепкий орешек. Самострелом охотники уж сколько лет не пользуются. Он только у Ангирчи и сохранился.

– Тебе виднее… – Кузьма пожал плечами.

– С Ангирчи этот Телегин и мог сговориться, – подался к Свечину Леонид.

– Для чего?

– «Для чего, для чего»!..

– Смотри – гости! – раздался женский голос. – Я же говорила!..

Кузьма поднялся навстречу хозяйкам. В ватниках, одинакового роста, одна в юбке армейского образца, другая в джинсах, ботанички были и некрасивы к тому же. Как бы желая пресечь обычные вежливые вопросы о здравии домочадцев, Леонид сказал:

– Я – проводник. У товарища Свечина к вам дело.

– Дело? – удивилась младшая. – Вот интересно! Вы знаете, с какого времени мы в тайге? Едва не полтора месяца.

– Иди, Наташа, умойся, – негромко проговорила старшая.

Она присела на валежину у костра, закурила, глубоко и со вкусом затянулась.

Только сейчас Кузьма, хоть ему и самому себе было стыдно в этом признаться, осознал, что младшая ботаничка, в джинсах, – дочь Самсона Ивановича! И ему, Свечину, придется сказать ей о несчастье, которое случилось с ее отцом!

– Наташа, – продолжила старшая, – в зеркало на себя посмотри. Я еще у реки говорила тебе: умойся. А ты: «Потом, потом».

Выхватив из внутреннего кармана ватника зеркальце, девушка всплеснула руками и, продолжая что-то бормотать, быстро пошла вниз, к воде.

Провожая ее взглядом, Свечин про себя, отметил, что Леонид с появлением ботаничек как-то стушевался, а Наташа с самого начала подчеркнуто не замечала молодого Дзюбу.

«А ведь они из одного села…» – подумал Свечин.

– Первое время, – сказала Полина Евгеньевна, – Наташа прямо-таки не могла нарадоваться всему, что встречала в тайге. Стоило нам остановиться, она тут же шла бродить. Думала, сейчас же найдет нечто сверхинтересное. Может, даже увековечит свое имя в науке, обнаружив какой-нибудь если и не вид, то разновидность растения, неизвестного миру. Она хоть и местная, но здесь не бывала. Сюда лишь кондовые таежники добираются.

От палатки к костру направлялась Наташа, и Свечин с тоской подумал, что обе женщины заговорят его до озлобления. Кузьме при словоохотливости ботаничек не хватило бы и километра пленки, а у него осталась всего одна кассета. Подняв глаза на Протопопову, Кузьма не узнал ее. Она оказалась очень красивой: большеглазая, с высоким лбом и волной медных волос.

«Неужели расческа, губная помада и пудра способны сделать такое чудо?» – подумал Свечин и сказал несколько робко:

– Мне нужно поговорить с вами…

Полина Евгеньевна поднялась:

– Леонид, пойдем нарубим еще лапнику, пока светло.

Когда они ушли, Наташа, сразу посерьезневшая, неожиданно спросила:

– Что случилось с отцом?

– С… с Самсоном Ивановичем?

– Говорите прямо.

Не ожидавший такого поворота, Кузьма опустил взгляд:

– Мы с ним вместе шли…

– Что случилось?

– Ранен в руку… Из самострела… Но сейчас ему легче.

– Сердце – вещун… Как вас с Леонидом увидела, так и подумала: что-то стряслось с отцом. Мы с мамой всегда очень беспокоимся, когда он уходит в тайгу. Даже теперь… А ведь прошло пятнадцать лет, как его едва не убили в перестрелке браконьеры… – И встрепенулась: – Вы спрашивайте… Спрашивайте. Ведь вы по делу приехали.

Подняв глаза, Кузьма увидел непроницаемое лицо девушки, очень похожей в эту минуту на Самсона Ивановича.

«Никак не мог предполагать, что она так мужественно, совсем по-мужски примет тяжелую весть. Отцовский характер!»– подумал Свечин.

– Спрашивайте.

– Вы не будете возражать, если я запишу наш разговор на магнитофон?

– Пожалуйста.

– В первых числах вы были у Радужного?

– Мы ушли оттуда семнадцатого, утром. Находились… Собственно, переночевали.

«Так, – прикинул Свечин. – Они пришли, когда Дзюба уже был мертв». И спросил:

– По дороге вы никого не встречали?

– Нет. На реке ниже водопада много проток. Можно разминуться.

– А после?

– Тем более. Правда, завернули к Ангирчи. Потом сюда к нам приходил Телегин. Пробыл два дня. Он очень интересовался нашей работой.

– А у самого Радужного вы не приметили ничего необычного?

– Необычного?… Нет. А что считать необычным? Для меня – я впервые была там – все необычное. Водопад. Грива белой пены и радуга над ним. Розовые скалы, прекрасные и дряхлые. Удивительные. Согласитесь: все это – необычное.

– Да… – протянул Кузьма. – Но, может быть, какая-то деталь…

– Нет. Хотя… Когда мы подошли к волоку, то там, в кустах перед водопадом, увидели кепку. Старую. Нет. Дождем прибитую. На нее уже упало несколько листьев.

– Давайте нарисуем план. Где она лежала?

– Пожалуйста.

На то время, пока Наташа рисовала в блокноте схему, Свечин выключил магнитофон. Потом беседа возобновилась.

– Отец действительно выздоравливает?

– Да. Он у вас сильный, смелый… отличный человек.

– А не секрет, что произошло?

– В скалах у Радужного погиб Дзюба.

– Погиб? А когда ранили отца?

– Большего я вам сказать не могу.

– Значит, Леонид поэтому не уехал в город на работу?

– А вы почему задерживаетесь?

– Для нас важен именно сентябрь. Тема такая. Мне разрешили задержаться.

– Вы, Наташа, хорошо знаете Леонида?

– Когда-то дружили…

– Поссорились?

– Нет. Компании разные.

– Как это?

– Так… Поехал он в город учиться, а больше лоботрясничал. Вырвался из-под опеки отца и загулял. Потом бросил учебу. «Шоферю», – говорит.

– Чье-то влияние, видимо.

– Ах уж это влияние!.. Как все просто – влияние. Слабая душа… Не верю я в слабые души, которые поддаются влиянию. Леонид не телок. Нужна, по-моему, одинаковая сила воли, чтоб поддаться дурному влиянию или хорошему. «Ах, идти по хорошему пути трудно – будни, одно и то же!» Ведь говорят так? Говорят. А что – «будни»? Что – «одно и то же»? Мне, например, интересно узнавать новое. И я каждый день узнаю. В науке. Просто в прочитанной книге. В фильме. Что может быть разнообразнее? Шалопайство? Гулянки? Вот уж где все абсолютно одно и то же!

– Вы так говорите…

– Как будто видела? Знаю? Да. Мне хватило двух недель. Это произошло два года назад. Деньги у Леонида появились. Говорил, отец дает. И тут же у него дружки завелись. Две недели посмотрела я на эту «разнообразную» жизнь. Так можно жить, если ничего не любишь, даже себя.

– Эге-гей! – послышался из-за кустов голос Леонида.

Кузьме жаль было прерывать разговор с дочерью Самсона

Ивановича, но еще нужно было поговорить с Полиной Евгеньевной.

– Ждем! – крикнул Свечин и добавил, обратившись к Наташе: – О нашем разговоре не надо никому рассказывать. И если что вспомните, то скажите потом.

– Конечно.

Выйдя к свету, Полина Евгеньевна и Леонид бросили у костра лапник. Наташа поднялась и ушла в палатку.

– Теперь я один прогуляюсь, – постарался бодро сказать Леонид.

Запись беседы с Полиной Евгеньевной инспектор начал с вопроса, не заметила ли она у Радужного чего-нибудь необычного, не присущего этому месту.

– Вроде бы нет.

– «Вроде бы»?… Или нет?

– Нет. Конечно, нет.

Ничего нового из беседы с Полиной Евгеньевной инспектор не узнал. Но, заканчивая разговор с нею, Кузьма не мог отделаться от ощущения, что она не то что умалчивает о чем-то, а просто еще не решила, действительно ли та деталь, которую она припомнила, заслуживает внимания.

Ночью Кузьма, спавший, как и Леонид, у костра, проснулся оттого, что его теребили за плечо. Спросонья он не сразу понял, что его будит Полина Евгеньевна.

– В чем дело? – Он машинально достал папиросу, закурил.

– Скажите, товарищ Свечин…, Дзюба случайно не отравился?

– ЧTO? – Кузьма поперхнулся дымом и надолго закашлялся.

Леонид проснулся, посмотрел на них настороженно.

– Отойдем, – сказал Свечин, Поднялся, прихватил магнитофон.

Они отошли подальше от костра и остановились у ствола какого-то дерева.

– Почему вы так решили, Полина Евгеньевна? Откуда это вам известно? – сипло спросил Кузьма.

– Я до сих пор сомневаюсь: не ошибка ли мое предположение?

Попробовав затянуться, Свечин вновь закашлялся и отбросил папироску:

– Выскажите ваши предположения. Там подумаем, ошибка или нет.

– Я не могу ручаться на все сто процентов. Поэтому отнеситесь к тому, что я скажу, очень осторожно.

– Хорошо, хорошо… Так что вы хотите сказать? – поторопил ее Свечин.

– Там, у Радужного… Когда Наташа пошла за вещами, я осталась одна на пятачке, окруженном скалами. Я люблю смотреть на водопады. Так засматриваюсь, что у меня голова начинает кружиться.

– Хорошо, хорошо, – снова поторопил ее Кузьма.

– Да… Вот я и пошла к водопаду… И тут неподалеку от обрыва увидела бутылку. Вернее, склянку. Знаете, в таких хранят уксусную эссенцию. Ее специально в таких бутылках выпускают – трехгранных, чтоб не спутать. А знаете, как пресное в тайге надоедает? Соль да черемша вместо лука. И то не всегда ее найдешь. А склянка эта наполовину заполнена.

«Эх, – думаю, – дурак, бросил. Возьму-ка ее на всякий случай».

– Да-да…

– Бутылка была заткнута. Я по привычке на свет поглядела. Жидкость по цвету показалась странной. Открыла я склянкy, палец смочила чуть-чуть – и на язык. Не эссенция. Запах петрушки. Ну, в общем, разобралась. В склянке из-под уксусной эссенции – сок веха. Яд.

– Вех? Что за вех?

– Цикута.

– Цикута?

– Да-да, та самая цикута, которой отравили Сократа, приговорив его к смерти. Та самая. Еще вех зовут мутником. У тех, кто его съест, мутится сознание. Или «гориголова» – при отравлении горит голова. А еще – водяной бешеницей называют. Пострадавшие становятся очень беспокойными, как бы с ума сходят.

– Что вы сделали с бутылкой? – совсем негромко спросил Кузьма.

– Выбросила. Выбросила в водопад.