Текст книги "Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Михаил Черненок

Соавторы: Георгий Северский,Николай Коротеев,Анатолий Ромов,Федор Шахмагонов,Эдуард Ростовцев,Гунар Цирулис,Владимир Туболев,Гасан Сеидбейли,Рашит Халилуллин,Николай Пахомов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 123 (всего у книги 195 страниц)

11

Целую вечность командир сидит неподвижно, глядя в пустоту перед собой пустым же, ничего не видящим взглядом. Затем спрашивает ничего не выражающим голосом:

– Зачем же вы связали моих ребят?

Его страж неохотно разъясняет:

– Когда они потребуются, их пригласят. Им ничего плохого не сделают. Их даже накормят.

– Да, я уверен, что сейчас у них аппетит разыгрался.

Аслан морщится.

– Мы не можем рисковать.

– Конечно. И вы уверены, что я смогу вести самолет без штурмана, бортмеханика и второго пилота?

– Любой командир это может сделать.

– Вы задаете мне все больше задачек. Не боитесь переборщить?

– Командир, давайте не будет угрожать друг другу. И вы, и я отлично понимаем, на что мы способны. Можете поверить, что держать вас под дулом пистолета радости мало. Даже меньше, чем вам находиться под ним.

– Ваша деликатность делает вам честь.

– Я предпочел бы иметь вас если не другом, то хотя бы не врагом.

– Ваши методы завоевывать дружбу впечатляют.

– Когда мы добьемся независимости и у нас отпадет необходимость прибегать к таким методам, я устрою пир горой. Заранее приглашаю вас на него, командир. Вы убедитесь, что у нас есть и другие методы.

Останин молчит.

– Принимаете приглашение, Николай Васильевич?

Вот как близко мы знакомы. Когда успели?

– Нет.

– Почему?

– Даже царский пир мне штурмана не вернет.

– Будьте справедливы, командир. В его гибели и ваша немалая доля вины. Пусть даже и невольная. Но и мы ведь не вольны.

– Чего вы от меня добиваетесь?

Аслан поворачивает голову к двери.

– Идрис! Карту!

Почти мгновенно на пороге возникает Идрис – самый младший, почти мальчишка. Он протягивает Аслану аккуратно сложенный пакет. Тот передает его командиру.

– Вот маршрут, по которому мы должны пройти.

Командир разрывает пакет. Так. И карта у них подготовлена. Прямая линия от Уральска до Гудермеса.

Аслан протягивает ему еще один листок. Мелкомасштабная карта, стометровка. Район Гудермеса. Красным квадратом очерчен участок с проходящим по нему шоссе.

Вот место, куда мы должны долететь.

Командир внимательно рассматривает карту. Аслан протягивает третий листок – схему.

– Вот кроки местности, где мы должны сесть.

Прямая дорога, примерно пять-шесть километров длиной. Начинается от разрушенного одинокого дома, расположенного справа. Ориентир характерный – одна-единственная стена. Даже прилично нарисована: один оконный проем цел, второй срезан наискосок. Почти посредине участка находится идеально круглый водоем и вокруг него – пирамидальные тополя. Конец шоссе круто, почти под прямым углом, сворачивает на север.

– И вы уверены, что я это найду?

– Да.

– Без штурмана?!

– Командир, вы долго летали на съемке. Значит, умеете хорошо ориентироваться на малых высотах. И значит, при желании это для вас не составит большого труда.

Останин решает больше ничему не удивляться.

– Уважаемый Аслан, на малых высотах я летал на самолете Ан-2. А между Ан-2 и Ан-26, как выражаются одесситы, две большие разницы.

– Но если вы постараетесь, вы это сделаете.

Да уж.

– Я похож на Бога?

– Командир, не надо меня проверять. Ладно? До такой степени я осведомлен.

– Ваша уверенность…

– … делает вам честь.

Командир секунду смотрит на него молча, потом говорит:

– Сомневаюсь. Ни на чем не основана, так точнее.

– Это неважно. Включите автопилот. Наденьте наушники. Слушайте, но не отвечайте. Внутренняя связь в вашем распоряжении. Если вас уж чересчур допекло, можете власть поматериться, я стерплю.

– Я тоже.

И он пристраивает наушники на голову.

Останин включает автопилот. По барабанным перепонкам ударяет голос диспетчера:

– Атлантида-контроль – 26678! Почему изменили курс? Отвечайте! 26678! Ответьте. Ваш прямой – сорок восемь градусов, удаление семьдесят. Почему возвращаетесь?

– Определитесь, где мы находимся, – приказывает Аслан командиру.

– Мне нужны штурманские принадлежности. Портфель, транспортир, навигационная линейка, карандаш.

– Идрис, подай, – не оборачиваясь, бросает тот пареньку, все еще стоящему в ожидании за его спиной. Портфель и все остальное появляется на коленях у пилота чуть ли не одновременно с распоряжением Аслана. Проворный паренек. Командир опускает портфель на пол кабины слева от себя, пристраивает планшет на штурвале, кладет на него карту, на нее – транспортир, ставит на карте точку и проводит до нее прямую от аэродрома. Затем откладывает расстояние и показывает Аслану.

– Как мы пройдем Уральск?

– Километрах в тридцати восточнее.

Тот кивает.

– Хорошо. Минуем – выходите на маршрут.

А наушники по-прежнему зовут:

– 26678, ответьте! 26678, ваши действия? Ваш маршрут? 26678…

– Аслан, вы раньше имели какое-то отношение к авиации? – спрашивает командир. – Я, конечно, имею в виду не такие прискорбные случаи, как этот…

– Можно сказать и так.

Пустышка. Что ж. Это я в любом случае выясню.

– Откуда вы так хорошо знаете русский?

– Долго жил в России.

– Где?

– В Москве. Родители там жили. Ну, чтоб вам не задавать лишних вопросов: окончил университет, работал в министерстве, экономист. С удовольствием занимался бы своим делом, но бойцы сейчас нужнее. В армии был десантником.

Десантник. Худо. С десантником-профессионалом иметь дело в его положении не намного приятнее, чем с пилотом-профессионалом. Скорее, наоборот. Но хоть это прояснилось. А с пистолетиком ты не расстаешься. Держишь на взводе. Дружеская беседа кошки с мышкой. Такой миленький задушевный разговорчик.

Вообще-то, он это знал и раньше. Не опасность страшна. Ожидание опасности выводит человека из себя и влияет угнетающе. А когда видишь ее и знаешь, в чем она заключается, начинаешь думать и действовать. Сейчас он думает холодно и спокойно. Почти спокойно.

Он не желает, чтобы на борту его судна кто-то командовал им. Во имя каких бы соображений и целей это ни делалось. Он отвечает за экипаж и за самолет. Может, эта задачка и поскромнее, чем отвечать за свободу и независимость, но ему не нравится, когда в борьбу за эту независимость его суют силком.

Штурман убит. Второй и бортмеханик связаны. У самого руки прикованы к штурвалу, а ноги к педалям. Ну, сейчас не прикованы, машину ведет автопилот, но от этого не легче. Он один, против него трое вооруженных и хорошо натасканных в своем деле профессионалов. Было у них время поднатореть. Помощи ему ждать неоткуда. Но ведь и он не подарок. Пускай он не владеет приемами самбо-ямбо, каратэ и фуетэ, но ведь Бог силушкой не обидел. И не он ворвался в чужой и поэтому все-таки пугающий дом, а к нему вломились. Он в своей тарелке и в своем праве. Кое на что неожиданное и непредвиденное и он способен.

И все-таки, все-таки. Не ниндзя и не супермен. Нормальный человек, попавший в идиотское положение.

Будь он в машине один, может, он и не стал бы так уж протестовать против этой незапланированной прогулки. Но что, если после приземления этим ребяткам взбредет на ум почесать руки и пустить в расход всех остальных? В охотку они уже вошли. И никакие их обещания и успокоения гроша ломаного не стоят. Даже если эти вполне искренни, могут найтись другие, менее покладистые.

Те, кто устраивает заварушки, как бы они ни назывались: революции, контрреволюции, освободительные войны или борьба с национализмом и сепаратизмом – никогда не спешат подставлять свои лбы под пули. Расхлебывать приходится таким, как ты да вот эти ребятки.

Плевать мне на ребяток. Моя задача – избежать пули самому и выручить экипаж. Все остальное пусть хоть в тартарары летит. Тебя не спросили, желаешь ли ты во всем этом участвовать или нет, так пусть и не рассчитывают ни на твою благодарность, ни на твою совесть.

Это не твоя война.

Ты должен все переиначить.

Так что же ты сидишь и раздумываешь? Отчего медлишь? Вставай, перевяжи их, к чертовой матери, и дело с концом. Это ведь совсем не сложно. А потом вези их хоть в Чечню, хоть в Уральск на расстрел.

Расстрел-то тут при чем?

При том.

Все же сволочное дело. В чужом пиру похмелье.

Заткнись. Вязальщик! У самого в пузе ствол торчит, а туда же…

Если для того, чтобы спастись нам, потребуется убить их, я это сделаю. Все.

Вот только бодливой корове Бог рогов не дает.

Дает, дает. Тот, чьи планы и намерения известны, всегда проигрывает. Не спеши. Думай. Жди. Время у тебя есть. И уже сквозь смуту что-то брезжит.

– Атлантида-контроль – борт 26678. Ваш обратный триста пятьдесят, удаление девяносто. Если слышите, сообщите, почему изменили курс. Сообщите маршрут. Борт 26678…

– Покажите, – говорит Аслан.

Командир ставит точку на карте. Она почти рядом с не им проложенным маршрутом.

– После выхода на линию пути смените курс.

– Понял.

Ровный гул двигателей. Он словно прилип к обшивке самолета, они стремительно уносятся в ночную неизвестную даль, на юг. Под ними иногда мелькают редкие огоньки. И при всем неуважении к земле командир сейчас им завидует. Завидует тем людям, которые в уюте этих огоньков читают книги, смотрят телевизор или пишут письма друзьям. Или страдают бессонницей. Но им не приходится решать такие головоломки, какими занят он. Им не нужно искать выход из безвыходного положения. Счастливчики. И никто из них даже не подозревает, что там творится над ними, в бесконечном небе. И никто пальцем не шевельнет, чтобы ему помочь.

Несущиеся с бешеной скоростью навстречу самолету звезды неподвижны. Но и в своей скорости, и в своей неподвижности они знают свой путь. А вот он заблудился. Или его заплутали, да так, что и просвета никакого.

Кедров обо всем этом знал? Не мог не знать. И заранее вычеркнул их из списка?

А какая роль отведена их полонителям, если и они всем происходящим поставлены в тупик?

Да какое тебе до этого дело, с раздражением думает командир, протягивая руку к автопилоту и чуть доворачивая машину. Почему ты снова и снова возвращаешься к одному и тому же? Какая связь между тобой и теми, кто на тебя напал, кроме единственной – избавиться от них любым способом и при возможности отплатить той же монетой, какой тебе уплачено? Что, если ты поймешь, какие во всей этой неразберихе играют роли Кедров, заказчики, твои вертухаи и ты сам, так это поможет тебе освободить себя и экипаж? Не связывай одной веревочкой несвязуемое. Думай только о своих проблемах. Задачка проста – убить убийц.

Решение чуть сложновато.

12

Сколько раз за свою жизнь поднимался Останин в ночное небо и, как одинокий странник, обходил свои необъятные владения от Полярной звезды почти до Южного Креста! Как пастух, пересчитывающий свое стадо, или часовых дел мастер, проводящий смотр после хорошо выполненной работы, он всякий раз убеждался, что все в его хозяйстве как следует отлажено, находится на своих местах, ничего не пропало и действует в согласии с предписанными законами.

В хозяйстве и сейчас идеальный порядок. Мерцающая россыпь звезд, как ей и положено, поддерживает и баюкает свою младшую и потому особенно оберегаемую сестренку Землю, вставший в полнеба месяц подсвечивает ей дорогу, сама Земля понемногу укутывается невесомым, почти прозрачным флером слоистых облаков, который по мере ночного похолодания становится все плотнее. А потом взойдет солнце и, как обычно, примется за свою изначальную неустанную работу – освещать, греть, растить…

И все же механизм лишь внешне, лишь издали кажется исправным и хорошо отлаженным. В нем завелась червоточина.

Человек развил в себе величайший дар общения, приспособил под средства коммуникации письмо, телеграф, телефон, лазерную технику, поезда, самолеты; казалось бы, чем дальше, тем больше он должен быть связан с себе подобными нерасторжимыми узами взаимопонимания, но чем развитее становится речь, чем совершеннее связь, тем в большем одиночестве он оказывается среди себе подобных. Непонимание становится всеобщим, тотальным, необратимым не только между народами, государствами, людьми – каждый отдельный человек сам себя понимает все меньше и меньше. Как бы ни убеждали в обратном философы, психологи, социологи, несокрушимыми рядами выстраивая свои неопровержимые теории, истина все-таки состоит в этом.

Уж не потому ли так происходит, что человек изначально повел себя в своем крохотном – а он ох какой крохотный, уж Останину ли в этом было не убедиться – домике, как слон в посудной лавке, совершенно не заботясь ни о лавке, ни о самом себе, и природа в конце концов инстинктивно встала на свою защиту и решила руками самого же человека избавиться от человека? По тому самому принципу, по которому если Бог решает кого-то погубить, то он прежде всего лишает его разума? А ведь для этого не обязательно избавлять от рассудка: чтоб агония не затягивалась и он не погубил все окончательно, достаточно ускорить процесс. Всего лишь, поскольку ему так уж невтерпеж, дать преждевременные знания.

Трагедия людей знающих извечно состоит в том, что они и в окружающих предполагают ум, но их знания всегда применяют хитрозадые дураки по-дурацки. Исключения здесь крайне редки. Так, может, это и не трагедия вовсе, а вполне самоорганизующийся природный механизм, ничем не отличающийся от таких процессов, как кристаллизация, сублимация, реакция замещения или вытеснения? И он, Останин, пылинка, попавшая в эту вселенскую катастрофу уже под занавес, чтобы превратиться в отработанный продукт, как разлагается и превращается ненужный хлам в первоначальные частицы, тем не менее, пытается шебуршиться?

Какое тебе дело до вселенских катастроф?

Такое, что с ума сойти, если задуматься о не вселенских. Вселенские – статистика, свои – простреленная или поджаренная шкура. А это, знаешь ли, болезненные штуки. И ум, и шкура протестуют, они не хотят об этом ничего знать.

Уфа вползает слева на экран локатора V-образным светлым пятнышком, как крылья бабочки-капустницы. И медленно ползет по зеленоватому кочану, совершенно не считаясь с тем, что самолет в это время проносится в небе мимо нее со скоростью, превышающей треть звуковой. Впрочем, земля всегда безнадежно отстает от событий, происходящих в воздухе.

Командир поднимает руку и переключает радиостанцию на позывные Уфы. И слышит голос Балабана:

– 426544 – Уфа-контроль, пять четыреста, пролет точки, выхожу из зоны через двадцать минут.

– 42544, следуйте пять четыреста, траверз Бавлы доложить. – И через секунду: – У вас есть связь с бортом 26678?

– Пять четыреста, траверз доложу. Нет.

– Попробуйте с ним связаться.

Балабан зовет:

– 26678, ответьте борту 42544!

Командир косится на Аслана, тот отрицательно качает головой. Командир отворачивается и снова застывает неподвижно, глядя немигающим взглядом на звезды прямо перед собой.

– 26678…

Эх, Слава. Ответил бы. И единичку убавил бы, и поболтали бы мы минутку о твоем дне рождения или о том, как оттрепать штурману уши…

– Не отвечает. Уфа-контроль, а что с бортом?

– Он идет в южном направлении следом за вами, на вызовы не отвечает.

– Что-о?!

– Конец связи. До выхода.

– До выхода, – медленно произносит он, и в его голосе слышится недоуменная растерянность. – До выхода, – повторяет он машинально.

– Вы вышли на линию пути? – спрашивает командира Аслан.

– Не знаю.

– То есть, как не знаете?

– Настройка и управление компасами, локатором, пеленгатором расположены на приборной доске штурмана, – скучно сообщает командир. – Я со своего места настроить их не могу, а без этого определить, где мы находимся, невозможно. Развяжите второго пилота и разрешите ему занять место штурмана.

Аслан думает. Потом говорит:

– Нет. Сходите и настройте сами.

Командира так и подмывает спросить: настолько трусите?

Но он сдерживается. Отстегивает ремни, медленно поднимается, медленно поворачивается, медленно идет к штурманскому столику. Он обводит пристальным взглядом фюзеляж. У борта на сиденьях рядком, как на посиделках, расположились усатый, бортмеханик, второй пилот, Идрис.

Командир чуть мешкает, внимательно присматриваясь. Второй пилот, заметив Останина, быстро ведет подбородком к правому плечу и чуть скашивает глаза, показывая вниз, за спину.

Потом распрямляется и смотрит на командира вопросительно.

Останин поворачивается, откидывает штурманский столик.

Сиденье штурмана в крови. Останин вытаскивает из кармана носовой платок и осторожно вытирает его. Потом переворачивает испачканную тряпицу, складывает в несколько слоев и трет более тщательно. Испачканный платок кладет на блистерное стекло и занимает место штурмана.

Он перестраивает первый компас на Уфу, второй – на Самару. Устанавливает канал Самары на станции ближнего наведения, локатор переключает на дальность 250 километров.

Сняв показания приборов, он переносит их на карту и ставит точку места самолета. Снова пристально поглядев на второго пилота, который и при его возвращении проделывает те же малопонятные манипуляции, командир поднимается в свое кресло.

– Где? – склоняется к нему Аслан.

Командир указывает отмеченную точку.

– Сто пятьдесят километров восточнее Самары. Двадцать километров восточнее линии пути.

Тот смотрит на карту.

– Покажите по локатору.

Останин показывает.

– Ладно, – говорит Аслан и откидывается в кресле. Потом возвращается к тому, что не дает ему покоя: – Командир, вы ведь должны знать, что Чечня никогда добровольно не присоединялась к России. Когда-то нас завоевали большой кровью.

– Я слышал о Шамиле, – сдержанно говорит тот.

– И отпускать без крови не желают.

– Что вам даст независимость, если с севера – Россия, а с юга – Грузия?

– Мы хотим жить своей головой, а не по чужой указке, как бы хороша она ни была, – почти слово в слово повторяет он уже давно пройденное Останиным. – Но она и плоха. Вы не согласны?

– Почему же. Хуже некуда, хоть и говорят, что не бывает так плохо, чтоб не могло стать еще хуже.

– Вам повезло – у вас все обошлось без бойни.

– Да уж. Позавидовал слепой глухому. – Не хочется ему решать мировые проблемы, и все тут. – Вышли на вашу линию.

Он доворачивает самолет на курс 205 градусов. Конечно, надо бы учесть и ветер… да черта ли ему! Точность нужна, когда самолет идет по нормально запланированному маршруту в нормальных условиях. Они же несутся, как шизанутые подвыпившие фендрики, без руля и ветрил, неизвестно куда. Эх, хочу, так получу! Не бывает так. За каким-нибудь углом обязательно да нарисуется полковник.

– Не понял.

– И не надо. Вам приходилось убивать?

Аслан с минуту молчит.

– Приходилось, – неохотно говорит наконец. Он колеблется. – Когда аул Джафара был уничтожен ракетным огнем, мы заметили номер вертолета. Потом его захватили.

– Кто такой Джафар?

Аслан указывает большим пальцем поднятой левой руки за плечо, в сторону фюзеляжа.

– С усиками. Мой друг. Отец, мать, две сестры, жена, трое ребятишек – все погибли.

– Он стрелял в штурмана?

– Я.

Не мог ты этого сделать. Слишком мало было времени. В кабину ты ворвался первым. Что ж, благородно.

Как они пронесли оружие на самолет? Или – оно уже здесь находилось, припрятанное в ящиках?

Много вопросов, на которые его обязательный собеседник ответить явно не пожелает. Ладно, не будем их и задавать. Тем более что к стоящей перед тобой задаче они никакого отношения не имеют.

– Неважно кто…

– Неважно. Идрис его младший брат. Только они двое и остались…

– Вы уверены, что второй пилот и бортмеханик в безопасности?

– Уверен. Кровная месть – не всеобщее уничтожение. К тому же у вас ее значение сильно преувеличивают. Наша цель – свобода. Это выше мести.

Да будь вы все неладны! Все поют одну и ту же песню испокон веков. Сколько можно верить сказочкам?! Свобода! Да что такое свобода? Свобода – лгать, воровать, грабить, мучить, унижать и убивать. Не было и нет свободы просто мирно жить. И не будет. Пряников на всех никогда не хватает.

Вот она, ваша свобода, – лежит на полу за кабинной переборкой.

Но если я не последний осел, то второй пилот давал мне понять, что связанные руки у него свободны. С его способностями это возможно. Неужто отец с мамой такому пустяку его не обучили? И вот эта-то свобода – нечто ощутимое и реальное. Если так, то наши шансы повышаются. Но что это ему дает?

Пока – ничего. Против пули даже свободные руки слабоваты.

Не профукай только все так же бездарно, как один раз уже сделал.

Что ты можешь?

Бросить самолет в пике, после чего твой соседушка распластается на потолке, как муха. Приятная картинка. Вот только потом машину надо будет из него вывести, а это вряд ли окажется тебе по плечу с мешком… этого самого, когда оно отлипнет от потолка и повиснет на штурвале.

Свалить самолет на крыло или заложить такой вираж, чтоб глаза у всех на лоб полезли?

Это можно. Если крылья выдержат.

Из всех – реальный шанс: болтанка.

Вот эту-то возможность он и рассматривает со всех сторон бесконечно. Ему нужен не одноразовый трюк, при котором что-то то ли будет, то ли нет. Ему нужно действовать наверняка. А болтанки им не избежать.