Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 106 страниц)
– Каковы наши планы на завтрашний день? – Майор Хаксалл из батальона арканзасцев присоединился к кружку офицеров Легиона у костра.
– Господь их знает, – ответил Бёрд. Он потягивал виски из трофейной фляги.
– Кто-нибудь видел Фалконера? – спросил Хаксалл. – Или Свинерда.
– Свинерд пьян в стельку, – ответил Бёрд, – а Фалконер уже почти пьян, а если и трезв, то всё равно ни с кем не будет разговаривать.
– Это он из-за Адама? – предположил капитан Мерфи.
– Да, – ответил Бёрд. – Полагаю, что так.
– Что за чертовщина у них там произошла? – спросил Мерфи.
Долгое время все молчали. Некоторые посматривали на Старбака, ожидая от него объяснений поведения Адама, но тот молчал. Он надеялся, что его былому другу хватит силы и мужества жить чужаком в чужих краях.
– Адам слишком много размышляет, – наконец прервал молчание Бёрд. Свет костра придал лицу полковника еще более суровый вид.
– Размышления не приносят человеку пользы. Они только усложняют простые вещи. Мы должны объявить мыслителей вне закона в нашей новой и славной стране. Мы обретем счастье, упразднив образование и наложив запрет на все идеи, которые слишком сложны для восприятия этих мошенников-баптистов. За повальное скудоумие, в котором лежит истинное счастье нашей нации.
Он насмешливо поднял флягу.
– Давайте выпьем за мою гениальную идею: официально провозгласим скудоумие.
– Так уж вышло полковник, что я баптист, – мягко заметил майор Хаксалл.
– Мой дорогой майор, мне очень жаль, – Бёрд тут же пожалел о своих словах. Возможно, он упивался звуками собственной речи, но не мог перенести мысли, что причинил боль дорогим ему людям. – Вы простите меня, майор?
– Я прощаю вас, полковник, и даже более того, я обязан постараться направить вас к принятию Господа нашего Иисуса Христа, спасителя нашего.
Прежде чем Бёрд смог подобрать подобающий ответ, неожиданная красная вспышка огня озарило небо на юге. Заполыхал громадный пожар, осветив большой участок сельской местности и отбрасывая огненную тень почти до самых окраин Ричмонда.
Мгновением спустя по земле прокатился звук взрыва. За этим оглушительным грохотом последовали и другие разрывы, и всё больше огненных шаров появлялось, раздуваясь, а потом угасая, на противоположном берегу реки.
Тысячи сигнальных ракет прорезали ночное небо, оставляя за собой огненные полоски. Огоньки пламени плясали в гигантских кострах, и горящие реки змеились по темной земле.
– Они уничтожают склады, – с оттенком изумления вымолвил Бёрд. Он, как и все находящиеся на плато мятежники, вскочил на ноги, наблюдая за гигантскими кострами вдалеке. По земле прокатилось эхо очередных взрывов, и новые пожары озарили ночь. – Янки сжигают свои запасы! – ликующе воскликнул Бёрд.
Северяне предавали огню запасы продовольствия и боеприпасы всей летней кампании. Целые составы, состоящие из пригнанных на полуостров с северных станций вагонов, теперь поджигали.
Все огромные снаряды, двухсотфунтовые и двухсотдвадцатифунтовые, предназначенные для разнесения в клочья похожих на лоскутные одеяла укреплений Ричмонда, теперь подрывали.
Железнодорожный мост через Чикахомини, сперва разрушенный мятежниками, а затем восстановленный, опять взлетел на воздух, и когда янки убедились, что пролет моста рухнул в темные воды реки, то пустили в зияющую дыру на полной скорости подожженный состав с боеприпасами.
Паровоз нырнул в грязь, а за ним сорвались с моста взрывающиеся на ходу вагоны, которые продолжали гореть и взрываться на заболоченных берегах реки.
Огни горели всю ночь; всю ночь боеприпасы с треском разбрасывали искры по ночному небу; всю ночь продолжалось уничтожение запасов, и к первым лучам рассвета на станции Сэвидж не осталось ни одного солдата янки и ни единого ящика с боеприпасами, лишь огромные столбы густого дыма, подобные тем, что оставили мятежники на станции в Манассасе три с половиной месяца назад.
Макклелан, по-прежнему убежденный, что подавили превосходящие силы противника, бежал на юг, к реке Джеймс.
Ричмонд был спасен.
Легион предал земле павших, забрал их винтовки и последовал за янки через болота Чикахомини. Где-то впереди раздавался гром орудий и треск винтовок.
– Пошевеливайтесь! – рычал Старбак на свою новую роту, составленную из выживших солдат десятой и одиннадцатой.
– Живее! – кричал он.
– Живее!
Потому что где-то там перед уставшими солдатами опять поднимались столбы дыма, верный признак вышедшей на охоту в этот летний день смерти, и эти погребальные костры манили их за собой.
Потому что они солдаты.
Историческая справка
Сражение при Бэллс-Блафф стало катастрофой для Севера, не из-за потерь, которые были незначительными по сравнению с кровавыми событиями, последовавшими после него, и не из-за стратегических последствий этой битвы, которые были минимальны, а скорее по причине того, что Конгресс США под влиянием этой катастрофы создал Объединенный Комитет по ведению войны и все, кому знакомы методы работы Конгресса США, не удивятся тому, что комитет стал одним из самых мешающих делу, плохо осведомленных и неэффективных институтов северного правительства.
Оливер Уэнделл Холмс, который выжил и стал одним из самых известных судей Верховного Суда США, в сражении при Бэллс-Блафф был тяжело ранен. Он успел вернуться и принять вместе со своим подразделением участие в Кампании на полуострове во главе с Макклеланом.
Он был ещё дважды ранен во время войны.
Мог бы Макклелан завершить войну удачной атакой на Ричмонд в начале 1862 года, конечно же, вопрос спорный.
Тем не менее, не вызывает сомнения тот факт, что в те месяцы Север потерял свой самый лучший шанс в начале войны нанести серьёзный удар по восстанию, и потерял его из-за трусости Макклелана.
Его собственные солдаты, напротив, преклонялись перед ним, считая его, по словам одного из них, «величайшим генералом в истории». С этим мнением Макклелан несомненно бы согласился, хотя вовсю старался не подвергать свою репутацию проверке, если только его к этому не вынуждали, а когда вынуждали, то он, как правило, ухитрялся находиться за многие мили от места сражения.
Его армия остановилась в шести милях от Ричмонда, но отошла, как только ему был брошен серьезный вызов. Роберт Ли перехватил инициативу настолько успешно, что через два месяца о великом вторжении северян остались лишь воспоминания.
Мнение Макклелана о Ли, цитируемое в «Перебежчике», настоящее; Макклелан написал о Ли так: «ему недостаёт моральной стойкости, когда он находится под давлением большой ответственности и, вероятно, он будет действовать робко и нерешительно».
Место сражения под Бэллс-Блафф можно найти севернее Лисберга в Виргинии, недалеко от 15-го шоссе. Там находится самое маленькое государственное кладбище США, рядом с тем местом, где был убит несчастный сенатор Бейкер.
Каменные знаки отмечают его расположение. Место всё ещё не освящено, и согласно местным легендам, в сумерках здесь можно увидеть призрак конфедерата.
Места больших сражений возле Ричмонда в большинстве своём неплохо сохранились (хотя, увы, не поле боя у Севен-Пайнс, это сражение северяне называют битвой при Феир-Оакс) и лучше всего осмотреть их, пройдя по местам боевой славы, маршрут начинается из Исторического Центра в ричмондском парке Чимборасо.
Стоит посетить и форт на утесах Друри. Сражение, описанное в эпилоге «Перебежчика» – это битва при Гейнс-Милл, и действительно имело место уничтожение припасов северян на станции Сэвидж.
Я не смог бы написать «Перебежчика» без замечательного отчёта Стефана В. Сирса о Кампании на полуострове «К воротам Ричмонда», и читателям, желающим узнать, где события из книги действительно совпадают с историческими, стоит прочесть работу Сирса.
Много персонажей «Перебежчика» являются историческими, включая всех старших офицеров, за исключением, конечно же, Вашингтона Фалконера.
Генерал Хьюджер действительно спал в то утро у Севен-Пайнс, не имея ни малейшего представления о том, что сражение вот-вот начнётся, до тех пор пока Лонгстрит, перепутав дорогу, не сообщил ему о планах Джонстона. Бригада Мики Дженкинса действительно проделала большую брешь в армии северян.
Джон Дэниелс, издатель «Ричмондского наблюдателя» и автор самого известного памфлета южан о рабстве, на самом деле существовал, как и Тимоти Уэбстер, который умер именно так, как и описывается в книге.
Англичанину Прайсу Льюису и ирландцу Джону Скалли посчастливилось не разделить участи Уэбстера. Существует неподтвержденная история о том, что признание Скалли в шпионаже было получено обманом, его заставили поверить, что он исповедается священнику.
Пинкертон существовал, конечно же, скармливая Макклелану свои фантазии о мощи повстанцев, оправдывая тем самым врожденную трусость генерала.
Так что благодаря этой боязливости война ещё не окончена. На Севере будут вновь открыты рекрутинговые центры, потому что в лице Бабули Ли Юг нашел одного из величайших военных деятелей всех времен.
Мятеж вот-вот станет легендарным, а казавшееся близким поражение обернётся чередой ослепительных побед и ошеломляющих контратак. Юг, по правде говоря, только начал драться, а это означает, что Старбак и Траслоу снова выступят в поход.
III. Боевое знамя
Часть первая
Глава перваяКапитан Натаниель Старбак впервые увидел нового главнокомандующего, когда Легион Фалконера переходил вброд реку Рапидан. Томас Джексон безмолвно сидел в седле на северном берегу реки в состоянии оцепенении и подняв вверх левую руку; его синие глаза, не отрываясь, смотрели на темную и мутную пучину реки. Мрачная неподвижность Джексона казалась такой сверхъестественной, что колонны солдат предпочли пройти по дальней стороне брода, нежели пересечь реку в непосредственной близости от человека, чья поза так напоминала смерть.
Внешность генерала была такой же пугающей. Всклокоченная борода, простой плащ, засаленная фуражка, а лошадь давно следовало отправить на живодерню. Сложно было поверить, что он являлся одной из самых спорных фигур Юга, генералом, заставившим северян провести немало бессонных ночей и беспокойных дней, но лейтенант Франклин Коффмэн, шестнадцатилетний новобранец Легиона Фалконера, утверждал, что странная на вид фигура – и в самом деле знаменитый Каменная стена Джексон. Коффмэн когда-то обучался у профессора Томаса Джексона.
– Однако позвольте заметить, я не верю в то, что генералы могут оказать решительное влияние на сражение, – доверительно сообщил Старбаку лейтенант Коффмэн.
– Какая мудрость в столь юном возрасте, – ответил Старбак, которому самому исполнилось лишь двадцать два.
– Сражения выигрываются солдатами, а не генералами, – отозвался Коффмэн, не обратив внимания на сарказм Старбака.
Коффмэн проучился год в военном институте Виргинии, где Томас Джексон весьма безуспешно преподавал ему артиллерийское дело и естественные науки. Коффмэн смотрел на суровую фигуру, неподвижно сидевшую в потертом седле.
– Не могу представить себе Квадратную коробку генералом, – пренебрежительно бросил Коффмэн. – Он не мог держать в повиновении классную комнату, не то что целую армию.
– Квадратную коробку? – переспросил Старбак. У генерала Джексона было много прозвищ. Газеты звали его «Каменной стеной», солдаты окрестили «Стариной Джеком» или «Бешеным стариной Джеком», а многие из прежних студентов старины Джека звали его Болваном Джеком, но прозвище Квадратная коробка было новым для Старбака.
– У него самые большие в мире ноги, – пояснил Коффмэн. – Просто огромные! Единственная обувь, которая оказалась ему впору, сильно смахивала на коробки.
– Лейтенат, да вы кладезь ценной информации, – небрежно бросил Старбак. Легион все еще находился слишком далеко от реки, чтобы Старбак мог разглядеть ноги генерала, но он дал себе зарок взглянуть на это чудо, когда они наконец-то доберутся до Рапидана. В данный момент Легион почти остановился, его продвижение было задержано нежеланием солдат переходить реку вброд, не скинув сперва изодранные башмаки.
Бешеный Джек Каменная стена Квадратная коробка Джексон имел репутацию человека, не выносившего подобные проволочки, но он, похоже, не замечал этой задержки. Вместо этого он сидел, держа руку в воздухе, а глаза на реке, а с правой стороны от него колонна остановилась, сбившись в кучу. Солдаты, идущие позади этой непредвиденной помехи, были благодарны за вынужденную задержку, так как день выдался чересчур жарким, ни малейшего дуновения, стояла ужасная духота.
– Вы тут высказывались о бездарности наших генералов? – напомнил Старбак своему новому младшему офицеру.
– Только подумайте, сэр, – сказал Коффмэн со страстью юнца, – у нас нет настоящих генералов, не то что у янки, но мы по-прежнему выигрываем сражения. Полагаю, это потому что южане непобедимы
– Ну а как насчет Роберта Ли? – спросил Старбак. – Разве он не настоящий генерал?
– Ли – просто старая развалина! Его идеи изжили себя! – выпалил Коффмэн, потрясенный тем, что Старбак осмелился упомянуть имя нового главнокомандующего армией Северной Виргинии. – Ему, должно быть, по меньшей мере лет пятьдесят пять.
– А Джексон-то не старик, – заметил Старбак. – Ему даже сорока нет.
– Но он ненормальный, сэр. Правда! Мы звали его болваном.
– В таком случае, он наверняка и правда выжил из ума, – подначивал Коффмэна Старбак. – Тогда почему же мы выигрываем сражения, несмотря на наших сумасшедших, изживших себя генералов, или совсем не имея таковых?
– Потому что умение сражаться у южан в крови, сэр. Так и есть, сэр, – Коффмэн был страстным юнцом, определенно желавшим стать героем. Его отец умер от чахотки, оставив жену с четырьмя юными сыновьями и двумя малышками.
Смерть отца вынудила Коффмэна оставить виргинский военный институт после года обучения, но всего лишь год военного образования дал ему обильные познания в области тактики ведения войны.
– У северян, – продолжал он разъяснять свою теорию Старбаку, – смешанная кровь. На Севере слишком много иммигрантов, сэр. Но у нас, южан, кровь чистая, сэр. В нас течет кровь настоящих американцев.
– Ты хочешь сказать, что янки – низшая раса?
– Это признанный факт, сэр. Они потеряли чистоту своей крови, сэр.
– Ты же ведь знаешь, что я янки, Коффмэн, разве нет? – спросил Старбак.
Коффмэн тотчас же смешался, но прежде чем он смог подобрать ответ, беседу прервал полковник Таддеус Бёрд. Командующий Легионом Фалконера быстро шагал из хвоста застрявшей колонны
– Это и правда Джексон? – поинтересовался Бёрд, пристально смотря за реку.
– Лейтенант Коффмэн просветил меня, что настоящее имя генерала Старина Болван Квадратная коробка Джексон, и да, это действительно он, собственной персоной, – ответил Старбак.
– А, Коффмэн, – произнес Бёрд, уставившись на низкорослого лейтенанта сверху вниз, словно тот был неким любопытным образчиком, представляющим научный интерес. – Я помню вас еще лепечущим мальцом, впитывавшим в себя перлы моей блестящей мудрости.
Бёрд, прежде чем стать военным, служил школьным учителем в округе Фалконер, где проживала семья Коффмэнов.
– Лейтенант Коффмэн не перестает набираться мудрости, – торжественно заявил Старбак полковнику Бёрду, – так же как и не перестает изрекать ее, он только что заявил, что мы, янки, – второсортная раса, что наша кровь закисла, подпорчена, разбавлена кровью иммигрантов.
– В самую точку! – живо откликнулся полковник Бёрд и положил свою длинную руку на худые плечи Коффмэна. – Я раскрою вам небольшую тайну, Коффмэн, каждое слово которой встревожит вам душу, заледенит юную кровь, а ваши глаза полезут на лоб, как две звезды, сорвавшиеся с орбит, – полковник говорил уже в самое ухо ошеломленному Коффмэну.
– Знали ли вы, Коффмэн, что когда в бостонском порту причаливают корабли с иммигрантами, семьи с Бикон-Хилл посылают в гавань своих жен, чтобы их обрюхатили? Разве это не непреложная истина, Старбак?
– Так и есть, сэр, они еще и дочерей посылают, если суда прибывают в воскресный день.
– Бостон – распутный город, Коффмэн, – строго заключил Бёрд, отойдя от выпучившего глаза лейтенанта, – и если мне пришлось бы дать вам всего один совет в этом несчастном безумном мире, то он был бы следующим: избегайте этого места, Коффмэн! Обходите стороной! Вычеркните его из списка мест, которые собираетесь посетить. Вы поняли меня, Коффмэн?
– Да, сэр, – со всей серьезностью ответил Коффмэн.
Старбак рассмеялся при виде выражения лица лейтенанта. Коффмэн прибыл всего лишь день тому назад вместе с группой рекрутов, призванных заменить павших в боях у мельницы Гейнса и на холме Малверн. Рекруты в большинстве своем были призваны с улиц Ричмонда, и, на взгляд Старбака, были тощим, болезненным и жуликоватым сборищем сомнительной надежности, но Франклин Коффмэн, как и первоначальный состав Легиона, был из округа Фалконер и преисполнен энтузиазма в деле южан.
Полковник Бёрд перестал дразнить лейтенанта и дернул Старбака за рукав.
– Нат, – сказал он, – можно тебя на пару слов? – мужчины отошли от дороги, пересекли неглубокую канаву, выйдя на поблекший и побуревший от летней жары луг. Старбак прихрамывал, но не по причине ранения: просто на его правом ботинке оторвалась подмётка.
– Неужели это я? – спросил Бёрд, пока они шагали по сухой траве. – То ли я становлюсь мудрее, то ли молодежь безнадежно глупеет? А молодой Коффмэн, хочешь верь, хочешь нет, был ярче всех детей, которых мне к несчастью довелось обучать. Помню, как он заучил теорию герундия всего за одно утро!
– Я вообще не уверен, что овладел теорией герундия, – заметил Старбак.
– Это довольно сложно, – согласился Бёрд, – если только ты помнишь, что это существительное, которое употребляется…
– И не уверен, что хочу заучивать эти чертовы вещи теперь, – прервал его Старбак.
– Что ж, наслаждайся своим невежеством, – величественно согласился Бёрд. – Но помимо этого ты должен приглядывать за юным Коффмэном. Я не вынесу, если мне придется писать матери лейтенанта письмо о его смерти, и у меня ужасное предчувствие, что, скорее всего, он окажется безмозглым храбрецом. Он совсем как щенок. Хвост трубой, сопливый нос и не терпится сыграть с янки в войну.
– Я присмотрю за ним, Дятел.
– Но тебе стоит и о себе позаботиться, – многозначительно добавил Бёрд. Он остановился и взглянул в глаза Старбаку. – Прошел слух, пока что слух, и Господь знает, я не люблю передавать разного рода сплетни, но эта прозвучала тревожным звонком. Слышали, как Свинерд говорил, что тебе не пережить следующего сражения.
Старбак, ухмыльнувшись, отмахнулся от этого предсказания.
– Свинерд – пьяница, а не пророк, – тем не менее, он почувствовал укол страха. Старбак достаточно долго был солдатом, чтобы стать чрезмерно суеверным, и как и любой другой, не был в восторге от предсказания собственной смерти.
– Только, подумай, – продолжил Бёрд, вытащив две сигары из-за подкладки шляпы, – вдруг Свинерд решил сам всё подстроить?
Старбак недоверчиво покосился на полковника.
– Подстроить мою смерть? – наконец спросил он.
Бёрд зажег шведскую спичку и склонил голову к огоньку.
– Полковник Свинерд, – театрально объявил Бёрд, раскурив сигару, – пьяная свинья, животное, бледная немочь, пресмыкающееся по своей натуре, исчадие ада, но он также, Нат, и самый коварный негодяй, а когда не пьян в стельку, то осознает, что теряет доверие нашего великого и глубокочтимого лидера. Вот почему ему необходимо попытаться совершить нечто, способное доставить удовольствие нашему дражайшему господину и властелину. Избавиться от тебя, – последние слова прозвучали жестоко.
Старбак отделался от них смехом.
– Думаешь, Свинерд выстрелит мне в спину?
Бёрд протянул Старбаку зажженную сигару.
– Не знаю, как он убьет тебя. Знаю лишь, что он хочет это сделать, и что Фалконер хочет, чтобы он тебя убил, и кроме того, мне известно, что наш глубокоуважаемый генерал готов вознаградить Свинерда приличной денежной премией, если ему удастся тебя угробить. Так что будь начеку, Нат, или лучше вступи в другой полк.
– Нет, – не раздумывая ответил Старбак. Легион Фалконера был его домом. Он был бостонцем, северянином, чужаком на чужой земле, в своем изгнании обретшим пристанище в Легионе. Легион одарил Старбака неожиданной для него добротой и новыми друзьями, и эти узы были намного сильнее далекой враждебности Вашингтона Фалконера.
Эта враждебность усилилась, когда сын Фалконера Адам дезертировал из армии южан, чтобы сражаться на стороне янки, в этой измене бригадный генерал Фалконер винил капитана Старбака, но даже неравенство в чине не могло убедить Ната вывесить белый флаг перед человеком, основавшим Легион и командовавшим теперь пятью полками, включая Легион, которые вместе составляли бригаду Фалконера.
– Мне нет необходимости бежать, – сказал он Бёрду. – Фалконер не продержится дольше Свинерда. Фалконер трус, а Свинерд пьяница, и еще до конца лета, Дятел, ты станешь бригадным генералом, а я командиром Легиона.
Бёрд крякнул от удовольствия.
– Ты неисправимый хвастун, Нат. Ты! Командовать Легионом? Думаю, у майора Хинтона и десятка людей постарше тебя будет совсем другое мнение.
– Может они и старше меня, но я лучший.
– А, ты всё еще страдаешь от заблуждения, что в этом мире достоинствам воздается по заслугам? Полагаю, ты подхватил это убеждение со всей другой чушью, которую вбили в твою голову в Йеле, при этом оказавшись не в состоянии обучить тебя премудрости герундия, – Бёрд, выдав остроту в адрес альма-матер Старбака, весело рассмеялся. Он мотал головой взад и вперед, это странное колебательное движение и объясняло его прозвище: Дятел.
Старбак присоединился к его смеху, потому что ему, как и всем в Легионе, безумно нравился Дятел. Школьный учитель был эксцентричным, упрямым, несговорчивым, но в то же время добрейшей души человеком. Кроме того, он зарекомендовал себя обладателем неожиданного военного дарования.
– Наконец-то сдвинулись с места, – сказал Бёрд, указав на стоящие колонны, которые начали продвигаться к месту переправы, где ожидала одинокая и загадочная фигура Джексона, неподвижно сидевшего верхом на паршивой лошади. – За тобой два доллара, – неожиданно заметил Бёрд, шагая к дороге впереди Старбака.
– Два доллара?
– Приближается пятидесятый день рождения майора Хинтона. Лейтенант Пайн заверил меня, что сможет достать ветчины, а я раздобуду у нашего всеми любимого вождя немного вина. Мы оплатим торжество вскладчину.
– Хинтон и правда такой старый? – спросил Старбак.
– Да, и если ты доживешь до его возраста, то не сомневайся, мы и тебе устроим попойку в награду. У тебя есть два доллара?
– У меня и двух центов нет, – ответил Старбак. У него хранилась небольшая сумма в Ричмонде, но эти деньги были отложены на черный день, а не для того, чтобы разбрасываться ими на вино и ветчину.
– Я одолжу тебе денег, – сказал Бёрд со вздохом отчаяния. У большинства офицеров Легиона были собственные источники дохода, но полковник Бёрд, как и Старбак, был вынужден жить на скромное жалование офицера Конфедерации.
Солдаты восьмой роты были уже на ногах, когда Старбак и Бёрд достигли дороги, хотя один из новобранцев лежал ничком у края луга, причитая, что и шагу ступить не может. Наградой ему послужил пинок в ребра от сержанта Траслоу.
– Вы не смеете так со мной обращаться! – заголосил парень, отползая в сторону, подальше от сержанта.
Траслоу схватил парня за китель и приблизил к нему свое лицо.
– Слушай ты, недомерок сифилитичной потаскушки, я вспорю тебе живот и продам твои потроха янки на жаркое, если захочу, и не потому что я сержант, а ты – рядовой, а потому что я злобный сукин сын, а ты трусливая гнида. А теперь вставай, черт возьми, и топай дальше.
– Как же ласкает слух речь нашего милого сержанта, – сказал Бёрд, перепрыгивая через канаву. Затянувшись сигарой, Бёрд спросил:
– Так значит, я не смог тебя убедить перейти в другой полк, Нат?
– Нет, сэр.
Дятел Бёрд с сожалением покачал головой.
– Я думаю, ты глупец, Нат, но ради Бога, будь осторожным глупцом. Удивительно, но мне будет жаль потерять тебя.
– Становись в строй! – рявкнул Траслоу.
– Я буду осторожен, – пообещал Старбак, присоединившись к своей роте. Тридцать шесть его ветеранов были подтянуты, загорелы и одеты в лохмотья. Их ботинки разваливались, серые мундиры были в заплатках орехового цвета, а предметы личного обихода состояли лишь из того, что можно нести привязанным к веревочному ремню или завернутым в скатанное одеяло через плечо.
Новобранцы составляли разительный контраст в своих новеньких мундирах, неудобных кожаных башмаках и с жесткими ранцами. Их лица были бледны, а дула винтовок еще не потемнели от ружейной стрельбы.
Они знали, что бросок на север через центральные округа Виргинии скорее всего означал неотвратимое сражение, но что могло принести сражение – оставалось для них тайной. В то время как ветераны слишком хорошо знали, что битва принесет вопли и кровь, ранения, боль и жажду, а может, и добычу в виде награбленных долларов янки или мешочка настоящего кофе, снятого с разлагающегося, усеянного червями трупа янки.
– Выступаем! – прокричал Старбак и встал в строй рядом с лейтенантом Франклином Коффмэном во главе роты.
– Вот увидите, что я прав, сэр, – сказал Коффмэн. – У Старины Бешеного Джека ноги больше, чем у тягловой лошади.
Вступив в брод, Старбак мельком взглянул на ноги генерала. Они и правда были огромны. Как и руки Джексона. Но что действительно бросалось в глаза, так это то, что генерал всё еще держал руку поднятой, подобно ребенку, просящему позволения выйти из классной комнаты. Старбак уже собирался обратиться к Коффмэну за разъяснениями, когда, к его удивлению, генерал шевельнулся. Он оторвал свой взгляд от реки и остановил взор на роте Старбака.
– Коффмэн! – позвал он грубым, срывающимся голосом. – Подойдите ко мне, мой мальчик.
Коффмэн оступаясь выбрался из брода и почти бегом припустил к генералу.
– Сэр?
Бородатый Джексон свесился с седла.
– Вы помните меня, Коффмэн?
– Да, сэр, конечно помню, сэр.
Джексон очень плавно опустил левую руку, словно боялся повредить ее резким движением.
– Сожалею, что вам досрочно пришлось оставить учебу, Коффмэн. Это случилось после первого курса, да?
– Да, сэр, так и было, сэр.
– Это из-за смерти вашего отца?
– Да, сэр.
– А ваша мать, Коффмэн? С ней всё в порядке?
– Конечно, сэр. Да, сэр, спасибо, сэр.
– Ужасное чувство – потеря близкого человека, Коффмэн, – заметил генерал, медленно расслабившись и нагнувшись к худому светловолосому лейтенанту, – особенно для тех, кто не верует в Бога. Вы веруете в Бога, Коффмэн?
Коффмэн покраснел и нахмурился, затем сумел кивнуть.
– Да, сэр. Думаю, верую, сэр.
Джексон принял свое прежнее положение каменного изваяния и снова поднял руку, столь же медленно, как и опускал ее. Он перевел взгляд с Коффмэна на опаленную зноем даль.
– Вам будет очень трудно обрести Бога, если вы не верите в его благодать, – мягко произнес генерал, – так что следуйте писанию и молитесь, мой мальчик.
– Да, сэр, я так и сделаю, – ответил Коффмэн. Он стоял неуклюже и полный сомнений, ожидая дальнейших слов генерала, но Джексон, казалось, вновь впал в свой транс, так что лейтенант повернулся и подошел к Старбаку. Легион продолжил поход, и лейтенант хранил молчание, пока дорога вилась среди небольших пастбищ, беспорядочно разбросанных лесов и ферм у обочины. Лишь спустя две мили лейтенант нарушил молчание.
– Он великий человек, – сказал лейтенант, – разве не так, сэр? Разве он не великий человек?
– Кто, Болван Джек? – поддразнил Коффмэна Старбак.
– Великий человек, сэр, – пристыдил Старбака Коффмэн.
– Как скажете, лейтенант, – ответил Старбак. Про Джексона он знал лишь, что Старина Бешеный Джек был знаменит своими быстрыми переходами, и когда Старина Бешеный Джек шел в поход, умирали люди. И теперь они совершали переход, шли на север, а поход на север подразумевал всего лишь одну вещь – впереди янки. Значит, скоро закипит битва, оставив за собой поля, полные могил, и на этот раз, если Дятел прав, противник Старбака будет не только перед ним, но и позади. Старбак не сбавлял шага. Глупец шел на войну.
В полдень под аккомпанемент перестука вагонов, шипения пара и звона колокольчика паровоза на станции в Манассасе остановился поезд. В механическом грохоте раздался голос сержанта, призывая войска выгрузиться из вагонов на узкую полоску грязи между рельсами и пакгаузами.
Солдаты спрыгивали вниз, довольные, что вырвались на свободу из тесных вагонов, и взбудораженные тем, что прибыли в Виргинию. Станция в Манассасе находилась не на передовой, но всё-таки была частью мятежного штата, и они оглядывались по сторонам, словно открывшийся их взору пейзаж был таким же диковинным и удивительным, как и окутанные туманом холмы таинственной Японии и далекого Китая.
Прибывшие войска состояли в основном из семнадцати-восемнадцатилетних юношей из Нью-Джерси, Висконсина, Мэна Иллинойса, Род-Айленда и Вермонта. Они были добровольцами в новехоньких мундирах, горевшими желанием принять участие в текущем наступлении на Конфедерацию.
Они грозились повесить Джеффа Дэвиса на яблоне и бахвалились, как пройдут по улицам Ричмонда, выкурив мятежников из нор, как крыс из амбара. Они были молоды и несдержанны, полны уверенности в себя, но всё же слегка дрогнули при виде места своего назначения.
Станция в Манассасе была не самым привлекательным местом: она была разграблена отрядами северян, а затем полностью уничтожена отступающими войсками Конфедерации и поспешно восстановлена подрядчиками северян, так что теперь между железной дорогой и заросшим сорняками полем, усеянным пушками, передками, зарядными ящиками, походными кузницами и санитарным транспортом, на несколько акров раскинулись ряды грубых пакгаузов из свежей древесины.
Ежечасно прибывало всё больше припасов и оружия, здесь расположился основной армейский обоз для поддержки летней кампании 1862 года, которая положит конец восстанию и вновь сольет воедино Соединенные Штаты Америки. Над раскинувшимися на широком пространстве постройками курился дымок, исходивший из кузниц, вагоноремонтных депо и топок локомотивов, тащивших товарные и пассажирские составы.
У склада стояли два кавалерийских офицера. Без сомнения, они приложили немало усилий, чтобы выглядеть представительно, на мундирах не было ни пылинки, сапоги со шпорами начищены до блеска, а кожаные пояса блестели. Старший из офицеров, майор Джозеф Гэллоуэй – лысеющий мужчина средних лет с приятным на вид лицом и расширяющимися книзу бакенбардами – нервно сжимал в руках шляпу с плюмажем.
Его спутник был намного моложе, красив и светловолос, с квадратной бородой, широкими плечами и внушающим доверие открытым честным лицом.
