Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 106 страниц)
– А еще ты просишь уплатить свои долги, – настойчиво подсказал Джон Дэниелс, – особенно ту часть, которую должен мне.
– Мне доставит огромное удовольствие восстановить ваши финансовые возможности, – заверил Фалконер, размышляя, сколько же головной боли принесет это удовольствие.
– Вы – настоящий джентльмен, полковник, – сказал Свинерд. – Христианин и джентльмен! Это ясно видно, полковник, ясно! Я тронут, сэр, тронут до глубины души, – и Свинерд, смахнув слезинку, выпрямил спину, расправив плечи в знак уважения к своему спасителю.
– Я не разочарую вас. Это не по мне, полковник. Свинердам не свойственно разочаровывать!
Фалконер весьма сомневался в правдивости этого утверждения, но решил, что раз Дэниелс – его наилучшая возможность получить генеральское звание, а ценой Дэниелса является Свинерд, то так тому и быть.
– Значит, договорились, майор, – Фалконер протянул левую руку.
– Договорились, сэр, договорились! – Свинерд ответил на рукопожатие.
– Получаете повышение вы, сэр, получаю повышение я, – он снова обнажил в улыбке гнилые зубы.
– Отлично! – громко подытожил Дэниелс, аккуратно и показательно опуская сложенную рукопись в карман жилета. – А теперь, джентльмены, если вы желаете познакомиться друг с другом поближе – нам с мистером Дилейни нужно кое-что обсудить.
Таким образом, предоставленные сами себе, Фалконер и Свинерд присоединились к людям, которые еще толпились в президентском доме, покинув щелкающего по каплям дождя хлыстом Дэниэлса.
– Вы уверены, что Фалконер действительно тот, кто нам нужен?
– Вы слышали Джонстона, – радостно откликнулся Дилейни. – Фалконер – герой Манассаса.
Дэниелс нахмурился:
– А я слышал, что Фалконера застали со спущенными штанами. Что он даже не был с Легионом, когда тот сражался.
– Обычные происки завистников, мои дорогой Дэниелс, всего лишь выдумки завистников.
Дилейни, довольно развязно ведущий себя с могущественным редактором, достал сигару. Его запас драгоценных французских сигарет закончился, и эта нехватка была, пожалуй, самой серьезной причиной, по которой он желал скорейшего окончания войны.
Для достижения этого конца он, как и Адам Фалконер, тайно поддерживал Север, способствуя его победе подрывной деятельностью в столице Юга, и сегодняшнее событие, подумал он, было и в самом деле прекрасным образцом саботажа.
Он только что убедил самого влиятельного издателя Юга вложить всё огромное влияние газеты в одного из самых тщеславных и бесталанных военных Конфедерации.
Фалконер, по едкому мнению Дилейни, так и остался ребенком, и без своего богатства был бы лишь пустоголовым болваном.
– Он тот, кто нам нужен, Джон, я уверен в этом.
– Так почему же он не при деле после Манассаса?
– Его раненой руке потребовалось длительное лечение, – туманно ответил Дилейни. На самом деле он полагал, что непомерная гордость Фалконера не позволяла ему служить под командованием низкородного сквернослова Натана Эванса, но Дэниелсу не нужно было знать эти подробности.
– Но разве он не освободил своих ниггеров? – грозно спросил Дэниелс.
– Да, Джон, но имелись смягчающие обстоятельства.
– Единственная причина, оправдывающая освобождение ниггера, это смерть ублюдка – отрезал Дэниелс.
– Уверен, что Фалконер освободил ниггеров, исполняя последнюю волю своего отца, – соврал Дилейни. На самом деле Фалконер освободил своих рабов из-за северянки, ярой аболиционистки, чья привлекательная внешность наповал сразила виргинского землевладельца.
– Что ж, по крайней мере, он избавил меня от Свинерда, – скупо признался Дэниелс, умолкнув, когда в доме раздались шумные овации. Очевидно, кто-то произносил речь, и толпа сопровождала выступление смехом и аплодисментами. Дэниелс пристально смотрел на дождь, который по-прежнему лил как из ведра.
– Нам не нужны слова, Дилейни, нам нужно чертово чудо.
Конфедерация нуждалась в чуде, потому что новый Наполеон был наконец-то готов, и его армия вдвое превосходила в числе войска южан в Виргинии. Наступала весна, а это означало, что дороги будут пригодны для перевозки артиллерии, и Север обещал своим гражданам захват Ричмонда и подавление восстания.
Виргинские поля будут удобрены плотью мертвых виргинцев, и лишь чудо могло спасти Юг от постыдного и сокрушительного поражения. И вместо этого чуда, отметил Дилейни, он предоставил это дело Фалконеру. Курам на смех, подумал он.
Потому что Юг обречен.
Сразу после заката по полю промчалась кавалерия, разбрасывая копытами сверкающие серебряные брызги с затопленного поля.
– Янки в Кентервиле! Поторапливайтесь! – всадник промчался вдоль восточной стены, усеянной амбразурами, только вместо настоящих за амбразурами стояли бутафорские орудия.
Эти макеты были простыми стволами деревьев, покрашенными черной краской и установленными на ступенях для орудий, чтобы выглядеть, как жерла настоящих пушек.
Легион Фалконера станет последним пехотным соединением, оставившим позиции у Манассаса, и вероятно, последним на марше к новым фортификационным сооружениям, воздвигаемым за рекой Раппаханнок.
Отступление означало сдачу еще большей части виргинской территории северянам, и в эти дни дороги южнее Манассаса были запружены беженцами, направляющимися в Ричмонд.
Единственной защитой Манассасе и Кентервиля останутся бутафорские орудия, те самые, что были расставлены по всей местности в течение зимы, отпугивая передовые патрули янки от армии Джонстона.
Эта армия превосходно снабжалась продовольствием, которое по крупицам доставляли поездами на склад в Манассасе всю зиму, но теперь не было времени на вывоз запасов, так что драгоценное продовольствие сжигались.
Мартовское небо уже потемнело от дыма и было насыщено запахом горящей солонины, когда рота Старбака поджигала на железнодорожной станции последние вагоны.
Вагоны уже начинили поленьями, смолой и порохом, и как только в эту кучу засунули горящие факелы, огонь вспыхнул и быстро пополз вверх.
Мундиры, сбруя, патроны, хомуты, палатки – всё окутал дым, потом загорелись и сами вагоны, пламя трепетало на ветру, выбрасывая в небо черные клубы дыма.
Сожгли амбар с сеном, затем кирпичный склад забитый мукой, солониной и сухарями. Из горящего склада разбегались крысы, и их тут же ловили возбужденные псы Легиона.
Каждая рота приютила с полдюжины дворняг, за которыми заботливо ухаживали солдаты. Теперь эти собаки хватали за горло крыс и душили их, так что брызги крови летели во все стороны.
Хозяева их поощряли. Вагоны должны были сгореть дотла, пока от них не останется пара почерневших колес в куче пепла и золы.
Сержант Траслоу вместе с рабочей партией разбирал рельсы и складывал их на горящую груду пропитанных смолой поленьев. От горящих дров исходил такой жар, что рельсы скрючивались в бесполезные железки.
Пространство вокруг Легиона было заполнено этими погребальными кострами, так как арьергард уничтожил двухмесячные запасы продовольствия и трехмесячный запас боеприпасов.
– Выступаем, Нат! – майор Бёрд расхаживал по сожженному складу, неожиданно подпрыгнув от испуга, когда загорелся ящик с патронами в одном из вагонов.
Патроны рвались, как хлопушки, ярко вспыхивая в углу горящего вагона.
– На Юг! – драматично воскликнул Бёрд, указывая в том направлении.
– Ты слышал новости, Нат?
– Новости, сэр?
– Наш бегемот встретился с их левиафаном. Наука скрестила шпаги с наукой, и я прихожу к заключению, что они сражались друг с другом до последнего. Жаль, – Бёрд неожиданно остановился, нахмурившись.
– Очень жаль.
– У янки тоже есть броненосец, сэр?
– Он прибыл через день после победы «Виргинии», Нат. Наше неожиданное морское превосходство сведено к нулю. Сержант! Оставьте эти рельсы, самое время убираться отсюда, если, конечно, вы не хотите сегодня вечером стать гостем янки.
– Мы потеряли наш корабль? – недоверчиво уточнил Старбак.
– Газеты сообщают, что он всё еще на плаву, как впрочем и их ужасный броненосец. Что ж, ферзь против ферзя, похоже, у нас патовая ситуация. Поторапливайтесь, лейтенант! – это указание было обращено к Мокси, который тупым ножом пытался перерезать веревку колодезного ведра.
Старбак пал духом. Было очень скверно, что армия сдавала узел в Манассасе янки, но все были воодушевлены неожиданной новостью о том, что секретное оружие южан, неуязвимый для артиллерийского огня бронированный корабль, вошел на рейд в Хамптон-Роудс и разнес в щепки блокирующую гавань деревянную эскадру северян.
Корабли военно-морского флота северян развернулись и сбежали – некоторые выбросило на берег, а некоторые потонули, тогда как остальные развили отчаянную скорость, спасаясь от лязгающей, дымящей и медлительной, но мстительной «Виргинии», броненосца, переделанного из корпуса брошенного военного корабля северян «Мерримак».
Это сражение выглядело компенсацией за сдачу Манассаса и обещало уничтожить удушающую петлю морской блокады, но теперь оказалось, что и у северян имеется подобное чудовище, которое сумело выстоять в сражении с «Виргинией».
– Не бери в голову, Нат. Мы просто должны преуспеть в войне на суше, – сказал Бёрд и хлопнул в ладоши, призывая последних солдат покинуть станцию и собраться на дороге, ведущей на юг.
– Но как, во имя Господа, они узнали, что у нас есть броненосец? – недоумевал Старбак.
– Потому что у них, конечно же, есть шпионы. Возможно, даже сотни шпионов. Неужели ты думаешь, что все к югу от Вашингтона за одну ночь стали верны другой стране? – спросил Бёрд.
– Конечно же нет. И некоторые верят, что лучше приспособиться к янки, чем терпеть невзгоды, – он указал на очередную группу вызывавших сострадание беженцев, и неожиданно в его голове возник образ собственной любимой жены, вынужденной покинуть свой дом, спасаясь от вторжения янки.
Это едва ли было возможным, так как округ Фалконер находился в самом сердце Виргинии, но все же Бёрд дотронулся до кармана, где лежала фотокарточка его Присциллы, бережно завернутая от дождя и сырости.
Он пытался представить себе свой домик с беспорядочно раскиданными нотами и брошенными в огонь глумящимися солдатами северян скрипками и флейтами.
– Вы в порядке? – Старбак увидел судорогу, неожиданно исказившую лицо Бёрда.
– Вражеский всадник. Смотреть в оба! – Траслоу орал на свою роту, но своим неожиданным ревом надеялся вывести майора Бёрда из оцепенения.
– Янки, сэр, – Траслоу указывал на север, где на фоне бледных стволов далеких деревьев виднелась группа всадников.
– Не останавливаемся! – прокричал головной колонне Легиона Бёрд, и затем повернулся к Старбаку.
– Я думал о Присцилле.
– Как она? – спросил Старбак.
– Говорит, с ней все в порядке, но она и не скажет ничего другого. Моя дорогая девочка не из тех, кто будет изводить меня жалобами.
Бёрд женился на девушке вдвое младше его, как убежденный холостяк, капитулировавший наконец-то перед противником, и относился к своей жене с восхищением, граничащим с обожанием.
– Она говорит, что посадила лук. Разве не рано сажать лук? Или, может, она имела ввиду, что посадила его в прошлом году? Не знаю, но я очень впечатлён, что моя дорогая разбирается в посадке лука. Я – нет. Одному Богу известно, когда я увижу ее вновь, – он шмыгнул носом, а потом посмотрел на далеких всадников, которые выглядели обеспокоенными внушительным видом деревянных орудий, преграждавших им дорогу.
– Вперед, Нат, или скорее назад. Давай оставим эти горы пепла врагу.
Легион прошел мимо горящих складов, а затем и через весь городок. Некоторые дома были пусты, но большинство жителей осталось.
– Спрячьте свой флаг, дружище! – окликнул Бёрд столяра, который дерзко махал новеньким военным знаменем Конфедерации над своим магазином.
– Сверните его! Припрячьте его! Мы вернемся!
– Кто-нибудь еще остался позади вас, полковник? – столяр невольно повысил в звании Бёрда.
– Всего лишь горстка кавалеристов. А за ними одни лишь янки!
– Хорошенько отделайте ублюдков, полковник! – сказал столяр, коснувшись рукой своего флага.
– Сделаем все, что в наших силах. Удачи вам!
Легион оставил городок позади и невозмутимо шагал по мокрой и грязной дороге, изрезанной проехавшими здесь повозками беженцев.
Дорога вела на Фредериксберг, где Легион, перейдя реку, должен был взорвать мост, прежде чем присоединиться к основной группе армии Юга.
Большая часть армии отходила по дороге дальше на запад, ведущей прямо к Калпеперу, где располагалась новая ставка генерала Джонстона.
Джонстон полагал, что янки широко развернутся в попытке обойти линию укреплений у реки, и исходя из этого предстояло большое сражение в округе Калпепер; их ждет битва, поделился со Старбаком своими наблюдениями Бёрд, по сравнению с которой битва при Манассасе покажется всего лишь небольшой стычкой.
Отступление Легиона привело их к месту старого сражения. Справа возвышался длинный холм, который они в беспорядке оставили, пытаясь остановить внезапную атаку янки, а слева – тот крутой холм, где «Каменная стена» Джексон сумел удержаться и не только остановить, но и отбросить армию северян назад.
Битва состоялась восемь месяцев назад, но крутой холм все еще был усеян воронками от снарядов. Рядом с дорогой стоял каменный дом, где Старбак видел, как хирурги резали и пилили плоть раненых, а во дворе виднелась неглубокая похоронная яма, которую размыли зимние дожди, так что из под красной земли белели бугристые осколки костей.
Во дворе был колодец, где Старбак, как он припомнил, утолял жажду в страшную, усиленную пороховой гарью жару того дня. Группа отставших солдат, хмурых и отказавшихся повиноваться, сидела на корточках возле колодца.
Отставшие, почти все из полков, идущих впереди Легиона, разозлили Траслоу.
– Они должны быть мужчинами, разве не так? А не девками.
Легион обходил всё больше таких копуш.
Некоторые из них были больны и не могли ничего поделать, но большинство просто устали или стерли себе ноги. Траслоу издевался над ними, но даже его грубые насмешки не могли заставить отставших забыть о кровоточащих ногах и идти дальше. Вскоре всё больше солдат начали отставать из тех рот Легиона, что шли впереди.
– Так не годится, – пожаловался Старбаку Траслоу.
– Если так будет продолжаться, то мы потеряем половину армии, – он увидел трех солдат из первой роты Легиона и вихрем налетел на них, требуя малодушных ублюдков продолжить движение.
Но эти трое проигнорировали его, так что Траслоу пришлось пнуть самого рослого, свалив его на землю.
– Вставай, сукин ты сын! – заорал Траслоу.
Солдат отрицательно покачал головой и скорчился в грязи, получив от Траслоу удар в живот.
– Вставай, мерзкий слизняк! Вставай!
– Я не могу!
– Отставить! – приказал Старбак Траслоу, который удивленно обернулся, получив выговор от своего офицера.
– Я не позволю этим сучьим детям проиграть войну только из-за того что, они безвольные слабаки, – возразил Траслоу.
– Я тоже не позволю этому случиться, – парировал Старбак. Он подошел к солдату из первой роты под пристальными взглядами группы отставших, которым хотелось увидеть, как высокий темноволосый офицер преуспеет там, где потерпел неудачу коренастый свирепый сержант. При приближении Старбака Траслоу сплюнул в грязь.
– Вы собираетесь уговаривать этого сукина сына?
– Да, – ответил Старбак, – собираюсь. Он встал над упавшим солдатом, провожаемый взглядами всей одиннадцатой роты, которая остановилась, чтобы насладиться зрелищем.
– Как тебя зовут? – спросил Старбак отставшего.
– Ив, – настороженно ответил солдат.
– И ты не можешь поспевать за нами, Ив?
– Думаю, нет.
– Он всегда был бесполезным ублюдком, – вмешался Траслоу. – Как и его папаша. Если бы семейство Ива состояло из ослов, помяните мое слово, следовало бы их всех пристрелить при рождении.
– Прекратите, сержант! – упрекнул его Старбак, затем улыбнулся мокрому и несчастному Иву. – Ты знаешь, кто идет за нами? – спросил он.
– Часть нашей кавалерии, – ответил Ив.
– А за кавалерией? – спокойно продолжал Старбак.
– Янки.
– Просто влепите этому бесполезному ублюдку как следует.
– Оставь меня в покое! – закричал Ив на сержанта.
Ив был ободрен мягким и деликатным обращением Старбака и поддержкой других отставших, которые приглушенно выражали негодование жестокостью Траслоу и были преисполнены благодарности к Старбаку за справедливое обращение.
– А ты знаешь, что сделают с тобой янки? – спросил Старбак.
– Думаю, что хуже этого уже ничего быть не может, капитан – ответил Ив. Старбак понимающе кивнул головой:
– Значит, не можешь больше идти?
– Думаю, что нет.
Другие отставшие вполголоса выражали свое согласие. Они все очень устали, очень страдали, сильно промокли, слишком отчаялись и были слишком несчастны, чтобы даже подумать о том, чтобы продолжить идти.
Они все хотели завалиться у обочины дороги, и кроме мыслей о немедленном отдыхе у них не было других забот и страхов.
– Что ж, можешь остаться здесь, – сказал Старбак Иву. Траслоу протестующе заворчал. Другие удовлетворенно ухмылялись, а Ив, выиграв свое сражение, с трудом поднялся на ноги.
– Но только есть небольшое «но», – мягко добавил Старбак.
– Капитан? – Ив был полон подобострастия.
– Ты, конечно же, можешь остаться, Ив, но я не могу позволить тебе оставить себе амуницию, принадлежащую правительству. Это не будет справедливо, правда? Мы ведь не хотим, чтобы янки достались наши ценное оружие и мундир? – улыбнулся Старбак.
Ив неожиданно напрягся. Он насторожено мотал головой, но не совсем понимал, о чем толкует Старбак. Тот повернулся к своей роте.
– Амос, Уорд, Декер, ко мне!
Трое солдат подбежали к Старбаку, который кивнул в сторону Ива.
– Разденьте трусливого ублюдка догола.
– Вы не можете, – начал было Ив, но Старбак шагнул вперед и с силой ударил его в живот, другой рукой стукнув по голове, так что она запрокинулась. Ив опять свалился в грязь.
– Разденьте его! – велел Старбак. – Сорвите с ублюдка всю одежду.
– Господи Иисусе, – не веря своим глазам, охнул один из отставших, когда люди Старбака сорвали с Ива одежду.
Траслоу, теперь довольно ухмылявшийся, взял винтовку и амуницию. Ив уже кричал, что хочет остаться с Легионом, но Старбак знал, что ему необходимо было создать показательный пример, и Иву не повезло, что именно он им оказался.
Ив отбивался и боролся, но ему было не под силу справиться с людьми Старбака, которые сняли с него ботинки, ранец, скатку, стащили штаны и сорвали куртку и рубашку.
На Иве не осталось ничего, кроме пары перепачканных потрепанных подштанников. Он еле стоял на ногах, от удара Старбака кровь текла из его носа.
– Я продолжу идти, капитан! – умолял Ив.
– Честное слово!
– Снимай подштанники, – грубо приказал Старбак.
– Вы не можете! – Ив попятился, но Роберт Декер сбил его с ног, и нагнувшись стащил потрепанное исподнее Ива, оставив его совершенно голым под дождем и в грязи.
Старбак посмотрел на других отставших.
– Если кто-то из вас хочет здесь остаться и познакомиться с янки, то немедленно раздевайтесь! Если нет, то продолжайте шагать.
Все принялись шагать. Некоторые преувеличивали свою хромоту, чтобы показать, что имели вескую причину отстать, но Старбак прикрикнул на них, что может раздеть калеку намного быстрее, чем здорового, и этот довод заставил копуш топать быстрее.
Некоторые даже почти бежали, лишь бы убраться подальше с глаз Траслоу и Старбака, по дороге распространяя слух, что в задних рядах колонны Легиона пощады не найти. Ив умолял вернуть ему одежду. Старбак вытащил пистолет.
– Убирайся к черту!
– Вы не можете так поступить!
Старбак выстрелил. Пуля забрызгала грязью белые ноги Ива.
– Беги! – прокричал Старбак. – Вали к янки, сукин сын!
– Я убью тебя! – заорал Ив. Теперь он бежал совершенно голый, шлепая в грязи по дороге к Манассасу. – Я убью тебя, сволочь северная!
Старбак вложил пистолет в кобуру и ухмыльнулся Траслоу.
– Видите, сержант? Хорошее обращение всегда срабатывает, без исключений.
– А вы смышленый вояка, да?
– Да, сержант, так и есть. А теперь вперед! – приказал Старбак роте, и они, ухмыляясь, продолжили идти, в то время как Траслоу раздавал обмундирование Ива.
Количество отставших сократилось до небольшой группы, и эта группа состояла из совершенно охромевших людей. Старбак приказал своим людям отобрать у них оружие и патроны, но все остальное оставил.
Теперь больше не было симулянтов. Этим ранним утром Легион тащился мимо того, что когда-то было одной из больших скотобоен Конфедерации, а теперь превратилось в ад, наполненный желто-синим пламенем. Жир шипел и потрескивал, растекаясь жидкими ручейками среди лачуг, где жили заводские рабы.
Негры смотрели на проходивших солдат, не выказывая ни малейших чувств. Они знали, что скоро придут северяне, но предпочли не выражать радости по этому поводу.
Дети держались за передники своих матерей, мужчины наблюдали из своих укрытий, а позади них с шипением поджаривались туши, распространяя соблазнительный аромат мяса и бекона по широкой полосе заболоченной местности.
Запах бекона не оставлял Легион почти до середины утра, когда кавалерийский арьергард догнал отступающую пехоту.
Всадники спешились и вели в поводу своих взмыленных лошадей. У некоторых не было седел, вместо них использовали куски тяжелого сукна, а у других были веревочные уздечки.
Продвигаясь на юг, солдаты рыскали по обочинам дороги в поисках подходящей амуниции, выброшенной шедшими впереди пехотными батальонами.
Тут были шинели, палатки, одеяла, оружие – всё это взяли из оставленных складов в Манассасе, но по дороге тяжелый груз просто выбросили.
Собаки Легиона щедро нагрузились едой, захваченной с горящих складов, но теперь выбрасывали ее, по мере того, как росла усталость.
– Больше похоже на поражение, чем на отступление, – проворчал Старбак Таддеусу Бёрду.
– Уверен, что в учебниках об этом напишут как о тактическом отступлении, – с наслаждением проговорил Бёрд. Он получал удовольствие от сегодняшнего дня.
Вид огромного количества сжигаемого добра служил доказательством несомненной глупости человечества, в особенности той ее части, которая находилась при власти, а Бёрд всегда получал удовольствие от таких доказательств повальной глупости. И в самом деле, радость его была так велика, что временами он чувствовал себя виноватым.
– Хотя, не думаю, что ты когда-либо чувствовал себя виноватым, а Старбак?
– Я? – Старбак был удивлен вопросом, – Я постоянно так себя чувствую.
– Из-за того, что тебе нравится война?
– Потому что я грешник.
– Ха! – Бёрду понравилось это признание.
– Ты имеешь ввиду жену кузнеца в Манассасе? Какой же ты все-таки глупец! Чувствовать себя виноватым из-за того, что вполне естественно? Разве дерево чувствует себя виноватым из-за того что растет? Или птица из-за того что летает? Твоя вина, Старбак, не в совершении грехов, а в страхе одиночества.
Это замечание настолько задело его за живое, что Старбак оставил его без внимания.
– Вас никогда не беспокоит совесть? – вместо этого спросил он Бёрда.
– Я никогда не позволял бестолковому блеянию священников смутить мою совесть, – ответил Бёрд.
– Видишь ли, я никогда их долго не слушал. Боже мой, Старбак, если бы не эта война, ты тоже мог быть посвящен в сан. Ты бы венчал людей, вместо того чтобы убивать их! – Бёрд рассмеялся, раскачивая головой взад-вперед, но неожиданно обернулся, услышав выстрел из винтовки далеко позади Легиона.
Среди деревьев просвистела пуля, и спешившаяся кавалерия повстанцев тут же повернулась, чтобы ответить на эту угрозу. В отдалении появилась группа всадников-янки.
Дождь не позволял разглядеть противника, хотя каждый раз облачко дыма выдавало место выстрела из карабина.
Отзвук выстрела глухо и монотонно доносился несколькими секундами спустя после того, как пуля шмякалась в мокрую дорогу или не причинив вреда пролетала в верхушках сосен. Кавалерия северян стреляла с большого расстояния, полагаясь больше на удачу, чем на меткость.
– Это потребует вмешательства твоих ребят, Нат, – с злорадным удовлетворением сказал Бёрд.
У Бёрда имелись свои твердые убеждения по поводу ружейной стрельбы. Он предпочитал придерживать залпы полка до последнего момента, и верил, что роты застрельщиков должны быть самим меткими стрелками; настойчивость Старбака в постоянных упражнениях в стрельбе превратила одиннадцатую роту в самых смертоносных снайперов Легиона.
Несколько человек, как, например, Иса Уошбрук и Уильям Толби, были прирожденными снайперами, но даже неумелое большинство значительно улучшило навыки после нескольких месяцев тренировок.
Джозеф Мей был одним из этих наименее способных, хотя в его случае улучшению меткости он был обязан очкам в золотой оправе, снятым с мертвого капитана-янки в сражении при Бэллс-Блафф.
Майор Бёрд уставился на длинную дорогу, бегущую прямо между вечнозелеными деревьями.
– Один залп с хорошим прицелом, Нат. Мерзавцы не рискнут приблизиться, и как только поймут, что мы можем и пристрелить, и еще быстрее побегут обратно, так что всемогущий и всевидящий Бог дает нам лишь один шанс послать их жалкие душонки в ад, – он потер тощие ладони.
– Не обижу ли я тебя, если отдам приказ, Нат?
Старбак, развеселившись, глядя на кровожадный энтузиазм Бёрда, заверил своего командира, что не собирается обижаться, и велел роте найти подходящую позицию для стрельбы и зарядить винтовки.
В поле зрения находились около дюжины кавалеристов-янки, но большая их часть, очевидно, скрывалась за деревянной таверной, стоящей у поворота дороги, на которой только что появились враги.
Северяне стреляли из карабинов прямо из седла, явно уверенные, что они находятся слишком далеко от арьергарда врага, чтобы южане представляли реальную опасность.
Стрельба была скорее не угрозой, а издевательством, прощальным и насмешливым жестом в сторону отступающих мятежников. Кавалерия конфедератов отвечала ответным огнем, но их импровизированная коллекция револьверов, охотничьих ружей и трофейных карабинов стреляла еще хуже, чем карабины северян.
– Четверть мили! – крикнул Траслоу.
Такова была дальность стрельбы винтовок Легиона. Как правило, Старбак считал, что выстрелы с расстояния больше двух сотен ярдов были напрасной тратой патронов, если не стреляли лучшие снайперы роты, но дистанция в четверть мили была вполне подходящей.
Он зарядил винтовку, сначала надорвав бумажную обертку патрона, зажав зубами пулю, а потом высыпав в дуло порох. Он затолкал бумагу в ствол в качестве пыжа, а потом выплюнул пулю прямо в дуло.
Во рту остался горький и соленый вкус пороха, а он уже вытаскивал из винтовки стальной шомпол, пропихнув пулю конической формы поглубже, к пыжу и пороху, а потом снова вставил шомпол на место.
Под конец он выудил маленький медный капсюль и на ощупь уложил его на затравочный стержень в казенной части винтовки. Капсюль был заполнен щепоткой фульмината ртути, химически нестабильным веществом, которое взрывалось от сильного удара.
Курок винтовки ударял по капсюлю, и гремучая смесь взрывалась, так что огонь побежал вниз, к пороху, который находился в казенной части оружия.
Вражеская пуля попала в лужу в тридцати ярдах от роты, разбрызгав грязную воду. Нед Хант, вечный ротный клоун, произнес какую-то шуточку в сторону далекой кавалерии, но Траслоу велел ему держать свой чертов язык за зубами.
Старбак встал на колено за деревом, чтобы как следует прицелиться. Он поднял целик[39]39
Целик – часть прицела, в которой находится прорезь, при прицеливании огнестрельного оружия совмещаемая с мушкой. Имеет разное строение в разных моделях. Иногда ошибочно называется собственно прицелом.
[Закрыть], чтобы попасть на четыреста ярдов, а потом, учитывая, что холодная винтовка стреляет на более короткое расстояние, добавил еще сотню для верности.
– Отодвиньтесь-ка, ребята! – прокричал майор Бёрд кавалеристам-южанам, и длинноволосые всадники в серых мундирах отвели лошадей за спины роты Старбака.
– Вы никуда не попадете, ребята! – добродушно ответил один из всадников. – С таким же успехом можете и камнями в сволочей кидаться.
Теперь на повороте дороге появились и другие янки, может, человек двадцать в целом. Некоторые спешились и встали на колено у таверны, а другие по-прежнему целились и стреляли прямо из седла.
– Стреляем в группу справа! – приказал Бёрд.
– Помните про ветер, когда целитесь, и ждите моей команды!
Старбак отклонил дуло немного влево, учитывая, что ветер дул с востока. Дождь хлестал по стволу винтовки, когда он нацелил ее на всадника в центре группы янки.
– Считаю до трех, а потом даю команду, – провозгласил майор Бёрд.
Он встал прямо посреди дороги, уставившись на врага в половинку бинокля, которую снял с трупа в Манассасе.
– Раз, – протяжно выкрикнул он, и Старбак попытался сдержать раскачивающуюся винтовку.
– Два! – крикнул майор Бёрд, и дождь залил Старбаку глаза, заставив моргнуть, когда он поднял дуло, чтобы совместить мушку с прицелом.
– Три, – закончил Бёрд, и вся рота затаила дыхание, попытавшись превратить мышцы в камень.
Старбак навел мушку точно на расплывчатый силуэт всадника, находящегося в четверти мили, и держал ее на этом месте, пока Бёрд не скомандовал:
– Пли!
Пятьдесят винтовок затрещали почти в унисон, выплеснув на дорогу белое облако порохового дыма. Приклад винтовки ударил Старбака по плечу, а его ноздри защекотала горькая вонь взорвавшейся гремучей смеси.
Майор Бёрд выбежал на свободное от дыма пространство и направил свой сломанный бинокль на далекий поворот дороги. Там галопом неслась лошадь без седока, который валялся на дороге, второй человек хромал к лесу, а третий полз по грязи.
Еще одна лошадь была ранена и лежала, брыкаясь и молотя копытами, а позади умирающего животныого несколько янки разлетелись, как пыль от соломы.
– Молодцы! – воскликнул Бёрд.
– А теперь вставайте и вперед!
– Как у нас получилось? – поинтересовался Старбак.
– Три человека и лошадь, – ответил Бёрд. – Один из трех, возможно, мертв.
– Это от пятидесяти то выстрелов? – спросил Старбак.
– Я где-то читал, – весело заметил Бёрд, – что во время наполеоновских войн на двести ружейных выстрелов приходилось одно ранение, так что три человека и лошадь от пятидесяти выстрелов – это совсем неплохо, – он разразился резким смехом, подергивая головой взад и вперед, в той самой манере, из-за которой и заслужил свое прозвище.
Отложив сломанный бинокль, он объяснил свою радость.
– Лишь полгода назад, Нат, я был полон угрызений совести относительно убийств. А теперь, черт возьми, похоже, рассматриваю их как мерило успеха. Адам прав, война нас изменила.
– Он и с вами на эту тему разговаривал?
– Он излил на меня свои угрызения совести, если ты об этом. Едва ли это можно назвать беседой, поскольку мой вклад в нее он счел неуместным. Он что-то простонал, а потом попросил меня помолиться вместе с ним, – Бёрд покачал головой. – Бедняга Адам, ему и правда не следовало надевать военную форму.
– Как и его отцу, – мрачно заметил Старбак.
