Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 106 страниц)
Они еще раз завернули за угол, поднялись по еще одной короткой лестнице, и наконец миссис Ричардсон вытащила связку ключей, выбрала один из них и всунула его в замочную скважину. Она немного помедлила, повернула ключ и распахнула дверь.
– Проходите, мистер Старбак.
Старбак нервно вошел в комнату. Дверь за ним закрылась, ключ повернулся в замке, и там была Салли. Живая. Она сидела в кресле с книгой на коленях и выглядела даже прекраснее, чем он ее помнил. Многие недели он пытался вызвать этот образ в своих снах, но теперь, снова столкнувшись с ее красотой в реальности, понял, насколько неадекватными были эти видения. Он был покорен ею.
Они уставились друг на друга. Старбак не знал, что сказать. Ножны его сабли тихо царапали дверь. Салли была в темно-синем платье, а ее волосы были собраны в тяжелый пучок на макушке, перевязанный бледно-голубыми лентами.
На ее щеке виднелся свежий шрам, не делающий ее менее прекрасной, но наоборот, на удивление еще более обворожительной. Шрам представлял собой белую полоску, идущую от левой скулы к уху. Она взглянула на него столь же удивленно, насколько он был взволнован, а потом закрыла маленькую книгу и отложила ее на столик рядом с собой.
– Это же священник! – похоже, она рада была его видеть.
– Салли? – голос Старбака дрожал. Он был взволнован, как ребенок.
– Теперь я Виктория. Как королева, – засмеялась Салли. – Мне дали новое имя, понимаешь? Так что я Виктория, – она помедлила. – Но ты можешь звать меня Салли.
– Тебя держат взаперти?
– Это чтобы не входили клиенты. Иногда мужчины становятся как безумные, по крайней мере, военные. Но я не пленница. У меня есть ключ, видишь? – она вытащила ключ из кармана платья.
– И я не должна говорить «типа». Миссис Ричардсон этого не любит. И еще она не велит мне говорить «ниггер». Это, типа, некрасиво. И она учит меня читать, – она показала Старбаку свою книгу. Это был букварь Макгилфи, самая первая книга из серии, которую Старбак читал в возрасте трех лет.
– Я делаю успехи, – с энтузиазмом произнесла Салли.
Старбаку хотелось зарыдать, он сам не понимал, почему. Она прекрасно выглядела, даже вполне счастливой, но было что-то жалкое в этом месте, что заставило его возненавидеть весь мир.
– Я волновался за тебя, – неуклюже заявил он.
– Как мило, – она коротко улыбнулась и пожала плечами. – Но со мной всё в порядке, в полном порядке. Разве что я не поставлю и кусок дерьма на то, что Итан Ридли обо мне беспокоится.
– Да, не думаю, что он беспокоится.
– Увижусь с ним в аду, – голос Салли зазвучал с горечью. Над городом прогрохотал раскат грома, а секундой позже застучал дождь. От капель туго натянутая на двух открытых окнах москитная сетка задрожала. В темноте молнии освещали небо на западе.
– У нас есть вино, – сказала Салли, вновь обретя бодрое расположение духа, – и холодная курица, видишь? И хлеб. И еще сладкие фрукты, видишь? И орехи. Миссис Ричардсон сказала, у меня будет особый посетитель, и девочки принесли всё это. Они хорошо о нас позаботились, видишь?
Она встала и подошла к одному из открытых окон, вглядываясь в бледные всполохи молний, сверкающие в надвигающемся мраке. Летняя атмосфера была тяжелой и удушающей, а просторная комната Салли, которая, на несведущий взгляд Старбака, выглядела удручающе обыкновенно, как хорошо меблированный номер в отеле, наполнилась запахом ричмондского табака. В комнате стоял небольшой ящик для угля около черного металлического камина с бронзовой решеткой, на стене с обоями в цветочек висел горный пейзаж в раме.
Там было два кресла, два стола и россыпь ковров и вездесущих плевательниц на отполированном деревянном полу. На широкой кровати с резным деревянным изголовьем лежала кипа белых подушек. Старбак прилагал все усилия, чтобы не смотреть на кровать, пока Салли рассматривала сквозь москитную сетку западный горизонт, где мелькали молнии.
– Иногда я смотрю в ту сторону и думаю о доме.
– Ты скучаешь по нему?
Она засмеялась.
– Мне здесь нравится, священник.
– Нат, Зови меня Нат.
Она отвернулась от окна.
– Мне всегда хотелось стать настоящей леди, понимаешь? Я хотела иметь все эти прелестные вещи. Мама рассказывала мне о действительно прелестном доме, в котором она однажды побывала. Она сказала, что там есть свечи и картины, и мягкие ковры, и мне всегда этого хотелось. Я ненавидела свою жизнь там. Вставать в четыре утра и таскать воду, и всегда мерзнуть зимой. А руки всегда в мозолях. Даже кровят, – она замолчала, вытянув вперед руки, которые теперь были мягкими и белыми, а потом взяла сигару из банки на столе, где была расставлена еда.
– Хочешь закурить, Нат?
Старбак прошел по комнате, отрезал кончик сигары, зажег ее, а потом взял еще одну для себя.
– Как ты меня нашел? – спросила Салли.
– Отправился к брату Итана Ридли.
– К этому Дилейни? Странный тип, – заявила Салли. – Мне он нравится, думаю, что нравится, но он не такой, как Итан. Вот что я тебе скажу, если еще раз увижу Итана, клянусь, я убью этого сукиного сына. И плевать, что меня повесят, Нат, я его убью. Миссис Ричардсон божится, что ему не позволят со мной увидеться, если он здесь появится, но я надеюсь, что он это сделает. Надеюсь, что сукин сын сюда придет, и я насажу его на нож, как свинью, вот что я сделаю.
Она затянулась сигарой, так что ее кончик вспыхнул красным.
– Что произошло? – спросил Старбак.
Она пожала плечами, села в кресло у окна и рассказала, как приехала в Ричмонд, чтобы найти Итана Ридли. Три или четыре дня он вел себя дружелюбно, даже был добр к ней, а потом сказал, что им нужно сесть в экипаж, чтобы осмотреть несколько квартир, одну из которых он собирался для нее снять.
Но там оказались не квартиры, а двое мужчин, которые отвезли ее в какой-то подвал в восточной части города и избили, изнасиловали и снова избили, пока, наконец, она не стала послушной.
– Я потеряла ребенка, – тихо объяснила она, – но они этого и хотели, надо думать. В смысле, от меня им не было проку, пока я была беременна, только не здесь, – она махнула рукой в сторону комнаты, намекая на род своих занятий. – И, конечно, он всё это устроил.
– Ридли?
Салли кивнула.
– Он всё организовал. Он хотел от меня избавиться, понимаешь? И нанял этих двух типов. Один был ниггером, в смысле, чернокожим, а другой раньше был работорговцем, понимаешь, в общем, они знали, как сломить человека, как бывалочи мой папа объезжал лошадей, – она пожала плечами и повернулась к окну. – Думаю, меня тоже нужно было объездить.
– Не говори так! – потрясенно воскликнул Старбак.
– О, милый мой! – улыбнулась ему Салли. – Как, черт побери, в этом мире я бы смогла получить то, чего хочу? У тебя есть ответ? Я, типа, не родилась богатенькой, у меня нет образования, чтобы стать богатой, всё, что у меня есть – это то, чего хотят мужчины, – она вытащила сигару и взяла у Старбака бокал с вином. – Многие девушки здесь начинали так же. В смысле, сначала их пришлось объездить. Это не слишком-то мило, и меня не заботит, увижу ли я снова тех двух типов, но теперь я здесь, и мне лучше.
– Они тебя запугали?
– Черт, ну конечно же, – она дотронулась до левой щеки. – Но это ведь не очень уродливо, да? Они и всякое другое проделывали. Типа, чтобы я помалкивала. У них была эта штуковина, которую используют на рабах, чтобы заткнуть им рот. Она обхватывает голову, а кусок железа всовывают сюда, – она продемонстрировала это, ткнув сигарой по губам, а потом пожала плечами. – Это не больно. Мне просто нужно было научиться быть паинькой, и тогда они перестали это использовать.
Старбака начало наполнять негодование.
– Кто были те двое?
– Просто мужчины, Нат. Неважно, – Салли сделала пренебрежительный жест, будто и правда не винила их в том, что случилось.
– Потом через месяц в дом пришел мистер Дилейни и сказал, что просто шокирован тем, что со мной случилось, и еще сказал, что во всём виноват Итан, и миссис Ричардсон тоже пришла, они меня забрали и такую суету вокруг меня подняли, а потом привезли сюда, и миссис Ричардсон сказала, что особого выбора у меня нет. Я могу остаться здесь и заработать денег или они отправят меня обратно на улицу. И вот я здесь.
– Ты бы наверняка могла поехать обратно домой, – предложил Старбак.
– Нет! – неистово запротестовала Салли. – Я не хочу жить дома, Нат! Отец всегда хотел, чтобы я родилась мальчиком. Он считает, что любой будет доволен, имея бревенчатый дом, двух охотничьих собак, топор и винтовку, но я мечтаю не об этом.
– Ты хочешь уйти? – Спросил её Старбак. – Уйти со мной?
Она с сожалением улыбнулась ему.
– И как ты собираешься это сделать, милый?
– Не знаю. Просто уйдем отсюда и направимся на север, – он махнул рукой в сторону темнеющего под ливнем неба, и даже когда он сделал это предложение, то понимал, насколько оно безнадежно.
Салли засмеялась над самой идеей о том, чтобы покинуть дом миссис Ричардсон.
– Здесь у меня есть всё, чего я хочу!
– Но…
– У меня есть всё, чего я хочу, – настаивала она. – Слушай, люди не очень-то отличаются от лошадей. Некоторые из них особенные, а некоторые – просто работяги. Миссис Ричардсон говорит, что я смогу стать особенной.
Она не допускает до меня кого попало, только особых клиентов. И еще она говорит, что я могу уйти отсюда, если какой-нибудь мужчина этого пожелает и заплатит за меня сколько полагается. В смысле, я и так могу уйти, но куда? Взгляни на меня!
У меня есть платья, вино, сигары и деньги. И я не всю жизнь буду этим заниматься. Видишь проезжающие экипажи с богатеями? Половина тех женщин начинали как я, Нат! – он говорила с убежденностью, а потом засмеялась, заметив его огорчение.
– А теперь послушай. Сними свою саблю, сядь поудобнее и расскажи мне про Легион. Осчастливь меня историей про то, как Итан застрелился. Ты знаешь, что этот сукин сын забрал кольцо моей мамы? То серебряное кольцо?
– Я тебе его верну.
– Нет! – она покачала головой. – Мама не хотела бы, чтобы это кольцо находилось в таком месте, но ты можешь отдать его папе, – она на секунду задумалась и грустно улыбнулась. – Он любил маму, действительно любил.
– Я знаю. Я видел его у её могилы.
– Конечно, видел, – она взяла засахаренную вишню и откусила половинку, а потом забралась на кресло с ногами. – Так почему ты не стал священником? Я часто об этом думаю.
И Старбак поведал ей о Бостоне и преподобном Элияле Старбаке, и о большом тягостном доме на Каштановой улице, который, казалось, всегда был наполнен угрожающей тишиной и родительским гневом, а еще запахом ваксы и масла для дерева, запахом библий и угольного дыма.
Над Ричмондом опустилась темнота, но ни Старбак, ни Салли не сдвинулись с места, чтобы зажечь свечи, они разговаривали о детстве и несбывшихся мечтах, и о том, как любовь постоянно ускользает сквозь пальцы, когда ты уже считаешь, что ухватил ее.
– Когда мама умерла, всё для меня пошло наперекосяк, – сказала Салли, а потом глубоко вздохнула и повернулась в темноте, чтобы взглянуть на Старбака. – Так ты рассчитываешь остаться здесь? На Юге?
– Не знаю. Думаю, что да.
– Почему?
– Чтобы быть рядом с тобой? – он произнес это с легкостью, по-дружески, и она засмеялась. Старбак наклонился вперед, уперев локти в колени и гадая об истинном значении своих слов.
– Не знаю, что мне делать, – тихо вымолвил он. – Теперь я точно знаю, что не стану священником, но и правда не понимаю, чем еще я могу заняться. Думаю, что мог бы стать учителем, но совершенно не уверен, что хочу этого. Я не очень хороший бизнесмен, по крайней мере, я так думаю, и у меня нет денег, чтобы стать адвокатом, – он помолчал, потянувшись за уже третьей сигарой за вечер. Дилейни оказался прав, курение успокаивало.
– Милый, но что ты собираешься продавать? – с усмешкой спросила Салли.
– Меня хорошо научили продавать то, что есть у меня. А что есть у тебя? О нас никто не будет заботиться за так, Нат, это я усвоила. Разве что моя мама, но она умерла, а папа…, – она покачала головой.
Он хотел, чтобы я стояла у плиты, забивала свиней, держала птиц и была, типа, женщиной фермера. Но это всё не мое. А если ты не церковник, адвокат или там, типа, учитель, то кем же, черт подери, станешь?
– Вот кем, – он указал на саблю в дешевых ножнах, подпиравшую подоконник. – Я стану солдатом. Хорошим солдатом.
Странно, подумалось ему. Он никогда прежде не признавался в этом, даже самому себе. Но сейчас его слова внезапно обрели смысл.
– Я стану знаменитым, Салли. Я пронесусь сквозь эту войну как… как…, – он замолчал, пытаясь подобрать подходящее слово, когда внезапно дом сотряс раскат грома, и в ту же секунду над Ричмондом подобно языку огня сверкнула молния. – Как она! – воскликнул Старбак. – Прямо как она!
Салли улыбнулась, обнажив зубы, казавшиеся ослепительно белыми в темноте. Ее волосы в чуть осветившей тьму молнии казались темно-золотыми.
– Военным ты состояния не сделаешь, Нат.
– Да, наверное. Не сделаю.
– А я ведь дорого стою, милый, – наполовину шутливо поддела она.
– Я найду деньги.
Ее фигура чуть шевельнулась в темноте. Стройные руки, погасив сигару, потянулись.
– Они подарили тебе сегодняшнюю ночь. Не знаю уж, почему, но, полагаю, ты нравишься мистеру Дилейни, а?
– Полагаю, что да, – сердце Старбака заколотилось. Он подумал, что был слишком наивен в отношении Дилейни, а потом о том, как ему обязан, а потом еще и о том, как мало его знает. Как же он был слеп, решил Старбак, и как доверчив. – Дилейни владеет этим местом? – спросил он.
– Он совладелец, но я не знаю, какова его доля. Но он подарил тебе эту ночь, милый, всю ночь, прям до завтрака, но после этого?
– Я сказал, что раздобуду денег, – Старбак дрожал и задыхался.
– Я тебе скажу, как сделать так, чтобы тебе хватило навсегда. Пока мы с тобой будем этого хотеть, – голос Салли звучал тихо на фоне дождя, барабанящего в темноте по крышам.
– Как? – было просто чудом, что Старбак вообще мог говорить, и это слово прозвучало как воронье карканье. – Как? – повторил он.
– Убей ради меня Итана.
– Убить Итана, – произнес Старбак, будто плохо расслышал, будто и не потратил последние дни, убеждая себя, что Итан – его враг, фантазируя в своих снах, как он сокрушит своего врага. – Убить его? – спросил он в ужасе.
– Убей этого сукиного сына ради меня. Просто убей его ради меня, – Салли помолчала. – Не то чтобы я, типа, возражала против своего пребывания здесь, Нат, может, это лучшее место для меня, но я ненавижу этого сукиного сына за то, что врал мне, ненавижу, что избавился от меня, наврав с три короба, и хочу, чтобы сукин сын сдох, и чтобы последним, что он услышит на этой земле, было мое имя, чтобы он не забыл о том, почему отправляется в ад. Ты сделаешь это для меня?
Боже ты мой, подумал Старбак, сколько же еще грехов будет завязано в этом мерзком узле? Сколько еще записей сделает ангел-хранитель в книге жизни агнца божьего? На какое искупление может надеяться человек, подумывающий об убийстве, не говоря уж о том, кто его совершил?
Насколько широки двери в преисподнюю, и насколько горячо пламя, насколько мучительно озеро адова пламени, и сколько продлится целая вечность, если сейчас он не встанет, не схватит саблю и не выбежит из этого логова порока под очищающий дождь. Боже мой, молился он, но это же ужасно, и если ты сейчас меня спасешь, я никогда больше не согрешу, никогда в жизни.
Он заглянул в глаза Салли, в её прекрасные глаза.
– Конечно, я убью его ради тебя, – услышал он свой голос.
– Хочешь перекусить сначала или после, милый?
Он будет великолепен, как белая вспышка молнии на темном небе.
Часть третья
Глава девятаяПриказы, пришедшие из Ричмонда, направляли Легион к железнодорожному узлу в Манассасе, где железная дорога Ориндж-Александрия пересекалась с веткой перевала Манассас.
Распоряжения пришли только спустя через три дня после возвращения Вашингтона Фалконера из Ричмонда, да и то распоряжение, похоже, было дано неохотно.
Приказ был отдан на имя старшего офицера полка округа Фалконер, словно ричмондские власти не хотели признавать заслуг Вашингтона Фалконера в наборе Легиона, но по крайней мере, они позволяли Легиону присоединиться к Северо-Виргинской армии генерала Борегара, как того требовал Фалконер.
Генерал Ли приложил коротенькую записку, сожалея о том, что не в его силах было приписать полк округа Фалконер к какому-либо определенному корпусу в армии Борегара, более того, он даже потрудился заметить, что в связи с тем, что власти были уведомлены о наличии полка в такой короткий срок, и так как полк не проходил никаких бригадных учений, он сомневался, сможет ли использовать полк в каких либо других целях кроме как особого назначения.
Вашингтону Фалконеру очень понравилось такoe назначениe, пока майор Пелэм не заметил сухо, что особое назначение обычно подразумевает охрану грузов, караулы на железной дороге и сопровождение пленных.
И если записка Ли была рассчитана уязвить Вашингтона Фалконера, то она попала в цель, хотя полковник и заявил, что ничего другого и не ожидал от слизняков из Ричмонда. Генерал Борегар, был уверен Фалконер, будет более приветлив. Самой главной заботой Фалконера было достичь Манассаса до окончания войны.
Крупные силы северян пересекли Потомак, и по имевшимся сведениям медленно продвигались навстречу армии конфедератов, а слухи в Ричмонде утверждали, что Борегар планировал провести мощный маневр по окружению, разгромив северных захватчиков.
Слухи добавляли, что если такое поражение не убедит Штаты требовать мира, то Борегар перейдет Потомак и захватит Вашингтон.
Полковник Фалконер мечтал проскакать на своем вороном жеребце, Саратоге, по ступеням незаконченного здания Капитолия, и ради исполнения этой мечты он готов был стерпеть худшее из оскорблений Ричмонда, и таким образом, через день после прибытия грубого приказа, Легион разбудили за два часа до рассвета с приказом убрать палатки и загрузить фургоны обоза.
Полковник рассчитывал на быстрый марш-бросок к железнодорожной станции в Росскилле, но, тем не менее, каким-то образом всё заняло гораздо больше времени, чем было рассчитано. Никто не был твердо уверен в том, как надо разбирать одиннадцать гигантских чугунных походных кухонь, купленных Фалконером, а также никто и не подумал распорядиться насчет доставки боеприпасов со склада в Семи Источниках.
Новости о походе побудили матерей, возлюбленных и жен солдат принести в лагерь последние подарки. Мужчины, уже отягощенные ранцами, оружием, одеялами и патронташами, были наделены шерстяными шарфами, плащами, кепками, револьверами, длинными охотничьими ножами, баночками с вареньем, мешочками с кофе, печеньем, а в это время солнце поднималось всё выше, а походные кухни еще не были разобраны, одна из лошадей потеряла подкову, Вашингтон Фалконер кипел от злости, Дятел Бёрд посмеивался при виде сей неразберихи, а майора Пелэма хватил сердечный приступ.
– О Господи! – это был Литтл, капельмейстер, жаловавшийся Пелэму, что в повозках недостаточно места для его инструментов, когда неожиданно пожилой офицер издал странный булькающий звук, отчаянно вдохнул, и затем свалился с седла.
Люди побросали все свои дела и собрались вокруг неподвижного худого тела. Вашингтон Фалконер направил коня к вылупившим глаза зрителям и отогнал их назад своем хлыстом.
– Назад, за работу! Где доктор Дэнсон? Дэнсон!
Появился Дэнсон и склонился над неподвижным телом Пелэма, а затем объявил, что тот мертв.
– Сгорел, как свеча! – Дэнсон с усилием поднялся, засунув стетоскоп в карман. – Чертовски хороший способ уйти из жизни, Фалконер.
– Только не сегодня, нет. Черт тебя дери! Марш работать! – Он направил хлыст на глазеющего солдата. – Пошевеливайся, прочь отсюда! И кто, черт побери, скажет об этом сестре Пелэма?
– Не я, – заявил Дэнсон.
– Черт возьми! Почему он не мог умереть в бою? – Фалконер развернул лошадь. – Адам! У меня есть для тебя дело!
– Я должен пойти на станцию в Росскилл, сэр.
– Туда может отправиться Итан.
– Он доставляет боеприпасы.
– К черту Росскилл! Я хочу, чтобы ты пошел к мисс Пелэм. Передай ей мои соболезнования, ты знаешь что сказать. Отнеси ей цветы. И еще лучше, прихвати по дороге Мосса. Если священник не сможет утешить скорбящих, то тогда на черта он нам нужен?
– Ты хочешь, чтобы после этого я сходил в Росскилл?
– Пошли Старбака. Скажешь ему, что делать.
Старбак был не на лучшем счету у полковника после той ночи в Ричмонде, когда он отсутствовал до окончания завтрака, а затем отказался объяснить, где провел ночь.
– Ему и не нужно рассказывать тебе, чем он занимался, – пожаловался своему сыну тем утром Фалконер, – потому что это и так очевидно, но, может быть, он будет любезен сказать нам, кто она.
Теперь Нату было приказано поехать в Росскилл на станцию железной дороги Ориндж-Александрия и уведомить станционного смотрителя о прибытии Легиона.
Фалконер, являвшийся директором железной дороги, заранее послал письмо, в котором, предвидя приказы из Ричмонда, потребовал приготовить два поезда для отправки Легиона, но теперь кому-то надо было поехать на станцию и приказать машинистам разжечь топки и развести пары.
Один поезд будет состоять из директорского вагона, приготовленного для Фалконера и его адъютантов, и достаточного количества пассажирских вагонов второго класса, чтобы вместить девятьсот тридцать два солдата Легиона, тогда как второй поезд будет состоять из товарных вагонов для провианта и лошадей и открытых вагонов для повозок, пушек, передков и зарядных ящиков Легиона.
Адам вручил Старбаку копию отцовского письма и копии письменных приказов, отданных станционному смотрителю на рассвете.
– Ребята Розуэлла Дженкинса должны быть там в одиннадцать, хотя бог знает, будут ли они готовы к этому времени. Они собираются соорудить мостки.
– Мостки?
– Чтобы загнать лошадей в вагоны, – пояснил Адам. – Пожелай мне удачи. У мисс Пелэм не лучший характер. Боже мой.
Старбак пожелал своему другу удачи, затем оседлал Покахонтас и рысью выехал из беспорядочного лагеря, проскакал через весь город и дальше по дороге на Росскилл. Город, в котором находилась ближайшая к Фалконеру железнодорожная станция, был вдвое больше самого Фалконера, и построен в месте, где предгорья наконец уступали место равнине, простиравшейся до самого далекого моря.
Это была легкая поездка вниз по склону. День был жарким, и коровы на лугах стояли в тени деревьев или по брюхо в глубоких холодных ручьях. Вдоль дороги пестрели цветы, деревья отяжелели от листвы, и Старбак был счастлив.
В седельной сумке у него лежало письмо к Салли. Она хотела, чтобы он отправлял ей письма, и он пообещал писать так часто, как сможет. Его первое письмо было про последние дни учений и о том, что полковник подарил ему кобылу, Покахонтас. Он написал простенькое письмо с короткими словами и крупными и четкими буквами. Он признавался Салли в любви, и полагал, что так и есть, но то была странная любовь, скорее дружба, нежели губительная страсть, которую он испытывал к Доминик.
Старбак все еще ревновал Салли к мужчинам, с которыми ей предстояло переспать, любой мужчина ревновал бы на его месте, но у Салли не было и крошки этой ревности.
Ей необходима была его дружба, так же как и он нуждался в ней, ведь ту в ночь, разрываемую раскатами грома, они сблизились, как два маленьких ребенка, нуждающиеся в утешении, и потом, счастливо лежа в постели, где курили сигары и слушали звуки утреннего дождя, договорились писать, или, вернее, Старбак согласился писать, тогда как Салли пообещала постараться прочесть его письма и однажды даже попытаться написать ответ, если Старбак даст слово чести не смеяться на ее попытками.
Он сделал остановку на почте Росскилла и отправил письмо, затем поехал на станцию. Смотритель оказался пухлым потеющий мужчина по фамилии Рейнольдс.
– Поездов нет, – поприветствовал Рейнольдс Старбака в своем маленьком кабинете рядом с телеграфной.
– Но мистер Фалконер, полковник Фалконер, специально просил о двух составах с паровозами.
– Да плевать я хотел, даже если сам Господь заказал вагоны! – Рейнольдс был тучным мужчиной, истекавшим потом в своей шерстяной железнодорожной форме, и вне всяких сомнений, уставшим от крайностей, которые привнесло военное время в его аккуратный распорядок.
– На всей железной дороге только шестнадцать паровозов, и десять из них ушли на север перевозить войска. Мы должны вести дела как железная дорога, но как я могу соблюдать порядок, если всем нужны паровозы? Я не могу вам помочь! Меня не волнует то, что Фалконер – директор, плевать я хотел даже если бы все директора просили вагоны, я ничего не могу сделать!
– Вы должны помочь, – сказал Старбак.
– Я не могу сотворить тебе вагоны, паренек! Не могу достать паровозы! – Рейнольдс перегнулся через стол, пот стекал по его лицу на рыжую бороду и усы. – Я не волшебник!
– Зато я волшебник, – заявил Старбак и, выхватив револьвер Сэвиджа из кобуры у пояса, направил его чуть в сторону от Рейнольдса и спустил курок. Дым и грохот наполнили комнату, а тяжелая пуля пробила деревянную стену, оставив рваное расщепленное отверстие. Старбак вложил дымящийся пистолет в кобуру.
– Я вам не паренек, мистер Рейнольдс, – спокойно сообщил Старбак потрясенному смотрителю, – а офицер армии Конфедеративных Штатов Америки, и если вы еще раз оскорбите меня, я просто поставлю вас к стенке и пристрелю.
На какое-то мгновение Старбак подумал, что Рейнольдс последует за майором Пелэмом в преждевременную могилу.
– Да вы сумасшедший! – наконец выговорил железнодорожник.
– Думаю, в этом есть доля правды, – спокойно согласился Старбак, – но я стреляю лучше, когда зол, чем когда спокоен, так что давайте лучше обсудим, как мы собираемся перевезти Легион Фалконера на север к узлу Манасаса, хорошо? – улыбнулся он.
Это Салли, решил он, это она вдохнула в него это спокойствие. Он и в самом деле был доволен собой. Черт возьми, подумал он, из меня выходит неплохой солдат.
Тем не менее, Рейнольдс полагал, что в радиусе пятидесяти миль не найти ни одного свободного пассажирского вагона. Всё, чем он располагал на станции – это семнадцать старых закрытых товарных вагонов.
– А как выглядят эти закрытые товарные вагоны? – вежливо поинтересовался Старбак, и перепуганный смотритель указал пальцем через окно на товарный вагон.
– Мы зовем их закрытыми товарными вагонами, – ответил он тем же нервным голосом, каким успокаивал телеграфиста и двух помощников, которые вбежали в его офис, чтобы узнать причину стрельбы.
– А сколько людей можно поместить в этот закрытый товарный вагон? – спросил Старбак.
– Пятьдесят? Может, шестьдесят?
– Тогда у нас достаточно вагонов.
Легион еще не достиг намеченной Фалконером цифры в тысячу человек, но было набрано более девятисот, получилось внушительное подразделение.
– Какие еще у вас есть вагоны? – осведомился Старбак.
Было еще два полувагона, которые оказались просто открытыми вагонами, и всё. Один из полувагонов и восемь товарных отчаянно нуждались в починке, хотя, по мнению Рейнольдса, их можно было использовать, но только на минимально возможной скорости.
Он утверждал, что паровозов не осталось, но стоило Старбаку положить руку на свой огромный Сэвидж, к Рейнольдсу внезапно вернулась память, и он вспомнил о локомотиве, который должен был пройти через станцию по пути в Линчбург, чтобы потащить груженные лесом вагоны, предназначавшиеся для постройки береговых фортов.
– Отлично, – одобрил Старбак. – Остановите паровоз и развернете его обратно.
– Здесь нет поворотного депо.
– Движение задним ходом возможно?
– Да, сэр, – кивнул Рейнольдс.
– Сколько отсюда до Манассаса?
– Сотня миль, сэр.
– Значит, отправимся на войну задним ходом, – удовлетворенно заключил Старбак.
Вашингтон Фалконер, прибывший с кавалерийским отрядом Легиона на станцию, был очень и очень зол.
Он ожидал два поезда с прицепленным к одному из них личным вагоном начальника, а вместо этого его встречали лишь взбунтовавшийся инженер с развернутым в обратную сторону локомотивом и тендером в связке с семнадцатью товарными и двумя полувагонами. Работник телеграфной станции пытался объяснить Линчбургу, почему это вдруг им стоить забыть о паровозе, а Рейнольдс пытался расчистить путь на север мимо Шарлотсвилла.
– Бога Ради, Нат! – кипел полковник. – Что за чертов бардак?
– Издержки военного времени, сэр?
– Черт, мои приказы были вполне доступными для понимания! Ты и с простейшими вещами не можешь разобраться?! – он умчался, дабы обрушить праведный гнев на ворчащего инженера.
Адам бросил взгляд на Старбака и пожал плечами:
– Извини. Он сейчас не самый счастливый человек.
– Как там мисс Пелэм?
– Ужасно. Просто кошмар, – Адам покачал головой. – Скоро, Нат, еще больше женщин получат те же новости. И их будут сотни.
Адам обернулся к улице, ведущей на станцию, когда в поле зрения появились первые пехотинцы Легиона. Колонну на марше с обеих сторон окружали две беспорядочные группы – жены, матери и дети. Некоторые несли ранцы, чтобы хоть как-то облегчить ношу мужчин.
– Боже, ну и бардак, – сказал Адам. – Предполагалось, что мы выступим три часа назад!
– Говорят, на войне ничто никогда не идет по плану, – жизнерадостно заметил Старбак. – А если и идет, скорее всего, это обман. Надо привыкнуть к бардаку. И извлекать из него максимум пользы.
– Отцу вряд ли это удастся, – признался Адам.
– Значит, ему повезло, что у него есть я, – Старбак дружелюбно улыбнулся Ридли, появившемуся вместе с Легионом. Нат решил, что будет крайне любезен с Итаном до конца жизни последнего. Ридли его проигнорировал.
Полковник планировал с комфортом обустроить Легион в вагонах к десяти часам утра, но лишь в пять часов вечера единственный состав потащился на север.
Пехоте, запасу провизии на три дня и боеприпасам места хватило, а вот всему остальному – нет. Офицерские лошади и слуги поместились в двух полувагонах.
Полковник путешествовал в служебном вагоне, прибывшем вместе с локомотивом, остальные же разместились в товарных. Полковник, серьезно относившийся к своим обязанностям начальника ветки, строго приказал сохранить вагоны нетронутыми вплоть до узла в Манассасе. Однако стоило ему об этом заикнуться, сержант Траслоу тут же пробил дыру в боку вагона невесть где найденным топором.
– Ребятам нужны свет и воздух, – буркнул он полковнику, снова занося топор. Фалконер отвернулся, словно не замечая, как Легион с энтузиазмом принялся за обустройство вентиляции вагонов.
Для кавалерии, двух шестифунтовиков с зарядными ящиками и передками, чугунных походных печек и повозок места не хватило.
Палатки Легиона были закинуты в вагоны в последний момент, капельмейстер Литтл прихватил свои инструменты, выдав их за медикаменты.
