Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 106 страниц)
– Адово пламя будет гореть ярче этих костров! – провозгласил мятежникам проповедник. – Оно будет гореть вечность и доставит вам невыносимые муки! Вот ваша судьба, если только вы немедленно не покаетесь! Господь простирает над вами руки свои! Покайтесь и будете спасены!
Старбак легонько дотронулся до спускового крючка и, устыдившись этого импульса, немедленно опустил винтовку. На мгновение показалось, будто отец глядит прямо на него, но без всякого сомнения, взгляду священника тоже мешал жар и дым, потому что он развернулся, не узнав сына, и направился обратно в сторону северян.
Пламя погребального костра взметнулось выше, когда жир из туш побежал вниз по поленьям. Последняя санитарная карета направилась на север, а с ней и последний фургон с мертвыми янки. Звуки горна теперь призывали оставшихся в живых янки вернуться к своим, и капитан Левергуд протянул руку.
– Думаю, еще увидимся, Нат.
– С удовольствием, – Старбак пожал руку северянину.
– Вообще-то, это какое-то безумие, – этими словами Левергуд выразил сожаление, что встретил такого приятного врага, а потом пожал плечами. – Но в следующую встречу будьте начеку. Нас поведет Макклелан, а он настоящий тигр. Он очень скоро вас разобьет.
Старбак однажды встречался с этим тигром и видел, как того разбили, но ничего не сказал ни об этой встрече, ни о поражении.
– Берегите себя, – сказал он Левергуду.
– И вы тоже, друг мой.
Северяне направились обратно, преследуемые зловонным дымом от горящих лошадиных туш.
– Вы знаете, что здесь был ваш отец? – за спиной Старбака внезапно раздался хриплый голос Свинерда.
Нат обернулся.
– Да, я его видел.
– Я разговаривал с ним, – сказал Свинерд. – Сказал, что имею честь быть командующим его сына. Знаете, что он ответил? – Свинерд сделал паузу, чтобы придать моменту драматизма, а потом усмехнулся. – Сказал, что у него нет сына по имени Натаниэль. Вы не существуете, по его словам. Вас вычеркнули из его жизни, уничтожили, прокляли и лишили наследства. Я сказал, что помолюсь за то, чтобы вы были прощены.
Старбак пожал плечами.
– Мой отец не из тех, кто прощает, полковник.
– Тогда вы сами должны его простить, – заявил Свинерд. – Но сначала подготовьтесь выступить, нас отводят обратно за Рапидан.
– Сегодня ночью?
– До рассвета. Это будет быстрый поход, так что велите своим ребятам не брать лишнее барахло. Мы же не можем нагружать их подобными вещами, а, Старбак? – Свинерд вытащил из кармана бутылку виски. – Я нашел это у себя в палатке, Старбак. Сразу после того как вы забрали ту бутылку. Я слышал, как вы бранили Дейвиса, и благодарен вам за это, но еще дюжина человек все равно принесли мне выпивку.
Старбак почувствовал приступ стыда из-за того, что собирался той же ночью вернуть виски Дейвиса обратно в палатку Свинерда.
– Вы чувствовали искушение? – спросил он полковника.
– Конечно же чувствовал. Дьявол еще от меня не отступился, Старбак, но я одержу над ним победу, – Свинерд оценил расстояние до погребального костра и метнул бутылку в огонь. Она приземлилась точно в цель, вызвав голубой всполох в центре костра. – Я спасен, Старбак, – сказал Свинерд, – так что велите друзьям Мерфи придержать выпивку для себя.
– Хорошо, полковник, так я и сделаю, – согласился Старбак и направился обратно к сержанту Траслоу. – Он спасен, а мы нищие, сержант, – заявил Старбак. – Полагаю, мы потеряли свои деньги.
Траслоу сплюнул в пыль.
– Засранец и одну ночь не продержится, – сказал он.
– А два бакса говорят, что продержится.
Траслоу на мгновение задумался.
– Какие еще два бакса? – наконец спросил он.
– Я выиграю у вас два бакса, если Свинерд продержится эту ночь.
– Забудьте.
Дым отнесло на север, где он смешался с темными тучами, сгрудившимися на летнем небе. Где-то под ними собирались армии Соединенных Штатов, чтобы отправиться на юг, и оказавшейся в меньшинстве армии Джексона оставалось только отступить.
Адам вместе со своим отрядом задержался на том месте, откуда мог обозревать далекий Голубой хребет. Он выискивал партизан, но сержант Том Хакстейбл поглядывал назад, в сторону фермы.
– Уютное местечко, – наконец прокомментировал он.
– Из тех мест, где можно провести всю жизнь, – согласился Адам.
– Но только не после того, как Билли Блайз закончит его обыскивать, – больше не мог скрывать своей обеспокоенности Хакстейбл. – Наше дело – охотиться на мятежников, – сказал он, а не преследовать женщин.
Адаму стало не по себе от этого прямого обвинения коллеги-офицера. Он подозревал, что оно может быть вполне обоснованным, но Адам всегда пытался истолковывать сомнения в пользу человека, и теперь пробовал найти остатки благородства в натуре Билли Блайза.
– Капитан просто расследует, что была за стрельба, сержант. Я ничего не слышал про женщин.
– Выстрелил Сет Келли, – заявил Хакстейбл, – не иначе.
Адам молча осматривал леса и поля на юге. Листва на деревьях застыла в неподвижном воздухе, когда он разглядывал ее в полевой бинокль.
– Человек должен иметь убеждения, видите ли, – заметил сержант Хакстейбл. – Человек без убеждений, капитан, – это человек без цели. Как корабль без компаса.
Адам по-прежнему молчал. Он повернул бинокль на север и рассматривал пустынную дорогу, а потом навел его на лесистый склон.
Хакстейбл переместил кусок жевательного табака от одной щеки к другой. В свой родной Луизиане он был бочаром, а потом стал подмастерьем у мебельщика в деревне своей жены в предместьях Нью-Йорка. Когда разразилась война, Том Хакстейбл посетил приходскую церковь с белым шпилем, преклонил колени в молитве на двадцать минут, а потом пошел домой, достал с крючка над камином винтовку, вытащил из ящика кухонного стола библию и взял из мастерской нож. Затем он велел жене как следует поливать тыквы и отправился в армию Севера. Его дед был убит британцами ради основания Соединенных Штатов Америки, и Том Хакстейбл не намеревался пустить эту жертву коту под хвост.
– Может, не мое дело это говорить, – безжалостно продолжал Хакстейбл, – но у капитана Блайза нет убеждений, сэр. Он и за дьявола станет драться, если ему хорошо заплатят.
Люди Адама придерживались того же мнения, что и сержант, и одобрительно забормотали.
– Мистер Блайз сражается за Север не по своей воле, капитан, – упрямо настаивал Хакстейбл. – Он говорит, что дерется за Союз, но по слухам, уехал из родного города, сбежав от линчевателей. Ходят разговоры о девушке, капитан. Белой девушке из хорошей семьи. Она говорит, что мистер Блайз взял ее силой и...
– Не желаю этого знать! – оборвал его Адам. А потом, решив, что был слишком груб, повернулся к сержанту с извинениями: – Уверен, что майор Гэллоуэй всё это учёл.
– Майор Гэллоуэй вроде вас, сэр. Порядочный человек, не верящий в зло.
– А вы верите? – спросил Адам.
– Вы видели плантации в самом сердце Юга, сэр? Да, сэр, я верю в зло.
– Сэр! – разговор был прерван одним из солдат, указывающим на север. Адам повернулся и поднял бинокль. Пару секунд он не видел ничего кроме расплывающихся очертаний листьев, а потом сфокусировал бинокль и заметил на вершине холма всадников. Он насчитал дюжину, но решил, что их еще больше. Они были не в форме, но с винтовками за плечами или в седельных кобурах. В поле зрения появилась и вторая группа всадников. Это наверняка были партизаны: всадники-южане, пробирающиеся по тайным тропам Виргинии, чтобы доставить неприятности армии Севера.
Хакстейбл пристально всматривался в далеких всадников.
– Капитан Блайз сбежит, – с отвращением заявил он.
– Его нужно предупредить. Поехали, – Адам повел свой отряд вниз по склону. Они пришпорили лошадей, направив их на восток. Как бы Адаму хотелось, чтобы животные не были такими клячами.
Высохшая лужайка перед сельским домом теперь представляла собой странное сборище мебели и домашней утвари, которые люди Блайза вытащили в поисках поживы. Там были ведра, плевательницы, картины, лампы и перевернутые кресла. Там находились высокие напольные часы, швейная машинка, две маслобойки, ночной горшок и сито. Некоторые солдаты примеряли одежду, а двое завернулись в женские шали. Один выкинул из окна верхнего этажа рулон материи, и яркая ткань водопадом полилась на крышу веранды и дальше вниз, где в цветочных клумбах были привязаны лошади.
– Где капитан Блайз? – спросил Адам одного из солдат в женской шали.
– В амбаре, кэп, но он вас не отблагодарит, если вы его там застанете, – ответил тот. В доме закричали дети. Адам бросил поводья сержанту Хакстейблу и побежал к амбару, у которого стоял на страже капрал Кембл.
– Вам туда нельзя, сэр, – с несчастным видом произнес капрал.
Адам ринулся мимо капрала, распахнул дверь и ворвался в амбар. Справа находились два пустых стойла, в центре возвышалась молотилка для овса, а дальний конец амбара заполняло сено. Блайз находился на сене, борясь с плачущей женщиной.
– Сука! – говорил Блайз, хлестая ее по щекам. Чертова сука!
Раздался звук разрывающейся ткани, и тут Блайз понял, что дверь распахнулась, и сердито повернулся.
– Какого чёрта вам надо? – он не узнал того, кто вторгся в амбар, силуэт находился против света.
– Оставьте ее в покое, Блайз! – потребовал Адам.
– Фалконер? Вот сукин сын! – Блайз вскочил на ноги и стряхнул с рук сено. – Я просто допрашиваю эту леди, и то, чем я здесь занимаюсь – не ваше чертово дело.
Женщина прижала остатки платья к груди и бросилась вперед.
– Он напал на меня, мистер! – обратилась она к Адаму. – Он собирался...
– Убирайтесь! – рявкнул Блайз Адаму.
Но Адам знал, что пришло время настоять на своем. Он вытащил револьвер, взвел его и нацелил в голову Блайза.
– Просто оставьте ее в покое.
Блайз улыбнулся и покачал головой.
– Вы просто мальчишка, Фалконер. Я на нее не нападал! Она мятежница! Она в нас стреляла!
– Никогда! – крикнула женщина.
– Отойдите от нее! – велел Адам. Он чувствовал, как стучит его сердце, и осознал свой страх, но понимал, что должен противостоять Блайзу.
– Застрели этого сукиного сына, который мешается под ногами, Кембл! – крикнул Блайз капралу через плечо Адама.
– Тронешь курок, капрал, и я тебя убью, – произнес из-за двери сержант Хакстейбл.
Блайз, похоже, нашел это безвыходное положение забавным, потому что ухмыляясь смахивал остатки сена с мундира.
– Она предательница, Фалконер. Проклятая мятежница. Вы знаете, каково наказание за убийство солдата-северянина? Читали генеральный приказ номер семь, так ведь? – он вытащил из кармана серебряную спичечницу.
– Просто оставьте ее в покое, – повторил Адам.
– Я и в мыслях не имел к ней приближаться, – заявил Блайз. – Но сучка пыталась помешать мне делать свою работу. А моя работа, Фалконер, заключается в том, чтобы сжечь этот дом дотла, как приказал генерал-майор Джон Поуп, – он начал чиркать спичкой, а когда она загорелась, бросил ее на сено. Когда женщина попыталась сбить пламя голыми руками, он расхохотался. Ее порванное платье распахнулось, и Блайз кивнул в ее сторону.
– Симпатичные сиськи, Фалконер. Или вам не с чем сравнивать, потому что вы никаких не видели? – Блайз захихикал, бросая на пол новые спички, от которых занимался огонь. – Так почему бы вам меня не пристрелить, Фалконер? Кишка тонка?
– Потому что не хочу сообщать партизанам, что мы здесь. Группа партизан находится в миле к северу. И они едут сюда.
Блайз на секунду уставился на Адама, а потом улыбнулся.
– Хорошая попытка, паренек.
– Может, пара десятков, – бесстрастно заметил из-за двери сержант Хакстейбл.
За спиной Блайза сено начало уже вовсю гореть. Женщина с плачем отпрянула от жара. Ее волосы растрепались, пряди свисали по обе стороны лица. Она закрыла грудь руками, плюнула в Блайза и выбежала из амбара.
– Спасибо, мистер, – сказала она, проходя мимо Адама.
Блайз смотрел, как она уходил, а потом снова перевел взгляд на Адама.
– Вы мне лжете, Фалконер?
– Хотите остаться и узнать? – спросил Адам. – Хотите рискнуть и встретиться с мужем этой женщины?
– Чертовы партизаны! – сержант Сет Келли внезапно выкрикнул это предупреждение откуда-то снаружи. – С милю отсюда, Билли!
– Вот же хрень Господня! – выругался Блайз и побежал мимо Адама, подзывая свою лошадь. – Пошли, ребята! Сматываемся отсюда! Берите, что сможете, и оставьте остальное! Быстрее! Быстрее!
Сено вовсю горело, из двери амбара валил дым.
– Куда? – спросил сержант Келли.
– На юг! Поехали! – Блайз отчаянно пытался покинуть ферму до появления партизан. Он схватил сумку с награбленным, вонзил в бока лошади шпоры и галопом поскакал в сторону леса.
Остальные в беспорядке последовали за ним. Адам со своим отрядом уехал последним. Они обнаружили Блайза в полумиле, в глубине леса, раздумывающим, по какой дороге направиться – на запад или на юг. Где-то вдалеке слышались мужские голоса, и их оказалось достаточно, чтобы Блайз выбрал дорогу на юг, обещавшую сделать побег более быстрым, поскольку она вела вниз по холму. Лошади отряда Адама устали, из их астматических легких со свистом вырывался воздух, а бока взмокли и побелели от пота, но Блайз всё равно ускорил бег, не остановившись, пока они не отъехали на добрых шесть или семь миль от фермы. Не было заметно никаких признаков преследования.
– Ублюдки, наверное, остановились, чтобы потушить пожар, – предположил Сет Келли.
– С этими партизанами никогда нельзя быть уверенным, – ответил Блайз. – Юркие, как змеи. Могут оказаться где угодно, – он нервно оглядывал лес.
Всадники остановились у ручья, бегущего на восток по залитой солнцем лесистой местности. Все лошади тяжело дышали, а пара охромела. Адам был уверен, что если бы партизаны за ними погнались, то все люди Блайза были бы убиты или захвачены в плен.
– Что теперь будем делать? – спросил Блайза один из солдат.
– Разузнаем, где мы находимся, чёрт возьми, – раздраженно огрызнулся Блайз.
– Я знаю, где мы находимся, – сказал Адам, – и знаю, куда мы направляемся.
Блайз тяжело дышал, а по его раскрасневшемуся лицу стекал пот. Он посмотрел на Фалконера.
– Куда? – отрывисто спросил он.
– Собираемся достать приличных лошадей, – ответил Адам, – а потом будем драться, как и должны были.
– Аминь, – произнес сержант Хакстейбл.
Блайз выпрямился в седле.
– Хотите сказать, что я не хочу драться, Фалконер?
На мгновение у Адама возникуло искушение принять вызов и заставить Блайза либо драться с ним, либо пойти на попятный перед лицом своих солдат. Но потом он вспомнил про партизан и понял, что не может позволить себе роскошь драться на дуэли так глубоко в тылу противника.
Блайз заметил колебания Адама и принял их за трусость. Он ухмыльнулся.
– Язык проглотили?
– Я еду на юг, Блайз, и мне плевать, поедете ли вы со мной или останетесь.
– Я вас отпущу, паренек, – произнес Блайз, развернул лошадь и поскакал на запад. Он планировал отвести своих людей к подножию холмов Голубого хребта, а потом следовать по горам на север, пока они не доберутся до расположения федералистов.
Адам смотрел, как Блайз уезжает, и знал, что их конфликт лишь отложен. Потом, когда настали сумерки, а лошади и люди отдохнули, он повел отряд на юг, туда, где собирался одержать победу.
Часть вторая
Глава пятаяДжексон, подобно укусившей змее, ранивший, но не добивший свою добычу, неожиданно отступил назад за Рапидан, таким образом очистив поле битвы у подножия Кедровой горы с его потемневшими участками выжженной земли и свежевырытыми могилами, на которых грифы-индейки жадно пировали вырытыми собаками останками.
Округ Калпепер остался за янки, и они рассматривали это как свою победу, хотя на самом деле никто не считал, что Джексон потерпел поражение. У змеи осталось жало, и это значило, что генералам Севера вновь придется его вырывать. Войска янки двигались на юг, расположившись лагерем вдоль северного берега реки Рапидан, а к югу от реки, в Гордонсвиле, железнодорожные вагоны подвозили новые войска мятежников из Ричмонда.
По обеим берегам реки распространилось тревожное ощущение, что вот-вот произойдут какие-то значительные события, и неизбежные слухи подогревали эти опасения. Мятежники боялись, что Потамакская армия Макклелана объединится с Виргинской армией Поупа, а если и эта перспектива была недостаточно пугающей, то северные газеты намекали, что янки выпустили из тюрем между Вашингтоном и канадской границей всех заключенных, переодели их в военную форму, вручили оружие и послали опустошать Виргинию.
В других слухах утверждалось, что Север собирает наемников в Европе, главным образом в Германии, и что каждому иностранцу обещан один акр территории индейцев за каждого убитого мятежника.
– Так я и знал, кончится тем, что мы будем воевать с немчурой, – заметил Траслоу, – но мы побили этих сволочей в семьдесят шестом, и в шестьдесят втором тоже разделаем.
Но самый настойчивый слух был о том, что Эйб Линкольн записывает в свою армию освобожденных рабов.
– Потому что больше не может найти никого, кто бы согласился против нас драться, – патриотично заявил лейтенант Коффмэн.
Большинство отметало слухи о вооруженных рабах как немыслимые, но через неделю после того, как Легион отступил от Кедровой горы, капитан Мерфи обнаружил подтверждение этих рассказов в "Вечерней газете Харфорда" двухнедельной давности, которая каким-то образом дошла до расположения южан.
– Смотрите! – крикнул Мерфи офицерам, пустившим вокруг костра кувшин с виски. – Это правда! – он развернул газету в сторону костра.
– "Конгресс разрешил президенту записывать в армию цветных", – вслух прочитал Мерфи. – "Конгрессмен Мэттисон из Нью-Джерси заявил, что чернокожее братство Америки жаждет собственной кровью внести лепту в великий крестовый поход, и таким образом, поскольку их детский и послушный характер вполне пригоден для воинской дисциплины, нет причин, по которым они не могут сражаться по меньшей мере столь же хорошо, как и предатели-мятежники".
Последние два слова были встречены хором насмешливых голосов. Потом состоялся спор об этой газетной заметке, и Старбак ощутил беспокойство в рядах офицеров. В мысли о том, что войско чернокожих явится, чтобы отомстить своим бывшим хозяевам, было что-то от ночного кошмара.
– Хотя сколько из нас когда-либо владели рабами? – возмущенно спросил лейтенант Дейвис.
– У меня было несколько, – тихо ответил Мерфи, а потом, после некоторой паузы, добавил: – Между прочим, я неплохо платил этим мерзавцам. Не думаю, что из нас, ирландцев, получаются хорошие рабовладельцы.
– У майора Хинтона дюжина рабов, – заметил лейтенант Пайн из четвертой роты Мерфи.
– А у Свинерда их было много за всю его жизнь, – сказал Старбак.
– Но больше нет, – озадаченно произнес лейтенант Дейвис. И в самом деле, ко всеобщему изумлению, как только Джексон отправил армию обратно за реку, полковник освободил двух своих рабов. Несмотря на то, что он был выходцем из наиболее известной семьи работорговцев Виргинии, он освободил превосходных негров стоимостью по меньшей мере тысячу долларов и послал их на север, к федералистам. Почему-то именно эта жертва, даже больше, чем поразительная способность полковника воздерживаться от выпивки, произвела на всю бригаду впечатление, что заместитель командующего и правда стал другим человеком. – Он даже сигары бросил курить, – добавил Дейвис.
Мерфи взял кувшин из рук Старбака.
– Только Богу известно, почему у вас, протестантов, такая малопривлекательная религия.
– Потому что это истинная религия, – вмешался лейтенант Эзра Пайн, – и нас ждет награда на небесах.
– А небеса, – настаивал Мерфи, – это место для всевозможных удовольствий, так ведь? То есть там будут реки, до краев полные лучшего виски, а коробки самых превосходных сигар будут дожидаться на каждом углу, и если все эти удовольствия вполне подходят для ангелов, то и для меня сгодятся. Да благословит тебя Господь, Пайн, – добавил Мерфи, поднося кувшин к губам.
Эзра Пайн хотел было начать теологический спор о природе рая, но ему пришлось заткнуться. Где-то в темноте солдат затянул любовную балладу, и эти звуки заставили офицеров замолчать. Старбак решил, что они задумались об этих ордах заключенных, немецких наемниках и мстительных освобожденных рабах, которые, по слухам, скапливались на противоположном берегу реки Рапидан.
– Если бы здесь был Ли, – разорвал тишину Мерфи, – он бы заставил нас рыть окопы. И все руки были бы в мозолях.
Все согласились, что Роберт Ли устроил бы сражение в обороне, но никто не понимал, как поступит Томас Джексон.
– Вот бы приехал Ли, – задумчиво произнес Мерфи, – потому что ничто на земле не остановит пулю лучше, чем пара ярдов доброй милой грязи.
На следующий день Старбак услышал первые слухи, и правда подтверждающие, что прибывает генерал Ли, чтобы принять командование силами мятежников у реки Рапидан. Старбак услышал об этом от старого друга, который приехал в Легион, размахивая двумя бутылками прекрасного французского вина.
– Мы взяли десять ящиков у янки в трех милях за Раппаханнок!
Этим ликующим оратором был француз, полковник Лассан, якобы являвшийся иностранным военным наблюдателем, но на самом деле он отправился вместе с кавалерией мятежников из чистого удовольствия поучаствовать в стычке. Он только что вернулся из рейда в глубокий тыл янки и привез новости о приготовлениях врага.
– Там целые ряды фургонов до самого горизонта, Нат! Многие мили, и все заполнены провизией, порохом и пулями.
– Это армия Макклелана? – спросил Старбак.
Лассан покачал головой.
– Это армия Поупа, но Макклелан скоро прибудет, – француз говорил об этом объединении армий, обещавшем хорошую драку, с настоящей радостью.
– А если прибудет Макклелан, – сказал Старбак, – и приедет Ли, то это означает многие мили окопов.
Француз бросил на Старбака удивленный взгляд.
– Бог ты мой, Ли не может позволить себе ожидание. Он рыл окопы, чтобы защитить Ричмонд, но здесь окопы не помогут, – он махнул рукой в сторону открытой местности, – и Ли придется сломить янки до того, как их армии объединятся. Ли не дурак, Нат. Он знает, каким местом свинья землю роет.
Старбак рассмеялся над этой причудливой фразой. Лассан говорил на превосходном английском, унаследованном от отца, но временами приправлял этот язык крестьянским диалектом Нормандии. Сам Лассан был не крестьянином, а профессиональным военным, который сражался в Италии, Крыму и Северной Африке и носил шрамы этих войн на своем лице вместе с закрывающей один глаз повязкой. Шрамы выглядели ужасно и могли бы до смерти перепугать ребенка, но сам Лассан был добродушным человеком, чьими главными грехами являлись женщина и война.
– Оба раза была опасная погоня, – с удовольствием поведал он Старбаку, – но к чему в этом гнусном и печальном мире еще и к скуке привыкать?
Теперь, привязав лошадь, француз расхаживал вместе со Старбаком по лагерю Легиона. Стояла такая погода, что никто не озаботился постройкой шалашей, предпочитая спать под открытым небом, так что лагерь представлял собой лишь сложенные в кучи пожитки среди остатков костров полевых кухонь. Старшина Толливер муштровал новобранцев, а не занятые в карауле ветераны либо спали, либо играли в карты, либо читали.
Лассан, который, похоже, взял на себя труд просветить Старбака в военных вопросах, объяснил, почему Ли не мог себе позволить оборонительную стратегию.
– Выкопайте окопы и разместите орудия за рекой, друг мой, и как вы остановите янки, если они просто обойдут ваши земляные укрепления? У вас недостаточно людей, чтобы охранять окопы от Чессапикского залива до Голубого хребта, так что вместо того, чтобы копать, вам нужно выступить и расстроить планы противника.
Это будет война маневров, война кавалерии! Конечно, вашей пехоте придется по-настоящему сражаться и умирать, вот для чего Господь создал пехоту, но мы, кавалеристы, проведем для вас разведку, – Лассан почесал лицо под заплесневевшей глазной повязкой. – Вот увидишь, Нат, тут станет горячо, когда прибудет Ли.
– Или когда атакуют янки, – заметил Старбак.
– Не атакуют. Слишком вялые. Север похож на человека, который слишком растолстел, чтобы быстро передвигаться. Он просто хочет накатиться на вас и раздавить всмятку, а вам нужно разрезать его на мелкие кусочки.
Несколько шагов Старбак прошел молча. Лагерь бригады остался у них за спиной, и теперь они двигались в сторону рощицы, заслонявшей южный берег реки Рапидан.
– Сможем ли мы выиграть эту войну? – наконец спросил француза Старбак.
– О да, – без колебаний ответил Лассан, – но это дорого обойдется. Если вы убьете достаточное число янки, они могут решить, что игра не стоит свеч. И еще вам понадобится удача, – француз говорил уверенно, но Старбака всё равно поразила эта мрачноватая установка. – Конечно, – продолжал Лассан, – если вы получите помощь Европы, то всё изменится.
– А мы сможем ее получить? – поинтересовался Старбак, словно этот вопрос не обсуждался без конца по всей Конфедерации.
Лассан покачал головой.
– Франция палец о палец не ударит, пока не начнет Британия, а Британия слишком сильно погорела в последней американской авантюре, так что не вмешается, если не будет уверена, что Юг способен выиграть войну и собственными силами, а в этом случае вам вообще не понадобится их помощь, и всё это означает, друг мой, что Югу придется сражаться и побеждать самостоятельно.
Они уже дошли до рощи, которая была переломана топорами солдат в поисках дров для костров, и Старбак засомневался, стоит ли двигаться дальше, но Лассан жестом пригласил его вперед.
– Хочу переговорить с тобой наедине, – сказал француз, ведя Старбака вниз, по едва заметной тропе, беспорядочно виляющей по подлеску. В листве щебетали голуби, и внезапно совсем близко раздалось стаккато постукивания дятла. – Мне нужно сказать тебе, – сказал Лассан, вполоборота повернувшись к Нату, – что я устроился в Ричмонде.
Старбаку это признание показалось странным и ненужным, возможно потому, что он не вполне понимал, что француз имел в виду под словом "устроился".
– В смысле основали бизнес? – спросил он.
– Боже ты мой, нет! – рассмеялся Лассан над этой идеей. – Моя голова не создана для коммерции, ни за что! Я о том, что обустроил жилье. На Грейс-стрит. Ты ее знаешь?
– Очень хорошо, – Старбака повеселила мысль о том, что Лассан может суетиться по дому.
– Это квартира, – объяснил Лассан. – У нас пять комнат над портняжной мастерской на углу Четвертой. Внизу – помещения для рабов, а на задах кухня, небольшой огородик с пряными травами, персиковое дерево и деревянная конюшня. Конечно, всё это в аренду, а кухонный дымоход чадит, когда ветер дует с запада, но во всём остальном вполне комфортабельное жилище.
Дожив до среднего возраста, Лассан никогда не считал комфорт одним из жизненных приоритетов и придал этому слову ироничный оттенок.
– У вас есть рабы? – удивился Старбак.
Лассан пожал плечами.
– В чужой монастырь со своим уставом не ходят, друг мой, – он вынул из кармана сигару, прикурил и протянул ее Старбаку, после чего закурил и сам. – Не могу сказать, что мне приятны были эти хлопоты, – продолжал он, – но я убедил себя, что рабам будет со мной лучше, чем с кем-либо еще. У меня есть конюх, две кухарки, они же прибираются в доме, и, конечно, горничная, которая занимается одеждой и прочей ерундой.
Его голос снова звучал смущенно. Мужчины добрались до старой проселочной дороги, которая уже заросла, но была достаточно широка, чтобы позволить им идти рядом друг с другом.
– Звучит так, будто вы нашли себе жену, – весело предположил Старбак.
Лассан остановился и взглянул другу в глаза.
– Я нашел компаньона, – очень серьезно произнес он. – Мы не женаты и не поженимся, но по крайней мере на сей момент подходим друг другу, – Лассан помедлил. – Это вы мне ее представили.
– О, – Старбак слегка покраснел, припоминая, что когда Лассан впервые пересек линию фронта, чтобы присоединиться к армии мятежников, он попросил Старбака отвести его в ричмондский дом удовольствий. Нат направил француза в лучший из подобных домов и самый эксклюзивный, тот, где работала Салли Траслоу. – Это Салли? – спросил он.
– Именно, – подтвердил Лассан. Его единственный глаз пристально изучал Старбака.
Пару секунд Старбак молчал. Салли была непокорной дочерью сержанта Траслоу и девушкой, в которую, как иногда думал Старбак, он и сам был влюблен. В начале года он просил ее выйти за него замуж, и временами Старбаку по-прежнему казалось, что у них мог бы получиться неплохой брак.
Он был рад, когда она покинула бордель ради прибыльного бизнеса со спиритическими сеансами, которые теперь стали знамениты на весь охваченный тягой к сверхъестественному Ричмонд, но без сомнений, этот ее успех имел некоторое отношение и к тому факту, что темный храм мадам Ройял, как нынче именовала себя Салли, прилегал к самому известному дому утех, и эта близость придавала визитам ее клиентов некий привкус разврата. Старбак даже питал некоторые надежды, что Салли решит завершить свой путь к респектабельности замужеством, но вместо этого она нашла любовника, и Старбак понимал, что таким мягким образом его предупреждают держаться подальше от постели Салли.
– Вам повезло, – сказал он Лассану.
– Она хотела рассказать вам сама, – объяснил Лассан, – но я настоял.
– Спасибо, – отозвался Старбак, гадая, почему внезапно его охватила ревность. У него не было для нее причин. В самом деле, если он так влюблен в Салли, то почему по ночам выскальзывает из лагеря бригады, чтобы посетить таверну, расположенную чуть южнее? Посещения таверны Маккомба находилось под запретом, но в одной из комнат на верхнем этаже работала рыжеволосая девица, и Старбак готов был рискнуть быть наказанным ради визита к ней. У него не было причин для ревности, повторил он себе, а потом зашагал по проселочной дороге на север. – Везучий вы человек, Лассан.
– Так и есть.
– И Салли тоже повезло, – галантно добавил Старбак, хотя всё равно чувствовал себя преданным.
– Полагаю, что да, – с облегчением заметил Лассан. – Я учу ее французскому.
Старбак не смог сдержать улыбки, подумав о Салли Траслоу, девушке с бедной фермы у Голубого хребта, обучающийся говорить по-французски. Но это было не так уж и странно, потому что Салли проделала долгий путь от неуютного дома своего отца. Она научилась вести себя в обществе, одеваться и разговаривать, и Старбак вновь почувствовал укол ревности, вспомнив исключительную красоту Салли, а потом снова подумал, что нечестно с его стороны ревновать, потому что столь же часто, как и о Салли, он думал о Джулии Гордон, бывшей невесте Адама Фалконера, и не знал, какая из девушек нравится ему больше, а может, по правде говоря, ему могла задурить голову любая, даже рыжая шлюха из сельской таверны.
