Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 106 страниц)
– Так ты чертов шпион, а? – такими словами поприветствовал полковник Натан Эванс Старбака, по-прежнему восседавшего на Покахонтас, хотя его руки были связаны за спиной, а он находился под охраной двух луизианских кавалеристов, которые, проводя разведку местности у церкви Садли, обнаружили Старбака, погнались за ним, схватили и связали ему руки, а теперь привели к своему командиру, вместе со своим штабом расположившемуся немного позади каменного моста.
– Уведите к черту его лошадь! – рявкнул Эванс.
Кто-то схватил Старбака за правую руку и бесцеремонно стащил его с седла, так что северянин с силой шлепнулся у ног Эванса.
– Я не шпион, – сумел вымолвить он. – Я один из людей Фалконера.
– Фалконера? – Эванс издал короткий неприятный звук, который вполне мог сойти и за смешок, и за рычание. – Ты имеешь в виду того говнюка, который слишком хорош, чтобы сражаться вместе с моей бригадой? У Фалконера не солдаты, парень, это трусливые педики. Тряпки. Слизняки. Черножопые, кастрированные, дерьмовые, малодушные отбросы. И ты один из этих подонков, да?
Старбак в ужасе отшатнулся от этого потока оскорблений, но все же сумел продолжить свое объяснение.
– Я обнаружил войска северян в лесу, рядом с бродом Садли. Их много, и они идут сюда. Я вернулся, чтобы предупредить вас.
– Ублюдок врет самым бессовестным образом, полковник, – вмешался в разговор один из луизианских кавалеристов. Они оба были худыми как щепки всадниками с густыми бородами, потемневшими от загара лицами и дикими устрашающими глазами и напоминали Старбаку сержанта Траслоу.
Оба были вооружены до зубов, у каждого был карабин, два пистолета, сабля и длинный охотничий нож. У одного из них с луки седла свисал сочащийся кровью кусок свинины, а у второго, успешно облегчившего Старбака на три доллара шестнадцать центов, на подхвостнике болтались два неощипанных цыпленка, подвешенные за свернутые шеи.
Этот человек также нашел письмо от отца Старбака и пропуск, подписанный его братом, но будучи неграмотным, не проявил никакого интереса к бумагам и небрежно засунул их обратно в карман рубашки Старбака.
– При нем не было оружия, – продолжил немногословный кавалерист, – и он не носит униформу. Я считаю, что он шпион, полковник. Прислушайтесь к его речи. Он не южанин.
Снаряд шлепнулся в низине в дюжине шагов от этой небольшой группы. Он взорвался, сотрясая землю и разбрасывая комки красной грязи.
Страшный взрыв, хоть и приглушенный землей, заставил Старбаке в ужасе содрогнуться. Осколок то ли камня, то ли железа просвистел рядом с потрепанной шляпой Эванса, но полковник даже не шелохнулся. Он лишь взглянул на одного из своих ординарцев, сидевшего верхом на пегой лошади.
– Отто, ты цел?
– Яволь, полковник, цел.
Эванс повернулся к Старбаку, который с трудом держался на ногах.
– Так где же ты видел войска федералистов?
– Где-то с полмили от брода Садли, сэр, на дороге, ведущей на восток.
– В лесу, говоришь?
– Да, сэр.
Эванс поковырялся в потемневших и испорченных жеванием табака зубах раскрытым перочинным ножом. Он скептически осмотрел Старбака с головы до пят, и, похоже, ему не понравилось то, что он увидел.
– И сколько же войск ты засёк, а, черномазый?
– Я не знаю, сэр. Много. И у них есть пушка.
– Хм, пушка? Как я напуган! Прям наложил в штаны, – захохотал Эванс, и его окружение тоже рассмеялось. Полковник был известен как сквернослов, непросыхающий пьяница и к тому же с необузданным нравом.
Он закончил Вест-Пойнт в 1848 году, хотя и с трудом, и теперь насмехался над программой обучения академии, заявляя, что солдатом тебя делает способность драться как дикий кот, а не показное умение говорить по-французски и решать воображаемые задачи по тригонометрии или овладение сложностями естественных наук, что бы это ни было.
– Ты видел пушку, да? – спросил он уже жестче.
– Да, сэр, – на самом деле Старбак не видел никаких пушек северян, но видел, как войска федералистов расчищали завал, и рассудил, что наверняка они не тратили бы время на расчистку дороги для пехоты. Колонна пехоты просто обошла бы сваленные деревья, но для пушек понадобится свободный проход, и это, без сомнения, указывало на то, что скрытая фланговая атака включала в себя и артиллерию.
Натан Эванс отрезал новый кусок табака и засунул его за щеку.
– И что же, Бога ради, они делали в лесу перед бродом Садли?
Старбак сделал паузу, и разорвался еще один снаряд, взметнув столб красного пламени и черного дыма. Мощность взрыва поразила Старбака, который опять пригнулся, когда ударная волна сотрясла воздух, хотя полковника Натана Эванса, казалось, взрыв совсем не встревожил, разве что он опять справился о целости своего ординарца.
– Яволь, полковник. Всё в порядок. Не волноваться, – немец был крупным мужчиной со скорбным выражением лица, к его широкой спине был подобно рюкзаку привязан необычный глиняный бочонок.
Его начальник, полковник Эванс, которого, как узнал Старбак от своих тюремщиков, прозвали Окороком, днем выглядел еще менее приятным, чем в предрассветные часы; и в самом деле, на предвзятый взгляд Старбака, Эванс больше всего напоминал ему одного из вечно согнутых бостонских грузчиков угля, которые в спешке переносили мешки с топливом весом в центнер с улицы в погреба кухонь, и почти не удивительно, подумал Старбак, что брезгливый Вашингтон Фалконер отказался встать под командование этого уроженца Южной Каролины.
– Итак? Ты не ответил на мой вопрос, парень, – Эванс пристально смотрел на Старбака. – Что ты делал на том берегу Ран, а?
– Меня послал полковник Фалконер, – дерзко ответил Старбак.
– Послал? Зачем?
Старбак хотел сохранить лицо и сказать, что его послали разведать лес возле Булл-Ран, но понимал, что ложь не пройдет, поэтому решился открыть унизительную правду.
– Он не хотел, чтобы я оставался в его подразделении, сэр. Поэтому отослал меня назад к соотечественникам.
Эванс отвернулся и принялся пристально рассматривать деревья, обрамляющие реку Булл-Ран, где его полубригада обороняла каменный мост, по которому с запада, из Вашингтона, шла основная дорога.
Если северяне атакуют этот участок реки Ран, оборона Эванса окажется в безнадежном положении, так как его бригада состояла всего лишь из горстки легкой кавалерии, четырех устаревших гладкоствольных пушек, недоукомплектованного пехотного полка из Южной Каролины и еще одного такого же из Луизианы.
Борегар оставил бригаду такой незащищенной, будучи уверенным, что основное сражение пройдет далеко отсюда, на правом фланге конфедератов.
Пока что, к счастью для Эванса, атака северян на бригаду ограничивалась изнурительным стрелковым и артиллерийским огнем, но одно из орудий противника было такого большого калибра, что, казалось, сами небеса сотрясались каждый раз, когда снаряд пролетал над головами.
Эванс наблюдал, склонив голову набок, словно судил о ходе сражения по этим звукам. Для Старбака винтовочные и ружейные выстрелы звучали на удивление похоже на свирепое потрескивание горящего сухого подлеска, а надо всем этим гремела канонада.
Летящие снаряды звучали, как рвущаяся одежда, или, может быть, как жарящийся бекон, за исключением того, что время от времени шипение неожиданно перерастало в режущий уши треск, когда снаряд разрывался.
Несколько пуль прожужжали рядом с маленькой группой Эванса, несколько из них с зловещим свистом. Странно было то, что Старбак, чувствовавший, как колотится в груди сердце, вообще-то не так боялся снарядов и пуль, как свирепого и кривоногого Окорока Эванса, который теперь обернулся к пленнику.
– Хренов Фалконер отправил тебя назад к твоим соотечественникам? – переспросил Эванс. – Что ты хочешь этим сказать?
– К моей семье, сэр. В Бостон.
– Ах, в Бостон! – весело рассмеялся Эванс, приглашая и других разделить его веселье. – Отстойник. Нужник. Город хныкающего дерьма. Господи, как же я ненавижу Бостон. Город черножопого республиканского дерьма. Город назойливых, распевающих гимны женщин, которые ни на что не пригодны, – Эванс пустил щедрую струю табачной жижи на ботинки Старбака.
– Так Фалконер отослал тебя назад в Бостон, да, парень? Почему?
– Я не знаю, сэр.
– Не знаю, сэр, – передразнил Старбака Эванс, – или, может, ты мне врешь, жалкий кусок дерьма. Может, ты пытаешься увести моих людей от моста, разве не так, засранец? – ярость полковника была ужасающей, подавляющей и неистовой, заставив Старбака непроизвольно сделать шаг назад, когда произносивший эту речь полковник обдал его брызгами слюны.
– Ты пытаешься убедить меня двинуться вниз по реке, черномазый ублюдок. Хочешь, чтобы я открыл главную дорогу, ублюдки северяне перейдут мост, и все мы до заката будем висеть на деревьях. Разве не так, никчемный сукин сын? – на пару секунд повисло молчание, а потом Эванс повторил свой вопрос, сорвавшись на крик: – Разве не так, ты, черномазая сука?
– Колонна северян находится в лесу рядом с бродом Садли, – Старбаку каким-то образом всё-таки удалось сохранить спокойствие. Он резко дернул руками, пытаясь указать на север, но путы оказались слишком крепки. – Они направляются сюда, сэр, и будут здесь через час или около того.
Новый снаряд разорвался на пастбище за дорогой, где стояли в ожидании в некошеной траве два резервных артиллерийских расчета Эванса, Отдыхающие канониры даже не оглянулись, когда один из огромных снарядов упал ближе, чем обычно, срезав ветку с ближайшего дерева, прежде чем разорваться в сорока ярдах смесью грязи, осколков и дыма.
– Как мой бочоночек, Отто? – крикнул Эванс.
– Цел, полковник. Не волноваться, – немец оставался невозмутимым.
– А я волнуюсь, – проворчал Эванс, – я тревожусь за тупые бостонские куски дерьма. Как тебя зовут, парень?
– Натаниэль, сэр. Натаниэль Старбак.
– Если ты лжешь мне, Натаниэль Чертов Ублюдок, я отведу тебя в сарай и отрежу яйца. Если у тебя они вообще есть. У тебя есть яйца, Натаниэль?
Старбак промолчал.
Он чувствовал облегчение от того, что этот разъяренный сквернослов не связал его имени с преподобным Элиялом. Два снаряда и высоко пущенная винтовочная пуля просвистели над головой.
– Значит, если я передвину своих людей, чтобы встретиться с твоей колонной, дерьмо собачье, – Эванс придвинул лицо настолько близко к Старбаку, что бостонец вдохнул зловонную смесь табака и виски изо рта полковника, – то позволю врагу перейти здесь через мост, не так ли, и тогда не станет уже никакой Конфедерации, правда? А потом придут эти сторонники отмены рабства из Бостона с дерьмом в голове, чтобы насиловать наших женщин, вот чем занимаются бостонские распеватели гимнов. Или, может, они предпочтут надругаться над нашими мужчинами? Это тебе по вкусу, черножопый? Хочешь меня изнасиловать, а?
Старбак опять промолчал. Эванс выплевывал эти насмешки в тишину, а потом обернулся, чтобы посмотреть на хромающего по дороге пехотинца с сером мундире.
– Куда, черт возьми, ты собрался? – разразился Эванс внезапной яростью в сторону солдата, который лишь оглянулся в недоумении. – Ты ведь еще можешь стрелять из винтовки? – завопил Эванс. – Возвращайся обратно! Или ты хочешь, чтобы эти черножопые республиканцы стали отцами ублюдков твоей жены? Назад!
Солдат развернулся и корчась от боли похромал обратно к мосту, используя винтовку в качестве костыля.
Снаряд поднял пыль у дороги, а потом отрикошетил вдоль нее, не причинив вреда никому из штабной группы Эванса, но поднятый им ветер, казалось, заставил раненого покачнуться на своем импровизированном костыле, а потом он рухнул на обочину рядом с двумя резервными шестифунтовыми орудиями.
Две другие пушки Эванса находились ближе к Булл-Ран, открыв ответный огонь по противнику шрапнелью, рассеивавшейся вдалеке подобно серым облачкам, из которых с шипением вылетали белые дымовые следы, закручивающиеся в безумные спирали в восточном направлении. Никто не знал, попадали ли снаряды в цель, но, по правде говоря, Эванс стрелял только для того, чтобы поддержать боевой дух своих людей.
Канониры у орудий резерва ожидали своей очереди. Большинство лежали на спине и дремали. Два человека перебрасывались мячом, а офицер в очках на кончике носа прислонился к бронзовой пушке и читал книгу.
Раздетый до пояса канонир в ярко-красных подтяжках сидел, облокотившись на колесо орудия. Он писал, макая перо в чернильницу, стоящую рядом на траве.
Такая беззаботность не выглядела совсем неуместной – хотя стрельба производила чудовищный шум и дым, торопиться явно не было необходимости.
Старбак ожидал, что сражение окажется более решительным, как описывалась в газетах Мексиканская война, когда бравые войска генерала Скотта пронесли американский флаг под выстрелами и свистящими снарядами до самой крепости на холме Монтесумы, но события сегодняшнего утра выглядели совсем далекими.
Офицер-артиллерист медленно перевернул страницу, пишущий письмо солдат тщательно стряхнул лишние чернила с пера до того, как поднести его к бумаге, а один из игроков в мяч промазал и лениво рассмеялся. Раненый пехотинец лежал в канаве, почти не двигаясь.
– Так что мне делать с этим сукиным сыном, полковник? – спросил один из луизианских кавалеристов, охраняющих Старбака.
Эванс нахмурился, глядя на пелену дыма, висящую над каменным мостом. В дурном расположении духа он обернулся, чтобы провозгласить свое решение относительно Старбака, но был прерван до того, как успел открыть рот.
– Сообщение, сэр, – произнес лейтенант, сопровождавший Эванса во время бесплодного визита к Фалконеру этим утром. Лейтенант сидел верхом на сухопарой серой лошади и держал в руке бинокль, направленный на семафорную станцию на холме. – От сигнальщиков, сэр. Наш левый фланг обходят, – лейтенант говорил без каких-либо эмоций.
На какое-то мгновение все замолчали, потому что над головами просвистел один из огромных снарядов врага. Раненый на обочине попытался встать, но, похоже, был для этого слишком слаб.
– Повторите, Медоуз, – потребовал Эванс.
Лейтенант Медоуз сверился с блокнотом:
– «Присматривайте за левым флангом, вас обходят» – вот точные слова, сэр.
Эванс быстро развернулся и посмотрел на север, хотя там не было видно ничего, кроме парящего высоко над летними деревьями сокола. Шокированный, он снова вытаращился на Старбака.
– Должен перед тобой извиниться, парень. Боже ж мой, должен перед тобой извиниться. Прости, ты уж прости меня! – выпалив последнее слово, Эванс снова отвернулся, на этот раз чтобы взглянуть на каменный мост. Его левая рука судорожно дернулась, это было единственным свидетельством испытываемого им напряжения.
– Это маневр для отвода глаз. Они не собираются атаковать здесь, просто дурачат нас, похлопывая по животу, удерживают на месте, пока настоящая атака не дойдет до нашего тыла. Хрень Господня! – он разговаривал сам с собой, но внезапно повысил голос: – Лошадь! Приведите мне лошадь! А ты забирайся на свою, парень! – это относилось к Старбаку.
– Сэр! – выкрикнул Старбак.
– Что, парень?
– Я связан.
– Освободите мальчишку! Отто?
– Яволь, полковник.
– Дай Бостону приложиться к бочоночку. Один глоток, – видимо, Эванс решил дать Старбаку прозвище «Бостон», как называл свой необычный керамический бочонок на спине немца-ординарца «бочоночком».
Высокий немец подъехал на своем пегом коне поближе к Старбаку, а другой солдат, поспешивший исполнить приказ Эванса, перерезал веревку на его запястьях. Старбак начал массировать натертые веревками руки и увидел, как невозмутимый немец потянулся к своей спине, чтобы вытащить маленькую деревянную пробку у основания глиняного бочонка.
Ординарец налил жидкость из бочонка в оловянную кружку и торжественно протянул ее Старбаку.
– Пить! Быстро, давай! Мне нужна кружка. Пить!
Старбак взял кружку, наполненную чем-то похожим на холодный чай. Он умирал от жажды и с готовностью поднес кружку к губам, а потом чуть на захлебнулся, потому что жидкость оказалась не чаем, а виски, настоящим крепчайшим неразбавленным виски.
– Выпивать! – похоже, Отто был не в духе.
– Коня! – завопил Эванс. Над головой просвистел снаряд, вонзившийся в склон холма. В тот же момент другой снаряд попал в раненого у дороги, мгновенно его прикончив, а кровь брызнула на десять футов в высоту. Старбак заметил, как нечто, похожее на оторванную ногу солдата, завертелось в воздухе, но решил, что ему привиделось.
Еще один снаряд врезался в дерево, отколов от ствола огромную щепку длиной в три фута, а листья дождем посыпались на отрезанную ногу.
Потом лейтенант Медоуз, повторив тревожное сообщение сигнальщиков, вдруг сглотнул, глаза его расширились. Он уставился на Старбака, тараща глаза и ощупывая горло, где заблестели увеличивающиеся в размерах бусинки крови.
Его блокнот выскользнул на землю, страницы рассыпались, а капли крови всё росли, и внезапно он стал задыхаться от потока крови, хлынувшего на мундир.
Он покачнулся, издав булькающий звук, и всё его тело резко дернулось, а потом он соскользнул с седла на траву.
– Я возьму лошадь Медоуза, – рявкнул Эванс, схватившись за поводья серого коня. Ноги умирающего застряли в стременах. Эванс выдернул их и взгромоздился на спину лошади.
Старбак осушил маленькую кружку, глубоко вздохнул и потянулся к поводьям Покахонтас. Он неуклюже забрался в седло, гадая, чего от него ожидают теперь, после освобождения.
– Бостон! – Эванс развернул лошадь к Старбаку. – Твой говнюк Фалконер к тебе прислушается?
– Думаю да, сэр, – сказал Старбак, но потом добавил более честно: – Не знаю, сэр.
Эванс нахмурился какой-то своей мысли.
– Почему ты дерешься за нас, Бостон? Это не твоя драка.
Старбак не знал, что ответить. Причиной тому послужил скорее его отец, чем судьба Америки, и скорее Салли, чем рабство, но, похоже, сейчас было не время и не место для подобных объяснений.
– Потому что я мятежник, – предложил он скудное объяснение, понимая, насколько оно неадекватно.
Но Натану Эвансу оно понравилось, он только что взял кружку с виски из рук своего сурового ординарца и осушил ее.
– Что ж, теперь ты мой мятежник, Бостон, так найди Фалконера и скажи ему, что мне нужен его драгоценный Легион. Скажи, что я передвигаю основную часть своих войск к броду Садли и хочу, чтобы его виргинцы тоже направились туда. Скажи, чтобы встал на моем левом фланге.
Старбак, захмелевший от виски, перемены своей судьбы и чувства паники, разлитого в жарком влажном воздухе, попытался добавить немного осмотрительности к плану Эванса.
– Полковник Фалконер твердо намерен пойти к правому флангу, сэр.
– На хрен желания Фалконера! – заорал Эванс так громко, что скучающие канониры у дороги вздрогнули от испуга. – Скажи Фалконеру, что Конфедерация в нем нуждается! Скажи этому ублюдку, что мы должны остановить янки, а иначе сегодня вечером все будем плясать на веревке у Линкольна. Я тебе доверяю, парень! Приведи Фалконера и вели ублюдку сражаться, будь он проклят! Вели толстобрюхому говнюку сражаться!
Выкрикнув последние слова, Эванс яростно вонзил шпоры, оставив пораженного Старбака в одиночестве, так как штабные офицеры и ординарцы ринулись за ним, в сторону солдат, держащих оборону каменного моста.
В тяжелом воздухе мелькали и свистели пули. Туча мух кружила над канавой, чтобы отложить яйца в куски плоти, которые лишь мгновение назад были человеком. Лейтенант Медоуз лежал на спине с выражением удивления в мертвых глазах и широко открытым наполненным кровью ртом. Старбак с бурлящим в животе виски натянул поводья, развернул Покахонтас и направился в сторону Легиона.
Первая потеря в Легионе Фалконера произошла примерно в пять минут девятого утра. Снаряд перелетел через холм на востоке, отпрыгнул от склона и обрушился с высоты с чудовищным свистом, а потом вонзился в землю во второй раз в двенадцати ярдах от первой роты.
Там он взорвался, и зазубренные железные осколки вонзились в голову Джо Спарроу, мальчишки, который поступил в университет, но сейчас погиб той скорой смертью, о которой только может мечтать солдат. Только что он стоял, смеясь над шуткой, рассказанной Сайрусом Мэттьюзом, а в следующее мгновение уже лежал на спине. Он лишь один раз дернулся и, ничего не почувствовав, умер.
– Джо? – спросил Сайрус.
Другие солдаты нервно отпрянули от погибшего парня, все, кроме его друга Джорджа Уотерса, стоящего рядом со Спарроу во втором ряду, теперь он упал на колени рядом с телом.
Кепи Спарроу сплющило от силы, с которой ударил осколок снаряда, и Джордж пытался ее поправить, но как только он потянул за жесткий козырек кепи, из-под нее хлынул чудовищный поток крови.
– О Боже! – Джордж отшатнулся при виде этого жуткого зрелища. – Он мертв!
– Не будь придурком, парень. Из головы всегда течет кровь, как из заколотой свиньи, ты прекрасно это знаешь, – сержант Хоуз протолкнулся через строй и теперь встал на колени рядом со Спарроу.
– Давай, Мелкий, вставай! – он поправил кепку, пытаюсь скрыть кровь, и легонько похлопал мертвеца по щеке. Джо был единственным сыном Бланш и Фрэнка Спарроу, гордостью всей их жизни.
Бланш яростно пыталась убедить мальчика не ходить на войну, но кто-то оставил адресованную Джо позорную нижнюю юбку на их крыльце, а юный Джо и так хотел присоединиться к Легиону, так что Бланш пришлось уступить, и вот Джо лежал на спине без движения.
– Позовите доктора! Доктора! – Пол Хинтон, капитан первой роты, спрыгнул с седла, выкрикивая приказ.
Майор Дэнсон со своим медицинским саквояжем выбежал из задних рядом полка, где оркестр играл «Энни-Лори», саксгорны расцвечивали басы в контрапункте к протяжной мелодии, такой популярной у мужчин. Дэнсон протолкнулся сквозь строй первой роты.
– Дайте ему воздуха! – рявкнул он, он всегда это кричал, когда его вызывали к больному. Не важно, солдаты ли на поле боя, слуги или члены семьи, но люди всегда толпились около пациента, а Дэнсон терпеть не мог работать под взглядами зевак, дружно высказывающих собственные предположения. Если они были такими сведущими, часто думал он, то зачем им был нужен доктор? – А теперь отойдите. Кто это, Дэн?
– Сын Бланш Спарроу, док, – ответил Хинтон.
– Только не юный Джо! Давай, Джо, ты пропустишь всё веселье! – доктор Дэнсон упал на колени. – И что случилось? В голову попало, да?
– Он мертв, – произнес побелевший от шока Джордж Уотерс.
Майор Дэнсон нахмурился в ответ на этот любительский диагноз и пощупал пульс Джо Спарроу. Несколько секунд он молчал, потом снял с него кепку в кровавых пятнах, обнажив пропитавшиеся кровью и ставшие красными волосы.
– О, бедная Бланш, – тихо произнес доктор, – что мы теперь ей скажем? – он расстегнул мертвецу воротник сорочки, словно хотел дать ему возможность дышать.
Еще один отрикошетивший снаряд пролетел, как пила, над головами и рухнул на землю в полумиле от полка, звук от выстрела был приглушен густой листвой леса.
Адам Фалконер, восседавший верхом на лошади на вершине холма, чтобы понаблюдать за волнами дыма и огня у далекой реки, теперь понял, что в рядах Легиона что-то произошло, и пришпорил лошадь обратно к полку.
– Что случилось? – спросил он доктора Дэнсона.
– Сын Бланш, юный Джо.
– О Боже, нет, – в голосе Адама слышалась настоящая боль. День уже принес то насилие, которого так опасался Адам, а сражение, как он подозревал, еще даже не началось по-настоящему. Противники вошли в контакт, обмениваясь снарядами, но пока, по-видимому, никто не начал атаку.
– Бланш никогда этого не переживет, – сказал Дэнсон, с трудом встав на ноги. – Помню, когда Джо чуть не умер от коклюша, я решил, что она уйдет с ним в могилу. Боже ты мой, какое чудовищное несчастье.
Вокруг него на мертвое тело в ужасе таращилась вставшая в круг толпа солдат.
Не то чтобы для кого-то из них смерть была в новинку, все видели сестер, братьев, кузенов или родителей лежащими в гостиной, помогали нести гроб в церковь или вытаскивать утопленника из реки, но это было совсем другое, это была случайная смерть, лотерея войны, и на этом месте с легкостью могли бы быть и они сами, лежа без движения в луже крови.
Это было нечто, к чему они не были в действительности готовы, потому что ничто во время тренировок не убедило их, что юноши заканчивают жизнь с открытым ртом, лежа на спине, засиженные мухами, окровавленные и мертвые.
– Отнесите его в тыл, ребята, – велел капитан Хинтон. – Поднимайте его! Осторожней! – Хинтон проследил за перемещением тела и вернулся к Адаму. – Где твой отец, Адам?
– Не знаю.
– Ему следует находиться здесь, – Хинтон схватился за поводья и с трудом взобрался в седло.
– Полагаю, его задерживает генерал, – предложил Адам жалкое объяснение. Около свалившейся с Джо Спарроу кепки на траве блестело пятно крови. – Бедная Бланш, – произнес Адам. – Мы забрали Джо из знаменосцев, потому что решили, что в строю будет безопаснее.
Но Хинтон не слушал. Нахмурившись, он смотрел на восток, где на бровке холма появился всадник.
– Это Старбак? О Боже, это он!
Адам повернулся и к своему изумлению увидел, что, действительно, в сторону Легиона галопом скакал Старбак, и на секунду Адам подумал, что видит привидение, но затем осознал, что это и правда его друг, которого тремя часами ранне отправили обратно на север, к соотечественникам, но теперь он вернулся – без кителя и в спешке.
– Где твой отец? – выкрикнул Старбак.
– Не знаю, Нат, – Адам подъехал к своему другу. – Что ты здесь делаешь?
– Где Дятел? – Старбак говорил отрывисто и резко, совсем не в тон меланхолическому настрою после смерти Спарроу.
– Что ты здесь делаешь, Нат? – повторил свой вопрос Адам, пришпорив лошадь вслед за Старбаком. – Нат?
Но Старбак уже пустил лошадь вниз, в сторону передних рядов Легиона, где рядом с провисшими в безветренном воздухе флагами стоял майор Бёрд.
– Сэр! – Старбак придержал лошадь недалеко от Бёрда.
Тот моргнул, подняв на него глаза.
– Старбак? Мне было велено отправить вас в отставку! Вы уверены, что должны здесь находиться?
– Сэр, – тон Старбака был неестественным и формальным. – Меня послал полковник Эванс, сэр. Он хочет, чтобы мы выступили к броду Садли. Враг пересек реку у церкви Садли и продвигается в этом направлении.
Дятел Бёрд моргнул, взглянув на молодого человека, отметив, что тот говорит совершенно спокойно, и это спокойствие, как он полагал, являлось извращенным симптомом возбуждения юноши, а потом Бёрд подумал, как потрясающе хорошо каждый играет свою воинскую роль этим малоприятным утром.
– Разве эти приказы положено адресовать не полковнику Фалконеру?
Услышав, как он задает этот вопрос, Бёрд поразился, что его естественным побуждением было попробовать избежать ответственности.
– Если бы я смог найти полковника, сэр, то сказал бы ему. Но не думаю, что для этого есть время, и если мы не сдвинемся с места, сэр, то от армии ничего не останется.
– Вот как? – Бёрд тоже говорил спокойно, но его руки впились в бороду, выражая напряжение этого мгновения. Он открыл рот, чтобы продолжить разговор, но не смог выдавить ни слова.
Он думал, что ему тоже придется сыграть свою роль в этой войне, а сейчас судьба бросила в его руки эту ответственность, и тогда он малодушно подумал, что его воинский долг заключается в том, чтобы подчиняться полковнику Фалконеру, а он отдал совершенно определенные приказы: игнорировать все команды со стороны полковника Натана Эванса.
Фалконер и сейчас занимался попытками передислоцировать Легион на юг, где, как полагал Борегар, произойдет основное сражение, но полковник Натан Эванс ожидал, что Легион выдвинется на север, и недвусмысленно заявлял, что будущее Конфедерации зависит от того, подчинится ли Бёрд.
– Сэр! – Старбак явно был не столь спокоен, каким казался, потому что подгонял майора Бёрда с решением.
Бёрд жестом призвал Старбака к молчанию. Первым побужденрием Таддеуса Бёрда было избежать ответственности, слепо подчинившись приказам Вашингтона Фалконера, но именно этот импульс позволил Бёрду понять, почему его зять поддался мольбам Мириам и назначил его майором.
Потому что Вашингтон Фалконер считал, что Бёрд всегда будет подчиняться его приказам. Полковник явно считал Бёрда безопасным ничтожеством, которое никогда не отнимет и доли его славы.
На самом деле, как внезапно осознал Таддеус Бёрд, никому не было дозволено состязаться с Вашингтоном Фалконером, вот почему полковник окружил себя тупицами вроде Ридли, и вот почему, когда человек вроде Старбака грозил выказать некоторую независимость, он был быстро изгнан из окружения полковника.
Даже сомнения Адама были для Вашингтона Фалконера приемлемыми, потому что мешали тому состязаться с отцом. Вашингтон Фалконер окружил себя туповатыми людьми, лишь чтобы сиять на их фоне во всей красе, и как только Таддеус Бёрд осознал эту истину, он решил пойти наперекор. К черту Фалконера, потому что майора Бёрда нельзя считать ничтожеством!
– Старшина Проктор!
– Сэр! – старшина с достоинством и прямой спиной промаршировал со стороны знамен.
– Легион выступит к перекрестку у подножия холма, старшина, ротами в колоннах. А потом вверх по дальней дороге, – Бёрд указал на противоположную сторону долины. – Отдайте соответствующие распоряжения.
Старшина, совершенно точно знающий, сколько власти предполагалось отвести Бёрду в Легионе Фалконера, приосанился, чтобы продемонстрировать свой впечатляющий рост.
– А это приказы полковника, майор, сэр?
– Это приказ старшего по званию, старшина Проктор, – теперь, когда Бёрд принял решение, он, похоже, наслаждался собой, потому что его голова раскачивалась взад-вперед, а тонкие губы скривились в сардонической ухмылке.
– Мы продвинемся вдоль дороги Садли, это та проселочная дорога, что находится за перекрестком, – Бёрд снова указал на север, а потом взглянул на Старбака в поисках подтверждения.
– Правильно?
– Да, сэр. И полковник Эванс потребовал, чтобы мы встали на его левом фланге, когда пересечем дальний холм, – Старбак гадал, не то ли это самое место, где с ним попрощался Вашингтон Фалконер.
– Не будет ли лучше, сэр…, – вступил в разговор старшина Проктор, пытаясь усмирить умопомешательство Дятла Бёрда.
– Выполняйте! – закричал Бёрд во внезапном приступе ярости. – Ступайте!
Адам Фалконер последовал за Старбаком к майору Бёрду и теперь вмешался, чтобы прояснить ситуацию.
– Что ты делаешь, дядя?
– Легион выступит колоннами поротно! – рявкнул майор Бёрд неожиданно громким голосом. – Сначала первая рота! Роты! Смирно!
Очень немногие обратили на эти слова хоть какое-то внимание, большинство солдат так и остались на местах, предположив, что у Дятла просто очередной припадок, как, бывало, случалось в школе, когда он впадал в ярость после какой-нибудь проделки учеников.
Многие офицеры Легиона с трудом сдержали смех, а некоторые, как, например, Ридли, раскачивали головами взад-вперед, как клюющие птицы.
