Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 106 страниц)
– И для чего Анне столько юбок, раз уж у нее их уже больше, чем нужно, по мнению любого разумного существа? Однако ж разум и женщины никогда особо не дружили. Но для чего ей Ридли? И на это нет ответа.
Нахмурившись, он остановился:
– Хотя художник он на удивление талантливый.
– Итан Ридли? – удивленно спросил Старбак, отчаянно пытаясь не заплутать в извилистых словесных зарослях собеседника.
– На удивление талантливый, – повторил Бёрд с долей тоски, словно завидуя Ридли, – но ленивый, естественно. Такой талант, данный природой, пропадает, Старбак. Впустую! Не будет он работать над своим талантом. Ему больше нравится жениться на деньгах, чем зарабатывать их, – он подчеркнул свои слова мрачной минорной нотой. – Раб природы, – заметил он, выжидательно поглядывая на Старбака.
– И отродье ада? [1]1
Цитата из «Ричарда III» Шекспира:
«Горбун ты, недоношенный свиньей!Ты, заклейменный в час, когда родился,Как раб природы, как отродье ада!Ты, чрева материнского позор!» — обращается королева Маргарита к Ричарду III (пер. Анны Радловой).
[Закрыть] – услужливая память подсказала Старбаку завершение шекспировской цитаты.
– А, все-таки вы не только священные тексты читали, – Бёрд казался разочарованным, но зловредность взяла верх, и он понизил голос до доверительного шепота: – Но помяните мое слово, Старбак, раб природы таки женится на дочке полковника!
К чему эта семья заключает такие странные браки, разве что Господу известно, только он не скажет. Правда, в настоящий момент, точно вам говорю, юный Ридли в опале у полковника. У него ведь не вышло завербовать Траслоу, так-то!
Бёрд извлек из рояля демонический и триумфальный, режущий слух аккорд.
– Не вышло с Траслоу! Ридли придется как следует постараться, чтобы не уронить своего достоинства, это точно. Полковник не обрадуется.
– Кто такой Траслоу? – спросил Старбак с оттенком безысходности.
– Траслоу! – зловеще произнес Бёрд, а потом замолчал, чтобы сыграть навевающий дурные предчувствия куплет из басовых нот. – Траслоу, Старбак, – окружной убийца! Наш изгой! Наш демон с холмов! Наше чудовище, наше порождение тьмы, наш злодей! – Бёрд хихикнул от своего озорства, затем крутанулся на скамеечке для фортепиано, чтобы взглянуть на Старбака.
– Томас Траслоу – бунтарь и сорвиголова, и мой зять, который явно обделен здравым смыслом, хочет видеть его в рядах Легиона, потому что, как он говорит, Траслоу служил в Мексике. Он-то служил, конечно, но на самом деле, помяните мое слово, Старбак, он хочет, чтобы репутация Траслоу работала на благо его игрушечного Легиона. Короче говоря, Старбак, великий Вашингтон Фалконер ищет одобрения убийцы… нет, все-таки это странный мир… ну что, купим все-таки эти юбки?
– Траслоу – убийца?!
– Именно. Он выкрал жену у одного человека. Убил его, чтобы заполучить ее. Затем завербовался в армию, когда шла Мексиканская война, чтобы ускользнуть от констеблей. После войны, однако, он принялся за старое. Не тот человек Траслоу, чтобы не применять свои природные таланты, понимаете?
Он убил человека, оскорбившего его жену. Потом перерезал глотку еще одному, когда тот пытался украсть его лошадь. Ирония в том, видите ли, что Траслоу, наверное, украл больше лошадей по эту сторону Миссисипи, чем кто бы то ни было.
Бёрд вытянул из кармана темную тонкую сигару. Он откусил кончик и отправил его в полет через всю комнату, целясь в фарфоровую плевательницу.
– И он ненавидит янки. До дрожи! Если вы пересечетесь в Легионе, Старбак, он, скорее всего, захочет отточить свои смертоносные навыки, – Бёрд зажег сигару, выпустил облако дыма и удовлетворенно ухнул, качая головой вперед и назад.
– Я удовлетворил ваше любопытство, Старбак? Вдоволь ли мы посплетничали? Отлично. Тогда нам следует проверить, в самом ли деле готова полковничья форма, потом купить Анне её нижние юбки. По коням, Старбак, по коням!
Таддеус Бёрд первым делом прошел через весь город к большому складу «Бойл и Гэмблс», где он заказал снаряжение.
– Пули Минье. Формирующийся Легион расстреливает их быстрее, чем могут отливать заводы. Нам нужно всё больше и больше. Вы можете поставить пули Минье?
– Конечно, можем, мистер Бёрд.
– Я не мистер Бёрд! – величественно объявил тот, – а майор Бёрд из Легиона Фалконера, – он щелкнул каблуками и отвесил поклон пожилому торговцу.
Старбак изумленно уставился на Бёрда. Майор Бёрд? Этот потешный человек, который, как заявил Вашингтон Фалконер, никогда не будет назначен офицером. Человек, не способный быть даже капралом полевой кухни, по утверждению Фалконера.
Человек, если Старбак правильно помнил, которого назначат офицером только через труп Фалконера. И Бёрд хочет быть офицером, в то время как профессиональным европейским солдатам, ветеранам настоящих сражений, отказали в простом назначении лейтенантами.
– И нам нужно еще больше капсюлей, – Бёрд не обращал внимания на удивление Старбака, – тысячи дьяволят. Отправьте их в лагерь Легиона Фалконера в Фалконере, округ Фалконер.
Он витиевато подписал заказ: «Майор Таддеус Каратак Эвилар Бёрд».
– Предки, – коротко объяснил он значение этих помпезных имен Старбаку, – два валлийца, два француза, все мертвы, пойдемте отсюда. Он первым вышел из склада вниз по склону к Иксчейндж-элли.
Старбак нагнал размашисто шагавшего Бёрда и начал обсуждение проблематичного вопроса.
– Позволите мне поздравить вас с вашим назначением, майор Бёрд?
– Так вы не глухой, да? Это хорошие новости, Старбак. Молодой человек должен сохранять свои способности до самой старости, спиртное и глупость разрушают их. Да, в самом деле. Моя сестра заставила себя подняться с постели, чтобы уговорить полковника назначить меня майором в его Легион. Я не знаю, на основании каких определенных полномочий полковник-бригадир-капитан-лейтенант-адмирал-Господь Беспощадный Фалконер делает такое назначение, но, возможно, нам и не нужны никакие полномочия в эти мятежные дни. В конце концов, мы все Робинзоны Крузо, высаженные на остров безо всякого правительства, и поэтому должны приспособить все, что сможем там найти, и мой зять нашел в себе силы назначить меня майором, и вот я майор.
– Вы мечтали об этом назначении? – очень вежливо спросил Старбак, поскольку никак не мог представить себе, чтобы этот экстравагантный человек желал стать военным.
– Мечтал? – Дятел Бёрд неожиданно остановился на тротуаре, заставив женщину сделать сложный маневр, чтобы обойти препятствие, которое он неожиданно создал.
– Мечтал? Это весьма уместный вопрос, Старбак, вполне ожидаемый от бостонского юноши. Мечтал ли я? – Бёрд ворошил пальцами бороду, размышляя над ответом.
– Моя сестра желала этого, так как она достаточно глупа, чтобы верить в то, что воинское звание автоматически придает респектабельность, качество, как она считает, мне недостающее, но желал ли я этого назначения? Да, я хотел. Должен признаться, хотел, и почему, спросите вы меня? В первую очередь, потому, Старбак, что войны в основном ведутся дураками, и таким образом мне надлежит предложить свои услуги как противоядие от этой печальной действительности.
Учитель произнес свою вызывающе нескромную речь настолько искренне и таким тоном, что привлек к себе внимание изумленных пешеходов.
– А во-вторых, я окажусь вдали от школьного кабинета. Вы хоть знаеете, как я не выношу детей? Как ненавижу их? Как мне хочется негодовать от одних только их голосов! Их проказы жестоки, их присутствие оскорбительно, а их болтовня утомительна. Вот мой главный довод.
Неожиданно и так же резко, как остановилось это стремительное продвижение, майор Таддеус Каратак Эвилар Бёрд снова начал спускаться с холма размашистым и судорожным шагом.
– Были доводы против этого назначения, – продолжил Бёрд, когда Старбак догнал его.
– Во-первых, необходимость тесного общения с моим зятем, но по зрелом размышлении это предпочтительнее возни с детьми, и, во-вторых, пожелание моей милой, которая боится, что я паду на поле битвы. Это было бы трагично, Старбак, трагично!
Бёрд выразил невероятный размах этой трагедии, яростно жестикулируя правой рукой и чуть не сбив шляпу с головы проходившего мимо джентльмена.
Но моя дорогая Присцилла понимает, что в такую минуту мужчина не должен медлить с выполнением своего патриотического долга, и поэтому она согласилась, несмотря на свои сентиментальные опасения, чтобы я стал военным.
– Вы помолвлены, сэр?
– Вы, наверно, считаете это обстоятельство странным? – негодующе поинтересовался Бёрд.
– Я считаю его поводом для поздравлений, сэр.
– Ваша тактичность превосходит вашу честность, – фыркнул Бёрд, затем свернул к швейной мастерской Шаффера, где уже лежали наготове, как и было обещано, три одинаковых мундира для полковника Фалконера, так же как и дешевенькая униформа, которую Фалконер заказал для Старбака.
Дятел Бёрд настоял на том, чтобы проверить униформу полковника, затем заказал себе точно такую же, за той лишь разницей, что на воротнике его мундира, по позволению Бёрда, должна быть только одна майорская звезда, а не три золотые звезды, которые украшали мундир полковника.
– Занесите мундир на счет моего зятя, – величественно произнес Бёрд, когда двое портных снимали мерки с его неуклюжей костлявой фигуры. Он тщательно отобрал для униформы всевозможные украшения, какие только можно было вообразить: кисточки, перья, отделку тесьмой.
– Отправлюсь на войну франтом, – заявил Бёрд, затем обернулся, так как висевший на двери колокольчик возвестил о появлении нового посетителя.
– Дилейни!
Бёрд радостно поприветствовал невысокого дородного человека с большими, как у совы, глазами, который близоруко искал источник столь оживлённого приветствия.
– Бёрд? Неужто это вы? Вас выпустили на волю? Бёрд! Это вы!
Двое мужчин: один долговязый и неопрятный, другой – весь гладкий, круглый и аккуратный, – поприветствовали друг друга с неподдельной радостью.
Хоть они и не виделись несколько месяцев, было вполне очевидно, что они продолжали разговор, состоящий из оскорблений, нацеленных на их общих знакомых. Лучших из них пренебрежительно называли простофилями, а худших – круглыми дураками.
Позабытый Старбак стоял и перебирал пакеты с униформой полковника, пока Таддеус Бёрд, вдруг вспомнивший про него, не подозвал его кивком головы.
– Вы должны познакомиться с Бельведером Дилейни, Старбак. Мистер Дилейни – сводный брат Итана, однако не позволяйте этому досадному обстоятельству повлиять на ваше мнение.
– Старбак, – произнес Дилейни, слегка поклонившись. Он был по меньшей мере на двенадцать дюймов ниже высокорослого Старбака и выглядел гораздо элегантнее.
Черный сюртук, бриджи и цилиндр Дилейни были сшиты из шелка, сапоги с отворотами блестели, рубашка с жабо на груди сияла ослепительной белизной, а на галстуке красовалась булавка с оправленной в золото жемчужиной.
У него было круглое близорукое лицо, говорившее о пронырливости и веселом нраве.
– Вы размышляете о том, что я не похож на моего дорогого Итана, – упрекнул он Старбака. – Вы вопрошали себя, как могли вылупиться из одного яйца лебедь и канюк, разве не так?
– Я ни о чем таком и не думал, сэр, – солгал Старбак.
– Называйте меня Дилейни. Мы должны стать друзьями. Итан говорит, вы учились в Йеле?
Старбаку стало интересно, о чем еще рассказал Итан.
– Да, я учился в семинарии.
– Я не стану вменять это вам в вину, при условии, что вы не будете возражать против того, что я адвокат. Спешу сказать, не очень успешный, поскольку я склонен относиться к закону больше как к увлечению, нежели как к профессии, подразумевая, что иногда, когда это попросту неизбежно, я заверяю завещания.
Дилейни сознательно скромничал, поскольку своей преуспевающей практикой он был обязан острому политическомй чутью и почти иезуитской осторожности.
Бельведер Дилейни не считал нужным выставлять напоказ компрометирующую информацию о своих клиентах в открытых разбирательствах и потому тихо проводил свою искусную работу в кулуарах законодательного собрания, в городских ресторанах или в элегантных гостиных особняков на Грейс-стрит и Клэй-стрит.
Он был посвящен в тайны половины виргинских конгрессменов, и его влияние в виргинской столице усиливалось. Он поведал Старбаку, что познакомился с Таддеусом Бёрдом в виргинском университете, и с тех пор они стали лучшими друзьями.
– Вы оба должны отобедать со мной, – настоятельно потребовал Дилейни.
– Наоборот, – заявил Бёрд, – это вы должны отобедать со мной.
– Мой дорогой Бёрд! – изобразил ужас Дилейни.
– Я не могу позволить себе питаться на жалованье деревенского учителя! Ужасы раскола возбудили во мне аппетит, а мой деликатный организм требует исключительно сытную пищу и самые прекрасные вина. Нет, нет! Вы пообедаете со мной, так же как и вы, мистер Старбак, я намерен узнать обо всех тайных грехах вашего отца. Не выпивает ли он? Не якшается ли с распутными женщинами в ризнице? Успокойте меня, прошу вас.
– Вы должны обедать со мной! – настаивал Бёрд, – и вы отведаете лучшие вина из подвалов «Спотсвуда», потому что, мой дорогой…, платить буду не я, а Вашингтон Фалконер.
– Мы отобедаем за счет Фалконера? – радостно спросил Дилейни.
– Безусловно, – довольно ответил Бёрд.
– Тогда моё дельце с Шаффером обождет до завтрашнего дня. Ведите меня к кормушке! Ведите, дорогой Бёрд, ведите! Станем обжорами, зададим новое определение жадности, будем же уничтожать пищу, как никогда ранее, купаться во французских винах и сплетничать. Прежде всего, именно сплетничать.
– А я полагал, мы пойдем покупать нижние юбки, – запротестовал Старбак.
– Подозреваю, вы лучше выглядите в брюках, – строго заявил Дилейни, – и, кроме того, юбки, как и долг, могут обождать до завтра. Удовольствие зовет нас, Старбак, удовольствие зовет нас, так сдадимся же его зову.
Глава третьяСемь Источников, дом Вашингтона Фалконера в округе Фалконер, выглядел именно так, как Старбак представлял его в мечтах, именно так, как описывал Адам, и он был именно таким, каким, по мнению Старбака, и должен быть дом мечты. Просто идеальным, как он решил в тот самый момент, когда впервые его увидел тем воскресным утром в конце мая.
Семь Источников был обширным белым зданием всего двух этажей в высоту, за исключением часовой башни, возвышавшейся у ворот конюшни, где крышу венчал хрупкий купол со шпилем и флюгером.
Старбак ожидал увидеть нечто более претенциозное, с высокими колоннами и элегантными пилястрами, со сводчатыми портиками и вычурными фронтонами, но большой дом был больше похож на роскошный дом фермера, который с годами беспорядочно расширялся, увеличивался и сам себя воспроизводил, пока не превратился в клубок крутых крыш, тенистых входов и заросших плющом стен.
Центр этого дома был сделан из натурального камня, а внешние крылья были деревянными, окна с черными ставнями и железными балконами затеняли высокие деревья, под которыми стояли белые скамейки и широкие столы, а с ветвей свисали качели.
Деревья меньшего размера покрылись красными и белыми цветами, что падали, окрашивая аккуратно постриженную лужайку. Дом и сад обещали теплый домашний уют и непритязательный комфорт.
Старбак, которого в передней поприветствовал чернокожий слуга, сначала избавился от завернутых в бумагу пачек с новыми мундирами Вашингтона Фалконера, а потом второй слуга взял саквояж с собственной униформой Старбака, затем подошла горничная в тюрбане и забрала две тяжелые связки с нижними юбками, неуклюже свисавшие с луки седла.
Он подождал. Напольные часы с маятником и нарисованными на циферблате луной, звездами и кометами громко тикали в углу покрытого плитками коридора. На стенах были обои с цветочным рисунком и висели портреты Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Джеймса Мэдисона и Вашингтона Фалконера.
Портрет Фалконера изображал его верхом на великолепном вороном коне, Саратоге, и указывающим в ту сторону, где, как предположил Старбак, находилось окружающее Семь Источников поместье. В камине остался пепел, и это означало, что ночи на этой возвышенности еще были холодными.
В хрустальной вазе на столе стояли свежие цветы, лежали две сложенные газеты, заголовки радовались официальному присоединению Северной Каролины к Конфедерации.
Дом пах крахмалом, щелочным мылом и яблоками. Промедление угнетало Старбака. Он не знал, что его ожидает.
Полковник Фалконер настоял, чтобы Старбак привез три новеньких мундира прямо в город Фалконер, но будет ли он гостем в доме или ему придется искать постой в лагере Легиона, Старбак до сих пор не знал, и эта неопреденность его нервировала.
Торопливые шаги на лестнице заставили его обернуться. Белокурая девушка в белом возбужденно сбежала по последнему пролету, но на нижней ступеньке остановилась, положив руку на белые перила. Она торжественно изучала Старбака.
– Вы Нат Старбак? – наконец спросила она.
– Да, мэм, – он неловко и быстро поклонился.
– Не называйте меня «мэм», я Анна, – она сделал еще один шаг вниз, в коридор. Она была маленького роста, не больше пяти футов, с бледным лицом беспризорного ребенка, такого болезненного вида, что если бы Старбак не знал, что она является одной из самых богатых наследниц Виргинии, то принял бы ее за сироту.
Лицо Анны было знакомо Старбаку по портрету, что висел в ричмондском доме, но хотя художник довольно точно написал ее узкое лицо и робкую улыбку, он упустил нечто существенное, самую суть этой девушки, и эта суть, решил Старбак с удивлением, вызывала жалость.
Несмотря на свою красоту, Анна выглядела по-детски беспокойной, почти испуганной, будто ожидала, что весь мир будет насмехаться над ней, раздавать оплеухи и игнорировать ее как совершенно бесполезное существо.
Этот чрезвычайно робкий вид не улучшало и легкое косоглазие в ее левом глазу, хотя оно и было едва заметным.
– Я так рада, что вы приехали, – сказала она, – потому что искала предлог не ходить в церковь, а теперь могу поговорить с вами.
– Вы получили нижние юбки? – спросил Старбак.
– Нижние юбки? – Анна замолчала, нахмурившись, как будто ей не было знакомо это слово.
– Я привез нижние юбки, которые вы заказывали, – объяснил Старбак, чувствуя себя так, будто разговаривает с каким-то глупым ребенком.
Анна покачала головой.
– Они для отца, мистер Старбак, а не для меня, хотя зачем они ему, я не знаю. Может, он думает, что во время войны поставки будут затруднены? Мама говорит, что мы должны сделать запасы медикаментов на случай войны. Она заказала сто фунтов камфоры и Бог знает сколько пропитанной селитрой бумаги, а еще нюхательную соль. Солнце сильно палит?
– Нет.
– Видите ли, я не могу выходить на солнце, чтобы не загореть. Но вы говорите, оно не очень жаркое? – спросила она с надеждой.
– Не очень.
– Тогда не пойти ли нам на прогулку? Вы не возражаете? – она пересекла холл, взяла Старбака под руку и потащила в сторону широкой входной двери.
Этот порывистый жест был удивительно интимным для такой робкой девушки, но Старбак подозревал, что это была неловкая попытка обрести друга.
– Я так хотела с вами встретиться, – сказала Анна. – Разве вы не должны были приехать вчера?
– Униформу задержали на день, – солгал Старбак. По правде говоря, он обедал с Таддеусом Бёрдом и соблазнителем Бельведером Дилейни, и этот обед превратился в поздний ужин, так что нижние юбки были куплены лишь ближе к полудню в воскресенье, но едва ли было разумно признаваться в этом праздном времяпрепровождении.
– Что ж, теперь вы здесь, – произнесла Анна, вытащив Старбака на солнечный свет, – и я так этому рада. Адам так много о вас рассказывал.
– Он и о вас часто говорил, – галантно ответил Старбак, хотя это была неправда, на самом деле Адам редко рассказывал о сестре, и без особой любви.
– Вы меня удивили. Адам обычно тратит много времени на исследование собственного «я» и едва ли замечает существование других людей, – Анна, обнаружив более логический склад ума, чем ожидал Старбак, тем не менее покраснела, как будто извиняясь за свое явно резкое суждение. – Мой брат по сути настоящий Фалконер, – объяснила она. – Он не очень практичен.
– Но ведь ваш отец практичен, уверен в этом.
– Он мечтатель, – заявила Анна, – романтик. Верит, что всё сбудется, если не терять надежды.
– Но, конечно, этот дом был построен не одними надеждами? – Старбак помахал в сторону роскошного фасада Семи Источников.
– Вам нравится дом? – похоже, Анна удивилась. – Мы с мамой пытаемся убедить отца снести его и построить что-нибудь побольше. Может, в итальянском стиле, с колоннами и куполом? Мне бы хотелось, чтобы у нас был храм на холме посреди сада. Что-нибудь, окруженное цветами и очень большое.
– Мне кажется, дом и так прекрасен, – сказал Старбак.
Анна выразила свое несогласие со Старбаком гримасой.
– Его построил наш прапрадедушка Адам, по крайней мере, большую его часть. Он был очень практичен, но потом его сын женился на француженке, разбавив кровь семьи чем-то эфемерным. Так говорит мама. А она не слишком здорова, эта кровь не может ей помочь.
– Адам не кажется эфемерным.
– О, но ведь он именно такой, – заявила Анна, а потом улыбнулась Старбаку. – Мне так нравится речь северян. Она гораздо быстрее нашего сельского говора. Вы позволите мне вас нарисовать? Я не такой хороший художник, как Итан, но усиленно работаю над этим. Вы можете сесть на берегу реки Фалконер и принять меланхоличный вид, как изгнанник у вод Вавилона.
– Вы хотели бы, чтобы я подвесил свою арфу в ивах? [2]2
Ива символизирует печаль, скорбь; в псалме 136 в знак траура израильтяне говорят: «На ивах посреди его повесили мы наши арфы»; плакучая ива, символизирующая горе и смерть, присутствует на картинах, изображающих распятие.
[Закрыть] – неуклюже пошутил Старбак.
Анна высвободила свою руку и восхищенно захлопала.
– Вы составите превосходную компанию. Все остальные так скучны. Адам изображает праведника на Севере, отец увлечен своими солдатами, а мама проводит весь день, обложившись льдом.
– Льдом?
– Уэнхемским льдом, из вашего родного штата Массачусетс. Полагаю, если начнется война, то больше не будет никакого уэнхемского льда, так что нам придется удовольствоваться продуктом местного производства. Но доктор Дэнсон говорит, лед может излечить мамину невралгию. Способ лечения льдом пришел к нам из Европы, так что должен быть хорош.
Старбак никогда не слышал о невралгии и не хотел расспрашивать, боясь, что она может оказаться одним их тех непонятных женских заболеваний, которые невозможно описать и которыми так часто страдали его мать и сестра, но Анна сама объяснила, что это один из современных недугов и заключается он в том, что она назвала «болями в лицевой части головы».
Старбак пробормотал слова утешения.
– Но отец говорит, она это выдумала ему назло, – продолжала Анна своим робким и слабым голоском.
– Уверен, это неправда, – сказал Старбак.
– А я думаю, вполне может быть правдой, – произнесла Анна очень грустно. – Иногда я гадаю, неужели мужчинам и женщинам вечно суждено друг друга раздражать?
– Не знаю.
– Не очень-то ободряющая беседа, да? – спросила Анна скорее от безысходности и тоном, который предполагал, что все ее разговоры подобным же образом затягивает в трясину меланхолии.
Казалось, она с каждой секундой всё глубже погружается в отчаяние, и Старбак вспоминал злобные рассказы Бельведера Дилейни о том, что его сводный брат терпеть не мог эту девушку, и насколько Ридли нуждался в ее приданом.
Старбак надеялся, что эти истории были лишь злобными сплетнями, иначе до чего же жестоким должен быть мир, чтобы мучать такую робкую и не от мира сего девушку, как Анна Фалконер.
– Отец и правда сказал, что эти нижние юбки для меня? – внезапно спросила она.
– Так сказал ваш дядя.
– А, Дятел, – отозвалась Анна, как будто это всё объясняло.
– Этот заказ выглядел очень странно, – галантно произнес Старбак.
– Теперь так много всего странного, – безнадежно заявила Анна, – и я не смею просить у отца объяснений. Он будет не в духе, вот увидите.
– Да?
– Это все вина бедняги Итана. Понимаете, он не смог найти Траслоу, а отец вбил себе в голову, что ему нужен Траслоу. Вы слышали о Траслоу?
– Ваш дядя говорил мне о нем, да. Как будто это довольно грозный человек.
– Но так и есть, он грозный. Он пугает! – Анна замолчала и подняла глаза на Старбака. – Могу я вам довериться?
Старбак гадал, что за жуткую историю он сейчас услышит об ужасном Траслоу.
– Почту за честь, если вы мне доверитесь, мисс Фалконер.
– Пожалуйста, зовите меня Анна. Я хочу, чтобы мы стали друзьями. А я расскажу вам, по секрету, конечно, что не верю, будто бедняга Итан рыскал у берлоги Траслоу. Думаю, Итан слишком его боится. Все боятся Траслоу, даже папа, хотя и уверяет, что не боится, – тихий голос Анны звучал очень серьезно. – Итан говорит, что ездил туда, но не знаю, правда ли это.
– Уверен, что правда.
– А я нет, – она вновь взяла Старбака под руку и зашагала дальше. – Может, вам стоит поехать поискать Траслоу, мистер Старбак?
– Мне?
Внезапно голос Анны зазвучал оживленно.
– Воспринимайте это как рыцарский обет. Все молодые рыцари моего отца должны поскакать в горы и бросить вызов чудовищу, а тот, кто привезет его с собой, будет признан лучшим, самым благородным и галантным. Что вы об этом думаете, мистер Старбак? Хотите исполнить рыцарский обет?
– Думаю, это звучит пугающе.
– Отец оценит, если вы поедете, я уверена, – сказала Анна, но когда Старбак не ответил, просто вздохнула и потащила его к крылу дома.
– Хочу показать вам трех моих собак. Вы наверняка скажете, что они самые прелестные создания в мире, а потом мы принесем краски и пойдем к реке, и вы сможете повесить в ивах эту потрепанную шляпу. Правда, у нас нет ив, по крайней мере, не думаю, что они есть. Я не очень хорошо разбираюсь в деревьях.
Но встреча с тремя собаками не состоялась, как и поход за красками, потому что парадная дверь Семи Источников внезапно отворилась, и на солнечный свет выступил полковник Фалконер.
Анна восхищенно затаила дыхание. Ее отец был одет в один из своих новых мундиров и выглядел действительно великолепно. Как будто был рожден, чтобы носить эту форму и вести людей по зеленым холмам к победе.
Серый мундир был густо расшит золотой и желтой тесьмой, переплетенной таким образом, что она образовывала широкую кайму по краям кителя, а рукава были богато украшены причудливо извивающимся галуном, поднимающимся от широких манжет чуть выше локтей.
Из-за сияющего черного ремня торчала пара желтых лайковых перчаток и свисал красный шелковый кушак с кистями. Его высокие сапоги сверкали, ножны сабли были отполированы до зеркального блеска, а желтый плюмаж на треуголке покачивался на слабом теплом ветерке.
Вашингтон Фалконер был явно собой доволен и встал так, чтобы видеть свое отражение в одном из высоких окон.
– Ну как, Анна? – спросил он.
– Чудесно, папа! – отозвалась Анна с максимальным оживлением, на которое была способна, как подозревал Старбак. Из дома вышли двое чернокожих слуг и кивнули в знак согласия.
– Я ждал форму вчера, Нат, – Фалконер не то спрашивал, не то обвинял Старбака этим заявлением.
– В ателье Шаффера опоздали на день, сэр, – с легкостью солгал он, – но они принесли глубочайшие извинения.
– Я их прощаю, учитывая великолепную портняжную работу, – Вашингтон Фалконер не мог оторвать глаз от своего отражения в оконном стекле.
Серый мундир был дополнен золотыми шпорами, а также золотыми цепочками для шпор и ножен. В кобуре из мягкой кожи лежал револьвер, его рукоять была прикреплена к ремню еще одной золотой цепочкой.
Внешние швы его бриджей были украшены белыми и желтыми лампасами, а в желтые эполеты на мундире были вплетены золотые нити.
Он вытащил свою саблю с рукоятью из слоновой кости, и утро внезапно пронзил резкий скрежет вынимаемой из ножен стали. Солнечные лучи отразились от изогнутого и отполированного до блеска клинка.
– Французская, – сказал он Старбаку, – подарок Лафайета моему деду. Теперь она отправится в новый крестовый поход за свободой.
– Вы действительно выглядите впечатляюще, сэр, – заявил Старбак.
– До тех пор, пока людям надо будет надевать мундир, чтобы сражаться, эти тряпки будут столь же хороши, как и любые другие, – отозвался полковник с насмешливой скромностью, а потом разрезал саблей воздух. – Тебя не утомило путешествие, Нат?
– Нет, сэр.
– Тогда отпусти руку моей дочери, и мы найдем тебе кой-какую работу.
Но Анна не хотела позволить Старбаку уйти.
– Работу, папа? Но сегодня воскресенье.
– А тебе следовало пойти в церковь, дорогая.
– Слишком жарко. И кроме того, Нат согласился позировать, а ты ведь не лишишь меня этого маленького удовольствия?
– Именно так я и поступлю, дорогая. Нат опоздал с прибытием на целый день, а работа ждать не будет. А теперь почему бы тебе не отправиться к своей матери почитать ей что-нибудь?
– Она сидит в темноте, принимая курс лечения льдом, предписанный доктором Дэнсоном.
– Дэнсон просто идиот.
– Но он единственный квалифицированный идиот-медик, который есть в нашем распоряжении, – сказала Анна, вновь с той искоркой оживления, которого обычно было лишено ее поведение. – Ты и правда заберешь Ната, отец?
– Правда, дорогая.
Анна отпустила локоть Старбака и наградила его на прощанье робкой улыбкой.
– Ей скучно, – сказал полковник, когда они со Старбаком вернулись в дом. – Она может болтать весь день, главным образом о всякой ерунде.
Он неодобрительно покачал головой и повел Старбака по коридору, увешанному поводьями и уздечками, трензелями и мундштуками, подхвостниками и мартингалами.
– Тебе не сложно было найти вчера ночлег?
– Нет, сэр.
Старбак нашел пристанище в таверне Скоттсвиля, где ни у кого не вызвал интерес его акцент северянина и никто не потребовал предъявить пропуск, которым его снабдил полковник Фалконер.
– Полагаю, никаких новостей от Адама? – с тоской в голосе спросил полковник.
– Боюсь, что нет, сэр. Хотя я ему написал.
– Ну ладно. А почта с севера может и задержаться. Это просто чудо, что она до сих пор приходит. Пойдем, – он распахнул дверь в кабинет. – Нужно найти для тебя оружие.
Кабинет был чудесной просторной комнатой в западном крыле дома. В трех его стенах были обрамленные плющом окна, а у четвертой находился большой камин.
С тяжелых потолочных балок свисали старинные кремниевые ружья, багинеты и мушкеты, стены украшали картины баталий, а стену над камином – пистолеты с медными ручками и сабли с рукоятками из змеиной кожи.
Черный лабрадор завилял хвостом, приветствуя Фалконера, но явно был слишком стар и болен, чтобы встать на ноги. Фалконер наклонился и потрепал пса за ушами.
– Хороший мальчик.
Это Джошуа, Нат. Когда-то был лучшей охотничьей собакой по эту сторону Атлантики. Его воспитал отец Итана. Бедняга, – Старбак не был уверен, к кому относилось это замечание – к собаке или отцу Итана, но дальнейшие слова полковника предполагали, что он жалел не Джошуа.
– Ужасная это вещь – пьянство, – заявил полковник, выдвигая широкий ящик стола, который оказался заполнен оружием. – Отец Итана пропил семейные земли. Его мать умерла при его рождении, отравившись зараженным молоком [3]3
Смертельное отравление молоком было частым явлением в начале XIX века в США. Такие случаи были отмечены в штатах Огайо, Индиана, Кентукки, Теннесси и Иллинойс. Скот поедал ядовитое растение, один из видов посконника, Ageratina altissima, который местные называют «белый змеиный корень», а в результате токсин попадал в молоко и мясо. Причина этого заболевания была выявлена только в 1830 годах.
[Закрыть], а сводный брат загрёб все ее деньги. Теперь он адвокат в Ричмонде.
