Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 102 (всего у книги 106 страниц)
Сержант Ротвел лежал у кромки леса, в том месте, где его оставил Старбак. На его спине расплылась кровь, и Старбака поначалу решил, что он умер, но потом увидел, как пошевелилась рука. Старбак подбежал к сержанту и осторожно перевернул его. Ротвел застонал. Его зубы стучали, лицо пожелтело, глаза были закрыты, а грудь в крови.
– Ротвел! – окликнул его Старбак.
– В спину, – сумел выговорить Ротвел, а затем он напрягся, и его тело содрогнулось в судороге. Из его рта снова вырвался вопль. – В спину, – повторил он, – но я не показывал спины. Мне нечего скрывать пред лицом Бога. Я не поворачивался спиной к врагу, – он отчаянно отрицал, что его рана выдавала малодушие. – О Иисусе, Боже правый, Иисусе, – простонал он. Он плакал от боли. – Боже, Иисусе.
– С тобой будет все в порядке, – утешил его Старбак.
Ротвел схватил Старбака за руку и с силой ее сжал. Его дыхание стало прерывистым, зубы опять застучали.
– Меня пристрелили, – сказал он.
– Я отнесу тебя к доктору. – Старбак оглянулся в поисках помощи. Примерно дюжина мятежников бежала по лесу на север, но оглушительные звуки сражения в кукурузном поле поглотили крики Старбака. Солдаты пробежали мимо.
– В спину, – прошептал Ротвел и внезапно вскрикнул, когда его тело пронзила боль. Крик перешел в жалобный стон. Он жадно глотал воздух, дыхание стало прерывистым. – Бекки, – простонал он, и слезы полились по покрытому грязью и потом лицу, – бедняжка Бекки.
– С Бекки всё будет хорошо, – бессильно проговорил Старбак, – как и с тобой, – свободной рукой он смахнул слезы.
Тело Ротвела свела судорога, а по его лицу полились слезы.
– Больно, – сказал он, – больно. – Он был крепким мужчиной, но теперь рыдал как дитя, каждый вздох давался ему всё трудней. – О, Бекки, – напоследок пробормотал он таким слабым голосом, что Старбак едва его расслышал. Ротвел еще был жив, его пальцы сжимали руку Старбака. – Помолитесь, – попросил он и опять застонал.
Старбак начал "Отче наш", но прежде чем дошел до слов "Наступит царствие Твое", сержант умер. Его живот задрожал от судороги, и внезапно изо рта хлынула кровь, стекая по обеим щекам. Он дернул головой и медленно завалился назад.
Старбак выпустил пальцы мертвеца. Его трясло, он был потрясен ужасным концом Ротвела, и когда Нат поднял голову, чтобы посмотреть на поля, где выстроились янки, то не смог ничего разглядеть из-за стоявших в глазах слез. Он вытер слезы и увидел, что янки еще ожидают с дальнего края двух больших полей. Другие северяне отступали к этим войскам под пулями мятежников. Сейчас Восточный лес очистили от янки, но только не кукурузное поле, потому что Старбак по-прежнему слышал ожесточенную трескотню винтовок и грохот артиллерии у дальней кромки леса.
Он поднялся и закинул винтовку за плечо. Настало время разобраться с беспорядком, найти выживших из батальона и доложить Свинерду. Он пошел через лес, обратно к смоктаунской дороге. Перед ним пошатываясь и со стонами появился янки – оглушенный, с кровавой маской на лице, сквозь которую белели глаза с застывшим в них ужасом. Двух пленников подгонял острием штыка небольшого роста солдат с щетинистой бородой и гладкоствольным ружьем. С пояса мятежника свисали две белки, убитые осколками снаряда.
– Ужин! – весело крикнул он Старбаку, вновь погнав своих пленников вперед. Там, где шли самые ожесточенные схватки, грудами лежали раненые и убитые, и везде висела похожая на осенний туман дымовая завеса. С деревьев разрывами снарядов сорвало столько листвы, что земля между стволами зеленела, как газон в парке. После печальной смерти Ротвела Старбака неожиданно охватила усталость и отчаяние, и он прислонился к исцарапанному пулями стволу. Пот капельками струился по его лицу.
Он рылся в ранце, надеясь найти среди множества оставшихся патронов сигару, когда среди дальних деревьев показалась знакомая фигура. В поле зрения находилось много мятежников, большинство обыскивали мертвых в надежде на добычу и боеприпасы, но было нечто особенно подозрительное в этой тучной фигуре, с тщательной осторожностью пробиравшейся среди деревьев, которая неожиданно что-то заметила и метнулась в сторону, присев на колени.
Тамлин. Чертов Тамлин. Старбак оттолкнулся от дерева и последовал за здоровяком. Тамлин в очередной оглянулся по сторонам, но не увидел ничего тревожного. Он сдирал с трупа янки синий китель, и так увлекся стягиванием рукавов со скрюченных рук мертвеца, что не замечал приближения Старбака, пока теплое дуло винтовки не уткнулось ему в затылок. Тогда он встревоженно вскочил.
– Так и тянет на мундиры, Билли? – спросил Старбак.
– Мундиры? – пролепетал Блайз, отпрянув назад, к стволу вяза.
– Сегодня на вас новый китель. Не так мал, как прежний, – Старбак закинул на плечо винтовку и потрогал кровавое пятно на груди Тамлина. – Подстрелили, да, Билли?
– Ничего серьезного, – ответил Блайз. Он утер пот с лица, ухмыльнувшись Старбаку.
Старбак не ответил на улыбку.
– Так где же вас носило, Билли?
Тамлин пожал плечами.
– Наведался к доктору, – заявил он.
– Он вас подлатал?
– Вроде того.
Старбак хмуро посмотрел на кровавое пятно на сером кителе.
– Жутко выглядит, Билли. Просто кошмарно. От такого попадания в грудь можно и помереть.
Блайз выжал из себя, как он надеялся, бравую улыбку.
– Я пережил.
– Вы уверены? – спросил Старбак и ткнул пальцем в кровавую прореху, достаточно сильно, чтобы прижать здоровяка к стволу дерева. Блайз моргнул от удара, но не повел себя как человек, которого стукнули по свежей ране. – Я слышал, вы прятались на кладбище, Билли, – сказал Старбак.
– Нет, – неубедительно протянул Блайз.
– Ублюдок, – вскричал Старбак, охваченный приступом гнева, – трусливый кусок дерьма, – он вновь ударил Тамлина по кровавой прорехе, и в этот раз тот даже не вздрогнул. – Это не рана, Билли. Это даже не ваш китель.
Блайз промолчал, и Старбак почувствовал острый приступ ненависти к человеку, не исполняющему свой долг.
– На Джоне Брауне был сюртук, когда его вешали? – спросил он.
Блайз облизнул губы и огляделся по сторонам, но пути к отступлению не было.
– На Джоне Брауне? – смешался он.
– Вы видели, как его вешали, так ведь?
– Конечно, видел, – подтвердил Блайз.
– С вашей шлюхой, да? Она выглянула из окна, а вы над ней, так?
Блайз нервно кивнул.
– Вроде того.
– Так расскажите мне об этом, Билли, – потребовал Старбак.
Блайз вновь облизнул пересохшие губы. Он гадал, не сошел ли Старбак с ума, но решил, что стоит уступить глупцу с таким напряженным и мрачным выражением лица. – Я же говорил, – ответил Блайз, – мы видели, как его вздернули перед отелем Вейджера.
– В Харперс-Ферри? – спросил Старбак.
Блайз кивнул.
– Видел своими глазами, – он вздрогнул, когда над головой сквозь ветви с треском пролетел снаряд и разорвался где-то вдалеке. Сверху посыпались обрывки листьев.
Старбак не дрогнул, когда над головой просвистел снаряд.
– Джона Брауна повесили в Чарльзтауне, – сказал он, – а это на приличном расстоянии от отеля Вейджера, Билли, – он выхватил револьвер. – Какую еще ложь вы наплели, Билли?
Блайз промолчал, мельком взглянув на револьвер.
Старбак отвел курок.
– Снимайте китель, Билли.
– Я....
– Снимайте! – рявкнул Старбак, приставив дуло револьвера к пухлой щеке Блайза.
Блайз торопливо отстегнул ремень, бросил его и снял позаимствованный китель. На его сорочке было лишь небольшое пятнышко крови, просочившейся сквозь подкладку.
– Бросайте китель, Билли, – приказал Старбак, наведя мушку револьвера Адамса на пухлое тело. – Вы не достойны его носить. Вы не мужчина, Билли Тамлин, вы трус. Бросайте китель.
Блайз бросил мундир, и Старбак отвел револьвер, опустив курок на предохранительный взвод. Блайз облегченно вздохнул, но Старбак тут же смазал Блайза по физиономии тяжелым стволом револьвера, разбив тому правую скулу.
– Вот теперь вы и в самом деле ранены, Билли, – ухмыльнулся Старбак. – А теперь проваливайте с глаз долой. Проваливайте!
Блайз наклонился, чтобы подобрать револьвер, но Старбак наступил на ремень.
– Безоружным? – спросил Блайз.
– Убирайся! – заорал Старбак и смотрел, как здоровяк уходил, спотыкаясь.
Старбак подобрал револьвер и пошел в обратном направлении.
– Люцифер! – он увидел, как мальчишка ведет свою новую собаку. – Вот! Твой новый револьвер, – он передал мальчику пояс Тамлина. – А теперь дуй отсюда, пока тебя янки не пристрелили.
Старбак заметил Траслоу, призывавшего солдат прекратить грабить мертвецов и подтянуться к кромке леса, а потом услышал нечто похуже. Бой барабанов и крики. Он повернулся и побежал назад, к тому месту, где лежало тело Ротвела. И выругался.
Потому что янки опять наступали.
***
Билли Блайз всхлипывал, прокладывая путь на север среди деревьев. Он хныкал не из-за пореза на лице, а из-за стыда, потому что Старбак его унизил. Он представлял себе изощренные способы мести, но сперва нужно было пережить ужас сражения и вернуться в родные пенаты, на Север.
Он нашел тело, с которого снимал мундир, и убедившись, что Старбака поблизости нет, стащил китель. Он поискал револьвер, но тот пропал. Выругавшись, Блайз подобрал лежащий около вяза серый китель. Прижав его к телу, Блайз дотронулся до кармана панталон, убедившись, что его драгоценный патент офицера Соединенных Штатов в целости и сохранности, и продолжил путь на север. Мимо пробегали солдаты, направлявшиеся к восточной кромке леса, где он наполнился новыми звуками винтовочных залпов. Солдаты не обращали внимания на Билли Блайза, принимая его за очередного раненого.
Он зашел так далеко на север, насколько осмелился, где обнаружил искомое. Блайз нашел штабель дров, а за ним три тела янки, еще теплые, и все мертвы. Блайз нагнулся, скинул серый мундир и нацепил синий, а затем скорчился рядом с поленницей и навалил трупы сверху. Он знал, что янки вновь атакуют, и на сей раз, как он решил, мятежникам не выстоять. Блайз полагал, что сражение меняет курс и настало время измениться и ему. Снаряд с треском пролетел в деревьях над головой, заставив Блайза вздрогнуть, но в конце концов он глубоко зарылся в опавшую листву возле поленницы, сверху его защищали теплые тела. Блайз лежал неподвижно, чувствуя, как кровь мертвеца растекается по его спине. Он хотел бы отплатить Старбаку за удар по лицу, но полагал, что тот не доживет до расплаты. Блайз надеялся, что смерть Старбака будет мучительной, и эта мысль утешала его, пока он ждал спасения под телами мертвецов.
Билли Блайз выжил.
***
Бельведер Дилейни старался быть полезным. Ли отбыл на господствующие высоты, но не пригласил Дилейни сопровождать его, и адвокат отправился на поиски своего слуги Джорджа, подумывая, что настало время им двоим приготовиться к тактичному отступлению. Дилейни нашел Джорджа, таскавшим бадьи с водой для раненых, которые ожидали хирургов в саду, в доме с северной стороны деревни.
Этим людям посчастливилось попасть в число раненых, которых забрали с поля битвы в сравнительный покой в тыл мятежников. Большинство стало жертвами снарядов янки, так как солдаты с пулевыми ранениями слишком продвинулись вперед, чтобы их могли отвезли назад немногочисленные санитарные повозки, и тем солдатам придется страдать весь день не сходя с места, а эти получат лучший уход, который могла предоставить армия конфедератов. Тяжело раненые и вовсе не получат ухода, потому что усилия хирургов приберегались для тех, у кого оставались шансы на выживание. Оставалось совсем мало эфира, и лишь немногие счастливчики получили анестезию, прежде чем пилы и ножи отхватывали сломанные ноги, большинству давали лишь глоток бренди, кожаный кляп, чтобы вцепиться зубами, и наказывали вести себя молодцом, не шуметь и не дрыгаться. Санитары прижимали их к столу, пока хирург в пропитанном кровью переднике вгрызался в истерзанную плоть.
Первым побуждением Дилейни было скрыться от этого ужаса, но затем неодолимый порыв жалости принудил остаться. Он разносил солдатам чашки с водой и придерживал головы, пока они пили. Один солдат забился в агонии и укусил край чашки так сильно, что фарфор вдребезги разлетелся. Дилейни держал за руку другого, пока тот умирал, вытирал пот со лба офицера с забинтованными глазами, который больше никогда не сможет видеть. Раненым помогали шесть или семь женщин из деревни, и одна из них, передвигаясь по саду среди крови, блевотины и зловония, вызывающе носила небольшой звездно-полосатый флажок янки, приколотый к переднику. Джордж сидел на корточках рядом с сержантом из Южной Каролины и пытался остановить кровь, толчками выходившую из наспех перебинтованной раны на поясе. Солдат умирал и требовал заверений, что сражение, а вместе с ним и война будут выиграны, и Джордж бесконечно повторял в утешение, что мятежники наступают, и победа неминуема.
– Хвала Господу, – произнес сержант и умер.
Один солдат попросил Дилейни разыскать дагерротип своей жены на дне патронташа. Дилейни высыпал патроны, и под ними лежал драгоценный прямоугольник из меди, обернутый в кусок ситца. У женщины была тяжелая челюсть и мрачное выражение глаз, но лишь один взгляд на ее лицо принес умирающему умиротворение.
– Вы напишете ей, сэр? – спросил он Дилейни.
– Напишу.
– Доркас Бриджес, – сказал солдат, – Дерборн-стрит в Мобиле. Скажите, что я никогда не переставал ее любить. Вы запишете это, сэр?
– Вы поправитесь, – пытался приободрить его Дилейни.
– Со мной все будет отлично, сэр. Прежде чем закончится этот день, сэр, я буду со своим Господином и Спасителем, но Доркас, теперь ей придется управляться без меня. Вы напишете ей, сэр?
– Напишу, – у Дилейни с собой был огрызок карандаша, и он тщательно записал адрес Доркас на обрывке газеты.
Дилейни собрал дюжину других имен и адресов и пообещал всем им написать. Он и напишет, и в каждом письме будет говориться об одном: что их мужья или сыновья умерли спокойно и смертью храбрых. Вот только правда заключалась в том, что все они умерли в страшных мучениях. Счастливцы потеряли сознание, а тех, кому не посчастливилось, боль терзала до последнего вздоха. В задней части дома, где находился огород, росла груда ампутированных конечностей. Ребенок, держа палец во рту, смотрел на нее, вытаращив глаза.
А в это время на возвышенности не переставая громыхали орудия.
***
Старбак обнаружил остатки роты Поттера, чудесным образом еще державшиеся вместе. Они находились неподалеку от тела Ротвела, выстроившись цепью на краю Восточного леса и стреляя по марширующим на юг янки. В шеренге мятежников стояла пестрая компания оборванцев. Тут были солдаты из Джорджии, Техаса, Виргинии, Алабамы, и почти все потеряли связь со своими офицерами и просто присоединились к ближайшей шеренге мятежников, продолжая сражаться. Звуки в лесу оглушали. Янки подтянули свежие орудия, которые лупили картечью по лесу, тут были и застрельщики северян, прятавшиеся на вспаханных полях за выходами известняка, и всё это время сражение на кукурузном поле набирало свою прежнюю ярость.
Янки наступали, построив роты колоннами и превратив себя в заманчивую мишень для стрелков мятежников.
– Вот бы нам пушку, – прокричал Поттер Старбаку и спустил курок. Траслоу мрачно и неторопливо стрелял, каждая пуля влетала в кучу синих мундиров, упорно идущую вперед, хотя чем больше приближалась атака, тем больше неразберихи возникало в ее передних рядах. Среди деревьев появился полковник Мейтленд, с пьяными воплями размахивая саблей, призывая убивать свиней. С юга через лес прибежал Свинерд и встал на колено рядом со Старбаком у опушки. Он подождал, пока Старбак выстрелит.
– Они опять в лесу, – прокричал Свинерд, указывая на север.
– Сколько их?
– Тысячи!
– Дерьмо, – выругался Старбака и засыпал в ствол порох, сплюнул пулю, схватил шомпол и яростно загнал его в ствол. Его правая рука устала, и плечо нестерпимо ныло от отдачи винтовки. – Кто их сдерживает? – спросил он Свинерда.
– Никто.
– Хрень Господня, – опять чертыхнулся Старбак. Он подождал, пока рассеялся дым, и прямо перед собой увидел верхом на лошади офицера янки. У него была седая борода и вышитый позументом мундир, и он отчаянно кричал на шагавших северян, шарахавшихся от стрельбы из леса. Старбак задумался, а не генерал ли это, и прицелился в заманчивую мишень. По крайней мере с дюжину мятежников заметили офицера, раздался треск выстрелов, а когда пороховой дым рассеялся, осталась лишь лошадь без всадника.
Стрельба на кукурузном поле достигла нового пика. Свинерд похлопал Старбака по плечу.
– Оглянитесь, что творится, Нат. Я не хочу, чтобы нас тут окружили.
Старбак побежал через лес. Над ним жужжали пули и со свистом прошивала листья картечь, вызывая непрерывный ливень листвы. В глубине леса было пусто, никого кроме мертвых и раненых, но ближе к западной кромке опять появились мятежники. Они стреляли по единственному полку янки, похоже, ринувшемуся в одиночную атаку через побитое кукурузное поле. Янки выглядели сбитыми с толку и брошенными, так как другие батальоны не поддержали их наступление, и теперь, окруженные мятежниками, они сбились в плотную кучу, которая напрашивалась на суровое наказание со стороны мятежников. Один из синемундирников размахивал знаменем Нью-Йорка, пытаясь ободрить своих собратьев, но затем прямо над флагом с треском разлетелась в дыму шрапнель, и знамя тут же упало. Янки начали отступать, и воодушевленные небольшой победой конфедераты опять рванули вперед, к кукурузному полю. Старбаку показалось, что каждый мятежник в Мэриленде перешел в наступление в одной последней и отчаянной попытке удержать позицию. Солдаты выбегали из Восточного леса, вливаясь в шеренгу, которая грузно мчалась к кукурузному полю. Там был капитан Пил вместе выжившими из батальона Старбака, и Нат побежал к ним. Земля на кукурузном поле покрылась буграми из-за побитой кукурузы и обилия пуль от картечи и шрапнели, усеявших землю. Завеса дыма на поле поднялась почти до уровня груди, как повсюду стояли лужи крови, валялись изодранные останки людей и осколки снарядов, над ними роились мухи..
Шеренги мятежников наступали по кукурузному полю, но на северном краю их остановили ряды поджидавших янки, чей сокрушительный залп обрушился на наступающих южан. Пушки выплевывали картечь, батальоны вели залповый огонь, но мятежников охватило безумие сражения, и они упрямо вели ответный огонь по янки вместо того, чтобы отступить под градом вражеского огня. Старбак сгреб в сумке последние патроны и прислушался: над головой с жутким свистом проносилась картечь, смахивая поваленную кукурузу, и глухо шлепали пули, попадая в цель. Некоторые солдаты приседали на колено, кто-то – лежал на земле, вглядываясь в сгущающийся дым.
Казалось, сражение длится бесконечно, но Старбак, пересчитывая боеприпасы, понимал, что прошла всего пара минут. Хоть сам он этого и не слышал, но охвативший его ужас вызывал из его груди жалобные стоны, похожие на причитания. По обе стороны от него падали солдаты, каждую секунду он ожидал, как его оглушит попавшая в тело пуля. Но он по-прежнему стоял на месте, заряжал и стрелял, пытаясь отсечь вопли, выстрелы и пушечные залпы, напевая неизменную мелодию. Оглушенный хаосом сражения, он действовал медленно, тщательно продумывая каждое свое движение. Сгоревший порох забивал нарезы ствола, с трудом позволяя шомполу забивать пулю. Старбак заткнул шомпол за пояс, чтобы было легче вытаскивать его, но шомпол постоянно падал в кукурузу, и, каждый раз, наклоняясь и поднимая его, Старбак хотел лечь и больше не вставать. Старбак готов был оказаться где угодно, лишь бы подальше от этого царства смерти. Он в очередной раз заряжал, когда увидел одного из своих солдат, скрючившегося на земле и с трудом дышащего. Еще один солдат с перебитой ногой на локтях пытался выползти с поля, с каждым движением оставляя позади кровавый след. Барабан янки валялся там же, простреленный пулями. Кое-где тлела кукуруза, подожженная пыжами. Офицер из Джорджии стоял на коленях, прижимая руки к паху, тяжело дыша, и уставился на кровь, стекающую на бедрам. Он поднял голову и перехватил взгляд Старбака:
– Пристрели меня, – попросил он, – ради всего святого, пристрели меня, парень.
С северного края Восточного леса раздался еще один залп.
И шеренги мятежников дрогнули.
Они сражались с рассвета, но теперь, под угрозой новой атаки янки, их оборона рассыпалась. Сначала побежал один батальон, его паника передалась соседним подразделениям – и вдруг вся бригада понеслась прочь. Сперва Старбак не понял, что вызвало панику. Он услышал мощный залп справа от себя, услышал крики и радостные вопли с лесной опушки, но упорно продолжал заряжать винтовку, пока офицер из Джорджии умолял о смерти, но неожиданно солдат неподалеку предупреждающе вскрикнул, и Старбак увидел бегущих сквозь дым янки. Он подхватил шомпол и побежал вместе с остальными. Кто-то из северян вырвался вперед, перерезав путь Старбаку. Нат выпустил шомпол и, выхватив из-за пояса револьвер, выстрелил по синим мундирам. Сержант-южанин, перехватив винтовку за ствол, опустил тяжелый приклад на голову северянина. Старбак услышал звук удара как раз в то мгновение, когда бородатый янки ринулся на него со штыком. Старбак отступил в сторону, пропустив клинок мимо, уткнул ствол револьвера в живот врага и нажал на спусковой крючок. Но оружие не выстрелило. Закричав в отчаянии, он взмахнул неуклюжей винтовкой, и ее разбитый пулей приклад обрушился янки в висок. До Старбака донеслась вонь вражеского мундира, дыхание, смешанное с запахом табаком. Его противник споткнулся, и Старбак, дав ему напоследок хорошего пинка, побежал дальше. Он спотыкался о стебли кукурузы, тела и осколки картечи. За спиной он слышал вопли радости, впереди – крики паники. В любую секунду он ожидал получить пулю и ради скорости бросил винтовку.
Атака янки докатилась до Восточного леса, и в результате еще больше мятежников присоединилось к отступлению. Пушки северян на хейгестаунской дороге подстегивали беглецов всё новыми залпами картечи. Мятежники повалили со двора сожженной фермы, оставили кладбище, они бежали к лесу на западе, таким образом оставив поле битвы за янки. То тут, то там медленно, не ломая строя и стреляя на ходу, отступали группы людей, но большая часть пехоты в сером просто бежала, замедляя бег, лишь когда осознала, что погони нет. Северяне были сбиты с толку так же, как и мятежники, и хотя некоторые подобно гончим рвались вперед, большинство остановилось на кукурузном поле, чтобы перезарядить винтовки и дать залп по быстро исчезающему противнику. Старбак заметил нескольких солдат из Легиона Фалконера и присоединился к ним. Он подобрал у убитого техасца винтовку Спрингфилда и проверил, работает ли она. Группа Желтоногих по-прежнему была с ним, и у смоктаунской дороги он увидел Люцифера с Бесом, шагавших на запад вместе с ротой Поттера. Он присоединился к ним, потом пересек грязное месиво хейгерстаунской дороги, добравшись до леса.
Полковник Свинерд выкрикивал свое имя, пытаясь стянуть бригаду. К нему присоединилась группа солдат, в растерянности толпившаяся среди деревьев к северу от церкви данкеров. Позади них осталась полоска лугов, теперь превратившаяся в подступы к аду, поле битвы было усеяно трупами и пропиталось кровью – окутанное дымом кладбище непогребенных тел, по которому батальоны янки беспорядочно преследовали убегающих мятежников. Разрывы снарядов вспахивали луг, разбрасывая мертвецов и подгоняя последних конфедератов к Западному лесу.
Некоторые из запаниковавших мятежников не остановились и в Западном лесу, а продолжили бежать по полям за ним. Отрядили кавалерию, чтобы собрать их и отправить обратно в Западный лес, где офицеры и сержанты выкрикивали номера подразделений. То тут, то там формировались остатки рот, и потрепанные батальоны собирались под своими порванными и потертыми знаменами. Другие офицеры не стали присоединяться к своим батальонам, а просто сбивали солдат во временные роты у кромки леса, приказывая им открывать огонь по преследующему врагу. На хейгерстаунской дороге перевернулась повозка, оттуда рассыпались ящики с боеприпасами для артиллерийских расчетов, которые в спешке развертывали перед лесом. Упряжку фургона накрыл вражеский снаряд, и лошади жалобно ржали, их кровь густо лилась по глубоким колеям дороги. Пространство перед батареями мятежников наконец освободилось от беглецов, и канониры открыли огонь картечью, добавив смерти к той армии мертвецов, что уже лежала под дымовой пеленой.
На мгновение показалось, что пушки сдержат наступление северян, но затем из окутывавшего местность к востоку от батарей дыма появились шеренги в синих мундирах. Канониры отчаянно пытались развернуть пушки, чтобы встретить новую угрозу, но затем хлесткий залп обрушил град пуль минье, с лязгом застучавший по дулам пушек, расщепивший колеса пушек и бросивший наземь канониров. Воспользовавшись затишьем, пока пехота перезаряжала винтовки, выжившие командиры расчетов привели конные упряжки и оттащили орудия обратно в лес. Раздались радостные вопли янки, и батальон рванулся вперед на пустынную местность, где трава была примята и выжжена залпами орудий. Им никто не противостоял, и большое подразделение пенсильванцев заняло позиции в Западном лесу. Они захватили переполненную ранеными церковь данкеров, и там остановились, так как лес вокруг был полон оставшихся в живых мятежников, продолжавших обстрел. Командир пенсильванцев отправил адъютантов с просьбой о подкреплении и боеприпасах. На помощь пенсильванцам подошла часть артиллерии северян, но артиллеристы сняли орудия с передков слишком близко от леса и снайперы мятежников срезали их огнем. Орудия откатились назад, одно тащила пехота, потому что всех тягловых лошадей пристрелили. Брошенный фургон охватило пламя, и один за другим взлетели на воздух ящики со снарядами, изрыгнув в раскаленное небо серые облака дыма.
Разъяренный генерал Джексон носился по лесу, приказывая солдатам построиться поротно и найти свои батальоны, развернуться и сражаться. Джексон понимал, что назрел момент для прорыва. Если одно подразделение северян, даже одна бригада, усилит позицию пенсильванцев у церкви данкеров и поведет атаку прямо через лес, то усталые солдаты в сером сломаются. Победа останется за янки, а армия конфедератов превратится в толпу, отступающую к узкому броду, и к зиме улицы Ричмонда наводнят напыщенные янки. Генерал Ли, предвидя подобную опасность, выстраивал линию орудий на перекрестке к западу от леса, так что если одержавшие верх янки прорвутся сквозь лес, их встретит смертоносный шквал огня, который по крайней мере замедлит преследование и даст людям Ли время построиться для отступления с боем к Потомаку.
Но янки были измотаны не меньше мятежников. Стремительность прорыва северян разбросала их подразделения по всему полю. Вся местность к востоку от хейгерстаунсокй дороги и к северу от церкви данкеров была в руках янки, некоторые подразделения северян пересекали дорогу, стремясь найти сомнительное укрытие у края Западного леса, но необходимых подкреплений нигде не было видно. К югу от поля битвы орудия мятежников молотили побитую землю снарядами, а пехота южан стреляла из леса, и преследование остановилось, когда янки, как и мятежники, пытались навести порядок в этой неразберихе.
Паника в рядах мятежников в Западном лесу улеглась. Солдаты пересчитали патроны, и некоторые тревожно оглядывались назад, в попытке найти путь к отступлению из этого кровавого побоища, но как только стрельба северян затихла, мятежники начали перестраиваться. Одну за другой сформировали роты, устранили бреши в цепи и пополнили запас патронов.
– Я позаимствовал у Хаксалла часы, – полковник Свинерд присоединился к Старбаку. – Бедняга, на небесах они ему не понадобятся, но я отошлю их его жене.
– Он мертв? – спросил Старбак.
Свинерд кивнул, а потом встряхнул часы и поднес их к уху.
– Кажется, работают, – с сомнением протянул он и посмотрел на циферблат. – Почти девять, – произнес Свинерд, и Старбак мгновенно нахмурился, пытаясь понять, почему не темнеет. – Утра, Нат, – мягко сказал Свинерд. – Утра.
День только занимался.
***
Янки прошли Восточный лес и вышли на кукурузное поле. Одного из солдат при виде поля вывернуло. Вонь стояла похуже, чем на бойне. Лежали разорванные на ошметки люди, повсюду кровь и развороченные кишки. Из дымовой пелены глядели неподвижные глаза, рты были разинуты и кишели мухами. Мятежники и янки лежали вповалку. Раненые звали на помощь, некоторые плакали, а кое-кто просил себя прикончить милосердным выстрелом в голову. Немного, до боли немного, санитаров принялись за работу. Потрясенный этим кошмаром капеллан упал на колени, слезы лились на раскрытую Библию. Кое-кто рыскал посреди этого ужаса в поисках добычи, прихватив щипцы, чтобы вырывать золотые зубы, и ножи – отсекать пальцы с обручальными кольцами или просто унять сетования жертвы. Артиллерийская батарея остановилась у края поля, возницы не желали провозить тяжелые орудия по телам, но офицер прикрикнул, проклиная за брезгливость, и они щелкнули кнутами, протащив орудия по телам. Кровь потемнела. Из луж полились кровавые ручейки. Солнце поднималось, и над рекой исчезли последние остатки тумана, усиливалась удушливая жара.
Мистер Крёгер, вызвавшийся провести янки через брод Снейвли фермер, настоял на том, чтобы сначала заехать на ферму. Коров следовало подоить, но когда пришли приказы от Макклелана с требованием с боем форсировать реку, никто и не подумал поторопить фермера. Войска янки, отряженные пересечь мост вниз по течению, выглядывали из своих укрытий, недоумевая, как во имя милосердного Господа, они должны были пересечь несколько сотен ярдов по открытой местности, а затем толпой влететь на мост лишь в двенадцать футов шириной, и всё это время под обстрелом из окопов мятежниками, которые поджидали их на другом берегу.
Свежие и усиленные войска северян пересекли реку вброд к северу от нижнего моста. Их переправе ничто не препятствовало, и свежие войска начали долгое восхождение на плато, на подмогу тем янки, что выбили мятежников из Восточного леса и с кукурузного поля. По холму карабкались тринадцать тысяч человек, с музыкой и развевавшимися знаменами, всё ближе и ближе подбираясь к зловонию поля смерти, поджидавшему их у вершины холма. Длинные шеренги наступающих солдат каждый раз останавливались и распадались при приближении к ограде, но, пройдя ее, вновь смыкались и продолжали марш. Вновь прибывшим потребуется определенное время, чтобы достичь вершины, но как только они туда доберутся, то должны будут выяснить, в каком месте атаковать, и это в то время, когда мятежники отчаянно восстанавливали северную часть своей армии, так что на некоторое время на плато воцарилась зловещая тишина. Время от времени постреливала пушка или трещала винтовка, но обе стороны приберегали дыхание.
