Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 106 страниц)
Полковник Гриффин Свинерд жадно поглощал жареную капусту с картошкой, когда в его палатку вошли Бёрд и Старбак. Начался дождь, и тяжелые тучи принесли с собой преждевременную темноту, так что в палатке пришлось зажечь два светильника, что свисали с верхней перекладины.
Только что получивший это звание полковник сидел под этими двумя фонарями в огромной шинели из серой шерсти поверх форменных панталон и грязной рубахи.
Он вздрагивал всякий раз, когда жевание вызывало приступ зубной боли в его желтой и гнилой челюсти. Его слуга, уродливый раб, объявил о прибытии майора Бёрда и капитана Старбака, а потом быстро удалился в ночь, где огонь костров арьергарда пробивался сквозь ветер и дождь.
– Значит, вы Бёрд, – произнес Свинерд, намеренно проигнорировав Старбака.
– А вы Свинерд, – ответил Бёрд с той же резкостью.
– Полковник Свинерд. Вест-Пойнт, выпуск двадцать девятого года, бывшая Армия Соединенных Штатов, Четвертый полк легкой пехоты, – налитые кровью глаза Свинерда в свете фонарей казались болезненно желтыми.
Он пережевал полную ложку своей еды, запив ее огромным глотком виски.
– Ныне назначенный заместителем командующего бригады Фалконера, – он ткнул ложкой в сторону Бёрда. – Что превращает меня в офицера, старшего вас по должности.
Бёрд признал субординацию коротким кивком, но не стал называть Свинерда «сэром», а, очевидно, тот именно этого и добивался. Свинерд не настаивал, вместо этого царапнув по тарелке острым ножом и наполнив рот еще одной ложкой неаппетитной смеси.
В его палатке пол был выстлан свеженапиленными сосновыми досками, там находился складной стол, кресло и походная кровать, а в качестве подставки для седла использовались козлы. Вся мебель, также как палатка и седло, была новенькой, с иголочки.
Это и до войны обошлось бы недешево, но Бёрд даже не мог представить, сколько подобные вещи могли бы стоить во времена дефицита. Рядом с палаткой расположилась повозка, в которой, как предположил Бёрд, с комфортом перемещался Свинерд, еще одно свидетельство потраченных на личное имущество Свинерда средств.
Свинерд проглотил очередную порцию еды и снова влил в себя виски. Дождь колотил по туго натянутому полотну шатра, а где-то в темноте заржала лошадь и залаяла собака.
– Теперь вы в бригаде Фалконера, – официально объявил Свинерд, – состоящей из Легиона, добровольческого батальона округа Изард из Арканзаса, Двенадцатого и Тринадцатого флоридских полков и Шестдесят пятого виргинского. И все они теперь под командованием бригадного генерала Вашингтона Фалконера, да благословит его Бог, чье прибытие к Раппаханнок ожидается завтра. Вопросы?
– Как поживает мой зять? – вежливо поинтересовался Бёрд.
– Военные вопросы, Бёрд, военные.
– В полной ли мере мой зять поправился, чтобы исполнять свой воинский долг? – любезно спросил Бёрд.
Свинерд проигнорировал издевательский вопрос. Его правая щека дернулась от тика, когда он провел искалеченной рукой по седеющей бороде, где застряли остатки капусты.
На край тарелки полковник положил мокрый кусок жевательного табака, который теперь засунул обратно в рот и усиленно зачмокал, а потом встал и подошел к козлам, служившим подставкой под седло.
– Вы когда-нибудь снимали скальп? – бросил он вызов Бёрду.
– Нет, насколько я могу припомнить, – Бёрд попытался скрыть удивление и отвращение, вызванные этим неожиданным вопросом.
– Для этого нужна сноровка! Как и для любого другого дела, Бёрд, нужна сноровка!
У молодых солдат всегда возникает с этим проблема, потому что они пытаются срезать скальпы, а так делать не нужно. Совсем не нужно. Нет, их нужно сдирать, сдирать! Помогая при этом ножом, если есть необходимость, но только чтоб края подравнять, вот так вы получите нечто прекрасное и с волосами!
Вроде этого! – Свинерд вытащил смотанные в клубок волосы из кармана шинели и помахал ими перед носом у Бёрда.
– Я снял с дикарей больше скальпов, чем любой человек из ныне живущих, – продолжал Свинерд, – и горжусь этим. Я хорошо послужил своей стране, Бёрд, никто не служил ей лучше, смею вас заверить, но в награду получил лишь возможность наблюдать за выборами этого черножопого шимпанзе Линкольна, так что теперь нам приходится драться за новую страну, – Свинерд произнес эту речь весьма эмоционально, наклонившись достаточно близко, так что Бёрд мог почувствовать смесь капусты, табака и виски в его дыхании.
– Теперь продолжим, Бёрд, мы с вами. Как мужчина с мужчиной, да? Как там полк? Скажите-ка мне.
– Полк в порядке, – коротко ответил Бёрд.
– Будем надеяться, Бёрд. Что с ним всё в порядке! Генерал не уверен, что майору пристало им командовать, вы меня понимаете? – Свинерд приблизил лицо к Бёрду.
– Так что нам с вами лучше поладить, майор, если вы хотите, чтобы мое хорошее мнение о вас изменило точку зрения генерала.
– Что вы предлагаете? – спокойно спросил Бёрд.
– Я ничего не предлагаю, майор. Я недостаточно умен, чтобы вносить предложения. Я лишь слепой солдат, которого только что оторвали от черного дула винтовки, – Свинерд разразился приступом сиплого хохота, а потом плотно закутался в шерстяную шинель, натянув ее на тощую грудь, и нетвердой походкой направился обратно в кресло.
– Для меня имеет значение, – продолжал Свинерд, усевшись, – лишь готов ли Легион к сражению и знает ли он, за что дерется. Ваши солдаты это знают, Бёрд?
– Уверен, что да.
– Я говорите так, будто не уверены, Бёрд. Совсем не уверены.
Свинерд замолчал, чтобы глотнуть виски.
– Солдаты – народ простой, – продолжал он.
– Нет ничего сложного в солдате, Бёрд. Направьте его куда надо, пните под зад и велите убивать, вот всё, что нужно солдату, Бёрд! Солдаты – это же просто белые ниггеры, вот что я вам скажу, но даже ниггеры работает лучше, если знают, ради чего они это делают. И вот почему сегодня вечером вы раздадите своим людям эти буклеты. Хочу, чтобы они знали, как благородно их дело, – Свинерд попытался поднять на стол деревянный ящик с памфлетами, но был побежден его весом, и потому просто пнул коробку в сторону Бёрда.
Бёрд нагнулся над одним из буклетов и прочел титульную страницу вслух:
– Джон Дэниелс, «Вопрос о ниггерах», – в тоне Бёрда чувствовалась неприязнь к злобной позиции Дэниелса.
– Вы и правда хотите, чтобы я раздал это солдатам?
– Должны! – объявил Свинерд.
– Джонни – мой кузен, видите ли, и он продал эти памфлеты генералу Фалконеру именно для того, чтобы его прочли солдаты.
– Как щедро со стороны моего зятя, – язвительно произнес Бёрд.
– И какими полезными окажутся эти памфлеты! – впервые с тех пор, как пересек порог палатки, нарушил молчание Старбак.
Свинерд подозрительно уставился на него.
– Полезными? – спросил он с угрозой в голосе после длительной паузы.
– В такую сырость ужасно трудно развести костер, – заявил Старбак любезным тоном.
Щека Свинерда задергалась. Он долго молчал, играясь с ножом на костяной ручке и уставившись на юношу.
– Дэниелс – ваш кузен? – внезапно нарушил молчание Бёрд.
– Да, – Свинерд отвел взгляд от Старбака и положил нож на стол.
– И ваш кузен, полагаю, – медленно произнес Бёрд, которого вдруг озарило, – написал статью с предложением повысить Вашингтона Фалконера?
– И что с того? – огрызнулся Свинерд.
– Ничего, ничего, – ответил Бёрд, хотя с трудом скрывал свою радость, сообразив, какую цену пришлось заплатить его зятю за поддержку Дэниелса.
– Вы находите в этом что-то смешное? – злобно накинулся на него Свинерд. Бёрд вздохнул.
– Полковник, – сказал он, – сегодня нам пришлось пройти долгий путь, и у меня нет ни сил, ни желания стоять здесь и рассказывать о причинах моего веселья. Вам что-нибудь еще от меня нужно? Или мы с капитаном Старбаком можем отправиться спать?
На несколько секунд Свинерд уставился на Бёрда, а потом махнул своей искалеченной левой рукой в сторону входа в палатку.
– Идите, майор. Пришлите человека за памфлетами. А вы останетесь здесь, – эти слова предназначались Старбаку.
Но Бёрд не сдвинулся с места.
– Если у вас есть дело к одному из моих офицеров, полковник, – сказал он Свинерду, – то у вас есть дело и ко мне. Я остаюсь.
Свинерд пожал плечами, словно сообщая, что ему плевать, останется ли Бёрд, а потом снова посмотрел на Старбака.
– Как поживает ваш отец, Старбак? – вдруг спросил Свинерд.
– По-прежнему проповедует братскую любовь к ниггерам, да? Еще хочет, чтобы мы выдали наших дочерей замуж за африканцев? – он помедлил, чтобы дать Старбаку ответить.
Один из светильников внезапно моргнул, но потом пламя опять разгорелось. Из дождливой тьмы донеслось пение солдат.
– Ну так как, Старбак? – вопрошал Свинерд.
– Ваш отец хочет, чтобы мы выдали своих дочерей замуж за ниггеров?
– Мой отец упоминает в проповедях о межрасовых браках, – тихо признал Старбак.
Он не любил своего отца, но перед лицом насмешек Свинерда почувствовал порыв защитить преподобного Элияла. Щека Свинерда продолжала подергиваться, а потом он вытянул искалеченную левую руку и показал на две звезды, которые украшали воротничок его нового мундира, висевшего на гвозде, вбитом в одну из стоек палатки.
– Что означает этот значок, Старбак?
– Полагаю, он означает, что мундир принадлежит подполковнику.
– Он принадлежит мне! – Свинерд перешел на повышенные тона. Старбак пожал плечами, словно принадлежность мундира не имела никакого значения.
– И я старше вас по званию! – выкрикнул Свинерд, разбрызгивая слюну вперемешку с табачной жижей на остатки капусты с картошкой. – Так что обращайтесь ко мне «сэр»! Так то!
Старбак промолчал. Полковник взглянул на него, скребя изуродованной рукой по краю стола. Настала напряженная тишина. Пение в окружающей темноте прекратилось, как только солдаты услышали, как полковник орет на Старбака, и майор Бёрд предположил, что половина Легиона сейчас прислушивается к этой стычке в залитой желтым светом палатке.
Полковник Свинерд не осознавал присутствия этой молчаливой невидимой аудитории. Он вышел из себя, подстегиваемый насмешливым выражением привлекательного лица Старбака.
Полковник неожиданно схватил хлыст с короткой рукояткой, лежащий на походной кровати, и щелкнул им в сторону бостонца.
– Вы просто северная сволочь, Старбак, республиканский мусор и любитель ниггеров, и в этой бригаде вам нет места, – полковник, пошатываясь, встал на ноги и снова взмахнул хлыстом, на сей раз всего в нескольких дюймах от щеки Старбака.
– Таким образом, вы уволены из полка, отныне и навсегда, ясно вам? Это приказ бригадного генерала, подписанный, заверенный и врученный мне, – Свинерд порылся левой рукой в бумагах на складном столике, но не нашел приказа об увольнении и прекратил поиски.
– Вы уберетесь отсюда немедленно, сию же минуту! – Свинерд щелкнул хлыстом в сторону Старбака в третий раз.
– Убирайтесь!
Старбак схватился за кончик хлыста. Он лишь хотел защититься от удара, но ремешок хлыста обвился вокруг его руки, предлагая дьявольское искушение.
Он слегка улыбнулся, а потом дернул, и Свинерд потерял равновесие. Полковник вцепился в стол, чтобы удержаться на ногах, но Старбак потянул сильнее, и складной стол рухнул под весом Свинерда. Полковник растянулся на полу, в каше из сломанного дерева и рассыпавшейся капусты.
– Часовой! – заорал Свинерд в падении. – Часовой!
Смущенный сержант Толливер из первой роты просунул голову через полог.
– Сэр? – он опустил глаза на полковника, лежащего среди остатков сломанного стола, а потом в отчаянии поглядел на Бёрда.
– Что мне делать, сэр? – спросил Толливер Бёрда. Свинерд с трудом поднялся.
– Поместите этот кусок северного дерьма под арест, – крикнул он Толливеру, – а потом передадите его в руки военной полиции с приказом отослать в Ричмонд, где его закопают, как врага государства. Вам ясно?
Толливер колебался.
– Вам ясно? – заорал Свинерд на злополучного сержанта.
– Ему ясно, – вмешался майор Бёрд.
– Вы уволены из армии! – рявкнул Свинерд Старбаку.
– Ваша служба окончена, и с вами всё кончено, вы уволены! – брызгал он слюной в лицо Старбаку.
Полковник полностью потерял самообладание, причиной чему стал алкоголь и провоцирующее поведение Старбака. Он ринулся к Старбаку, внезапно схватившись за ремень кобуры, висящей вместе с мундиром на гвозде.
– Вы арестованы! – Свинерд начал икать, всё еще пытаясь вытащить револьвер.
Бёрд взял Старбака за локоть и поспешил оттащить его из палатки до того, как произойдет убийство.
– Мне кажется, он сумасшедший, – заявил Бёрд, отталкивая Старбака подальше от палатки.
– Целиком и полностью сумасшедший. Не в себе. Безумен. Тронулся, – Бёрд остановился на безопасном расстоянии от палатки и уставился на нее, словно до сих пор не мог поверить в то, чему только что стал свидетелем.
– И пьян, конечно же. Но из ума он выжил задолго до того, как пропил мозги. Боже ты мой, Нат, и это наш новый заместитель командующего?
– Сэр? – сержант Толливер последовал за офицерами из палатки полковника.
– Я должен арестовать мистера Старбака, сэр?
– Не глупи, Дэн. Я за ним присмотрю. Просто забудь обо всём этом, – покачал головой Бёрд.
– Рехнулся! – ошарашенно произнес он. В палатке полковника не было заметно никакого движения, лишь свет фонарей мелькал сквозь дождь.
– Прости, Нат, – сказал Бёрд. Он по-прежнему сжимал в руке памфлет Дэниелса, и теперь разорвал его на мелкие кусочки.
Старбак с горечью выругался. Он ждал мести Фалконера, но всё же надеялся остаться в одиннадцатой роте. Теперь она стала его домом, местом, где у него были друзья и цель. Без одиннадцатой роты он превратится в неприкаянную душу.
– Мне нужно было остаться с Окороком, – ответил Старбак. «Окороком» прозвали Натана Эванса, чья обескровленная бригада давно ушла на юг.
Бёрд протянул Старбаку сигару, а потом подобрал из ближайшего костра ветку, чтобы прикурить.
– Нужно отправить тебя подальше отсюда, Нат, пока этот лунатик не решит арестовать тебя по-настоящему.
– За что? – с горечью спросил Старбак.
– За то, что ты враг государства, – тихо произнес Бёрд. – Ты слышал, что сказал этот сумасшедший придурок. Подозреваю, что это Фалконер вложил такую мысль в его голову.
Старбак посмотрел на палатку полковника.
– И в какой дыре Фалконер отыскал этого сукиного сына?
– У Джона Дэниелса, полагаю.
– Мой зять только что прикупил себе бригаду, заплатив за это всё, что потребовал Дэниелс. Что, вероятно, включает должность для этого пьяного безумца.
– Я прошу прощения, Дятел, – сказал Старбак, пристыженный охватившей его жалостью к самому себе. – Этот ублюдок и вам угрожал.
– Я это переживу, – уверенно заявил Бёрд. Он прекрасно знал, что Вашингтон Фалконер его презирает и хочет понизить в должности, но Таддеус Бёрд также знал, что заслужил уважение и любовь Легиона, и как трудно будет его зятю побороть эту привязанность. Старбак был гораздо более легкой мишенью для Фалконера.
– Гораздо важнее, Нат, – продолжал Бёрд, – безопасно увезти тебя отсюда. Чем ты хочешь заняться?
– Заняться? – эхом отозвался Старбак. – А что я могу сделать?
– Отправиться обратно на север?
– Боже мой, нет, – отправиться обратно на север означало встретиться лицом к лицу с отцовским гневом, предать друзей из Легиона и прокрасться домой с поджатым хвостом. Гордость не позволяла ему так поступить.
– Тогда поезжай в Ричмонд, – предложил Бёрд, – и найди Адама. Он поможет.
– Вашингтон Фалконер не позволит ему мне помочь, – с горечью произнес Старбак. Всю зиму он не имел вестей от Адама и подозревал, что потерял своего старого друга.
– Адам и сам себе хозяин, – возразил Бёрд. – Поезжай прямо сегодняшним вечером, Нат. Мерфи отвезет тебя до Фредериксберга, а там сядешь на поезд. Я дам тебе увольнительную, которую ты сможешь предъявлять по дороге.
В Конфедерации никто не мог путешествовать без выписанного властями паспорта, а солдатам было позволено отправляться на побывку по увольнительной, выданной их воинским подразделением.
Новости об увольнении Старбака распространились по Легиону, как облако дыма. Одиннадцатая рота собиралась выразить протест, но Бёрд убедил солдат, что этот спор не выиграть, взывая к чувству справедливости Свинерда.
Нед Хант, считавшийся местным шутом, предложил подпилить спицы в колесах повозки Свинерда или сжечь его палатку, но Бёрд не собирался позволить подобной чепухи и даже поставил охрану у палатки полковника, чтобы предотвратить подобные выходки. Самым важным, по мнению Бёрда, было отправить Старбака подальше от угроз со стороны Свинерда.
– Так что вы будете делать? – спросил у Старбака Траслоу, пока капитан Мерфи седлал двух лошадей.
– Может, Адам поможет.
– В Ричмонде? Так вы встретитесь с моей Салли?
– Надеюсь, – несмотря на ночную катастрофу, Старбак почувствовал прилив приятного предвкушения.
– Передайте, что я о ней вспоминаю, – прохрипел Траслоу. Это было тем единственным проявлением любви и прощения, на которое он был способен. – Если ей что-нибудь нужно, – продолжал Траслоу, а потом пожал плечами, потому что сомневался, что его дочери может не хватать денег.
– Я хотел бы, – начал сержант, но потом снова запнулся и замолчал, и Старбак предположил, что Траслоу хотел бы, чтобы его единственная дочь не зарабатывала на жизнь своим телом, но тот его удивил. – Вас с ней, – объяснил он, – я хотел бы видеть вас вместе.
Старбак покраснел в темноте.
– Салли нужен кто-то с лучшими перспективами, – сказал он.
– Она могла бы найти и кого похуже, – тем не менее поддержал Старбака Траслоу.
– Не понимаю, каким образом, – Старбак почувствовал, как в нем снова нарастает жалость к самому себе. – У меня ни дома, ни денег, ни работы.
– Это ненадолго, – заявил Траслоу. – Вы же не позволите этому сукиному сыну Фалконеру вас победить.
– Нет, – согласился Старбак, хотя, по правде говоря, подозревал, что уже побежден. Он был чужаком на чужой земле, а его враги были богаты, влиятельны и безжалостны.
– И тогда вы вернетесь, – заверил Траслоу. – А я покуда присмотрю за ротой.
– Я вам для этого не нужен, – сказал Старбак. – С этим вы всегда и без меня справлялись.
– Вот же глупыш, – прорычал Траслоу. – У меня нет ваших мозгов, а вы такой дурак, что этого не видите.
Звякнули уздечки, когда капитан Мерфи подвел сквозь дождь двух оседланных лошадей.
– Попрощайтесь, – велел Старбаку Траслоу, – и обещайте ребятам, что вернетесь. Они ждут этого обещания.
Старбак попрощался. У солдат роты было только то, что они могли унести на себе, и всё равно они попытались всучить ему подарки. Джордж Финни в битве при Бэллс-Блафф стянул у мертвого офицера с цепочки от часов серебряный ключ Фи-бета-каппа[41]41
Ключ Фи-бета-каппа – знак принадлежности к старейшему и одному из самых влиятельных (и по сей день) студенческому братству, которое было основано в колледже Вильгельма и Марии в 1776 году.
[Закрыть] и хотел вручить его Старбаку.
Старбак отказался, также как и не принял наличные от взвода сержанта Хаттона. Он просто взял увольнительную и перебросил свое одеяло через одолженное седло. Он накинул на плечи шинель Оливера Уэнделла Холмса на алой подкладке и вскочил в седло.
– Скоро увидимся, – сказал он, будто и сам в это верил, и стукнул каблуками, чтобы никто из Легиона не заметил, как он близок к отчаянию.
Старбак и Мерфи ускакали в ночь мимо темной палатки полковника Свинерда. Там не было заметно никакого движения. Три раба полковника скорчились под повозкой, наблюдая, как всадники скрылись в черноте дождя.
Стук копыт постепенно затих в темноте. Когда настало утро, по-прежнему лил дождь. Бёрд не выспался и почувствовал себя старым, когда вылез из землянки, попытавшись согреться и затухающего костра. Он отметил, что палатка полковника Свинерда уже разобрана, а три раба привязывали поклажу в повозке, готовясь к поездке во Фридериксберг.
В полумиле к северу, на дальнем холме, два всадника-янки наблюдали сквозь дождь за лагерем мятежников. Хирам Кетли, туповатый, но старательный ординарец Бёрда, принес майору кружку суррогатного кофе из сушеного батата, а потом попытался раздуть огонь.
Группка офицеров дрожала у жалкого костра, а потом с тревогой на лицах устремила взор за спину Бёрда, так что тот понял, что кто-то к нему приближается. Он обернулся и увидел всклокоченную бороду и налитые кровью глаза полковника Свинерда, который, ко всеобщему удивлению, обнажил желтые зубы в улыбке и протянул Бёрду руку.
– Доброе утро! Вы ведь Бёрд, правильно? – энергично спросил Свинерд. Бёрд осторожно кивнул, но не пожал протянутую руку.
– Свинерд, – полковник, похоже, не узнал Бёрда. – Собирался поговорить с вами прошлой ночью, но был нездоров, простите, – он неловко убрал руку.
– Мы разговаривали, – сказал Бёрд.
– Разговаривали? – нахмурился Свинерд.
– Прошлой ночью. В вашей палатке.
– Малярия, вот в чем проблема, – объяснил Свинерд. По его щеке пробежал тик, и правый глаз начал непрерывно моргать. Борода полковника была мокрой после умывания, мундир вычищен, а волосы напомажены и зачесаны назад. Он вновь держал хлыст, теперь в покалеченной руке.
– Лихорадка то уходит, то возвращается, Бёрд, – продолжал он, – но обычно по ночам. Просто сбивает с ног, видите ли. Так что если мы и разговаривали прошлой ночью, то я ничего не помню. Лихорадка, понимаете?
– Да, вы были похожи на лихорадочного больного, – очень тихо произнес Бёрд.
– Но сейчас я здоров. Сон – лучшее лекарство от лихорадки. Я – заместитель Вашингтона Фалконера.
– Я знаю, – ответил Бёрд.
– А вы теперь в новой бригаде, – жизнерадостно добавил Свинерд.
– Вы, какие-то оборванцы из Арканзаса, Двенадцатый и Тринадцатый полк из Флориды и Шестьдесят пятый виргинский. Генерал Фалконер послал меня представиться и передать вам новые приказы. Вы не будете защищать Фредериксберг, а присоединитесь к остальной бригаде дальше на западе. Всё приказы в письменном виде, – он дал Бёрду сложенный лист бумаги, запечатанный кольцом-печаткой Вашингтона Фалконера.
Бёрд разорвал печать и увидел стандартный приказ, направляющий Легион из Фредериксберга в Локаст-Гроув.
– Там мы будем находиться в резерве, – сказал Свинерд. – Если повезет, у нас будет несколько дней, чтобы прийти в форму, но есть один деликатный вопрос, который нам прежде нужно решить, – он взял Бёрда под локоть и потащил изумленного майора подальше от навострившихся ушей других офицеров.
– Весьма деликатный, – добавил Свинерд.
– Старбак? – предположил Бёрд.
– Как вы догадались? – Свинерд был поражен и впечатлен сообразительностью Бёрда.
– И правда Старбак. Неприятное дельце. Ненавижу разочаровывать людей, Бёрд, это не в моем стиле. Мы, Свинерды, всегда действовали открыто, и иногда я думаю, что зря, но теперь уже поздновато меняться. Дело именно в Старбаке. Видите ли, генерал его не выносит, и нам придется от него избавиться. Я обещал сделать это тактично и полагаю, что вы наверняка знаете, как сделать это наилучшим образом?
– Мы уже это сделали, – с горечью заметил Бёрд. – Он уехал прошлой ночью.
– Уехал? – Свинерд моргнул. – Уехал? Отлично! Просто высший класс!
Полагаю, это ваших рук дело? Отлично! Что ж, тогда больше нам и нечего обсуждать. Приятно с вами познакомиться, Бёрд, – он поднял хлыст, прощаясь, но внезапно развернулся обратно. – Есть еще кое-что, Бёрд.
– Полковник?
– У меня есть кой-какое чтиво для солдат. Чтобы их приободрить, – Свинерд снова наградил Бёрда желтозубой улыбкой. – Они выглядят малость подавленными, нужно как-то вселить в них энтузиазм. Пришлите человека за буклетами, ладно? И прикажите, чтобы неграмотным читали вслух. Хорошо! Отлично! Продолжайте в том же духе!
Бёрд смотрел, как полковник удаляется, а потом закрыл глаза и затряс головой, как будто пытаясь убедиться, что это мокрое утро не было дурным сном. Похоже, что не было, и мир на самом деле безвозвратно сошел с ума.
– Может, – сказал он в пустоту, – у янки тоже есть кто-нибудь вроде него. Будем надеяться.
У долины конные дозоры янки, развернувшись, исчезли во влажных лесах. Артиллерия южан, едва волоча орудия, следовала за фургоном полковника Свинерда на юг, пока легионеры тушили костры и натягивали отсыревшую обувь. Затянувшееся отступление казалось поражением.
Многочисленные силы Потомакской армии не продвигались дальше Манассаса. Вместо этого северяне предприняли маневр с целью спутать планы мятежников – они вернулись в Александрию, и лишь река отделяла их от Вашингтона, у которого войска поджидал флот, чтобы переправить вниз по течению Потомака, к Чезапикскому заливу, а затем – на юг, к опорному посту Союза Форту Монро.
Флот, чьи мачты возвышались над рекой, словно лес, был зафрахтован правительством Соединенных Штатов. Тут были пароходы из Бостона с боковыми гребными колесами, паромы из Делавера, шхуны из многочисленных портов Атлантического побережья, даже трансатлантические пассажирские суда с острыми, как гвозди, носами и позолоченным орнаментом на корме.
В воздухе шипел выбрасываемый сотней двигателей пар, доносившийся отовсюду свист пугал лошадей, ожидавших погрузки, краны подтягивали на борт сети с грузом, колонны солдат поднимались по трапам.
Орудия и зарядные ящики, пушечные передки и походные кузницы – все было связано и уложено на палубы пароходов. По оценкам штаба Макклелана, двадцать дней должно было уйти на перемещение всего экспедиционного корпуса – ста двадцати одной тысячи человек личного состава, трех сотен орудий, тысячи ста повозок, пятнадцати тысяч лошадей, десяти тысяч быков и бесчисленных тюков с фуражом, понтонных лодок, барабанов, телеграфных проводов, бочек с порохом. И все это нуждалось в защите, которую обеспечивали линкоры, фрегаты и канонерки Военно-морских сил США.
Флот Потомакский армии, самый многочисленный из всех, когда-либо образованных, наглядно демонстрировал решимость Союза покончить с мятежом одним мощным ударом – раз и навсегда.
Те же тыловые крысы, что жаловались на бездеятельность Макклеллана, теперь узрят нового Наполеона в сражении! Со своей армией, высадившись на полоске земли, тянувшейся на юго-восток от Ричмонда на протяжении семидесяти миль, он устремится на запад, нанесет молниеносный удар и захватит столицу мятежников, подавив их решимость.
«Я не бросал вас в сражение, дабы именно вы могли нанести смертельный удар в сердце мятежа, разделившего нашу когда-то счастливую отчизну». Отпечатанное воззвание Макклелана также обещало, что генерал присмотрит за солдатами, «как за родными детьми; и вам известно, что любовь вашего генерала идет от всего сердца». Воззвание предупреждало о грядущих отчаянных схватках, но заверяло, что солдаты, вернувшись домой с победой, будут вспоминать об участии в сражениях Потомакской армии как о величайшей чести.
– Прекрасные слова, – сказал Джеймс Старбак, прочтя отпечанное на походном станке обращение генерала, и его восхищение прочувственными словами разделяли и другие.
Пусть газеты северян и называли Макклеллана «новым Наполеоном», солдатам Потомакской армии их генерал был известен, как «Малыш Мак», и они утверждали, что лучшего воина еще не видел свет.
Если кто и мог одержать быструю победу, это был Малыш Мак, убедивший Потомакскую армию в том, что в истории Республики, если не всего мира, еще не было лучше оснащенных, подготовленных и вымуштрованных солдат. И пусть политические противники Малыша Мака жалуются на его осторожность и саркастически утверждают, что «на Потомакском фронте без перемен», солдаты знали – их генерал ждет идеального момента для удара.
И вот этот момент настал. Пришли в движение сотни гребных колес и винтов, взбивая воды Потомака, сотни труб выплюнули угольный дым в голубое весеннее небо. Первые суда, сбросив скорость ниже по течению, сопровождаемые игрой оркестра, приспустили флаги, проходя мимо поместья Джорджа Вашингтона у Маунт-Вернон.
– От одних прекрасных слов толку мало, – мрачно заметил Аллен Пинкертон.
Секретная служба генерала Макклелана, расквартированная в здании неподалеку от Александрийской набережной, ожидала готовности генерала к отплытию. Этим утром, пока Джеймс и его начальник разглядывали забитые людьми причалы, Пинкертон ожидал гостей.
Сотрудники его бюро сопоставляли последние частицы поступивших с юга сведений. Каждый день приносил массу с трудом обрабатываемых данных – от дезертиров, сбежавших рабов, из писем симпатизирующих северянам граждан, тайком переданных через реку Раппаханнок.
Но Пинкертон не верил ничему.
Он ожидал новостей от своего лучшего агента Тимоти Уэбстера, а через него – от загадочного друга Джеймса. Но прошли недели, и ничего, кроме зловещей тишины, он из Ричмонда не получил.
Утешало лишь то, что ричмондские газеты не нарушали эту тишину новостями об арестах, как не донеслось до северян и слухов о высокопоставленных офицерах-южанах, обвиненных в измене. Но молчание Уэбстера все же беспокоило Пинкертона.
– Мы должны предоставить генералу наилучшие разведданные, – неустанно повторял Пинкертон. Он не называл Макклелана ни Малышом Маком, ни новым Наполеоном. Всегда только «генерал».
– Но, конечно, мы можем доложить генералу, что полуостров слабо укреплен? – заметил Джеймс. Он работал за маленьким походным столиком, разложенным на веранде.
– Ха! Южане хотят заставить нас в это поверить! – Пинкертон живо обернулся на стук копыт, надеясь на визит гостей. Но всадник проскакал мимо, и Пинкертон потерял к нему интерес. – Пока я не услышу новостей от вашего друга, верить чему-либо я отказываюсь.
Адам уже передал через Тимоти Уэбстера одно послание. И это послание было удивительно подробным.
Как писал Адам, если не брать в расчет артиллерию, оборонительные линии напротив Форта Монро были крайне слабы. Генерал-майор Магрудер располагал для обороны лишь четырьмя ослабленными бригадами, то есть всего двадцатью батальонами неполного состава.
По последним данным, эти батальоны насчитывали лишь десять тысяч человек, большую часть Магрудер расположил на южной стороне полуострова, в земляных фортах Малберри-Айленда и в аналогичных укреплениях Йорктауна на северной стороне.
Как Адам педантично упоминал, некоторые из йорктаунских укреплений представляли собой остатки британских оборонительных линий 1783-го года. Четырнадцать миль между Йорктауном и островом Малберри охранялись всего четырьмя тысячами солдат и разбросанными то тут, то там земляными укреплениями.
Малую численность Магрудер отчасти компенсировал артиллерией, и Адам упоминал о как минимум восьмидесяти пяти тяжелых орудиях и пятидесяти пяти легких, развернутых мятежниками. Тем не менее, особо отмечал Адам, даже такое количество артиллерии не в состоянии прикрыть каждую дорогу на полуострове.
Он докладывал о подготовленных Магрудером земляных укреплениях в десяти милях позади йорктаунских позиций, близ небольшого студенческого городка Уильямсберга. На данный момент, однако, они пустовали.
Помимо этих укреплений, утверждал Адам, между Фортом Монро и редутами и окопами, которые сейчас готовит генерал Роберт Ли, никаких обронительных позиций нет.
