Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 106 страниц)

– Со стаканчиком виски южан для каждого из вас, мерзавцы, – добавил Блайз, и нервничающие солдаты засмеялись

Гэллоуэй открыл крышку часов.

– Отправляемся через два часа, ребята, так что потерпите.

Начало смеркаться. Одежда всадников стала липкой от жирного пота и влаги. Гэллоуэй запретил разжигать огонь, чтобы дым не выдал их присутствия, и им просто пришлось терпеть эту промозглую сырость, пока тикали минуты. Солдаты одержимо готовились к сражению, веря, что любое усердие поможет им выжить. Они использовали плащи и вальтрапы[76]76
  Вальтрап – покрывало из сукна или бархата, надеваемое на спину лошади, под седло (также называется потник) или на седло.


[Закрыть], чтобы дождь не намочил многозарядные винтовки и револьверы, пока они заряжали оружие порохом, пыжами и пулями минье.

Поверх каждой пули они делали затычку из жира, чтобы пламя в ячейке не перекинулось на соседние, подорвав весь барабан. Они точили сабли, сталь со скрежещущим звуком терлась о камень. Те, чьи клинки дребезжали в металлических ножнах, поправили их, чтобы оружие прилегало плотнее и не издавало никаких звуков. Капрал Харлан Кемп прочел молитву для нескольких человек.

Он встал на одно колено на мокрую землю, с одной рукой на сабле, и поднял другую руку, призывая Господа, пока возносил молитву, чтобы Бог благословил их вечерний поход могучим успехом и хранил рабов своих от врагов.

Адам присоединился к кружку молящихся. Он почувствовал свою близость к этим людям, когда опустился вместе с ними на колени, и сам акт молитвы придал ночному предприятию нечто сакральное, что поднимало его над простой авантюрой, возводя в ранг священного долга.

– Я не хочу быть здесь, – молился Адам, – но я здесь, Господь, так будь же здесь со мной и позволь мне помочь этой войне поскорее закончиться.

Когда Харлан Кемп закончил благословение, Адам встал на ноги и увидел, что Билли Блайз находится рядом с кобылой, которую Адам забрал из конюшни Фалконера. Блайз прошелся рукой по ее ногам, а потом похлопал по крупу.

– Вы добыли себе неплохих лошадей, Фалконер, – произнес он, когда Адам подошел поближе.

– Вы стоите у меня на пути, – отрезал Адам, а потом оттолкнул высокого Блайза, чтобы набросить потник на спину кобылы.

– Действительно отличный образчик лошадиного племени, – Блайз осмотрел зубы лошади, а потом сделал шаг в сторону, чтобы с восхищением окинуть ее взглядом. – Бьюсь об заклад, что бегает она, как сучка в аду. Особенно, если использовать хлыст. Вы не находите, что щекотание хлыста делает представительниц женского рода просто душками, Фалконер? – Блайз хихикнул, когда Адам не ответил. – Думаю, такая лошадь мне отлично подойдет, – продолжил он.

– Она не продается, – холодно заметил Адам. Он набросил на спину лошади седло и присел, чтобы затянуть подпругу.

– Я и не собирался ее у вас покупать, – заявил Блайз и сплюнул струю табака рядом с лицом Адама, – потому что на войне нет смысла что-либо покупать, когда вещи сами идут в руки. Что мне нравится в войне, Фалконер, так это то, что можно всё получать бесплатно. По мне, так это весьма удобно. Ради такого можно и человеческую жизнь на кон поставить, – при этой мысли он улыбнулся, а потом прикоснулся пальцем к краю шляпы, с которого закапала вода. – Уверен, теперь вы будете следить за собой, – сказал он и заковылял прочь, улыбаясь своим приятелям и оставив Адама чувствовать себя дешевкой.

Майор Гэллоуэй забрался в седло первым.. Он засунул ноги в стремена, приладил многозарядную винтовку в седельной кобуре, вытащил саблю из ножен на пару дюймов и убедился, что до обоих револьверов легко дотянуться.

– А теперь выкурите последние сигары и трубки, ребята, – велел Майор, – потому что как только мы выйдем из леса, больше никакого табака, пока не разбудим этих сукиных детей.

Его команда поджигателей проверила свои запасы: спички, кремень, огниво, трут и запалы. Их задача состояла в том, чтобы сжечь боеприпасы, пока остальные с помощью топоров расщепят спицы колес и вгонят молотками гвозди в пушки мятежников, чтобы вывести их из строя.

Один за другим солдаты взобрались по седлам. Одна лошадь тихо заржала, а другая нервно метнулась в сторону. С листвы капала вода, но Адам знал, что дождь над этим темным пологом деревьев прекратился. Только что наступил вечер, но из-за туч казалось, будто уже глубокая ночь.

– За Союз, ребята, – сказал Гэллоуэй, и идеалисты повторили эту фразу, добавив к ней призыв к Господу. Они сражались за свою любимую страну, за страну Господа, за лучшую из стран.

– Вперед, ребята, – произнес Гэллоуэй, и колонна тронулась в путь.

К сражению.

Капитан Медликотт и капитан Мерфи сидели, уставившись на вечерний дождь, на веранде фермерского дома, служившего штабом генерала Вашингтона Фалконера. На западном горизонте, как отметил Медликотт, где в это время должно быть темнее всего, на небе показалась бледная полоска более светлого облака, и дождь прекратился, но похоже, эта сухость не собиралась двигаться на восток.

– Но завтра будет хороший денек, – буркнул Медликотт. По его бороде струился пот. – Знаю я эти летние грозы, – он обернулся и посмотрел через открытую дверь гостиной на сидящего у одноногого стола генерала Фалконера. – Завтра будет хороший день, генерал!

Фалконер ничего не ответил на оптимизм Медликотта. Вечер был удушающим, и генерал был в одной рубашке. Его китель с тяжелыми эполетами и дорогостоящим шитьем висел в коридоре, вместе с прекрасным английским револьвером и элегантной саблей, которую генерал Лафайет[77]77
  Лафайет, Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Ла Файет (фр. Marie-Joseph Paul Yves Roch Gilbert du Motier, marquis de La Fayette; 6 сентября 1757, замок Шаваньяк – 20 мая 1834, Париж) – французский политический деятель. Участник трёх революций: американской Войны за независимость, Великой французской революции и июльской революции 1830 года. Узнав о принятии декларации независимости США, вступил добровольцем в американскую армию. Принимал участие в нескольких сражениях, в том числе в битве при Йорктауне, получив широкую известность.


[Закрыть] подарил его деду.

Генерал просматривал разложенные на столе бумаги. Он изучал эти бумаги уже добрую часть дня и теперь, вместо того, чтобы их подписать, отодвинул от себя.

– Я должен быть уверен, что поступаю правильно, – произнес Фалконер, имея в виду, что должен убедиться, что не совершит ошибку, которая могла бы разрушить его карьеру. – Чёрт побери, но они должны предстать перед военным трибуналом!

Капитан Мокси сплюнул табак через перила веранды.

– За неповиновение приказам их следует поместить в тюрьму, сэр, – сказал Мокси, расхрабрившись от чести, что генерал просит его совета относительно судьбы полковника Свинерда и капитана Старбака.

– Но они заявляют, что лишь выполняли свой долг, – возразил Фалконер, обсасывая проблему, как собака кость. – Нам дан приказ охранять переправы через реку, не так ли? И что они сделали? Просто охраняли брод. Как мы убедим суд в обратном?

Капитан Мокси отмел это возражение.

– Это и не брод вовсе, сэр, не совсем брод. Просто в этом году река необычайно обмелела, – это звучало очень убедительно, даже для него самого.

– Но если я просто отпущу их, – размышлял Фалконер над альтернативой трибуналу, – что остановит их от того, чтобы подать апелляцию? Боже ты мой, ты же знаешь их способности к вранью!

– Кто им поверит? Один – набожный пьяница, а второй – янки, который вечно доставляет неприятности.

Слишком многие им поверят, подумал Фалконер, в этом-то и проблема. Кузен Свинерда был влиятельным человеком, а у Старбака имелись друзья, и Фалконер ощутил себя загнанным в ловушку, как человек, который атаковал врага, углубившись к нему в тыл, и вдруг обнаружил, что не может отвести свои войска обратно. Прошлой ночью он ликовал, но поразмыслив на следующий день над ночными достижениями, натолкнулся на огромное число препятствий, мешающих довершить триумф, не последним из которых было то, что Свинерд упрямо отказывался напиваться.

Пьяный полковник гораздо лучше смотрелся бы перед трибуналом, чем раскаивающийся полковник, а самым глубочайшим желанием Фалконера было увидеть и Свинерда, и Старбака стоящими перед военным трибуналом и идущими под конвоем в военную тюрьму Конфедерации в Ричмонде, но он не находил способа, как сделать это обвинение неоспоримым.

– Проблема в том, – сказал он, снова поменяв аргументы, – что слишком многие из бригады дадут свидетельские показания в пользу Старбака.

Медликотт отхлебнул бренди.

– Популярность приходит и уходит, – туманно заметил он. – Избавьтесь от этих мерзавцев, и через пару недель все забудут, как они выглядели.

По правде говоря, Медликотт недоумевал, почему Фалконер просто не отправит этих двоих к реке и не всадит им в головы по паре пуль.

– Дождь затихает, – отметил Мокси.

Медликотт повернулся и бросил взгляд на генерала. Он даже больше Мокси был взбудоражен привилегией стать одним из советчиков Фалконера. Мокси всё-таки имел претензии на благородное происхождение – его семья держала лошадей и охотилась с гончими Фалконера, а Медликотт всегда был просто человеком, работавшим за жалование, хоть и квалифицированным, ему нравилось быть наперсником генерала, и он хотел сохранить эту привилегию, удостоверившись, что Фалконер и правда избавился от этих двух смутьянов.

– Почему бы просто не отправить этих сучьих детей в Ричмонд? – предложил он, – с донесением, в котором будет говориться, что они не пригодны для строевой службы? И с предложением послать их на оборонительные сооружения у побережья Южной Каролины?

Фалконер разгладил на столе бумаги.

– Южной Каролины?

– Потому что к этому дню в следующем году, – мрачно произнес Медликотт, – они оба помрут от малярии.

Фалконер открутил серебряную крышку походной чернильницы.

– Негодны для строевой службы? – засомневался он.

– Один – пьяница, а второй – северянин! Чёрт, я бы сказал, что они негодны для службы, – Медликотт расхрабрился, испробовав генеральского бренди, и теперь несколько неуклюже предложил свое решение. – Но к чему все эти формальности, сэр? Почему бы просто не избавиться от ублюдков? Пристрелить их.

Услышав подобное предложение, Мокси нахмурился, а Фалконер решил его проигнорировать, не потому что не одобрял, а потому что не мог представить, чтобы убийство сошло ему с рук.

– Не кажется ли вам, что мне нужен предлог для того, чтобы их уволить? – спросил генерал.

– Какие еще вам нужны причины, кроме негодности к службе? Чёрт, добавьте недисциплинированность и халатность, – Медликотт сопроводил оба слова беспечным взмахом руки. – Военный департамент отчаянно нуждается в людях, которых мог бы послать на болотные заставы в Каролине.

Фалконер обмакнул перо в чернила и осторожно стряхнул излишки о край чернильницы. Он секунду поколебался, по-прежнему беспокоясь о том, не возымеют ли его действия непредвиденных последствий, а потом собрался с духом и подписал два документа, которыми Свинерд и Старбак увольнялись из рядов бригады. Он сожалел о том, что не может отправить их под трибунал, но рационализм и здравый смысл велели ему избрать более слабое наказание. Погода превратила все субстанции в вязкие, и чернила густо легли на волокнистую бумагу, когда Фалконер вывел свое имя. Он дописал под фамилией свое звание, отложил перо, закрыл чернильницу и подул на влажную подпись, чтобы ее подсушить.

– Приведи Хинтона, – приказал он Мокси.

Мокси поморщился при мысли, что ему придется топать четверть мили по грязи, но потом поднялся из кресла и отправился в темноту в сторону Легиона. Дождь прекратился, и во мраке засверкали костры, когда солдаты вышли из своих укрытий и раздули огонь.

Фалконер наслаждался двумя приказами об увольнении со службы.

– Следует ли мне выписать им пропуска до Ричмонда?

– Годные лишь на завтрашний день, – лукаво предложил Медликотт. – Так что если ублюдки здесь задержатся, вы снова сможете их арестовать.

Фалконер заполнил два пропуска и, покончив с этим, вышел на веранду и спустился на грязную лужайку между домом и персиковой рощей. Он расправил напряженные плечи. Из-за туч сумерки наступили раньше времени, накрыв покровом ночи приятный летний вечер.

– А можно было подумать, что ливень унесет эту духоту, – сказал Медликотт, последовав за Фалконером вниз по лестнице.

– Может, следующая гроза унесет, – высказал предположение Фалконер. Он предложил Медликотту сигару, и несколько мгновений оба курили молча. Трудно было назвать эту тишину дружественной, но Медликотту нечего было сказать, а генерал явно погрузился в тяжелые раздумья. Наконец, Фалконер откашлялся:

– Конечно же, вам известно, что у меня есть в Ричмонде друзья?

– Разумеется, – угрюмо откликнулся Медликотт.

Фалконер молчал еще несколько секунд.

– Видите ли, я тут поразмыслил, – наконец заговорил он, – и решил, что с начала войны мы внесли в нее весьма существенный вклад. Вы не согласны?

– Чёрт, конечно же согласен, – с готовностью подтвердил Медликотт.

– И потому я надеюсь, что мы можем приписать бригаду к Ричмонду, – сказал Фалконер. – Возможно, мы стали бы экспертами в обороне города.

Медликотт со всей серьезностью кивнул. Он не был уверен, какого рода экспертом должна стать бригада, чтобы охранять звездообразные форты и окопы, обрамлявшие Ричмонд, но всё, что отдаляло от резни сражения и приближало к горячей ванне, приличному питанию и нормальному жизненному распорядку, казалось таким заманчивым.

– Экспертами, – повторил Медликотт, – и в самом деле.

– И кое-кто из моих друзей в столице убежден, что это хорошая идея, – заявил Фалконер. – Думаете, солдатам это понравится? – добавил он не очень искренний вопрос.

– Уверен в этом, уверен.

Фалконер внимательно посмотрел на тлеющий кончик своей сигары.

– Конечно, с точки зрения политики нам не следует рьяно выражать к этому готовность. Мы не можем позволить людям болтать о том, что мы увиливаем от исполнения долга, то есть, вероятно, мне придется сделать вид, что я отказываюсь от этого назначения, но было бы неплохо, если бы полковые офицеры надавили на меня, чтобы я его принял.

– Конечно, конечно, – ответил Медликотт. Мельник не вполне понимал эти уловки, но был счастлив согласиться с чем угодно, что вернуло бы бригаду к относительному комфорту оборонительных сооружений Ричмонда.

– И я подумывал сделать Пола Хинтона заместителем командующего, – продолжил Фалконер, – а это значит, что Легиону понадобится новый старший офицер.

Сердце Медликотта забилось в предвкушении, но ему хватило здравого смысла не выказать ни удивления, ни радости.

– Уверен, ваш шурин скоро вернется, – сказал он вместо этого.

– Дятел может и не захотеть возвращаться, – возразил Фалконер, имея в виду, что надеется убедить Бёрда не возвращаться, – но даже если и так, то он вернется еще не скоро, а Легион не может обойтись без нового командира, не так ли?

– Разумеется, сэр.

– Кое-кто, конечно, скажет, что это должность для профессионального военного, – заметил Фалконер, поддразнивая наполненного энтузиазмом Медликотта, – но полагаю, что в этой войне нужны новые глаза и идеи.

– Да, сэр, абсолютно верно.

– И вы справлялись с большим числом людей на мельнице, не так ли?

Медликотт никогда не нанимал на мельницу больше трех человек одновременно, и одним из них обычно был слабоумный, но сейчас мельник глубокомысленно кивнул, словно привык отдавать приказы сотням служащих.

– Да, с несколькими, – осторожно вымолвил он и нахмурился, потому что капитан Мокси вернулся, в грязи по колено. Еще несколько секунд, подумал Медликотт, и он стал бы новым командиром Легиона, но теперь внимание Фалконера привлек возбужденный Мокси.

– Мокси? – повернулся Фалконер, чтобы поприветствовать своего адъютанта.

– Майора Хинтона нет, сэр. Его нет в расположении Легиона, – с жаром заявил Мокси.

– Как это нет, о чем это ты?

Мокси явно наслаждался сделанным им разоблачением.

– Он отправился в таверну Маккомба, сэр, – объяснил он. – Похоже, ему исполнилось пятьдесят, сэр, и почти все офицеры Легиона ушли с ним.

– Чёрт бы их побрал! – воскликнул Фалконер. Они наверняка строят козни. Вот чем они занимаются, козни строят! Он ни на миг не поверил в сказки про день рождения, они устраивают за его спиной заговор!

– Разве они не знают, что посещение таверны запрещено?

– Они это знают, – вмешался капитан Медликотт. – Конечно, знают. Это прямое неподчинение, сэр, – добавил он, надеясь, что, может, после всего этого он станет заместителем командующего бригады.

– Приведите их, капитан, – приказал Фалконер Мокси. Черт побери, решил Фалконер, майор Хинтон должен усвоить, что теперь в бригаде Фалконера воцарилась новая жесткая дисциплина. – Вели им немедленно явиться сюда, – сказал Фалконер, и потом замолчал, потому что капитан Медликотт поднял руку в предупреждении, и генерал заметил приближающегося всадника. Он узнал в нем капитана Толлисера, одного из адъютантов Каменной стены Джексона.

Толиисер отсалютовал Фалконеру, прикоснувшись затянутой в перчатку рукой к краю шляпы, а потом достал из седельной сумки пакет.

– Приказ выступать, генерал. Полагаю, у вас уйдет на сборы вся ночь.

– Приказ выступать? – повторил эти слова Фалконер, словно не понимал их значения.

Вместо ответа Толлисер протянул приказы и клочок бумаги с карандашом.

– Сначала мне нужна ваша подпись, генерал. Или чья-нибудь еще.

Фалконер взял предложенную бумагу и нацарапал свое имя в подтверждение того, что получил приказы генерала Джексона.

– Куда мы направляемся? – спросил он, взял приказы.

– На север, сэр, через реку, – ответил Толлисер, засовывая расписку в подсумок.

– Поужинаете с нами, Толлисер? – предложил Фалконер, махнув в сторону дома, где повара готовили ужин.

– Весьма любезно с вашей стороны, генерал, – отозвался Толлисер, – но мне нужно возвращаться.

– Но стаканчик то выпьете перед отъездом?

– Стакан воды, будьте добры, – Толлисер ходил в любимчиках Джексона не просто так. Он спрыгнул с седла и моргнул из-за затекших ног. – Долгий денек выдался, действительно долгий.

Фалконер обернулся и собирался уже позвать своего слугу Нельсона, но вспомнил, что этот негодник еще не вернулся из Фалконера, куда отправился с поручением.

– Мокси, – сказал он, – до того, как отправишься в таверну Маккомба, будь добр, принеси стакан воды для капитана Толлисера.

Но Мокси уже не обращал на них внимания. С вытаращенными глазами и открытым ртом Мокси уставился куда-то позади дома. Его рука начала медленно приподниматься, что-бы на что-то указать, он попытался заговорить, но смог издать лишь неразборчивое заикание.

– Какого чёрта? – Медликотт нахмурился при виде жалкого представления Мокси, а потом тоже обернулся и посмотрел на юг. – Господи Иисусе! – воскликнул он и побежал восвояси.

Как раз когда янки открыли огонь.

Всё началось гораздо проще, чем смел надеяться майор Гэллоуэй. Участники налета скакали колонной попарно и прокрались в сумерках по пустынной дороге, лежащей между лагерем мятежников и перекрестком, где в окнах таверны мерцал тусклый свет свечей.

Никто не заметил кавалеристов в этом полумраке, никто их не окликнул, когда они взобрались на небольшую насыпь, обрамлявшую дорогу. Гэллоуэй усмехнулся, услышав несущееся из таверны пение.

– Кто-то хорошо проводит время, – сказал майор, а потом повернулся к капитану Блайзу. – Билли? Отведи своих людей немного южнее. Просто чтобы убедиться, что никто из таверны нам не помешает. И жди горна.

Блайз дотронулся до шляпы и развернул лошадь на юг.

– Теперь осторожней, майор, – тихо произнес он, уводя своих людей.

Остальные всадники Гэллоуэя поскакали на север. Лошадиные копыта глубоко увязали в грязи, но продвижение было совсем не таким сложным, как опасался майор. Зимой, как только таял снег и лед, не посыпанные щебенкой дороги Виргинии превращались в непроходимые полосы мерзкой грязи, а летом поджаривались на солнце до настолько твердого состояния, что и хорошо подкованная лошадь могла охрометь, но сегодняшний дождь лишь размягчил несколько верхних дюймов.

В пятидесяти ярдах впереди под деревьями горел маленький дымный костер, и Гэллоуэй решил, что он отмечает самую южную заставу бригады Фалконера. Майор дотронулся до сабли в ножнах, облизал губы и заметил, что в тучах уже отражалось зарево полевых костров, горевших к востоку и северу. На востоке находились костры мятежников, а за рекой мелькали огни армии Поупа. Еще несколько часов, подумал Гэллоуэй, и его люди снова окажутся в безопасности на позициях северян.

– Кто еще там? – окликнул их голос из тени в нескольких ярдах от костра.

Сердце Гэллоуэя ёкнуло, и он натянул поводья.

– Ни черта не вижу, – ответил он так же нетрадиционно, как и окликнувший его часовой. – Дьявол, ты кто такой?

Последовал звук взводимой винтовки, который ни с чем невозможно спутать, и человек в серой форме мятежников выступил из-за деревьев.

– Вы кто такой, мистер? – вернул он вопрос. На вид часовой был едва старше шестнадцати. Его китель болтался на плечах, штаны поддерживались потрепанным куском веревки, а подошвы ботинок отставали от верха.

– Меня зовут майор Хим, Второй кавалерийский из Джорджии, – ответил Гэллоуэй, выдумав название полка, – и я уж точно уверен, что вы, ребята, южане, иначе не далеко было бы до беды, – он хихикнул. – Огоньку не найдется, сынок? Моя сигара холодна, как свинец.

– Вы здесь по делу, сэр? – спросил беспокойный часовой.

– Прости, сынок, мне следовало сказать. Мы везем пакет для генерала Фалконера. Он здесь?

– К нему только что приехал другой гонец с пакетом, – подозрительно вымолвил часовой.

Гэллоуэй засмеялся.

– Ты же знаешь армию, сынок. Никогда не посылай одного человека, чтобы сделал дело как следует, если можно послать двадцать, чтобы они всё испортили. Чёрт, меня не удивит, если мои приказы противоречат тем. Мы заставим вас, ребята, ходить кругами всю неделю. Так как же мне найти генерала, сынок?

– Вверх по дороге, сэр, – подозрительность часового полностью улетучилась благодаря дружелюбию Гэллоуэя. Он замолчал, поставив винтовку на предохранительный взвод и повесив ее на плечо. – Вы приехали с Джебом Стюартом, сэр? – голос часового наполнился благоговением.

– Как раз хотел об этом сказать, сынок, – подтвердил Гэллоуэй, – прямо за спиной янки. А теперь не мог бы ты добыть огоньку для мой сигары?

– Конечно, сэр, – часовой побежал обратно к костру и вытащил из огня деревяшку. Пламя вспыхнуло, осветив еще двух мужчин, сидящих в тени за костром.

– Сержант Дэрроу? – тихо позвал Гэллоуэй.

– Сэр?

– Позаботьтесь о них, когда мы пройдем. И никакого шума.

– Да, сэр.

Часовой поднес огонь Гэллоуэю, который наклонился, чтобы закурить. Как и на всех, на майоре был плотно застегнутый плащ поверх мундира.

– Спасибо, сынок, – сказал он, затянувшись. – Прямо по дороге, говоришь?

– Да, сэр. Там есть сельский дом.

– Не промокни сегодня ночью, сынок, слышишь меня? – произнес Гэллоуэй и поскакал дальше. Он не оглянулся, когда Дэрроу со своими людьми обезвредили пикет. Обошлось без выстрелов, лишь жуткая серия глухих ударов прорезала тишину. Справа от Гэллоуэя находился обоз, где хранились боеприпасы бригады, а впереди, за мокрыми деревьями, он разглядел фермерский дом и палатки, отмечавшие расположение штаба бригады. Гэллоуэй придержал лошадь, чтобы отряд Адама смог с ним поравняться.

– Теперь ваша очередь, – сказал он Адаму, – сожгите дом.

– Сжечь?

Гэллоуэй вздохнул.

– Если его использует враг, Адам, то да. Если в нем полно женщин и детей, то нет. Чёрт побери, мы ведь на войне!

– Есть, сэр, – отозвался Адам и поскакал вперед.

Гэллоуэй затянулся сигарой и направил лошадь к повозкам с припасами, у которых под примитивным укрытием, сделанным из натянутого между оглоблями двух повозок брезента, сидела дюжина чернокожих возниц. У края укрытия поблескивал небольшой костерок.

– Как вы там, ребята? – обратился к ним Гэллоуэй, вглядевшись сквозь дым от костра, – и где боеприпасы?

– В белых телегах, мастер, вон там, – ответивший ему человек вырезал из куска дерева женскую голову. – У вас есть приказ от квартирмейстера, сэр?

– Хорошая резьба, правда хорошая. А мне это никогда не удавалось. Думаю, просто лезвие было слишком тупым. Конечно, у меня есть приказы, парень, все приказы, которые тебе нужны, – Гэллоуэй махнул вознице рукой и направил лошадь в сторону ближайшей телеги с боеприпасами, окрашенной в белый цвет и покрытой грязной парусиной. Пока Гэллоуэй ехал к ней, он достал из седельной сумки запал и льняной мешочек с порохом из кармана. Он засунул один конец запала в порох, а потом отогнул полог мокрой парусины позади телеги и увидел там штабеля ящиков с боеприпасами. Майор засунул мешочек между двумя деревянными ящиками и дотронулся горячим концом своей сигары до запала. Подождав секунду, чтобы убедиться, что запал загорелся, он опустил полог.

Пламя зашипело по заполненной порохом трубке запала, оставляя за собой небольшой сероватый дымок. Гэллоуэй уже вынимал другой маленький заряд, чтобы разместить его в следующей телеге, а остальные его люди направились к артиллерийскому парку, который охранялся кучкой ни о чем не подозревающих и вооруженных карабинами канониров. Гэллоуэй разместил второй заряд, а потом отбросил полы плаща назад, обнажив синий мундир. Он выдернул саблю и повернулся к прячущимся под укрытием возницам.

– Уносите ноги, ребята, – сказал он им. – Давайте же, немедленно. Бегите! Мы янки!

Взорвался первый пороховой заряд. Взрыв не был громким, всего лишь глухой звук, от которого внутренняя часть покрывающей телегу парусины моментально загорелась со зловещим красным свечением. Парусина сгорела за пару секунд, а потом огонь замелькал где-то в глубине сложенных штабелями ящиков.

Возницы побежали. Один из людей Гэллоуэя наклонился и вытащил горящую ветку из остатков костра, бросив деревяшку в третью телегу с боеприпасами. Первая партия боеприпасов начала взрываться с серией коротких резких щелчков, которые вблизи были похожи на звук фейерверков на Четвертое июля, а потом вся повозка, казалось исчезла, внезапно охваченная пламенем. Мокрая парусина взлетела в воздух, как гигантская летучая мышь, взмахивающая крыльями, с которых сыпались искры.

– Не давайте им потухнуть, ребята, – крикнул Гэллоуэй тем из своих людей, которые были назначены ответственными за поджоги, а потом повел остальных в атаку на ошарашенных канониров. От сабли майора отражались языки пламени. Сержант-артиллерист еще пытался зарядить карабин, когда сабля скользнула по его лицу. Он закричал, а Гэллоуэй почувствовал лишь легкую дрожь в правой руке и вибрацию стали о кость, а потом высвободил саблю и воткнул ее острие в шею бегущего человека.

Два всадника Гэллоуэя уже спешились и начали вбивать мягкие гвозди в запальные отверстия пушек, а другие поджигали передки с наваленными на них боеприпасами, пока остальные отпускали привязанных лошадей артбатареи, выгоняя их в ночь. Оседланные лошади были захвачены, и их отвели назад к дороге. Взорвался пороховой заряд, выплеснув высоко в ночь фонтан искр. В темноте раздавались людские крики. Высоко над головой Гэллоуэя просвистела пуля.

– Горнист! – крикнул майор.

– Здесь, сэр! – солдат приложил инструмент к губам.

– Еще рано! – сказал Гэллоуэй. Он лишь хотел убедиться, что горнист находится поблизости, потому что знал, что скоро он должен будет протрубить сигнал к отступлению. Он вложил саблю в ножны и вытащил многозарядную винтовку, выстрелив по людским силуэтам позади орудий. Обоз превратился в пылающий ад, а небо над головой осветилось пламенем и покрылось клубами дыма. Где-то залаяла собака и заржала лошадь. В свете костров Гэллоуэй заметил, что в темноте собираются канониры мятежников, и понял, что в любой момент на артиллерийский парк накатится контратака. Он повернулся к горнисту.

– Сейчас! – приказал Гэллоуэй, – сейчас!

И горнист огласил отчетливой мелодией огненный хаос ночи. Майор направил лошадь через линию выстроившихся пушек, где из орудий торчали гвозди, а передки горели.

– Назад, ребята! Назад! – отдал приказ Гэллоуэй. – Назад!

Адам находился внутри фермерского дома, когда услышал звук горна. Он обнаружил дом пустым, за исключением двух отцовских поваров, которым приказал убежать. Сержант Хакстейбл тем временем вспугнул группу стоящих на лужайке офицеров, убив капитана в сапогах для верховой езды со шпорами, и теперь выстроил отряд Адама у канавы в дальнем конце сада, где они стреляли из винтовок по покрытыми тенью рядам Легиона. Из-за многозарядных винтовок казалось, что из-за канавы атакует целая рота пехоты.

Капрал Кемп присоединился к Адаму в доме.

– Сжечь здесь всё, сэр? – спросил он.

– Пока нет, – ответил Адам. Он нашел висящие в холле дорогостоящий отцовский револьвер и бесценную саблю. Снаружи раздались взрывы, а потом воздух разорвал звук канонады.

– Сэр! – крикнул сержант Хакстейбл. – Мы больше не сможем держаться, сэр!

Бригада Фалконера вступила в сражение, и пули хлестали над фермерским двором и садом. Адам схватил отцовскую саблю и револьвер, а потом повернулся к позвавшему его из гостиной Кемпу.

– Сюда! Взгляните на это! – Кемп обнаружил два флага Легиона Фалконера у стены гостиной.

Хакстейбл снова окликнул их из темноты снаружи.

– Быстрее, сэр! Бога ради, поспешите!

Над артиллерийским парком снова зазвучал горн, его чистый и нежный звук выделялся на фоне сердитой ночной стрельбы.

Адам и Кемп стащили два перекрещенных древка с поддерживающих их гвоздей.

– Пошли, – приказал Адам.

– Мы должны сжечь дом, сэр, вы слышали майора, – настаивал Кемп. Он заметил нежелание Адама. – Он принадлежит семье по фамилии Пирс, сэр, – продолжил Кемп, – мятежникам до мозга костей.

Адам забыл, что капрал Кемп – местный. В потолок вонзилась пуля, расщепив дерево.

– Пошли! Заберите знамена! – велел ему Адам, а потом подобрал несколько лежащих на одноногом столике бумаг и поджег их уголки от свечи. Он подержал бумаги, позволив им разгореться, а потом бросил горящие документы на остальные бумаги. На столе стояла открытая бутылка бренди, и Адам вылил ее на тростниковые циновки на полу, а потом бросил туда горящую бумагу. Пламя взметнулось выше.

Адам выбежал из дома. Пуля просвистела у него над головой и разбила окно. Он перепрыгнул через перила веранды. Два захваченных знамени мятежников ярко развевались по бокам лошади капрала Кемпа. Сержант Хакстейбл держал под уздцы кобылу Адама.

– Сюда, сэр!

– Назад! – крикнул Адам, вскочив в седло.

Всадники ретировались из фермерского дома, где яростное пламя уже вырывалось из окон гостиной. Кемпу удалось свернуть вражеские знамена, и теперь он отдал их одному из товарищей, а потом вытащил саблю, чтобы срезать веревки, удерживающиеся ближайшие палатки. Кто-то просил принести ему воды. Другой голос выкрикнул имя Адама, но тот проигнорировал этот призыв и галопом поскакал в сторону обоза, который теперь превратился в ад. Пламя взметнулось на шестьдесят футов вверх, а взрывающиеся боеприпасы плевались струйками яркого дыма во всех направлениях. Снова протрубил горн, и Адам со своим отрядом пришпорили коней вдоль по дороге, в сторону отряда майора Гэллоуэя.

– Пересчитайсь! – выкрикнул Адам.

– Первый! – откликнулся сержант Хакстейбл.

– Второй! – это был капрал Кемп.

– Третий! – отозвался следующий, а за ним и весь отряд. Все присутствовали.