Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 98 (всего у книги 106 страниц)

Сержант Кейз не выказывал слабости. Он шел твердой походкой и без устали, натянув скатку Блайза поверх собственной. Когда каждый час колонна останавливалась для десятиминутного отдыха, сержант Кейз находил воду и приносил ее Блайзу. Старбак наблюдал за этими двумя и гадал, не они ли пытались его убить той ночью в Харперс-Ферри, но сейчас, под безжалостным солнцем, та попытка убийства казалась каким-то дурным сном. Он уже думал, не померещилось ли ему. Может, просто кто-то хотел почистить ружье от порохового нагара, или кто-то спьяну выпустил в ночи пулю. Он видел, как двое убегают, но это ничего не доказывало.

Батальон возглавляла рота Поттера. От нее не отстал ни единый солдат, но то были сливки Специального батальона. Поттер шел довольно бодро, напевая вместе с солдатами, рассказывая шутки и разные истории и время от времени помогая тащить катафалк с драгоценным грузом боеприпасов. Остальные боеприпасы загрузили в фургон, но добытые в Харперс-Ферри тягловые лошади оказались совершенно негодными. Фургон всё больше и больше отставал, приводя к неразберихе, когда по дороге пытались пройти артиллерийские батареи и другие батальоны.

– Полагаю, – сказал Поттер Старбаку, – что в этих упражнениях есть какая-то цель?

– Если Старина Джек двигается подобным образом, – ответил Старбак, – можешь быть уверен, что идешь драться.

– Вам он нравится, правда? – весело заметил Поттер.

– Старина Джек? Да, – Старбака слегка удивило подобное признание.

– Вы пытаетесь ему подражать.

– Я? – поразился Старбак. – Никогда, – решительно возразил он.

– Не в отношениях с Богом, – признал Поттер, – и, наверное, не в эксцентричном поведении, но во всем остальном? Так и есть, подражаете. Целеустремленный Старбак, не сдающий ни дюйма, тверже подметки. Вы презираете слабость.

– Сейчас не время для слабости.

– Самые подходящее время, – сухо заявил Поттер. – Слабые отстанут и будут избавлены от резни. Это вы, сильные, любезно выйдете под пушки янки. Не беспокойтесь, Старбак, я останусь с вами, но должен признаться, что в моем ранце припасена бутылка виски на случай, если всё пойдет слишком худо.

Старбак улыбнулся.

– Только одна?

– Увы, только одна, но и одна бутылка может творить чудеса.

– Так придержи немного для меня.

– Может, глоток, – Поттер пошел дальше, следуя за катафалком с пыльным плюмажем. – Я просто поражен собственным воздержанием, – сказал он через некоторое время. – У меня есть целая бутылка, а я ее не откупорил.

– Значит, ты сильный.

– Возможно, это временно.

– Джексон говорит, что сила проистекает от Господа, – заметил Старбак.

– В самом деле? – сказал Поттер, искоса бросив взгляд на майора. – Я и правда узрел заблудшую душу?

Старбак посмотрел направо и заметил за густыми деревьями полоску Потомака. Они шли на север по южному берегу Потомака, но он знал, что скоро они пересекут реку и вторгнутся на Север.

– Вчера ночью я как раз размышлял о Боге, – уклончиво отозвался Старбак, раздумывая, стоит ли ему упомянуть о покушении на свою жизнь, но решил, что это прозвучит как фантазия. – Проклятье, – произнес он через некоторое время, – когда идешь сражаться, то обычно думаешь о Боге, так ведь?

Поттер улыбнулся.

– Разве кто-то решил, что в сражениях выживает больше христиан, чем неверующих? Хотел бы я знать. Черт, если приобщение к божественной благодати – это мой ключ к выживанию, то можете сейчас же вести меня в церковь.

– Дело не в жизни или смерти, – ответил Старбак, пытаясь не обращать внимания на боль в левой ноге, животе и пояснице, а также на горький привкус пыли в горле. – Дело в том, что произойдет после смерти.

– Едва ли это весомая причина для обращения, – возразил Поттер. – Я потратил кучу времени в отцовской церкви и не желаю провести целую вечность с теми же людьми, – он поежился. – Достойный люди, конечно же, но постоянно всё не одобряли! Думаю, что воспользуюсь возможностью избрать другой пункт назначения, – он засмеялся, но резко оборвал смех, когда по небу прокатился грохот. – Начали без нас? – игриво предположил он.

– Это не пушки, – ответил Старбак, – просто гром. Летний гром.

На востоке собрались тучи, так что, возможно, к вечеру ливень прогонит удушающую жару, превратившую марш в такое испытание.

Час спустя они свернули и вброд перебрались через Потомак. На виргинской стороне брод охраняла усиленная артбатарея конфедератов – свидетельство того, что для Ли это будет единственный путь к отступлению, если с армией Конфедерации случится несчастье. Вода доходила до пояса, так что солдатам пришлось держать патронташи и коробки с капсюлями над рекой. Оказавшись на другом берегу, наконец-то на территории янки, они по мосту пересекли канал Чесапик-Огайо и направились в сторону небольшой деревушки в четырех милях к востоку.

– Шарпсберг, – сказал Старбаку Свинерд, – а это, – он махнул рукой на дорогу, по которой они продвигались, – наш единственный путь к отступлению. Если янки нас отделают, Нат, мы будем спасаться бегством по этой дороге, а если они отрежут нас от брода, то нам конец.

– Они нас не отделают, – мрачно отозвался Старбак.

Лагеря мятежников беспорядочно протянулись по обеим сторонам дороги, это значило, что колонна наконец-то добралась до места назначения. Это был арьергард армии, где размещался обоз и артиллерийский парк, а в полевых госпиталях готовились скальпели, зонды и бинты. Деревня Шарпсберг состояла из сетки аккуратных домов с выбеленными верандами и тщательно политыми дворами, откуда смели все овощи и фрукты. Некоторые гражданские выставили для марширующей колонны бочки с водой, но заявляли, что еды не осталось.

– Мы сами с голода пухнем, ребята, – объяснила беременная женщина.

– Заберете припасы у янки, ребята, – прокричал старик, явно сторонник южан, – и да благословит вас Господь!

С главной улицы деревни они свернули налево, на хейгерстаунскую дорогу, которая круто взбиралась на возвышенность. К хвосту колонны проскакал штабной офицер, нашел Свинерда и направил его на север по дороге, что шла прямо между полей с клевером. Они миновали церковь данкеров и взяли курс на стоящий у дороги дом, а там свернули направо, на смоктаунскую дорогу и прошли последние полмили, добравшись до тенистой рощи высоких вязов и дубов. Перелесок тянулся с севера, а к югу от дороги лежало вспаханное поле, только что засеянное озимой пшеницей. В центре поля находилось семейное кладбище, и именно там Свинерд устроил штаб. Его бригада, похудевшая из-за отставших и истощенная летней кампанией, рухнула на вспаханное поле и два поля жнивья к востоку. Местность полого спускалась к речке, и Старбака бросил скатку в тени деревьев напротив пшеничного поля, через дорогу, и увидел орудия янки на дальних пастбищах на том берегу.

Но теперь не было времени разведывать местность. Остаткам батальона показали, где можно разбить лагерь, а потом рабочая партия отправилась за водой к колодцу на ближайшую ферму. Прихромали несколько отставших, а еще кучка прибыла в повозках, которые послали обратно вдоль дороги, чтобы подобрать слабых. Старбак приказал мрачному капитану Деннисону вернуться в город и поискать других отставших, направив их к остальным на возвышенность.

Свинерд вызвал на маленькое кладбище командиров батальонов. Он показал им, где разместится небольшой запас боеприпасов бригады, и отвел офицеров на восток, к пушкам мятежников, которые смотрели на глубокую лесистую долину реки. Ли явно решил не оборонять берега реки, а вместо этого позволить армии северян переправиться через нее, чтобы карабкались по крутому берегу прямо на пушки, винтовки и ружья.

– С Божьей помощью, джентльмены, – сказал Свинерд, – мы их отсюда перестреляем.

Это место представляло собой открытое пространство, поля, где солдаты будут стоять в дыму, обмениваясь залпами с ордой янки, приближающейся из леса. Мейтленд направил свой дорогущий бинокль на долину, в сторону вспаханного поля, где стояла батарея северян.

– С виду похожи на орудия Паррота, – сказал он, – и нацелены прямо на нас.

– Примерно в двух милях, – высказался Джон Майлз, командир небольшого Тринадцатого флоридского полка. – Может, сучьи дети не разглядят нас в дыму.

– Черт, да они просто будут целиться в дым, – возразил Хаксалл из Арканзаса.

– Наши пушки с ними разберутся, – заявил Свинерд, обрывая пессимистичный разговор.

Мейтленд перевел внимание на группу строений чуть ниже кладбища на занимаемом мятежниками берегу.

– Может, превратим эту ферму в крепость? – спросил он Свинерда. – Наш Угомон, – добавил он.

– Наше что? – спросил Хаксалл.

– Замок Угомон, – откликнулся Мейтленд с видом нескрываемого превосходства. – Укрепленная ферма, которую Веллингтон удерживал целый день против армии Наполеона. При Ватерлоо, – добавил он снисходительно.

– Он еще и при Мон-Сен-Жан укрепил ферму, – сказал Свинерд, неожиданно растоптав знания Мейтленда по истории войн, – и потерял ее, потому что французы окружили дом, а у бедняг закончились патроны. А завтра янки точно окружат ту ферму. Она слишком далеко.

– Значит, не будем принимать ее во внимание? – спросил Мейтленд, неохотно расставаясь с мыслью о твердых каменных стенах между ним и винтовками янки.

– Янки точно на нее внимание обратят, – вступил в разговор Старбак, – посадят туда снайперов.

– Значит, сожжем ее, – решил Свинерд. – Майлз? Ваши люди могут ночью поджечь строения?

– Думаю, что с удовольствием, полковник.

– Так займитесь этим, – велел Свинерд, а потом коротко обрисовал позицию бригады.

Большой виргинский полк будет удерживать правый фланг бригады, за ним последуют меньшие подразделения из Флориды и Арканзаса, а люди Мейтленда из Легиона Фалконера останутся слева.

– Вы в резерве, Нат. Держите своих людей в лесу. Это даст им небольшой шанс укрыться от пушек янки.

– А я-то думал, что наши пушки заставят замолчать их орудия, – язвительно заметил Мейтленд.

Свинерд проигнорировал это заявление.

– Это будет жесткая схватка пехоты, господа, – мрачно объяснил он. – Хотя у нас полно артиллерии, а враг пойдет вверх по холму. Победит та сторона, которая продержится дольше и будет лучше стрелять, а это будем мы.

Он отпустил офицеров, но положил руку на плечо Старбаку и повел его на север, к лесу.

– В Легионе хорошие солдаты, – сказал он, – но я не доверяю Мейтленду. Заячья душонка. Думает, его белая шкура слишком драгоценна, чтобы ее продырявила пуля. Вот почему ваши ребята будут сразу за ним. Если Мейтленд начнет драпать, Нат, замените его.

– Заменить его? Он выше меня по званию.

– Просто замените. Поддержите для меня Легион, пока я не избавлюсь от Мейтленда. Может, этого и не случится, Нат. Или, может, Господь наш решит завтра прибрать меня к себе, а в таком случае Мейтленд получит всю бригаду, и да поможет Господь этим людям, если такое произойдет, – Свинерд остановился и всмотрелся вниз по склону. – Просто перестреляйте их, Нат, просто перестреляйте, – произнес он печально, представив массу в синих мундирах, которая наводнит холм на следующее утро.

Но Свинерд ошибся. Янки, может, и собирались пересечь реку и вскарабкаться вверх по холму, но сначала они намеревались пойти во фланговую атаку, и позже этим вечером, когда люди Старбака валили деревья и растаскивали остатки изгородей на костры, войска северян перешли реку по мосту, лежащему далеко на севере от позиций конфедератов. Янки поднялись на возвышенность и продолжали двигаться на запад, пока не добрались хейгерстаунской дороги, где разбили лагерь. Заставы мятежников обстреляли янки, и время от времени яростно и громки трещали выстрелы из винтовок, когда застрельщики янки пытались отогнать мятежников, но ни та, ни другая сторона не сделала попыток атаковать основным силы. Генерал Ли наблюдал, как федеральные войска устроили лагерь на его северном фланге, и их присутствие подсказало ему, чего ждать на следующее утро. Янки двинутся на юг, всей массой атакуя по хейгерстаунской дороге.

Но то будет не единственная атака, и Ли это знал. Другие янки бросятся через реку, а может, попытаются обойти Ли и с юга. Так тому и быть. У него не хватало людей, чтобы охранять все переправы, он мог лишь удерживать высоты у деревни и церковь данкеров. Но его армия, по крайней мере, подросла. Из Харперс-Ферри подтянулись две трети солдат Джексона, а оставшаяся треть поспешит к нему на следующий день, как только отправит пленников-янки в лагеря на юге. Ли начнет сражение меньше чем с тридцатью тысячами солдат, и знал, что на него готовится напасть вдвое большее число, но если Ли не станет драться с Макклеланом здесь, то придется делать это в Виргинии. Ли решил, что лучше сражаться здесь, где северянам придется забираться с берега реки на холм под дулами пушек.

Но тем янки, что встали лагерем на севере, не придется взбираться вверх по холму, они уже находились на возвышенности. Эти солдаты атакуют вниз по дороге, где стояли две длинные полосы леса – Западный лес и Восточный лес, сформировав природную воронку шести или семи сотен ярдов шириной. Это окруженное полями узкое горлышко вело прямо на основные позиции Ли. Оттуда пока нельзя было разглядеть янки, потому что несмотря на то, что северяне расположились в лесу на северной стороне воронки, между ними и мятежниками лежали тридцать акров кукурузного поля. Протянувшаяся вдоль воронки высокая кукуруза почти созрела и стояла прямо, как полк на параде. Початки перешептывались в вечернем ветерке, и этот экран заслонял друг от друга армии, и утром, решил Ли, именно в этом месте атакующие федералисты встретятся с его потрепанными войсками.

– Значит, всё-таки вы не останетесь в резерве, Нат, – передал Свинерд новости о том, что янки прибыли к флангу. Желтоногие разместились у подножия Восточного леса, то есть обороняли одну сторону воронки и на рассвете могли ожидать нападения янки. – Могу поменять вашу позицию, – предложил Свинерд.

– Они будут сражаться, – поручился Старбак за своих солдат. А кроме того, уже вечерело, так что смена позиции в это время привела бы к путанице, потому что люди слишком устали, чтобы менять дислокацию. – Теперь вы не ждете атаку вверх по склону? – спросил он, указывая на поле, где встречались командиры батальонов, а теперь пламенели строения фермы – работа поджигателей Майлза.

– Они могут появиться и с обоих направлений, – ответил Свинерд, – если у Макклелана есть хоть капля разума, то так они и поступят. А это значит, что работа предстоит тяжелая, Нат. Но эти ребята, – он махнул рукой на север, в сторону расположившихся вверх по дороге янки, – ближе всех, так что о них и надо прежде всего беспокоиться, – он запустил руку с отсутствующими пальцами в спутанную бороду. – Завтра мы по полной отработаем свое жалованье, это уж точно. С вашими ребятами порядок?

– Они будут драться, – заверил его Старбак, отметая собственные сомнения в Тамлине и Деннисоне.

– Передайте им, что я устраиваю молитвенное собрание через полтора часа, – сказал Свинерд. – Я приглашаю и вас, хотя и знаю, что вы не придете.

– Может, и приду, – неожиданно откликнулся Старбак.

Свинерд хотел было пошутить в ответ на это заявление, но подумал, что, возможно, его молитвы о душе Старбака были услышаны, и прикусил язык.

– Буду рад, если придете, Нат, – сказал он.

Но Старбак не пришел на молитвенное собрание полковника. Вместо этого он направился к правому флангу своей короткой шеренги, где расположилась первая рота капитана Деннисона. Старбак беспокоился: то, что он сейчас собирается предпринять, может быть воспринято как слабость, но нужно было выпустить дурную кровь из Специального батальона, и Нат разыскал рядового Кейза, а обнаружив его, мотнул головой в сторону деревьев.

– Вы мне нужны, – сказал он.

Кейз бросил взгляд на своих товарищей, пожал плечами, нарочито подобрал винтовку и проверил, заряжена ли она. Он последовал за Старбаком в лес, держась на полдюжины шагов позади. Старбак помнил ночной выстрел в Харперс-Ферри, но он вызвал Кейза не поэтому, ведь Кейз никогда бы не признался, что был одним из тех двух. Напротив, в преддверии сражения Старбак хотел заключить мир.

Нат остановился, когда они удалились на такое расстояние, чтобы их нельзя было услышать в батальоне.

– Ну так что, – спросил он, – королевские стрелки поступили бы по-другому?

Кейза, похоже, смутил этот вопрос, и он не ответил. Старбак всмотрелся в уродливое лицо и снова поразился тяжелому и яростному взгляду Кейза.

– Даже у королевских стрелков сержантам не сходит с рук оскорбление офицера, – сказал Старбак. Чего еще вы от меня ожидали, черт побери? Что я позволю вам сохранить лычки?

И снова Кейз не ответил. Он лишь отвернулся и сплюнул струю табака на груду известняка.

– Завтра, – продолжал Старбак, чувствуя, что вступает на зыбкую почву, – мы будем драться, и если первая рота будет сражаться так же трусливо, как в прошлый раз, то все вы умрете.

Это привлекло внимание Кейза. Его злобный взгляд переместился с далеких деревьев на лицо Старбака.

– Вы знаете, как нужно драться, Кейз, так заставьте остальную роту драться так же, черт возьми. Сделайте это, и получите лычки обратно. Ясно?

Кейз помедлил, а потом кивнул. Он переместил табак от одной щеки к другой, снова сплюнул, но по-прежнему молчал. Старбак уже готов был разразиться пылкой речью о том, что нельзя служить двум господам одновременно, о необходимости дисциплины, о ценности опытных солдат вроде Кейза для такого батальона, как Желтоногие, но удержался от этой тирады, не успев начать. Он сказал всё, что нужно, а Кейз услышал всё, что нужно, а дальнейшее было уже делом Кейза, но по меньшей мере, думал Старбак, он дал Кейзу возможность надеяться на что-либо кроме мести.

– Когда закончится завтрашний день, Кейз, – сказал он, – вы сможете перейти в другой полк, если хотите, сможете уйти сержантом, но завтра будете драться с нами. Ясно?

Кейз медлил.

– Вы закончили? – наконец спросил он.

– Закончил.

Кейз развернулся и пошел прочь. Старбак наблюдал, как он уходит, а потом побрел на восток, пока не поравнялся с краем леса, откуда мог рассмотреть долину. В дальнем лесу мелькали огоньки костров. Где-то за его спиной, на плато, выстрелила пушка. Потом настала тишина, и затем ее разорвал ответный выстрел янки. Батарея артиллерии мятежников, установленная на холме к западу от дороги, заметила, что северяне размещают свою батарею, и открыла огонь. С наступлением ночи обе стороны устроили дуэль, и залпы озаряли поля неестественными вспышками огня, выплевывая дымное свечение по зеленым полям и отбрасывая длинные тени от густых деревьев. К востоку, на спускающемся к реке склоне, горящие строения фермы выпускали в ночное небо густой черный дым и яркие искры. Выстрелы из пушек медленно затихли, а потом и вовсе прекратились, но тогда в этой отзывающейся эхом тишине начался дождь. Старбак наконец завернулся в одеяло под деревьями и услышал, как по зеленой листве стучат капли, он попытался заснуть, но сон не шел. Он направился к Шарпсбергу, охваченный таким страхом, которого никогда еще в жизни не испытывал. Потому что завтра должен сражаться.

Глава одиннадцатая

 – Тут настоящий кофе, – сказал Люцифер, тормоша Старбака, – из Харперс-Ферри.

Старбак выругался, пытаясь не верить в происходящее, и еще раз выругался, когда осознал, что это происходит на самом деле. Еще не рассвело. Окутывавший деревья туман смешался с едким дымом от догоревших костров. С листьев стекали капли росы. Сегодня придут янки.

– Вы дрожите, – заметил Люцифер. – У вас лихорадка.

– Нет ее у меня.

– Дрожите. Как младенец, – Люцифер палкой поворошил ближние поленья, пытаясь вдохнуть жизнь в угасавшее пламя. – Янки не разожгли костров, – ухмыльнувшись, сообщил он. – Прячутся от нас. Думаю, они нас боятся больше, чем мы их.

– Они ведь на твоей стороне, Люцифер, – едко заметил Старбак.

– Я сам за себя, – зло возразил Люцифер, – и больше никто, черт возьми.

– Кроме меня, – ответил Старбак, пытаясь смягчить мальчишку. Он отхлебнул кофе. – Ты не спал всю ночь?

– Не спал, – кивнул Люцифер, – пока не убедился, что они заснули.

Старбак не стал спрашивать, кто "они".

– Не о чем беспокоиться, – вместо этого буркнул он. Он надеялся, что это правда. Надеялся, что унял кипевшую в Кейзе злобу. Надеялся, что переживет этот день.

– Вы не беспокоитесь, потому что это делаю я, – заметил Люцифер. – Мне не послышалось, что капитан Тамлин сказал вам, будто видел, как повесили Джона Брауна в Харперс-Ферри?

Старбаку пришлось напрячь память, чтобы вспомнить тот разговор, и затем он вспомнил, как Тамлин рассказывал ему, что вместе со своей шлюхой наблюдал из верхних окон отеля Вейджера.

– Да, – хмуро ответил он, пытаясь придать фразе оттенок неодобрения из-за того, что Люцифер подслушивает. – И что?

– А то, – ответил Люцифер, – что мистера Брауна не вешали в Харперс-Ферри. Его вздернули в Чарльзтaуне. Все это знают.

– Я не знал.

– Ваш капитан Тамлин, – язвительно заметил Люцифер, – и дерьма от сахара не отличит.

Старбак сел и откинул липкое одеяло. Он дрожал, но решил, что просто от сырости. И еще от мрачного предчувствия. Он услышал, как в лесу хрустнула ветка, но на севере установили сильные заставы, так что звук производили его же заворочавшиеся солдаты. Он гадал, сколько еще до зари. Густой туман напоминал пороховой дым. Все отсырело – деревья, почва, одежда. Винтовку покрывала роса. Пока день был прохладным, но обещал стать опаляюще жарким и чертовски влажным, когда пороховой нагар забьет стволы винтовок, как сажа дымоход.

– Дерьма от сахара, – повторил Люцифер, пытаясь добиться ответа.

Старбак вздохнул.

– Наш батальон собрали на скорую руку, Люцифер. Нам достались одни отбросы, – натягивая ботинки, он порвал шнурок.

Старбак выругался, пытаясь решить, не является ли это мелкое происшествие дурным знаком. Он вытянул порванный шнурок и в темноте снова продернул в ботинок остатки шнурка и завязал его. Затем он встал, каждая мышца и кость отозвались болью. В полях и лесах снова зажигались костры, их огни заслонял туман. Солдаты кашляли, сплевывали, ворчали и справляли нужду. Заржала лошадь, а потом внезапно раздался лязг, когда кто-то наткнулся на установленные в пирамидку винтовки.

– Что на завтрак? – поинтересовался Старбак.

– Галеты и половинка яблока.

– Дай мне половину от половинки.

Он подтянул ремень, проверил, наполнены ли патронташ и коробка с картриджами и заряжен ли револьвер. Уже сотни лет люди в точности так же просыпались накануне сражения, подумал Старбак. Они щупали лезвия клинков, проверяли, остры ли копья и крепко ли держится кремень в мушкете, а потом молили своих богов даровать им жизнь. Пройдут еще сотни лет, подозревал Старбак, и солдаты по-прежнему будут просыпаться в предрассветном сумраке и проделывать те же движения со своим смертоносным оружием. Он взял винтовку, проверил капсюль и перекинул ее через плечо.

– За дело, – сказал он Люциферу. – Надо отработать наше жалованье.

– Какое еще жалованье? – спросил Люцифер.

– Я тебе задолжал.

– Значит, я не раб?

– Ты волен, как птица, Люцифер. Хочешь улететь – лети. Но мне будет тебя не хватать. А если останешься на сегодня, – добавил Старбак, прекрасно зная, что ответит Люцифер, – то держись подальше от схватки. Это не твоя драка.

– Только для белых, да?

– Только для дураков, Люцифер, только для дураков, – ответил Старбак и медленно пошел через темный лес, на ощупь, потому что слабые огни вновь разожженных костров не освещали путь. Он поговорил с теми, кто уже встал, растормошил копуш и организовал рабочую партию, чтобы наполнить фляжки водой. После разрывания зубами патронов во рту оставался соленый привкус пороха, так что через час от начала сражения солдаты мучились от жажды, и вода ценилась на вес золота. Другой группе Старбак велел принести с кладбища боеприпасы, чтобы у батальона был собственный запас на опушке леса. Там, где лес примыкал к дороге, Старбак остановился, прислушиваясь к невидимым людям, которые тихо напевали гимн в темном, затянутом туманом лесу.

– Иисус – моя сила, моя надежда, – пели они. – Тебе я вручаю свою жизнь, на тебя я уповаю, я знаю, ты услышишь мои молитвы.

Знакомые слова были на удивление успокаивающими, но к пению прислушивался кто-то еще и затянул другой гимн, гораздо громче, чем те, кто собрался на утреннюю молитву.

– Внемли, как кричит дозорный! – запел капитан Поттер довольно чистым тенором. – Услышь призыв трубы. К оружию, враг близко, и ад уже кругом.

Старбак разглядел Поттера между деревьями.

– Не мешай им, – пожурил он капитана за то, что потревожил молящихся.

– Я просто подумал, что выбрал более подходящий гимн, – откликнулся Поттер.

Он был взбудоражен настолько, что Старбак даже на мгновение задумался, уж не опустошил ли он бутылку виски, но спиртным от Поттера не пахло, и он уже гораздо тише запел последний куплет.

– Мы выстоим пред всеми дьяволами ада и всех их победим, их победим мы именем Иисуса, – он засмеялся. – Забавно, не правда ли? Янки, возможно, сейчас поют то же самое. Мы все призываем Иисуса. Он наверняка запутался.

– Как там твои заставы? – спросил Старбак.

– Не спят. Наблюдают за дьяволами ада. Я отнес им бадью с кофе. Думаю, заварушка не начнется до восхода солнца?

– Полагаю, что нет.

– А тогда, – произнес Поттер с нездоровым ликованием, – можно ожидать чего-то и впрямь жуткого. Это правда, что их гораздо больше?

– Да, насколько нам известно, – Старбак ощутил дрожь, которая словно началась в его сердце и спустилась по рукам и ногам. – Может, раза в два, – добавил он, пытаясь оставаться немногословным, будто он сражается каждый день. А какой сегодня день? Среда. Дома по средам не происходило ничего особенного. Не то что по воскресеньям, которые торжественно посвящали Богу, или по понедельникам, в день уборки, когда их бостонский дом заполнялся паром и суетящимися слугами. Интересно, а сегодня думает ли кто-нибудь дома о том, где находится второй сын?

Туман на востоке немного посветлел.

– Per me si va ne la citt? dolente, – неожиданно произнес Поттер, – per me si va ne l’etterno dolore, Per me si va la perduta gente.

– Это еще что за чертовщина? – уставился на него Старбак.

– "Я увожу к отверженным селеньям, – театрально продекламировал Поттер, – я увожу сквозь вековечный сон, я увожу к погибшим поколеньям"[105]105
  Данте Алигьери, "Божественная комедия", пер. М.Лозинского.


[Закрыть]. Данте, – добавил он. Эти слова высечены над вратами ада.

– Я думал, там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий".

– И это тоже.

– Когда ты успел выучить итальянский?

– Я и не учил, просто читал Данте. Было время, Старбак, когда я воображал себя поэтом, так что прочитал всю поэзию, которую смог раздобыть. Так я нашел кратчайший путь в Элизиум[106]106
  Элизиум – в античной мифологии часть загробного мира, где царит вечная весна, и где избранные герои проводят дни без печали и забот.


[Закрыть].

– Так какого черта ты изучал медицину?

– Отец считал, что мне следует приносить пользу, – сказал Поттер. – Он верил в полезность. Святой Павел шил палатки, значит и у Мэтью Потера должна быть профессия, а поэзия, по мнению моего батюшки, это не профессия. Он объявил поэтов бесполезными, разве что кроме автора Псалтыря, а он уже мертв. Отец думал, что мне нужно стать доктором и писать вдохновляющие гимны в перерывах между убийствами ни о чем не подозревающих пациентов.

– Из тебя получился бы хороший доктор, – сказал Старбак.

Поттер засмеялся.

– Теперь вы говорите как моя матушка. Мне нужно найти кофе.

– Мэтью, – остановил Старбак Поттера, когда тот уже уходил. – Будь сегодня осторожен.

Поттер улыбнулся.

– У меня такое чувство, что я выживу, Старбак. Не могу этого объяснить, но я как будто заговорен. Но благодарю вас. Может, вы тоже выживете.

И он пошел прочь.

Сквозь туман восточный горизонт посветлел, став из черного серым. Не было ни дуновения ветерка, лишь мрачно серело спокойное, молчаливое небо, проблеск света перед зарей, перед сражением.

Старбак вздрогнул и закрыл глаза, пытаясь вспомнить подходящую этому дню молитву, но ничего не пришло в голову. Он подумал о своих младших братьях и сестрах, спокойно спящих в бостонских постелях, и пошел строить солдат в шеренги.

Потому что на берегах Антиетэма наступил безветренный и прекрасный рассвет.

***

 Большинство сражений начинают канониры. Пехота выигрывает или проигрывает сражения, но начинают резню канониры, и еще до того, как туман рассеялся, артиллерия янки по ту сторону Антиетэма начала бомбардировку. Пушки расставили накануне вечером, и теперь, ориентируясь только на торчащие из тумана верхушки деревьев, канониры открыли огонь.

Снаряды со зловещим звуком рассекали туман. Те пушки северян, которые перевезли за реку, тоже присоединились к какофонии, посылая снаряды через кукурузное поле в белую пустоту, где ожидали мятежники. Пушки конфедератов ответили, поначалу целясь вслепую, но когда туман поредел, смогли выбирать мишени по рассеянным вспышкам из дул орудий, багровыми отсветами проглядывающим сквозь туман, как только стреляла вражеская пушка.

Снаряды заново вспахали поле, где только что посеяли озимую пшеницу. Каждый взрыв выплевывал фонтан грязи, а земля, как отметил Старбак, была скорее коричневой, чем красной, как в Виргинии. После каждого выстрела в неподвижном воздухе застывали клубы дыма. Отвязавшаяся лошадь артиллерийского расчета неслась по полю позади батальона Старбака. В нее попал осколок снаряда, и кровь блестела у нее слева на крупе. Лошадь заметила ожидающую пехоту и остановилась, закатив глаза и вздымая красные бока. В конце концов канонир схватил ее за поводья и, похлопав по шее, повел обратно к батарее. Туман дрожал каждый раз, когда стреляла пушка мятежников.

Старбак медленно расхаживал позади батальона. Некоторые солдаты легли, некоторые присели на корточки, а некоторые встали на колени. Над головами пролетали снаряды от пушек янки на севере, некоторые со свистом. Задрав голову, Старбак разглядел в тумане крохотный след от дымящегося запала – струйку белого дыма чуть гуще, чем белизна вокруг. Серый свет дня стал ярче. Туман редел.

Канониры действовали так, словно считали, что они могут и сами победить в сражении. Снаряды приземлялись и взрывались на занимаемой мятежниками возвышенности, и звуки эхом отражались от плато. Солдат из батальона Старбака перебирал четки.

– Иисус, Мария и Иосиф, – молился он. – Иисус, Мария и Иосиф, – он снова и снова повторял эти имена и каждый раз при взрыве снаряда дергался. Один из снарядов угодил в ближайшее дерево, и за треском взрыва последовал медленный и жуткий скрип отрывающейся ветки. – Иисус, Мария и Иосиф, – в отчаянии завывал солдат.

– Откуда ты? – спросил его Старбак.

Солдат поднял глаза, они были пусты и испуганы.

– Откуда ты, солдат?

– Из Ричмонда, сэр, – он говорил с ирландским акцентом. – С Винабл-стрит.