Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 106 страниц)
– Что значит опасным?
– Умным. Не у всех чернокожих мозги как у мула, видите ли. Некоторые очень хорошо соображают, и мой отец всегда считал, что умных нужно ломать в первую очередь. Выпори их до крови, а потом заставь работать до смерти, потому что если среди твоих людей возникнут какие-то волнения, можешь быть уверен, что их начали умники, так что избавься от умных, и не будет никаких волнений. Вот первое и последнее правило для владельца рабов, Старбак, а вы, вероятно, его нарушили. Я не считаю, что пороть рабов без повода – это по-христиански, и потому не предлагаю вам этого, но по-прежнему советую отослать мальчишку.
– Я этого не сделаю. Мне нравится Люцифер, – ответил Старбак.
– Люцифер? Так он себя называет? Боже ты мой! – Свинерд был шокирован нечестивостью этого имени. – Выясните, как его зовут на самом деле, Старбак. Не потакайте подобной чепухе! И заставьте его постричься. Вам же не нужен чернокожий денди. И Бога ради, заберите у него этот пистолет! Для начала, это противозаконно, но что важнее – если вы позволите ему считать, что он стоит выше остальных чернокожих, то скоро он решит, что стоит и выше вас. Дайте умному рабу палец, и он лишит вас руки, – полковник прервал этот поток советов, чтобы прислушаться к стрельбе, которая снова усилилась, словно обе стороны одинаково отчаянно пытались победить до того, как солнце скроется за горизонтом. – Нас, слава Богу, это не касается. Поспите этой ночью, Старбак, потому что смею сказать, что завтра мы будет по горло заняты янки.
Длинноволосый обладатель пистолета Люцифер проводил полковника глазами.
– Что он сказал обо мне? – спросил он Старбака.
– Дал мне хороший совет, – ответил Старбак. – Велел отхлестать тебя до крови и уморить работой.
Люцифер ухмыльнулся.
– Вы же не хотите так поступить. Я ваш талисман на удачу, майор, – он оглянулся в сторону уходящего силуэта Свинерда и сделал подчеркнуто строгий жест сжатым правым кулаком, который в последний момент разжал, и из него высыпались осколки костей и белый порошок.
Старбак решил, что узнал в мусоре, который выбросил Люцифер, ребра маленькой птички, но не хотел спрашивать, что означает сей странный жест. Он боялся это узнать, и потому вместо этого выглянул из-за деревьев и наконец увидел янки. Всадники скакали галопом по дальним полям, пришпорив лошадей в сторону стрельбы, которая до сих пор трещала на западе. Враг собирался вместе, как грозовые облака. И завтра он ударит.
Надежды преподобного Старбака, которые пали так низко во время неудобств железнодорожной поездки, теперь вновь воспарили, и снова именно едкий дым сражения наполнил его диким и радостным возбуждением. Он позавтракал с майором Гэллоуэем, а потом, оставив багаж на ферме, священник отправился верхом к станции Манассас, чтобы оценить причиненный ей ущерб и представиться в штабе генерала Поупа.
Генерал был сама любезность и охотно выдал знаменитому священнику разрешение остаться в армии, даже пригласил его следующие несколько дней поучаствовать вскладчину в штабных ужинах. Получив все эти знаки уважения, преподобный Старбак поскакал на юг, в Бристоу, чтобы посочувствовать своему старому другу Натаниэлю Бэнксу, на долю которого выпала малоинтересная задача по охране станции. Бэнкс, до сих пор считающий свои действия у Кедровой горы победой, горько пожаловался на теперешнее задание, но преподобный Старбак был не в настроении поощрять подобное злословие. Он воспрял духом, когда увидел, как из Уоррентона прибывает поезд за поездом, и каждый набит отозванными с укреплений у Раппаханнок войсками. Повреждение путей к северу от Бристоу означало, что пассажирам приходилось сходить с поезда в открытом поле, и вскоре цепочка стоящих паровозов и вагонов протянулась больше чем на две мили.
Солдаты уходили с поля в приподнятом настроении, хвастаясь, что они пришли дать Каменной стене пинка раз и навсегда. Священнику нравилось состоянии их духа. Его собственный дух воспрял еще больше, когда ближе к вечеру он услышал на севере звук канонады.
Он повел усталую лошадь в сторону этого звука, по тихим полям и покинутым лесам, пока, наконец, не приехал в долину, по которой бежала дорога на Уоррентон и тонкие струйки дыма показывали, что в низине идет сражение. Он поскакал в его сторону, прибыв как раз в тот момент, когда вражеский полк предпринял атаку на открытый правый фланг янки.
Одетые в серое нападавшие продвигались в шеренгах из двух рядов. На их винтовки были прикреплены штыки, отражающие багрянец последних лучей солнца. Они шли в четком строю, сначала сбив зигзагообразную изгородь, а потом через пастбище. Они шли молча, мятежники явно припасли свои знаменитые вопли для последних нескольких ярдов атаки. Некоторые мятежники слева от священника выкрикивали этот странный клич, но та, более мощная схватка между двумя шеренгами стрелков, похоже, шла без явного преимущества какой-либо из сторон.
Северяне увидели угрозу правому флангу и направили ей навстречу три полка, два из Висконсина и третий – из Нью-Йорка. Янки формировали ряды на повороте долины, пригнувшись за изгородью. Нападавшие, не представляя численности противостоящих их атаке янки, побежали вперед, и сумерки огласил их первый жуткий вопль. Этот вызов побудил северян за изгородью встать и дать нестройный залп через пастбище. Его шум прокатился по долине и эхом отдался обратно. В тускнеющем свете замелькал огонь из винтовок, а слоистое облако порохового дыма поплыло над лугом в сторону конфедератов, которые внезапно в изумлении застыли.
Преподобный Старбак, не замечая свистящих по бокам пуль, пытался криками приободрить северян. Первый залп остановил атаку мятежников, второй превратил их в кровавое месиво, а после третьего полк в сером начал отступать. Их стрельба совсем ослабла, а выстрелы северян участились. Один из флагов южан упал, его подхватили, но он тут же упал снова, когда знаменосца отбросила назад дюжина пуль.
– Вот как нужно поступать с демонами, ребята! – прокричал преподобный Старбак.
Груда мертвых и раненых показывала то место, где остановилась приливная волна атаки конфедератов, и теперь выжившие отступали и неохотно покидали эту неровную кровавую кучу. Чуть раньше священник вооружился револьвером Кольта из запасов Гэллоуэя, и теперь вспомнил о нем и вытащил из седельной сумки. Он выстрелил в сторону упорных мятежников, которые, несмотря на то, что их шеренга была разбита и вся в крови, еще пытались отстреливаться от превосходящих сил северян.
– Слева по касательной! Вперед! – прозвучал зычный голос, и Нью-Йоркский полк бросился вперед на остатки нападавших, словно в грозившиеся закрыться ворота.
– Стой! – приказал командир ньюйоркцев. – Цельсь!
Священник поспешил вслед за продвигающимися ньюйоркцами.
– Пли!
Залп ньюйоркцев обрушился на оставшиеся от фланга мятежников клочки. Это был убийственный залп, настолько мощный, что, казалось, отбросил выживших мятежников назад, словно ударом. В вечернем воздухе поднялся кровавый туман, когда пули вонзились в цель. Серые мундиры покрылись красным, а поле наполнилось еще большим числом мертвых и умирающих. Какой-то солдат откатился из рядов мятежников с хлещущей из глазницы кровью. Он рухнул на колени, словно в молитве, и преподобный Старбак триумфально закричал, выстрелив в него.
– Делаете Господню работу? – подъехал к нему полковник нью-йоркского полка.
– Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч[83]83
Библия, Евангелие от Матфея, 10:34
[Закрыть], – провозгласил преподобный Старбак, а потом выстрелил в мятежника, который, похоже, отдавал приказания. – Это слова Господа нашего, – добавил он в сторону полковника.
– На сей раз мы уж точно делаем Господню работу как следует, – попытался перекричать залп своих солдат полковник.
– Молюсь об этом! – преподобный Старбак опустошил свой револьвер в надежде, что прикончил хотя бы одного мятежника. Его запястье болело от массивной отдачи оружия. Он давненько уже не стрелял и не был уверен, что помнит, как заряжать револьвер.
– Полагаю, вы не знаете, где сейчас Поуп? – спросил священника полковник.
– В последний раз я видел его в Манассасе.
– Вы собираетесь туда вернуться, сэр? В таком случае, не отнесете ли сообщение?
– Охотно.
Полковник нацарапал что-то в блокноте.
– Бог знает, где находятся основные силы Джексона, но они не могут быть далеко. Нам нужно к завтрашнему утру привести сюда всех, чтобы смести этого слизняка и покончить с ним, – он вырвал страницу из блокнота и протянул ее священнику. – Как мы покончили с этими мерзавцами, – сказал полковник, махнув в сторону разбитого полка мятежников, отступавшего с чудовищными потерями. Всё поле усеяли тела, а жалкая кучка уцелевших ковыляла в сторону дальнего леса. – Бедолаги, – сказал полковник.
– Бедолаги? Просто мусор! – заявил священник. – Демоны в обличье кретинов, полковник, это можно понять всего лишь мельком взглянув на форму их черепов. Они южане – слабоумные, с инфантильной моралью и преступники. Не жалейте их. Лучше пожалейте негров, которых они поработили.
– В самом деле, – пробормотал полковник, ошарашенный яростью в словах священника. – Вы доставите мое сообщение Поупу, сэр?
– С удовольствием, полковник, с удовольствием, – ответил преподобный Старбак, а потом, чувствуя себя так, словно и правда внес вклад в уничтожение власти рабовладельцев, развернул усталую лошадь и направился обратно через холмы.
С последними лучами солнца он прибыл к дымящимся руинам станции, где среди парящего в воздухе пепла на почерневших колесах стояли ряды искореженных и обугленных остовов вагонов. Акр за акром развалин, опустошения и разрушения. Священнику с его обострившимися чувствами показалось, что есть в этом ужасном зрелище нечто библейское, словно он был свидетелем гнева Господня, обрушившегося на пренебрегших своим долгом людей. Преподобный Старбак не сомневался, что Господь может даже использовать ненавистное господство рабовладельцев, чтобы покарать северян за грехи, но, несомненно, придет время, когда Север в них покается, и в этот счастливый день армии праведников принесут подобные этому кошмару разрушения в дома, города и фермы мятежников. И, возможно, как истово молился преподобный Старбак, это чудесное возрождение и последующая за ним победа начинаются прямо здесь и сейчас.
Он обнаружил командующего армией на ферме к северу от станции. Поупа окружала пара десятков офицеров высшего командования, среди них и майор Гэллоуэй, который по чину был ниже всех, его лицо покрывала пыль, а мундир пропитался потом. Поуп схватил принесенное преподобным Старбаком сообщение.
– Это от Уэйнрайта, – объявил он. Генерал быстро проглядел записку и настолько обрадовался прочитанному, что хлопнул по столу. – Он в наших руках! Он в наших руках! Он на дороге Уоррентон, и там блокирован. Он в ловушке. Он был в Кентервиле, а теперь отступает в сторону Уоррентона, – Поуп сделал тонкую косую пометку на одной из разложенных на столе карт.
– Я не видел никаких его следов в Кентервиле, сэр, – беспокойно заметил Гэллоуэй.
– И неудивительно! Парень отступает! – засмеялся Поуп. – Но какая разница, видели вы его или нет, Гэллоуэй? Не важно, где он был, важно, где он сейчас! А он прямо здесь! – он сделал еще одну пометку карандашом, в результате нарисовав на дороге Уоррентон крест, как раз в том месте, где преподобный Старбак видел, как отбросили атакующих мятежников. – Так что завтра все они окажутся в котле! – генерал не мог скрыть ликования. Почти год северяне вздрагивали при упоминании имени Каменной стены Джексона, а завтра Поуп покончит с этими страхами и уничтожит чудовище.
Майор Гэллоуэй, хотя и был по рангу ниже окружающих его бородатых мужчин, стоял на своем:
– А что насчет тех ребят, которых мой офицер видел у Салема, сэр? – он говорил о Билли Блайзе, который наконец-то появился с запутанной и не вполне убедительной историей о том, как его преследовали всадники-южане, и ему пришлось двое суток скрываться в ущелье у Голубого хребта, но вне зависимости от правдивости всего рассказа, его финальная часть казалась вполне достоверной. Блайз утверждал, что вернулся на позиции северян следуя вдоль подножия холмов у Голубого хребта, пока не добрался до пустынной ветки железной дороги Манассаса, но когда он попытался двигаться вдоль путей на восток, его чуть не захватили патрули кавалерии южан, охраняющие огромную войсковую колонну, идущую в сторону ущелья Торуфэир-Гэп. Люди Блайза подтвердили эту часть рассказа капитана, и Гэллоуэй принес мрачные новости Поупу.
– А насколько можно положиться на этого человека? – спросил Гэллоуэя Поуп. Генерал северян не хотел верить в то, что в сторону Манассаса двигаются дополнительные силы мятежников, предпочитая собственную теорию о том, что перехватит на главной дороге бегущего в панике Джексона.
– Капитан Блайз – это... – начал Гэллоуэй, но так и не завершил предложения. – Может, временами Билли ведет себя странно, сэр, – правдиво признался он, – но его люди подтверждают этот рассказ.
– И немудрено. Солдаты всегда поддерживают своих офицеров, – пренебрежительно заявил Поуп. – Так что конкретно он рассказал?
– Что через Торуфэир-Гэп движутся войска, сэр. Фургоны, орудия и пехота.
Поуп хихикнул.
– Ваш парень, Гэллоуэй, видел направляющийся на запад обоз Джексона. Будьте благоразумны, майор! Если Джексон отступает этим путем, – он провел карандашом с востока на запад, – то его фургоны и орудия не могут двигаться в противоположном направлении, разве что он еще глупее, чем мы думали. Нет, майор, ваш парень видел отступающих мятежников, а не идущих вперед, и завтра мы превратим это отступление в бегство!
Адъютанты Поупа одобрительно загудели. Завтра Север придаст войне другой курс. Завтра Север приступит к полному уничтожению мятежа в Виргинии.
Лишь один из старших офицеров решился возразить. Это был преклонного возраста артиллерист со звездочкой бригадного генерала на воротничке, похоже, достаточно обеспокоенный сообщением Гэллоуэя, чтобы спросить, стоит ли рисковать:
– Если мы останемся за оборонительными сооружениями Кентервиля, сэр, то сможем подождать, пока не подойдут силы Макклелана. Через неделю, сэр, со всем уважением, мы сможем подавить всех мятежников Виргинии.
– Вы хотите, чтобы я отступил? – язвительно поинтересовался Джон Поуп. – Наша армия, сэр, слишком привыкла отступать. Ей командовали люди, умеющие лишь отступать! Нет, на сей раз мы пойдем вперед, пришло время сражаться и время побеждать.
– Аллилуйя! – вмешался преподобный Старбак.
– Но где же Ли? – спросил Гэллоуэй, однако никто не услышал вопроса. Генерал Поуп со своим штабом отправились на собранный вскладчину ужин, уведя с собой священника и оставив Гэллоуэя в одиночестве.
Сражение прекратилось, как только дорогу поглотила темнота. Север, предположив, что Джексон попытается пробить себе путь через их ряды, возвестил о победе, а Джексон, чьей целью было втянуть северян в полноценную атаку, сохранял молчание. В темноте стонали раненые, а вокруг них, издавая шорохи, собиралась в темноте армия, чтобы начать убивать.
Глава двенадцатаяВ пятницу, 29 августа 1852 года, первые лучи солнца показались в Манассасе в половине пятого. Это был серый, как шкура волка, свет, лишь забрезживший в темном небе на востоке, разгоняя холод, но его оказалось достаточно, чтобы поднять на ноги армию Джексона. Солдаты скатали одеяла, и впервые после того, как они покинули горящую станцию, им разрешили разжечь костры.
– Теперь сукины дети знают, что мы здесь, так что нет нужды прятаться, – объяснил Старбак солдатам, а потом с удовольствием вдохнул дивный запах настоящего кофе, кипятившегося на многочисленных кострах.
В четверть шестого он наблюдал с зажатой в руках кружкой кофе, как пейзаж за главной дорогой обретает формы. Теперь там, где прошлой ночью было пусто, стояли войска. Бурое пятно дыма, еще поднимавшееся над станцией, отогнало армию от Манассаса, и Старбак видел ряды расположившейся лагерем пехоты, орудия и привязанных лошадей кавалерии. Враги, как и его собственные люди, варили кофе или брились, а любознательные офицеры янки навели свои бинокли и подзорные трубы в сторону притихших лесов на западе, где клубящийся дым наконец-то показал истинную позицию Джексона.
– Как думаете, мы будем драться здесь? – спросил Старбака капитан Итан Дейвис, протирая очки подолом кителя. – Это неплохое место для обороны, – добавил Дейвис, водрузив очки обратно на нос. Местность спускалась от леса в сторону главной дороги, и Старбак, как и Дейвис, полагал, что это неплохое место, для того чтобы остановиться и сражаться, потому что северянам придется атаковать вверх по холму, а за спиной мятежников будет укрывающий их лес.
Но когда взошло солнце, Джексон покинул эту позицию и приказал армии отступить на запад. Они отошли недалеко, лишь на полмили через пустые поля, к очередной неровной полоске мерилендских дубов, кленов и берез. Новый лес перемежался клочками луга, был разрезан двумя речушками и железнодорожным полотном, по которому так и не проложили рельсы и шпалы. По этому пути, как предполагалось, должна была пройти линия в обход станции Манассас, чтобы избавить поезда от необходимости платить непомерные сборы за использование железной дороги Ориндж-Александрия, но у инвесторов кончились деньги, и работы забросили, оставив лишь гладкое, широкое и поросшее травой железнодорожное полотно, изгибающееся по лесу по подготовленным для дальнейшей укладки путей канавам и высоким насыпям, всегда сохраняя тот же уровень на неровном рельефе. Именно на этом железнодорожном полотне и остановился Джексон со своими двадцатью четырьмя тысячами человек.
Бригаде полковника Свинерда предстояло оборонять полоску незаконченных железнодорожных путей, идущую по глубокой канаве. Ее восточный склон представлял собой удобную позицию для стрелка, который мог, столкнувшись с превосходящими силами противника, отступить в лес на западной стороне. В сотне шагов за канавой местность резко шла вверх, хотя на правом фланге Свинерда, где располагался Легион Фалконера, холм уже пропадал, так что правофланговые роты Старбака не имели за своей спиной естественной преграды, там лежал лишь молодой лесок и густой кустарник. Изменение рельефа также означало, что канава становилась неглубокой, а железнодорожное полотно превращалось в насыпь, в то время как наличие глубоких отвальных ям позади линии лишь затрудняло оборону. Отвальные ямы, в которые рабочие бросали землю и камни, ненужные при строительстве железной дороги, были заполнены только наполовину.
Отвальные ямы отделяли бригаду Свинерда от соседей с юга, и Старбак, как только все разместились на позициях, направился поприветствовать этих соседей, полк из Северной Каролины. Их полковник оказался высоченным, худым и светловолосым человеком среднего возраста с длинными щеголеватыми усами, приветливыми глазами и обветренным лицом. У него были очень длинные волосы с нарочито старомодной прической, струящиеся по выцветшему воротнику серого фрака.
– Полковник Илайя Хадсон, – представился он Старбаку, – из округа Стэнли, и горжусь этим, что бывает нечасто.
– Майор Старбак из Бостона, штат Массачусетс.
Полковник Хадсон отбросил прядь своих вьющихся волос, приоткрыв ухо:
– Полагаю, что мой слух замутнен артиллерией, майор, потому что могу поклясться, что слышал, как вы сказали "Бостон".
– Так я и сказал, полковник, так и сказал, но все мои ребята из Виргинии.
– Одному Богу известно, что привело вас сюда из Массачусетса, майор, но уверен, что рад с вами познакомиться. Ваши ребята готовы к драчке, так ведь?
– Надеюсь.
– Мои – настоящие мерзавцы, все до единого. Ни один не стоит и ломаного цента, но Господь свидетель, я люблю этих негодников. Так ведь, ребята? – полковник говорил достаточно громко, чтобы его могли расслышать ближайшие солдаты, и они широко улыбнулись при этих словах. – А этот майор, – Хадсон представил Старбака солдатам, – несчастный заблудший северянин, который сражается за нас, жалких мятежников, но будьте с ним милыми, ребята, потому что если его парни дадут слабину, мы превратимся в дохлых уток, ожидающих, когда их подберут собаки Джона Поупа. А мне что-то не хочется попасть сегодня в лапы церковника.
Старбак провел Хадсона к Легиону мимо отвальных ям и представил майору Медликотту, объяснив, что тот не только командует ближайшей к каролинскому полку ротой, но также отвечает за весь правый фланг Легиона.
– Действительно приятно познакомиться с вами, майор, – сказал Хадсон, протягивая руку. – Меня зовут Илайя Хадсон, и я из округа Стэнли, лучшего места во всей Каролине, даже несмотря на то, что моя любимая жена, да благословит ее Господь, происходит из округа Катоба. Как поживаете?
Медликотт, похоже, был недоволен дружелюбием высокого полковника, но выдавил из себя приличествующий случаю ответ.
– Мы находимся на убийственной позиции, – произнес Хадсон, махнув в сторону строительной канавы, за которой до ближайшего леса лежало голое поле. Позиция была убийственной, потому что атакующим со стороны леса янки пришлось бы пересечь эти пятьдесят шагов открытой местности под непрерывным обстрелом. – Не могу сказать, что я горю желанием убивать янки, – объяснил Хадсон, но если Всевышний желает, чтобы я это делал, то он явно позаботился о том, чтобы облегчить задачу, выбрав это место. Но кстати, если джентльмены с Севера смогут перебраться через железнодорожное полотно, то мы окажемся в большой беде. Если такое случится, можем сразу паковать вещички и возвращаться к своей обычной службе. Какова ваша профессия, майор? – обратился он к Старбаку.
– Полагаю, я военный. До войны я был студентом.
– Я мельник, – ответил на тот же вопрос Медликотт.
– Лучшей профессии и не сыскать, – отозвался Хадсон, – чем молоть дарованные Господом зерна, превращая их в хлеб. Это настоящая честь, майор, подлинная честь, и я горд встречей с вами.
– А ваша профессия, сэр? – спросил высокого Хадсона Старбак.
– Не могу определенно сказать, что у меня есть какое-то иное занятие, Старбак, кроме как любить Господа нашего и округ Стэнли. Полагаю, вы скажете, что я занимался всем понемногу и практически ничем, но в душе я бы назвал себя фермером. Я просто один из американских трудяг-фермеров, но чертовски этим горжусь, – Хадсон широко улыбнулся и снова пожал руки обоим офицерам. – Думаю, мне пора идти и убедиться, что мои мерзавцы не разбежались от скуки. Считаю честью сражаться рядом с вами, джентльмены, и желаю вам счастливого дня, – махнув рукой, Хадсон удалился.
– Отличный парень, – заметил Старбак.
– Народец из Северной Каролины такой хваткий, – сурово отозвался Медликотт. – Никогда не доверял выходцам из Северной Каролины.
– Что ж, он-то вам доверяет, – язвительно произнес Старбак, – потому что если мы дрогнем, то его обойдут с фланга.
Он оглядел стрелков Медликотта, устраивающихся поудобней в неглубокой канаве железнодорожного полотна, а потом повернулся, чтобы взглянуть на оставшиеся после строителей отвальные ямы, которые теперь представляли собой заросшие впадины, протянувшиеся на тридцать ярдов за импровизированным окопом. Каменистая и заросшая поверхность этих ям могла послужить скрытым проходом в тыл обороны мятежников.
– Думаю, нам следует забаррикадировать яму, – сказал Старбак.
– Не нужно меня учить, – ответил Медликотт.
Старбак взорвался:
– Слушай, ты, чертов сукин сын, – рявкнул он, – я не проиграю это проклятое сражение только из-за того, что ты меня не любишь. Если янки используют эту яму, чтобы подобраться к нам сзади, то я использую твою чертову черепушку в качестве мишени для стрельбы. Понятно?
Медликотт, не в состоянии справиться с напором гнева Старбака, сделал два шага назад.
– Я знаю, как нужно сражаться, – неловко выговорил он.
Старбак поборол искушение напомнить Медликотту о его трусости у Кедровой горы.
– Тогда убедитесь, что сражаеетесь, – произнес он вместо этого, – и устройте завал через яму себе же во благо. Он имел в виду баррикаду из веток, в которых атакующие запутались бы, а обороняющиеся могли использовать в качестве бруствера. Старбак прочитал на лице мельника обиду и пожалел о ярости в своем тоне. – Знаю, что вы меня не любите, Медликотт, – сказал он, пытаясь исправить положение, – но мы деремся не друг с другом, а с янки.
– И вы – янки, – угрюмо заявил мельник.
Старбак во второй раз поборол позыв наорать на мерзавца.
– Отправьте своих ребят строить завал, – он заставил себя говорить спокойно, – а я скоро вернусь и взгляну на него.
– Не доверяете мне, вот оно что?
– Я слышал, вы прекрасно пишете письма, – сказал Старбак, – но не в курсе, хорошо ли у вас получится устроить баррикаду.
Сделав этот последний выстрел, он удалился, выдохнув из легких свою неудовлетворенность вместе со струйкой сигарного дыма. Он размышлял, не следует ли изменить обычный порядок расположения Легиона, направив роту Траслоу на правый фланг, а Медликотта – на левый, но подобные действия были бы восприняты правофланговыми ротами как глубочайшее оскорбление, а Старбак хотел продемонстрировать хотя бы солдатам, если не офицерам этих рот, что он им доверяет. Он направился к северному краю рядов Легиона, где в самой глубокой части строительной канавы окопалась рота Траслоу. Слева от бригады расположились мелкие батальоны из Флориды. Траслоу расхаживал по открытой местности перед канавой, чтобы убедиться, что его солдаты знают точное расстояние до леса.
– Отсюда до кромки леса семьдесят пять ярдов, – сказал Траслоу Старбаку, – а даже слепой сукин сын может попасть в янки с семидесяти пяти ярдов. Пуля даже снижаться не начнет, – он повысил голос, чтобы его услышали ближайшие солдаты из Флориды. – Цельтесь говнюкам прямо в сердце, и в худшем случае продырявите им брюхо. Это резня для малолеток, ничего сложного.
Сложно было сражаться на открытом пространстве, когда траектории пущенных на большое расстояние пуль должны были быть настолько четкими, чтобы при выстреле, правильно нацеленном в находящегося в трех сотнях ярдов противника, пуля пролетала над головой солдата, стоящего в сотне шагов ближе. Старбаку уже доводилось видеть, как в результате залпа всего полка в сторону шеренги застрельщиков ни одна пуля не попадала в цель.
Штабные офицеры постоянно шныряли взад-вперед, наблюдая, не надвигается ли атака янки со стороны леса на дальнем конце поля. Полковник Свинерд тоже отправился на подобную разведку, а вернувшись, сообщил все добытые новости Старбаку.
– Они еще не атакуют, – сказал он.
– Думаете, они придут?
– Если они поступят так, как от них ожидают, то да.
Он подтвердил, что вчерашние действия у дороги и в самом деле были нацелены на то, чтобы заставить янки атаковать. – Полагаю, наша задача – удерживать их здесь, пока Ли не приведет остальную армию.
Слова Свинерда были первым упоминанием главнокомандующего, которое услышал Старбак с тех пор, как они прибыли в Манассас.
– Где Ли? – спросил он.
– По ту сторону Торуфэир-Гэп, – объяснил Свинерд.
– Так близко? – удивился Старбак.
– Полагаю, там-то он и намеревался оказаться с самого начала, – сообщил Свинерд с нескрываемым восхищением. – Он послал нас вперед, чтобы выманить янки от реки, а теперь следует за ними, и если нам удастся сдерживать янки всё утро, то к полудню Ли свяжет их по рукам и ногам. Если того пожелает Господь, так-то вот, – набожно добавил полковник. Тик на его правой щеке, постепенно исчезающий после того, как он бросил пить, загадочным образом вновь полностью вернулся. На мгновение Старбак задумался, не приложился ли Свинерд к бутылке, а потом понял, что тик был просто симптомом нервозности – полковнику предстояло первое сражение в качестве командующего бригадой, и он отчаянно хотел добиться успеха. – Как ваши ребята? – спросил Свинерд.
– Неплохо, – ответил Старбак, гадая, какие симптомы нервозности проявляются в его собственном поведении. Возможно, несдержанность?
Свинерд повернулся и указал на холм позади рядов Легиона.
– Там я поставил арканзасских ребят Хаксалла. Если дела пойдут неважно, пришлю его вниз на подмогу, но как только они спустятся, других резервов у нас не останется.
– Артиллерия? – поинтересовался Старбак.
– Не видел никакой, – ответил Свинерд. – Полагаю, ее и нет, но если Ли доберется быстро, то, может, она нам и не понадобится.
Полковник снова забрался на свой командный пост. Солнце поднялось выше, обещая еще один душный день. На юге раздавались приглушенные расстоянием звуки ружейной стрельбы, но сложно было судить, шла ли там яростная схватка, или просто кто-то пытался спровоцировать дальние заставы. Некоторые солдаты Старбака заснули во время ожидания. Несколько человек прикрепили к кителям бумажные ярлыки, чтобы можно было опознать тела в случае смерти, а другие писали письма, читали или играли в карты. В отвальной яме теперь вырос завал по грудь высотой.
– Достаточно высоко для вас? – спросил Старбака Медликотт.
– А для вас? – отозвался Старбак. – Этот завал должен спасти вашу жизнь, а не мою.
– Если они вообще атакуют, – заметил Медликотт тоном, предполагавшим, что Старбак просто был паникером.
Ближе к полудню Старбак и сам начал гадать, атакует ли вообще армия северян.
Может, северяне обнаружили приближение Ли и ускользнули, чтобы устроить сражение в другой день, потому что этот был сонным, и его спокойствие не прерывалось ничем более угрожающим, чем случайные и далекие выстрелы из винтовок. А потом, как только Старбак убедил себя, что сегодня они будут избавлены от необходимости сражаться, лес слева взорвался яростной ружейной стрельбой. Солдаты, которых застали врасплох, быстро положили винтовки поверх грубого бруствера на краю оврага. По всему ряду защелками курки взводимого оружия, но янки так и не появились на смертельном открытом пространстве, лишь испуганный олень метался туда-сюда, прежде чем кто-то его подстрелил.
Затем к позиции Легиона прискакал штабной офицер из расположенной к северу бригады, приказывая выступить к лесу.
– Для чего? – спросил его Старбак.
Штабной офицер вспотел и был на взводе, с саблей в руке.
– Там янки. Вы можете ударить им во фланг.
– Выполняйте, Старбак! – полковник Свинерд прибыл как раз вовремя, чтобы услышать офицера. – Идите за ними!
Старбак послал Коффмэна рассказать полковнику Хадсону, что происходит. Он хотел, чтобы каролинцы были в курсе событий, как и Хадсон обещал сообщать Старбаку об угрозах с южного фланга. Потом Старбак вскарабкался на край канавы.
– Легион!
Солдаты выбрались из строительной канавы и построились в две шеренги. Старбак занял место в центре, где так и не развернули отсутствующие боевые знамена.
