Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 106 страниц)
Янки двигались быстро. Предрассветный марш в обход вражеского фланга занял на несколько часов больше, чем рассчитывали командиры, и теперь им нужно было атаковать тыл повстанцев – сильно и быстро, прежде чем южане осознают, что вообще происходит.
Барабаны задавали темп, первые полки северян построились в боевые линейные порядки, канониры развертывали орудия на флангах наступавших войск. Несколько пушек установили прямо на проселочной дороге, другие – рядом с фермой у подножия холма. Оттуда же первые снаряды со свистом полетели в сторону замерших в ожидании конфедератов – тонкой линии у поросшего лесом хребта.
Янки наступали уверенно и твердо. Они ожидали, что противник будет оборонять брод Садли, и опасались укрепления южанами недостроенной железнодорожной насыпи, но по мере наступления в тыл повстанцам не встретили никакого сопротивления.
Их атака оказалась для врага полной неожиданностью, усиленной медлительностью командиров конфедератов. Все, что теперь отделяло войска федералистов от полной победы – достойная жалости группка восставших фермеров, выстроенная на вершине холма.
– На Ричмонд, ребята! – прокричал офицер северян.
Войска пошли в атаку вверх по лугу, а позади одетой в синюю форму пехоты полковой оркестр разразился мелодией «Тело Джона Брауна», словно призрак вспыльчивого старого мученика явился лично наблюдать, как возглавившие атаку полки, оба с Род-Айленда, разобьют строй мятежников.
Из леса появлялись и другие северяне, двигаясь позади солдат из Род-Айленда.
Солдаты из Нью-Йорка и Нью-Хэмпшира тоже присоединились к атаке, пока орудия на фланге изрыгали облака сероватого дыма. Быстро исчезающие узоры сжатых газов в форме веера мелкой рябью разбегались по траве под пушкой, когда выстрелы обжигали склон.
Разрывы были сильнейшими и ужасающими, разрывающими барабанные перепонки. Некоторые снаряды, нацеленные слишком высоко, разрывались в ветвях деревьев над шеренгой конфедератов, распугивая птиц и вызывая дождь падающих веток и листьев прямо на голову оркестрантов, капеллана, слуг и ординарцев-медиков, скрючившихся в задних рядах.
Полк регулярных войск армии США выступил из-за деревьев, перестроившись из колонны в шеренгу, примкнув штыки и продвигаясь вверх по холму вместе с солдатами из Нью-Йорка и Новой Англии.
Полковник Эванс промчался обратно к центру шеренги, где южнокаролинцы полковника Слоуна присели на краю леса, чтобы стать более трудной мишенью для вражеской артиллерии.
Несколько застрельщиков вышли из рядов мятежников за изгородь и стреляли из винтовок по идущим вперед янки, но Старбак, наблюдавший за ними, сидя верхом у кромки леса, не замечал никаких признаков, что выстрелы причинили какой-либо ущерб. Враг упорно приближался, двигаясь под музыку далеких оркестров и под грохот барабанов, идущих вместе с ротами, в предвкушении славной победы, что ждала атакующих на вершине холма, куда прибыли первые две довольно древние пушки Натана Эванса. Орудия в спешке сняли с передков, развернули и дали залп ядрами вниз по склону.
Ядро отскочило от земли, перелетало над головами род-айлендского полка и, не причинив никакого вреда, плюхнулось в лес позади них. Неподалеку разорвался снаряд северян. Звук от взрывной волны был чудовищным, словно сама вселенная внезапно треснула надвое. Воздух наполнился дымом и обжигающими осколками снаряда. Старбак вздрогнул. Артиллерийский огонь у каменного моста его напугал, но здесь оказалось гораздо хуже. Канониры целились прямо в Легион, снаряды издавали демонический скрежет, мелькая над головами.
– Застрельщики! – крикнул майор Бёрд надтреснутым голосом. Он попробовал повторить это, на сей раз более твердым тоном. – Застрельщики! Вперед!
Первая и одиннадцатая роты, две фланговые роты Легиона, неуклюже перебрались через изгородь и побежали по лугу. Им мешали винтовки, штыки в ножнах, ножи и заплечные мешки, флажки, патронташи и коробки для капсюлей, болтающиеся у них на поясе.
Они рассеялись в сотне шагов впереди Легиона. Их задачей было сдержать застрельщиков врага, а потом открыть снайперский огонь по основной линии атакующих. Солдаты начали стрелять из винтовок, и каждого коленопреклоненного стрелка окружило небольшое облачко дыма. Сержант Траслоу переходил от одного к другому, а капитан Розуэлл Дженкинс, по-прежнему верхом, палил из револьвера по далеким северянам.
– Убедитесь, что ваше оружие заряжено! – призывал майор Бёрд оставшиеся восемь рот. Похоже, было уже немного поздновато, чтобы вспоминать об этом совете, но этим утром всё выглядело странно. Таддеус Бёрд, школьный учитель, командовал полком во время сражения? При этой мысли он хихикнул, вызвав неодобрительный взгляд со стороны старшины Проктора.
Янки находились еще в пятистах шагах, но теперь приближались быстрее. Офицеры северян вытащили сабли. Некоторые подняли клинки, упрямо пытаясь выглядеть как положено и достойно, но другие срезали ими одуванчики и чертополох, словно вышли на воскресную прогулку. Несколько человек ехали верхом на нервных лошадях. Одна лошадь, напуганная стрельбой, понесла и помчалась вместе с седоком через линию атаки северян.
У напуганного Старбака пересохло во рту, он вспомнил, что револьвер Сэвиджа, который он чуть раньше вернул полковнику Фалконеру и только что получил обратно, по-прежнему не был заряжен. Он вытащил тяжелый револьвер из длинной неуклюжей кобуры и отвел барабан, обнажив пустые ячейки.
Он вытащил шесть завернутых в бумагу патронов из патронташа на поясе. Каждый патрон состоял из конической пули и пороха. Он взял зубами пулю из первого патрона, ощутив на языке солоноватый вкус пороха, и тщательно высыпал порох в ячейку барабана. Внезапно Покахонтас, которую укусила муха, заржала и дернулась в сторону, в результате чего Старбак просыпал часть пороха на седло.
Он выругался, и пуля выскользнула изо рта, отскочила от луки седла и упала на траву. Он еще раз выругался, высыпал остатки пороха из ячейки и потянулся за новой пулей. На сей раз, высыпая заряд, он обнаружил, что его рука дрожит, а он разорвал губами не одну обертку патрона, а сразу две. Его зрение затуманилось, а потом он понял, что не может унять дрожь в руке.
Он поднял взгляд на приближающихся врагов. Над ними, неожиданно четко несмотря на пелену в глазах Старбака, реял звездно-полосатый флаг, и внезапно Старбак осознал, что не существует простых решений, ни один жизненный поворот нельзя воспринимать легкомысленно. Он уставился на вражеский флаг и понял, что не сможет в него выстрелить.
Его прадедушка Макфейл потерял глаз в битве при Банкер-Хилле[21]21
Битва при Банкер-Хилле – сражение между английскими и американскими войсками, прошедшее у холмов Банкер-Хилл и Бридс-Хилл в предместьях Бостона 17 июня 1775 года во время Войны за независимость США.
[Закрыть], а потом, сражаясь под началом Пола Ревира[22]22
Пол Ревир (1734–1818) – американский ремесленник, серебряных дел мастер во втором поколении. Один из самых прославленных героев Американской революции. Он командовал американской артиллерией в июне 1779 г. во время неудачной экспедиции на Пенобскот.
[Закрыть] у Пенобскот-Бэй, лишился правой руки, защищая этот славный флаг, и Старбак вдруг почувствовал, как комок подступил к горлу.
Боже, подумал он, но ведь я не должен здесь находиться! Ни один из нас не должен! Внезапно он понял, почему Адам так возражал против войны, почему он был так огорчен, что эту славная страна будет разорвана надвое сражением, и с тоской глядел на далекий флаг, не замечая ни того, как первые пули застрельщиков янки со свистом пролетали над его головой, ни снаряда, разорвавшегося совсем недалеко от изгороди, ни сиплых криков, которыми сержанты род-айлендского полка подгоняли солдат, приказывая им держать строй ровнее.
Старбак ничего этого не замечал и просто сидел в седле и дрожал, порох из дергающейся руки высыпался ему на бедро.
– С тобой всё в порядке? – приблизился к нему Адам.
– Не совсем.
– Теперь-то ты понимаешь? – мрачно спросил Адам.
– Да, – рука Старбака по-прежнему дрожала, когда он защелкнул барабан всё еще незаряженного револьвера. Вся его жизнь неожиданно показалась такой банальной, растраченной впустую и катящейся в тартарары.
Этим утром он считал, что война окажется чудесным приключением, вызовом, брошенным в лицо его отцу, и интересной историй, которую можно рассказать Салли, а вместо этого она оказалась чем-то гораздо более ужасным и неожиданным, будто занавес во время яркого театрального представления неожиданно поднялся, на мгновение приоткрыв жуткое адово пламя. Боже мой, думал он, но ведь я могу здесь погибнуть. Могу быть похоронен на краю этого леса.
– Дело было в девушке, – выпалил он свой секрет.
– В девушке? – Адам сдвинул брови в непонимании.
– В Ричмонде.
– А, – Адама смутило признание Старбака, но также и озадачило. – Отец об этом догадывался, – сказал он, – но я не понимаю, почему ты рискнул всем ради…, – он остановился, может быть, потому что не мог найти правильные слова, или из-за того, что снаряд вонзился в ствол дерева, срезав кусок яркой древесины и наполнив тенистый лес вонючим сернистым дымом. Адам облизал губы. – Пить хочу.
– Я тоже, – Старбак сам не мог понять, зачем сделал это признание. Невозмутимые янки всё приближались. Через несколько минут, решил он, всего через несколько минут нам придется сражаться. Всё позёрство и неповиновение сошлись на этом теплом лугу. Он смотрел, как офицер-северянин оступился, уронил саблю и упал на колени в траву.
Вражеский застрельщик быстро преодолел разделявшие их пять шагов и встал на колени, чтобы оказать помощь, но потом понял, что потерял свой шомпол и вернулся, чтобы найти его в высокой траве. Лишившаяся седока лошадь неслась по склону. Ритм барабанщиков стал более рваным, но северяне по-прежнему продвигались.
Пуля просвистела рядом с головой Старбака. Один из оркестров северян заиграл «Знамя, усыпанное звёздами» [23]23
«Знамя, усыпанное звёздами» – государственный гимн США.
[Закрыть], и эта мелодия впилась в уши и душу Старбака.
– Разве ты не думаешь о девушках? – спросил он Адама.
– Нет, – казалось, Адам не может сконцентрироваться на разговоре, а лишь разглядывает склон. – Никогда, – его пальцы подергивали поводья.
– Вы уверены, что вам двоим стоит оставаться верхом? – к Адаму и Старбаку подошел майор Бёрд. – Мне чертовски не хотелось бы вас потерять. Вы слышали, что погиб юный Спарроу? – обратился он к Старбаку.
– Да, я видел его тело.
– Ему следовало остаться дома с матерью, – сказал майор Бёрд. Его правая рука вцепилась в бороду, выдавая нервозность. – Бланш до смешного оберегала мальчишку, я выяснил это, когда настаивал на том, что он готов освоить логарифмы. Хрень Господня! – это проклятие было вызвано внезапным залпом со стороны находящихся неподалеку южнокаролинцев, открывших огонь поверх голов собственных застрельщиков.
– Вообще-то он овладел логарифмами очень быстро, – продолжал Бёрд, – и безоговорочно являлся моим лучшим учеником по греческому. Умный парень, но плакса. С натянутыми нервами, видите ли. Но тем не менее, это ужасная потеря, ужасная. Почему война не забирает первыми неграмотных?
На правом фланге врага открыла огонь новая артиллерийская батарея, и один из снарядов ударился о склон в сотне шагов впереди Легиона, отрикошетив в лес. Старбак услышал, как он срезал ветки над головой. Второй снаряд врезался в поверхность неподалеку от линии застрельщиков и разорвался под землей, которая внезапно вздыбилась, во все стороны полетели комки красной почвы и коричневый дым. Некоторые застрельщики отпрянули.
– Стоять! – рявкнул Траслоу, и не только застрельщики, но и остальные восемь рот Легиона застыли, словно кролики перед удавом. Восемь рот у кромки леса стояли в двух шеренгах, это построение из книг по строевой подготовке майор Пелэм и полковник Фалконер часто использовали во время тренировок Легиона.
Книги являлись переводами французских учебников и рекомендовали открыть ружейный огонь, стоя в длинной шеренге, а потом быстро бежать, чтобы прикончить врага в штыковой атаке. Майор Бёрд, прилежно проштудировавший эти учебники, полагал, что всё это ерунда.
На самом деле Легион так и не научился как следует стрелять из винтовок на расстояние более сотни шагов, и Бёрд не понимал, как они смогут нарушить спокойствие врага стрельбой мимо цели с в два раза большей дистанции, а затем броситься в неуклюжую атаку прямо в лапы вражеской артиллерии и под огонь из винтовок.
Полковник легкомысленно отвечал на это, что природная воинственность солдат преодолеет тактические трудности, но майору Бёрду это казалось проблематичным и слишком оптимистичным решением проблемы.
– Разрешите открыть огонь? – прокричал капитан Мерфи из четвертой роты.
– Не стрелять! – у Бёрда была собственная точка зрения на стрельбу пехоты. Он был убежден, что первый залп является самым опустошительным, и потому его следует приберечь до того момента, когда враг окажется поблизости.
Он понимал, что не может подкрепить опытом мнение, которое шло вразрез с профессиональной тактикой, преподававшейся в Вест-Пойнте и отработанной на практике во время войны с Мексикой. Но Бёрд был убежден, что солдату вовсе необязательно отбрасывать собственный ум и логику, поэтому майору не терпелось проверить свою теорию на практике.
Глядя на ряды синих мундиров, наступавшие на него сквозь клубы дыма, повисшие над лугом, Бёрд молился, чтобы полковник Фалконер не вздумал внезапно объявиться и отобрать у него командование над Легионом. Майор Таддеус Бёрд вопреки собственным ожиданиям начинал наслаждаться собой.
– Пора стрелять, дядя? – предположил Адам.
– Я бы подождал… то есть, мы подождем.
Боевой порядок янки постепенно распадался из-за остановок, во время которых солдаты прицеливались и стреляли, а затем снова спешили вперед. Пули Минье южан поражали северян, а пушечные ядра конфедератов вносили свой вклад, пробивая кровавые бреши в рядах атакующих, оставлявших позади вопящие и бьющиеся в агонии тела.
Янки вели перестрелку со такими же, как они, застрельщиками Конфедерации, но их схватка не играла особой роли – лишь дань военной теории, утверждавшей, что легким пехотинцам следует вести беспокоящий огонь по рядам противника перед началом главной атаки. Главные силы северян продвигались вперед слишком быстро, не позволяя стрелкам оказать им помощь, да и не нуждаясь в ней.
Пушки северян умолкли – линию огня им преграждала собственная пехота. Но гаубицы по-прежнему вели навесную стрельбу поверх голов атакующих, выпуская снаряды высоко в небо.
Две пушки Эванса продолжали стрельбу, но Старбак, прислушавшись и отметив изменение в звуке выстрелов, понял, что в дело вступила картечь.
Картечный заряд представлял собой металлическую упаковку цилиндрической формы, заполненную ружейными пулями. При выстреле цилиндр разрывался, рассеивая пули в сторону противника. Старбак видел результат такой стрельбы – лежащие то тут, то там раненые или мертвые солдаты, вырванные безжалостными снарядами из рядов атакующих.
Барабанщики по-прежнему отбивали ритм атаки, и северяне приободрялись по мере продвижения, их голоса наполнились энтузиазмом, почти радостью, будто всё это действо являлось спортивным соревнованием.
Ближайший американский флаг был щедро обрамлен золотистыми кистями и настолько тяжелым, что знаменосец шел с трудом, словно преодолевая реку. Полк регулярной армии поравнялся с первой линией атакующих и теперь поспешил вперед с примкнутыми штыками, ради чести стать первыми солдатами-федералистами, сломавшими оборону мятежников.
– Пли! – приказал офицер-южнокаролинец, и пехота в серых мундирах дала второй залп. В воздухе взметнулись шомполы, а над ружьями поднялось облачко грязноватого дыма. Застрельщики Легиона Фалконера отбежали обратно к флангам полка. Штыки солдат из Род-Айленда выглядели ужасно длинными в закрывающей солнечный свет дымовой завесе.
– Готовьсь! – скомандовал майор Бёрд, и солдаты вскинули винтовки на плечи.
– Держать оружие ниже! – рявкнул сержант Траслоу с левого фланга.
– Целься в офицеров! – крикнул капитан Хинтон, отступивший вместе с застрельщиками.
Старбак по-прежнему лишь наблюдал. Он слышал, как офицер северян подгоняет своих солдат:
– Вперед, вперед, вперед!
У офицера были длинные рыжие бакенбарды и очки в золотой оправе.
– Вперед, вперед!
Теперь Старбак различал лица северян, их открытые в крике рты и вытаращенные глаза.
Один солдат споткнулся, почти уронил винтовку, но потом восстановил равновесие. Атакующие прошли мимо первых мертвых тел застрельщиков. Офицер в расшитом золотым галуном мундире, сидящий верхом на серой лошади, вскинул саблю, чтобы указать ей на мятежников.
– В атаку! – выкрикнул он, и первая шеренга пехоты перешла на быстрый и неровный бег.
Северяне приободрялись про мере продвижения, а барабанщики сбились с ритма и просто яростно колотили палочками. Упавший флаг был поднят, его великолепные шелковые полосы ярко выделялись в дыму.
– В атаку! – снова заревел офицер-северянин, а его лошадь встала на дыбы среди клубов ружейного дыма.
– Пли! – завопил майор Бёрд, а потом ухнул с непритворной радостью, когда весь первый ряд Легиона исчез в облаке вонючего дыма.
Эта стрельба была похожа на грохот труб, возвещающих о конце времен в Судный день. Это был внезапный, резкий и ужасающий залп со смертельно короткого расстояния, и барабанщики атакующих северян внезапно погрузились в молчание, а точнее, их грохот сменили вопли и крики.
– Перезаряжай! – рявкнул Мерфи.
Сквозь пелену порохового дыма, поднявшегося над изгородью, невозможно было ничего разглядеть. Из дыма вылетело несколько вражеских пуль, но слишком высоко. Легион перезарядил оружие, с силой проталкивая пули Минье к пороху и пыжу.
– Вперед! – крикнул майор Бёрд. – Ведите их вперед! К изгороди, к изгороди! – он подпрыгивал от возбуждения, махая незаряженным револьвером. – Вперед! Вперед!
Старбак, всё еще находящийся в прострации, снова начал заряжать револьвер. Он точно не понимал, зачем это делает или как соберется использовать свое оружие, но просто хотел чем-нибудь себя занять, и поэтому забил пули и порох в шесть ячеек Сэвиджа, а потом намазал кончики пуль жиром, чтобы запечатать ячейки и тем предотвратить попадание горящего пороха в соседние камеры.
Его руки по-прежнему дрожали. В своем воображении он еще видел то великолепное знамя, сияющее красным и белым, поднятое с покрытой пятнами крови травы и снова развевающееся под лучами солнца.
– Пли! – закричал с фланга сержант Траслоу.
– Бей ублюдков! Бей ублюдков! – ревел майор Бёрд, который всего час назад считал мысль о том, что он может быть вовлечен в сегодняшнее сражение, совершенно смехотворной.
– Целься ниже! В животы ублюдкам! – это орал капитан Мерфи, бросивший лошадь и стрелявший из винтовки вместе со своими солдатами. Дым от первого залпа поредел и явил взору валяющуюся на траве серую лошадь офицера-янки. Там были и людские тела, клубы дыма и сбившиеся в кучу солдаты.
Адам остался у леса вместе со Старбаком. Он тяжело дышал, словно только что совершил пробежку. Одна из гладкоствольных пушек Эванса выпустила в сторону луга заряд картечи.
Над знаменосцами Легиона свистели осколки снарядов. Какой-то солдат нетвердой походкой вышел из рядов седьмой роты, кровь сочилась из его левого плеча. Тяжело дыша, он прислонился к дереву, и пуля вонзилась в ствол прямо над его головой.
Солдат выругался и выпрямился, а потом похромал в сторону линии огня. Увидев решительность солдата, Адам вытащил из кобуры револьвер и пришпорил лошадь.
– Адам! – позвал его Старбак, вспомнив данное Мириам Фалконер обещание позаботиться о безопасности своего друга, но было уже слишком поздно. Адам вел свою лошадь сквозь завесу горького дыма, через поваленную изгородь на свободный от дыма клочок земли, где теперь невозмутимо заряжал револьвер капсюлями, явно не замечая свистящих вокруг него пуль.
Некоторые солдаты Легиона криками предупреждали его, что человек верхом на лошади может стать гораздо более привлекательной мишенью, чем пеший солдат, но Адам не обратил на них внимания.
Вместо этого он поднял револьвер и разрядил весь барабан в сторону дымков у рядов врага. Адма выглядел почти счастливым.
– Вперед! Вперед! – прокричал он, не обращаясь ни к кому конкретно, но с дюжину человек из Легиона ответили на его призыв. Они встали на колени рядом с лошадью Адама и наугад стреляли в сторону рассеявшегося на местности врага.
Первый подавляющий залп Легиона разорвал линию атакующих на мелкие группки синемундирников, встающих в подобие шеренги, чтобы обмениваться выстрелами с одетыми в серое южанами.
Губы солдат покрылись черными пятнами пороха от разрываемых ртом патронов, а на их лицах читался ужас, ярость или возбуждение. Опустошив револьвер, Адам засмеялся.
Всюду царил хаос – лишь клубы дыма, проблески пламени и возбужденные людские крики. Вверх по склону, позади рваной первой линии нападавших, продвигалась вторая.
– Вперед! – закричал майор Бёрд, и группы солдат ринулись на несколько шагов вперед, а враг на несколько шагов отступил. Старбак присоединился к Адаму, просыпав капсюли из правой руки, пока пытался набить шесть ячеек своего Сэвиджа. За его спиной опустился на колено и выстрелил какой-то солдат, потом встал и перезарядил винтовку.
Он бормотал проклятия в сторону северян, награждая грязными ругательствами их матерей и детей, проклиная их прошлое и недолгое будущее.
Офицер род-айлендского полка взмахнул саблей, подгоняя своих солдат, и согнулся пополам, когда пуля вошла ему в живот. Сержант Траслоу молча и с мрачным выражением лица зарядил свою винтовку комбинацией из круглой пули и трех дробинок картечи [24]24
Боеприпас из нескольких (обычно трех) дробинок и одной пули для гладкоствольного мушкета, называемый buck and ball (от англ. buck – олень; ball – мушкет. пуля). Использовался во время Гражданской войны и Войны за независимость в Америке для увеличения разброса и радиуса поражения мушкетного выстрела.
[Закрыть], чтобы наверняка поразить цель. Он не стрелял наугад, а обдумано выбирал мишень и тщательно прицеливался.
– Идите домой! Идите домой! – кричал Адам северянам, и эти слишком мягкие слова приобрели совсем уж нелепый оттенок из-за его возбужденного тона.
Он снова поднял револьвер и нажал на спусковой крючок, но то ли неправильно зарядил оружие, то ли забыл взвести курок, но ничего не произошло, а он продолжал нажимать, выкрикивая нападавшим, чтобы шли домой. Стоящий рядом Старбак, похоже, был не в состоянии выстрелить по флагу, который знал всю свою жизнь.
– Давайте, ребята! Давайте! – это возглас донесся с далекого правого фланга конфедератов, где Старбак заметил цветисто одетых луизианских зуавов, выпускающих последний залп порохового дыма, чтобы броситься в штыковую атаку на врага. Некоторые луизианцы держали охотничьи ножи, огромные, как сабли.
Они ринулись вперед нестройными рядами, так пронзительно вопя, что у Старбака заледенела кровь в жилах. Боже мой, подумал он, но ведь их всех перережут, застрелят на открытой местности, но вместо этого северяне отступили и продолжали отходить, и внезапно луизианская пехота уже была среди застрельщиков в синих мундирах, а северяне спасались бегством.
Взметнулся длинный нож, и солдат упал, кровью хлестала из раны на его голове. Еще один застрельщик северян был пригвозжден к земле штыком, и весь центр федералистов откатился назад под натиском зуавов, а потом отступление переросло в беспорядочное бегство северян, пытающихся избежать тяжелых клинков.
Но на поле боя была лишь горстка луизианской пехоты, а их фланги остались открыты для огня, и внезапно залп со стороны северян опустошил их ряды. Полковник Уит упал, его мешковатую красную сорочку залила кровь.
Луизианцы, которых было слишком мало, остановились, когда на них посыпались вражеские пули. Их тела в вычурных одеждах дергались, когда в них попадали пули, но эта безумная атака вонзилась в самое сердце строя янки в доброй сотне шагов вниз по склону. Но теперь настала очередь зуавов повернуть назад и отнести своего раненого полковника к лесу.
– Пли! – выкрикнул артиллерист южан, и одна из гладкоствольных пушек изрыгнула на северян заряд картечи.
– Пли! – заорал майор Бёрд, и множество винтовок Легиона скрылись в дыму и пламени. Юный солдат из четвертой роты забивал пулю в дуло, где уже находилось три заряда из пуль и пороха. Он нажал на курок, но, похоже, не заметил, что оружие не выстрелило, и снова начал его заряжать.
– Пли! – крикнул майор Эванс, и полк из Южной Каролины сделал залп через изгородь, и на лугу полк из Род-Айленда отступил, оставив своих раненых и убитых лежать в крови на траве.
– Пли! – капеллан луизианцев, позабыв свою библию, разрядил револьвер в сторону янки, нажимая на спусковой крючок, пока револьвер не стал щелкать впустую, но он всё продолжал нажимать, открыв рот от возбуждения.
– Пли! – рявкнул Траслоу на своих солдат. Шестнадцатилетний юноша вскрикнул, когда порох из патрона взорвался прямо ему в лицо, потому что он засыпал его в горячее дуло винтовки.
Роберт Декер выстрелил из ружья в сторону дымовой завесы. На траве то там, то сям тлел огонь, вызванный вылетающими из винтовок горящими пыжами.
Раненый пополз назад к лесу, пытаясь перебраться через завал досок из сломанной изгороди. Его тело задрожало, а потом он затих.
Лежащее на траве тело мертвой офицерской лошади подергивалось, когда в него попадали пули северян, но это были единичные выстрелы, потому что полк из Род-Айленда был слишком напуган, чтобы стоять прямо и как следует заряжать оружие во время отступления.
Мятежники выкрикивали оскорбления, заталкивали пули в еще горячие дула, с силой вбивая заряд, нажимали на курки и начинали все сначала. Старбак наблюдал, как Легион дерется в своем первом сражении, и был поражен атмосферой радости и почти карнавального восторга. Даже возгласы солдат звучали для него как безумное гиканье перевозбужденных детей.
Группы солдат бросались вперед, подражая атаке зуавов, и гнали деморализованный полк из Род-Айленда всё дальше и дальше вниз по склону, пока первая атака янки полностью не выдохлась.
Но вторая линия янки находилась уже на полпути вверх по склону, и всё больше войск северян прибывало по дороге Садли. Там был полк морской пехоты США, а также три свежих добровольческих полка из Нью-Йорка.
Появились и новые пушки, а первые кавалеристы-янки проскакали галопом к своему левому флангу, пока свежая пехота северян стоически маршировала по открытой местности в качестве подкрепления остаткам первых нападавших, которые отступили на две сотни шагов от валяющихся на земле тел, полосы скользкой от крови травы и развороченного дерна, отмечающих самую дальнюю точку приливной волны этой неудавшейся атаки.
– В шеренгу стройсь! В шеренгу стройсь! послышался крик где-то в центре строя конфедератов, и каким-то образом уцелевшие офицеры и сержанты расслышали приказ и повторили его, и орущие и обезумевшие мятежники медленно отошли обратно к изгороди. Они ухмылялись и смеялись, полные гордости тем, что только что совершили.
Время от времени кто-нибудь принимался улюлюкать без очевидной причины или поворачивался кругом, чтобы послать пулю в отступающих северян. Вниз по склону полетели оскорбления.
– Катитесь к своим мамочкам, янки!
– В следующий раз пошлите настоящих мужчин!
– Ну и как вам теплый прием виргинцев, трусы!
– Молчать! – выкрикнул майор Бёрд. – Молчать!
Кто-то начал истерически смеяться, а кто-то захлопал. У подножия холма опять загрохотали пушки северян, посылая снаряды к вершине холма, снова покрыв его темным дымом.
Короткоствольные гаубицы и не прекращали стрельбу, посылая свои круглые снаряды высоко над головой родайлендцев и ньюйоркцев, чтобы они разорвались у кромки леса.
– Назад к лесу! Назад к лесу! – приказ прокатился по линии мятежников, и южане отступили обратно в тень. Перед ними, где над сгоревшей травой понемногу рассеивался дым от выстрелов, по обеим сторонам того, что осталось от изгороди, лежало несколько мертвецов, а за изгородью, на залитом солнечным светом лугу, распростерлись тела северян.
Офицер с рыжими бакенбардами лежал там с открытым ртом, а очки в золотой оправе съехали набок. Рядом с мертвецом села ворона.
Раненый северянин приполз к лесу, умоляя дать ему воды, но ни у кого из легионеров ее не было. Они опустошили свои фляжки, а теперь солнце палило всё сильнее, их глотки пересохли от содержащейся в порохе селитры, но воды не было, а напротив них из дальнего леса выходили новые янки, чтобы снова придать жару атаке.
– Мы снова сделаем это, ребята! Снова сделаем! – воскликнул майор Бёрд, и хотя беспорядочное первое сражение Легиона не дало ему возможность полностью проверить свою военную доктрину, он неожиданно понял, что достиг кой-чего гораздо более значимого – нашел тот вид деятельности, который доставлял ему радость.
Все свои зрелые годы Таддеус Бёрд стоял перед классической дилеммой бедного родственника – выказывать ли вечную и почтительную благодарность или продемонстрировать независимость суждений, ощетиниваясь шипами возражений против любых господствующих традиций, и последний вариант больше нравился Бёрду ровно до того момента, пока в дыму и возбуждении сражения не стало надобности вставать в позу.
Теперь он расхаживал перед своими солдатами, наблюдая, как обретала форму новая атака северян, и ощущал странное удовлетворение.
– Зарядите оружие, – приказал он твердым тоном, – но не стреляйте! Зарядить, но не стрелять!
– Цельтесь им в брюхо, ребята, – громко провозгласил Мерфи. – Уложите их, и оставшиеся отправятся домой.
Адам, как и его дядя, тоже ощутил, как огромный груз упал с его души. Чудовищный шум сражения наложил проклятие смерти на всё, над чем он работал многие месяцы после избрания Линкольна, но этот жуткий звук также означал, что Адама больше не заботят проблемы войны и мира, рабства или освобождения, прав штатов или христианских принципов, он лишь хотел быть добрым соседом для людей, вызвавшихся служить его отцу.
Адам даже начал понимать отца, который никогда не бился над вопросами морали и не взвешивал свои поступки в яростной попытке гарантировать благоприятный вердикт в Судный день.
Однажды, когда Адам спросил отца о его жизненных принципах, Вашингтон Фалконер просто рассмеялся, отмахнувшись от вопроса. «Знаешь, в чем твоя проблема? Ты слишком много думаешь. Я не знаю ни одного счастливого человека, который бы слишком много думал. Размышление – дело запутанное. А жизнь – это просто как перепрыгнуть через плохую изгородь на хорошей лошади, чем больше ты будешь полагаться на лошадь, тем безопаснее, и чем больше ты предоставляешь жизни идти своим чередом, тем ты счастливее.
Беспокойство о принципах – это болтовня школьных учителей. Ты обнаружишь, что лучше спишь, когда ведешь себя с людьми естественно. Это не принцип, просто практичность.
Никогда не мог выносить причитания о принципах. Просто будь собой!»
И в этом хаосе сражения, разбивающем мир вдребезги, Адам наконец-то доверил лошади прыгнуть через барьер и обнаружил, что муки совести испарились от простой радости исполненного долга. Стоя на лугу под перекрестным огнем, Адам повел себя правильно. Может, он и проиграл битву за свою страну, но выиграл войну со своей душой.
– Заряжай! Не стрелять! – майор Бёрд медленно шел перед ротами Легиона, наблюдая, как собираются для второй попытки орды янки. – Цельтесь ниже, когда они подойдут, ребята, цельтесь ниже! И молодцы, все вы молодцы!
