Текст книги "Приключения Натаниэля Старбака"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 106 страниц)

– Далеко?

– Весьма, – Бёрд пытался удовлетворить ее любопытство со всей возможной тактичностью. – Так ты встречалась с мистером Старбаком?

– Да, черт побери, – она хихикнула, хотя и не объяснив причину.

– Он довольно мил, – добавила она неубедительно, и Таддеус Бёрд, лишь недавно женившийся, почувствовал внезапный укол ревности в отношении Старбака.

Он немедленно побранил себя за эту недостойную зависть, а потом поразился тому, как это дочери Траслоу удалось стать ее причиной.

– Мистер Старбак – настоящий священник? – нахмурилась Салли, задав этот странный вопрос.

– Священник? – воскликнул Бёрд. – Он имеет отношение к теологии, несомненно. Я не слышал, чтобы он проповедовал, но он не рукоположен, если ты об этом.

– Что значит не рукоположен?

– Это суеверная церемония, позволяющая человеку отправлять христианские таинства, – Бёрд помедлил, гадая, не смутил ли ее своим неверием. – А это важно?

– Для меня – да. Так он не священник? Вы ведь это хотите сказать?

– Не священник.

Салли улыбнулась, не Бёрду, а из-за какой-то своей внутренней радости, а потом вышла в коридор и на мокрую улицу. Бёрд смотрел, как девушка забирается в седло и ощутил себя так, будто его внезапно обожгло яростное пламя.

– Кто это был? – позвала с кухни Присцилла, услышав, как хлопнула входная дверь.

– Неприятности, – Таддеус Бёрд запер дверь на щеколду.

– Двойная работа и неприятности, но не для нас, не для нас, – он отнес свечу обратно в маленькую кухоньку, где Присцилла выкладывала то, что осталось от свадебного торжества, на тарелку.

Таддеус Бёрд отвлек ее от работы, обняв своими худыми руками и прижав к себе, недоумевая, как это ему могло прийти в голову покинуть этот скромный дом и прекрасную женщину.

– Не знаю, стоит ли мне идти на войну, – тихо произнес он.

– Ты должен делать то, что хочешь, – ответила Присцилла, ощутив, как заколотилось ее сердце при мысли о том, что ее муж может и не уйти вместе с вояками. Она любила и восхищалась этим неуклюжим и умным человеком с непростым характером, но не могла представить его солдатом.

Она могла представить военным привлекательного Вашингтона Фалконера или даже лишенного воображения майора Пелэма, или почти любого из тех крепких юнцов, что обращались с винтовкой так же уверенно, как в свое время с лопатой или вилами, но не могла вообразить на поле боя своего вспыльчивого Таддеуса.

– Мне вообще не понятно, как это тебе захотелось стать военным, – сказала она, но очень мягко, чтобы он не принял ее слова за критику.

– Знаешь, почему? – спросил Таддеус, а потом сам ответил на вопрос. – Потому что я воображал, что смогу стать мастером в военном деле.

Присцилла готова была рассмеяться, но потом заметила, что ее муж серьезен.

– Правда?

– Военное дело – это просто применение силы с помощью ума, а я, среди прочих своих недостатков, умен. И также полагаю, что каждый мужчина должен найти занятие, в котором он достигнет совершенства, и не перестаю сожалеть, что я такого не нашел. Я могу писать простую прозу, это верно, и я неплохой флейтист, но это довольно распространенные таланты. Нет, мне нужно найти стезю, на которой я смогу продемонстрировать мастерство. До сих пор я был слишком осторожен.

– Лелею надежду, что ты продолжишь быть осторожным, – сухо сказала Присцилла.

– У меня нет желания делать тебя вдовой, – улыбнулся Бёрд. Он видел, что его жена несчастна, усадил ее и налил немного вина в неподходящий стакан без ножки.

– Но тебе не следует волноваться, – объяснил он ей, – потому что всё это, смею сказать, лишь бессмысленная суета. Не могу представить, что начнется серьезная драка. Будет просто много позерства и хвастовства и много шума практически из ничего, и к концу лета мы все вернемся домой и будем бахвалиться своей храбростью, а всё останется почти так же, как теперь, но, дорогая, тех, кто не присоединится к этому фарсу, ожидает унылое будущее.

– Почему это?

– Потому что если мы не присоединимся, соседи сочтут нас трусами. Мы как люди, которые участвуют в танцах, хотя терпеть их не могут и даже не особо любят музыку, но вынуждены резво отплясывать, если хотят потом поужинать.

– Ты боишься, что Вашингтон пошлет тебе нижнюю юбку? – Присцилла задала этот уместный вопрос очень смиренно.

– Я боюсь, – честно признался Бёрд, – что окажусь для тебя недостаточно хорош.

– Мне не нужна война, чтобы убедиться в том, что ты хорош.

– Но, кажется, она всё равно будет, и твой древний муженек еще поразит тебя своими способностями. Я докажу, что могу быть Галлахадом, Роландом, Джорджем Вашингтоном! Нет, зачем так скромничать? Я стану Александром!

Своей бравадой Бёрд вызвал смех новобрачной, и тогда он поцеловал ее, дал ей в руки стакан с вином и заставил глотнуть.

– Я буду твоим героем, – заявил он.

– Мне страшно, – сказала Присцилла Бёрд, и ее муж не понял, говорит ли она о том, что готовит эта ночь, или о том, чего ожидать от всего лета, поэтому он просто взял ее руку и поцеловал, обещая, что всё будет в порядке. А в темноте всё стучал дождь.

Глава шестая

Когда поезд с лязгом и свистом остановился и предохранительная решетка локомотива замерла всего в двадцати шагах от проделанного Траслоу разрыва в пути, начался дождь. Ветер, наполненный дождем, относил дым из высокой выпуклой трубы в сторону реки. Паровоз издал короткий свисток, а потом люди Траслоу выволокли двух машинистов из кабины.

Старбак уже вернулся к мосту, чтобы прокричать об этих новостях полковнику, который, стоя около реки в шестидесяти футах ниже, требовал объяснений, с какой стати появление поезда задерживает разрушение моста.

У Старбака не нашлось достойного ответа.

– Скажи Хинтону, чтобы немедленно вернулся обратно через мост! – Фалконер сложил ладони у рта, чтобы прокричать этот приказ Старбаку. Его голос звучал рассерженно. – Слышишь меня, Нат? Я хочу, чтобы все немедленно вернулись!

Старбак обогнул баррикаду и увидел машинистов, прислонившихся спинами к огромным колесам паровоза. Капитан Хинтон разговаривал с ними, но при приближении Старбака он обернулся.

– Почему бы тебе не отправиться на помощь Траслоу, Нат? Он пробивается со стороны служебного вагона.

– Полковник велел всем перейти обратно через мост, сэр. И побыстрее.

– Вот пойди и скажи это Траслоу, – предложил Хинтон. – А я подожду тебя здесь.

От пыхтящего паровоза пахло дымом, копотью и маслом. Над передним колесом у него была прикручена табличка с выгравированном на металле названием «Молниеносный».

Позади паровоза находился тендер, нагруженный дровами, а за ним – четыре пассажирских вагона, товарный и служебный.

Люди Траслоу находились в каждом вагоне, чтобы приструнить пассажиров, он сам занимался охранниками в служебном вагоне. Они заперлись внутри, и пока Старбак двигался вдоль остановившегося поезда, Траслоу выпустил в стенку вагона первые пули.

Некоторые пассажирки завизжали при звуке выстрелов.

– Если кто-нибудь доставляет тебе неприятности, воспользуйся оружием! – крикнул Хинтон Старбаку.

Старбак почти забыл про огромный револьвер Сэвиджа с двумя спусковыми крючками, который носил с того дня, как отправился за Траслоу на холмы. Теперь он вытащил свое длинное оружие.

Над ним нависали вагоны, их маленькие печки выпускали клубы дыма на холодном и влажном ветру. Некоторые осевые буксы были так горячи, что падающий на металлические ящики дождь вскипал, превращаясь в пар.

Пассажиры наблюдали за Старбаком через оконное стекло, забрызганное дождем и грязью, и под их взглядами тот каким-то странным образом ощутил себя героем.

Он был в грязи, небрит, с длинными нечесаными волосами и в неопрятной одежде, но под боязливыми и любопытными взглядами пассажиров превратился в лихого мерзавца, вроде тех налетчиков, что скакали галопом по приграничным английским пустошам в романах Вальтера Скотта.

За грязным оконным стеклом поезда находился респектабельный обычный мир, к которому не далее как шесть месяцев назад принадлежал и Старбак, а по эту сторону был дискомфорт и опасность, риск и прочая чертовщина, и со всей горделивостью юности он вышагивал перед испуганными пассажирами.

Какая-то женщина закрыла ладонью рот, будто ее шокировало его лицо, а ребенок вытер запотевшее стекло, чтобы лучше рассмотреть Старбака. Тот помахал ребенку, немедленно отпрянувшему от страха.

– Вас за это повесят! – прокричал из открытого окна крепкий мужчина с широкими бакенбардами, и благодаря этой злобной угрозе Старбак понял, что пассажиры приняли налетчиков Фалконера за обычных грабителей.

Он посчитал эту мысль на удивление лестной и громко рассмеялся.

– Вас повесят! – крикнул мужчина, а потом один из участников налета в вагоне велел ему сесть и заткнуться к чертовой матери.

Старбак добрался до служебного вагона как раз когда один из людей внутри прокричал Траслоу, чтобы тот перестал стрелять. Траслоу, вооруженный револьвером, планомерно простреливал стенку вагона, посылая пулю за пулей в каждую третью доску и таким образом загоняя его обитателей к задней стенке, но теперь, осознав, что следующая пуля наверняка попадет в одного из них, люди внутри закричали, что сдаются.

Задняя дверь с большой осторожностью отворилась, и на площадке служебного вагона появились два человека среднего возраста, худой и толстый.

– Я даже не должен был здесь находиться, – запричитал толстяк в сторону Траслоу, – я просто решил составить компанию Джиму. Не стреляйте, мистер. У меня жена и дети!

– Ключи от товарного вагона? – поинтересовался Траслоу у тощего человека с усталым лицом.

– Вот, мистер, – тощий, одетый в форму охранника, протянул тяжелую связку ключей, а потом, когда Траслоу кивнул, бросил ее вниз. Как и Траслоу, охранник производил впечатление человека, который уже через всё это проходил.

– Что в нем? – спросил Траслоу.

– Ничего особенного. Главным образом всякая машинерия. И немного свинцовых белил, – пожал плечами охранник.

– Я всё равно взгляну, – заявил Траслоу, – так что вы оба спускайтесь, ребята, – он говорил очень спокойно и даже засунул свой опустошенный револьвер за пояс, когда те двое спустились на камни железнодорожного полотна. – Поднимите руки. Выше, – приказал Траслоу, а потом кивнул Старбаку. – Обыщи их. Ищи оружие.

– Я оставил свое внутри, – произнес охранник.

– Обыщи их, парень, – настаивал Траслоу.

Старбака смущала необходимость стоять так близко, что он мог вдохнуть страх толстяка. Тот носил дешевые позолоченные часы на цепочке с кучей побрякушек, тянувшейся через живот.

– Возьмите часы, сэр, – сказал он, когда рука Старбака провела по цепочке, – давайте, сэр, возьмите их, сэр, пожалуйста.

Старбак оставил в покое часы. На шее охранника дико бился пульс, пока Старбак опустошал его карманы. Там была фляжка, портсигар, два носовых платка, коробка с трутом, горсть монет и книга.

– Никакого оружия, – объявил Старбак, когда закончил с обоими охранниками.

Траслоу кивнул.

– Там, откуда вы приехали, ребята, есть солдаты?

Мужчины помедлили, будто собираясь соврать, но потом охранник кивнул.

– Целая прорва милях в десяти отсюда. Может, сотня солдат верхом из Огайо. Говорят, они поджидают мятежников, – он сделал паузу и нахмурился. – Вы мятежники?

– Просто обычные грабители поездов, – сказал Траслоу и замолчал, чтобы выпустить на свои ботинки струю табака. – А теперь отправляйтесь обратно к этим солдатам, ребята.

– Пешком? – в ужасе спросил толстяк.

– Пешком, – подтвердил Траслоу, – и не оглядывайтесь, или мы начнем стрелять. Идите между рельсами, и медленно, просто продолжайте идти. Я буду пристально за вами наблюдать. Отправляйтесь!

Те двое отправились в путь. Траслоу подождал, пока они окажутся за пределами слышимости и снова сплюнул.

– Звучит так, будто кто-то знал, что мы придем.

– Я никому не рассказывал, – выступил Старбак в свою защиту.

– Я и не говорил, что это ты проболтался, даже и не думал. Черт, полковник трепался про этот рейд целые дни напролет! Просто удивительно, что нас не поджидает половина армии Соединенных Штатов.

Траслоу взобрался в служебный вагон и исчез внутри.

– Кстати, – продолжал он, – ты в курсе, что есть люди, которые считают тебя шпионом. Просто потому, что ты янки.

– Кто так говорит?

– Да всякие люди. Ничего такого, что должно тебя беспокоить. Им просто больше не о чем трепаться, вот они и гадают, какого чёрта янки делает в виргинском полку. Хочешь кофе, здесь есть на плите? Теплый. Не горячий, но теплый.

– Нет, – Старбака оскорбило, что его верность была поставлена под сомнение.

Траслоу снова появился на задней площадке вагона с брошенным охранником пистолетом и жестяной кружкой с кофе. Он убедился, что оружие заряжено, и осушил кружку, перед тем как спрыгнуть на пути.

– Хорошо. Теперь пойдем обыщем пассажирские вагоны.

– Не лучше ли нам уйти? – предложил Старбак.

– Уйти? – нахмурился Траслоу. – С какого это дьявола нам вдруг уходить? Мы только что остановили этот чертов поезд.

– Полковник хочет, чтобы мы ушли. Он готов взорвать мост.

– Полковник может подождать, – заявил Траслоу, махнув в сторону пассажирских вагонов. – Начнем с последнего. Если какой-нибудь ублюдок решит создать нам проблемы, пристрели его. Если какая-нибудь женщина или ребенок начнут кричать, врежь им по-быстрому.

Пассажиры – как наседки. Если позволишь им суетиться, они поднимут дьявольский шум, но напугай их как следует, и они будут вести себя тихо и мирно. И не бери ничего крупного, нам придется ехать быстро. Деньги, украшения, часы, вот что нам нужно.

Старбак застыл.

– Вы не будете грабить пассажиров! – он и самом деле был шокирован при мысли об этом. Одно дело – остановить поезд как грабитель, с точки зрения охваченных ужасом пассажиров, но совсем другое – нарушить шестую заповедь.

Самую сильную трепку Старбак всегда получал в качестве наказания за воровство. Когда ему было четыре, он набрал миндаля из банки на кухне, а двумя годами спустя взял игрушечный деревянный кораблик из сундука с игрушками старшего брата, и оба раза преподобный Элиял высек его до крови в качестве возмездия.

С того дня и до того, как Доминик убедила его украсть деньги майора Трейбелла, воровство вызывало ужас у Старбака, и последствия его помощи Доминик лишь подкрепили выученный в детстве урок, что воровство – это чудовищное преступление, за которое Господь наверняка покарает.

– Вы не должны воровать, – сказал он Траслоу. – Не должны.

– Ты что, ожидаешь, что я куплю у них их пожитки? – насмешливо поинтересовался Траслоу. – А теперь пошли, не отставай.

– Я не буду помогать в воровстве! – настаивал Старбак. Он и так слишком часто грешил в последние недели. Впал в грех похоти, пил спиртное, заключал пари, не чтил отца и мать и не соблюдал день отдыха Господа, но вором он не станет.

Он помог Доминик в краже лишь потому, что она убедила его, что эти деньги принадлежат ей, но не станет помогать Траслоу грабить невинных пассажиров. Многие грехи выглядели неявными и их трудно было избежать, но воровство было абсолютным грехом, который невозможно было отрицать, и Старбак не будет рисковать ступить на скользкую дорожку в ад, добавив этот проступок к своему и без того прискорбно длинному списку неправедных деяний.

Траслоу внезапно рассмеялся.

– Всё время забываю, что ты священник. Или наполовину свящкнник, – он бросил Старбаку связку ключей. – Один из них от товарного вагона. Залезь внутрь и обыщи его. Тебе не придется ничего красть, – произнес он с сарказмом, – но можешь поискать военное снаряжение, и если заметишь что-нибудь, что стоит украсть, можешь сообщить об этом мне. И возьми вот это, – Траслоу вытащил свой огромный обоюдоострый нож из ножен и бросил его Старбаку.

Старбак не смог его поймать, но вытащил неуклюжий клинок из железнодорожного полотна.

– Зачем это?

– Чтобы перерезать глотки, парень, но ты можешь открывать им ящики. Или ты планируешь воспользоваться для этого зубами?

Тяжелый медный висячий замок на двери товарного вагона висел на добрых десять футов выше путей, но ржавая ступенька показывала, каким образом Старбак мог до него добраться. Он подтянулся и неловко вцепился в замок, подбирая ключи. В конце концов он нашел нужный, отпер вагон и сдвинул тяжелую дверь, а потом забрался внутрь.

Вагон был наполнен коробками и мешками. Мешки было проще открыть, в них находилось зерно, хотя Старбак понятия не имел, какое именно.

Он пропустил горсть сквозь пальцы, а потом прыгнул к уложенным штабелями ящикам, недоумевая, каким образом сможет обыскать их все.

Проще всего было бы сбросить их на землю, но ящики наверняка были частной собственностью, а он не хотел что-нибудь разбить.

На большей части ящиков стояли отметки, что они направляются в Балтимор или Вашингтон, доказательство того, что оккупация Харперс-Ферри не полностью прервала сообщение через горы.

На одном из ящиков, окрашенном в темный цвет и помеченном для Вашингтона, была надпись с орфографическими ошибками:

«1000 потронов для винтовки мушкета 69IN».

Это уж точно военное снаряжение, а значит, законный трофей. Он использовал неуклюжий нож, чтобы разрезать веревки, удерживавшие штабель ящиков, и стал передвигать мешающие ему коробки на мешки с зерном.

Ему понадобилось минут пять, чтобы добраться до темного ящика, и еще больше времени, чтобы снять с него крепко приколоченную крышку, обнаружив, что под ней и правда находятся упакованные в бумагу патроны, каждый состоял из пули и меры пороха.

Старбак постарался приладить крышку обратно, а потом стащил ящик на землю. По-прежнему шел дождь, и он стукнул по крышке каблуком правой ноги, пытаясь покрепче ее прижать и предохранить содержимое от дождя.

Во втором штабеле находился еще один темный ящик, так что он забрался обратно в товарный вагон и передвинул несколько коробок, пока не добрался до второго ящика, на котором также красовалась надпись, объявляющая о том, что его содержимым являлись патроны. Он добавил этот ящик к первому, взобрался обратно в вагон, чтобы продолжить тщательный обыск.

– Чёрт возьми, что ты делаешь, парень? – у двери вагона появился Траслоу. В правой руке он держал тяжелую кожаную сумку, а в левой – пистолет охранника.

– Это патроны, – Старбак махнул рукой в сторону двух ящиков позади Траслоу, – и думаю, что там могут быть и другие.

Траслоу пнул по крышке ближайшего ящика, опустил глаза, а потом сплюнул на патроны струю табака.

– Не больше проку, чем от сисек быка.

– Что?

– Шестьдесят девятый Калибр, у меня был такой в Мексике. А у тех винтовок, что полковник купил в Ричмонде – пятьдесят восьмой.

– Ох, – Старбак почувствовал, как заливается краской от смущения.

– Например, ты мог бы разжечь ими костер? – предложил Траслоу.

– Так от них нет проку?

– Только не для нас, парень, – Траслоу засунул револьвер за пояс, взял один из патронов и вытащил пулю. – Вот же большая сучка, правда? – он показал ее Старбаку. – Есть еще что-нибудь ценное?

– Я пока нашел лишь пули.

– Охренеть, парень, – Траслоу бросил тяжелую сумку, зловеще звякнувшую при падении, взобрался в вагон и выхватил нож из рук Старбака.

– Я забрал наших ребят из вагонов, пока пассажирам не пришло в голову что-нибудь эдакое. Забрал столько оружия, сколько смог, но некоторые из этих сучьих детей хорошо его прячут. Всегда находится какой-нибудь ублюдок, желающий стать героем. Помню одного юнца на железной дороге Ориндж-Александрия пару лет назад. Думал, что сможет меня схватить, – он сплюнул, усмехаясь.

– И что произошло?

– Он закончил свое путешествие в служебном вагоне, парень. Лежа на спине под брезентом, – говоря это, Траслоу сдирал крышки с ящиков, бегло осматривал их содержимое и выбрасывал под дождь.

Коробка с фарфоровыми тарелками с изображением лилий разбилась о пути. За ней последовала куча одежды, ящик с соусниками и партия хрупких газовых светильников. Дождь усилился, его капли громко стучали по деревянной крыше товарного вагона.

– Может, нам лучше уйти? – нервно спросил Старбак.

– С чего бы это?

– Я сказал вам. Полковник Фалконер готов взорвать мост.

– Кому какое дело до моста? Сколько времени, по-твоему, понадобится, чтобы его восстановить?

– Полковник говорит, что несколько месяцев.

– Несколько месяцев! – Траслоу рылся в ящике с одеждой в поисках того, что может ему приглянуться. Не найдя ничего стоящего, он бросил ящик под дождь.

– Я бы смог восстановить этот мост за неделю. Дай мне десять человек, и он заработает через пару дней. Фалконер не отличит гусиного дерьма от золотых самородков, парень.

Он выкинул бочку с содой и еще одну, с крахмалом для стирки.

– Тут ничего нет, – фыркнул он и снова спрыгнул на землю. Он взглянул на запад, но местность была пустынна. – Отправляйся к служебному вагону, парень, – приказал он Старбаку, – и принеси горячих углей.

– Что вы собираетесь сделать?

– Поразмыслить о том, не пристрелить ли тебя, если ты задашь еще один чертов вопрос. А теперь иди и принеси мне чертова угля.

Траслоу опрокинул оба ящика с патронами калибра.69 на пол, пока Старбак забирался в служебный вагон, где еще горела небольшая пузатая печка. Рядом с ней стояло цинковое ведро с углем. Он высыпал оттуда уголь, открыл кочергой дверцу печки и сгреб в пустое ведро кучку тлеющих головешек.

– Молодец, – сказал Траслоу, когда Старбак вернулся. – Теперь брось уголь на патроны.

– Вы собираетесь поджечь вагон?

Дождь шипел, падая в ведро.

– Да Бога ради! – Траслоу схватил ведро и швырнул уголь на рассыпанные патроны. Секунду уголь просто мерцал между бумажными обертками, а потом с тихим хлопком взорвался первый патрон, и внезапно вся куча аммуниции запылала, взрываясь и изрыгая огонь.

Траслоу подобрал кожаную сумку, лежащую у его ног и сделал Старбаку знак уходить.

– Пошли! – крикнул Траслоу двум своим людям, оставшимся в последнем пассажирском вагоне.

Когда охранники покидали вагоны, они предупредили пассажиров, что всякий, кто последует за налетчиками, будет застрелен. Большинство участников налета несли тяжелые сумки или тюки и все выглядели довольными проделанной работой. Некоторые шли назад с пистолетами в руках, чтобы быть уверенными в том, что никто из пассажиров не попытается стать героем.

– Проблемы начнутся, когда мы пройдем мимо баррикады, – предупредил Траслоу. – Том? Микки? Оставайтесь со мной. Капитан Хинтон! Пусть машинисты поднимутся в паровоз.

Хинтон втащил двух машинстов обратно в кабину паровоза, а потом последовал за остальными с револьвером наготове. Секундой позже огромная машина выпустила гигантскую струю шипящего пара и громко лязгнула, и внезапно весь поезд дернулся вперед.

В пассажирском вагоне вскрикнула женщина. Теперь товарный вагон вовсю пылал, испуская черный дым под струями дождя.

– Пошли! – поторопил Траслоу капитана Хинтона.

Паровоз с лязгом двинулся вперед, над его трубой заклубился серо-белый дым. На щеку Старбака приземлился кусочек черной сажи.

Хинтон ухмылялся и кричал на машиниста, который, по-видимому, внезапно открыл заслонку, потому что поезд рванулся вперед, туда, где рельсы заканчивались, и глубоко зарылся носом в насыпь. Камни и дерево разлетелись по сторонам.

Четыре ведущих колеса, каждое почти шесть футов в диаметре, начали с визгом вращаться, почти потеряв контакт с рельсами, и в агонии, дюйм за дюймом, чудовищная машина с дрожанием продвигалась вперед, пока ее маленькие передние колеса разрывали сломанные крепления. Защитная решетка со скрежетом превратилась в груду искореженного металла.

Хинтон взмахнул револьвером, машинист открыл заслонку на полную, и тридцатитонный паровоз, пошатываясь, как огромное раненое животное, дернулся вперед и накренился на бок.

Старбак испугался, что он вот-вот свалится на берег реки, утащив за собой все вагоны, но потом, к счастью, огромная машина заглохла. Пар начал выходить с противоположной стороны.

Одно из маленьких передних колес свободно вращалось над истоптанной поверхностью, а ведущие колеса с задней стороны паровоза вырыли в железнодорожном полотне колею глубиной в фут, до того, как машинист сумел отсоединить поршни, выпустив новые клубы пара в дождливый воздух.

– Подожгите тендер! – крикнул Траслоу, и Хинтон приказал одному из машинистов набрать полную лопату горящей древесины из топки и бросить ее на дрова в тендере.

– Еще! – поторопил Траслоу, – еще! – Траслоу нашел вентиль от бака с водой, находящегося в тендере, и открыл его. Вода хлынула с задней стороны тендера, а оставшаяся часть уже горела столь же яростно, как и товарный вагон.

– Пошли! – прокричал Траслоу. – Пошли!

Налетчики быстро миновали баррикаду и побежали к мосту. Траслоу с двумя людьми остался на страже, чтобы никто за ними не погнался, пока капитан Хинтон вел остальных по узким доскам, уложенным рядом с рельсами на мосту.

Полковник Фалконер ждал на противоположном берегу, крича, чтобы люди Хинтона поторапливались.

– Поджигайте костры! Медликотт! – выкрикнул Фалконер вниз, в сторону ущелья. – Быстрее! – обратился он к Хинтону. – Бога ради! Что вас задержало?

– Нужно было убедиться, что поезд не уедет обратно за помощью, – объяснил капитан Хинтон.

– Никто здесь не подчиняется приказам! – полковник скомандовал отступить по меньшей мере четверть часа назад, и каждая секунда промедления наносила оскорбление его и без того хрупкой власти. – Старбак! – заорал он. – Разве я не велел тебе привести людей назад?

– Да, сэр.

– Так почему же ты этого не сделал?

– Это моя вина, Фалконер, – вмешался Хинтон.

– Я отдал тебе приказ, Нат! – крикнул полковник. Остальные его люди уже сидели в седле, все, кроме Медликотта, который поджигал сложенную у опоры моста кучу дров. – А теперь запал! – скомандовал полковник.

– Траслоу! – прорычал капитан Хинтон тем трем, что остались на противоположной стороне ущелья.

Траслоу с кожаной сумкой в руках покинул баррикаду последним. Переходя через мост, он отбрасывал доски в сторону, чтобы затруднить путь для преследователей.

С далекой баррикады прозвучал выстрел, и дымок от него немедленно унесло ветром. Пуля попала в рельсы на мосту и срикошетила в реку. Два густых облака дыма от горящего товарного вагона и тендера стелились низко у земли, улетая в сторону северной ветки железной дороги.

– Запал подожжен! – крикнул Медликотт и начал карабкаться вверх по склону. Позади него плевался закручивающимися струйками дыма горящий запал, змеившийся вниз по склону, в сторону огромной кучи древесины, уложенной вокруг порохового заряда.

– Быстрее! – рявкнул полковник. Заржала и встала на дыбы лошадь. Из-за баррикады снова раздались выстрелы, но Траслоу уже перешел через мост и находился вне зоны поражения.

– Ну же, давай! – закричал полковник. Траслоу по-прежнему нес кожаную сумку, и у всех людей Хинтона имелись похожие. Благодаря этим тяжелым сумкам Фалконер наверняка понял, почему его приказ отступать был проигнорирован, но предпочел промолчать.

Мокрый и грязный сержант Медликотт выбрался из ущелья и поставил ногу в стремя, когда дымок на запале достиг кучи хвороста. Сержант Траслоу забрался в седло, и Фалконер развернулся.

– Поехали!

И он повел своих людей прочь от железнодорожной насыпи.

Огонь в ущелье, должно быть, уже разгорелся, потому что густой дым покрывал решетку моста, хотя пороховой заряд еще не взорвался.

– Поехали! – торопил их Фалконер, а позади него лошади поскальзывались, с трудом пробираясь по глинистому склону, пока, наконец, поезд не скрыла листва, и когда сквозь листья и ветки просвистело несколько случайных пуль, они не задели ни одного солдата Легиона.

Фалконер остановился на перекрестке и обернулся, чтобы посмотреть на атакованный поезд. Огонь распространился из товарного вагона и тендера на остальные вагоны, и бывшие пассажиры поезда, мокрые и несчастные, теперь карабкались по влажному склону, чтобы избежать опасности.

Длинные пассажирские вагоны выполняли роль дымовой трубы, по которой яростно гудело пламя, пока с треском не лопнули оконные стекла, и через них в дождь вырвался огненный поток.

Поезд представлял собой горящие обломки – паровоз сошел с рельсов, а вагоны разрушились, но мост, который был целью налета, по-прежнему стоял.

Пороховой заряд не сдетонировал от запала, возможно, потому, что порох намок, а пламя, которое, как предполагалось, высушит порох и взорвет его, если не сработает запал, теперь, похоже, потухло из-за намокших дров и под принесенным ветром дождем.

– Если бы ты выполнил мои приказы, – резко выбранил Старбака полковник, – осталось бы время, чтобы установить заряды заново.

– Я, сэр? – Старбак был поражен несправедливостью этих обвинений.

Капитан Хинтон был в той же степени удивлен словами полковника.

– Я же сказал вам, Фалконер, это моя вина.

– Я отдал приказ не вам, Хинтон. Я отдал его Старбаку, и он не был выполнен, – Фалконер говорил резко и с холодной яростью, потом развернул коня и вонзил в него шпоры. Лошадь заржала и резко скакнула вперед.

– Проклятый янки, – тихо произнес сержант Медликотт и последовал за Фалконером.

– Забудь их, Нат, – сказал Хинтон. – Это была не твоя вина. Я замолвлю о тебе словечко полковнику.

Старбак до сих пор не мог поверить, что его обвинили в неудаче атаки. Он просто онемел, потрясенный несправедливостью полковника.

Внизу, на путях, не сознавая, что группа налетчиков до сих пор находится где-то над ними, некоторые из пассажиров поезда стояли на краю неповрежденного моста, а другие начали растаскивать баррикаду с искореженных рельсов. Огонь в ущелье, похоже, полностью погас.

– Он привык, что все ему подчиняются, – Траслоу подвел лошадь к Старбаку. – Думает, что может купить всё, что пожелает, и самое лучшее, прямо сразу.

– Но я ничего плохого не сделал!

– Тебе и не нужно было. Он хочет кого-нибудь обвинить. И посчитал, что если свалит всё на тебя, то ты ничего ему не сделаешь. Вот почему он выбрал тебя. Он ведь не мог свалить всё на меня, правда?

Траслоу пришпорил коня.

Старбак обернулся и посмотрел на ущелье. Мост не был поврежден, и кавалерийский налет, который должен был стать славной победой, которая положит начало триумфальному крестовому походу Легиона, превратился в мутный и вымокший под дождем фарс. И обвинили в этом Старбака.

– Черт побери, – выругался он вслух, бросая вызов своему Богу, а потом развернулся и последовал за Траслоу на юг.

– Тут действительно об этом? – Бельведер Дилейни держал в руках выпуск «Вестника Уилинга» четырехдневной давности, привезенный в Ричмонд из Харперс-Ферри. Хотя «Вестник» и был виргинской газетой, он поддерживал северян.

– Что? – Итан Ридли был расстроен и мало интересовался тем, что могли написать газеты.

– В прошлую среду грабители остановили пассажирский поезд, направляющийся на восток, один человек ранен, паровоз сошел с рельсов, – Дилейни кратко пересказывал заметку по мере того, как бегло ее просматривал.