Текст книги "Коллекция детективов"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Роберт Альберт Блох,Роальд Даль,Лоуренс Блок,Роберт Ранке Грейвз,Джон Лутц,Роберт Ллойд Фиш,Стив Аллен,Аврам (Эйв) Дэвидсон,Дарси Линдон Чампьон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 90 страниц)

Джеймс Ризонер
НОЧНАЯ СМЕНА

Совершенно СЕКРЕТНО № 6/133 от 06/2000

Перевод с английского: Автор перевода не указан

Рисунок:  Игорь Гончарук

Все ночные смены одинаковы. Уж я-то знаю, что чувствует человек в эти темные, тягучие часы. Скуку и страх, вот что. Скучно бывает потому, что в ночную смену никогда ничего не происходит. А страшно – потому что так и ждешь какой-нибудь пакости. Все ночные магазинчики тоже одинаковы и похожи на коробки, набитые нехитрой снедью в пакетиках и «товарами первой необходимости» навроде молока или хлеба. Цены тут – ого-го, но где еще затариться едой после полуночи?

Крошечный магазинчик «Покупка на ходу» был далеко не первым моим местом работы. Став вдовцом, я принялся мотаться по стране, поскольку не видел смысла сидеть сиднем. В ночных лавочках всегда нужна рабочая сила, а мне опыта не занимать, так что найти место – пара пустяков. Обычно меня ставят в ночную смену. Ну, да это тоже пустяк. Зато днем я могу делать что хочу.

Независимо от местонахождения ночного магазина, покупатели в нем всегда одинаковые. До полуночи заглядывают подростки, берут коку. Студенты приходят за пивом и сушеным картофелем, молодые супруги забегают купить молока или пачку подгузников. Иногда забредает забулдыга в надежде разжиться пивком после полуночи. Некоторые, если им отказываешь, начинают качать права.

А порой заходят парни навроде того, который был сегодня вечером. Вот тогда-то и становится страшно. Он был тощий, рябой и небритый, с нелепыми круглыми бегающими глазками. Руки он держал в карманах потрепанной ветровки. Я тотчас понял, что это за субчик.

Человеку с моим стажем грабеж не в диковинку. В большинстве лавчонок заведено правило: если грабят, не рыпайся и смотри в оба. Исполняй все требования налетчика. Бытует мнение, что так оно безопаснее.

Я смотрел на парня и чувствовал, как у меня сводит брюхо, потеют ладони и колотится сердце. Похоже, я нарвался.

Парень взял пакетик сушеной картошки и подошел к кассе, по-прежнему держа другую руку в кармане. В этот миг открылась дверь, и в магазин вошли двое мужчин с маленьким мальчиком. Они сразу же направились к стеллажу, где стоял лимонад. Парень в ветровке смерил их тяжелым взглядом и бросил на прилавок двадцать шесть центов. Я выбил чек. Парень толкнул дверь, вышел на улицу, и я, наконец, перевел дух.

А вскоре приехали Джордж и Эдди на своей патрульной колымаге. Они каждую ночь заглядывают ко мне выпить кофе.

– Привет, ребята, – сказал я. – Вам бы объявиться чуток пораньше.

Джордж налил себе из бачка стаканчик кофе и спросил:

– А что стряслось, Фрэнк?

– Может, у страха глаза велики, но, сдается мне, тот парень хотел почистить кассу. Да только вошли покупатели, и он передумал.

– Он угрожал тебе пистолетом?

– Нет, пистолета я не видел, но нутром почуял неладное. Возможно, просто перетрусил.

– Нутро никогда не подводит, – рассудил Эдди. – Как он выглядел?

– Тощий, килограммов шестьдесят – семьдесят, ростом под метр восемьдесят, белобрысый, лет тридцати, в джинсах и бурой ветровке.

Эдди занес эти сведения в книжечку, а Джордж спросил меня:

– Ты видел, на чем он приехал?

– Он пришел на своих двоих. Может, оставил машину в темном месте.

– Ладно, будем поглядывать. Вероятно, он уже не вернется. Во всяком случае, сегодня.

Вскоре после их отъезда начался наплыв покупателей, и мне было недосуг размышлять о том парне. До трех часов ночи работы было невпроворот, а потом торговля опять замерла. Теперь она оживится только в начале пятого, когда ко мне потянется рабочий люд.

Парень вернулся без двадцати четыре. Уже минут десять мимо магазина не проезжала ни одна машина, и я знал, что на этот раз его никто не спугнет. Я кивнул парню и постарался сделать вид, будто мне вовсе не страшно.

– Пачку «кэмел», – бросил парень. Я положил сигареты на прилавок. – Пивом уже не торгуешь?

– Боюсь, поздновато, – ответил я, чувствуя, что начинаю потеть. Мой форменный красно-белый халат уже сделался влажным. – Выпивка продается только до полуночи. Во все дни, кроме субботы.

Парень немного покачался на пятках. У него были желтые зубы и оспины на щеках. Он злорадно ухмыльнулся и произнес тоном, которого я не забуду до конца моих дней:

– Ладно, тогда больше ничего не надо.

Я принялся щелкать кнопками. Когда кассовый ящик открылся, парень приказал:

– Выходи оттуда. У меня в кармане пукалка.

Я понимал, что веду себя как дурак, но все же спросил:

– Это ограбление?

– Правильно мыслишь, придурок. А теперь выходи, и поживее!

Я проглотил подкативший к горлу комок и приступил к исполнению указаний грабителя – обошел вокруг микроволновки и машины, которая делает воздушную кукурузу. Они на миг заслонили меня от налетчика, и, кажется, он не видел, как я сунул руку под полу халата и нащупал кобуру.

Когда я вышел из-за прилавка, мой пистолет был нацелен точнехонько в лоб этого парня. В его глазах мелькнуло удивление, тотчас сменившееся испугом.

Должно быть, точно такие же чувства отразились на лице моей жены Бекки, когда она вошла в крошечный ночной магазин за тридевять земель отсюда и спугнула оказавшегося там грабителя. Он сумел унести ноги, а женщина, составлявшая смысл моей жизни, истекла кровью на грязном кафельном полу.

Я спустил курок, и испуганная мина на его физиономии взорвалась. Разумеется, он не успел пустить в ход свой пистолет. Да и был ли у него пистолет?

Я оставил пушку на прилавке, вышел на улицу и позвонил в полицию. Набирая номер, я прикидывал, куда бы теперь податься. Едва ли кто-то удивится, если после такого приключения я уволюсь с работы.

Значит, будет новый город, новое имя, новая служба. Найти место – пара пустяков. Ночные магазинчики все как один, а опыта мне не занимать.

Александр Рогов
ЭКСТРЕННЫЙ ВЫЗОВ

Совершенно СЕКРЕТНО № 7/134 от 07/2000

Совершенно СЕКРЕТНО № 8/135 от 08/2000

Рисунок:  Игорь Гончарук

Лучи фар выхватили из темноты два женских силуэта. Женщины возбужденно махали руками, указывая, куда ехать, потом суетливо побежали перед «скорой» во двор, поминутно оглядываясь, желая убедиться, что мы никуда не исчезли.

– Уйди из-под колес, чума! – бормотнул сквозь зубы Степаныч, поворачивая руль.

В полутемном каменном мешке, образованном тремя шестиэтажными домами я разглядел очертания старых деревьев в глубине двора, крышу детской беседки, легковой автомобиль. Возле автомобиля копошился народ. Видимо, местные жильцы – одеты в большинстве по-домашнему, некоторые даже в тапочках. Все они, как по команде, махали нам руками, будто сомневались в нашей способности соображать. Когда мы подъехали ближе, люди расступились, и мы увидели распростертое на земле тело.

Рядом с телом стояли на коленях две женщины. Одна, постарше, в темном шелковом халате заламывала руки и пронзительно кричала. Лицо ее было искажено гримасой отчаяния. Вторая, лет двадцати пяти, с русыми прямыми волосами и бледным, плоским лицом, как мне показалось, быстрыми сосредоточенными движениями ощупывала лежащего, словно пыталась найти скрытые повреждения. Когда ее осветили лучи фар, она отвернулась и медленно поднялась с колен. На ней были выцветшие джинсы в обтяжку и простенькая куртка цвета хаки.

Степаныч остановил машину, и я выпрыгнул из кабины. Следом за мной выскочила моя помощница Инна – девушка весьма привлекательная и не менее серьезная. Наши с ней беседы неизменно заходят в тупик, едва я пытаюсь вывести их из границ чистого знания. Иногда мне кажется, что она создана для служения медицине, но для чего Бог снабдил ее густыми волосами цвета спелой ржи, носиком идеальной формы, пухлыми розовыми губами и чуточку тяжеловатыми, но все-таки восхитительными ногами?! Для меня это – самая важная тайна природы, и все мои мысли порой сосредоточены на ее разгадке.

Правда, мне постоянно мешают. То и дело возникают обстоятельства, которые отнимают массу сил и времени. Сейчас таким обстоятельством явилось огнестрельное ранение во дворе на Электрозаводской улице. И хотя мы люди мирные и в чем-то даже скромные, отдуваться за чужие шалости с оружием придется сейчас именно нашей бригаде.

Она была уже в полном составе – из салона с носилками выскочили мужественные санитары, студенты мединститута Вадик и Славик.

Сверкая во тьме белизной халатов, мы вступили в круг возбужденных жильцов.

– Так! Немедленно всем отойти! – объявил я суровым голосом. – Не перекрывать кислород! Кто может сказать, что случилось?

– Я скажу, я! – затараторила какая-то женщина, выскакивая в полосу света. – Я живу на первом этаже – окно открыто. Слышу – шум, будто дерется кто-то. Я выглянула. Но плохо видно было. Мужчина вроде побежал – сюда, к машине. А тут – выстрел! Но негромко так, как будто шампанское открыли… Он упал, а эти за ним побежали. А тут муж велел окно закрыть, и я сразу Казариным позвонила, потому что это их машина… Я думала, может, угнать хотят, а это он сам и оказался… А «скорую» уже Казарина вызывала…

Я присел около лежащего на земле, нащупал сонную артерию. Пульс безбожно частил. Из глотки вырывался неприятный свистящий звук. Человек был без сознания.

– Он жив? Доктор, он жив? Что же вы молчите?! – истерически закричали над моим ухом.

Я поморщился и оглянулся.

– Вадим, Славик – быстро в машину! Только осторожно – возможно повреждение позвоночника. Инна, жене – успокаивающее!

Мы положили мужчину на носилки. Санитары, крякнув, подхватили их и помчались к автомобилю. Жильцы расступились. Передо мной на секунду мелькнуло лицо девушки в джинсах – она как сомнамбула двинулась следом за носилками.

Я забрался в салон. Жена Казарина с остановившимися глазами уже сидела в кресле сопровождающего, вцепившись в край операционного стола, на котором лежал ее муж.

Лицо раненого синело, из горла вырывался надсадный сип. Явные симптомы удушья, хотя повреждений шеи я не заметил. Над правым ухом мужчины тянулся сочащийся темной кровью желобок – след, оставленный прошедшей по касательной пулей.

Мы вскрыли трахею и вставили дыхательную трубку, подключили кислород.

– Инна, – скомандовал я, вводя в ротовую полость Казарина ларингоскоп. – Готовь систему – лазикс, преднизолон…

В просвете ларингоскопа я увидел предмет, послуживший причиной удушья. Мне удалось сразу же извлечь его. С виду он был похож на таблетку из черной пластмассы.

Я поднял глаза: Инна фиксировала на локтевом сгибе раненого иглу, Славик следил за манометром, а с бокового сиденья на меня внимательнейшим образом смотрела девушка с плоским, неприятным лицом.

– Вы кто? – резко спросил я.

– Родственница, – невнятно пробормотала девушка, отводя глаза.

Что-то настораживало в ее поведении, в ее сутулой, по-походному одетой фигуре. Она сама казалась здесь инородным телом.

– Вон из машины! – коротко сказал я, машинально опуская черную таблетку в карман халата.

Некрасивое лицо девушки приобрело угрюмое и настырное выражение. Она, кажется, собиралась что-то возразить, но в этот момент темноту озарили тревожные синие сполохи – во двор влетела дежурная милицейская машина. Мне не было до нее никакого дела, но на секунду я отвлекся – девушка исчезла. Я тут же забыл о ней и дал команду в кабину:

– Жми, Степаныч!

Степаныч включил маячок и сирену, и мы помчались. Я велел Вадиму, сидящему в кабине, сообщить по рации, чтобы готовили операционную. Инна подняла на меня свои изумительные ореховые глаза и чрезвычайно серьезно спросила:

– Довезем?

Наш пациент дышал, но по-прежнему находился в коме. По его бледному с запавшими щеками лицу трудно было определить, сколько ему лет. Вообще трудно было понять что-либо, кроме того, что дела его исключительно плохи. Хотя пуля прошла по касательной, она, видимо, вызвала ушиб мозга и внутричерепное кровотечение. Вдобавок эта странная асфиксия.

Я нащупал в кармане пластмассовый цилиндрик. Как в дыхательных путях Казарина могла оказаться эта штуковина? Выходит, он держал ее во рту, а в момент ранения непроизвольно вдохнул. Может быть, какая-то таблетка? Нужно будет спросить жену Казарина, принимал ли муж какие-то необычные лекарства.

В больнице нас уже ждали. В считанные секунды неподвижное тело Казарина было перемещено на каталку, и его повезли в операционную. Нейрохирург Тяжлов, громадный, кажущийся неповоротливым в своем бледно-зеленом одеянии, сумрачно выслушал мои краткие пояснения и мельком взглянул на инородное тело.

– Что в лоб, что по лбу! – философски заметил он и ушел в операционную.

Жена Казарина сидела в коридоре отделения, сцепив руки на колене и неотрывно глядя в одну точку на белой стене. Она оказалась довольно привлекательной особой, хотя и заметно осунулась после обрушившегося на нее несчастья. Правда, лицо ее все-таки портила привычная маска высокомерия, которая вообще характерна для посетителей нашей больницы. У нас не бывает «простых» пациентов. И нашу «скорую» не вызовешь по «03». Если Казарина набирала наш номер телефона, значит, у нее имеются причины смотреть на мир несколько свысока. Это может быть престижная должность, или мешок с золотом, или какие-то тесные связи с людьми о-очень высокого полета.

Но сейчас меня не интересовал уровень чужого благополучия. Меня разбирало любопытство по поводу черной таблетки. И я напрямик спросил о ней убитую горем женщину, представив дело так, будто без ответа на этот вопрос невозможно дальнейшее лечение.

Казарина взглянула на пластмассовый кружочек с полным равнодушием.

– Мой муж не принимал лекарства, – глухо ответила она. – Он был очень здоровым человеком. Энергичным. Три раза в неделю посещал тренажерный зал. Голыми руками с ним было не справиться. Поэтому они застрелили его.

– Почему вы говорите – был? – возмутился я.

– А вы думаете, что он выберется? – с сомнением спросила женщина, устремляя на меня полный тоски взгляд.

– Всегда есть надежда, – осторожно заметил я, пряча неизвестный предмет в карман пиджака. – А кто это – они? Ему кто-то угрожал?

– Последние месяцы он был сам не свой. Все время на нервах. Ничем со мной не делился. Но я знаю, что у него масса врагов. В свое время он должен был занять место первого заместителя директора своей фирмы, но его подсидели, и с тех пор у него не было ни минуты покоя… – Женщина замолчала и, опустив голову, быстро вытерла глаза тыльной стороной кисти. – Если у вас больше нет вопросов, оставьте меня… Мне тяжело говорить!

Я ретировался. Вскоре диспетчер отправил нашу бригаду на вызов, потом еще на один… Под утро мы полтора часа выводили из кардиогенного шока отставного генерала внутренних войск, и я начисто забыл о Казарине.

Отдежурив на «скорой», приступил к работе в своем реанимационном отделении, где опять занимался с несчастным генералом. В конце рабочего дня я увидел в коридоре Тяжлова и вспомнил о ночном вызове.

– Иван Николаич! Минуточку! А где же прооперированный? Неужели минуя реанимацию?..

– Казарин? – хмуро уточнил Тяжлов. – Он, брат, все миновал… Готовь теперь объяснительную… Его дамочка наверняка постарается из нас все соки выжать!

А на дворе вовсю сияло майское солнце. Кудрявая тень вековых дубов лежала на зеленом шелковом газоне. Территорию больницы, больше похожую на романтический парк, со всех сторон окружал высокий каменный забор. Вдоль асфальтовой дорожки, ведущей к воротам, благоухали кусты персидской сирени. Однако оставаться в этом великолепии не хотелось ни минуты, и я, не задерживаясь, пошел к проходной.

Охранники придирчиво осмотрели мой пропуск и с большой неохотой выпустили. На входе у нас сидят дюжие ребята из охранного агентства «Гепард». Стригутся под полубокс, носят пятнистую униформу и воображают, что за их спиной – граница. У них в задней комнатке имеются даже автоматы, только они стараются этого не афишировать.

Вырвавшись из рук наших церберов, я направился к станции метро. Первым желанием было отправиться домой и завалиться спать, презрев все соблазны майского дня. Но потом моя подлая натура подбросила как бы нечаянную мысль. Мысль была окрашена в трогательно-сентиментальные цвета и пахла сиренью. Может быть, потому, что увиделись мы впервые именно в мае.

Марина работала криминалистом, вместе со следственной группой раскручивала уголовные дела. На одном деле, связанном с вывозом цветных металлов, она и погорела. В самом прямом смысле. В один из прекрасных майских дней села в машину, чтобы отвезти в прокуратуру материалы по делу. Автомобиль взорвался. Марина чудом осталась жива, но получила ожоги рук и шеи. Я работал тогда на обычной «скорой» и отвозил ее в больницу.

Потом навещал ее, приносил фрукты и цветы. Меня поразили ее глаза. В них была какая-то необыкновенная глубина и ожидание чуда. Вместо чуда появился я.

Какое-то время мы встречались, но Марина так и не смогла оправиться от потрясения. Она потеряла интерес к практической работе и устроилась преподавателем в Высшую школу милиции.

Мы встречались все реже, а встречи делались все холоднее и, если можно так сказать, официальнее. Это было невыносимо для нас обоих, и мы предпочли расстаться.

Однако время от времени я ловил себя на мысли, что мечтаю о том, чтобы в моей жизни появился любой, самый незамысловатый повод для новой встречи с Мариной. И вот сегодня такой повод, кажется, появился. Кто же, как не криминалист-профессионал, поможет мне разгадать секрет черной пластмассовой штучки, которую некоторые граждане носят во рту, когда у них неприятности на службе!

В школу МВД меня дальше порога не пустили. Дежурный поинтересовался, по какому вопросу я разыскиваю Антипову Марину Петровну. «По личному», – еле сдерживаясь, ответил я. Он посмотрел на меня с таким сомнением, будто я в ближайшие пятнадцать лет не мог рассчитывать на личную жизнь. Однако куда-то позвонил, и не прошло тридцати минут, как появилась Марина.

Она была в легком свитере с воротником, подпиравшим подбородок, и с рукавами до запястий. Увидев меня, Марина округлила глаза:

– Какими судьбами?

Я протянул ей букет сирени, который купил на остановке, и сказал, что соскучился. Она негромко рассмеялась и махнула рукой:

– У меня сейчас лекция, куда я с такой охапкой!

Это было не совсем то, на что я рассчитывал, но делать было нечего. Я достал из кармана кусочек пластмассы и протянул его Марине.

– Можешь определить, что это за хреновина? Я не уверен, но кажется именно из-за нее ухлопали человека.

Она покачала цилиндрик на ладони:

– Ладно, попытаюсь. Чего не сделаешь для старого друга! Позвони денька через два.

И, ничего больше не сказав, ушла.

А я, оставшись один, странным образом мгновенно потерял всякий интерес к пластмассовой таблетке, и вся эта суета вокруг нее показалась полной глупостью. Гораздо больше меня терзала теперь неудовлетворенность от нашей встречи с Мариной. Я был недоволен собой и чувствовал себя дураком. В таком состоянии духа и приехал домой.

Поднявшись на седьмой этаж, отпер дверь своей холостяцкой квартиры и первым делом направился к холодильнику. Хотелось есть. Но не успел я распахнуть дверцу, как раздался звонок в дверь. Чертыхнувшись, пошел открывать.

На пороге стоял невысокий худощавый человек в сером костюме и черной рубашке без галстука. У него были усталые недоверчивые глаза и жесткие складки у рта.

– Вы – Ладыгин Владимир Сергеевич? – поинтересовался он.

Я кивнул, пытаясь вспомнить, видел ли я когда-нибудь этого человека.

– Следователь прокуратуры Рыбин, – коротко представился он, – приезжаю к вам уже второй раз. Можно войти?

Я пожал плечами:

– Пожалуйста!

Он вошел и быстрым взглядом окинул мое жилище.

– Однокомнатная? Так-так… Владимир Сергеевич, вы вчера увозили на «скорой» некоего Казарина?

Я кивнул.

– Что-нибудь можете о нем сказать?

Мне ничего не оставалось, как опять пожать плечами.

– Да, пожалуй, ничего. Я могу сказать что-то о его ранении, состоянии… а о нем самом? Жена его толковала о каких-то неприятностях. Спросите у нее…

Рыбин пронзительно посмотрел на меня и спокойно сказал:

– Я обязательно последовал бы вашему совету, но, к сожалению, Казарина Галина Николаевна сегодня утром исчезла.

* * *

Галина Николаевна Казарина выслушала сообщение нейрохирурга без слез. Она потеряла способность четко мыслить, и все чувства ее притупились. Как сквозь сон до нее доносились слова врача – о костных осколках, о базиллярной артерии, о нарастающей гематоме…

А Тяжлов, недовольный собой, говорил нарочито строго, обстоятельно, обильно пересыпая речь медицинскими терминами, пока наконец не сообразил, что старается впустую.

Казарина еще некоторое время смотрела на хирурга, будто ожидая продолжения, а потом произнесла бесцветным голосом:

– Я хочу уйти. Кто-нибудь может проводить меня?

Тяжлов, спохватившись, сказал поспешно:

– Да-да, разумеется! Пойдемте со мной!

Галина Николаевна послушно двинулась за ним. Хирург открыл дверь в кабинет старшей сестры:

– Наталья Ивановна, прошу вас, проводите женщину до проходной и вызовите такси!

Возле Казариной тотчас выросла внушительная фигура старшей сестры, затянутая в хрустящий белый халат.

– Пойдемте, милочка! – довольно бесцеремонно произнесла Наталья Ивановна. – Вы ведь супруга того мужчины с огнестрельным ранением? Дети есть? Нет? Что ж, хоть в этом вам повезло… Недавно привозили одного предпринимателя – с проникающим черепно-мозговым, жена осталась с тремя детьми…

Развлекая Галину Николаевну подобными рассуждениями, старшая сестра довела ее до проходной и вызвала такси по телефону охраны.

– Эта женщина подождет у вас машину! – заявила Наталья Ивановна стриженым ребятам. – Поможете ей сесть. И будьте повежливее. – И, напоследок сказав Казариной: «Мужайтесь!» – ушла в корпус.

Казарина чувствовала себя неуютно – больничный забор, стриженые затылки, запахи сирени, странным образом смешанные с невыветривающимся больничным запахом, раздражали ее. Поколебавшись, она толкнула дверь пропускного пункта и вышла на улицу.

Утреннее солнце едва позолотило крыши домов. Ветерок пробегал время от времени по пустой улице, едва тревожа листву.

Галине Николаевне стало зябко и неловко от того, что стоит посреди улицы в халате. Беспомощно оглянувшись, она вдруг увидела неизвестно откуда взявшуюся «Волгу» грязно-серого цвета с тонированными стеклами. Водитель открыл правую дверцу и, перегнувшись через сиденье, любезно спросил:

– Вас куда-нибудь отвезти, женщина?

Казарина с облегчением шагнула к машине.

– Только вам придется подождать у дома, – предупредила она. – У меня нет с собой денег.

– Ничего страшного, – успокоил водитель, запуская мотор. – Куда едем?

– Электрозаводская.

Водитель кивнул. Он был довольно молод, одет в бежевую замшевую куртку и линялые джинсы, на круглой голове видавшая виды кожаная кепка. В манере управлять автомобилем чувствовалась едва сдерживаемая, бьющая через край энергия.

На углу «Волга» внезапно затормозила.

– Подсадим товарища, – деловито сказал водитель.

В окне мелькнула долговязая фигура в темном костюме – Галина Николаевна не успела ее как следует рассмотреть. Мужчина открыл дверцу и быстро сел на заднее сиденье. «Волга» тронулась. Казарина безотчетно отметила, что новый пассажир почему-то не удосужился поинтересоваться, куда они едут, но тут же забыла об этом, занятая своими мыслями.

Однако, когда машина, проехав по Малой Бронной, проскочила Садовое кольцо и устремилась по улице Красина, все дальше увозя Галину Николаевну от ее дома, она встревожилась.

– Мы не туда едем!

– Туда-туда! – почти ласково промурлыкал водитель, усмехаясь пухлыми губами.

Казарина оглянулась. Сзади сидели двое! Рядом с мужчиной в темном костюме оказалась невзрачная девушка в затрапезной студенческой куртке – видимо, она пряталась на заднем сиденье с самого начала. В ту же секунду Казарина почувствовала, как сильные пальцы охватывают ее горло. От резкого, дурманящего запаха перехватило дыхание – на лицо Галине Николаевне легла тряпка, пропитанная эфиром…

Честно говоря, слова следователя в первый момент не произвели на меня особого впечатления.

– И вы полагаете, – довольно легкомысленно заметил я, – что я причастен к исчезновению гражданки Казариной?

Рыбин неодобрительно покосился на меня, а потом поискал глазами, где бы присесть. С этим у меня была напряженка – по стульям разбросана одежда на все сезоны, стол захламлен книгами и пластинками, в самом центре спортинвентарь – гантели, боксерские перчатки, на телевизоре ружье для подводной охоты. Добавьте к этому раскладной диван со смятой постелью, и безобразная картинка холостяцкого быта предстанет перед вами во всей полноте.

Я поспешно освободил для следователя стул. Он присел у стола и с интересом поворошил груду книг, сваленных как попало. Одну из них – «Биохимические сдвиги периферической крови при остром инфаркте миокарда» – даже зачем-то полистал и со вздохом заметил:

– Да-а, сложная у вас работа… – Потом кивнул на ружье: – Увлекаетесь?

– Было дело. В студенческие годы мотались с ребятами на море.

– А я больше волейболом интересовался, – живо откликнулся Рыбин. – Первый разряд имел. Ну и, конечно, самбо…

– Может быть, кофейку? – предложил я.

Рыбин с сомнением покосился на кухонную дверь и, очевидно, представив, какой бардак должен там твориться, вежливо отказался.

– Давайте сразу к делу, – предложил он. – К исчезновению Казариной вы, полагаю, вряд ли причастны, поскольку с утра находились в отделении и никуда не отлучались… Казарина покинула больницу около шести часов утра. Медсестра проводила ее до проходной и заказала такси. Охранники утверждают, что Казарина вскоре вышла на улицу и села в подошедшую «Волгу». Было ли это такси – мнения разделились. Один утверждает, что «Волга» была желтого цвета с шашечками, другой настаивает на сером цвете без шашечек. Обычное дело. Суть не в этом. Домой Казарина так и не вернулась. Хотя кто-то там ночью побывал – в квартире все перевернуто… Мы опросили соседей, осмотрели место происшествия – зацепок почти никаких. Поэтому нам важно, что вы можете сообщить. Любая мелочь. Что-нибудь необычное, что вы заметили, услышали…

Я медленно развязал галстук и стянул его с шеи. Негласные правила нашей больницы предписывают неукоснительное ношение галстука всеми сотрудниками мужского пола. В жаркое время года это становится настоящим испытанием на прочность и очень дисциплинирует. Но японские ученые всерьез утверждают, что ношение галстука ухудшает кровоснабжение головного мозга и мешает человеку соображать. Сейчас я очень это чувствовал – в голове царил полный сумбур.

До сих пор не могу понять, почему я решил умолчать о своей находке. Какой-то чертик внутри подзуживал меня и намекал на возможные неприятности. Я сбивчиво заговорил о касательном огнестрельном ранении, коме четвертой стадии… Рыбин перебил меня:

– С заключением судмедэксперта мы ознакомимся позже. Меня интересует, как бы это сказать… сопутствующий антураж. Что вы увидели на месте происшествия? Может быть, какие-то слова раненого, произнесенные в бреду…

– В его состоянии люди не произносят слов, – ответил я. – А на месте происшествия… Ну, что? Было темновато. Соседи, жена… Вот! Когда мы погрузили больного, вместе с нами в машину села девушка, назвавшаяся родственницей. Но мне показалось, что она врет, и я выгнал ее. Да, она еще суетилась около Казарина, когда он лежал там, во дворе.

– Не могли бы вы описать внешность этой девушки? – деловито спросил следователь.

– Ну-у, в какой-то степени… – неуверенно сказал я. – Понимаете, у нее была не та внешность, которая бросается в глаза. Невзрачное лицо, неухоженные волосы, куртка – вроде тех, что носили стройотрядовцы, старые джинсы… Она похожа на студентку, у которой куча «хвостов» и несчастная любовь в придачу.

– А вы поэт, – чуть улыбнувшись тонкими губами, заметил Рыбин. – Если бы вы ее увидели, смогли бы узнать?

– Пожалуй. Хотя… Если, допустим, она поменяет одежду… Трудно сказать.

– Ну, хорошо, – кивнул Рыбин. – Как я понимаю, больше вы ее не видели? Тогда расскажите, о чем вы беседовали с Казариной.

И опять зловредный чертенок предостерегающе цыкнул на меня. Я нахмурился и собрался с мыслями.

– Она говорила, что мужа будто бы подсидели по службе. Он очень нервничал последние месяцы и трижды в неделю посещал тренажерный зал. То есть боролся за место под солнцем изо всех сил. Казарина, как мне показалось, не очень высокого мнения о коллегах мужа. Предполагает, что они его и подстрелили.

– Вот как? – удивился Рыбин. – Владимир Сергеевич, нельзя ли обеспечить какую-нибудь полезную площадь? Мне надо накорябать протокол…

– Ради Бога, – спохватился я и сбросил часть книг со стола на диван.

Следователь со странным одобрением следил за моими решительными действиями.

– Вы холостяк, Владимир Сергеевич? – спросил он и с завистью добавил: – Наверное, чертовски удобно быть холостяком. Не нужно никому объяснять, почему ты снял в комнате носки и когда собираешься вынести мусор… – Видимо, ему это приходилось делать довольно часто. – Итак, больше вы ничего не вспомнили? Тогда я пишу: мною, следователем Мосгорпрокуратуры… Ну и далее по тексту… Вы потом прочитаете и, если не возникнет никаких возражений, подпишете: «С моих слов записано верно…»

Он принялся писать размашистым и неудобочитаемым почерком, бросив через плечо:

– Сдается мне, бытовухой здесь не обойдется. Погибший числился вторым замом генерального директора фирмы «ИнтерМЭТ», сотрудничавшей с оборонными НИИ, а это уже прерогатива ФСБ… Я это к тому, что лично вас, скорее всего, больше беспокоить не буду. Если только сердечко прихватит, – пошутил он. – Вызову вас тогда на «скорой»…

– Вряд ли вы это сделаете, – вежливо заметил я. – Вызов нашей «скорой» стоит приличных денег. И телефон у нас не «03». Наш телефон широко известен, но, знаете, в довольно узких кругах…

– Вот оно что! – поднял брови Рыбин. – Ну что ж, будем тогда жить, как в песне: «Если смерти, то мгновенной…» Прошу ознакомиться и подписаться!

Я наскоро пробежал протокол и поставил свою закорючку. Мне хотелось поскорее остаться одному. Следователь с удовлетворением поднес бумагу к глазам и, убедившись в ее полной законченности, спрятал в тонкую кожаную папку. Затем он поднялся, еще раз окинул завистливым взглядом беспорядок, царивший в квартире, и подал мне руку. Несмотря на то что вид у моего гостя был не слишком внушительным, рукопожатие его оказалось крепким – занятия волейболом не прошли даром.

Перед тем как уйти, Рыбин с любопытством бросил взгляд на окно, за которым виднелся шпиль сталинской «высотки», и спросил:

– Давно обосновались на Смоленской?

– Два года, – ответил я. – Обмен с доплатой. Друзья помогли.

– М-да, а я, знаете, в Орехово-Борисове осел. У вас райончик поинтереснее, верно? Седьмой этаж, конечно, но…