Текст книги "Коллекция детективов"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Роберт Альберт Блох,Роальд Даль,Лоуренс Блок,Роберт Ранке Грейвз,Джон Лутц,Роберт Ллойд Фиш,Стив Аллен,Аврам (Эйв) Дэвидсон,Дарси Линдон Чампьон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 90 страниц)

Гарольд Мазур
БУМЕРАНГ

Совершенно СЕКРЕТНО № 9/172 от 09/2003

Перевод с английского: Хелена Вернер, Андрей Шаров

Рисунок: Юлия Гукова

Тщедушный человечек на свидетельском месте теребил краешек своего галстука. Он был секретарем Рейнора и одним из двух людей, оказавшихся в доме окружного прокурора тем вечером, когда его убили. Я спросил: – Не говорил ли вам Рейнор в день убийства, что собрал против обвиняемого улики, которых достаточно, чтобы отправить его на виселицу?

– Возражаю! – вскочил Сэм Лобак, адвокат защиты, и его щекастая физиономия налилась кровью.

– Поддерживаю, – прошипел судья Мартин, даже не взглянув на меня.

Так было в течение всего процесса: Лобак заявлял протесты, судья поддерживал их. И все это называлось правосудием. Та дама с весами перед зданием суда, должно быть, смеялась во всю свою каменную глотку.

Лобак опустился на стул рядом со своим клиентом. У меня не было ни малейших сомнений – это он убил моего начальника, окружного прокурора Рейнора, единственного человека, которого я уважал и которым восхищался.

По определенным меркам жизнь Фрэнка Хаузера вполне удалась. Кровью и потом других людей он сколотил (и сохранил) три огромных состояния. Он содержал притоны, ночные клубы, игорные автоматы, устраивал лотереи, «крышевал» – словом, занимался всем, что приносило хороший доход.

Он был изящным, гладким, скользким и холодным. Смертельно опасным. Как гремучая змея.

Всякий раз, когда Хаузер дергал за веревочку, по меньшей мере двое политиканов пускались в пляс. И вдруг, совершенно неожиданно, два месяца назад ветры перемен забросили в окружную прокуратуру Дэна Рейнора. Сам по себе Дэн Рейнор, хоть и был неподкупен, не представлял опасности, но в паре со следователем по особо важным делам Томом Гэгэном серьезно угрожал организации и самому существованию преступной машины Фрэнка Хаузера.

Гэгэн был легавым до мозга костей. Неутомимо и дотошно собирал улики против Хаузера и собрал столько, что «большого босса», а с ним и еще пять-шесть важных шишек вполне можно было бы отправить на виселицу.

Поэтому Рейнор должен был умереть, улики должны были испариться из сейфа. И Гэгэн… Впрочем, где Гэгэн? Единственный человек, который может доказать принадлежность Хаузера к этому «цветнику». Где он? На дне реки? В бегах? Подкуплен? Этого я не знал. А если бы и знал, вряд ли это очень помогло бы мне сейчас. Потому что убийство было обстряпано по высшему разряду. И Хаузер, несомненно, выйдет сухим из воды.

Присяжные уже получили свою мзду. Я понял это на второй день слушаний. Более того, не кто иной как Хаузер посадил Мартина в судейское кресло, и теперь тот будет выгораживать его, даже если для этого придется переписать уложение о вещественных доказательствах. Без Гэгэна я не мог сделать ровным счетом ничего.

Как же мне хотелось, чтобы он во всеуслышание дал показания, прежде чем судебные приставы волоком вытащат его из свидетельской ложи. Конечно, это не поможет вздернуть Хаузера, но, по крайней мере, Гэгэна услышит публика, услышат газетчики, и, быть может, все, наконец, узнают, какие делишки творятся в нашем достославном городишке.

Потому что в тот вечер, когда убили Рейнора, Гэгэн был в его доме. Он сидел в другой комнате, но, услышав выстрел, успел заметить, как от дома отъехала машина и помчалась по улице. Это была машина Хаузера, Гэгэн узнал ее.

Но Гэгэн исчез.

Пятьдесят тысяч? Сто? По меркам Хаузера такие деньги – крохи для цыплят. Но они способны вскружить голову. Уж я-то знаю. Мне самому предлагали. До сих пор помню, какой это соблазн. Но если бы я принял взятку от убийцы Рейнора, как бы я потом уживался со своей совестью?

Оружие, из которого застрелили Рейнора, подбросили в окно его кабинета. Автоматические кольты армейского образца выпускались миллионами, и найти владельца было невозможно. Пистолет уже приобщили к вещественным доказательствам. Я взял его и показал человеку, сидевшему в свидетельском кресле.

– Когда вы услышали выстрел и вбежали в кабинет, где именно лежал этот пистолет?

Секретарь Рейнора облизал губы и, потупив взор, ответил:

– Возле свесившейся руки мистера Рейнора.

Я на миг оцепенел, тупо глядя на свидетеля. По залу пробежал шепоток. Да, у них получилось. Они сумели подкупить секретаря Рейнора. И теперь хотели представить дело так, будто окружной прокурор покончил с собой. Ответы моего собственного свидетеля, свидетеля обвинения, связывали мне руки.

То, что произошло мгновение спустя, было совершенно беспрецедентно. Я стремительно шагнул вперед и впечатал кулак в физиономию тощего свидетеля.

Что тут началось! Судья Мартин принялся колотить своим молотком. Сэм Лобак вскочил и что-то заорал. Двое приставов пытались оттащить меня. Хаузер ехидно ухмылялся. Если бы я мог сейчас дотянуться до него, то наверняка задушил бы.

Я дождался окончания пылкой речи судьи и не стал извиняться. Я вообще ничего больше не сказал, просто стоял на месте и даже был готов поднять лапки кверху, когда в зале в задних рядах начался переполох.

Я обернулся, и в висках у меня застучало. По центральному проходу шел высокий человек. Казалось, он передвигается на деревянных ногах, руки его были плотно прижаты к бокам. Том Гэгэн…

Он не смотрел на меня. Он вообще ни на кого не смотрел. Подошел к свидетельскому креслу и, ухватившись за подлокотники, медленно сел. Он выглядел усталым, почти изнуренным. Я заметил тусклый блеск густой испарины, покрывшей все лицо Тома.

Лобак шумно выдохнул воздух. Хаузер вытаращил глаза. Оба выглядели так, будто они отправили Гэгэна в Африку за свой счет, а он вдруг взял да и объявился здесь.

От возбуждения моя кровь быстрее потекла по жилам. Наконец-то мне предоставилась возможность что-то сделать. Если только судья Мартин не прикажет бросить нас обоих в кутузку за неуважение к суду. Я задал Гэгэну несколько предварительных вопросов. Он отвечал невнятно и односложно. Наконец я взял армейский кольт и протянул его свидетелю.

– Вот первое вещественное доказательство, – сказал я. – Вы узнаете этот пистолет?

Гэгэн медленно вертел оружие в руках. Стояла такая тишина, что было слышно, как тикают настенные часы. Все взгляды были прикованы к свидетелю. Гэгэн передернул затвор, заглянул в пустой патронник, наконец, уронил руку с пистолетом на колени и поднял глаза.

– Да. Из этого пистолета был застрелен мистер Рейнор.

– Где находились вы, когда раздался выстрел?

Гэгэн посмотрел мне в глаза и произнес:

– В тот миг я как раз открывал дверь кабинета мистера Рейнора.

Он лгал! Я судорожно вдохнул воздух, ожидая, что Лобак опять начнет протестовать: ведь Гэгэн тогда был далеко от кабинета. Но Лобак молчал. И тут я понял, что задумал Гэгэн. Он решил, что раз уж все остальные свидетели врут, дабы потрафить защите, стало быть, можно передернуть факты и в пользу обвинения. Но если Гэгэн тоже продался? Вдруг он скажет, что видел, как Рейнор покончил с собой? Я, затаив дыхание, задал следующий вопрос.

– И что же вы там увидели?

Лобак и Хаузер напряженно подались вперед. Судья Мартин застыл на своем насесте. Гэгэн скользнул взглядом по столу, за которым сидел защитник, и уставился на Хаузера.

– Я увидел Хаузера. Он стоял за окном с пистолетом в руке и целился в Рейнора. Вот так…

Гэгэн направил тускло блестящий ствол на обвиняемого и посмотрел в прорезь прицела. Хаузер окаменел в своем кресле, челюсть его отвисла. Впервые в жизни мне довелось увидеть Лобака, утратившего дар речи. Устроенное Гэгэном представление застало всех врасплох.

А его глаза сделались вдруг непроницаемыми, как пустые черные окна, набухшая вена наискосок пересекла лоб, а голос сделался отчетливым, почти звонким.

– Хаузер спустил курок… вот… так…

Прогремел выстрел, и я увидел на виске Хаузера, чуть выше брови, кровоточащую дырку. На миг на его лице застыла недоверчивая мина, потом он ничком повалился на стол защитника.

Раздался истошный женский крик. Зрители полезли под стулья. Присяжные, трусливо отступив в глубину своей ложи, сбились в кучку. Судья застыл с занесенным для удара молотком.

Гэгэн выронил пистолет, и тот с громким стуком упал на пол. Желтое восковое лицо свидетеля озарила странная торжествующая улыбка – он сумел незаметно вложить в казенник пистолета патрон. Я схватил Тома за локоть и сильно сжал.

– Они не хотели, чтобы я давал показания, – глухо проговорил он. – И держали меня взаперти на каком-то складе.

– Но ты совершил убийство! – вскричал я. – И ведь ты не видел, как Хаузер застрелил прокурора.

– Нет, – пробормотал Гэгэн, закашлявшись, – не видел. Зато нынче утром на складе я видел, как он убивает другого человека.

Я вытаращил глаза.

– Кого?!

– Меня… – хрипло прошептал Гэгэн.

Он чуть повернулся, завалился набок и, выпав из свидетельского кресла, навзничь рухнул на пол. Пиджак его распахнулся, и я увидел на белой сорочке бесформенное багровое пятно.

Джеффри Скотт
Я ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ МАЙРУ!

Совершенно СЕКРЕТНО № 10/173 от 10/2003

Перевод с английского: Дмитрий Павленко

Рисунок: Юлия Гукова

Эту фразу Гордон Миллер неустанно твердил с того самого момента, как наш самолет рухнул в арктической пустыне. А поскольку теперь он был мертв, я считал своим долгом встретиться с его вдовой. Вместо него. И ради него. Журналисты с ходу окрестили меня смельчаком, сумевшим выжить в этом «ужасном переходе через ледяной ад, унесший семь жизней», но они ошибались. Самое ужасное мне предстояло сделать сейчас – пройти пять ярдов по садовой дорожке до обыкновенной синей двери с окошком из матового стекла. На ухоженной клумбе возле крыльца цвели гиацинты и первые тюльпаны, однако газон давно следовало подстричь. Увы, подумал я, Гордону Миллеру уже не выполнить эту работу.

Из-за того, что мне ампутировали несколько отмороженных пальцев ног, я шел, слегка покачиваясь, и, наверное, со стороны производил впечатление слегка подвыпившего человека. На деле же я пребывал в состоянии паники и лихорадочно пытался найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы повернуть обратно. Например, догнать такси, на котором приехал (водитель все никак не мог развернуть машину на узкой улочке), и сказать, что я ошибся адресом и хочу вернуться в центр Лондона.

Дом был точь-в-точь таким, каким его описывал Миллер, – небольшой, но уютный, несомненно построенный своими руками. Что ж, на нашей станции он был единственным, кого с полным правом можно было назвать мастером на все руки. Негодуя на собственную душевную слабость, я доковылял до двери, поднялся на крыльцо и нажал на кнопку звонка.

Мне открыла миссис Миллер, Майра, которую Гордон больше не увидит из-за… моей трусости. Она оказалась совсем не такой, как я ее себе представлял, – не красотка, но в то же время весьма привлекательная и явно не глупая. Прежде чем я успел произнести хоть слово, она удивленно вскинула брови и быстро спросила:

– Зачем вы пришли?

– Вы знаете, кто я?

– Еще бы! – Она отступила в сторону, жестом приглашая меня в дом, и криво усмехнулась. – Вас показывают по всем программам, ваши фото во всех газетах.

У нее была тонкая талия и стройные бедра, которыми она грациозно покачивала при ходьбе. Я понял, почему Гордон Миллер так рвался домой.

– Садитесь. – Майра указала на кожаное кресло у камина. – Вообще-то вам было вовсе не обязательно сюда приезжать.

Под вешалкой в прихожей я заметил пару поношенных мужских шлепанцев, а на медном подносе на каминной полке – трубку. Это вновь напомнило мне о Миллере… точнее, о его отсутствии.

– Есть вещи, которые не под силу изложить на бумаге…

– Ах ты Боже мой! – вздохнула она и уселась в кресло, поставив локти на колени и подперев ладонями подбородок. В ее голосе мне почудилась насмешка, но я не обиделся.

– Гордон очень много о вас думал.

– Не сомневаюсь. – Майра откинулась на спинку кресла и, достав сигарету из лежавшей на подлокотнике пачки, прикурила ее еще до того, как я полез в карман за спичками.

Громкий щелчок зажигалки напомнил мне, что почти так же щелкнули застежки ремней безопасности за секунду до того, как наш самолет, клюнув носом, камнем пошел вниз…

* * *

– Пристегнитесь! – обернувшись к нам, гаркнул Фергюсон. – Бояться нечего, но поболтает изрядно.

Врет, подумал я и, как выяснилось впоследствии, не ошибся. На Севере компас часто «сходит с ума», и можно запросто сбиться с курса. А для того, чтобы понять, что мы должны были сесть на «большой земле» как минимум полтора часа назад, вовсе не обязательно быть пилотом. Не говоря уже о том, что в таком крошечном самолетике горючего хватает ненадолго. Все это пронеслось у меня в голове за секунду до того, как я потерял сознание.

Очнулся я от того, что меня хлестали по лицу чем-то холодным и жестким.

– Эй, док, вставай! – услышал я раздраженный голос Миллера.

Я застонал и, приподняв раскалывающуюся от боли голову, огляделся. Буря утихла, и мне прямо в глаза били лучи заходящего солнца. Я уже не сидел у Фергюсона за спиной. И вообще не сидел, а лежал на снегу. Почему на Миллере куртка Фергюсона? А где?..

– Мы упали, – не дожидаясь моего вопроса, буркнул Миллер. – Этот болван сбился с курса и врезался в склон горы. Но, думаю, мы уже на «большой земле», милях в пятидесяти от Порт-Консорта… во всяком случае, надеюсь.

Я промолчал, и он затряс меня, словно куклу.

– Говорят тебе, вставай! Я должен вернуться домой, к Майре! Во что бы то ни стало!

– Зачем вы взяли куртку Фергюсона? – Почему-то это казалось мне важным.

– Ему она уже ни к чему, он мертв. Второй пилот и старина Редди – тоже. Остались только мы с тобой да Сильвер с Кентом. И если ты не возьмешь себя в руки, то можешь и себя считать покойником!

Миллер на меня орал, и мне стало страшно. На станции он числился разнорабочим – носил воду, колол дрова, чинил технику. Все мы были старше его по должности, но он был прирожденным лидером, стремившимся добиться успеха любой ценой. Это проявилось во время первого же футбольного матча, которые мы устраивали раз в месяц на вытоптанной в снегу площадке за станцией. Бегать по-настоящему было невозможно – только вразвалочку ходить за мячом, проваливаясь в снег по щиколотку. Короче говоря, это была своего рода шутка, придуманная нами лишь ради того, чтобы повеселить друг друга и размяться. Однако Миллер отнесся к игре вполне серьезно – пытался бегать, покрикивал на неловких игроков, – в общем, дрался за победу так, что вскоре игру пришлось прекратить. Это его разозлило.

– Док, хорош валяться. Иначе мы тебя бросим.

– Но, Гордон, по инструкции мы должны оставаться у самолета. Нас будут искать.

Миллер схватил меня за грудки.

– Черт возьми, мы сбились с курса! Этот самолет еще сто лет не найдут. Единственный шанс спастись – это идти на Порт-Консорт. На самолете была надувная спасательная лодка, от фюзеляжа я отодрал металлические рейки. Их понесут Сильвер и Кент, так что палатка у нас будет. Я помогу идти тебе. Успеем пройти пару миль, прежде чем стемнеет.

Голова сильно кружилась, но мне все же удалось встать и сделать несколько шагов.

– Надо будет, я и один дойду, – пригрозил Миллер. – Мне позарез нужно снова увидеть Майру. И мне нужны вы – чтобы тащить все это барахло. Короче, док, шагай за мной, и я тебя спасу.

* * *

– Не стоит вам так себя корить. – Майра улыбнулась, чтобы ее слова прозвучали не так резко. – «Санди таймс» напечатала об этом репортаж аж на две страницы, так что я в курсе, как это произошло.

– Я хотел вас навестить.

Она устало пожала плечами.

– Поздновато – представитель компании уже навестил всех ближайших родственников погибших. Знаете, я очень хорошо понимаю, что вами движет. Типичный случай. Выжившие в катастрофе часто считают себя виновными. Честное слово, я за вас рада. Мне кажется, вы заслужили право на жизнь.

– Нет! Гордон умер по моей вине!

Майра пристально посмотрела на меня.

– Ого! Вообще-то мне это приходило в голову. Ваше письмо… оно было слишком сумбурным – мне даже показалось, что вы все еще больны…

– Поверьте, вернуться назад было для него просто наваждением. А мы были для него лишь вьючным скотом… Но если бы мы, как предлагал я, уперлись в инструкцию и остались у самолета, то приговорили бы себя к смерти.

Она кивнула, не отрывая от меня взгляда.

– Сильверу удалось спасти аварийные рационы, но самым страшным был холод. Наш физик Билл Кент, самый старший в партии, скоро выбился из сил и начал отставать. Я получил сильное сотрясение мозга и часто терял сознание, полагаю, это единственное мое оправдание. Однажды, очнувшись, я увидел, что Гордон несет металлические подпорки для палатки… раньше их тащил Кент. Я спросил, где он, Гордон ударил меня по голове и закричал, чтобы я вставал и шел дальше. Ради моего же блага. Потом исчез доктор Сильвер… Наконец мы достигли горного кряжа, за которым находился Порт-Консорт. Продукты кончились. Мы с Гордоном открыли последнюю банку консервов, чтобы набраться сил перед подъемом. Но когда мы поднялись, стало ясно, что на спуск уйдет еще один день, а это означало верную смерть.

Майра встала с кресла и обняла меня за плечи.

– Не стоит так себя мучить. Человек может сделать только то, что от него зависит.

Я мог бы воспользоваться лазейкой, которую она мне предлагала, но все же решил идти до конца.

– Гордон поскользнулся и схватился за меня. Я мог его спасти! Но… вспомнил Кена и Сильвера и… отпустил его… даже был рад, когда он упал! Я… убил его.

Майра мотнула головой и закурила новую сигарету.

– Было бы странно, если бы вы бросились спасать своего обидчика… Почему вы на меня так смотрите?

– Но он же вас любил! Он так хотел увидеть вас!

– То есть во всем виновата я?!

– Нет-нет, что вы! Выходит, я ошибался… Извините, если я доставил вам столько… – Внезапно мой взгляд упал на трубку на каминной полке. – Что я несу! Его вещи здесь… Конечно же, вы его любили.

Майра вздрогнула.

– Его вещи? Доктор Сандерсон, да вы и впрямь романтик. Это не его трубка. Гордон не курил – чтобы это заметить, не надо быть Шерлоком Холмсом. День, когда он уехал на север, был самым счастливым в моей жизни. И если вы действительно его убили, то совершили то, о чем я начала мечтать буквально через месяц после того, как мы поженились… Понимаете, доктор? И не надо на меня так смотреть.

– Но он любил вас! Его единственным желанием было увидеть вас!

– Беда с романтиками! – Майра вздохнула. – Да, Гордон сгорал от желания меня увидеть.

Она встала и подошла к бюро.

– Насколько мне известно, вы получали почту раз в месяц, когда прилетал самолет с продуктами и снаряжением. Должно быть, кто-то из соседей написал Гордону, что я не одна. Прочтите.

Я сразу узнал почерк Миллера – за время зимовки мне довелось прочесть немало его докладных о состоянии техники. Едва пробежав глазами первую строчку, я глубоко вздохнул, пытаясь унять бешено заколотившееся сердце. Самым «ударным» оказалась последняя фраза: «…имей в виду, тварь, – я ведь здесь не навечно».

Майра взяла у меня письмо.

– Доктор Сандерсон, в газетах писали, что вас собираются наградить медалью. Какую бы вину вы за собой ни чувствовали, вам не следует от нее отказываться.

Дональд Хенинг
СМЕРТЬ КОММИВОЯЖЕРА

Совершенно СЕКРЕТНО № 11/174 от 11/2003

Перевод с английского: Сергей Мануков

Рисунок: Юлия Гукова

Из окна квартиры на десятом этаже не открывался захватывающий вид. Из него виднелась лишь глухая стена соседнего здания. Но нашему герою не нужны были красоты. Он решил не переезжать в гостиницу получше, как обычно поступали его коллеги (и как поступал он сам, до того как объемы его продаж не поползли вниз). Не стал он просить переселить его в номер получше в этой же гостинице. Он понимал, что ему нужно лучше работать, чтобы вернуть расположение руководства. В урезании личных расходов он видел один из способов добиться этого.

Весь вечер он просидел за книгой. Затем задремал. Когда его сон нарушили громкие голоса, доносящиеся из соседнего номера, было уже совсем поздно. Вначале он даже подумал, что звуки эти из уходящего сна, потом, сообразив, что проснулся, резко выпрямился в кресле.

Мужчина и женщина за тонкой перегородкой о чем-то горячо спорили. Он встал, подошел к стене и прислушался.

– Ты не можешь так со мной поступить! – выкрикнул мужчина.

Того, что ответила женщина, он не понял, но тон ее был враждебный.

– Неужели ты сделаешь это? – воскликнул мужчина. – Ну это мы еще посмотрим!

На этот раз он отчетливо разобрал, что ответила женщина.

– Ты не сможешь помешать мне. Мне нужно только выйти из этой комнаты. Вот тогда попробуй им все объяснить!

– Лучше не пытайся! – угрожающе прорычал мужчина.

– А что ты сдела…

Женщина не договорила. За резким вскриком удивления и боли последовал глухой звук падения, затем какое-то шарканье, приглушенные звуки борьбы, будто те двое катались по полу.

Неожиданно шум прекратился, и наступила абсолютная тишина.

Он постоял у стены еще некоторое время, с нетерпением ожидая продолжения. Кроме страха, он почему-то чувствовал смутную вину. И пристально смотрел на стену, будто надеялся увидеть, что происходит в соседнем номере. Наконец отошел от стены и сел в кресло, на самый краешек. Его пальцы нервно щипали нижнюю губу. Он понимал, что не стоит совать нос в чужое дело. Человеку свойственно желание держаться подальше от неприятностей, но тревога за женщину оказалась сильнее. Неужели тишина означает, что мужчина ее убил?

После продолжительных раздумий он вновь подошел к стене и прижался к ней ухом в надежде хоть что-то услышать. Но услышал только тишину. Почему они молчат, почему не разговаривают? Сидят и со злобой смотрят друг на друга, даже не догадываясь о его затруднительном положении?

В конце концов он решил, что не может не отреагировать на то, что произошло в соседнем номере. Какие чувства он испытает утром, когда узнает, что в соседнем номере ночью убили женщину и что убийца скрылся? Он уже чувствовал вину. Может, еще не поздно что-то предпринять? Если не смог предотвратить убийство, то хотя бы помочь задержать убийцу, пока тот еще не успел смыть с рук кровь.

Обувшись, он украдкой, будто совершал предосудительный поступок, открыл дверь своего номера и вышел в пустой коридор. Скорее всего, все давно спали, и шума, кроме него, наверное, никто не слышал. Он остановился, в нерешительности стиснул руки, потом кивнул сам себе и быстро направился к лифту. В ожидании лифта смотрел на дверь номера, в котором произошла ссора.

Он спустился в пустой блеклый холл. Портье за стойкой читал газету. Подходя к стойке, он лихорадочно думал, что сейчас скажет. Ему очень не хотелось поднимать напрасную тревогу. Кто знает, вдруг скандалы в номерах здесь в порядке вещей и портье просто посмеется над его страхами. Может, поэтому никто из постояльцев и не забеспокоился. Он почувствовал себя дураком. И, наверное, прошел бы мимо стойки к сигаретной машине и купил бы пачку сигарет, если б портье не поднял голову и не отложил газету.

– Да, мистер Уоррен? – спросил он.

Уоррен остановился перед стойкой и посмотрел на портье сверху вниз. Тот встал и слегка улыбнулся, как человек, который все знает о своих гостях.

– Мне показалось… – неуверенно начал Уоррен. – Мне показалось, – повторил он, – что в соседнем номере произошел скандал.

– В самом деле?

– Мужчина и женщина… громко ругались. Мужчина ударил ее… кажется, ударил. Мне показалось, что между ними началась яростная борьба. Потом она прекратилась, и наступила полная тишина. Я решил, что должен рассказать вам об этом.

Портье открыл журнал регистрации.

– Какой номер? – поинтересовался он, не поднимая головы.

– Тот, что справа от моего.

– Сейчас посмотрим. Вы живете в 10C. Значит, справа 10Е.

– Да, – обрадовался мистер Уоррен, благодарный портье за интерес, с которым тот выслушал его рассказ. – Он самый, 10Е.

– Там зарегистрирован мистер Малькольм. Но он живет один.

– Один?

Портье поднял голову, холодно посмотрел на постояльца и кивнул.

– Да, один.

– Но этого не может быть. Я хочу сказать… я слышал…

– Может, это у кого-то играло радио, – участливо предположил портье.

– Нет, это не радио, – обиделся Уоррен. – Я дремал и потом отчетливо услышал…

– Дрема-а-ли? – многозначительно протянул портье.

– Сначала дремал, но потом проснулся. Я не спал, когда услышал шум.

– Понятно, – кивнул портье и посмотрел на наручные часы. – Сейчас довольно поздно. Мне бы очень не хотелось, но если вы настаиваете…

Он явно решил переложить всю ответственность на Уоррена. Это был вызов.

– Да, – с неожиданной твердостью ответил Уоррен, опершись обеими руками на стойку. – Думаю, нужно проверить.

Портье снял трубку и набрал номер. Сначала в трубке довольно долго слышались длинные гудки, потом ее сняли. Хриплый мужской голос недовольно поинтересовался, в чем дело.

– Мистер Малькольм? – на всякий случай уточнил портье. – Это портье. Извините за столь позднее беспокойство. Ваш сосед, мистер Уоррен, говорит, что слышал шум в вашей комнате. У вас ничего не случилось?

Уоррен не смог разобрать, что ответил Малькольм, но понял, что тот был очень недоволен. Портье кивнул, победно глядя на собеседника, который начал краснеть.

– Понятно. Спасибо, мистер Малькольм. Извините за беспокойство. – Портье положил трубку. – Он лег спать в десять часов и ничего не знает ни о каком шуме.

– Но это невозможно, – упрямо покачал головой Уоррен. Он хотел объяснить, как внимательно прислушивался к тому, что происходит в соседнем номере, но передумал. – Хорошо, – тихо согласился он. – Возможно, я ошибся. Извините, что побеспокоил. Спокойной ночи.

Он пошел к лифту, чувствуя на спине презрительный взгляд портье.

Поднявшись к себе, он вновь сел в кресло. Неужели он в самом деле ошибся? Коллеги на работе говорили ему, что он стареет. Даже хотели его маршрут передать более молодому коммивояжеру. Он действительно старел, стал быстро уставать… Неужели ему все приснилось? От этих мыслей у него разболелась голова.

Потом он рассердился. Пусть ему и пятьдесят семь лет, но он все равно слышал злые голоса, удары и шум борьбы. Выходит, мистер Малькольм солгал. А если он солгал, значит, у него на это имелись веские основания.

Нужно позвонить в полицию, решил мистер Уоррен. От полиции Малькольму не удастся избавиться так же, как от портье. Они не поверят ему на слово и обязательно приедут проверить. Коммивояжер направился к телефону, но тут же остановился.

Если он будет настаивать, то полиция несомненно приедет в гостиницу и обыщет номер мистера Малькольма. Но что будет, если они ничего не найдут? Тогда он окажется в неприятном положении. Малькольм наверняка на него пожалуется. Да и администрация гостиницы может подать на него в суд. Обо всем неминуемо узнают на работе. И что подумает начальство? Что у Фреда Уоррена из-за старости начались слуховые галлюцинации.

Уоррен снова сел в кресло и уставился в пол. От мрачных мыслей его отвлек негромкий стук в дверь.

– В чем дело?

– Мистер Уоррен? – прошептал мужской голос.

– Да.

– Можно с вами поговорить? Это очень важный разговор.

Заинтригованный Уоррен открыл дверь. Перед ним стоял явно чем-то встревоженный высокий молодой человек в светло-синем халате поверх пижамы.

– Можно войти?

– Зачем?

– Я хотел поговорить о… – И молодой человек кивнул на соседнюю дверь.

Уоррен впустил его в номер и тихо закрыл дверь. Ночной гость представился: «Джон Бурк». Он очень нервничал.

– Это очень странно, – робко пробормотал он. – Мне очень жаль беспокоить вас в столь поздний час. Но, может, вы слышали шум в соседнем номере? Наверное, слышали, ведь это по соседству с вами. Я позвонил портье, но он велел мне ложиться спать… В том номере, по его информации, живет один джентльмен, и, следовательно, я не мог…

– Мне он сказал примерно то же самое, – взволнованно перебил его Уоррен. – Я спустился и заставил его позвонить наверх. Этому Малькольму кажется, что я сошел с ума.

– Но оба-то мы не могли сойти с ума, – заявил Бурк.

– Конечно, не могли. А что говорят остальные постояльцы?

– Остальные?

– На этаже ведь живут и другие люди, которые могли слышать шум.

– Большинство номеров на нашем этаже пустуют. В противоположном конце коридора живет старушка, но она практически глухая. Я встречался с ней сегодня утром в лифте. Она даже не расслышала, что я с ней поздоровался.

– Понятно, – медленно кивнул Уоррен. – Что вы предлагаете?

– Я как раз пришел с этим вопросом к вам.

– Я… – начал Уоррен и неожиданно замолчал. Молодой человек предоставил принимать решение ему, поскольку он был старше и умнее. Неожиданно он почувствовал большую ответственность и твердо сказал: – Нужно что-то сделать. Мы не можем сидеть сложа руки. Сначала я собирался позвонить в полицию, но потом передумал. Пусть это и маловероятно, но мы могли ошибиться. Тогда у нас могут возникнуть неприятности.

– Я согласен, – сказал Бурк.

– Но заметьте, я уверен, что мы не ошиблись. Думаю, мы сумеем все прояснить и без полиции… Вы не заглядывали в замочную скважину? – поинтересовался Уоррен, понимая, как глупо звучит его вопрос.

– Нет.

– Тогда давайте попробуем.

Оба осторожно вышли в коридор. Пока Бурк стоял на охране, Уоррен опустился на колено и заглянул в замочную скважину. Затем он взял соседа за руку, завел в свой номер и закрыл дверь.

– Кромешная тьма, – сообщил коммивояжер. – Ничего не видно.

– Жаль, – разочарованно вздохнул Бурк.

– Но мы не можем так это оставить, – произнес Уоррен, пристально глядя на своего союзника. – Мы обязаны что-то сделать. Может, спуститься вниз и потребовать, чтобы портье открыл дверь номера Малькольма? Почему мы должны верить ему на слово? В конце концов…

– На нас могут подать в суд за клевету, – прервал его Бурк.

– Да, – задумчиво кивнул Уоррен и потер подбородок. И об этом, конечно, узнают у него на работе.

– Нам бы только заглянуть к нему в комнату, – проговорил молодой человек.

– Но это невозможно, – покачал головой коммивояжер.

– Вы ошибаетесь, – робко возразил Бурк. – Можно с карниза за окном. По всему периметру здания проходит карниз…

– Широкий?

– Достаточно широкий для того, чтобы им пользовались мойщики окон.

– Но у них-то есть страховочные ремни, – возразил Уоррен.

– Нет, они ими не пользуются. Главное – сохранить равновесие. Конечно, это опасно…

– Но с карниза можно заглянуть в номер, – задумчиво пробормотал коммивояжер.

– По крайней мере, тогда мы будем знать, что нам делать. Если там два человека, можно смело звонить в полицию.

Мистер Уоррен подошел к окну, открыл его и посмотрел на карниз. Действительно широкий, подумал он. До окна соседнего номера было метра два с половиной.

– Может, вам не стоит этого делать. – Голос юного Бурка слегка дрожал. – Вы уже и так доказали свою смелость.