Текст книги "Ирния и Вирдис. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Раткевич

***

Варлигер перешагнул порог только что снятого дома и огляделся по сторонам. То, что надо. Тихий, уютный, благопристойный дом, где сроду ничего не случалось. Его хозяин, состоятельный пожилой вдовец, недавно отправился в паломничество, а дом пожелал сдать за немаленькую цену. В самом деле, чего жилью стоять без толку, раз оно само по себе денежку зарабатывать может?

Варлигер подумал, что этот неведомый господин, чей дом ему достался на время, никогда не окажется без куска хлеба, да и похоронен будет в самом дорогом гробу. Отличное место, просто отличное. Эрмалийские ковры на полу. Светлая отделка стен, кажется, иртекским шелком. Резная лестница на второй этаж… В таком доме могут происходить лишь светлые и благопристойные дела…

 
А значит, нет лучшего места, чтобы воззвать к Запретным Богам.
Никто никогда не подумает. Никто никогда не поверит. Никому даже в голову не придет!
Варлигер заплатил за месяц вперед, но собирался побывать в этом доме только один раз. Сегодня. Сейчас.
И если хоть кто – то из Запретных ему ответит…
 

– Ответит он… конечно, ответит… – Лестница на второй этаж заскрипела под чьими – то тяжелыми шагами, а господин Варлигер обмер от страха, заслышав, как кто – то повторил конец его мысли.

 
Услышал – и повторил? Кто же там?! Кто?!
«Хозяин, – с надеждой подумал Варлигер. – Раздумал небось в паломничество ехать, сапоги протирать да ноги бить. Подсчитал, во сколько это ему обойдется, и вернулся. Вот только… как же он прочел мои мысли? Или он тоже – маг?!»
 

– Ага, хозяин, – согласился спускающийся по лестнице коротышка. – Хозяин всех проклятых душ.

– Что? – всхлипнул Варлигер. – Как?!

– Ну, ты же хотел перстень? – усмехнулся коротышка. – Я тебе его принес.

– Ты – Запретный? – задрожав всем телом, выдохнул Варлигер.

– А что, не видно? – ухмыльнулся коротышка. – Неужто я похож на эльфийскую Богиню? Интересно, на какую?

– Но я же тебя еще не вызывал! – жалобно воскликнул Варлигер.

– Формальность, – отмахнулся коротышка. – Это Правящие Боги могут дожидаться, когда к ним обратятся по всей форме. А нам, изгнанникам, приходится самим идти к людям. Так что от вас, смертных, почти ничего не требуется. Достаточно просто захотеть. Пожелать. Мы всегда откликаемся. И стараемся помочь даже в тех случаях, когда Правящие высокомерно показывают спину. Или что – нибудь менее пристойное. Тебе хоть известно, что нам даже жертв приносить не надо?

 
Коротышка подошел к Варлигеру и в упор уставился на него.
 

– Да, – трепеща, ответил Варлигер. – Мне… я слышал об этом… но…

– Но никогда не знал, почему это так, – проговорил коротышка. – Что ж, знай. Достаточно всего лишь намеренья принести нам жертву. Именно намеренье расценивается нами как жертва. Все остальное смертные могут оставить себе. Не правда ли, мы обходимся вам куда дешевле Правящих?

 
Дрожащий от чего – то куда большего, чем ужас, Варлигер кивнул.
«Боги, что же я такое делаю?!» – лихорадочно плясало в его голове.
Боги молчали. То ли им было все равно, то ли у них хватало дел и без Варлигера. И лишь один Бог стоял перед ним. Тот, которому было до него дело. Запретный. Один из отступников. Предателей. Это к нему обратился Варлигер, совершив тем самым самый страшный и непростительный грех.
Поздно поворачивать назад. Поздно. Для всего на этом свете уже поздно.
 

– Но я даже не успел приготовиться! – отчаянно взвыл Варлигер, невесть зачем силясь выцарапать для себя пару лишних мгновений. Ведь еще один шаг, и…

– Приготовиться? – лукаво поинтересовался коротышка. – А разве ты к чему – то еще не готов?

– Не знаю! – замотал головой Варлигер. – Не знаю… ничего не знаю… не спрашивай!

– Делать мне нечего – о чем – то тебя спрашивать, – пожал плечами коротышка. – Я и так все знаю. Это тебе предстоит меня обо всем спрашивать. И очень скоро. Разумеется, если ты сейчас не скажешь, что передумал. Мы никого не заставляем, в отличие от Правящих. Ни к кому не приходим насильно. Мы лишь предлагаем помощь. От вас, смертных, зависит, принять ее или нет. Так что ты решил? Говори.

– Да, – всхлипнул Варлигер. И повторил: – Да.

– Бери. – Коротышка протянул перед собой раскрытую ладонь. На ладони лежал перстень с черным камнем.

Варлигер закрыл глаза и поднял дрожащую руку. Коротышка насмешливо фыркнул, ухватил ее и надел перстень на указательный палец господина Варлигера.

– Ты как маленький, честное слово…

 
Варлигер всхлипнул и рухнул на колени.
 

– Удачи, проклятая душа! – Коротышка потрепал Варлигера по щеке и исчез.

 
Варлигер открыл глаза и с ужасом уставился на собственный палец.
Перстень. Тот самый перстень. Тайный. Запретный. Страшный.
Варлигер смотрел на перстень, отчетливо понимая, что все кончено. То есть вообще все. Тоскливый, протяжный, почти звериный вой вырвался из его груди. Он смотрел на свой палец, украшенный перстнем, и выл. Громко, долго, страшно. Выл, оплакивая свою прежнюю жизнь.
«Подумать только, – говорили друг другу люди, живущие по соседству. – Ох уж этот господин Лонтрен! Нет, это надо же – сдать дом жильцу с собакой, а ведь приличный же человек!»
Вой оборвался, и все соседи вздохнули с облегчением. «Будем надеяться, что этого кошмара не повторится», – думали они.
Они и представить себе не могли, какой кошмар случился на самом деле. Или происшедшее не было кошмаром? Еще мгновение назад господину Варлигеру казалось, что хуже и страшнее ничего и быть не может. Теперь же…
Господин Варлигер по – прежнему стоял на коленях, глядя на перстень на своем пальце. Вот только выть ему больше не хотелось. От перстня струилась та самая сила, в которой он так нуждался. Приятная сила. А голос в голове нашептывал, как этой самой силой лучше воспользоваться.
 

– Чудовища, – шептал голос. – Тебе нужны чудовища… я научу… никто не создавал чудовищ чудовищнее, чем мои чудовища…

Варлигер счастливо улыбнулся и встал с колен. Нечто судорожно метавшееся в глубине его души, нечто истошно вопившее от страха успокоилось и умолкло навсегда. Мгновение спустя он уже запирал дом.

 
Главное было сделано. Оставались мелочи.
 

***

– Первый министр явился согласно распоряжению вашего величества, – негромко сообщил слуга.

– Пусть ждет, – не оборачиваясь, откликнулся король Эттон.

 
Взяв самую тонкую кисть, он осторожно поднес ее к полотну и, затаив дыхание, коснулся… на кончике шпаги, обнаженной шпаги, висящей просто в воздухе, в темноте, среди мерцающих звезд, еще одной звездочкой вспыхнул блик… да, так.
Король Эттон оглядел свою работу и довольно хмыкнул. Все было в точности так, как приснилось. Вот разве что… он отлично помнил, чем завершился этот его сон. Из написанной во сне картины нагло сбежала тень. Тень шпаги. Он так и не нашел ее во сне, а когда проснулся… когда проснулся, сразу же решил написать такую картину въяве. Понять, где должна располагаться эта чертова тень, написать ее и успокоиться. Уж с настоящей – то картины она никуда не сбежит!
Отсутствие упомянутой тени почему – то тревожило короля. Не то чтобы он всерьез чего – то опасался, но продолжать ни с того ни с сего носить в себе странное эхо смутной тревоги, невесть как прихваченное из нелепого сна? Нет уж! Написать и успокоиться.
Тем более что задумка и впрямь была хороша. Ослепительно сияющая шпага на фоне звездного неба, шпага, и на острие – еще одна вспыхнувшая звезда! И тень от шпаги поперек мира, поперек дороги из ниоткуда в никуда.
Вот только въяве у шпаги и вовсе не было никакой тени. То есть она, конечно же, должна быть. Его величество был просто уверен в этом. Вот только… он не знал, где ее написать! Как ни прикидывай, выходило недостоверно.
Его величество король Эттон был не только королем, могущественным повелителем королевства Вирдис. Сложись его жизнь по – другому, он прославился бы как художник. Твердая рука, неимоверно точный глаз и непомерная фантазия быстро выделили бы его среди прочих живописцев.
Однако королям негоже соперничать в чем бы то ни было с простыми смертными. Эттон писал потрясающие полотна для самого себя и небольшого круга приближенных, коим позволял восхищаться своей гениальностью. Это была особая привилегия. Немногие удостаивались подобной чести. Король мог назначать на высокие должности, жаловать титулами, землей и деньгами, доверять сколь угодно важные государственные тайны… а мог просто показать свои полотна. Второе ценилось намного выше. Уже хотя бы потому, что счастливчиков можно было пересчитать по пальцам.
Должности с титулами легко давались и так же легко отбирались, земля и деньги могли поменять владельцев с фантастической быстротой, а важные государственные тайны оказаться обычной подделкой… а вот если король приглашал кого полюбоваться своими картинами или послушать, как его величество поет, аккомпанируя себе на малой эльфийской лютне… человек, поднявшийся до таких высот, был существом особенным.
Он мог быть кем угодно, хоть бы и простым стражником у дворцовых ворот, но если его величество по какой – то причине допустил означенного стражника до созерцания потаенных творений своей гениальной души, герцогам и графам оставалось лишь склониться перед этим человеком, ибо его положение при дворе становилось куда прочнее и надежнее, чем их.
Именно такой человек и ожидал сейчас в приемной его величества. Бывший королевский стражник Тамб, а ныне – первый министр, авантюрист и интриган, благодаря недюжинным способностям сумевший сделать головокружительную карьеру при дворе короля Эттона.
Король еще раз вгляделся в полотно, недоуменно нахмурился и покачал головой. Он знает, где должна быть проклятая тень. Знает. Вот только там ее почему – то нет и быть не может. Бред какой – то…
Его величество пожал плечами и аккуратно отложил в сторону кисть.
«Вот всегда – то так… государственные дела ждут… первый министр ждет… а живопись? А вечность? А благодарная память потомков?»
Король вздохнул, бросил еще один взгляд на полотно, убедился, что все равно не знает, где и как написать окаянную тень и в которое место вкралась ошибка, не позволяющая ничего понять, отвернулся от неоконченного полотна и направился в приемную.
При виде входящего короля первый министр мигом вскочил.
 

– Сиди, – махнул рукой его величество. – Сходишь потом со мной поглядеть?

– Буду счастлив, ваше величество! – искренне откликнулся тот. – Созерцать ваши работы – истинное наслаждение для того, кто хоть немного разбирается в живописи!

– В этот раз все не так гладко, – пробурчал король, устраиваясь в соседнем кресле. – Представляешь, я куда – то потерял одну тень… и ничего не могу с этим поделать.

 
Первый министр сочувственно покачал головой.
 

– А может, она там и не нужна? – почтительно поинтересовался он.

– Нужна, – поморщился король. – Посмотришь – сам увидишь. Нужна. Еще как нужна, но… Ее там нет! Ее место занято! Другими тенями, предметами, воздухом… Ее не может быть там, где она должна быть, как это тебе нравится?!

– Мне нравится, – решительно заявил придворный. – Я еще не видел, но… нарисовать то, что и без того существует, может всякий, кому талант от богов даден… а вот нарисовать нечто, чего и вовсе быть не может… на это, верно, особое благословение надобно. Недаром я всегда говорил – будь вы не королем, а художником, без куска хлеба ни дня бы не сидели.

Подобное заявление граничило с дерзостью, но людям, допущенным во «внутренний круг», такое прощалось и даже поощрялось королем, в глубине души очень гордившимся своим живописным талантом. В конце концов, корона ему досталась по праву рождения, тут его заслуг нет, а живопись… живопись – это то, что он делает сам.

– Ладно, – кивнул король. – Вначале дело. Удовольствия потом.

– Да, ваше величество, – откликнулся первый министр. – Я слушаю.

– Граф Эрдан стал совершенно невыносим с этой своей популярностью в гвардии, – заявил его величество, – не сегодня – завтра мерзавец возжелает большего, нежели… – его величество запнулся, – большего, чем… – попытался продолжить он и опять споткнулся. – Ну, ты меня понимаешь?! – яростно выдохнул он. – Стервец возжелает большего]

– Как не понять, ваше величество? – отозвался первый министр. – Все ясней ясного. Пока он не пристроил к своей голове вашу корону, следует поторопиться пристроить топор к его шее.

– Проклятье! Ты так очаровательно циничен, что рядом с тобой я начинаю ощущать себя ангелом! – довольно фыркнул король.

– Вы не ангел, ваше величество. – Первый министр Тамб шутливо посмотрел на своего государя. – Ангелы не годятся для управления государством. На наше счастье, вы всего лишь гений. Причем не только в живописи.

– А то, что этот чертов герой, этот стервец спас меня, тебя не смущает? – поинтересовался король.

– Нет, ваше величество, – еще шире улыбнулся Тамб. – Как меня могут смущать подобные мелочи? Меня смущает лишь то, что это смущает вас… Гения не должна смущать подобная ерунда, – добавил он.

– А то, что ему буквально двух взводов легкой кавалерии и остатков конной гвардии хватило, чтоб вырвать меня из вражеских лап и обеспечить успешное отступление, тебя тоже не смущает? – продолжал король.

– А вот это смущает, – заметил первый министр. – Такого воина трудно будет застать врасплох и устранить. А казнить его не за что. Мерзавец чист как стеклышко. Я уже проверял. Да и опасно это. Гвардия может попробовать его отбить. А потом и…

– То есть ты тоже о нем думал? – вздохнул король.

– Ну не совсем же я болван, ваше величество, – развел руками первый министр. – Зачем бы вы меня своей правой рукой сделали, когда б я вовсе ничего не смыслил?

– И то верно. Вот только я не просто думал… кое – что в конце концов пришло мне в голову.

– Весь внимание, ваше величество, – тотчас откликнулся первый министр.

А король вновь припомнил, как когда – то разговорился от скуки с одним из дворцовых стражей, как, повинуясь какому – то смутному наитию, привел его к себе в студию и показал свои картины. Как тот оказался не только очарованным, но еще и весьма тонко чувствующим живопись человеком. Как король и простой солдат, позабыв о разделяющей их пропасти, взахлеб спорили о композиции, о цвете и перспективе… король, разумеется, всегда оказывался прав, солдат чуял, когда следовало уступить, чуял так точно, будто с десяток поколений его предков при дворе церемониймейстерами служили. Когда они наговорились до хрипоты и солдат попросил позволения вернуться на пост, его величество только усмехнулся. «На какой пост, дурень? – спросил он его тогда. – Ты и впрямь считаешь, что я позволю своему приятелю охранять дворцовые ворота?»

Герцоги и графы вынуждены были склониться перед простым солдатом с дурацким простонародным именем – новым фаворитом его величества. А первым министром он стал немного позже. Во – первых, потому что был идеально предан, во – вторых, потому что и впрямь был способен вовремя подать дельный совет, а в – третьих… безобразие это, когда простой солдат к себе в постель герцогинь с графинями таскает, их мужья и обидеться могут. Другое дело, когда это, скажем, первый министр. Вовсе даже другое. А если его еще и бароном сделать – им всем и вовсе возразить нечего будет.

– Итак, – промолвил наконец его величество Эттон, выскальзывая из цепких лап памяти. – Мы имеем, с одной стороны, талантливого военачальника, которому я обязан жизнью, и гвардию, которая в него влюблена по уши. Ведь он и их тогда спас со своими двумя взводами. Вырвал, увел из позорного плена, куда, как в бездонную пропасть, рухнуло прочее мое войско. На данный момент он законный маршал королевства, горячо любимый всеми подряд. Как его только прижизненно не канонизировали? С другой стороны, есть я – король, начавший и проигравший ту войну, позорно просчитавшийся, недооценивший противника, чуть не угодивший в плен и подписавший унизительный мирный договор сразу, как это стало возможно. Маршалу Эрдану стоит лишь протянуть руку, и он из всеобщего любимца и народного героя в единый миг станет законным государем… а обо мне забудут назавтра же.

– Ну, не все так ужасно, – заметил первый министр. – Маги гвардию не поддержат, мнения графов и баронов разделятся… это если не считать того, что среди любителей вашего творчества имеются два герцога, каждый из которых способен выставить армию, сравнимую по силе с нашими блестящими гвардейцами.

– Вот – вот, – кивнул его величество. – Смута внутри страны, резня… даже если мы победим, гвардию придется казнить в полном составе. В полном, понимаешь? То – то наши соседи порадуются.

– А если просто устранить нашего героического маршала, свалив это на симпатичных соседей, которые и впрямь могли бы затаить против него нечто недоброе? – предложил первый министр. – Мертвый герой отличается от живого тем, что его можно использовать так, как это удобно оставшимся в живых.

– А он ничего и сказать не может, – мечтательно вздохнул король. – И сделать тоже. Как бы оно было хорошо…

– И пусть гвардейцы рвутся отомстить проклятым ирнийцам, – продолжил Тамб. – Ваше величество милостиво предоставит им такую возможность.

– Жаль терять такого талантливого военачальника, – поморщился король. – А бросать гвардию на ирнийцев, предварительно ее обезглавив? Ты как это себе представляешь? Кого я поставлю на его место? Опять генерала Бролси? Он храбрый воин и все такое, но, если б не маршал Эрдан, вся моя гвардия была бы захвачена королем Транертом.

– Запретные Боги! – выдохнул Тамб. – Я так привык, что этот мальчишка – их командир…

Мальчишкой маршал Эрдан не был вот уже лет двадцать – но эльфы всегда смотрятся изрядно моложе своих лет. Маршал выглядел восемнадцатилетним, и при взгляде на него трудно было помнить, что лет ему на самом деле раза в два побольше. Тамб нередко срывался, мысленно, а то и вслух именуя его мальчишкой. Король этой оговорки не замечал – потому что мысленно именовал маршала точно так же.

– Я должен просить прощения у вашего величества… – продолжал Тамб. – Предлагая свой нелепый план, я именно его видел во главе рвущихся отомстить гвардейцев, совершенно упустив из виду, что уже назначил его на роль жертвы… ясно же, что оказаться в двух местах сразу он никак не может… Но, может быть, тогда просто устранить его… и никуда не направлять пока гвардию? Подождать, пока не отыщется какой – нибудь другой яркий военачальник? Быть может, имеет смысл приложить все силы и поискать его?

– Да гвардию ведь все равно перешерстить придется! – с досадой произнес его величество. – Перешерстить, кое – кого казнить, да что я – кое – кого! – многих, многих казнить придется! И все равно не доверять потом гвардии. Никогда не доверять. Не иметь возможности поручить ей что – либо серьезное… и поводов удалить ее из столицы – тоже…

– Вы так ясно видите проблему, ваше величество, что вам должно быть ведомо и ее решение, – заметил первый министр.

– Ведомо, – кивнул король. – Стал бы я иначе распинаться. Как я уже говорил, если действовать наиболее простым способом, приходится устранять и маршала Эрдана, и всю его любимую гвардию. А это, во – первых, бездарная трата военной силы, во – вторых, несмываемое клеймо злодея и мерзавца на моем величестве. Ну, и наши горячо любимые соседи, которым такое только в радость. Когда я все это учел, то подумал, а что, если и впрямь решить одну проблему при помощи другой?

– Как это, ваше величество? – почтительно спросил первый министр.

– А так, – ответил его величество. – Я призываю к себе маршала Эрдана и в приватной беседе намекаю ему, что пора разделаться с нашими врагами. Отомстить им за феанкарнский позор. Добавляю, что утомлен властью, что не чувствую себя в силах и дальше влачить тяжкое бремя правления государством, и обещаю, что когда он вернется, овеянный славой, то получит в придачу к победе еще и корону. Что называется, докажи, что ты можешь, – и получишь. Законно. Из рук в руки. Такое никто не оспорит.

– Ох… – пробормотал первый министр.

– Еще не все, – усмехнулся король. – Я говорю ему, что не все согласны с этой моей идеей, что в королевстве есть достаточно мощные силы, способные всему этому помешать, так что его миссия должна быть тайной, мы не станем открыто объявлять войну соседям, пусть он берет свою любимую гвардию и тайно выступает. Раз ему хватило двух взводов, чтобы спасти отступление, всей гвардии ему должно хватить для победы.

– А вдруг ему и впрямь хватит?

– О! Я не сомневаюсь, что ему хватило бы! – усмехнулся король. – Особенно учитывая тот факт, что он нападет совершенно внезапно, а стремительные марши и внезапные удары вообще его любимая тактика. Я уверен, что ему хватило бы, но…

 
Король замолчал, с дерзкой усмешкой глядя на своего первого министра.
 

– Неужели мы… предупредим наших соседей?! – ошарашенно выдохнул тот.

– Когда гвардия отойдет на достаточное расстояние… я пошлю нескольких почтовых голубей нашим соседям, – с ухмылкой поведал король. – Его величество Илген узнает, что у меня огромные трудности, что маршал, который, перейдя границу, стремительно движется к его столице, мне не подчиняется, что, вернувшись с победой, он намеревается сбросить меня с трона, что этот безумец намерен завоевать и объединить оба королевства, что он ни перед чем не остановится. Я напишу королю Илгену, что рад бы сразу же прийти к нему на помощь, но должен сначала разобраться с собственными делами, а то мне вот и маги даже не подчиняются. То есть подчиняются, но не все… Есть и предатели, а я их пока всех не вычислил.

– Для того и голубей пошлете, ваше величество? – спросил первый министр.

– Для того, – кивнул король. – Если я магам доверять не могу, как мне иначе письмо передать? Не с курьером же? Его люди маршала Эрдана мигом перехватят. Остаются голуби. Для надежности пошлю несколько. Ну и сам с войском выступлю… но значительно позже, как только непорядки в стране устраню. Как только смогу. Нельзя же не прийти на помощь соседям, верно?

– Как я понимаю, за это время маршал Эрдан успеет здорово потрепать войско противника.

– Главное, чтобы он не успел победить, – промолвил король. – Чтоб потрепал, но не победил. Нужно будет очень тщательно следить за его успехами, он – то будет по – прежнему нам доверять, вот и пусть шлет курьеров, а еще лучше отрядить с ним мага, кого – нибудь из верных нам людей, пусть постоянно держит нас в курсе всех событий, и, как только весы качнутся в сторону победы маршала, нужно тотчас выступать на помощь нашим соседям. Спасать их от взбесившегося негодяя и преступника.

– При таком раскладе от гвардии все равно мало что останется, ваше величество.

– Верно, – кивнул король. – Но одно дело просто уничтожить ценное орудие, а другое – использовать его по назначению. Армия наших соседей тоже пострадает. Надеюсь, значительно. А кроме того, это еще не весь мой план, а только его часть.

– Слушаю остальное, ваше величество, – с почтением промолвил первый министр.

– То, что я намерен совершить, не слишком – то красиво звучит. Меня оправдывает то, что у нас и в самом деле нет выхода. Или мне кажется, что меня это оправдывает. Наши соседи сейчас слишком сильны. Этот помирающий герой, что пристрелил их прежнего короля, оказал худую услугу нам и сделал доброе дело нашим врагам. Его величество Илген куда умнее своего брата. И если только маршал Эрдан в самом деле дотянется до моей короны… как ты думаешь, сколько он усидит?

– Нисколько, – искренне ответил первый министр.

 
Король кивнул.
 

– Соседи мигом явятся с визитом вежливости. Вот я и подумал, что если уж объединять наши королевства, то столица должна быть здесь, а не там…

– Несомненно, ваше величество.

– А раз так… у нас просто нет выхода. Или мы, или они. А они сильнее. И есть только один способ их ослабить.

Первый министр посмотрел на короля, уже понимая, ему не понравится то, что он сейчас услышит. Королю самому не нравится. Недаром он так тянет, подобно объясняя, что к чему. Очень уж ему не хочется говорить, что он намерен сделать. Но что может быть хуже того, что его величество уже сказал? Неужто недостаточно того, что своих придется убирать руками врагов?

– Вслед за армией маршала Эрдана я пущу наемников. Пущу так, чтобы гвардейцы их не обнаружили. У них будет одна и очень простая задача – убивать.

Последнее слово прозвучало настолько ожесточенно и окончательно, что первый министр аж задохнулся.

– Кого… убивать?

– Всех, – ответил его величество. – Селян и горожан, путников и домоседов, благородных и простых, детей и женщин, молодых и старых, всех, кого удастся найти и догнать. Убивать людей и скот, сжигать посевы и травить колодцы. Вслед за наемниками пойдут маги, насылать порчу на землю и уничтожать то, что не удастся уничтожить наемникам. Все эти злодеяния мы потом свалим на нашу доблестную гвардию. На маршала Эрдана.

Первый министр испуганно подумал, что в кои – то веки не понимает своего короля. Совсем не понимает. Он даже на миг подумал, а не сошел ли его величество с ума?

– Но зачем все это… весь этот ужас? – спросил он. И хотел бы спросить с прежним почтением, да не вышло. Испуганно получилось. Жалобно даже.

– Затем, что я хочу, чтобы этой зимой у ирнийцев был голод. И чтобы единственный хлеб, который они могли бы получить, был нашим хлебом.

– Если хоть одного наемника захватят… – пробормотал первый министр, думая о том, что его величество ничего не знает о голоде. Ничегошеньки. Это Тамб знает. Барон Тамб. Первый министр Тамб. Бывший солдат Тамб. А еще прежде солдатской службы – бывший бродяга Тамб, бывший погорелец Тамб, бывший мальчишка из Порубежья Тамб…

А вот его величество не знает. Он и представить себе не может, каково это, когда… первый министр запретил себе думать об этом. В конце концов, речь идет о врагах, а он давно уже не мальчишка с Порубежья. Пора бы наконец забыть об этом.

– Если хоть одного наемника захватят, – повторил он, – нас с вами проклянут во всех без исключения храмах.

– А вот для этого за наемниками и пойдут маги. Маги позаботятся о том, чтобы ни одного наемника не осталось в живых, и уйдут получать награду за проделанную работу. Случайно уцелевших после магов добьет наша доблестная армия, пришедшая на помощь страдающим соседям. Мы будем привозить и раздавать пищу, разумеется, придется охранять обозы с продовольствием. В голодающей стране это насущная необходимость. А потом войска, присланные для охраны обозов, займут несколько ключевых пунктов, надо же им где – то зимовать? Ты понял?

– Гениально, ваше величество! – привычно выдохнул первый министр. На самом деле ему было страшно. – А маги? Вы не опасаетесь, что кто – нибудь из них…

– А разве я сказал, что мы отпустим их живыми? – оборвал король.

– Вы сказали, что они получат награду, – ответил первый министр.

– Но не уточнил какую. На самом деле наградой им будет смерть, и это вполне справедливо. Можно ли оставлять жизнь запятнавшим себя столь чудовищными преступлениями?

– Потрясающе, – вздохнул первый министр.

Ему казалось, что он сошел с ума. Или это король спятил? Как может человек, творящий изумительные картины, вдохновенный, нежный, чуткий, преспокойно громоздить трупы на трупы, наваливать горы мертвых тел и своих, и чужих без разбору – и при этом оставаться совершенно спокойным?! Словно они все еще обсуждают композицию или колорит его очередной картины. Да нет, когда они обсуждают живопись, король куда сильней нервничает.

– Ты и в самом деле так считаешь? – пристально посмотрел на него король.

И первый министр похолодел от ужаса. Что, если король догадался?! Прочел мысли по выражению лица?!

 
«Что, если…»
Первому министру вовсе не улыбалось стать первым трупом в королевских планах. Ему вообще не хотелось становиться трупом. Когда из простых солдат внезапно превращаешься в королевского друга, барона и первого министра… как – то грустно сразу после этого становиться трупом. Да еще и просто так, по собственной глупости. Можно подумать, если он осудит королевский план, это что – то поменяет! Разве что для него лично…
 

– Ну разумеется, когда это я вам лгал? – солгал первый министр. – Один ваш враг помогает вам избавиться от другого, а вы, в благодарность за услугу, разрушаете то, что составляет мощь его государства, сваливаете вину на первого врага и предлагаете помощь второму. Красиво и коварно. Вполне ваш стиль.

Первый министр почти убедил себя, пока лгал. Почти уверился, что ему и в самом деле нравится безумный королевский план. Почти… почти… почти…

– Ну а теперь пойдем, посмотришь мою работу, – сменил тему король.

И первый министр облегченно вздохнул. В конце концов, он не наемник и не маг. Он всего этого ужаса не увидит.

– Невероятно, ваше величество! – искренне сказал он, радуясь, что можно больше не лгать. Это ведь такое утомительное занятие, даже и для придворного. Тем более – для него. Он – то начинал рядовым и все еще помнит, что это такое. Лгать, конечно, и тогда приходилось изрядно, но от его лжи не зависели судьбы государств. Людские жизни от его лжи не зависели. А теперь… эх, да что там! И теперь от него ничего не зависит. Ничегошеньки. Как его величество скажет, так и будет. Он – король. Ничего с этим не поделаешь.

– Невероятно, ваше величество! – повторил он, усилием воли обрывая неприятные мысли и возвращаясь к полотну. – Просто невероятно!

 
Как такой мастер может быть таким злодеем?
«Нет, он не злодей, он просто не понимает… Ему объяснить бы…»
«Объяснить?! Объяснил один такой… Его величество все понял, все прочувствовал… и голову повелел похоронить отдельно от тела. Вот и с тобой то же самое будет! А король все равно поступит, как сам решит. Он просто не понимает, что другие тоже люди, что они живые, что им больно… Они подданные, этим все сказано. Они все равно что краски, кисти или холст, а уж какую картину возжелает написать его величество Эттон… какую возжелает, такую и напишет. Так что говори ему, не говори…»
 

– Изумительно, ваше величество! Даже и упрекнуть не за что…

 
Картина и в самом деле была превосходна.
 

– А тень? – буркнул король.

– Оставьте как есть! – взмолился первый министр. – Далась вам эта тень! Рядом с такой красотой дышать страшно, а уж чтоб притронуться…

Король усмехнулся, думая, что ему – то вовсе не страшно, а потом как – то сразу, без перехода, вспомнил свой главный страх. Та самая проклятая богами битва…

Захваченная батарея, уничтоженный правый фланг, бестолково мечущиеся командиры и советники, безуспешные старания что – то сделать, судорожная попытка отбить батарею, на которую пришлось потратить сберегаемый на крайний случай резерв… и вражеская атака на правом фланге, завершившая разгром.

 
Это было так давно, но ему никогда не забыть.
Вот беспощадным стремительным ударом сминается правый фланг.
Вот смятый в лепешку правый фланг вминается в центр… и все обрушивается в хаос.
Жуткий водоворот разрушения движется прямо на него… это конец. Уже понимая, что сейчас он погибнет или будет подвергнут позорному пленению, его величество король Эттон стоит, не в силах оторваться от созерцания. Величественная картина всеобщей гибели захватила его.
В мыслях он уже подбирает цвета и краски, продумывает композицию, отстраивает перспективу… задний план нужно дать как бы несколько сверху, чтобы зрителя потрясла глубина и всеобщность этой гибели, а передний, напротив, швырнуть созерцающему прямо в лицо, чтобы сполна прочувствовал безнадежную ярость смерти.
Король Эттон так никогда и не написал этой картины. Впрочем, иногда она ему снится.
А тогда… он бы так и стоял до самого своего конца, но его грубо схватили за шиворот и куда – то поволокли.
 

– Живей, ваше королевское величество! – просипел кто – то сорванным голосом.