Текст книги "Ирния и Вирдис. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Раткевич

Он смотрит тебе в глаза; такое ощущение, что он держится за твой взгляд, чтобы не упасть.

– Да, – отвечаешь ему ты. – Я арестован, ваше величество.

Ты наконец бросаешь наземь чужую шпагу, чужую шпагу с противной, липкой от крови рукоятью.

Тебя уводят. Ты и не думаешь сопротивляться. Твои раны, которых ты умудрялся не замечать все это время, внезапно заявляют о себе, бросая тебя в багровое пламя. Ты очень надеешься, что умираешь. И приходишь в сознание на руках эльфа – целителя три дня спустя.

 
Вход в твою палатку охраняется. Ты по – прежнему арестован.
Король приходит к тебе, едва у него появляется возможность.
 

– Оставьте нас! – приказывает он офицеру охраны.

– Но… ваше величество… – бормочет тот, бросая на тебя опасливый взгляд.

– Оставьте нас. Все. Немедля! – опасным голосом повторяет приказ его величество.

– Ваше величество, я умоляю вас… – лепечет офицер охраны.

– Мне применить силу? – хмуро интересуется он. – Моего слова недостаточно?

Охрана отползает, но недалеко. Потерять еще одного короля – это было бы слишком для Ирнийского королевства.

 
Убедившись, что его приказ выполнен, король поворачивается к тебе:
 

– Ну, граф? Вы довольны? Мой несчастный брат сумел вам доказать, что он не трус?

– Для короля – может быть, – вырывается у тебя. – Но к себе в роту я бы его не взял.

– У вас больше нет роты, – отрезает его величество. – Вы погубили ее. А потом погубили короля.

– Он погубил себя сам, ваше величество, – отвечаешь ты. – Глупостью. И трусостью.

– Ложь! Он храбро сражался! И победил! – восклицает его величество. Сквозь царственный облик все еще просвечивают черты очень юного и очень напуганного мальчишки, который горячо любил своего брата. Он просто неспособен поверить, что его брат то, кем он на самом деле был… Что ж, ты и сам понял это вот только что… а с принца что взять? С бывшего принца, поправляешь ты сам себя.

– Он победил и правил бы еще долго… и мудро… Если б не какая – то подыхающая сволочь… – Его величество ломается окончательно. На глазах выблескивают слезы. – Я его даже убить не успел, этого гада! Он сам умер… А его величество… Вы бы видели, как он разил врага! Я бы хотел вырвать ваши глаза и унести их туда, в прошлое, чтобы вы посмотрели на это!

– Еще ни один человек ничего не увидел вырванными глазами, ваше величество, – тихо отвечаешь ты.

 
Это останавливает его. Он долго и молча смотрит на тебя.
 

– Вы хоть отдаете себе отчет, что погубили своего короля? – тихим и страшным голосом осведомляется он наконец. – Вы нанесли ему невероятное оскорбление, в лицо назвав трусом, недостойным памяти предков!

– Разве он сделал бы то, что сделал, будь я не прав? – отвечаешь ты. – Он бы просто приказал казнить меня. Вместо этого он возглавил атаку.

– Вы посмели приравнять его к какой – то роте несчастных гвардейцев! Вы хоть понимаете, насколько это несоизмеримые понятия?

– Я приравнял его к роте напрасно погубленных гвардейцев, – говоришь ты. – Это меняет дело.

– Вашу роту погубили вы сами, капитан, – решительно отрезает его величество. – Вы сами заняли эту позицию и упорно держались там, несмотря ни на что. Вас надо бы казнить уже за одно это!

– Казните, ваше величество, – пожимаешь плечами ты.

Тебе и впрямь все равно. Мертвые ждут, а живым ты ничего не должен. Если ты в чем – то был неправ, демоны смерти живо разъяснят тебе это.

– Я подожду, пока вам это станет не настолько безразлично, – морщится король. Круто разворачивается и уходит.

 
Он приходит назавтра же.
«Совсем еще мальчишка, – вдруг понимаешь ты. – Мальчишка, на которого так внезапно свалилась корона».
 

– Я не стану вас казнить… капитан, – первое, что говорит он, вновь отослав подальше свою охрану.

– Почему? – с досадой интересуешься ты. Он помешал, ты был занят – беседовал с мертвыми. Ты не успел поболтать с каждым, тебя прервали, причем лишь затем, чтобы сообщить, что тебя и дальше зачем – то оставляют в живых.

– Потому что я кое – что понял, – говорит его величество. – Я беседовал с генералом Кланденом… он только что пришел в сознание и объяснил мне некоторые вещи…

– Я рад за вас, ваше величество. – В твоем голосе нет радости, это лишь пустые слова, ты бы хотел, чтоб от тебя отвязались, хотел бы вернуться к прерванному занятию.

– Вы даже не хотите услышать мое решение касательно вашей дальнейшей участи? – удивляется король.

– Вы же все равно скажете, ваше величество, – отвечаешь ты. – Так какая разница, хочу я этого или нет?

– Вам настолько безразлична собственная судьба?

– Нет, просто я слишком много хотел так недавно… я, наверное, устал хотеть.

Ты опять оборачиваешься к своему лейтенанту. Это ведь он тащил то, последнее ядро, взорвавшее чертову пушку. Он как раз собирался что – то тебе сказать, что – то очень важное, когда вошел его величество. Вот пусть и говорит. А его величество подождет.

«Выслушай короля и сделай, как он попросит», – говорит твой мертвый лейтенант, на клочки разорванный взрывом. Он стоит перед тобой, такой молодой и красивый…

 
«Вам достался хоть клочок неба?» – спрашиваешь ты.
«Нам досталось куда больше, – отвечает он. – Выслушай короля, капитан».
«Выслушай короля, капитан! – хором повторяют другие. – Сделай, как он попросит».
 

– Что с вами, граф? – взволнованно интересуется его величество.

– Я разговаривал с мертвыми, – отвечаешь ты.

– С… третьей гвардейской? – напряженно переспрашивает он.

– Да, – удивляешься ты.

– И… что они вам сказали? – еще более взволнованно спрашивает он.

– Выслушать вас и согласиться, – честно отвечаешь ты.

 
И он вздыхает с облегчением.
 

– Я так на это надеялся!

– На что? Вы хотите сказать, что знали о том, что они мне скажут, ваше величество? – На миг в голову приходит бредовая мысль, что король каким – то образом подслушал твой разговор с мертвыми.

– Нет, – качает головой он, как бы отвечая сразу на высказанное и на подуманное. – Откуда я мог знать? Я просто очень надеялся, что вы выслушаете и согласитесь. Это же не мне нужно. И не вам.

– А кому?

– Всем, – отвечает король. – Государству, – добавляет он.

Что ж, значит, не все долги уплачены третьей гвардейской… не все, раз король чего – то хочет, а мертвецы в один голос требуют согласиться. Так вот для чего ты жив остался, капитан…

– Понятно, – киваешь ты. – Приказывайте, ваше величество.

– Приказать не могу, – качает головой он. – Только попросить.

– Просите, – соглашаешься ты.

Тебе все равно, что это звучит столь нелепо, – ведь короли ни у кого ничего не просят. В том месте, где живые договариваются с мертвыми при посредстве тяжелораненого, еще и не такое возможно.

А король и говорит невозможное. Впрочем, невозможным оно становится не сразу, а вначале – вначале ничего удивительного нет. Ты ведь и ожидал чего – то такого…

– Вы будете обвинены в оскорблении короля, граф Лэрис, – говорит его величество. – В оскорблении короля, повлекшем за собой его гибель. Вы будете обвинены в государственной измене, лишены имени и титула, преданы суду и приговорены к смертной казни. Все это будет проделано заочно, мы не станем дожидаться, когда вы встанете на ноги, вашего выздоровления будет дожидаться лишь плаха, и я прикажу целителям, чтобы они трудились не покладая рук!

– Не понимаю, ваше величество… – растерянно произносишь ты.

– Не понимаете, граф Лэрис? – гневно откликается король. – Чего именно вы не понимаете?

– О чем вы меня… просите? Разве для суда и приговора так уж нужно мое согласие?

– Я просто еще не перешел… к просьбе, – отвечает король, и весь его гнев исчезает как дым на ветру.

 
Ты молчишь. Ты окончательно ничего не понимаешь.
Лишение имени.
И титула.
Позор.
Месть его величества за то, что я сказал его покойному брату? Не слишком ли мелко для короля?
А потом… неужто этого хотела от тебя третья гвардейская? И при чем здесь какая – то просьба? Можно ли о чем – то просить человека, с которым собираешься проделать все это? Или его величество намерен попросить, чтобы перед казнью ты улыбался?
Вот тут – то король и произносит это свое невозможное.
 

– Вас подымут на ноги гораздо раньше, чем об этом станет известно за стенами этой палатки. Я уже отдал соответствующие распоряжения, – говорит он. – Как только это произойдет, вы сбежите из – под стражи. Вас станут преследовать, но не найдут. Вас будут искать. Вас будут очень тщательно искать, капитан. Пожалуй, никого еще не искали с такой тщательностью. Но все – таки не найдут. Вы будете очень хорошо прятаться, верно?

– Прятаться? Я?! С какой стати вы решили, что я стану это делать?! – Гнев приподымает тебя с постели, ты почти забыл, что перед тобой – король, а уж о собственных ранах… Гнев заставляет тебя позабыть о словах твоего мертвого лейтенанта… Да как его величество смеет, в самом – то деле?! Есть жертвы, о которых нельзя ни просить, ни требовать!

– Да как вы посмели просить о таком?! – вырывается у тебя.

 
И тогда лицо короля делается страшным.
 

– А ты хочешь… чтоб я тебе короля скормил? Тебе и твоей ненасытной чести? – В устах его величества это внезапное «ты» просто немыслимо. На «ты» короли только с равными или с богами. А это ужасающе простонародное «скормил»… Даже твой неистовый гнев замирает перед немыслимым.

– Короля – победителя? Знамя славы? А не жирно ли тебе будет? – шепчет его величество.

 
Это только казалось, что гнев замер.
«Ах, король у нас – победитель? Ах, значит, знамя славы?! Сначала струсил, потом подставился как дурак, а теперь – победитель?! А твои ребята из – за него…»
 

– Моя честь не питается падалью! – Слова выхлестывают, словно внезапный удар шпаги.

И получают достойный ответ. Достойный и безжалостный ответ опытного бойца. Пусть это всего лишь слова, но они стоят десятка иных ударов шпаги.

– Питается, граф, еще как питается. Чем – то таким всегда питается честь героев, подобных тебе, – безжалостно и страшно контратакует его величество. – Вам лишь бы самим остаться незапятнанными, а на всех остальных плевать!

– Неправда! – яростно выдыхаешь ты, но король прерывает тебя, не давая ответить.

– Ах, неправда?! Тогда ответь, почему я должен тебе скормить короля – победителя – наше знамя, нашу победу?! Почему я должен сказать всем, кто сейчас сражался и побеждал, что знамена, под которыми они проливали кровь, бились и победили, запятнаны?! Да еще трусостью! Или их подвиг совсем ничего не значит?! Неужто, кроме твоей роты, других людей и вовсе на свете нет?!

– Это моей роты нет, – отвечаешь ты, начиная понимать, чего от тебя хотели твои воины. Не умереть с честью – на это способен почти каждый, у кого она есть, а принять на себя чужое бесчестье и жить дальше.

 
О Боги, они и впрямь этого хотели
 

– Вот именно, – говорит король. – Твоей роты нет. Она погибла. А остальным – жить. Дальше. Так почему ты хочешь оказаться лучше других? Неужто твоя честь тебе дороже всего остального?

– Честь дороже жизни, – говоришь ты, но это неубедительный выпад. Незримая шпага дрогнула в твоей руке.

– Правильно, граф, дороже. Но только своей, – отрезает его величество. – Своей жизни.

Если бы это и впрямь был фехтовальный поединок, ты был бы уже мертв. Впрочем, ты ведь и так мертв, капитан. Это его величество требует от тебя изображать живого. И не только живого…

«Что, капитан, вот и подобрались мы к самой сути. Страшно? А ведь кто – то клялся пожертвовать всем и так далее и тому подобное? Не помнишь, кто это был?!»

 
«Да. Пожертвовать. Всем. Но не этим же!»
«Вот как?! Может, тебе еще время, место и способ на выбор?! Когда жертвовать, где и чем? А может быть, ты просто трус, капитан? Может быть, ты ничем не лучше покойного короля? Или даже хуже, он – то свои грехи смыл кровью не задумываясь…»
Так неужто вся твоя рота погибла зря?! Не из – за короля, из – за тебя – зря!
Вся твоя рота молча смотрит на тебя. Они – то знают – капитан не подведет. Капитан никогда не подводил.
Не подводил.
Ты принимаешь решение. Принимаешь, чувствуя мгновенное облегчение где – то в глубине души. Что – то внутри тебя радуется, что ты все же не окажешься хуже покойного короля. Ты сравнял счет. Все правильно. Остальным – жить. Дальше. И лучше это делать с высоко поднятой головой, с гордостью за своего короля и свое знамя.
И тут раны, о которых ты в гневе забыл, дают о себе знать. Это ты о них забыл, а они все помнят… боль швыряет тебя обратно, багровая пелена накатывает, унося сознание, но ты еще слышишь голос его величества:
 

– Вы станете делать то, что я скажу, капитан, – вновь переходя на «вы», говорит король. – Станете, потому что я прошу вас об этом… и вместе со мной – ваша третья гвардейская…

«Проклятье, но почему я, опозоренный, должен продолжать жить?! Почему бы просто – напросто не казнить меня?! Я беру всю вину на себя, а меня казнят. Всем хорошо, все счастливы… Зачем я нужен живым?!»

Задыхаясь от слабости и боли, усилием воли ты вырываешься обратно наверх, туда, где можно слышать и понимать. Потому что тебе сейчас очень важно услышать и понять. Всего одно, очень короткое… жизненно, смертельно важное нечто.

– Зачем? – выдыхаешь ты.

И король понимает. Он куда лучший король, чем его покойный брат, потому что сразу понял, о чем ты его спрашиваешь… и ответил сразу. Так, будто долго об этом думал.

 
Может, и впрямь думал.
 

– Затем, что, если снова случится война и на нашу землю придут враги, я хочу видеть вас у своего левого локтя, капитан. Затем, что, если я струшу и окажусь недостойным памяти предков… я хочу, чтоб был рядом человек, который скажет мне это в лицо. Такой, который смеет приказывать королям! – Гнев, ярость, обида на миг прорываются в голосе молодого короля, но он тотчас смиряет их. – Мне нужен некто, способный стать моей честью и совестью, если у меня недостанет своей, капитан. Тот, кто не задумываясь пошлет меня на смерть, и я пойду, помня, что он такое… а ваш графский титул… графом ведь кто угодно может быть, так же как и королем…

Ты замираешь, пораженный. Так вот чего он от тебя хочет! Так вот чего требуют от тебя мертвые!

Быть честью и совестью короля… Взять на себя грехи одного брата и присматривать за вторым. Не просто принять на себя чужое бесчестье, но самому стать этой самой честью. Что ж, у чести и впрямь не может быть какой – то чести и совести, отдельной от нее самой.

– У меня два выхода, капитан, – продолжает его величество. – Обвинить в трусости своего погибшего брата – короля, принесшего нам победу, наш символ, наше знамя! – и тем самым навек опозорить династию и украсть победу у всех наших воинов. Или обвинить во всех смертных грехах вас, принесшего эту победу на самом деле. Объявить, что вы, ослушавшись приказа, погубили лучшую в гвардии роту, и лишь самоотверженное мужество его величества Транерта спасло положение. Можете не сомневаться, какой путь я изберу вне зависимости от того, что выберете вы, капитан. А вот казнить вас – все равно что лучшую шпагу выбросить. Я не разбрасываюсь оружием.

– Ваше величество, вы сказали, что король Транерт – наше знамя, – говоришь ты.

Король кивает. Он уже знает, что ты сейчас скажешь, этот хитрый мальчишка, на которого так неожиданно свалилась королевская власть.

– Знамя должно оставаться незапятнанным, чего бы это ни стоило, – говоришь ты. – Знамя останется незапятнанным. Я согласен.

 
Лицо короля светлеет.
 

– Знамя останется незапятнанным, – словно клятву или молитву, повторяет он.

– Будет исполнено, ваше величество! – выдыхаешь ты, и волны жара уносят тебя прочь.

– Храни тебя все Боги, какие только есть, капитан… – тихо – тихо произносит его величество и выходит из твоей палатки.

Двумя неделями позже бывший капитан третьей гвардейской роты, приговоренный к смерти за оскорбление короля и прочую государственную измену, совершает дерзкий побег.

 
Шпага офицерской чести навсегда ломается над твоей головой.
Графа Лэриса, капитана третьей гвардейской роты его величества, больше нет. Есть уважаемый Верген, учитель фехтования, бывший сержант гвардии, бедный, честный, склонный к философии и пиву, способный бесконечно учить жизни всех желающих, а не желающих слушать его мудрые наставления отловить, зафиксировать понадежнее и тоже учить. А то ведь так и умрут, бедолаги, в грехе неведенья.
Уважаемый Верген – это не просто вымышленное имя. Через четыре дня после побега тебя находит секретная служба его величества. Находит и передает тебе документы и шпагу одного из твоих сержантов. Гвардии сержант Верген… Это он просил прощения, что умирает.
Теперь это – твое имя.
И чем дольше ты живешь, тем больше понимаешь, что не опозорить его имя для тебя важнее, чем свое.
Быть может, потому что сержант Верген ни разу тебя не подвел.
Быть может, потому что ни один из них ни разу тебя не подводил.
А вот ты… не проходит и ночи, чтобы ты опять не вспомнил. И каждый раз, каждый раз одна и та же мучительная мысль… а что, если можно было по – другому?
У тебя было много времени об этом подумать, тебе приходили на ум разные решения, тактика со стратегией плясали чертовы танцы в твоей голове, твоя рота оставалась жива, демоны и боги несли ее на крыльях победы… ни одно из этих решений не было абсолютно надежным, ибо угадать, что в той или иной ситуации предпримет король, было совершенно невозможным.
Одна рота не может вырвать победу у вражеской армии, если своя армия ее не поддержит. А ожидать правильных и своевременных действий от тогдашнего величества? После того как он не углядел победу там, где она была очевидна? Нет, ты не мог поступить по – другому. Решить иначе значило бы погубить все. И нынешний король это понимает. До такой степени понимает, что пересилил свою ненависть к тебе.
Воин вздохнул.
Видения и призраки прошлого неохотно отступили. Дорога бежала вдаль, как и прежде, а спутник, попросивший рассказать о себе, ехал рядом, недоуменно поглядывая на тебя: чего – де замолчал – то? Разве тебя о чем – то сложном спросили? У таких, как ты, ветеранов небось хватает, о чем порассказать?
Хватает, Карвен. Еще как хватает. Ты даже представить себе не можешь…
«Рассказать? Ну, во – первых, нельзя. Тайна должна оставаться тайной, так же как знамя должно оставаться чистым. По крайней мере до тех пор, пока ты меня не сменишь, малыш. Тогда ты узнаешь и это… и многое другое. А во – вторых… многое ли из того, что я смогу рассказать, не нарушая тайны, ты способен понять?»
«Соврать? Нехорошо выходит. Он – то ведь правду рассказывал».
«Погоди, капитан. А почему ты решил, что должен о себе рассказывать? Тебя ведь нет. Ты погиб там, на той проклятой батарее. А в живых остался сержант Верген. Ведь именно так ты себя сейчас называешь? Вот и уступи ему место. Он ведь и впрямь замечательный парень, куда лучше тебя самого. Да и рассказчик прекрасный. Рассказать о себе? Можешь не сомневаться, гвардии сержант Верген получит от этого удовольствие! А тайна останется тайной».
 

– О себе я много чего могу рассказать, – ухмыльнулся сержант Верген. – Главное, сумеешь ли ты этому поверить, потому что правда – она иногда почуднее всяких выдумок бывает. Я, парень, не где – нибудь там в пехоте или даже в кавалерии служил, а можешь ли поверить – в самой настоящей гвардии!

Карвен слушал с неослабевающим вниманием. Сержант Верген и впрямь был потрясающим рассказчиком.

***

– Внимательнее, господин Нарли. – Господин Варлигер, третий маг королевской охраны, недовольно нахмурился. – Что это вы там натворили такое? Я ведь уже неоднократно показывал вам, как вяжется эта магическая сеть. Неужто так трудно запомнить? Как вы выпускные экзамены – то сдавали, такой невнимательный? И как вы дальше намереваетесь быть? Я не смогу постоянно ходить аа вами по пятам.

– Простите, наставник Варлигер, – виновато отозвался юноша. – Но… разве вы не видите?

– Что именно я должен увидеть? – с досадой пробурчал Варлигер.

– Мне только что пришло в голову… принципиально новый вид ловчих ячеек для такой сети… – смущенно промолвил ученик. – Я все думал, как сделать, чтоб такие, как я, все же не могли воспользоваться порталами и прорваться сквозь эту защиту… Ведь где – нибудь обязательно есть такие же… Вдруг они окажутся врагами?

 
Где – нибудь обязательно есть такие же…
Вдруг они окажутся врагами!
Варлигер вздрогнул, и его прошибло холодным потом.
«Проклятье!» – в панике подумал он, представляя, как будет выглядеть на месте первого мага, если подобные гении вдруг посыплются ему на голову, а он ничего не сможет им противопоставить.
«Что мне скажет король?! Что я ему отвечу?! Еще прикажет вернуть из отставки Старика!»
«А на моем месте к тому времени уже будет сидеть этот юный наглец! Открыл он, видите ли!»
Варлигер с гневом посмотрел на ученика.
«И что мне тогда – в слуги идти? – вертелось в его голове. – Фокусником в ярмарочный балаган?!»
 

– У меня в прошлый раз не получилось… – не замечая гнева наставника, все так же смущенно продолжал Нарли. – Вы правильно сказали, учитель, комок бесформенный у меня вышел. Я не учел, что близкорасположенные нити щитовых заклятий притянутся и перепутаются. Зато сейчас… Если сплести сеть таким вот образом, повернув нити под углом и переплетя вспомогательные между собой… я бы не мог пройти, честное слово.

 
Варлигер присмотрелся и ахнул.
Столь тонкой вязи он в жизни своей не видел.
«Да на нее дышать страшно!»
Тонкая, невероятно изящная – ему в жизни такую не сплести. И прочная. Невероятно прочная. Куда прочнее его собственной.
«Ничего себе – дышать! Да на ней плясать можно!»
Тот, кого однокашники когда – то прозвали Пауком, почувствовал, как пальцы сами собой сжимаются в кулак.
Зависть. Такая страшная.
«Боги, да я убить его готов. Вот просто взять и убить. Прямо здесь».
 

– Вам понравилось, учитель? – с надеждой поинтересовался Нарли.

– Мне… Да. Понравилось. – Голос предательски дрогнул. Нет. Нельзя давать себе воли. Не сейчас. Только не сейчас. Не при этом проклятом гении. Не то даже он, при всей своей потрясающей наивности, догадается.

– Э – э–э… замечательно, господин Нарли. Отныне именно вы будете устанавливать всю защиту королевского дворца. По вашей новой системе.

«Я больше никогда не стану заниматься этой нудной работой. И почему меня это совершенно не радует?»

 
Усилием воли Варлигер сдержал накатившую волну паники.
«А что, если? Да нет, не может быть! Это было бы слишком ужасно…»
Они не могут так со мной поступить. Столько лет безупречной службы… Нет, даже Старик никогда не пойдет на такую подлость. А его величество нипочем не позволит.
Варлигер вздохнул.
 

– Это замечательно, – сказал он своему ученику. – Отныне защита ирнийского королевского дворца будет непревзойденной. Лучшей в мире. Я сам доложу их величествам о вашем открытии, господин Нарли. Думаю, они не оставят вниманием и милостями столь талантливого мага.

– О, спасибо, наставник! – искренне воскликнул юноша. – Право, я этого не стою.

«Единственное, чего ты стоишь, сволочь малолетняя, то огненного шара в затылок!» – В голове Варлигера мутно плясала ненависть.

– Если кто – то чего – то заслуживает, он должен это получить! – наставительно произнес господин Варлигер. – Если ваши прочие способности окажутся на столь же высоком уровне… думаю, в учениках вы недолго задержитесь.

«И на моем месте – тоже, – мрачно додумал он про себя. – Старик говорил о тех, что приходят нам на смену, но ведь он не сказал прямо, что я сменяю его, а этот парень – меня. Это я так подумал. Тогда как на деле… Это что ж такое выходит?! Это я Старику замену готовлю?! А сам так и останусь третьим?! До конца дней своих – третьим?! Разве что место Тегримара займу. И то в том лишь случае, если и он не отыщет себе на смену какого – нибудь гения. А ведь этот гад отыщет. Из чистого ехидства. Просто чтоб посмотреть, как я опять останусь с носом, и всласть похихикать, когда никто не видит».

– Заканчивайте установку защиты, господин Нарли, – милостиво кивнул ученику Варлигер. – Закончите – приходите в мой кабинет. Пришла пора выяснить, насколько вы преуспели в прочих видах магического искусства.

«И не моя вина, если с вами произойдет что – либо непредвиденное… Магия – опасное ремесло».

– Да, наставник, – поклонился Нарли.

Господин Варлигер, третий маг ирнийской королевской охраны, медленно шел коридорами королевского дворца. Ему больше не нужно было выполнять нудную, скучную, опостылевшую работу. Он был свободен от надоевшей, набившей оскомину рутины. Он так хотел этого. Так хотел… Он никогда еще не ощущал себя таким ненужным. Так неужели же он жаждал вот этого? Вот этой вот пустоты?

 
Он хотел свободы, а стал ненужным. Видят Боги, это не одно и то же!
А что с ним станет, когда о его ненужности проведают другие? Долго ли его величество согласится терпеть ставшего бесполезным мага? Из милости? Из благодарности за прошлую безупречную службу? А вы пробовали, каково это – жить из милости? Особенно вместо того, чтобы стать первым? А безупречная служба… Едва ты становишься ненужным, тотчас выясняется, что тебя очень даже есть в чем упрекнуть. Просто раньше на это закрывали глаза. Потому как нужен был. А теперь…
Ему никогда не сплести такую сеть. Никогда!
«Перемигнуться, что ли, с какой – нибудь служаночкой и хоть ненадолго обо всем забыть?» – мелькнула мысль.
Но Варлигер знал, что это ему не поможет. Он просто не сможет забыть. Каждую минуту будет помнить, что по залам и коридорам дворца расхаживает тот, кто одним своим появлением убил его будущее. Его тайные мечты и надежды.
Наивный мальчишка с бесхитростной улыбкой. Мерзкий убийца.
Господину Варлигеру очень хотелось стереть эту его улыбку вместе с лицом.
«А ведь когда он смотрел на меня в самом начале – с жалостью смотрел… – внезапно вспомнилось Варлигеру. – Неужто он уже тогда все знал?! Знал, что Старик именно его выбрал себе на замену?!»
«Знал! – с беспощадной ясностью понял господин Варлигер. – Все он знал. С самого начала знал. Старик ему небось сам и сказал, почему нет, он еще и не на такое способен! А мальчишка как меня увидел – по моему лицу сразу все понял. И не сказал. Промолчал, змееныш. Это же так забавно – смотреть, как кто – то корчится от безумной надежды, смотреть, зная, что еще миг, и эта надежда разлетится в пыль, смотреть на проигравшего, мнящего себя выигравшим, радующегося своей невероятной удаче, смотреть, зная, что на самом деле выиграл ты, и открыть свои карты лишь в самый последний момент, сполна насладившись чужим унижением и мукой!»
И сеть эту свою проклятую он, должно быть, вовсе не сейчас придумал. Кривлялся. Делал вид, что чему – то учится, тогда как на деле…
«И почему я не убил его сразу, едва он появился? Проклятый Старик… За руку поймал, словно чуял, словно предвидел, чего мне захочется… Да нет, прочитай он мои мысли, я бы уже давно не был третьим магом. Я бы и вообще вряд ли был.
Стоп. Вот отсюда и будем думать. Старик не всесилен и не всеведущ. Он стар, он хочет на покой, чтоб умереть в своей постели, да еще и с молоденькой служаночкой под боком, потаскун старый! Он не следит за мной и ни в чем не подозревает. Считает, вероятно, что я вполне счастлив на своем месте. Он нашел юного гения себе на замену, сделал его на время моим учеником и успокоился на этом. А юный гений слишком наивен и не осознает своей силы. Или – осознает, что тоже неплохо. Соплякам сила кружит голову. Они небрежно относятся к тем, кого мнят слабее себя, тем самым совершая непоправимые ошибки. Так – так – так… что же из всего из этого следует?»
Господин Варлигер, третий маг королевской охраны, шел по дворцу, нацепив привычную вежливую улыбку. Но если бы кто – то заглянул ему в голову… или в душу…
Вот только не так легко это сделать с третьим магом королевской охраны. Он ведь недаром третий. И означает это, что есть лишь двое – по крайней мере при особе его величества, лишь двое магов, превосходящих его по силе. И каждый из них за долгие годы совместной службы привык доверять третьему. Безупречному третьему, которого просто не в чем было упрекнуть. Все эти годы – не в чем.
Охранники должны доверять друг другу, подозревать весь остальной мир, но доверять друг другу. Иначе они просто не смогут работать.
Никто не заглядывал в голову господина Варлигера. Никто не копался в его душе. Все и так знали, что он – свой. Не доверять ему – все равно что себе не доверять.