Текст книги "С чистого листа 1 (ЛП)"

Автор книги: Ролли Лоусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 103 страниц)

– Вы были посланы из Пентагона? – спросил я.

– Не совсем. Головной офис ШВТ находится не в самом Пентагоне, а в Арлингтоне. Впрочем, это близко. И это не имеет значение. Просто радуйтесь, что Дорн смог до нас дозвониться. Ему было приказано не делать этого, но он знал достаточно, чтобы понять, что такие приказы незаконны. Я прилетел на С-11. На нём же и повёз вас оттуда.

«Что за, блять, за С-11?»

– Что такое С-11? – спросил я.

– Военная версия «Гольфстрим II». Маленькая милая пташка! Теперь у них есть версия побольше и получше, «Гольфстрим III», она же С-20. Типа Learjet. Это неважно. Я погрузил туда вас с доктором и вывез сюда, в Гитмо, из цепких лап Хокинса под надзор Флота и Морпехов, – сказал Физерстоун.

Бросив сигарету в чашку с водой, он тут же вытащил другую. Он был заядлым курильщиком.

– Ух, – это объясняло забавный взгляд, когда я назвал доктора «полковником». На самом деле он был капитаном Флота. Я поглядел на полковника. – Так это всё была идея Хокинса? Он решил взять меня за жопу?

Полковник Физерстоун устало поглядел на меня:

– Капитан, как вы можете так говорить! Бригадный генерал Хокинс ничего не знал о ваших проблемах! Поэтому он был в ужасе, ужасе от того, что здесь играют в азартные игры.

Я закатил глаза от отсылки к «Касабланке». Отличный фильм, хотя Мэрилин так и не оценила его по достоинству. Физерстоун просто сказал мне, кем является Хокинс в его глазах.

Физерстоун продолжал объяснять:

– Генерал, конечно, был крайне разочарован вашими нарушениями процедур связи, но он определённо не считал их преступлением. И лишь приказал начальнику военной полиции, майору Кармайклу, провести расследование. Это Кармайкл решил, что вы нарушили все заповеди военного устава и должны быть наказаны, а не генерал.

– Э-э-э, угу, – пробормотал я.

– Да. Майор Кармайкл пояснил, однако, что знать не знал о том, что происходит в бассейне. Он сказал своему сержанту Уэлсли, что хотел бы, чтобы вы сотрудничали, но не говорил вредить вам. Он просто хотел, чтобы тот поговорил с вами и объяснил ошибочность ваших путей.

– Дерьмо течёт под гору, не так ли, полковник?

– Кажется, теперь у вас есть краткое представление о ситуации, – согласился полковник Физерстоун.

– Вот дерьмо!

– Излишне говорить, что, как только я начал расследование, генерал Хокинс позволил мне разобраться во всей путанице. Я смог опросить всех парней, что прыгали с вами, ваше командование, ваших обычных десантников, и даже экипаж вертолётов, которые вас вытаскивали. Вот где я был пару дней после того, как привёз вас сюда – расследовал всё и вся. Поэтому я не мог позволить вам говорить с кем-либо, пока я не закончу.

– Это и есть ваша работа? Пентагонский исправитель косяков?

Физерстоун улыбнулся бледной улыбкой:

– Что?.. Так, вам нужны какие-нибудь билеты, капитан?

Я фыркнул на это. Физерстоун был молотом от ШВТ, они посылали его решать проблемы. У каждого есть хоть какая-нибудь. Он никогда не тронет генералов, но даже они не хотят вывести его из себя.

– Так что случилось с моими парнями? – спросил я.

– С которыми? Батареей Браво или ротой Чарли?

Это заставило меня на секунду задуматься. Я почти забыл о Батарее Браво, моих постоянных войсках!

– И с теми, и с теми.

Лейтенант Флетчер вернул батарею обратно в Брэгг пару дней назад. Они оставили свои 105-е на месте, как подарок гондурасской армии, а новые получат дома.

Я кивнул; раньше я уже слышал об этой идее. Теперь у них появятся новые игрушки, даже если они будут той же модели, что и раньше.

– А рота Чарли?

Они тоже улетели домой. Рядовой Смит, вероятно, ещё лечится, но вы спасли его ногу и его жизнь. Врачи сказали, что ещё день – и ногу бы точно пришлось ампутировать. У остальных были в основном растяжения и вывихи.

– Отлично. Они чертовски хорошие десантники, все из них, – ответил я.

– Они так же высоко отзывались и о вас. К тому моменту, как я добрался до них, рота Чарли обсуждала вариант штурма штаб-квартиры, а Батарея Браво собиралась предоставить артиллерийскую поддержку. Тот идиот, который был у них вторым командиром, пользовался у них не слишком большой популярностью, уж это точно. Что вы думаете о нём? – спросил Физерстоун.

– Полагаю, именно он подал жалобу майору Кармайклу.

Физерстоун кивнул:

– Он начал обвинять вас ещё до того, как добрался до госпиталя. И на нём не было ни царапины.

Я лишь кивнул, а затем вздохнул.

– Вы слышали о четырёх типах офицеров? Их подметил кто-то из немецких генералов, кто же… Фон Манштейн или Клаузвитц, а может, фон Мольтке.

Физерстоун пару секунд сидел с озадаченным видом, а затем его лицо озарилось.

– А, да, я понимаю, о чём вы.

Точное авторство высказывания спорно. Но основной трюизм состоит в том, что офицер может быть умным или тупым, а также ленивым или энергичным. Из умных и ленивых офицеров выходят лучшие боевые командиры. Из умных и энергичных – лучшие штабные офицеры. Тупые и ленивые – по крайней мере, безвредны; вы всегда можете сделать их полковым протоколистом или кем-то ещё, кто не сможет ничего испортить. Единственные, о ком вам стоит беспокоиться – это тупые и энергичные офицеры. Как младший лейтенант Фэрфакс!

– Вы сказали, что они взяли его?…

Физерстоун кивнул:

– Младший лейтенант Фэрфакс был переведён на учебную должность в руандийской армии.

Когда военные хотят избавиться от офицера без применения трибунала, фокус заключается в том, чтобы выставить ему крайне низкие оценки – а затем перевести в какую-нибудь жопу мира, где он и служит до отставки или выхода на пенсию. Зимой Аляска или Гренландия, летом Саудовская Аравия – отличный способ показать Фэрфаксу, что его следующее повышение будет нескоро. Центральная Африка, безусловно, была отличной дырой.

Как и в моём случае.

– Может, я передам ему привет, когда увижу. Я ведь тоже отправляюсь в Руанду?

– Хм-м? – нейтрально прокомментировал Физерстоун.

– Да ладно, полковник, неважно, что произойдёт, моя карьера сломана. Я был арестован перед своими людьми и увезён в наручниках. Вся дивизия знает, что я мятежник и убийца! Как скоро об этом узнает вся остальная Армия?

Полковник пожал плечами, бросая окурок в импровизированную пепельницу. Какой это был, четвёртый или пятый? Должно быть, его лёгкие черны, как моя душа! Он указал на мою ногу.

– Капитан, причина по которой ваша карьера окончена – это ваша нога. Я уже успел переговорить с доктором. Вы никогда больше не сможете прыгать. Чёрт, вам понадобится две или три операции и три месяца реабилитации, чтобы начать ходить! Вы в любом случае история!

И я, конечно же, больше не был в Армии. Никакого майора в 28, ни Форт-Силла или ККВУ, ни командования батальоном, полком или бригадой. Ушёл в отставку по ранению в 26, и главное – не дать дверям хлопнуть тебя по заднице на выходе.

Я лишь недоверчиво покачал головой:

– Итак, полковник, расскажите мне, что случилось? Какого чёрта мы вообще прыгнули над Никарагуа?

Физерстоун глянул на меня очень серьёзно.

– Вы ошиблись, капитан Бакмэн. Вы никогда не были в Никарагуа. Ваш гондурасский пилот заблудился и сбросил вас над Гондурасом, а не Никарагуа. Это совершенно ясно? – я фыркнул и закатил глаза, – Я спросил, поняли ли вы меня!

– Не давите, полковник. Я могу понимать это, но не обязан соглашаться. Какова остальная часть последствий этой катастрофы? Ну, знаете, катастрофы, которой не было?

– Это был несчастный случай, капитан. Так мы его зовём, и так классифицировали.

– И я был там, помните это и скажите мне всё, если хотите, чтобы он и остался так классифицирован, – я откинулся назад.

Физерстоун пожал плечами:

– Ну, как вы и сказали, дерьмо течёт под гору. Уилкокс рано уходит на пенсию…

– Подполковник Уилкокс? – я, кажется, вытаращился на него. – Командир батальона?!

Он кивнул:

– Я почти сочувствую ему, но он не должен был позволять Хокинсу дать вам прыгать из тех самолётов. Он должен был стоять на своём. Ваш командир бригады поддержал бы его – он был в полной ярости, когда услышал об этом, – я пожал плечами, и Физерстоун продолжил. – Кармайкл тоже ушёл. Я дал ему понять, что единственный способ избежать чего похуже – это дать показания против его сержанта, Уэлсли. Я свалил всё на него. Он выдворен, получил два года в Ливенворте и Чёрствый Вонючий Носок, – так мы звали ЧВН, то есть формулировку «уволен по причине Чрезвычайно Вопиющих Нарушений», – Если бы от отпирался – получил бы все пять. Капрал получил выволочку и оценку, отличную от хорошей, и был весьма рад отделаться ей. Чёрт, единственная причина, по которой командир бригады не улетел со своего места – то, что, когда всё это случилось, он был вызван в Вашингтон.

– А Хокинс?

Мы были перебиты медсестрой, пришедшей измерить мою температуру и спросить про обед («Бульон куриный или говяжий?»). Она устроила Физерстоуну разнос за курение в больнице. Как только она ушла, он зажёг следующую сигарету.

– Хокинс? – повторил я.

– Бригадный генерал Хокинс теперь назначен генерал-майором Хокинсом. Он получит свою вторую звезду 1 января. Операция «Южный щит-81» имела потрясающий успех, – бесстрастно ответил он.

У меня отвисла челюсть, я вытаращился и лишь открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Спустя минуту или две я сумел собрать мысли вместе и воскликнул:

– Вы шутите, верно? Они поручают ему обычный батальон для рутинной тренировки, и на выходе имеют двоих мёртвыми, двоих в отставке по ранению, двоих уволенных и одного в Ливенворте – и они дают ему новую звезду! Господи Иисусе! Почему бы просто не отдать ему всю грёбаную бригаду? Он мог бы убить всех нас и стать начальником грёбаного штаба!

– Так это работает, капитан, – ответил он, пожимая плечами. – Не то чтобы это имело значение, но он был уже одобрен до несчастного случая. Может, ему это припомнят раньше, чем он получит третью звезду.

Я знал, что это. ЗАУП, Защитная Ассоциация Уэст-Пойнта. Это была неформальная ассоциация выпускников Уэст-Пойнта, или «кольценосцев», как их называли из-за тяжёлых отличительных колец, которые они носили. Они были известный нарочитой демонстрацией этого кольца – положив руку на стол или подлокотник, чтобы люди знали, что они окончили Хадсон Хай и считались с их мнением больше, чем с мнением прочих.

Когда я закончил КПОЗ при РПИ, то набрал достаточно баллов, чтобы стать частью регулярной армии, а не резерва. Все выпускники Уэст-Пойнта были частью регулярной армии, даже деревенские дурачки. Все свиньи равны, но некоторые ровнее. ЗАУП обычно дают о себе знать, убеждаясь, что все выпускники Уэст-Пойнта двигаются по карьерной лестнице в нужном темпе и направлении, или иным образом получают нужное назначение или распределение. Иногда они безобидны, как с моим старым шефом, капитаном Харрисом, переведённым в Форт-Рукер для тренировки на вертолётах. Его рекорд в Батарее Б был не слишком выдающимся – и ЗАУП перевели его ещё куда-то для второго шанса.

А сейчас, похоже, кольценосцы окружили Хокинса живым щитом. Я с отвращением покачал головой.

– А что с пилотом? Ему дали медаль?

– Наверное, – пожал плечами Физерстоун. – Вы свою получите, почему бы и ему не дать?

– Простите? Какую медаль? Самому примерному заключённому?

– А может, Бронзовую Звезду? – сухо сказал он.

– Верно, – я уставился на него, и он не улыбался. – Вы серьёзно? – он кивнул. – За что?

– Бронзовая Звезда может быть присуждена за отвагу или заслуги, или за то и другое. Вы, капитан, можете претендовать на неё по обеим пунктам.

– Забудьте! Я никогда не надену её! Это оскорбление для парней, с которыми я был!

– Вы наденете её не для себя, капитан, вы наденете её для парней, с которыми были. С медалями всегда так, сынок. Поверь мне. Их носят для тех, кто не может её носить, – ответил он. – Чёрт, если хоешь, думай об этом как о плате за молчание об этом грёбаном кошмаре. Неважно. Поверь мне, ты заслужил это!

Я поглядел на Физерстоуна. Он был асом своего класса, и я впервые поглядел на его грудь. Там была Бронзовая Звезда с буквой «V» – за доблесть, и дубовый листик, означающий его вторую награду, а также Пурпурное Сердце и красная, жёлтая и зелёная медали за боевые заслуги во Вьетнаме. Полковник Физерстоун не всегда был юристом. Я кивнул в знак понимания.

Технически, вас должны были послать в горячую точку, вместе с десантниками, но я убедил командира вашей бригады, что этот случай в Никарагуа идёт в счёт! – заметил он, – Кстати, что вы сделали своему командиру бригады, что он так разозлился? Он отказался рекомендовать вам награду. Я получил рекомендации от командира 505-й, но вы не получите медали за доблесть.

– Я продолжил расти, – рассмеялся я на это. – У Могучего Мышонка проблемы со всеми высокими офицерами. Вам было бы ещё хуже! – Физерстоун был даже выше, чем я, на дюйм или два. – К сожалению, для меня, но к счастью для батальона, во всём прочем он невероятно компетентен.

– Ну, теперь всё будет не так плохо?

Вернулась медсестра с моим бульоном и вылила на Физерстоуна ещё одну порцию брани за курение. Он убрал сигареты и уболтал её на сэндвич, пока я пил бульон и ел желе. Он сделал пару пренебрежительных замечаний о моей еде, на что я просто показал ему средний палец, и он рассмеялся.

После обеда полковник Физерстоун сказал:

– Расскажите мне о миссии, с начала до конца. Вы единственный, кого я не слышал. Приступайте.

В следующие полчаса я рассказывал о прыжке, начав с момента, где нас привезли к самолётам, и заканчивая моментом, когда мы на вертолётах вернулись домой.

– Я могу понять, почему Хокинс взъелся на меня. Что произошло? Военная полиция ждала меня уже к моменту прибытия?

– Скорее всего. Начальник ВП допросил этого вашего лейтенанта Фэрфакса, как только он приземлился. Именно он и сказал, что вы убили четырёх гражданских.

Я застыл и поглядел на Физерстоуна:

– Думаю, вы имели в виду, что он сказал, якобы я убил четырёх гражданских, сэр.

Он пожал плечами.

– Может, и так, может, и так. Расскажите мне о них, капитан. Гипотетически, конечно.

Я на секунду замолчал, чтобы собраться с мыслями. Я ни за что не собирался признаваться в любом дерьме этому парню!

– Хм-м… Говоря, конечно, гипотетически… Моя миссия, как вы помните, была двойной. Во-первых, вернуть моих парней домой, неважно, как. Во-вторых, не дать никарагуанцам понять, что мы вторглись к ним. Никаких международных инцидентов.

Физерстоун кивнул.

– Международные инциденты – это плохо. Если бы вы, парни, были бы схвачены в Никарагуа, это было бы на передовицах не меньше года. Помните Пуэбло?

– Более чем. Так или иначе, мы взяли в плен четырёх наркош, не солдат или гражданских, а наркоторговцев. К сожалению, для них, наш гений шпионажа, лейтенант Фэрфакс, нарушил приказ и заговорил при этих клоунах по-английски, так что они узнали, что мы американцы. Говоря гипотетически, конечно же, всё, что случилось с этими людьми – его ответственность.

Настала его очередь кивнуть.

– Я уже слышал это, хоть и не от него. Должен сказать вам, никто не подтвердил его обвинений в убийстве.

– Тогда, полагаю, никаких убийств и не было, – ответил я.

– Да? Ну тогда расскажите мне, что, гипотетически, произошло дальше.

– Ничего, конечно же. Как и сказали вам остальные, я подошёл к пленникам, которые были связаны у склада топлива, и освободил их, а затем четырежды выстрелил в воздух, чтобы припугнуть их. Это, должно быть, сработало. Мы слышали что-нибудь из Никарагуа?

– Ничего. Разумеется, лейтенант Фэрфакс заявил, что вы просто застрелили этих людей, а затем сожгли их тела в огне.

– Ну, учитывая, что и Фэрфакс, и все парни в то время были в другом месте, никто не видел, как я их освобождаю, верно? – спросил я. – Это именно то, что случилось, конечно же.

– Как я и сказал, – он помолчал секунду, что-то обдумывая. Мои ответы, видимо, удовлетворили его любопытство, или что-то ещё, и он пожал плечами. – Хорошо, с этим закончили. Мне позаботиться о телефоне?

– Да, пожалуйста.

Он кивнул и, встав, направилась к двери.

– Капитан, позвольте мне сказать вам одну последнюю вещь. Прежде, чем прийти сюда, я поднял ваше дело. Я видел ваши записи по фитнессу. Я видел отчёты о вас из ФБР и МГИ. Я даже видел ваши налоговые счета…

– ФБР и МГИ? О чём вы говорите? – перебил я его.

Физерстоун кивнул с серьёзным видом.

– Вас готовили к командной должности, капитан. Разумеется, вас серьёзно проверяли.

– Боже!

– Я, наверное, знаю о вас больше, чем кто-либо, кроме, разве что, вашей жены. Вы закончили старшую школу в 16 – во всех отношениях. Затем ваша семья с вами рассталась. Я знаю и о вашем братце-психе. Вы блестяще окончили колледж и стали доктором в 21. В 25 вы получили капитана и собирались получить майора в 28. Вероятно, вы бы окончили бы ККВУ, даже стоя на голове и с закрытыми глазами. Чёрт, вероятно, там вас ждала ещё одна степень. Затем славный тур куда-нибудь в качестве командира батальона, и, на сладкое – поездка в Пентагон. И вот к тридцати у вас своя бригада. Звучит знакомо?

Я молча кивнул. Он был прав. У меня была бы бригада как раз ко времени боевых действий против иракцев, вторгшихся в Кувейт. Командовать бригадой при самой однобокой победе со времён франко-прусской фоны – это гарантия звезды к моменту двадцати лет службы. Физерстоун же продолжал:

– С момента полового созревания вы держали высокий темп. Вы уже мультимиллионер, – должно быть, он увидел изумление на моём лице, потому что сказал, – Ага, я знаю. Я же видел ваши налоговые счета, помните?

– И что вы об этом думаете, полковник? – пожал я плечами.

– Только то, что сказал. Вы держали высокий темп, чтобы получить генерала. И вы бы получили его. Но теперь это закончилось. Помните, капитан, это просто ещё одна работа. Правда же, только и всего. Это хорошая работа, почётная работа, порой опасная и увлекательная работа. Это определённо работа, которая должна быть выполнена. Тем не менее, в конце концов – это просто работа. И для вас эта работа окончена. Работа – это не то, кто вы есть, это то, что вы делаете. Пришло время вернуться домой, стать отцом и мужем. Теперь это – ваша работа, – ответил полковник Физерстоун.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Во многом он был прав. Я был птицей быстрого полёта. Как и генерал Хокинс? Я был таким же, как и он? Летящим через людей? Мне не нравилась эта мысль и мне нечего здесь было доказывать. Я открыл глаза и улыбнулся:

– Суть ясна, полковник. Дайте мне телефон, с него и я начну.

– План состоял в том, что завтра вы летите в Вашингтон, в Уолтер Рид, для операции на вашем колене. Если хотите, я могу помочь вашей семье увидеть вас там.

– Буду очень признателен, сэр.

Пять минут спустя полковник вернулся с телефоном, который он подключил к розетке над кроватью. Занятно, что это всё ещё был высокий уровень безопасности. На телефоне не было цифр; подняв трубку, вы попадали в распределительный отдел и должны были назвать нужный номер. Когда я назвал свой домашний номер, полковник Физерстоун кивнул и вышел из палаты.

– Алло? – ответила Мэрилин.

– Солнышко, это я, Карл.

– КАРЛИНГ?! Где ты?! Что с тобой случилось?!!

– Всё в порядке, милая, всё в порядке. Произошёл небольшой несчастный случай, и я сейчас в больнице. Завтра я лечу в Вашингтон, в больницу Уолтер Рид. Может, ты могла бы приехать туда. Я хочу увидеть тебя и своего сына. Господи, как хорошо слышать тебя! – сказал я ей.

– Карл, что случилось? Что происходит? Я не понимаю! Я слышала, что ты в тюрьме!

– Это всё было недоразумение, Мэрилин. Я не в тюрьме. У меня просто проблема с моим коленом. Я в порядке. Всё объясню, когда увижу тебя. Ты сможешь прийти?

– Да! Как… да!

– Я могу попросить кого-нибудь прийти и помочь.

– Я просто не понимаю, что случилось, Карл! Ко мне приезжали из твоей батареи, привезли твои личные вещи и заявили, что ты под трибуналом! Что происходит?

Я улыбнулся про себя.

– Это всё просто недоразумение. Всё будет хорошо, Мэрилин. У нас будет долгий, долгий разговор.

Стоял канун Дня Благодарения. И в этом году у меня действительно были причины быть благодарным.

Глава 60. Начало конца

После нашего краткого звонка телефон унесли из моей палаты. Очевидно, полковник Физерстоун был не из самых доверчивых – или из самых осторожных. Это было для меня неважно. Мне было необходимо уложить всё в голове.

Я больше не собирался скрывать свои деньги. Так что я попросил его снять приличный люкс в хорошем отеле, вроде Hilton или Ritz, а не в каком-то сраном Super-8. Он посоветовал Hilton в Сильвер-Спринг, в паре миль от места, по всей линии Мэриленда, и меньше чем в 10 минутах езды. Я согласился на это. Он сообщил, что в Форт-Брэгге есть свои представители ШВТ; завтра они позвонят ей и дадут все указания, или же заранее встретятся с ней и довезут сами. А кто-нибудь из Вашингтонского офиса ШВТ встретит её в субботу и довезёт до Уолтер-Рида.

После этого я сказал «спасибо» и попрощался с полковником. Он сказал, что будет следить за моим делом, но ему нужно было лететь в Форт-Рукер, в Алабаму, чтобы разгребать ещё какое-то дерьмо. У меня сложилось впечатление, что это его основная работа – решать проблемы, которые никто не хотел выносить в суд или на публичное обозрение.

Я знал Мэрилин. Если к полудню она соберёт машину и сможет выехать – это ещё очень повезёт. У нас была семейная шутка, что нужно всегда называть ей время на полчаса раньше срока, и тогда она будет приезжать вовремя. От Файеттвилля до Вашингтона пути было примерно на 6 часов, если только она не заблудится и не свернет в Сан-Франциско. Я надеялся, что она заметит реку Миссисипи прежде, чем пересечёт её.

Это значило, что она проведёт ночь в Hilton и увидит меня через два дня. Такой план меня радовал. Это давало мне ещё две ночи здесь, на проверки и подготовки, а затем я на стареньком C-123 Provider полечу в Эндрюс, Вашингтон, чтобы попасть в Уолтер Рид. Должно быть, она будет там раньше меня. Я лишь надеялся, что у меня будет шанс увидеть её раньше, чем они начнут работать надо мной.

Спустя два дня я был достаточно здоров, чтобы путешествовать. Чтобы не приключилось с моими почками, кажется, они приходили в норму, хотя мне и оставили отвод. Из меня вытащили немалую часть трубок, но оставили и пару капельниц, и катетер. Это был чудесный полёт. Provider летел даже громче и жёстче, чем Herc, а у моей не самой милой и игривой стюардессы была лёгкая щетина.

Уолтер Рид встретил меня полным физически осмотром. Очевидно, там считали, что только именитые врачи из Уолтер Рид способны диагностировать меня правильно. В конце концов, всем было превосходно известно, что в больнице Флота в заливе Гуантанамо до сих пор использовались пиявки! К своему удивлению, я слышал тот же комментарий от персонала Гитмо о военных госпиталях. Это продолжилось следующим утром и вплоть до обеда, и никто не мог сказать мне, прибыли ли уже Мэрилин и мой сын.

А они прибыли. В районе обеда меня вернули в постель – в моей частной палате. Частная палата была запросом от полковника Физерстоуна, потому что, сказал я, классификация или нет, но своей жене я собираюсь рассказать всё как есть. Кроме того, что я сделал с четырьмя пленными. Мэрилин никогда не поймёт и не примет этого.

В последние несколько дней я много думал об этих убийствах. По некоторым стандартам я убил их, но не по всем. Согласно Женевской Конвенции и Единому кодексу военной юстиции, мне запрещалось убивать гражданских лиц при любых обстоятельствах, кроме прямого нападения на меня и моих парней. Однако, если бы я соблюдал правила Женевской Конвенции – мне бы следовало сдаться вместе с отрядом гражданским властям и ждать помилования или освобождения. Смехотворно.

Во время военных операций я мог быть, в определённых случаях, оправдан в убийстве – если это было во имя выполнения миссии. Но это, опять же, было неприменимо. Если бы я участвовал в легитимной миссии, связанной с наркотиками, я мог бы доставить своих пленников властям для дальнейшего решения их судьбы – что, опять же, было невозможно сделать в реальности.

Или я мог пустить по пуле в каждую башку и думать, что мир будет лучше без четырёх наркош.

Однажды, когда я учился управлению, я попал на занятия по управлению персоналом и человеческими ресурсами, которые вёл парень, бывший вице-президентом АТТ, и куривший покруче Физерстоуна. В один день он совершенно неожиданно спросил:

«Кто из вас поддерживает смертную казнь? Поднимите руки, – руки подняла примерно половина, включая меня. Он кивнул и сказал нам: – Вы – люди, которые способны увольнять людей».

Затем он пояснил, что увольнять людей – почти то же, что убивать их, с точки зрения самоощущения и последствий, но руководители должны быть способны сделать это.

Я всегда задавался вопросом, почему мне нравится руководить людьми. Мой отец не верил в смертную казнь (для прожжённого республиканца это странно, как по мне) и ненавидел кем-то руководить, когда такое случилось. У меня никогда не был проблем с тем, чтобы уволить кого-то; это просто часть работы, ничего личного, просто сделай это.

Кажется, то же самое относилось и к убийству людей. Мне не нравилось это, но я должен был это сделать. Что ж – сон из-за этого я не терял и не собирался.

Любопытно, что у моей матери не было претензий к смертной казни. Порой в ней проглядывала очень твёрдая жилка. Я помню, однажды она была в числе присяжных и присудила отправить парня на смертную инъекцию. Он просидел в камере смертников 8 лет прежде, чем проект «Невинный» получил его ДНК и доказал, что он невиновен и его нужно выпустить. Что до мамы – она была обеспокоена тем, что он всё равно говнюк, а значит, его всё равно нужно было пустить в расход. Она сказала мне это, и глазом не моргнув. Мама бы не осудила меня за убийство четырёх наркош, уж это точно!

Пока меня везли в мою комнату, увидел в коридоре Мэрилин с детской коляской. Я повернулся, чтобы позвать её, но санитары двигались слишком быстро. Это не имело значения; Мэрилин тоже увидела меня. Примерно через 30 секунд она вкатила коляску в мою комнату, следуя за медсестрой; та улыбалась и не вмешивалась.

Лицо Мэрилин сияло, но по нему также катились слёзы, и она чуть не бросилась на меня.

– О Боже, о Боже, ты дома, ты дома! – к счастью, она стояла справа, а все мои трубки и швы находились слева. Я лишь улыбнулся и погладил ей по спине. – Ты жив! Ты жив!

Я остановил её поцелуем, а затем подтолкнул в сторону.

– Я так сильно по тебе соскучился, но, думаю, мы должны дать медсестре сделать её дело.

Медсестра, которую, судя по бейджику, звали Хортон, просто проверила мои температуру и давление, а затем сказала нам о часах посещения. После этого она склонилась над коляской и проворковала:

– Ну разве ты не милашка? И так хорошо себя ведёшь!

Мэрилин улыбнулась мне, а затем наклонилась над коляской.

– Хочешь познакомиться со своим сыном? – спросила она.

– Это его первая возможность увидеть своего ребёнка? – ахнула сестра Хортон.

Она подняла мою кровать, чтобы усадить меня в вертикальное положение, и Мэрилин вытащила Чарли из его комбинезона.

– Чарльз Роберт Бакмэн, это твой отец! – Мэрилин протянула сына мне.

Он был одет в синий детский костюмчик и дополнительно завёрнут в тонкое одеяльце.

Если бы я ожидал, что Чарли будет похож на Паркера – то это было даже не близко. Паркер был похож на меня и мою мать; Марли был больше похож на семью Мэрилин, её мужскую часть, всю блондинистую и крепкую.

Усадив сына на колени, я поддерживал его спину. Ему было уже два месяца, и он мог держаться прямо – с некоторой помощью. Он не слишком шумел, но глядел на меня и корчил забавные рожицы, а затем широко улыбнулся мне. Мэрилин была в восторге!

– Он знает, что ты его папочка!

– Должно быть, у него газы! – ответил я.

Медсестра рассмеялась и вышла. Мэрилин надулась, но я понюхал воздух и сказал, что был ближе к истине. Я вытянул перед ним свой большой палец, и он ухватился за него. Он был слишком мал, чтобы делать что-то ещё, но, как по мне, выглядел вполне нормальным. Я определённо не видел признаков синдрома Уильямса! Он проявляется на лице задолго до появления других симптомов.

Я пересчитал пальцы на его руках.

– Все 10! А что насчёт ног? – спросил я Мэрилин.

– И там тоже 10, – ответила моя жена.

Я ухмыльнулся сыну.

– Все 10 поросят? Я проверю позже, – я глянул на Мэрилин. – А что насчёт, ну, ты знаешь…

– Чего?

– Ну, у него есть и 21-й?

Она на секунду застыла, а затем закатила глаза и застонала:

– Мужчины! Вы все думаете, что это так важно! Да, у него есть и 21-!

Я снова повернулся к Чарли.

– Поверим мамочке на слово. Я смотреть не буду. Папочка подгузников не меняет!

– Папочка слабак! – Мэрилин забрала его обратно и понюхала его подгузники, – Сейчас ты всё и узнаешь.

Она снова вручила его мне, а затем вытащила из пачки, лежащей снизу коляски, свежий подгузник. Найдя ровное место на кровати, она умело поменяла его. Мэрилин меняла их своим братьям и сёстрам, как только стала достаточно большой, чтобы сделать это. Перед тем, как закончить, однако, она подняла его, чтобы я видел:

– Убедился? 21-й!

– Похоже, он может вырасти в 22-й, а то и 23-й, – заметил я.

– Мужчины! – после смены подгузников пришло время кормления.

Мэрилин вернула его мне, а затем выудила из сумки одеяльце и накрыла им свои плечи и грудь. Затем она расстегнула блузку и, забрав Чарли, сунула его под одеяльце. Она кормила его грудью!

– Ну, думаю, это лучше, чем бутылка, – сказал я. Мы обсуждали это во время занятий от Lamaze.

– Маленький поросёнок, вот он кто! – Мэрилин на мгновение поморщилась. – Гляди, какой ужас!

– Ну, он точно Бакмэн, – Мэрилин улыбнулась на это. – Господи, как хорошо тебя видеть. Я так по тебе скучал!

– И я тоже скучала. Но ты выглядишь ужасно! Ты так сильно похудел.

– Это изысканная больничная еда, – я пожал плечами. – Сброшенные килограммы мигом вернутся.

– Совсем не мигом, ты знаешь это.

Я снова пожал плечами:

– Теперь я дома, с вами, ребята. Я вернусь в форму. К чёрту эту диету, не так ли?

Мэрилин посерьёзнела.

– Карл, что с тобой произошло? Ты должен был поехать в Гондурас на пару месяцев и вернуться домой. Но тебя объявили пропавшим без вести и чуть ли не погибшим, затем сказали, что ты арестован, а затем ты оказался в больнице. Я не понимаю! Что с тобой случилось?

Я вздохнул и рассказал ей. На то, чтобы всё разъяснить, ушёл добрый час – ведь у Мэрилин не было понимания армейских порядков, какое было у Физерстоуна. Я пропустил часть с пленниками, просто повторив свою версию о том, что я развязал их и выстрелил в воздух, чтобы поторопить их. Ага, поторопить на пути на тот свет. Уверен, однажды в будущем они встретят меня там.