Текст книги "С чистого листа 1 (ЛП)"

Автор книги: Ролли Лоусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 103 страниц)

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Ну, у меня никогда не было ничего больше, чем дружбы. Что создало некий образ Ромео. Что, если я не оправдаю твои ожидания, хм-м? – я улыбнулся.

Джина покраснела.

– Не думала об этом.

Я взял её руки и завел в спальню, оставив свет включенным.

Джина спросила:

– Разве мы не должны выключить свет?

– Ты такая красивая, я хочу тебя видеть.

Было видно, что она очень сильно запереживала по этому поводу, так что я пошел в гостиную и достал пару свечей. Зажег их и выключил свет в спальне. Она выглядела куда более расслабленной, атмосфера стала куда романтичнее.

– Ты всё еще красива, слишком красива для меня.

Сказал я и поцеловал девушку..

Джина таяла в моих объятиях, пытаясь зацеловать меня.

Я же, осовободившись, вдохнул немного воздуха, она потянулась руками и расстегнула своё платье. Я остановил девушку и прошептал.

– Нет, позволь мне.

Она кивнула в согласии.

Я решил подогреть её ожидание, начав двигаться очень медленно. Для начала я снял с себя пиджак и бросил его в сторону, затем развязал галстук и верхнюю пуговицу рубашки. Галстук полетел к пиджаку, затем куда-то в ту же сторону отправились и туфли. Я вернулся к ней, и не позволяя обернуться, встал сзади. Мои губы принялись ласкать её шею, а пальцы расстегивать застежку на платье, сталкивая его вниз. Я слышал, как с каждым движением она глотала воздух все сильнее. Девушка предстала передо мной в кружевное белье, таких же трусиках и колготках. Все это время она стояла на каблуках.

– Ты такая красивая! – прошептал я, лаская её шею, после того как расстегнул лифчик и тот упал на пол. Я продолжал целовать и лизать её, двигаясь к груди, которая без лифчика немного опустилась под своей тяжестью и стала еще сексуальнее, так что я немного с ней поигрался, наклонившись и засосав её соски. Затем я упал на колено, чувствуя запах её желания через колготки и трусики. Но нужно делать всё постепенно. Если бы на ней были надеты чулки, а не колготки, то я бы оставил их, но этим вечером я хочу видеть Джину полностью голой. Ей приходилось балансировать на одной ноге, с руками на моих плечах, пока я разувал её. Затем я медленно спустил колготки и, наконец, трусики.

За ними скрывался темный кустик, подстриженный в форме треугольника. Бритье не стало популярным до восьмидесятых, когда бикини стали куда меньше. Я был не против. Вместо того, чтобы встать, я подвинулся ближе и поцеловал её, прямо в лобок. Джина почти что подпрыгнула. Я схватился руками за её бедрами и зарылся языком поглубже.

Джина счастливо затрясло.

– О Боже! Боже! – она непроизвольно схватила меня за голову и прижала к себе, в тоже время прижимаясь к моему лицу бедрами. Я пытался держать ситуацию под контролем, и пока она пыталась вырвать оргазм любой ценой, я остановился и отодвинулся. Девушка ошарашенно посмотрела на меня.

– Ох, Боже!

Я встал. Боже, как хорошо быть шестнадцатилетним!

Мне не нужно ни за что хвататься, чтобы подняться на ноги! Я провел её к кровати и она легла в центр. Я упал рядом и прошептал:

– Твоя очередь. Думаю, на мне слишком много одежды!

Джина молча кивнула и расстегнула мою рубашку. Она не торопилась, но и не медлила. Мне нравилось, так как ждать дольше, чем нужно мне не хотелось. Когда она стащила мои штаны в этот раз, то уже не мешкалась, перед тем как снять с меня трусы и даже носки. Я протянулся голый около неё. Нужно было еще немного вдохнуть в неё смелости, так что я приложил губы к её груди, а руку на киску. Она протекала.

Спустя минуту траха пальцем, я произнес.

– Последний шанс сказать "нет"! – И еще раз лизнул сосок.

– Да, да, да!

Я ухмыльнулся и встал.

Джина раздвинула ноги в стороны и я встал на колени между них. Я не знал, будет ли ей больно или нет, но уверен, что там будет узко. Некоторые девушки рвали свои плевы из-за самых рядовых дел на протяжении жизни, но у некоторых они оставались. У Мэрилин, например, она была и теперь я понимаю, что должен был быть с ней куда нежнее. Я надеялся, что с Джиной всё произойдет гладко. Медленно опустившись, я оперся на левую руку, а правой направлял член ей в щелку. Головка вошла в неё довольно просто. Ох, не получилось героического прорыва. Я медленно и аккуратно давил на неё, не прекращая до самого конца.

Я вошел в неё безо всяких трудностей или преград. Джина не начала плакать или молить меня остановиться. Было невероятно узко, тепло и сочно. Может Джина и была девочкой, но какой-то девчачьей части ей не точно не хватало. Она лишь счастливо ловила воздух ртом и запустали руки вокруг моей шеи… Всё, что вырывалось из её уст это "Не прекращай!"

Неплохая идея. Отличная идея! Я не думаю, что смог бы остановиться, даже если бы её родители и Папа Римский вошли через дверь! Мне нужно было двигаться медленно, не столько ради Джины, как для себя. Еще пара толчков и взорвусь. Я медленно вытащил, чем вызвал еще одну "Не прекращай!" от Джины, а затем вставил снова. Раздался довольный стон. Джина быстро поняла ритм и помогала мне бедрами, насаживаясь на него. В какой-то миг мои яйца изверглись белым вулканом. Я лег на неё, еле переводя дух и обильно кончая. Джина продолжала насаживаться на меня.

Спустя пару минут, её руки обвили мою шею и я нашел в себе силы глянуть на неё. Не знал, что меня там ждет – радость или разочарование (И это всё?). Девушка выглядела словно ангел с темные волосами вместо нимба, пот сиял по всему её телу.

– Ох, Карл, я тебя люблю! – прошептала она.

– Я тоже тебя люблю! – мы скатились друг с друга и легли по бокам.

Она положила мне голову на грудь.

– С тобой… ну… всё в порядке?

Она глянула на меня.

– А?

Я прочистил горло.

– Всё хорошо? Тебе не больно?

Она любопытно глянула на меня.

– Нет, мне прекрасно. Разве должно быть больно? Я не понимаю.

Наверное я закатил глаза и улыбнулся.

– Нет, просто иногда в первый раз девушкам больно. Я бы не хотел ранить тебя!

– Всё еще не понимаю, – сказала она с улыбкой.

Я охнул и сел прямо.

– Ну, просто… быстрый урок биологии. У девушек есть небольшой кусочек клеток, похожей на кожу, в вагине. И она мешает, ну… сама понимаешь чему. Как бы там ни было, когда занимаешься в первый раз, то она рвется и может быть больно.

Она улыбнулась.

– Нет, ничего такого!

– У некоторых девушек, особенно гимнасток, она может порваться сама во время определенных событий.

– Пару лет назад я упала с велосипеда. Тогда было больно и кровь шла, но я думала, что это потому что я упала, – призналась она.

– Наверное это оно.

– Значит… никаких проблем? Мы можем снова заняться любовью? – она посмотрела на увядший член и я замер.

– Дай мне пару минут, я хочу, чтобы он стал получше для тебя.

Джина охнула.

– Он становится лучше!

Боже, как же мне нравится быть шестнадцатилетним!

– Да, детка, куда лучше!

Той ночью мы занялись любовью еще дважды, и каждый раз я не торопился, трогал её тело и медленно входил в неё.

Джина открыла все радости множественного оргазма, и я осознал насколько же она громкая. Мне оставалось лишь надеяться, что не придут соседи! Мы закончили заниматься этим после полуночи, хоть никто из нас и не хотел останавливаться. Однако, нам все же нужно было помыться и отвезти девушку к родителям. Мы приняли быстрый душ и Джина переоделась. Я надел свой костюм, хоть и оставил галстук дома (Чтобы родители не были озадачены тем, что я в другой одежде). Поверх костюма влез в пальто и провел девушку до самой двери. Час ночи, родители разрешили ей сегодня остаться подольше.

Я как следует её расцеловал.

– Когда мы увидимся снова?

– В понедельник, в школе.

– Будем более конкретны. Когда мы сможем повторить? Думаю, в школе у нас с этим возникнут проблемы, – ответил я.

Джина хихикнула.

– На пару дней мы точно в пролете. Я не могу приходить к тебе в будни, а в выходные – рождество.

– Твои родители работают в неделю после рождества?

– Да! Я буду дома совсем одна! Чем же мы займемся, мне интересно?

– Я лизнул ей ухо и она мило съежилась. Если я прийду утром, то может что-нибудь и придумаем.

Джина еще раз поцеловала меня и я отправился домой.

Глава 19. Счастливого Рождества и Нового Года

Суббота, 25-е декабря, 1971 год.

В рождественское утро я подъехал домой к восьми. Еще раз я порадовался тому, что живу к югу от линии Мэйсона-Диксона. Снежное рождество звучит ужасно мило, но поверьте, это не так. Из-за снега происходит масса несчастных случаев, погибают люди. Я провел пятьдесят лет в пригороде Нью-Йорка, где шесть месяцев в году идет снег, четыре месяца стоит холод, а оставшиеся два – Июль и Август, просто пиршество для комаров, что вырастают до каких-то невообразимых размеров. Восемь футов снега – обычное дело для нашего района, а в некоторых частях штата выпадает и того больше! Куда больше!

Я прошел через главную дверь, чтобы обнаружить большую часть своей семьи. Разумеется, Сьюзи всего десять, вот она всех и разбудила. Моя мать, Нана и Сьюзи сидели в гостиной. Папа готовился к тому, чтобы готовить завтрак и только Хэмильтон сидел у себя в комнате.

Я привез с собой несколько пакетов с коробками в подарочной обертке, которые Сьюзи тут же выхватила из моих рук и разложила около дерева. Мама позвала Хэмильтона, папа тоже вышел поздороваться.

В доме Бакмэнов было несколько традиций, ёлка была одной из них. Её ставили в первые выходные декабря, и она оставалась на месте до Нового года. Когда ты покупал подарок, то должен был оставить его у дерева – священного места. Никому не разрешалось подглядывать в них заранее, под угрозой лишения подарка. Но поднимать подарки и трясти их, угадывая что внутри, разрешалось.

Когда мне было двенадцать, под деревом появилась огромная коробка адресованная мне, от Хэма и Сьюзи.

Она была большой и тяжелой, внутри что-то грюкало, врезаясь в стенки коробки. Подарок стоял в центре комнаты, так что подсмотреть никак бы не удалось. Почти месяц эта штука интриговала меня и в рождественское утро я первым же делом схватил ее и разорвал обертку. Понятия не имею, где они его взяли, но внутри находился пакет с десятью фунтами угля! Мои родители чуть не померли от смеха, а брат с сестрой были непомерно горды собой. Ладно, хорошо, они заслужили это право.

До конца своей жизни я становился центром насмешек на рождество.

Еще одной большой традицией было то, что Хэмильтон получал два подарка. Верите или нет, но этот маленький засранец родился 25-го декабря. Как правило, подарки на рождество выдавались утром, а на день рождения – вечером, за столом. Еще нужно было покупать ему именно два подарка. Никакие уловки не проходили: Нельзя было сказать, что один стоил слишком много и считается за два. Нет, один утром, второй вечером. Но оставшийся год он сидел без подарков.

Как и почти вся остальная семья. Мой день рождения был в ноябре, а родители родились в Январе.

Только у Сьюзи хватило ума появиться на свет в июне и получать подарки каждые полгода.

Как только все собрались в гостиной, Сьюзи принялась за работу, раздавая подарки, я сел на диван в ожидании своих, но ничего не получил. Ну, я знал достаточно, чтобы не волноваться, наверняка получу в конце огромную кучу подарков. Однако, спустя пару минут даже родителям стало интересно куда же делись мои подарки. Они даже сказали Сьюзи их найти. Никому и в голову не могло прийти, что их вообще нет в комнате.

Да, их здесь не было.

Под деревом не осталось ни одной коробки предназначенной для меня. Я глянул на маму с папой с приподнятой бровью, они лишь уставились на меня в ужасе.

– Где подарки Карла? – спросила она.

И наконец-то, хотя бы раз, никто меня ни в чем не мог обвинить. Папа, мама и Сьюзи начали громко обсуждать что к чему. И тогда все осознали, что молчит только мой брат, Хэмильтон. Я посмотрелана него и увидел легкую ухмылку на лице, выражение, которое полностью исчезло, когда родители начали спрашивать его, где мои подарки. Всем своим видом он показывал превосходство.

– Я не знаю, где его подарки!

Больше он ничего не сказал.

Родители продолжили всех расспрашивать, включая Хэмильтона, беседа стала достаточно громкой. Я все понял за тридцать секунд. Папа глянул на меня, когда я сказал Хэмильтону.

– Маленький ты засранец. Ты и в этот раз нагадил?

– Что такое? – спросил отец, махнув всем рукой для молчания. Он затесался между мной и Хэмильтоном.

Тот лишь невинно глянул на меня и повторил.

– Я не знаю, где его подарки.

– Нет, не знаешь… – согласился я, – Откуда тебе знать, куда они свозят весь мусор! Хотя бы раз в жизни ты не солгал. Я почти впечатлен.

Отец замер на месте, а мама охнула, не веря.

– Карлинг, немедленно извинись! Хэмильтон бы ни за что так не поступил! Он не мог!

Я просто улыбнулся.

– Очень даже мог. Всё, что ему нужно было сделать – это прокрасться сюда в ночь, когда выносят мусор, забрать подарки и спустить их вниз, а затем спрятать в мусоре так, чтобы было незаметно.

Даже отец не верил, что Хэмильтон мог так поступить.

– Невозможно! Мы бы его поймали!

– Правда? Раз я съехал, то кто теперь выносит мусор?

Я отклонился на стуле и скрестил руки. На самом деле он поступил довольно хитро. Как я и говорил, гением преступного мира он не был, но в этот раз ему удалось всё провернуть. Он взял мои подарки, засунул в мусорные мешки, и сам вынес их до мусорки. Теперь мне стало интересно, чтобы я мог получить.

Отец в ужасе уставился на меня, а затем медленно перевел взгляд на брата. Мне стало любопытно, сжег ли этим Хэмильтон последний мост в отношениях с папой. Нана сидела и ничего не понимала. Сьюзи расплакалась, потому что связала мне шарфик на рождество, Мама с Наной учили её вязать специально для этого случая. Мать продолжала отстаивать невиновность Хэмильтона.

Хэму может и сошло бы всё с рук, но он решил испытать свою удачу. Большинство преступников загоняет в тюрьму их же язык, и Хэмильтон ничем не отличался от других.

– Люди, которые здесь не живут – не получают подарков, – объявил он.

– Да, ты прав, не получают, – я встал и натянул пальто, – Увидимся, ребята.

Дверь за мной захлопнулась прежде, чем они успели что-то сказать. Мама выбежала за мной в тапочках и халате, но я лишь помахал её рукой и тронулся. Затем нашел какую-то кафешку, что сегодня еще работала и позавтракал. Добравшись домой, я увидел как сияет лампочка автоответчика, но мне было плевать. Раздался еще один звонок, мать молила меня перезвонить. Я не обратил на это никакого внимания и вытащил шнур из розетки.

В 1971-году автоответчики были довольно необычным делом. В цифровой век голосовая почта и автоответчики станут само собой разумеющимся, но до этого еще двадцать или около того лет. Сейчас он представлял собой диктофон с пленкой, которую нужно было перематывать. У меня было очень простое приветствие на нем, которое говорило, что никого нет дома. Если бы родители Джины позвонили, то подумали бы, что это номер дома моих родителей.

В этот момент я чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо еще. Не буду лгать. Я плакал. В каком-то смысле, это было даже хуже, чем когда Мерилин или Элисон умерли, ведь тогда вокруг была семья. Сейчас же семья бросила меня. Я просто сидел в квартире до обеда, погруженный в печаль, но затем решил собрать сопли в кулак. Быть жалким неплохо лишь в малых дозах. Я открыл бутылку Шардоне и постарался забыться.

Первым делом я включил телефон и прослушал сообщения. За исключением одного из них, все от матери. Оставшееся принадлежало Джине. Я перезвонил ей. О том, что натворил Хэмильтон я не сказал ни слова. Мы недолго поговорили и я пообещал придти на обед в воскресенье. Если бы я сказал ей о сегодняшнем, то она бы пригласила меня на Рождественский ужин к себе, что вызвало бы слишком много вопросов.

Я не перезванивал матери, оставив её попытки связаться со мной на автоответчик. Уже вечером позвонил отец. На этот раз я ответил.

– У телефона, Пап.

– Где ты был весь день? Мать весь день тебе звонила. Она очень расстроена.

– Ну, господи, Папа. Мне жаль это слышать. Ведь это мои действия стали результатом проблем в семье сегодня.

Он ничем не ответил на мой сарказм.

– Так где ты был?

– Да здесь же! Рождество, куда мне пойти? Всё закрыто.

– Карлинг, прошу, извини меня. Не веди себя так, – отец редко кается, я оценил попытку.

– Зачем ты позвонил, Пап?

Я не был в настроении прощать, ведь только что добил Шардонне и открывал новую бутылку.

– Просто хотел, чтобы ты знал – Хэмильтон признался. Всё было именно так, как ты сказал. Мы заместим тебе всё, что он уничтожил.

Я вздохнул.

– Да? Как вы замените шарфик Сьюзи? – на это он не ответил, – Слушай, Пап. Делайте, что хотите, мне уже плевать. Не трать деньги, мне не нужны никакие подарки.

– Карлинг, не веди себя так.

– Как, пап? Как мой брат? Давай сделаем так. Купи мне всё, что хочешь. Я не стану ничего выбрасывать. Передам всё в Армию Спасения. Как тебе такое? Хорошая сделка? Нам обоим будет хорошо. Что-то еще, пап? Или я могу вешать? – спросил я.

– Поговорим позже. Прости, Карл.

– Разделяю твои надежды.

Я повесил трубку и снова вытащил его из розетки, подливая себе вина. Утром будет болеть голова. Плевать.

Я проснулся на следующее утро с гудящей головой и языком – полезное напоминание о том, почему много пить – вредно. Не самое отвратительное похмелье из тех, что у меня бывали, но похмелье в принципе не бывает хорошим, верно? Я осушил стакан воды и проглотил таблетку парацетомола, после чего принял душ. Ибупрофен бы сработал лучше, но в 1971-ом его выдавали только по рецептам. После душа я выпил еще одну таблетку, запив апельсиновым соком и сел за свою печатную машинку.

Я провел остаток вчерашнего вечера размышляя об этом письме. Его нужно было написать, ведь если что-то случится, а я его ей не отправил, то мне никогда себя не простить. Текст для обложки буквально лился из меня.

Папа.

Я хочу, чтобы ты отдал этот конверт Сьюзи. Просто отправить его по почте я не могу, так как кое-кто читает все письма в доме, ты можешь не согласиться с этим, но мы ведь обо знаем, что так оно и есть. Без понятия, читает ли он вашу почту, но мою читал.

В этом письме нет ничего сокровенного, но оно для Сьюзи, а не для тебя. Если она захочет тебе его показать, то покажет. Я поговорю с ней и спрошу, получила ли она письмо. Не говори об этом маме, это лишь создаст лишние проблемы. Спасибо.

С любовью.

Карлинг.

Это была легкая часть. Следующее письмо писать куда сложнее.

Дорогая Сьюзи!

Мне очень жаль из-за того, что произошло с тем шарфиком, который ты мне связала. Уверен, что он был очень милым и я знаю, как много времени ты на него потратила. Я был бы счастлив носить его и если ты когда-нибудь сможешь, то я был бы рад получить еще один такой. Наверняка он получится очень теплым и удобным.

Я хотел написать тебе о том, почему я переехал неделю назад. Знаю, что это сбивает с толку, но такой шаг был необходим. Знаю, ты не понимаешь, что происходит, так что я сейчас постараюсь как можно понятнее тебе всё объяснить.

Наш брат, Хэмильтон заболел. У него проблемы, но не с телом. У него больная голова. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, только знаю, что всё серьезно. Мама с папой будут это отрицать, но даже они понимают – что-то не так.

Не знаю почему он такой, какой есть.

Всё, что я знал о психиатрии уместилось бы на спичечном коробке, но у брата были проблемы и я в этом уверен. Мне всегда казалось, что у него какая-то форма шизофрении, одна из тех, где люди верят в вещи, что не являются правдой. То, как всё воспринимает больной, и то, как всё является на самом деле – не сходится. Он был так сильно настроен против меня, что мне стало интересно: не параноидальная ли у него шизофрения. Честно говоря, я понятия не имел. Я знаю только, что в прошлом будущем, когда я пошел в колледж, он начал вести себя еще более странно. Что же произойдет в этот раз… я даже гадать не мог.

С каждым годом он становится всё агрессивнее и опаснее по отношению ко мне. И случай с подарками – только одна из многих козней, которые он против меня строил. Однажды, когда ты подрастешь, мы поговорим об этом и я расскажу тебе обо всем подробнее. Верь мне – я ушел лишь потому что не чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Если бы я продолжил жить дома, то рано или поздно один из нас ранил бы другого. Я ушел, чтобы этого не произошло.

Не знаю, как будут обстоять дела в доме теперь.

Я ушел и, возможно, Хэмильтон остепенится. Но я должен тебя предупредить, будь осторожнее с ним. Знаю, что для такой юной леди как ты, это будет трудно, но приглядывай за ним. Если начнет казаться, что тебе грозит хоть какая-нибудь опасность, то дай об этом знать папе. Если не найдешь папу, то позвони мне, я приду и помогу. Верь только мне и папе, не слушай маму. Точно не в вопросе Хэмильтона.

Наш брат рыскает по всему дому. Если у тебя есть дневник, то он наверняка читал его. Если ты получишь почту, то он её прочитает. Уверен, Хэмильтон обыскал все твои ящики и шкафы. Тебе нужно купить сейф, как у меня, и держать личные вещи под замком. Попроси отца купить тебе такой. Если он откажется, то позвони мне и я сам его тебе куплю.

Попроси папу установить себе на дверь защелку и замок. Снова же, если отец откажется, то я помогу. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.

Я не часто буду приходить к нам домой, но я по прежнему живу в городе. Звони мне, когда захочется. В конверте ты найдешь несколько моих визиток. Держи одну в кошельке или сумочке, остальные раздай своим тётям и скажи им, что я переехал. Маме с папой это не понравится, но всё равно расскажи, а затем дай визитки. Так ты будешь в безопасности.

Когда я переехал, то снова заскочил в типографию и распечатал новые визитки, с моим новым номером и почтой. Я знал, что родители никому не расскажут о моём переезде. Это очернит прекрасную славу семейства на публике, Бакмэны не могли этого позволить!

Помни, я всегда буду твоим старшим братом. Если тебе будет страшно или ты захочешь поговорить со мной, то позвони. Мы поговорим по телефону или я приеду и встречусь с тобой. Знаю, ты запуталась, но когда повзрослеешь, то поймешь меня немного лучше.

С любовью,

Карл.

PS: Заботься о Дэйзи. Я по ней скучаю, но знаю, что ты тоже любишь и не даешь её в обиду. Спасибо.

Я вытащил письмо из машинки, перечитал его несколько раз, исправил пару строчек и перепечатал. Прикрепил пару визиток и закрыл конверт, который положил в больший конверт с той частью, что предназначалась для папы. Я отправил его к папе в офис, с пометкой "Личное". Через неделю позвоню Сьюзи убедиться, что она получила его.

К тому моменту головная боль почти прошла, хоть в животе засело одно очень гадкое чувство. Я чувствовал себя так, будто оставлял Сьюзи на произвол судьбы. Хэмильтон никогда не был агрессивно настроен по отношению к нашей сестре, но теперь, когда меня не стало рядом, кто знает – успокоится он или повернет свой гнев в её сторону? Я просто не знал.

В первый раз он всегда был дружелюбен с ней и её сынишками, был у них любимым дядей, как гордо объявила моя мать. Он водил ребят в кино и на бейсбол. Однажды мама даже сказала Мэрилин, что из него бы вышел хороший отец. Мэрилин уставилась на неё, не веря своим ушам и сказала, что нет, он был бы отвратительным отцом. Хороший отец будет рядом и в горе, а не только когда всем весело.

Мама не нашла, что ответить.

Я поздно позавтракал соком и большим куском фруктового торта. Да, я знаю шутки, но в доме Бакмэнов их любили*. Настолько, что один мне даже удалось забрать. Уверен, что на рождество меня тоже ждал торт, но теперь он был в мусорке. Я оделся и поехал к Джине на воскресный ужин.

Родители девушки очень тепло меня приняли. Я уклонился от вопросов о том, что мне подарили на рождество, простым "одежду и всякое для школы".

На Джине было надето ожерелье, которое я ей подарил. Не думаю, что видел её хоть раз без него с той самой ночи, когда мы ходили на танцы! Мы болтали в школе, но родители не разрешали нам видеться в будни. Я был довольно таки возбужден, а она несколько раз шептала мне на ухо, что очень хочет уединиться.

Но я лишь улыбался и прошептал ей.

– Сегодня, когда ляжешь в кровать, сними одежду и начни трогать себя.

Джина шокировано глянула на меня.

– Я не могу это сделать!

Я лишь ухмылнулся.

– Что? Снять одежду? Ты спишь в пижаме? – она покраснела и просто кивнула, – Так сними её, никто не увидит!

– О Боже!

– А затем потрогай себя там, где ты хотела бы, чтобы я тебя потрогал, – сказал я ей.

– О Боже! Какой ты мерзавец!

Джина убежала и потом отказывалась рассказать мне, сделала ли это. Я лишь смеялся и знал, что сделала. Но она ни за что не расскажет. Уж точно пока мы не останемся одни и я не начну делать это с ней снова.

В этот день всё было точно так же. Выдалось пару минут, когда её отец вышел из комнаты, а мать возилась на кухне и я прошептал ей на ухо.

– Ну как, надеваешь свою пижамку?

Джина покраснела и ускакала помогать матери на кухне. Я посмеялся и пошел за ней.

В отличии от дома Бакмэнов, где всем заправляли протестантские традиции, здесь на рождество не готовили индейку. Всё было очень по-итальянски, и мы доедали лазанью. Еще была паста и анчоусы, свежий чесночный хлеб, острые перцы и овощи, а еще Кьянти.

Мистер Колосимо глянул на меня, наполняя мой стакан и я пообещал вести себя как подобает. Было очень вкусно.

Затем мы спустились в подвал и болтали там, набитые едой не меньше, чем если бы ели индейку. Это продолжалось до вечера, пока я не ушел. Джина провела меня до двери, родители остались внизу, что дало нам небольшой момент приватности.

Она посмотрела на меня с надеждой.

– Ты придешь завтра, да?

– О, да! Я приду! Коты уходят, мышке хочется позабавиться! Конечно! Когда мне явиться?

– Они уедут к восьми.

– Буду в девять, мало ли что, – сказал я.

Она кивнула.

– Если увидишь машину около дома, то даже не останавливайся. Просто проезжай мимо и позвони мне.

Я быстро поцеловал её и открыл дверь.

Обернувшись, на моём лице появилась ухмылка.

– Сделай мне одолжение.

– Какое?

– Надень ту пижаму, о которой мы всё с тобой болтаем.

Она возмущенно взвизгнула и шлепнула меня по руке. Я пошел к машине не переставая смеяться.

На следующий день я подъехал к дому девушки в девять часов, никаких машин рядом видно не было. Я припарковался и поднялся к главному входу. После пары стуков, дверь открылась. Джина наверное ждала меня, но в проёме её видно не было.

– Джина?

– Быстрее! Заходи – приглушенно прозвучало из-за двери.

Одержимый любопытством, я вошел.

Джина пряталась за дверью.

Одетая в халат, но босая.

– Что ты задумала?

– Я ведь не могу так просто открыть дверь в халате! Уж точно не тебе, вдруг кто-то заметит, как ты входишь! Быстрее, внутрь!

Я посмеялся.

Как только я вошел внутрь, Джина громко прикрыла дверь и тревожно посмотрела на двор через окно, а затем направился на кухню, что с задней стороны дома. Окна в ней были куда меньше, из них не было видно ничего, кроме заднего двора. Там она немного расслабилась. В раковине лежала миска из-под каши и стакан для сока. Она увидела, что я туда смотрю и быстро сложила всё в посудомойку.

– Чего ты как на иголках? – спросил я, обнимая девушку.

– Ты. Точнее, то, что ты здесь. Родители убьют меня, если узнают, что ты был здесь, – ответила она.

Я хихикнул.

– Не думаю, что они убьют тебя. А вот меня да, убьют.

– Как-то не очень помогло.

– Так что, ты в пижаме? – я ухмыльнулся.

Она тут же покраснела.

– Да.

– Покажи.

– Я не могу показать тебе пижаму!

С этого я громко рассмеялся.

– Детка, я уже видел тебя в пижаме.

Она показала мне язык, а затем отошла.

Немного поколебалась и раскрыла халат на распашку. Под ним был простой хлопковый топ и штаны где-то ей до икр.

– Доволен? – спросила она.

Я улыбнулся и посмотрел на неё.

– А ты всегда надеваешь лифчик и трусики под пижаму? – спросил я.

Джина в шоке завязала свой халат и повернулась ко мне.

– Как… ты не мог… Откуда ты узнал, что на мне трусики и лифчик?!

Я пожал плечами.

– Не знал, ты сама мне сказала.

Выражение её лица было бесценным.

– Так нечестно!

– Быть честным – слишком просто.

– Ооооох, терпеть тебя не могу! – она попыталась ударить меня руками по груди.

Я хихикнул и приобнял её, затем приблизился к ней лицом. Как для человека, что терпеть меня не может, она целовалась довольно любвеобильно. Спустя пару минут поцелуев и игр с языком, мы отодвинулись, чтобы подышать и она сказала:

– Всё равно нечестно!

– Так засуди меня. В любви и на войне все средства хороши, – она еще раз ударила меня, – Может, мне рассказать твоим родителям о том, как ты всё пытаешься ударить меня. Интересно, что они на это скажут…

– Не смешно, – она взяла меня за руку и повела в подвал, – Поговорим внизу.

Я пошел за Джиной по лестнице вниз. Она неуверенно смотрела на меня, так что я взял всё в свои руки и подвел её к большому креслу. Сел на него и посадил девушку боком на колени. Обнял её за талию и она уселась поудобнее. Пора бы еще немного поцеловаться.

Теперь, когда мы покинули гостиную и переместились в более приватное место, Джина успокоилась и расслабилась. Это было видно по тому, как она страстно принялась целовать меня, особенно когда я распустил её халат. Лизнув ей ушко, я прошептал.

– Я всё гадал, в какой ты будешь пижаме.

Она отклонилась, чтобы смотреть мне прямо в глаза.

– Что ты имеешь ввиду?

– Разве ты не помнишь? Я сказал тебе переодеться из своей обычной пижамы в что-то другое.

Я раздвинул её халат.

– Нет, ты сказал полностью снять пижаму!

– А я об этом и говорю, о твоей невидимой пижаме.

Джина хихикнула.

– И подняться в гостиную в своей невидимой пижаме!? Ни за что!

– Значит, ты одевалась в неё, когда ложилась в кроватку?

Я запустил руку под её топ и начал ласкать мягкий животик.

Джина задрожала от моих прикосновений.

– Этого я тебе не скажу, – сказала она, с прерывистым дыханием.

– А я думаю, скажешь. Ты делала всё остальное, о чем я тебе говорил?

Джина извивалась на моих коленках, когда я гладил её по линии лифчика.

– Нет… я… ну… нет!

– Я всё равно выясню, во что бы то ни стало!

– Неееет….

Я поднял её на руки (Слава Богу, в этот раз я решил заняться спортом) и понес её на диван. Усадил её на него и Джина легла. Но я не присоединился к ней. Вместо этого схватил все одеяла и пледы, что мог найти и бросил их на пол. Опустившись на колени, я расстелил их в несколько слоев, на подобие матраса. Затем бросил на них пару подушек и Джина присоединилась ко мне на полу.

– Наверное, так будет куда удобнее, – сказал я.

– Ты всё равно не заставишь меня говорить! – ответила она.

Я нахмурил брови и ответил с напускным немецким акцентом.

– Ми можим застахфить любохо говоридь!