Текст книги "С чистого листа 1 (ЛП)"

Автор книги: Ролли Лоусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 103 страниц)

Глава 30 – Второй семестр

Следующие два месца прошли в приятном однообразии. Я звонил Мэрилин с автомата внизу в гостиной раз в пару дней, так как мне она сама позвонить не могла. Почти все выходные мы виделись, правда, пару раз она отпрашивалась и уезжала домой к родителям. И да, я заметил, что обычно она возвращалась из этих поездок в довольно подавленном настроении. Я обратил на это внимание ещё на прошлом круге, но мне не хватило проницательности придать этому важности. И ещё я знал, что нет улучшений на академическом фронте.

Обычно, она жаловалсь, что семья просто её не понимает. Тогда я объяснял это тем, что это вполне обычный повод для жалоб. Да у кого родители когда-нибудь что-нибудь понимали? (Боже! Уж я-то это точно испытал на себе, правда?) Но в случае Мэрилин я видел, что это на самом деле так. Она была на самом деле одинокой девочкой, и визиты домой мало её радовали. Её отец был трудоголиком, вполне поглощённым своей работой, мама – завалена заботами, растя десяток детей, а семеро следующих по возрасту детей были мальчишками, и пользы в доме от них было мало. Смотря по тому, с кем имела дело, она являлась или нежелательной старшей сестрой – или её нагружали домашним трудом. Из женского пола в семье она могла пообщаться только со своей четырёхлетней сестрёнкой. Даже если ей удавалось присесть и поговорить с мамой или тёткой о более взрослых вещах, это всё равно не приносило пользы. Её семья была твёрдыми католиками, и разговоры о мальчиках или же о сексе были немыслимы. И ещё она была единственной в семье, кто учился в колледже, то есть это тоже не было подходящей темой.

Тем не менее, семья Мэрилин была куда более любящей и помогающей, чем моя, даже и в худшие дни. Но всё равно, не один раз она приезжала в "Бочки" поплакать на плече после грустного возвращения из дому. И теперь понимаю, что я был единственнным, кто говорил с ней как со взрослой и относился к ней как к взрослой. Даже её соседки по комнате в этом особо не отличились: одна с полным снобизмом смотрела свысока на происхождение Мэрилин(она из семьи белых бедняков), другая баловалась наркотой. И только я, кто вправду её понимал – и сейчас куда лучше, чем на первом круге.

Я вернулся к ещё одной привычке – сдавать кровь. Раз в пару месяцев Красный Крест проводил донорский день в кампусе. Они ставили столы в гимнастическом зале или в арсенале и присылали вампиров, которые высасывали по пинте крови из всех, до кого могли дотянуться. Сдавать нельзя было только тем, кто младше 18, потому я пропустил первые несколько месяцев, но с февраля занялся этим снова.

Мне это было легко, вид крови меня не пугал, хотя я всегда отворачивал взгляд, когда они вводили иглу – чтоб не дёрнуться. (У мена были пара таких знакомых, кто терял сознание от вида всего медицинского, даже простого шприца!) После я просто откидывался на спинку и отдыхал. Помню, однажды, я даже заснул на столе и проснулся только когда кто-то рядом закричал – у нас тут один отдаёт концы! Я проснулся и посмотрел вокруг, к ужасу вампира, решившего, будто я потерял сознание.

Однажды я упомянул об этом Мэрилин. Она не могла сдавать кровь, потому что в детстве перенесла желтуху. Это не было ни смертельным, ни опасным, но это её удерживало от сдачи крови. А я, наоборот, за годы в колледже сдал пару галлонов.

Профессор Ринбург был и вправду весьма заинтересован в том, чтобы помочь мне остаться в РПИ после обычных четырёх лет учебы, несмотря на препятствия. В то время, большая часть колледжей желала, чтобы студент продолжал обучение где-нибудь ещё – для расширения кругозора. Как правило, студент получал бакалавра в одной школе, магистра в другой и защищал диссертацию в третьей. РПИ отличался тем, что они предлагали пяти-шестилетние программы в технических специальностях и архитектуре, я знал одного химика, который проучился здесь 8 лет, до докторской диссертации. Когда я заговорил о темах, связывающих информатику и топологию, он улыбнулся, кивнул и пригласил меня раз в неделю оставаться после лекций, чтобы обсудить возможные исследования.

Снег, наконец, прекратился и зима была объявлена законченной. В середине апреля виделось окончание кандидатского срока. Все это знали и наконец на нас свалилась Адская Неделя. Нас призвали в дом братства за неделю до, вручили список инструкций, на неделю запретили здесь появляться и велели прибыть в "Бочки" следующим воскресеньем в два часа пополудни. Закончилось тем, что мы все шли обратно в кампус, читая на ходу списки инструкций и пытаясь в них разобраться.

Нам следовало явиться в братство через неделю в костюмах, но с чемоданом рабочей одежды и парой кросовок. Ещё должны принести коробку кандидата (одинаковые сигарные ящички) окрашенные в цвета братства – пурпурный и золотой, наполненную разными странностями:

* Дорожный пакетик слабительной Сенны

* Карту дорог Данбури в штате Коннектикут

* Два коробка спичек

* Три карандаша

* Две ручки с пурпурными чернилами

* Небольшую терадку

* Точильный брусок

* Три кусочка мрамора

* Два четвертака, десятицентовик и четыре цента, все отчеканенные не больше пяти лет назад

* Зелёный леденец

* Четыре большие скрепки

Никто ничего не понимал.

Первой большой проблемой было найти пятнадцать одинаковых сигарных коробок. Никто из нас сигар не курил, и даже не знал никого здесь, кто курит. В прежней жизни я сигары курил, но не сейчас. В конце концов, Билл Пабст позвонил отцу, любителю сигар, и выцыганил у него нужное число пустых коробок. Тот явно копил, их чтобы украсить комнату орнаментом. Лео Коглан вызвался купить краску, и мы разделили между собой остальные покупки.

Мы едва успели всё подготовить. Коробки прибыли в пятницу, не было уверенности что краска успеет высохнуть. Боковушки покрасили пурпуром, а крышки золотой краской.

После полудня в воскресенье мы пришли к "Бочкам", предусмотрительно прийдя пораньше. Нас заставили ждать на улице до 2:00, дверь отворилась и мы маршем отправились в актовый зал. Именно там варились для нас испытания! Вся братия сидела там, торжественно взирая на нас, а Хэнк Барлоу, четверокурсник, держал в руке церемониальнй молоток.

Когда мы подравнялись, он сказал, довольно мягко:

– Вам было велено явиться в 2:00. Сейчас 2:05.

Наживку заглотил Джо Брэдли:

– Нас держали перед дверью до 2:00.

Хэнк вскочил, опёрся о столешницу и завопил!

– Я ЧТО, СПРОСИЛ ВАШЕГО МНЕНИЯ? ВЫ ОПОЗДАЛИ! ПРОВАЛИЛИ ПЕРВУЮ ПРОВЕРКУ! НЕ СМЕЙТЕ ГОВОРИТЬ! НЕ СМЕЙТЕ ДАЖЕ ДУМАТЬ! ВЫ – НИЧТОЖЕСТВА! – и он продолжал в том же духе добрых пяток минут перед тем как успокоиться и развалиться в кресле.

Он ткнул в Заведующего кандидатами:

– Это твоя вина. Ты не учил их как подобает. Теперь я должен выполнять за тебя твою работу. Билл Гасик уставился в пол и выглядел при этом ужасно.

Хэнк повернулся обратно к нам и велел поставить наши наборы кандидатов на стол перед ним. Начался второй круг.

– ВЫ НАЗЫВАЕТЕ ЭТИ ЦВЕТА ПУРПУРОМ И ЗОЛОТОМ? ЭТО РОЗОВЫЙ, БЛЯДЬ! И, БЛЯДЬ, ЖЁЛТЫЙ! – Он схватил одну коробку и швырнул её об стену, где она открылась и разбросала вдоль стены всё что было внутри. Братство разразилась ругательствами, но обращёнными, понятное дело, к нам, потому что если бы мы сделали всё как надо, этого не случилось бы. Теперь подставился Лео, который объяснил, что этикетки на банках – пурпурный и золотой цвета. Но вот ведь дело, они действительно были розовыми, блядь! И, блядь, жёлтыми!

Примерно через час таких издевательств нас отправили на чердак, где нам велели переодеться в рабочую одежду и кроссовки. Мы будем искупать свои грехи каторжными работами. Чердак на третьем этаже был наполнен древними и испорченными матрацами. Наши чемоданы были уже были здесь, открыты и опустошены, а одежда свалена в одну кучу. Мы потратили массу времени разбирая где чьё и переодеваясь, поэтому опоздали в актовый зал. Это был повод ещё на нас поорать.

Пятнадцать братьев сосали зелёные леденцы. Оказалось, мы принесли их недостаточно. У нас оказались неправильные карты Данбури, потому у нас их забрали, и в эту неделю мы не сможем ими пользоваться. Часть братии играла в орлянку четвертаками – ясное дело, из наших коробок. Нас разделили на рабочие партии и отправили в разные секции дома с одним из старших братьев для руководства, под общим надзором Управляющего Домом. Я оказался на кухне, где мы всё разобрали, вынесли и убрали годовой нарост грязи и жира. Мы закончили не раньше 7:30, после чего нас отправили в кладовую и велели повторить весь процесс. Грязные и усталые, к 9:30 мы заново собрались в актовом зале.

Наши усилия рассматривались как едва-едва приемлемые, но временно были зачтены. Нам подали изумительный десерт из шоколадного пудинга. На дне мисок оказались махонькие комочки, подозрительно напоминавшие слабительное. (Нет, на самом деле мы потом выяснили, что это кусочки шоколада Херши!) Нас отправили на следующий раунд уборки в доме, и этот раунд продолжался до полуночи, когда мы заново собрались, прослушали вопли, выполнили отжимания от пола и получили задания на неделю. Сперва, правда, нам вернули зубные щётки, которые использовались при чистке туалетов и кухонь. Мы смотрели на них с ужасом.

Каждый кандидат, теперь называемый нео – от неофита – получил свою задачу. К примеру Лео, самый короткий из нас, получил задание измерить мост на улице Хусик в единицах длины тела. Имелась в виду длина его собственного тела. Ему надо было лечь на дорогу, и там надо было сделать отметку, потом его надо было поднять и перенести пятками к прежней отметке головы, и сделать следующую отметку. Всё это надо было повторить много раз, чтобы получить статистически значимую цифру.

Джо Брэдли, аккуратный, подтянутый и строгий парень, получил пост Контролёра Презервативов, и ему нужно было опросить каждого из братии и нео насчёт их предпочтений, и опять-таки, выйти со статистической моделью.

Мне вручили гигантский лифчик 44 размера. Задание заключалось в том, чтобы посетить квадратную площадь перед Расселовским колледжем, школой для девчонок, и получить на лифчике максимальное количество их подписей. Двое братьев были назначены к руководству этой работой.

Ешё была охота за сокровищами, нам дали их список, Почти все уставились на списки и буквально застонали. Никто не понимал, как это найти! Список включал стриптизёршу, полицейского, волосок из усов декана, автограф владельцев Кэнти-Хэмметовского Жаркого Местечка (негритянский бар на улице Хусик) и так далее. Разное количество баллов начислялось за каждую находку, но выговоры за плохое поведение списывались из набранного счёта.

Нам дали ещё по миске шоколадного пуддинга и отправили работать дальше. В восемь утра, так и не поспав, мы были накормлены и пошли на занятия. Чтобы никто не пропустил их, отправившись досыпать в общагу, нам надо было получать подпись в своей тетради каждый час между занятиями – подписи братьев, которые находились в кампусе. Когда занятия заканчивались, нам надо было вернуться в "Бочки" и продолжить работу.

Это продолжалось до конца недели. На вторую ночь нам дали поспать два часа. На третью и четвёртую – около трёх. В наших коробках кандидатов повторно рылись, непонятные вещи добавлялись или вытаскивались. Братия обеспечила время для выполнения индивидуальных заданий. Во вторник к вечеру меня потащили к Расселу, вручили лифчик и чёрный маркер. Я прошёл вокруг площади, останавливая девочек с просьбой на нём расписаться. Половина расписывалась, половина выказывала отвращение. В спине у меня появилось растяжение от наклонов.

Одна из девчонок, видимо, пожаловалась. Когда я начал второй круг по площади, подошёл охранник, погнал нас к декану по студентам и рассказал ей о нашем покушении на человеческое достоинство. Наверное, охранник был новичком, поскольку она только улыбнулась и отправила нас обратно. Я, тем не менее, попросил, чтоб и она тоже расписалась на лифчике. Она фыркнула и сказала, что я испытываю своё везение, но всё же поставила подпись, и мы вернулись на площадь.

По пути обратно я попросил ребят проехать по улице Хусик. Я велел им остановить у Жаркого Местечка Кэнти-Хэммет. Они нервничали, оставляя меня там, но я – нет.

В баре я был единственным белым, но спокойно сел к стойке.

– Налейте мне пива, – попросил я.

Черный бармен с интересом глянул на меня.

– Чего желаете?

– А какое пиво из крана? Бадвайзер? – Спросил я.

Он пожал плечами и молча налил мне стакан. Я вытащил кошелек и выложил пятерку на стойку. Он не притронулся к ней и просто уставился на меня. Я выпил пива, пока на меня глядели все в комнате.

– Мистер Канти или Мистер Хаммет здесь?

Бармен кивнул.

– Я Рон Канти. Чего вам?

– Приятно познакомиться, сэр. Если бы вы могли подписать одну из этих салфеток для меня, то я бы добил своё пиво и не мешал вам, – Я передал ему салфетку из стопки.

Он закатил глаза и фыркнул со смехом.

– Что это? Еще один розыгрыш братства?

– Да, сэр! Именно! – я закончил своё пиво и толкнул бокал для второго раза.

Он наполнили бокал и передал его обратно.

– Опять вы, глупые белозадые мальчишки ерундой страдаете, да?

Я протянул свою руку.

– Карл Бакмэн, глупый белозадый мальчишка, как поживаете, сэр?

Он посмеялся и подписал салфетку. Я засунул её в свой карман и выпив пиво, поблагодарил его, после чего ушел. Снаружи стояли мои парни, опасавшиеся, не избили ли меня в баре для черных. Я передал им салфетку и забрался в машину. Ещё мне начислили пять штрафных баллов за то, что выпил.

Не только мне досталось, тот вечер вторника отличался крайне плохим поведением среди новеньких. Джерри Моданович показал палец брату в кампусе. В качестве наказания он должен был разукрасить этот палец в пурпурно-золотой, В ответ, каждый разукрасил средний палец пурпуром, а ноготь золотом, хоть и чтобы уговорить на это Барри Льюса нам чуть ли не пришлось его связать. Это значило, что у него была огромная сила воли, по понятиям братства, между прочим! В то же время к нам применили другую форму наказания. Когда мы спали, спрятанные колонки начали кричать песню " The Morning After", ужасно сладкую тему из прошлогоднего "Приключение «Посейдона»". Мы начали петь её в ответ, пока они не поняли, что нас так просто не сломить, и остановились.

Слава Богу профессора знали, что происходит. Никаких тестов или заданий нам в ту неделю не выдали, так как всё это происходило с сотнями из нас по всему кампусу. Каждое братство устраивало Адскую неделю в одно и то же время. Единственное время, когда мы могли поспать – это на занятиях, и преподаватели отчитывали нас только тогда, когда мы начинали храпеть.

В ночь среды всё стало куда серьезнее. Нас спросили, есть ли у нас наши новые карты Дэнберри, а затем нам завязали глаза и руки, после чего погрузили в грузовик. Мы ехали, казалось, часы, но на деле всего минут пятнадцать, пока грузовик не остановился. Мы вышли и построились в ряд, с нас сняли наручники. Спустя пять минут позади нас раздался вой:

"И чего вы, мать вашу, ждете? Мы медленно сняли повязки, оглянулись и увидели, что позади нас, через улицу, стоит брат и машет нам у двери в бар. Никто не понимал что происходит, но мы побежали через улицу. Братья покупали нам пиво, сколько захочешь, и все напились в хлам.

В вечер четверга мы должны были сдать наши доклады о данных нам заданиях. Лео доложил длину моста Хусик в Когланах, включая производные единицы – Когланруки и Когланладони. Я представил лифчик размера 44G. Старшие братья все шутили о нас.

В тот же вечер были раскрыты результаты нашей шакальей охоты. Нашли не всё, но на удивление много. Одним из деканов оказался брат из отделения в Юнион Колледж, он пожертвовал нам волоски из усов. Коп в Грин Айленде тоже был братом, женатым на стриптизерше. Похоже что в последние дни братья сами давали нам подсказки где что искать – главное, чтобы у нас хватало ума внимательно их слушать.

Затем нам дали поспать пару часов и отправили обратно в кампус утром, с инструкцией вернуться в тот же вечер, к семи, в костюмах. К этому моменту, запутанные и испуганные, полностью истощенные, мы отправились на занятия.

В ту ночь мы вернулись к бочкам и снаружи дом выглядел темным и зловещим. Сквозь окна не пробивался свет. Ответственный за Ад, Хэнк Барлоу, поприветствовал нас.

– С этого момента, до вашего ухода, вы должны молчать. Ничего нельзя говорить, я жду от вас полного послушания. Когда я назову ваше имя – заходите и становитесь в ряд. Молчание и повиновение.

Все переглянулись с единственной мыслью на уме.

"Что вообще происходит?!"

– Бруно Коулинг! – Закричал Билл.

Бруно посмотрела на нас и зашел внутрь. Билл глянул на бумагу и продолжил " Барри Льюис!". Барри отправился за Бруно внутрь. Объявили всех нас, порядок мы понять не могли. Я был третьим с конца, за мной следовали лишь Тони Дефранциско и Энди Ковальчук. Остальные тихо стояли в ряд у заднего коридора.

Было очевидно, почему место выглядело зловещим.

С окна первого этажа свисали темные занавески, как и на проходах между комнатами. Довольно страшно. На кухне я чувствовал запах еды, но перед ней тоже висела занавеска. Хэнк прошел за Энди внутрь и стал перед шеренгой.

– Иди за мной, в тишине, – он медленно пошел вдоль коридора, и спустя секунду смятения, Бруно пошел за ним. Наш небольшой строй прошел через столовую, и через коридор в актовый зал.

Там всё стало еще более странно. В актовом зале вплотную один к другому стояли складные столы из столовой, и каждый был покрыт чёрной скатертью. Единственным источником света были свечи, что горели на каждом столе. Около них стояли наши старшие братья, и когда мы проходили я подметил то, как именно они разместились. Старший брат каждого из кандидатов стоял как раз перед ним. Старшины были разодеты в костюмы, рядом с каждым стоял стул. Позади нас также стояли стулья. Хэнк сел в конце стола, и я увидел Тада, Ректора братства, за ним. Он уселся на другом конце стола.

Дефранциско, будучи большим дураком, просто уселся, но я заметил, что больше никто не двигался, а старший брат Тони грозно смотрел на него. Я толкнул его локтем и тот остановился, парень непонимающе глянул на меня. На столах перед нами поставили серебренную утварь и пустые бокалы для вина. Тад поднял свой нож и постучал по стакану, от чего тот зазвенел, внезапно все старшие братья двинулись, чтобы уселись, показав нам, тем самым, пример. Без слов мы сели на назначенные места.

Все с любопытством смотрели на расположение приборов. Вилка была на положенном ей месте слева, но нож для стейков лежал справа и был перевернут, указывая на тебя. Все положили руки на колени, кроме Дефранциско, что подобрал свой нож. Марти глянул на меня и закатил глаза, мне снова пришлось пинать Тони. Будто я был ответственным за этого идиота.

Затем, Хэнк ударил по своему бокалу и еще пятнадцать братьев вышло из коридора, все в темных брюках и белых рубашках, будто приспешники мафии из фильмов. У каждого в руках была бутылка шампанского, они наклонились и наполнили наши бокалы.

Дефранциско потянулся за своим, но я успел пнуть его локтем, и тот остановился. тем временем, бокалы наполнялись и на противоположной стороне стола. Мы продолжали сидеть, официанты вышли и вернулись с ложками в руках. В одних ложках были клубнички, которые торжественно опустили в бокалы старших братьев. В других ложках были замороженные горошины, которые бросили нам. Официанты ушли, и после того, как Тад ударил по бокалу, старшие братья взяли свои бокалы и кивнули нам, давая понять, что нужно сделать так же. Тони выпил свой с одного глотка, хотя всё остальные и ждали когда Тад и Хэнк допьют. Я глянул на Марти и Джека Джонса, старшего брата Тони, и пожал плечами. Это идиот совсем не понимал что к чему.

Хэнк ударил по бокалу еще раз и официанты вернулись, внося наши тарелки, на каждой из который был стейк, пюре и горох. Затем Тад ударил по бокалу и официанты вернулись с еще одной горошиной на ложке, которую бросили нам в бокалы. Когда они ушли, нам разрешили есть. Я успел схватить Тони прежде, чем он набросился на мясо. Стейк не был лучшим, что я ел, но мне попадались и хуже, к тому же мы были голодны. Шампанское тоже было одним из самых дешевых, но выпив какое-то количество, оно даже начинало казаться вкусным. Каждые несколько минут Тад и Хэнк били по бокалу, и нам подносили больше шампанского и горошин, что бросали в наши бокалы.

Ужин закончился с очередным ударом по бокалу, старшие братья встали и кивнули, чтобы мы последовали за нами. Хэнк вышел из актового зала и мы пошли за ним, Бруно сразу за ним, Энди закрывал строй. Позади нас маршировали старшие братья. Мы пошли вниз к подвалу. Там тоже было темно, если не считать свечи, что освещали темный стол. За ним было пять мест. Кандидаты выстроились в ряд, с левой стороны и наши старшие братья стояли с правой стороны. Вокруг нас в круг встали другие братья. Тад передвинулся к центру стола.

– Кандидаты, я призываю вас поклясться в приверженности Каппа Гамма Сигма и дорогим нам идеалам, – он читал с маленькой книжечки, которую держал сбоку так, чтобы на неё попадал свет свечей. Нас посвящают! Посвящают! Никто даже не предупреждал! В этот момент всё стало куда более странно. Братья начали тихо бормотать себе под нос мантру. Тад начал перечислять список клятв. Да уж! Омерта Мафии была детским лепетом по сравнению с нами! Должен сказать, что этим ребятам в Амхерсте было действительно нечем заняться! Судя по тому, в чем я только что поклялся, даже мысль о том, чтобы раскрыть наши секреты была достаточной, чтобы в меня ударила молния!

Затем мы в том же порядке пошли вписывать наши имена в клубную книгу перьевой ручкой. Чернила, кстати, Тони разлил на стол.

Тад закончил к одиннадцати часам.

– Испытание завершено. Теперь вы посвященные. Я призываю всех новых братьев уединиться на этот вечер, созерцать в молчании то, в чем они поклялись, и тем самым показать свою преданность и послушание.

Прозвучала еще парочка пафосных фраз, но всё это значило лишь то, что молчать мы должны до рассвета и вернуться сюда в то же время завтра. Затем мы отправились к задней двери и ушли в ночь.

Прежде, чем мы вышли на тротуар, Дефранциско открыл свой жирный рот и сказал "Ну, что теперь?".

В ответ прозвучала куча проклятий сквозь закрытые рты и жесты заткнуться. Мы отправились обратно в общежития.

В 206-ой я нашел Фрэнка, который тоже серьезно сидел в костюме и молчал.

Наверное у всех братств такой обряд. Мы улеглись на кровати и спали до позднего утра.

Когда я открыл глаза, Фрэнк уже сидел на кровати. Он глянул на меня и спросил:

– Посвящение?

– Ага. У тебя тоже?

Он кивнул.

– Можешь говорить?

Я выглянул в окно и глянул на залитую светом парковку.

– Рассвет прошел. Я могу говорить.

– И как оно?

– Если расскажу, то придется убить тебя.

Фрэнк улыбнулся.

– Тоже самое! Сегодня обратно к бочкам?

– Ага. А ты в Теке? Он кивнул. Думаю пора веселиться! – сказал я.

Фрэнк еще шире улыбнулся. – Думаю, ты прав!

На самом деле план мне был известен; я уже проходил через это. Чего первокурсники, однако, не знали – сколько усилий эта Адская Неделя требовала от братии. Они видели только бесконечные издевательства и работу, но не понимали, что братия прилагала массу усилий, чтобы всё это правильно провести. Ответственный за Ад проводил времени без сна не меньше, чем кандидаты. Везде требовались братья для детального надзора за работами и чтобы вести кандидатов на шакалью охоту. Крайне тщательно выбирался Ответственный за Ад и его заместители, а несколько третье– и четверокурсников получили задание защитить кандидатов от чрезмерных издевательств.

Это не значит, что братия не получала от этого массу удовольствия. Было классно придумывать всякие гупости, чтоб нас напугать. По пути к "Бочкам" этим вечером все разговоры были о церемонии. Что означали горошины? Почему нож был перевёрнут? Зачем звучало песнопение? Была ли в этом вообще какая-то мистика, или братья просто пудрили нам мозги?

Нас не просвещали об этом вплоть до следующего года, и только тогда мы узнали, что нас надували, а теперь настала наша очередь разыгрывать новое пополнение дурачков.

Когда мы добрались до "Бочек", весь дом был ярко освещён, бочонок вправду стоял в актовом зале, и кран уже был распечатан. Нас быстро освободили от нашей приличной одежды и каждому раздали красно-жёлтые (ага, "пурпур и золото") майки с коротким рукавом, надписи на них были подогнаны для каждого. Мне написали "Я мудак" из-за моих слов на суде. Лео получил "Лео-Нео". Лучшую надпись подобрали для Тони. Это было: "А?" Он и вправду придурок.

Несколькими минутами позже стали прибывать девочки. Даже Мэрилин приехала, её подвезли вместе с другими девочками. Мы все дико отжигали на пивной вечеринке той ночью. Я даже и не помню, как попал в общагу, поскольку ходить уже был не в состоянии. Видимо, кто-то подвёз и Мэрилин домой. Наутро моя башка гудела.

Один аспект церемониальных глупостей нам объяснили сразу, и только эта часть имела какой-то смысл. Это был порядок, в котором нас выкликали, располагали в шеренгу, подписывались в книге братства, и это был теперь наш ритуальный порядок. Он был определён на встрече братства перед посвящением вытаскиванием жребия из шапки. В этом порядке нас посвящали, и чем меньше номер, там лучше. Теперь нам предстояло развлечение известное как Рулетка Комнат.

Никто пока не спрашивал как распределялись комнаты в доме братства, но в условиях, когда четверокурсники заканчивали через несколько недель и пятнадцать новых братьев въезжали на следующий год, этот вопрос пора было решать. Через пару недель после вхождения в братство началась рулетка комнат, и она продолжалась следующие две недели. Всё закончится в полночь, в субботу за две недели до окончания института. В этом году рулетка будет очень-очень важна. Дом братства будет переполнен весь следующий год.

Дом Гроганов был предназначен только для проживания. Четыре комнаты на первом этаже, три на втором, каждая для двоих братьев, то есть всего для четырнадцати. Там было довольно тихо, поскольку вечеринки проходили в главном здании, так же как собрания и обеды. Главное здание, где проходили все эти действия, было намного больше. Самое престижное место, известное как Приземление, было на втором этаже над актовым залом и гостиной. Следующим шло размещение на третьем этаже, над Приземлением, ещё четыре комнаты на двоих каждая. Наконец, на втором этаже, за кухней, кладовой и столовой находился Мезонин, четыре небольших комнаты странных очертаний, тоже все на двоих. Это давало нам всего 19 комнат на 38 братьев.

Ещё были две комнаты на одного человека каждая, поскольку они были ничем иным, как обитыми кладовыми, и если отдел здравохранения узнает, что мы их используем – нас закроют. Одна была мансардой* на третьем этаже над кухней, с потолком ниже, чем разрешал закон. И была комната Подпольной Дороги. Главное здание восходило к пятидесятым годам девятнадцатого века (в здании суда случился пожар и архивы не сохранились, нам так и не известен точный возраст дома) и он когда-то было остановкой Подпольной Дороги, которая переправляла беглых рабов с Юга до Канады. В полу комнаты был люк, лестница и туннель от подвала вниз. Его давно закрыли, но он вначале был соединён с трубой водостока и уходил к реке.

П.Ред. Манса́рда – эксплуатируемое чердачное пространство (как жилое, так и нежилое помещение), образуемое на последнем этаже дома, либо последнем этаже части дома, с мансардной крышей.

Наконец, одна комната на первом этаже дома Гроганов была раньше гостиной, когда дом ещё был частной резиденцией, и была абсолютно монструозных размеров. Её называли тройкой, поскольку там легко можно было разместить троих. В конечном итоге – 41 брат.

В уравнении баланса это цифры на стороне предложения*. На стороне спроса мы видели 15 приходящих в дом будущих второкурсников, плюс восемь, кто остаются в доме как будущие третьекурсники и 12 третьекурсников, перешедших на выпускной курс, добавьте двух студентов выпускного курса, остающихся даже после выпуска на программу магистра. Всего – 37 обитателей. Дом братства будет полон под завязку.

П.Ред. Закон спроса и предложения – https://ru.wikipedia.org/wiki/Закон_спроса_и_предложения

Для рулетки комнат управляющий Домом поместил два больших плана зданий на доске объявлений, каждый этаж как главного здания, так и дома Гроганов, с выделенными комнатами, покрыто плексгласом, с жирным карандашом свисающим на веревке. Можно было написать своё имя на желаемом месте размещения, но всё зависело от сложных византийских правил:

1 – Право Старожила – Если ты уже живёшь в комнате, можешь оставаться на следующий год, никто не выкинет.

2 – Пары бьют одиночек – У заявки сразу от двоих есть приоритет над заявкой одного.

3 – Первенство в ритуальном списке – При решении кого выбрать, меньший номер в списке выигрывает.

4 – Умри, старая карга! – Тех выпускников, кто не уезжает, называют "старая карга" и они теряют все права своего номера в ритуальном списке.

Тут начинались хитрые политические игры. Права Старожила были важны, но если один из двух обитателей комнаты становился выпускником, то остающийся жилец уступал в приоритете заявлению от двоих сразу – если только он сам не подбирал себе соседа. Как результат, лучшие комнаты, такие как тройка или комната чёрного света, неизменно передавались от поколения к поколению, старшекурсники выезжали, и молодые братья замещали их. Если второкурсники решали подать двойное заяление, важен был ритуальный номер, первенство в списке давало преимущество. В нашем потоке у меня был номер 13, почти наихудший. Я даже не был уверен что смогу получить место в бывшей кладовой.

С течением лет вы знакомились со всеми приёмами этой игры. Часто двое старшекурсников ставили свои имена на плане комнаты просто чтоб запудрить всем мозги, а потом меняли решение. Во время рулетки было в порядке вещей, что в комнату могли постучать и войти осматривать, примерно как покупатели, сопровождаемые риалтором, осматривают квартиру. И ещё были эффекты каскада. Если двое выбрали комнату, на которую есть заявка одного из братьев, но у них лучше ритуальный номер, то теперь ему придётся искать другую, возможно, отбирая у кого-то ещё. Эта тема давала пищу для разговоров на две недели, и продолжалось до последнего дня.

Мой ритуальный номер в списке был таким отвратным, что я вообще мог оказаться на крыльце. Нужно было соединяться с кем-то, кто был бы повыше в пищевой цепочке. Я был в друзьях с некоторыми старшекурсниками, но самый лучший кандидат, Марти Адрианополис, оставался со своим теперешним соседом в доме Гроганов. Сходным образом, хотя Рикки Холловэй был хорошим другом, но будучи любителем дури и обладателем права старожила на комнату чёрного света, он выбрал соседом Джека Доусона, который тоже был ещё тот потребитель травки – как наследник традиции. Так же, как раньше, я выбрал Джо Брэдли, у которого был номер три в нашем потоке.