Текст книги "С чистого листа 1 (ЛП)"

Автор книги: Ролли Лоусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 103 страниц)

Глава 40. Время, что летит мимо

По возвращении в РПИ собития стали размываться. Я потратил чёртову прорву времени на занятия в Эймос Eat-Me и работу с профессором Райнбургом. Поскольку всё это включало в тебя использование компьютерных систем, я провёл там несколько ночей, в часы, когда система была загружена меньше всего.

Где-то в одно воскресенье из четырёх я продолжал работать поваром в Бочках, пытаясь совмещать их с теми уикэндами, в которые приезжала Мэрилин. Я постоянно пробовал улучшать свою любимые рецепты и испытывать их на парнях как новые блюда. Большинство из них пошли на ура (бефстроганов с грибами стал очень популярным), но не всегда (свиное жаркое с карри в глазировке было отослано обратно – по воздуху!).

В каком-то смысле это было грустно – видеть друзей и братьев, которые не собирались стремиться в академики, поскольку их студенческая жизнь вертелась вокруг бутылки.

Энди Ковальчук и Циско Кид были хуже всего, но о том, чтобы сказать им про это – и думать забудьте, они и так это знали. На сей раз я избегал наркотиков, но не из-за высокоморальных причин, а просто потому, что у меня не было ни времени, ни желания.

В одни выходные я познакомил Мэрилин с ними. Она очень нервничала, но мы сидели в комнате Ковальчука и Грэйви Трэйна, играли в бридж, слушали саундтрек к «Монти Пайтону и Святому Граалю». В какой то момент по рукам пошел Бонг. Я сделал затяжку, а затем показал ей, как это делается. Было очень забавно наблюдать за её реакцией. Спустя недолгое время она потеряла свою нервозность, её глаза чуть затуманились, и она внезапно стала очень… любвеобильной. В какой-то момент я сказал ей, что она имеет свойство доводить людей до стояка, но она только рассмеялась. В итоге она утянула меня наверх, сорвала с меня одежку и затем устроила на мне бурные скачки, заставляя меня утонуть в поту! Чудесная ночь, и я безжалостно дразнил её наутро:

– Однажды у тебя будут дети, и что ты скажешь им, если они спросят «Почему мне нельзя курить дурь? А ты курила дурь?»

Так и было. У Элисон никогда не было проблем с наркотиками – она изначально была инвалидом, и Паркер тоже никогда не принимал их, хотя он и любил пиво. Это всё Мэгги – она была неукротимой, всё выпытывала детали о наших свиданиях, как только начала "созревать". Мы знали, что она пьёт и курит дурь. С другой стороны, она не делала ничего глупого и никогда не попадала в неприятности. Самый забавный момент был, когда она и Джексон въехали в новый дом, и она показывала нам комод, который сама собрала и покрасила. Я быстро открыл верхний ящик, чтобы оценить конструкцию, и она закричала – я нашёл её заначку. Я лишь уткнулся лицом в ладони, пытаясь прекратить смеяться, в то время Мэрилин кипела от возмущения.

В начале апреля в братстве появился новый брат. Маленький пёсик прибился к нам, забредя на наш двор. Вначале он прятался под крыльцом, но затем, ближе к вечеру, в нём проснулась тяга к приключениям, и он вышел их укрытия. Позже вечером он подобрался к задней двери, где у нас была вытяжка, и, когда дверь открылась, он забежал прежде, чем кто-то смог его остановить. Учуяв запах готовки на кухне, он подобрался ближе – и, сев, заскулил. Миссис Клэрити попыталась заткнуть его, но он продолжал выть, и когда пара парней изловила его, они сжалились и накормили его вчерашними остатками.

Так мы приняли к себе Джефферсона – ну, или он принял нас. Он был из той неопределённой породы, которую мои родители называли «Хейнц» (как 57 вариантов кетчупа «Хейнц»). Гладкошёрстный, бело-коричневый, он имел немного он маленькой гончей – и от кого-то побольше. Он был юным и крайне разрушительным; нашей первой мыслью было, что он убежал или потерялся, и мы решили, что увидим его на объявлениях или в газетах.

По крайней мере, мы так решили – и это вылилось нам в большие, большие проблемы. «Мы приютим его на недельку и попробуем найти его хозяев». Вот только никто и не пытался их найти. Джефферсон, названный так Рики Хэллоуэйем (техасцем и единственным южанином в доме, кроме меня) в честь группы «Джефферсон Старшип» и Джефферсона Дэвиса, Президента Конфедерации, был весьма милым маленьким пёсиком, и мы быстро влюбились в мелкую собачонку.

К сожалению, не все разделяли это чувство. Джерри Моданович, к примеру, возражал против собачьего дерьма на заднем дворе. По окончании неделю Джерри сдал Джефферсона в приют, утверждая в свою защиту, что мы брали его только на неделю, пока ищем хозяев. Никаких хозяев за ту неделю не появилось. Джерри никому ничего не сказал. К тому времени, как мы всё сообразили, прошло уже достаточно времени, чтобы щенка усыпили.

Может, не все хотели пса, но убивать его не хотел никто, и Джерри изгнали. Это не было большой утратой. Он был настоящей занозой в заднике, жил на первом этаже здания (в Комнате Метро) и считал, что его собственные фекалии начисто лишены аромата.

Так было в первый раз. Теперь я мог что-то с этим сделать. Был вечер пятницы, когда я заметил, что Джефферсон пропал. Я искал его повсюду. Никто не видел его весь день, и Рики начал беспокоиться и тоже искать вокруг.

– Да куда он мог запропаститься? – спросил он.

– Где Моданович? – спросил я.

– А зачем тебе?

К нам подошёл к Марти вместе с Лео; они слышали, как я сказал:

– Разве он не жаловался на Джефферсона, не твердил, что мы должны отдать его в конце недели? Как вы думаете, что он мог с ним сделать?

– Да ты шутишь! – сказал Лео.

Марти хранил молчание, но Рики спросил:

– Так что?

– Приют? – я пожал плечами.

От этой мысли глаза Рики расширились, и он направился в холл дома, где листал телефонную книгу, пока не нашёл телефон собачьего приюта. Выудив четвертак, он прямо на наших глазах позвонил и спросил, не привозили ли к ним маленькую собачку, кобелька, коричневого с белым. Услышав положительный ответ, он попросил их придержать его; глаза Рики загорелись.

– Поверить не могу, что этот сукин сын сделал это! – воскликнул он. – Клянусь, я его прикончу!

– Попридержи коней, – осадил его Марти. – Мы не знаем, что это сделал он, не наверняка. Что ты намерен делать?

Марти был старшим братом, как и Рики, и пользовался в братстве большим уважением.

– Я намерен идти спасать его, вот что! – сказал Рики. Я кивнул в знак согласия.

– Это значит, что ты принимаешь его в дом? А что, если жильцы проголосуют против этого?

Я поглядел на Лео, не зная, что ответить.

– Я проголосую «за», – сказал Лео.

– И я, – поддержал я его.

– Слушай, я старший. У нас нет времени на официальное голосование. Если будут проблемы в доме, я заберу его с собой, уходя, – ответил Рики.

– Ладно, – кивнул Марти, – Слушайте, вы двое бегите за Джефферсоном. Я собираюсь поговорить с Биллом и понять, что мы сделаем. Вперёд!

Марти схватил Лео и сказал ему идти спрашивать в Гроганах, пока он делает то же самое в основном здании.

Мы с Рики сели в Гэлэкси и направились в город. Что занятно – Рики схватил со стены портрет братства. Добравшись до приюта, мы вошли внутрь и сообщили, что звонили насчёт бело-коричневого пса. Нас провели к линии клеток, которые были поистине жалким зрелищем, и там мы нашли Джефферсона. Лишь увидев нас, он тут же сошёл с ума от радости, подскочил и попытался лизнуть нас через решётку. Я собрался открыть клетку, но меня остановили:

– Погодите, сначала кое-какие бумаги.

Мы сказали Джефферсону, что вернёмся за ним, и пошли обратно в офис. Первым делом нам надо было купить лицензию на пса, затем нам пришлось бы его кастрировать (а сук полагалось стерилизовать). Его следовало привить от бешенства и сделать прочие ветеринарные процедуры. И нам надо было раскошелиться, чтобы оплатить всё это. К счастью, у них на месте был ветеринар, так что мы могли при желании всё устроить, но забрать Джефферсона домой нельзя было ещё пару дней. Рики согласился, и я вытащил кошелёк.

Затем Рики вышел наружу и, вернувшись с портретом братства, спросил, был ли Джерри тем, кто принёс Джефферсона. Работник прищурился, но сказал, что, похоже, это так.

Мы с Рики переглянулись и закатили глаза. На сей раз Джерри действительно попал. Мы вернулись и сказали Джефферсону «пока», пообещав вернуться в начале следующей недели.

Вернулись в дом как раз к ужину, и Марти затащил нас на кухню:

– Он был там?

– Мы успели вовремя, он там был.

– И это сделал Моданович?

Я поглядел на Рики и затем кивнул:

– Может, это не приняли бы в суде, но работник был уверен, что это Джерри. Мы показали ему фото братства, и он узнал только Модановича.

– Срань! – тихо выругался Марти.

– Он здесь? – спросил Рики. – Пойдём и спросим его.

– Он гостит у какой-то девчонки в Союзе, – помотал головой Марти. – Не вернётся до воскресенья.

Я пожал плечами.

– А что с опросом жильцов?

– Думаю, они предпочли бы пса, чем Дженни.

– Объявим об этом за ужином, – согласился Рики.

Это была главная тема за столом этим вечером, и половина парней говорила о собаке, а половина не верила, что Моданович решился на это. Мы с Рики делили стол с Марти, Лео и ещё парой парней, и в конце Рики дал мне знак встать и попросил внимания.

– Ладно, вот что. Мы нашли Джефферсона в приюте. Бакман и я пошли туда и предъявили права на него, зарегистрировав его на имя Каппа Гамма Сигма. На следующей неделе мы проведём официальное голосование, и, если с ним будут проблемы, то, уходя, я заберу его с собой.

– Как он туда угодил? – спросил Джо Брэдли из-за стола на другой стороне комнаты.

Я взял инициативу.

– Он не убежал, если ты об этом. И его не поймали собаколовы. Его туда привёл кто-то из студентов, во всяком случае – парень, по словам работника приюта.

– Это был Моданович? – спросил кто-то сзади.

– На сто процентов? – я подал плечами. – Не могу знать. Но могу сказать, что парень узнал его лицо на общем портрете – и ничьё больше. Мы должны спросить его, когда он вернётся.

Поднялся немалый шум. Рики жестом призвал всех к тишине, а затем сказал:

– Чтобы спасти Джефферсона, нам пришлось приобрести лицензию на пса, привить и кастрировать его.

– Прямо как тебя, Лео, – прокомментировал я. Тот ответил мне подзатыльник; кто-то засмеялся.

– Это значит, что мы не сможем забрать его как минимум до второй половины дня в понедельник, – продолжил Рики. – Завтра я поеду, привезу собачий корм и ещё кое-что по мелочи.

– Вот ещё, – сказал я. – Во-первых, мы с Рики скинулись на это баксов, – я схватил со стойки бейсболку и передал по кругу. – Нам нужно по баксу или двум от каждого.

Были те, кто поворчал, но большинство парней что-то дали, а те, кто нет – сказали, что занесут после ужина.

– Ещё одно. Джефферсон ещё только щенок. Ему нельзя давать выпивку или наркоту. Это ясно? Подобные штуки просто прикончат его. Тогда было бы лучше просто оставить его в приюте. Так что никто не будет давать ему пива или алкоголь, кислоту или волшебные таблетки. Это все поняли?

Это вызвало волну возмущения, все кричали, что никогда бы не сделали подобного, но я знал своих братьев, и некоторые были достаточно тупыми, чтобы попытаться. Например, Борис или Циско Кид.

В воскресенье вечером у нас было рядовое собрание, и мы официально проголосовали. На нём отсутствовал Джерри Моданович. Он также освободил свою комнату, и я больше никогда его не видел. Вообще никогда – даже в кампусе! Думаю, он бросил учёбу или перевёлся. Никто не голосовал за его выдворение, потому что для этого нужно было единогласное «за» – а это было невозможным. Думаю, даже за выдворение Гитлера не было бы единого мнения.

Была ещё одна не лучшая новость. Бассейн остро нуждался в ремонте. Мы постоянно наполняли его, и заведующий бассейном, который отчитывался заведующему домом, привёл пару парней из местной компании – взглянуть на него. Итог был неутешительным.

Бочки были единственным зданием в кампусе с плавательным бассейном, что являлось главным источником гордости и обещаний, а главное – цыпочек! Это был бассейн в подвале, но, к нашему удивлению, он не имел под собой бетонной основы. На самом деле это была просто вырытая в земле яма с тяжёлым пластиковым обрамлением. Мы наполняли его круглый год. Теперь он был изношен и серьёзно протекал. А новое покрытие стоило порядка десяти тысяч! У нас никак не могло быть таких денег. Разделись эту сумму на 40 парней, выходило почти по 250 долларов на брата, что имелось очень мало у кого. Единственной альтернативой было осушить бассейн и залатать дыру, что выходило примерно в тысячу баксов.

В прошлый раз мы неохотно проголосовали за заделывание дыры. С экономической точки зрения, новое покрытие прослужило бы ещё много лет, и можно было с уверенностью сказать, что заплатка износится за время использования, но ни у кого не было десяти тысяч для инвестиций. Ну, почти ни у кого. Мне нравился бассейн, и, как следующий парень и официальный белый медведь, я мог высказать своё мнение. Голосование прошло как и прежде – мы решили заполнить бассейн до конца лета.

Утром в понедельник я сходил в банк и договорился о снятии десяти тысяч наличными. На это должна была уйти пара дней. В среду днём я забрал деньги и направился на почту в Олбани. У меня была ячейка в Трое, и я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал меня. В Олбани я купил десять больших почтовых чеков. Затем я использовал печатную машинку в математическом отделении и конверт, чтобы отправить всё в братство.

Письмо дошло в субботу, и ответом было крайнее недоверие. Как оказалось, никто раньше не сталкивался с почтовыми переводами, и пришлось ждать до понедельника, чтобы обналичить их. Затем, тем же вечером, за ужином, было проведено новое голосование, аннулировавшее результаты предыдущего: бассейн будет починен. Как мне следовало ждать, однако, оно было не единогласным: маленькая группка хотела закатить вечеринку и потратить деньги на другие вещи. Было множество разговоров, откуда пришли деньги. Никто не знал, что у меня они есть, и, так как Гэлэкси начинал жрать бензил, никто и вообразить не мог, что у меня есть наличные. Я начал проглядывать объявления в поисках новой машины.

Работы должны были пройти в течение лета, пока занятий не будет, а я по большей части буду пребывать вдалеке. Прямой сейчас план состоял в том, что я начну с некоторого времени в Адиронаке с Мэрилин. Мы выбрали неделю, на которую приходился её день рождения. Сьюзи не могла выбраться до конца месяца, а к тому времени я должен был быть где-то ещё. У семьи Мэрилин была дача на озере Сакандага, большой и широкий дом, который использовался только на выходных. Мы могли бы поехать туда и повеселиться недельку. Правда, много плавать не вышло бы, потому что в озере и летом есть лёд. Затем летом мы должны были отправиться обратно в Балтимор и пару дней потусоваться с Таскером и Тессой, а затем вернуться в Оушен-Сити.

Но сначала мне предстояло отправиться в поход.

Глава 41. Летний Лагерь

Этим летом я должен был какое-то время провести в Файеттвильской Школе для Отцов Одиночек, также известной как Форт-Брэгг. Стандартный план Корпуса подготовки офицеров запаса состоял в том, чтобы занять тебя в два твоих последних лета на каких-либо тренировках. Затем, после окончания и поступления на службу, ты отправлялся на курсы повышения квалификации. Пехотные офицеры отправляются в Беннинг, артиллеристы – в Форт-Силл в Оклахоме, танковые офицеры – в Форт-Нокс в Кентукки, и так далее. В конце июля я отправлялся в Брэгг на шесть недель.

В день моего отлёта на Юг Марти Адрианаполис отвёз меня в аэропорт Олбани. Я летел налегке – только несколько смен белья и одежды, плюс туалетные принадлежности в армейской сумке. У нас был список вещей, которые положено брать с собой, и мы брали только их. Всё снаряжение мы должны были получить на месте. «Местом» был Форт-Брэгг, Северная Каролина, куда и направлялись Джо, Бруно и я. По-моему, курсанты ВМФ отправлялись в Ньюпорт, а ВВС – на какую-то базу в Техасе.

Никто не полетел в Файетвилль, где находился Форт-Брэгг, хотя там имелся аэропорт. Вместо этого нас отвезли в Роли и сказали сразу после получения багажа отчитаться военному сотруднику. С этого момента мы принадлежали Армии, и должны были в течение шести недель делать всё, что они от нас захотят. Как говорится – предай душу свою в руки Иисуса, а Дядюшка Сэм приберёт всё остальное»! Полёт был самым паршивым и долгим путешествием, какое только можно вообразить, с остановками в Филли и Ричмонде. Нашим войскам – всё самое лучшее!

Настоящее веселье началось тогда, когда мы прибыли в Роли. Военные сотрудники оказались целой кучей сержантов и капралов, у самых младших из которых была табличка – «КПОЗ – сюда!». Забрав свои сумки, мы побрели к сержантам и встали в строй. Снаружи шёл дождь, и я заметил ряд школьных автобусов, выкрашенных в зелёный камуфляж. Серьёзно? Как будто мы отправляем школьные автобусы в бой! Я всю жизнь общался с военными, и временами не понимал их. Как тогда, когда Паркеру на флоте выдали голубой камуфляж. Если вы хотите спрятать матроса на корабле, дайте ему серую форму, по цвету похожую на электрический кабель! Когда подошла моя очередь, я показал сержанту своё назначение, и он отправил меня в автобус. Это был последний раз, когда я видел ребят из братства – они были посажены в другие автобусы.

Вот здесь и началось веселье. Парнишка передо мной, показывая своё назначение и отправленный на борт автобуса, сказал:

– Да, сэр!

Сержант ответил так, как отвечают большинство сержантов:

– Не зови меня сэром! Я честно зарабатываю на жизнь!

Я слышал это раньше множество раз, если не от сержантов, то от прорабов или других рабочих.

П.Ред. Непередаваемая идиома.

И я улыбнулся.

– ЧЕГО ЭТО ТЫ ЛЫБИШЬСЯ, ГОВНЮК? Я ДАВАЛ ТЕБЕ РАЗРЕШЕНИЕ УЛЫБАТЬСЯ? ИЛИ ТЫ СЧИТАЕШЬ, Я СКАЗАЛ ЧТО-ТО ЗАБАВНОЕ? – сержант развернулся ко мне и разве что не лёг на моё тело. Он орал на меня изо всех лёгких, и его лицо было так близко, что меня забрызгало слюной.

Вот дерьмо! Секрет выживания в любых тренировках – стать невидимым. Когда забивают гвозди, самый высокий гвоздь вбивается первым. Когда вы в окопе (как мы ещё выучим – на самом деле это «импровизированное полевое укрепление»), парень, который высунет голову, будет прикончен. Я только что нарушил первое правило выживания этого лета.

Вытянувшись, я рявкнул:

– НЕТ, СЕРЖАНТ!

Уставившись на него, я не отводил взгляда. Сержант продолжал в том же духе ещё несколько минут, к изумлённому ужасу моих собратьев по несчастью – ведь шёл дождь и мы медленно промокали.

В итоге он закончил свою тираду в точности так, как я ожидал:

– УПАЛ И ПОКАЗАЛ МНЕ ДВАДЦАТЬ!

– ДА, СЕРЖАНТ! – я немедленно скинул сумку на обочину и упал на землю. Заняв позицию и глядя точно в лужу, я рухнул и тут же отжался.

– ОДИН!

Я повторял процесс, пока сержант усаживал остальных парней в автобус. Те проходили мимо меня, а они даже наступил. Закончив, я привстал на вытянутые локти:

– РАЗРЕШИТЕ ЗАКОНЧИТЬ?

– РАЗВЕ Я СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ, ГОВНЮК? ПРОСЬБА ОТКЛОНЯЕТСЯ! ДАЙ МНЕ ЕЩЁ ДВАДЦАТЬ!

Наверное, в автобусе ещё оставались места. Я дал сержанту ещё двадцать, а затем встал на вытянутые локти и замер. Наконец, он приказал мне закончить и встать. Руки отваливались, но я держал рот на замке и хранил беспристрастное выражение лица. Краем глаза я видел, что у каждого автобуса отжимается по одному-паре бедолаг, так что я ещё был счастливчиком. Взяв свою сумку, я дождался приказа и сел в автобус. Я хлюпал при каждом движении. Парень рядом тоже был мокрым, но я вымок насквозь. Слава Богу, день был тёплый.

По пути до Брэгга нам было сказано заткнуться. Ехать предстояло около полутора часов, и, разумеется, какого-то придурка мой пример ничему не научил. Он отжимался в проходе тридцать миль подряд. Это была процедура дня! Я до конца пути оставался в мокрой одежде, и не знал, смеяться мне или плакать.

Не стану описывать всё веселье лагерного быта. Если вы когда-нибудь смотрели военные фильмы Джона Уэйна, но уже знаете об этом всё, разве что у нас было куда громче, зловонней, грязнее и беспорядочней, чем там. Подъём официально был в шесть утра, но к тому времени мы уже давно были на ногах. Погода была либо солнечной и удушающе жаркой, либо захлёстывала ливнями, а случайные торнадо добавляли колорита. С другой стороны, мы понимали, что в Северной Каролине не очень снежно. Каждый день мы делали ФП – физическую подготовку – также известную как гимнастика. Мы бегали, милю за милей. Мы бегали через препятствия. Затем мы делали это снова, но с рюкзаками, полными камней. Одновременно с этим, мы ежедневно страдали от злобного напора инструкторов, которым приходилось иметь безразмерные лёгкие и лужёную глотку – ведь на каждого приходилось по одиннадцать человек.

Я лишь продолжал повторять себе, что это всего на шесть недель, затем на пять, на четыре… Раз в несколько дней у нас было время нацарапать кому-нибудь записку, и я писал Мэрилин о том, как люблю её и о том, что желание увидеть её на пляже в бикини – единственная вещь, которая не даёт мне свихнуться. Раз в несколько дней она писала в ответ, и я находил приложенные фото. Большинство – вполне невинные, но на нескольких она была в купальнике или в мини. Она писала, что ездила на дачу сама, и Тэмми снимала её.

К счастью, благодаря бегу и упражнениям, я был в довольно неплохой форме для тренировок. Теоретически, записываясь в КПОЗ, вы попадаете в спортзал, потому что тратите на отжимания столько же времени, сколько и в армии. Впрочем, колледжские программы КПОЗ заметно отличаются по всей стране. Выпускаясь оттуда, вы должны пребывать в приличной форме, знать, как маршировать и отдавать честь, и быть готовыми жевать гвозди и выплёвывать шляпки. Некоторые лагеря настолько хороши, что оттуда можно сразу в бой. Из других выходят, не зная даже, как надевать форму. Наша находилась где-то посредине, не хватая с неба звёзд. Я мог бы честно сказать, что, не будь я в хорошей форме – скулил бы, как щенок!

Было и несколько странных моментов. В конце второй недели нас познакомили с рукопашной борьбой. Ещё в весеннем семестре мне удалось найти инструктора по айкидо и возобновить занятия. Он был куда жёстче, как минимум – в бою, чем отец Ланса Мияги, и гонял меня в хвост и в гриву, одновременно крича о том, как я запустил свои и без того ограниченные навыки. Он даже грозился отобрать мой чёрный пояс. Под его неусыпным надзором мне удалось стряхнуть ржавчину и вернуться в форму к началу лета.

Наверное, этим летом в Брэгге были тысячи студентов, огромный тренировочный батальон, и, может, даже пара сотен в каждой отдельной команде. Моя команда была разделена на более мелкие группы, каждую из которых тиранил инструктор, пытаясь научить основам рукопашной борьбы. И вот тут мой план прикинуться ветошью дал трещину. Наш инструктор, капрал Джонс, решил научить нас руками, и ему нужен был доброволец. Этих добровольцев представила ему Армия – и он выбрал одного.

Меня.

Все глядели на меня, а я лишь поморгал и переспросил:

– Я?

– Ты, говнюк, – он поманил меня пальцем. Я вышел в песчаный круг перед группой. – Ты указал своего ближайшего родственника? – довольно стандартный вопрос.

– ДА, КАПРАЛ! – рявкнул я. Здесь нельзя мямлить: говорить надо громко и гордо!

– Займи оборонительную позицию, или то, что ты считаешь оборонительной позицией, – сказал он со смехом. Затем он продолжил рассказывать нам, что должно произойти. Инструктора работали по принципу «повтори всё три раза», что является обычным методом обучения (помните, в первый раз я какое-то время преподавал в колледже). Ты рассказываешь им, что собираешься рассказать, затем рассказываешь по-настоящему, а затем рассказываешь, что только что рассказал. В моём случае он собирался рассказать, как убьёт меня, затем убить меня, затем рассказать, как убил меня. Похоже, он рассчитывал справиться быстро.

Сказал «а», говори и «б». Я шагнул на ринг и принял оборонительную позицию камае, как приманку. В айкидо вы всегда даёте противнику дойти до себя, даже хитрите, чтобы он напал на вас. Затем защитная реакция, предотвращающая атаку – и вы принимаете позицию для дальнейшей атаки.

Капрал остановился и с любопытством поглядел на меня. Она начал осторожно двигаться, пытаясь обойти меня. Я в всё время стоял к нему лицом и внимательно следил за ним. Я заметил. Что он не подходит ближе. Внезапно он отступил. Продолжая смотреть на меня, он заорал через плечо:

– Сержант Дженкинс!

Сержант Дженкинс был старшим инструктором по борьбе, штатным сержантом и командиром нашей компании. Он пришёл спустя пару минут назад – и обнаружил нас с капралом всё ещё стоящими лицом друг к другу на песчаном ринге.

– Капрал Джонс?

– Кажется, у нас здесь завёлся каратист! Я и подумал, что ты захочешь поглядеть, – сказал капрал Джонс.

– Всегда находится один, – ответил Дженкинс с лёгким смешком. – Он твой.

Вот чёрт! Джонс засмеялся и повернулся ко мне.

Приём, который он собирался нам показать, позволил бы ему схватить и бросить меня, припечатав об землю, оглушив и обездвижив, чтобы дать ему спокойно меня добить. По крайней мере, так было в теории. Простите, но это был рефлекс – я слишком много времени провёл на додзё и просто отдался на волю мышечной памяти. Он схватил меня, и я ответил, скрутив его и швырнув на задницу. Затем я быстро отступил и занял оборонительную позицию.

Повисла гробовая тишина. Дженкинс вошёл в круг и подошёл к Джонсу, который теперь сидел вертикально и с жалкой ухмылкой смахивал песок с головы. Он поглядел на Дженкинса и сказал:

– Ага, всегда находится один. Я запомню, что ты сказал это.

Дженкинс помог Джонсу встать:

– Я не говорил, что он не надерёт тебе зад, – затем сержант повернулся по мне:

– Чувствуешь себя счастливчиком, не так ли?

– Я бы так не сказал, сержант, – было уже слишком поздно отступать!

Дженкинс жестом отправил Джонса вон из круга и поклонился мне, что заставило меня подумать, что на сей раз я облажался. Мне не оставалось ничего, кроме как поклониться в ответ. Мы осторожно кружили друг напротив друга, и он не спешил атаковать. На самом деле, мне пришлось притвориться, что я отступаю, чтобы он ударил меня кулаком, выходя из равновесия. Мне снова удалось крутануть и бросить его, но, только лишь приземлившись на песок, он снова вскочил и вернулся ко мне. На этот раз равновесие потерял я, и он нанёс два солидных удара по рёбрам, от которых я упал на задницу. Быстро поднявшись, я увернулся от удара и сумел бросить его на песок второй раз. Затем мне прилетело в голову. Я снова занял позицию, когда он остановил бой.

Я тяжело дышал, потирая саднящие рёбра, и рад был заметить, что и сержант потирает рукой зад.

– Итак, какая у тебя степень и в чём? – спросил он.

– Первый дан, айкидо. Эээ, это был первый чёрный пояс, сержант, – ответил я.

– Я знаю, что это значит, солдат, – ответил он, но без злости. – Ты очень хорош, но теряешь много времени.

Я кивнул. Он был прав, я двигался не лучшим образом.

– Я знаю, сержант. Мне нужно быть более гибким и быстрым.

– Это униформа и сапоги. Готов спорить, ты тренировался только в ги или вообще без обуви, верно?

У меня будто в голове щёлкнуло! Неудивительно, что я двигался как студень.

– Думаю, да! Я никогда раньше не тренировался в сапогах! Мы можем провести ещё одну схватку?

Он лишь фыркнул.

– Не сейчас. Просто тащи свою задницу обратно в строй.

Капрал Джонс и сержант Дженкинс весь день следили за строевой подготовкой, и я делал то, что они говорили. Однако, в конце меня снова вызвали. Там стояли оба – и Джонс, и Дженкинс.

– Ты мог бы сделать из него настоящую конскую задницу. Почему не сделал? – спросил сержант.

– Это было бы неуважением, сержант.

– Ты дал бы фору врагу? – заговорил Джонс.

– Вы мой враг или мой учитель, капрал? – спросил я.

Оба офицера поглядели на меня с интересом. Я был отправлен восвояси, однако у меня также появились дополнительные обязанности. Три вечера в неделю я приходил в тренировочный зал, и сержант Дженкинс устраивал мне специальную тренировку вместе с капралом Джонсом. У сержанта был чёрный пояс по карате. Когда капрал попытался протестовать, сержант ответил, что он не должен был давать мне уложить его мордой в грязь. Тот лишь усмехнулся. По крайней мере, проблем у меня не было.

Когда мы начали тренироваться в обращении с оружием, сержант Дженкинс спросил меня, так ли я хорош в ружьях, как я в айкидо.

– Не знаю, сержант. Я никогда раньше не держал оружия в руках, – ответил я ему. Тот посмеялся, но мне это обошлось в пять минут бега с М-15 в одной руке и собственным пахом в другой. При этом я должен был петь: «Это мой ствол! Это моя пушка! Как он стреляет! Как это весело!»

Полный отстой.

Оказалось, что я неплох в оружии – вероятно, потому, что у меня не было неверных привычек, от которых надо было отучаться; по крайней мере, так сказали инструкторы. Парни, которые хвастались, что их отправляли с ружьём и одной пулей и не позволяли есть, пока они не добудут свой завтрак, не были хороши с М-16. Я полагал, что они безбожно врут. Мой отец, выросший на ферме в разгар Депрессии, рассказывал ту же байку, но при этом в неё верилось. Мне удалось стать экспертом как по ружью, так и по пистолету. Это был Кольт 45 калибра, модель 1911A1. Армия не перейдёт на 9-миллиметровые Беретты до середины 80-х, и я думал раньше и продолжал думать сейчас, что это самое глупое, что можно было сделать. Господь свидетель, они громче, у них адовая отдача, особенно если ты не готов, но парню моей комплекции куда легче держать его и стрелять, чтобы прицел не уходил вниз.

Делали мы и то, о чём я сказал Мэрилин – отправились в поход и ночевали в лесу. Ну, точнее, мы делали не совсем этом. Мы тренировались в патрулировании, установке укреплений, засадах и всём таком. Это было только начало. У ребят, попавших в пехоту, были дополнительные занятия по пересечению леса ползком; результаты оказывались смехотворными.

В какой-то момент, ближе к концу тренировки, батальон был разделён на две части и вовлечён в гигантскую военную игру с эквивалентом двух больших отрядов с каждой из сторон. У нас была штаб-квартира и две противоборствующие линии обороны, и нам пришлось патрулировать «нейтральную полосу» и захватывать разведчиков. Это было чем-то вроде Захвата флага на стероидах и под ЛСД. Вначале всё было весело. Я попал в Синюю армию вместе с парнем, который спал на койке подо мной, Харланом Дж. Бакминстером (нас распределяли по алфавиту), и нам было поручено стать частью патруля, зондирующих оборону Оранжевой Армии.

Итак, мы выступили. Покинув условный штаб, мы следовали за условным сержантом, пока наш условный лейтенант показывал нам нашу условную линию фронта. Нам надлежало пробраться через большое и крайне колючее поле и выяснить, что условно делает Оранжевая армия, затем прошмыгнуть обратно и доложить условным хорошим парням, что задумали условные плохие парни. В десять лет это было куда веселее, к тому же тогда я мог сбегать домой за не-условными печеньками и молоком.