Текст книги "С чистого листа 1 (ЛП)"

Автор книги: Ролли Лоусон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 103 страниц)

Глава 5. Планы на будущее

Контролировать свою жизнь – значило быть в ответе за свой график, это один из главных шагов. Миссис Бэккли сказала мне идти домой и как следует приготовиться. Мне нужно обсудить ситуацию с родителями, а затем встретиться с ней и администрацией, чтобы получить разрешение. Еще она собиралась поговорить с учителем из старшей школы Тоусона. Время встречи она мне сообщит.

В четверг она осведомила меня о том, что все устроено и встреча с Мистером Баттерфилдом произойдет после школы в понедельник. Нужно, чтобы хотя бы один мой родитель был там к четырем.

За ужином я спросил, смогут ли они прийти. Результаты были предсказуемы. Папа хотел знать, что я натворил в этот раз, а Мама – наказан ли я.

– Ваша вера в меня просто поражает! – ответил я, что повлекло за собой злобные крики про то, что я не слежу за своим языком и огрызаюсь, но без рукоприкладства. Сьюзи просто смотрела в непонимании. Ей нравилась школа и она не понимала, что такого плохого в том, чтобы остаться в ней после уроков. Хэмильтон склонялся к мнению, что меня наказывали или типа того – этот факт заставлял его ликовать. Было достаточно мерзко, чтобы я пожаловался отцу о том, как же сильно брат действует мне на нервы. Папа сказал оставить младшего брата в покое, но и Хэму досталось. После этого он меня не тревожил.

Мама потребовала объяснений по поводу встречи, и я просто честно сказал ей, что дело касается получения разрешения на дополнительные уроки. Больше я ничего не сказал, просто ответил, что в понедельник все станет ясно. Мама попросит Миссис Боннер, что живет через улицу, присмотреть за Сьюзи и Хэмом.

Ларри и Ленор Боннер были лучшими друзьями наших родителей. Он работал в Black&Decker, а она в администрации Тоусона, на неполную ставку. Пара была на несколько лет старше моих родителей, следовательно, их дети тоже были на несколько лет постарше нашего. Их младшая дочь, что училась в старшей школе Тоусона, часто подрабатывала нянькой, но Миссис Боннер тоже иногда с нами сидела.

Я продолжал бегать каждое утро, всегда захватывая с собой Дэйзи, и теперь делал по три круга вокруг района. Однажды, я попросил папу проехаться со мной и мы, воспользовавшись одометром, измерили расстояние. Мы предполагали, что в лучшем случае я пробегу круга два, маленький с Дэйзи и большой сам, Всё это заняло бы мили полторы. К этому моменту боли в боку прошли, и я смог добавить к дистанции еще один маленький круг. Папа это заметил, а еще то, что я начал тягать кирпичи у нас в гараже, и спросил хочу ли я набор настоящих весов на рождество. Я решил, что гантели будут лучшим выбором, так ему об этом и сказал. Он просто кивнул и сказал, что подумает об этом.

Хэмильтон раздражал меня всё сильнее и сильнее. Всё ныл обо всем, что бы я ни сделал. Вставая утром на пробежку, он ныл, что я его бужу. Доставая вещи в ванну, он ныл, то я открываю шкафчики. Когда я начал доставать их заранее, ему не нравилось, что я разбрасываюсь ими. Он начал выключать мой будильник, так что мне приходилось все проверять перед сном и переставить часы на дальнюю сторону кровати, куда ему не добраться, не перелезая через меня. У брата был тяжелый случай злорадства; недостаточно, если ему хорошо – надо чтобы другим было плохо.

Эта мысль пришла мне в голову субботним вечером, перед нашей встречей с Миссис Бэккли. Прямо за ужином, он решил подколоть меня из-за того, что я сплю не в пижаме, а в белье.

По моему скромному мнению пижамы – одна из самых тупых вещей, которое создавало человечество. Серьезно, одеваться чтобы поспать? Нет, я вовсе не против когда девушки надевают красивую ночнушку под которой ничего нет, но на парнях это выглядит просто глупо. Моя мать, однако, настаивала на них. Когда я отправился в колледж, то начал спать в трусах и майке, как все нормальные мужчины. С тех пор я не надел ни одной пижамы, и впредь носить их не собирался.

Он самодовольно сидел, пока Мама в ужасе уставилась на меня. Я просто глянул на него и с отвращением спросил.

– С какой вообще стати тебя волнует в чем я сплю?

Брат злобно ответил

– Правила! Тебя накажут!

– Срань господня! – Пробубнил я про себя.

– Карлинг! – запротестовала Мама, – Я все слышала.

– Прости.

Хэмильтон начал смеяться, крича о том, что я произнес ругательство, но, похоже, Папу он успел достать и ему приказали заткнуться, а не то…

Хэм прожигал меня взглядом, но я это просто проигнорировал.

Маму, всё же, сильно обеспокоила моя неподходящая манера сна.

– Карлинг, почему ты не одеваешь пижаму когда спишь?! – потребовала ответа женщина.

– Потому что я не хочу одевать ее, – был простой ответ.

– Но нужно спать в пижамах!

Я глупо улыбнулся ей.

– Да? Ты носишь пижаму? – спросил я, уже зная, что ответом будет отчетливое НЕТ! Мама предпочитала носить маленькую и короткую ночнушку, хоть я и подозревал, что скорее её предпочитал папа. При росте в 177 сантиметров мама была худой и длинноногой красавицей. Она набрала всего фунтов пять с момента их свадьбы и это после троих детей! Мать была элегантной и хорошо выглядящей женщиной, к тому же везучей, в папе было 185 сантиметров роста, так что она могла надевать каблуки и не быть выше его. В будущем её бы назвали МИЛФой или тигрицей, но тогда такие как она просто именовались "горячими мамками".

Когда маму заставали врасплох, она всегда краснела, – Нуууу…

– Правда? Думаю знаю, что это значит, – я указал большим пальцем в папу, который сейчас улыбался, – Как насчет папы? Он носит пижаму?

Я и на это знал ответ. Он спал в трусах и майке, ну, по крайней мере пока в кровать не залезала мама. Не смотря на весь холод матери по отношению меня и Хэма, к папе она не остыла. Любовь была жива и давала об этом знать чуть ли не каждую ночь.

Мама снова покраснела.

Я посмотрел на Сьюзи и улыбнулся.

– Надеюсь, пижамная полиция меня не найдет! Пссс, не нужны лишние пижамы, а? – на ней они бы висели будто одежда из магазинов для больших людей.

– Фу! Ты же их носил!

– Да, наверняка в них полно моих вшей! – сказал я, папа хихикнул.

Она показала мне язык, я ответил тем же, Маме и это не понравилось. Хэмильтон снова начал ныть, но папа еще раз заткнул его. Мне стало интересно. В первый раз у брата были небольшие проблемы с головой, в этот раз ничего не изменилось и не знаю сколько я готов это терпеть.

В тот понедельник я шлялся по библиотеке после школы, в ожидании назначенного для приезда родителей времени. Она всегда была открыта допоздна для студентов, что делают там домашнее задание. В четыре я встретил родителей в лобби и мы пошли в офис, где нас уже ждали Миссис Бэккли и Мистер Баттерфилд, а также, вроде бы незнакомая мне женщина.

Баттерфилд указал на меня и спросил Миссис Бэкккли.

– Вы об этом студенте говорили? О нем? – у меня на душе стало тепло и не определенно.

– Почему бы нам всем не присесть, – ответила она и повела всех в учительскую, мы расселись вокруг стола.

– Вы в ответе за это, – гадко ответил он, – Сам я думаю, что это всё ошибка.

Родители ничего не понимали, но злились все сильнее и сильнее. Миссия Бэккли взяла слово. Обернувшись ко мне, она спросила:

– Ты объяснял свой план родителям?

– Нет, просто сказал, что дело связано с дополнительными занятиями. И всё.

Она кивнула и повернулась к предкам.

– Начнем с самого начала. На прошлой неделе, Карл подошел ко мне и спросил, может ли он пройти оба курса алгебры за этот год. Когда я спросила зачем ему это, он ответил, что в следующем году хочет взять геометрию, которая является предметом из старшей школы. Потому я позвала сюда Мисси Роджерс из старшей школы Тоусона. Она учитель математики.

Миссис Роджерс поздоровалась с моими родителями.

Это всё звучало очень странно для них. Они попытались расспросить меня, что я задумал, но лишь перебивали друг друга. Наконец-то Миссис Бэккли остановила их.

– Дайте мне закончить. Моя первая реакция была такой же, как и у вас. Безумная идея, но я поговорила с Карлом и он был настроен серьезно. Мы заключили сделку. Я дам ему тест, который у всех остальных будет через два месяца. Один шанс. Либо он сдает и я смотрю, что могу сделать, либо не сдает и забывает об этой идее.

Она глубоко вдохнула, родители все смотрели на нас.

– Он получил 97. Половину материала мы даже не проходили. Думаю, что могла бы дать ему финальный тест с конца года и он всё равно бы справился. Похоже… он одаренный в плане математики.

Наконец-то мать посмотрела на меня взглядом, в котором было нечто напоминающее гордость. У меня это вызвало отвращение. Она будет довольна мной, только если я гений? Как я и говорил. Хороший человек, но отвратный родитель.

Отец с интересом глянул на меня.

– Так в чем твой интерес? Хочешь пропустить класс? Пойти в старшую школу в следующем году?

Я ждал этого вопроса и закачал головой.

– Нет. Если вы думаете, что у меня были проблемы с задирами в этом году, то подождите пока я в тринадцать лет попаду в старшую школу и стану самым маленьким парнем во всем заведении. Нет, я хочу сэкономить время на математике. Если в следующем году смогу начать геометрию, то в старшей школе мне удастся взять что-нибудь еще пораньше, – я назвал парочку предметов, в которых был заинтересован.

– Так что произойдет когда ты их закончишь? Выпустишься раньше?

Я пожал плечами.

– Еще не знаю, но такая вероятность есть..

Остальные посмотрели на меня. Родители, будто я вырос на голову, Миссис Бэккли, как на новую игрушку, а Миссис Роджерс, как на потенциальный научный эксперимент. Хуже всех был Мистер Баттерфилд. Он смотрел на меня с презрительным пренебрежением.

– С чего ты взял, что вообще сможешь это сделать?

Я посмотрел на него не менее презрительно.

– Потому что в отличии от вас, я понимаю значение фразы "99,9 процентов" *. Я знаю, какой у меня IQ, и подозреваю, что он будет повыше вашего, – как только я сказал это, то сразу понял, что переступил через границы, – Извиняюсь, это было грубо.

– Да как ты смеешь! Я запрещаю! Встреча окончена! – Закричал он, –

Выметайтесь!

Я остался на своем месте.

– На какой почве? Неспособность пройти курс? Такие вещи можно протестировать, а на отказ в тесте можно подать легальный иск, который вы проиграете. У меня в кошельке визитка адвоката, мне позвонить?

Воспоминания о моем адвокате заставили его невнятно пробормотать повернувшись у Миссис Роджерс:

– Этот парень головная боль! Не связывайтесь с ним!

Она пристально на меня посмотрела и спросила.

– В своё время Эйнштейна тоже считали головной болью. Тебя можно вытерпеть или нет, головная боль?

– И да, и нет. Но я бы не сравнивал себя с Эйнштейном, это слишком претенциозно даже для меня, – произнес я с улыбкой.

– Твоя учительница рассказал мне о проблемах на прошлой неделе. Я бы, тем не менее, с удовольствием поработала с тобой.

– Старшая школа Тоусона согласится?

Она кивнула.

– Это не первый раз. У нас каждый год есть парочка студентов, что идут вперед программы и в итоге учат предметы из колледжей. Но это нужно заработать. Школа хочет, чтобы ты постарался, но что еще важнее – этого хочу я. Ты должен лично пообещать мне это.

– Обещаю! – Я протянул ей руку.

– По рукам! – она пожала её, – Ближе к концу года я с тобой поговорю и мы обо всем договоримся. До тех пор, Миссис Бэккли пройдет с тобой два курса алгебры и проследит за твоей геометрией.

Она встала.

– Свою роль я сыграла. Карл, если ты не выложишься на все сто, то сотрудничество закончится. Но если выложишься, то и мы сделаем всё возможное. Это я тебе обещаю, – она пожала руки моим озадаченным родителям и ушла.

Мистер Баттерфилд еще немного поворчал, но согласился. Упоминание адвоката сломило его дух. Миссис Бэккли сказала, что разработает план занятий, чтобы ускорить меня, после чего мы ушли. Это мой первый шаг на пути к докторской в математике.

Домой мы ехали очень тихо, но я буквально слыша как крутятся шестеренки в головах родителей. Как только мы вошли в дом, они потащили меня к себе в спальню.

– Так вот чем ты хочешь заниматься? Стать математиком? – спросил мой отец.

– Наверное, – согласился я, – Я думал об этом с самого начала учебного года… думаю, мне просто стало скучно.

– Ну, и чем ты займешься? Кем работают математики? Станешь учителем? – спросила мама.

Мы с папой уставились на неё. Мать была неглупой, но никогда не ходила в колледж и встретила отца всего через пару лет после выпуска из школы. Она просто не понимала как всё устроено.

– Ну, Мам, я, конечно, могу работать в Пенсильванском Университете, учить инженеров-механиков расчетам, – наотмашь произнес я. Отец хихикнул, ведь это была его специальность.

– Очень смешно, умник. Я серьезно!

Я пожал плечами.

– Много чего, мама, даже если оставить преподавание в стороне. Я могу заняться компьютерами. Это всё математика.

– Разве это не электрическая инженерия? – спросил отец.

– Ну, может в начале времен, знаешь в сороковые. За них были ответственны динозавры, слышал я, – Первый электронный компьютер ENIAC был построен в университете Пенсильвании, когда туда ходил отец.

Он показал мне кое-что грубое, мать вскрикнула "Чарли!". Мне же она сказала не нарываться.

– Что насчет того, о чем они спрашивали тебя? Хочешь выпуститься раньше?

– Мам, я пока не знаю. Может да, может нет. Если я пропущу год, то кто будет платить за обучение? А со старшей школы Тоусона я смогу вытащить бесплатный год колледжа или даже больше!

Это заставило их призадуматься. Колледж был дорогим, а при их доходе… придется поменять образ жизни, даже учитывая займы и стипендии.

Отец задал мне следующий вопрос.

– Ты говорил о 99,9 процентах. Что, по-твоему, это значит?

Я посмотрел им прямо в глаза.

– Я почти гений.

– Откуда тебе знать? – тихо спросил он, – Это же секретно… детям нельзя знать свой IQ. Это их тормозит или вроде того.

– Па, ты удивишься сколько можно узнать, просто посидев в библиотеке, – да, библиотека, интернет(когда его изобретут) и куча стандартизированных тестов. Большинство тестов давало мне около ста сорока баллов, что на самом дне планки гениев. Но меня этот факт ничуть не тормозил. У Хэмильтона бал был еще выше. В плане… вы видели кого-нибудь, кто сдал бы 1600 на SAT? Я жил вместе с этим мелким ублюдком в одной комнате! – Он был ходячим доказательством того, что высокий IQ не делает тебя умным.

Последнее, что мы обсудили – это мои оскорбления в адрес Мистера Баттерфилда. Не смотря на то, что я извинился, меня отругали за такое поведение и запретили телевизор на неделю. Черт, это я заслужил.

Ну и ладно.

Глава 6. Планирование финансов

Удивительно, но по поводу моего тестирования по алгебре 1 многого не говорили. Те, кто заметил моё отсутствие на занятиях, предполагали, что я отстаю от класса, а не бегу вперед. В январе все станет куда очевиднее, когда я начну сидеть на алгебре 2. План Миссис Бэккли состоял в том, что я месяц не буду сидеть на уроках и учить все сам, догоняя программу, а затем она проверила бы мои знания в конце весеннего семестра.

Все же остальное протекало довольно тихо. Английский и гуманитарные предметы в восьмом классе были невероятно скучны, как обычно. Мы не изучали ничего интересного и вне программы до старшей школы. Общая наука была такой же, как раньше, а Мистер Родригез по-прежнему интересно вел её. Мне до сих пор нравилась химия, в конце-концов, благодаря ей я сделал карьеру – но повторять этот путь у меня не было никакого желания.

Физкультура оказалась интересной. Раньше я был зажатым и нервным, как и любой другой маленький мальчик. Я часто не ходил в душ после занятий и мой шкафчик невыносимо вонял. Теперь же, мне просто было плевать, если кто увидит мою тощую задницу и скажет что-то о размере моей штуки. Я просто спрошу с какой стати они туда смотрят. Вытащив всё своё дерьмо из шкафчика, мне нужно было отнести его домой и постирать. EPA* были бы счастливы, существуй они в то время. До Никсона ничего такого не было.

Мои тренировки начали давать о себе знать. Я мог бегать по три мили, и если я не был самым быстрым парнем в мире, то хотя бы делал это без стыда и отдышки. Я решил, что пора учиться самообороне.

В понедельник, за ужином, после десерта, я поднял эту тему. Сьюзи с Хэмом уже ушли, но я продолжала сидеть за столом.

– Я хочу пойти на занятия по самообороне, – объявил я.

Мама озадаченно посмотрела на меня, а Папа ответил:

– Я думал, что твой план теперь всегда убегать?

– Ну, а что если меня поймают? – ответил я, на что он фыркнул, а мать нахмурила брови.

– Хочешь что-то конкретное? – спросил он.

Я кивнул.

– Не знаю, помнишь ты или нет, но Лэнс Мияги был со мной в Хэмптоне, его отец учит людей карате или чему-то такому в Йорк Роад, Тимониум. Интересно, можно ли что-то придумать с этим.

Хэмильтон подслушивал нас с кухни. Хохоча, он вышел из дверного проема.

– Будешь учить карате? – он продолжал смеяться и махать руками, подражая ударам карате.

– Можно мне его на нем использовать? – пробубнил я.

– Эй, Сьюзи, Карл хочет учить карате! – сестра сбежала вниз по лестнице и они начали прыгать вокруг в нелепой драке. Мама с Папой кричали, чтобы те перестали, это закончилось лишь тем, что мой брат идиот на самом деле ударил Сьюзи по руке.

Она принялась плакать и отец отвесил Хэмильтону оплеуху. Их послали в комнаты.

– Ну, теперь это уже не кажется хорошей идеей, верно? – спросила меня мать самым, что ни на есть, не одобряющим тоном.

– Ма, я не виноват, что он придурок. Зачем он вам? Ну, в первый раз же всё нормально получилось!

Папа посмеялся, а Мама поджала губы. Это была долгоиграющая шутка в нашей семье. Я говорил, что в первый раз все было идеально, а как можно превзойти идеал. А Сьюзи, что им потребовалось три раза, чтобы получилось что-то путевое. И только Хэмильтон ничего не говорил, будучи в середине.

– Мне не нравится мысль о том, что ты будешь драться. Это неправильно.

– Мама, я не буду драться. Я буду учиться как не драться, – в этом не было никакого смысла, но моя мать и логика – не самые близкие друзья. Она довольно смышленая, но не сдала бы курс Логики, даже если бы от этого зависела её жизнь.

Папа согласился взять меня в школу Мияги после каникул, хотя бы чтобы осмотреться. Он не сказал, но подразумевал, что мне нужно будет разобраться, как я собираюсь платить за секцию. Он явно не собирался давать мне никаких денег. Однако, в тот вечер, ответ пришел сам собой. Папа пришел домой раньше, а вместе с ним Мистер Штайнер. Хэму и Сьюзи было велено сидеть у себя в комнатах, а я уместился в гостинной вместе с родителями. Встреча получилась короткой.

С исками против студентов из автобуса разобрались примерно так, как и предполагал, но только гораздо быстрее. Он терроризировал семьи и их адвокатов письмами и всё. Единственной проблемой оказалось собрать все подписи. Адвокат раскрыл кейс и вытащил стопку денег, мы с родителями расписались и мне был передан чек на двадцать тысяч долларов.

Тогда это считалось очень серьезными деньгами. Папа ничего мне не сказал, но похоже он в год зарабатывал меньше. А он был одним из старших инженеров в компании. За такие деньги я мог оплатить четыре года в любом из колледжей. Таков и был план.

Мама решила положить деньги на семейный счет.

– Думаю, будет лучше, если их перечислят на мой счет, – объявил я.

– Не глупи. Никто не даст тебе таких денег. Это на будущее, – сказала она.

Штейнер поднял бровь услышав это, но я лишь спокойно ответил.

– На чеке написано моё имя, не ваши. Я ничего не имею против того, чтобы положить их на сберегательный счет… но он будет открыт на моё имя.

– Нет, никогда! – она злобно глянула на отца, – Ты так и будешь сидеть? Он же просто потратит все деньги!

Папа не согласился с ней сию же минуту. Вместо этого он посмотрел на меня и спросил:

– Что у тебя на уме?

Мать буквально закричала.

Я не обратил на неё внимания и ответил.

– Ну, сберегательный счет неплохое начало, но я знаю, что могу получить куда больше благодаря брокерству. Фондовые рынки в целом в течение большей части последнего десятилетия в среднем приносили где-то около девяти-десяти процентов дохода, что немного выше сберегательного счета. Если я сохраню эти деньги на будущее, я должен заставить их работать на меня.

Мама продолжала буйствовать, пока папа и Мистер Штайнер хвалили меня.

– Ширли, успокойся, он прав.

Мать притихла, без особой любезности, затем отец добавил.

– Есть какие-то конкретные идеи?

У меня были кое-какие мысли, но я просто сказал:

– Ничего такого. Возможно общая биржа, возможно валютные рынки. Но я смотрел бы в сторону товаров.

Это озадачило их. Штейнер влез в разговор и спросил:

– Товары? Как пшеница и апельсиновый сок?

– Скорее нефть.

– Нефть!?

– Да ты с ума сошел! – заявил отец.

Я ухмыльнулся.

– Безумный, но хитрый. Вы хотели знать, что могут математики? Вот вам пример того, как теория вероятности вяжется с финансовым анализом.

– О чем ты, черт подери, говоришь? – спросил мой ошарашеный папа.

Адвокат, однако, перебил его.

– Я бы выслушал. Он был прав насчет исков, в конце-концов. Продолжай, Карл.

Я улыбнулся.

– Так, я правильно говорю – арабы ненавидят евреев, верно?

– Арабы и евреи? О чем ты, во имя господа, говоришь?

Громом пронесся отец.

Я поднял свою руку.

– Следи за мыслью. Арабы ненавидят евреев. Это факт. За последние двадцать лет у них было три войны. Первая в 1948, вторая в 1956, третья в прошлом году.

– Да, и во всех трёх арабам подали их же головы на блюдечке! – отметил Штайнер.

– Это так, но разве теперь они друзья? Или вы согласны, что это ребята друг друга от всей души ненавидят?

– Верно.

Я продолжил.

– Хорошо, давайте применим теорию вероятности. С 1948 по 1956 год – прошло 8 лет. С 1956 по 1967 год – 11 лет. Средний интервал между войнами составляет 9,5 лет. Вы со мной? – отец и мистер Штайнер кивнули. Мама была полностью потеряна и недоверчиво уставилась на меня, – Итак, ради простоты, скажем, они в мире по 10 лет. Это означает, что шансы на войну в любом конкретном году составляют 10 процентов. Как только вы определитесь с вероятностью войны, можно применить теорию вероятностей к последующим действиям.

– Продолжай, – сказал юрист.

– Если мы предположим, что в любой год вероятность войны – 10 %, то вероятность её избежания – 90 %. Значит сейчас, год спустя, у нас был шанс 90 % избежать войны на среднем востоке.

– Которой не было, – сказал папа.

– Верно. Значит какие шансы на избежание войны в следующем год?

– Как ты и сказал 90 %.

– А спустя год? – надавил я.

– 90 %, как ты и говорил! А что, разве нет?

– Весьма таки. Шансы избежать войны в течение двух лет подряд составляют 90 % из 90 % или только 81 %. Шансы избежать войны в течение трех лет подряд – 90 % из 90 % из 90 % или примерно 73 %. Четыре года выйдет 64 %, пять лет – менее 60 %, и через шесть лет мы едва сможем добиться пятидесяти пяти шансов не застатать еще одну войну между Израилем и его соседями.

– Значит… к 1973 вероятность новой войны в Израиле составляет пятьдесят на пятьдесят? – спросил папа.

– Именно.

– Хорошо, но что теперь? Они ненавидят друг друга. Это все знают!

– Оставляя в стороне другие разногласия, арабы, вероятно, снова проиграют, как и в любой войне, в которой они принимали участие раньше. И, как и в любой другой войне, они будут обвинять всех, кроме самих себя, в частности, Соединенные Штаты и Западную Европу. В последний раз, когда у них была война, они захватили Суэцкий канал, но теперь что они могут сделать? Что есть у арабов, что хотят все остальные, и что они могут отнять у нас?

Внезапно в головах мужчин что-то щелкнуло! Будто одно целое, они прошептали: "Нефть!"

– Точно. Что произойдет в следующий раз, когда арабы станут дерзкими и решат взять Израиль? Мы уже знаем, что это произойдет в ближайшие пять-десять лет, и мы уже знаем, что израильтяне покажут им где раки зимуют. Единственное, что могут сделать арабы, – это перекрыть краны. Цены на нефть взлетят до небес.

– Ну, мы будем качать её здесь. В Техасе и Оклахоме много нефти, – запротестовал Штайнер.

– Это так не работает. Нефтяные источники нельзя открыть и закрыть как водопроводные краны. Пап, ты ведь инженер, и знаешь, что это не так просто.

Папа задумчиво посмотрел и медленно ответил.

– Ну, это не моя специальность, но он прав. К тому же, мы добываем её у арабов, потому что это дешевле, чем бурлить здесь. Если начнем бурить, то цена в любом случае поднимется.

– Ну, тогда перейдем на уголь или еще что… – продолжал Штайнер.

– Нельзя жечь угли на нефтяных заводах. Для этого придется потратить целое состояние и шесть месяцев просто перенастраивая их. Насколько мне известно, – ответил отец.

– И машину углем не заправить. Что случится, когда бензин начнет стоит не 28 центов за галлон, а доллар или даже больше?

– Правительство ни за что такого не допустит!

– Я не знаю… прокомментировал папа. Это безумно, но имеет смысл.

– Я просто говорю, что если вложиться в биржу, а не в банк, то я заработаю куда больше, чем сколько бы они мне потом не выплатили на процентах. Может случиться огромное количество событий, что повлияет на биржи, акции и компании. Но не будешь играть – не узнаешь.

– Так вот чего ты хочешь? Стать биржевиком?

– Я посмеялся. Это невероятно скучная работа!

Мама решила показать зубы.

– Ты правда собираешься ему разрешить ему провернуть этот безумный план? Играть на войнах и убийствах? Чарли, я против!

– Ширли, успокойся.

Папа посмотрел на меня.

– Хорошо, я понимаю мысль инвестиций в рынок, но тебе всего тринадцать, ты слишком молод для этого.

– Значит счет будет на твоё имя. Не на мамин, она явно против этой затеи. Мама начала кудахтать, отчего у нас троих пошли мурашки по спине.

– Я принимаю решения. Это мои деньги или нет?

Кудахтанье стало еще громче.

– Ширли, ради Бога, заткнись! – папа редко, если вообще когда-нибудь, кричал на маму. Шок от этого лишил её дара речи, – Он прав, это его деньги. Я присмотрю за ним!

Я протянул руку.

– По рукам.

– По рукам. Но лучше бы ты был прав, а не то бомжевать будем вместе.

Мистер Штейнер посмеялся над нами и откланялся.

– Ты удивителен, Карл. Не забывай, что я жду тебя на разведывательном посту в следующем году.

– Да, сэр, я помню, – ответил я, ухмыльнувшись.

В этом году Рождество, как и Новый Год, пришлось на среду. Школу закрыли на две недели и я хотел повидаться с биржевым брокером*, пока есть свободное время, но папа сказал нет. Сейчас каникулы, и многие отправятся туда же с этой целью. Взамен, в понедельник, когда снова началась школа, он пораньше освободился и подобрал меня после школы. Мы поехали прямо в офис его Брокера в Тоусоне.

– Как зовут твоего брокера? – спросил я.

– Билл Хардести, но для тебя Мистер Хардести, – ответил он.

– Я передам ему чек в пятнадать тысяч долларов. Может, он разрешит мне звать себя Биллом.

Папа фыркнул и сказал мне не испытывать удачу.

Я отвез чек в банк в тот же день, когда получил его. У меня был свой счет с одиннадцати лет, в Клифтон Траст, небольшом местном банке с несколькими подразделениями. Ближайшее находилось меньше, чем в миле от нас и я легко мог добраться туда на велосипеде.

При себе у меня было лишь пара сотен баксов, состоящая из карманных денег и заработка газонокосильщиком. Мы с папой договорились, что я оставлю пять тысяч на сберегательном счете, а остальные пять пойдут на брокерство. Несколько элементарных вычислений с процентами показало ему, что ко времени, когда я поступлю в колледж – там будет на пять тысяч больше.

В лобби брокерской конторы собрались все брокерские стереотипы: белые, средних лет, седеющие виски, идеальные улыбки и прически, будто каждый из них сошел с рекламы тридцатилетнего виски. Все, кроме одного, молодой девушки, которой едва исполнилось двадцать. Сейчас были шестидесятые, так что, я полагаю, она была женщиной статуса, нанятой не за мозги, а за внешний вид. Вероятно ей приходилось отбиваться от полчищ престарелых Лотарио каждый день. Забавно, но я заметил её имя и глянул на доску с рабочими. Имя Хардести казалось самым важным, но Мелиссе Тэлмэдж там было уделено неприлично много места.

Девушка на рецепшене ответила на звонок и положила трубку, встав, она попросила нас следовать за ней и повела по холлу наполненному офисными кабинками. Проходя по нему, я заметил офис Мелиссы Тэлмедж, за несколько метров до Хардести.

Мне нравилось идти за девушкой с рецепшена. Она хорошо выглядела и носила короткую юбку на длинных каблук. Самая лучшая часть шестидесятых – изобретение миниюбок! К тому же, женщинам, чаще всего, запрещалось носить брюки – это считалось нарушением дресскода. В мой первый раз, я помню, как две девятиклассницы осмелились прийти в школу в джинсах. Их остановили у главного входа, отвели к директору и вызвали родителей, чтобы те забрали их домой!

В то же время, эти юбки были настолько короткими, что спустя поколение их будут считать подходящими разве что для похода в клуб. Что за время быть молодым и мужчиной!

Когда мы вошли в его офис, Хардести поднялся.

– Спасибо, дорогуша, я очень признателен.

Спустя сорок лет ему бы за такое отвесили оплеуху, но не сейчас. Мужчина поздоровался, с интересом меня рассматривая. Папа сел на кресло у стола, а меня усадили на небольшой стул в углу комнаты.

– Рад тебя видеть, Чарли. Я получил сообщение, что ты придешь… но не совсем понял о чем ты говорил. Как я могу помочь?

– Вообще-то, все дело в моем сыне. Это мой старший, Карлинг. Он хотел бы открыть счет.

В первый раз Хардести посмотрел на меня с примесью чего-то кроме полной безраличности. Он улыбнулся и перегнулся через стол, чтобы протянуть мне руку.

– Ну, я считаю, что это великолепно, Карлинг! Хочешь посмотреть как делается бизнес, да? – Он тут же обратился к моему отцу и заговорил с ним, – Мы говорим о недельном депозите? Десять или двадцать долларов? Или небольшой вклад? У вас есть хоть сколько-нибудь серьезная сумма?

Я прочистил горло, папа улыбнулся и сказал

– Спросите у него, это его деньги.

Хардести любопытно посмотрел на меня.

– Правда? Что у тебя на уме, сынок?

– Какой процент акций ITT можно купить за пятнадцать тысяч долларов? Я хочу избежать скрытых комиссий, так что какая-то часть суммы отправится на валютный рынок, предпочтительно на рост капитала, – ответил я.

Хардести посмотрел на меня и моргнул, затем повернулся к Папе.

– Мне нужно все проверить, Чарли. Мне не кажется, что это выгорит. Гораздо лучше будет, если мы инвестируем деньги в смешанный фонд акций, как мы уже делали несколько лет.

– Это не мои деньги, это его деньги, – Папа указал на меня пальцем.

Хардести странно глянул на меня.

– Ты хочешь долю в ITT? Не стоит! Тебе лучше вложиться в смешанные фонды валютного рынка. Вот, давай я покажу брошюру и объясню как всё работает, – он не мог бы стать более снисходительным и заботливым, даже если бы захотел.