Текст книги "Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго..."
Автор книги: Ольга Семенова
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 85 страниц)
Она встала на серфинг, натянула на себя сине-красный парус и пошла на волну.
Лицо ее стало огромным и близким, казалось, можно слизнуть брызги с чуть приоткрытых губ.
Ганс еще теснее вжался в приклад винтовки с оптическим прибором, поудобнее устроился на палубе яхты, упершись ногами в рубку.
– Господи, прости меня, – прошептал он. – Жаль, что она та кая красивая.
Он любовался ею еще мгновенье, а потом нажал на спусковой крючок.
Москва.
По улицам несся рафик – с синей вращающейся лампой тревоги, включенной сиреной – под красные сигналы светофоров, обгоняя все машины.
Красное-синее, синее-красное, у-ааааааа-у-аааа, – тревога, горе, слезы, дело...
Ольга Лыскова, голубоглазая, молоденькая совсем, лицо как у школьницы, поэтому, видимо, не вытаскивала сигарету изо рта и, придерживая плечиком трубку телефона, записывала что-то в блокнот.
– Только, пожалуйста, пусть бригада не прикасается к шприцу, – сказала она. – Мы должны первыми взять анализ на состав наркотика. Кто я? Лыскова, инспектор следственного управления гостаможни... Нет, я уже в дороге, сейчас буду...
– А ты куда прешь? – хмуро спросил ее милиционер из оцепления: труп юноши обнаружили в кабине туалета, милиционер не видал ту спецмашину, из которой она только что выскочила со своим плоским чемоданчиком.
– Я из следственного управления...
Милиционер оглядел ее и, усмехнувшись, заметил:
– Ты косички заплети, управление... Документ где?
Лыскова ощупала карманы, посмотрела в сумочке, – документа не было.
– Поглядите, – сказала она, открыв свой плоский чемоданчик. – Это разве не документ?
Милиционер на пробирочки, щеточки, лупы смотреть не стал, повторив со скучающим безразличием в голосе:
– Документ предъявите, женщина.
Лыскова аккуратно закрыла свой лакированный дипломат, – явно импортный, мы такие не у м е е м, ахнула, в ужасе схватилась рукой за щеку, крикнула:
– Что это?!
Милиционер шарнирно обернулся, Лыскова мгновенно бросилась по лестнице вниз, с т р а ж погрохотал за нею, не обращая внимания на то, что десятки зевак побежали, толкая друг друга, следом за ним. Он схватил Лыскову возле майора из угрозыска.
– Вы что, с ума сошли? – спокойно поинтересовался тот. – Это инспектор Лыскова из...
– У нее документов нет! Обманом, понимаете, – в поостывшем, обидчивом запале прокричал милиционер.
– Наведите порядок, – сказал майор сухо. – Попросите любопытных подняться наверх, трудно работать... Воняет, ясно вам?
– Лысковой улыбнулся: – Ничего не попишешь, инстинкт гончей... Если бы мы могли платить ему столько, сколько платит муниципалитет Лондона, его место занял бы выпускник университета... И назывался бы он «констеблем», вполне престижно... Пошли, мы не трогали шприц...
Лыскова опустилась перед трупом, тот самый юноша, что убил песика в парке: льняные крупные кудри, рука исколота, наркотик, видимо, был не той к о н с и с т е н ц и и.
Подняв шприц профессионально-бережным жестом, она вышла из кабины, поглядела на свет, он был тусклым, словно в тюрьме; нет ничего страшнее наших туалетов, подумала она; ругают кооператоров, которые берут двадцать копеек; не жаль пятьдесят уплатить, чтобы чувствовать себя человеком и в сортире, – кстати, сколько времени мы проводим в сортире, любопытно подсчитать...
– Препарат, судя по цвету, индийский, – сказала она майору. – Будете снимать пальчики?
– А куда денешься, форма есть форма... Хотя убийства здесь наверняка не было.
– Наркомания – это убийство.
Майор кивнул:
– Это из «Пионерки»? Молодец, цитируйте чаще, популярная газета.
– Только не пролейте остаток, – улыбнулась Лыскова, – вы живете формой, я – содержанием.
– Присаживайтесь, товарищи, – сказал Петров, кивнув на сту лья возле длинного стола заседаний,
Генерал Романенко и Лыскова устроились друг против друга. Петров закрыл папку, отошел к сейфу, спрятал документ, сел во главе стола:
– Товарищ Лыскова, из следственного управления,
– Петров представил Ольгу, словно бы ответив на недоумевающий взгляд Романенко.
– Она воспитывалась с родителями в Вашингтоне, абсолютное знание английского...
– А... Представители золотой молодежи, – усмехнулся Романенко.
– Платиновой, – поправил Петров. – Ее батюшка был шофером-механиком посольского гаража. Золотыми мы называем детишек номенклатурных работников... Наших с вами... А товарища Лыскову я позвал потому, что решил ее ввести в комбинацию с англичанами.
Романенко усмехнулся:
– Они такие же англичане, как я чукча.
– В Англии, – чеканяще заметила Ольга, – понятия национальность не существует, товарищ генерал, там есть лишь одно понятие, не разделяющее, впрочем, подданных: вероисповедание. Они чужды расистской истерии.
– Вы обвиняете меня в расизме? – спросил Романенко.
– Не имею прямых оснований...
Петров закурил:
– Ну что, обмен мнениями начался довольно интенсивно... Продумайте, товарищ Романенко, легенду для Лысковой... Ее надо легендировать... Англичане готовят свою версию, мы – свою...
– Англичане будут знать все подробности? – поинтересовался Романенко.
– Партнеры обязаны знать все подробности. Иначе это услуги, а не партнерство...
Ольга спросила:
– Разрешите и мне закурить, коли вы сами курите?
– Я не курю, – заметил Романенко с холодной улыбкой.
Петров тщательно затушил только что начатую сигарету (курил «Мальборо»), откинулся на спинку кресла и, не ответив Ольге, обернулся к Романенко:
– Ваши соображения, пожалуйста.
Тот отвел глаза от сигареты, затушенной Петровым:
– Константин Иванович, вы меня неверно поняли... Я спокойно переношу запах табака...
– Лишнее напоминание о том, что сигареты вредны, я воспринимаю с благодарностью, – сухо улыбнулся Петров.
Ольга спрятала пачку «Явы» в карман жакетика:
– Стрессы страшнее сигарет.
Петров положил квадратные, сильные ладони на стол:
– У нас мало времени. Пожалуйста, товарищ Романенко...
– Я бы хотел поговорить с глазу на глаз, Константин Иванович.
– Товарищ Лыскова введена в комбинацию... Какие уж тут секреты...
– Хорошо... В таком случае, если вы считаете это возможным, я скажу мое мнение в ее присутствии...
Петров поинтересовался:
– Вы имеете в виду Ольгу Никитичну?
Не ответив на сдержанно-раздраженный вопрос, но ясно поняв, какой смысл был в него вложен шефом, Романенко продолжал, еще более тягуче, словно бы говорил наперекор себе:
– Я против того, чтобы вводить в операцию нашего человека.
– Причины?
– С противником, – а они все же наши противники, не так ли? – рискованно идти на столь широкие контакты.
– С противниками воюют, – заметил Петров.– С идейным – спорят, ищут истину в дискуссии.
– Эт видит куод эссет бохум, – сказала Ольга, тоскливо глядя на недокуренную сигарету в пепельнице.
– Простите? – Романенко чуть обернулся. – Я недостаточно силен в разговорном английском...
Петров спрятал улыбку в уголках жесткого, но в то же время очень живого рта, – верхняя губа была точным абрисом летящей чайки:
– Это латынь, – пояснил он. – «И увидел, что сделанное – хорошо».
– Сделанное может быть плохо, Константин Иванович. Очень плохо.
Англичане хотят работать в ленинградском порту вместе с нами, значит, они увидят наши методы. Думаете, это разумно – расшифровываться перед противником, пусть он даже идейный?
– Их методы лучше наших, товарищ Романенко. У них техника прекрасная, а мы работаем кустарно, по старинке, на ощупь. Им от нас надобно скрывать методы, а не нам... Если это все ваши замечания, то я хотел бы сказать несколько слов перед тем, как придут англичане...
Ольга Никитична уезжает в Лондон, как только мы ее оформим – характеристики и прочая формальная чепуха... Вы тоже отправитесь в Англию: как представитель пароходства. И будете работать под крышей морского представительства – у тех есть связь, будем постоянно обмениваться новостями.
– А она? – спросил Романенко, не обернувшись даже к Ольге.
– Ольга Никитична будет работать под руководством англичан, – ответил Петров. – Но в присутствии партнеров называть собеседницу «о н а» в Англии будет плохо понято, вас перестанут считать джентльменом...
– Так я ж по-русски говорю...
– Дело в том, – отчеканил Петров, – что агент Дин в совершенстве владеет русским...
Ленинград.
Улицы были праздничные, мужчины не очень толкали женщин в автобусе, прижимая к себе букеты мимоз и гвоздик.
– Ольга, почему у вас букеты носят цветками вверх? – спросил Дин, прижатый пассажирами к билетной кассе; к нему то и дело обращались с просьбой оторвать билетик; он смотрел на Ольгу вопрошающе; она переводила.
– Потому что они у нас только-только стали появляться в продаже, не научились еще, не объяснили, как принято...
– Вопрос не в том, как принято... Просто цветы лучше сохраняются, когда их не жмешь к груди... Стебельки не сломаются... Где, кстати, можно купить цветы, я был бы счастлив, прими вы от меня букет...
Ольга улыбнулась, кивнула на громадную очередь. Дин удивился:
– А я думал, у вас очереди только за водкой и мылом.
– У нас за всем очереди.
– Но люди довольно стойко переносят эти неудобства... Или я ошибаюсь?
– Ошибаетесь. Очень сердятся.
– Слушайте, но вы говорите как настоящая американка, мне порой трудно вас понять...
– Знаете, что ответил Оскар Уальд, когда его спросили, в чем главная разница между англичанами и американцами?
– Нет. А что он сказал?
– Он ответил: «в языке»...
Дин искренне удивился:
– Я и не слыхал об этом, хотя считал себя интеллигентным человеком...
– У нас есть анекдот: один англичанин спрашивает другого: «Слушай, как стать настоящим интеллигентом?» – «Надо кончить Оксфорд». – «Но я кончил Оксфорд». – «Не тебе, – дедушке».
Дин сухо кивнул:
– Кембридж... Не Оксфорд, а Кембридж... Это наш анекдот.
Ольга чуть подтолкнула его:
– Извинитесь перед дамой и рвите к выходу, наша остановка.
– Сорри, – сказал Дин даме; дама стала сердиться; англичанин вопрошающе посмотрел на Ольгу.
Ольга вздохнула:
– Гражданка, это иностранец, пропустите его, а?
Возле остановки стоял красный «жигуленок», залепленный этикет ками.
– Это наши, – сказала Ольга, неторопливо оглянувшись, – едем в порт...
Они сели в машину, шофер резко взял с места, так что скаты завизжали.
– А из отеля нельзя было сразу ехать на машине?
– Я вас знакомила с жизнью народа, – Ольга усмехнулась. – Да, а потом в отеле слишком много глаз, мы поэтому и машину задекорировали...
– Оглядываясь, вы проверялись? – спросил Дин. – Боитесь возможной слежки.
– Я ничего не боюсь, кроме инструкций, – ответила Ольга.
Порт Ленинграда.
Была уже ночь, но порт жил своей совершенно особой, скреже-щаще-гудящей, ухающе-лязгающей, перемигивающейся таинственно-романтической жизнью.
Когда из трюмов «Манчестера» выгрузили два контейнера, Дин сказал:
– Это – товар.
Шофер «жигуленка» достал из «бардачка» рацию, поднес ее ко рту.
– Переведите, чтобы он молчал, – тихо попросил Дин, – на кораблях умеют подслушивать разговоры в радиусе до трех миль.
– Я понял, – ответил шофер по-английски и спрятал рацию.
– Спасибо.
Дин улыбнулся:
– Если хорошо уплатите, я выдам вам все наши секреты...
– С валютой туго, – ответила Ольга, – можем фосфатами.
Через два часа они заехали в пакгауз, вышли из машины и направились к контейнерам; рядом с ними шли трое рослых парней. Дин деловито осведомился:
– КГБ?
– Да, – усмехнулась Ольга, – группа террора и дезинформации, следят за нами...
Когда они подошли к контейнерам, Дин преобразился: стал еще тоньше и медлительнее; достав из кармана самописку, включил ее – бритвенный луч фонарика-прожектора медленно прошелся по контейнерам, задерживаясь на каждой клепке. – Будем вскрывать, – Ольга обернулась к чекистам.
Дин стремительно закрыл ей рот рукой; таможенники шагнули к Дину. Тот прошептал:
– Ждите!
Дин медленно приблизился к контейнеру; обсмотрев своим прожектором-фонариком одну из клепок, ухватил ее пальцами (тонкие-тонкие, а сила в них железная), замер от напряжения, даже спина взбугрилась, и вывернул клепку.
– Это аппаратура записи, – пояснил он, сделав что-то с «клеп кой», – мы поработаем с ней в Лондоне, запишем тишину... Теперь можно вскрывать...
...Банки с растворимым кофе: комар носа не подточит, индийское производство, лучший сорт; гашиш.
– Оформляем изъятие наркотика, – сказал Романенко собрав шимся в зале. – На всю операцию – пять часов, погрузка на тепло ход «Гэлис» сегодня утром, курс – Тилбури, банки с «кофе» должны быть задекорированы как настоящие...
– Фольги нет, – сказал кто-то.
Ольга улыбнулась: – Своруем...
– Господа, и не забудьте, пожалуйста, отметить в протоколе, что общая стоимость изъятого гашиша равна семи миллионам фунтов стерлингов, – от этого зависит размер моей премии... Мне платят с операции...
...Капитан дождался, пока кран опустил контейнеры с «кофе» в трюм, и сказал помощнику:
– Вызывайте лоцмана, выходим...
Аэропорт Бомбея.
Ричард и Ганс медленно шли к посадочным воротам, на которых мигающе горело табло: «Рейс 756, Бомбей—Лондон».
– Ты окна закрыл? – спросил Ричард.
– Какая разница? – Ганс удивился. – Мы же не вернемся в эту клоаку.
– Все возвращается на круги своя, – ответил Ричард и вытер ладонью пот, струившийся по его большому лицу.
Москва.
Грэйв оглядел собравшихся в кабинете Петрова – Романенко, Дина, Ольгу Лыскову – и, пыхнув сигарой (Петров и Ольга переглянулись, одновременно отведя глаза от Романенко, сидевшего с заданной улыбкой и паточностью на лице, внимающе глядя на англичанина), продолжил:
– Хочу подчеркнуть, что арест трех тонн гашиша, проведенный в Ленинграде, – одна из наиболее успешных операций нашей... наших секретных служб. От имени правительства ее величества хочу выразить благодарность советским партнерам... Замена гашиша песком, проведенная советскими коллегами, проведена в рекордно короткий срок...
Мне доставляет радость сообщить, что наше руководство премировало непосредственных исполнителей операций – агентов мисс Лыскову и мистера Дина, тысячью фунтов стерлингов каждого... Думаю, это не помешает мисс Лысковой более уверенно чувствовать себя в Лондоне... Наши командировочные крайне низки, всего двести пятьдесят долларов в день, не знаю, как у вас...
– Мы работаем не ради денежного интереса, – мягко улыбаясь, заметил Романенко. – Это наш долг: спасти человечество от кошмарного ужаса наркомании... Полагаю, товар... мисс Лыскова перечислит деньги в один из наших благотворительных фондов.
– Это дело Ольги Никитичны, – заметил Петров.
Напряжение снял Дин:
– Сто фунтов из моей премии – единственно, что не облагается налогом в Англии, так эту премию за работу, – он обернулся к Романенко, – я отдам моей церкви – мы с ними делаем одно дело, и протестанты и коммунисты.
– То же сделаю и я, – оказала Ольга, – перечислю на Мемориал жертвам сталинизма.
Грэйв, посмотрев на непроницаемое лицо Петрова, продолжил:
– Ситуация такова, что нашей группе – мисс Лыскова, мистер Романенко, Дан и я – необходимо завтра вечерним рейсом вылететь в Лондон – мы должны подготовиться к встрече груза: во-первых, уста– новить, что это за фирма «Роу», которая должна получить товар в Тилбури, во-вторых... Для этого мы предполагаем ввести мисс Лыскову в эту фирму... Легенда: американская студентка славянского происхождения, – Грэйв улыбнулся, – правда, в это никто не поверит из-за ее поразительного американского языка...
– Почему вы не хотите ввести туда своего агента? – спросил Петров.
– К сожалению, служба контрразведки синдиката «Роу» очень сильна, можно предполагать, что они знают наших агентов...
А при том унылом скупердяйстве правительства, которое требует борьбы с наркотиками, но не очень-то отпускает деньги из бюджета, не так-то просто держать серьезную сеть осведомителей...
Ольга рассмеялась и, не отрывая глаз от сигары Грэйва, бесстрашно, не отрывая глаз от Романенко, закурила свою «Яву»; лицо Рома-ненко закаменело, но это было лишь одно мгновение, потом в глазах разлилась патока; Господи, ну почему мы хамы – к своим и стелемся перед любым человеком из-за бугра? Может оттого, что матушка Екатерина привезла с собою из неметчины соплеменников и раздала им земли – вместе с крепостными рабами? С тех пор, может, и началась генетическая почтительность к каждому, кто говорит не по-русски?
– Ольга не сможет вылететь завтра, мистер Грэйв, как, впрочем, и господин Романенко: они должны ждать вашей визы три недели...
– Виза будет готова сегодня, мистер Петров, через пару часов, – чуть снисходительно улыбнулся Грэйв.
Британское консульство в Москве.
– Это невозможно, мистер Грэйв, – повторил консул. – Генерал Романенко бывал у нас трижды, мы его знаем, к нему никаких претензий, вполне добропорядочный чиновник-исполнитель... Мисс Лыскова... Мы должны запросить Лондон... Вполне возможно, что она из КГБ или ГРУ... Мы дадим ей визу, бесспорно дадим, но сначала надо выяснить, кто она, чтобы службы могли предпринять соответствующие шаги накануне ее приезда.
– Вы берете на себя ответственность за провал операции по захвату торговцев наркотиками, сэр? – холодно поинтересовался Грэйв. – Самой большой, сдается, группы...
– Я отвечаю за выдачу виз, сэр, но никак не за операции таможенной службы, работающей в изумительно тесном контакте с русскими.
– Кто вправе внести коррективы в вашу непреклонную позицию, сэр?
– Посол.
...Посол был поджар, элегантен и весел:
– Мистер Грэйв, я восхищен операцией, проведенной вами в контакте с русскими. Я понимаю, как вам нужна виза для мисс Лысковой, но вы же знаете нашу бюрократию...
– Если мы не вылетим завтра, операция – а это уникальная операция, одна из самых ключевых, позволил бы заметить, – может оказаться под угрозой срыва...
– Хорошо, я готов сейчас же отправить шифрограмму в Лондон, сэр...
Петров с интересом смотрел на секретаря райкома комсомола, который листал личное дело Ольги Лысковой; молодой парень; откуда в нем все это? Играет во взрослых? Или уже впитал в себя привычный стиль – запретить или отказать всегда надежней, исключен элемент риска, поправят, в конце концов.
– Товарищ Петров, но ведь у нас бюро будет только послезавтра.
– Ольга должна быть завтра в Лондоне. По делу, достаточно важному. Может, пустите ее бумажки в порядке опроса? Это можно сделать немедленно... Первый секретарь, кажется, здесь?
– Уехал... И потом, у Лысковой был выговор... Еще не снят…
– Каждый, кто работает, обязан иметь выговор – помимо благодарностей, конечно. А у товарищ Лысковой семь благодарностей за два года.
– Нет, все же я не смогу подписать, товарищ Петров. Надо обсудить на бюро. Свою поддержку я вам обещаю.
Петров сдерживался с трудом:
– Я, конечно, благодарен за вашу поддержку, но мне нужна печать на характеристике товарищ Лысковой... Сейчас. Немедленно.
– Без обсуждения на бюро я печать не поставлю.
– Послушайте, откуда в вас, молодом еще работнике, такой страх перед тем, чтобы выпустить человека за границу?
– А откуда страх в ваших таможенниках, которые чемоданы туристов курочат, как барышники на толкучке?! – секретарь подался к Петрову.
– Почему нищими ездим, чувствуем себя за границей, словно оборванцы какие?! Попрошайки! А икру ваши отбирают! Водку тоже! А это – единственное, что можно подарить взамен на обед, каким угостят! Люди ж колбасу под одеялом грызут в номерах! На суточные не едят, копят, чтоб жене платье купить на дешевой распродаже!
Петров удовлетворенно улыбнулся:
– А я уж про вас подумал бог знает что... Все верно сказали. От рабства и дурства происходит все то, о чем вы говорили. Я пытаюсь кое-что ломать, – по нашей линии, – но это очень трудно – чудовищное, да, да, именно чудовищное сопротивление аппарата. Не хотят понять, что отмена идиотских ограничений угодна их же детям...
– Так разгоните такой аппарат!
– Да? А как это сделать? Идите ко мне шефом по кадрам! Вот и карты в руки! Погляжу, как вы сможете разогнать миллионы бюрократов... Ладно, ставьте печать.
– Не могу, – сделавшись сразу же другим, собранно-закрытым, повторил секретарь. – И вы должны меня понять.
Петров поднялся:
– Нет, я совершенно не должен вас понимать. Кабинетное кри тиканство недорого стоит...
В консульском управлении МИДа молодой человек подвинул женщине в форме таможенного управления фотокарточки Лысковой:
– Мы глянцевые не принимаем.
– Она сегодня вечером должна улетать, товарищ.
– Повторяю, мы не можем принять эти фотографии... И потом – как она может улететь вечером, если на нее нет ни решения инстанций, ни английской визы?
Лондон.
Ричард и Ганс слушали босса, мистера Роу, который неторопливо расхаживал по большой гостиной, – мореное дерево, огромный камин, портреты предков; мужчины в париках, женщины все больше сидят на белых конях – амазонками в черно-красном, и детишки среди цветов с пухлыми ручками и неестественно большими глазами.
– Сразу товар получать нельзя, – медленно говорил босс. – Сначала надо убедиться, что за товаром не тянется хвост. Итак, Ричард просчитывает вероятия слежки, обеспечивает все радиоперехваты в порту и, – желательно, – в здании следственного управления таможни. Ганс берет под постоянное наблюдение Дина, этот юноша мне не нравится, его надо нейтрализовать, слишком сообразителен.
Ганс больше здесь не появляется, ему забронирован номер в «Кларидж»... Купите смокинг... Вы одеты, как кокни, глупо... Ричард, вы будете работать в офисе – для вас оборудованы специальные комнаты, системы компьютеров, радиотехника, словом, все ваши игрушки. День я вам даю на отдых, молодцы, спасибо, ребята, – и он, открыв сейф, достал две толстые пачки денег, протянув каждому. – В случае, если мы благополучно продадим товар здешнему распространителю, каждый из вас получит по сто тысяч фунтов. Не мало?
– Класс! – сказал Ганс.
– Мало, мистер Роу, – отрезал Ричард. – Ему, – он кивнул на Ганса, – сто пятьдесят, мне четверть миллиона, сэр. Это справедливо, потому что вы получите семь миллионов, не ударив палец о палец.
Роу пожал плечами:
– Во-первых, я пошел на риск, вложив деньги в первую фазу бизнеса. Во-вторых, я ударяю не пальцем о палец, а извилиной об извилину. И им больно. Они стираются из-за этого, а, как известно, восстанавливается все, кроме клеток мозга. Какие-нибудь вопросы, джентльмены? Спасибо, не смею вас задерживать...
Лондон, порт.
Кран подцепил два контейнера с надписями: «для фирмы Роу», бережно поставил их на вагончики, водитель плавно тронул караван, остановился около пакгауза номер 2, сдал под расписку груз, человек, поставивший свою подпись, поднялся в офис, там на накладной шмякнул и печать, сделали три ксерокса, оригинал положили в конверт, мальчишечка-курьер отнес корреспонденцию на почту, заполнил бланк уведомления и, насвистывая что-то битловое, легко вспрыгнул на седло своего велосипеда.
...Ричард попросил Ганса расписаться на бланке уведомления и вырвал из чековой книжки фирмы «Фуд индастри»:
– Впиши своей рукой сумму, которую нужно уплатить Морфлоту за доставку товара. Отправь экспресс-почтой. Но без уведомления, – он усмехнулся, кивнув на чековую книжку. – Не надо уведомлять и х, правда?
Лондон. Королевский институт кино.
Честер Грэйв принял горностаевое боа жены, снял свое легкое желтое пальто кашемировой шерсти, протянул гардеробщику, получил два бумажных талончика и, поддерживая под руку свою очень красивую, улыбчивую жену, пошел в зал.
Их места были в третьем ряду; свет уже гасили.
– Родной, – шепнула миссис Грэйв, – как я тебе благодарна за то, что ты вспомнил эту нашу дату.
– «Вспомнил»? Я никогда не забывал ее.
Выход Джо – великого певца классических негритянских спиричуэлс, – встретили аплодисментами; в этом зале не бывало оваций, не та публика. Джо играл вдохновенно; пел тихим, чуть хрипловатым голосом; когда запел о «серебряной» свадьбе, аплодисменты стали громче, собирались здесь все больше седоволосые...
Миссис Грэйв положила руку на руку мужа; пальцы их сплелись в объятии... Джо – в самом драматическом моменте – поднял руки от клавишей, вздохнул, собираясь приблизиться к микрофону, чтобы допеть последний, самый трогательный куплет, когда в зале раздался тонкий голос Дина:
– Сэр, срочно нужна связь.
Грэйв невозмутимо свел на минимум громкость аппарата «воки-токи», прикрепленного к поясу, и, не обращая внимания на удивленные взгляды и перешептывания в зале, поцеловал жену, двинувшись к выходу.
Певец Джо несколько истерически захохотал:
– Чтобы продолжать быть молодым, нужны постоянные связи, не так ли, леди и джентльмены?!
И, закаменев лицом, закончил песню пронзительно-грустно...
...Дин и Грэйв прохаживались возле входа в королевскую Академию кино; почему нынешнюю молодежь так и тянет выглядеть оборванцами? Что за вид? Хоть бы джинсы были новые, а так ведь все в заплатах, агент секретной службы ее величества, какое падение нравов.
– Вы испугали зал, – заметил Грэйв. – Ваш писклявый голос шокировал аудиторию... К тому же вы умудрились попасть в паузу...
– А вы, как всегда, забыли свести прием до минимальной громкости, – ответил Дин. – Ладно, лирика, к делу... В департаменте регистрации компания «Роу» заявила себя агентством, выполняющим графические работы, ксерокопирование в любое время суток и обслуживание клиентов по установке почтовых ящиков, телексов и факсов. Торговлю кофе, как и вообще торговлю, Роу не декларировал.
– В условиях свободы предпринимательства никто не мешает Роу вложить деньги в торговый бизнес.
– Не защищайте ваших любимых акул капитализма...
– А вы не агитируйте меня за ваш безумный троцкизм, – улыбнулся Грэйв.
– Не такой уж он и безумный... Словом, я успел сгонять в департамент налогов... Так вот, фирма Роу не ведет никаких торгово-финансовых операций...
– Хм... Любопытно... Что за люди работают у Роу?
– Не знаю. Не хочу получать информацию со стороны... Я намерен получить абсолютную информацию от мисс Ольги.
– Хотите отомстить русским за то горе, которое вам пришлось из-за них пережить?
– Почему? – Дин удивился.
– Вы же отправляете милую девушку на верную гибель...
– С вашей помощью выживет...
– Согласовали с мистером Романенко? – рассеянно поинтересовался Грэйв.
– Вы же понимаете, что он откажет...
– Почему?
– Босс, не играйте... Он понятен вам так же, как мне... Предоставим это дело Ольге, мы теряем время...
Лондон, полиция.
Инспектор по связям с таможней Билл Нимз поднялся навстречу Грэйву:
– Приветствую вернувшихся с другой стороны Луны! Не похудели на большевистских харчах? Попыток вербовки не было? Спаивали? Неужели с ними все-таки можно разговаривать?!
– Не очень просто, но – можно.
– Ну рассказывайте! Что удалось?
– Разработали операцию, Билл...
– Ну?! Какую? Я сгораю от нетерпения, это как спорт – работать с красными!
– Мы профессионалы, Билл... Операция может быть серьезной – это все, что я могу ответить...
– Школа имперской разведки, – хохотнул Билл. – Привычка – вторая натура, конспирация и еще раз конспирация... Впрочем, вы правы, увы... Разведчик, который доверяет, не разведчик, а живой труп. Какой наркотик идет? Мне надо заранее ставить агентуру: по героину у меня одни, по гашишу – другие, по кокаину – третьи...
– Работать надо по всем направлениям, Билл...
– Надеюсь, не отдали красным товар? Это же миллионы фунтов – судя по величине контейнеров...
– Билл, как и вы, я служу лишь британскому содружеству наций... Приготовили материалы по фирме «Роу»?
Тот протянул папку:
– Я, увы, доверчивый полицейский, Честер. У меня нет секретов от коллег... Особенно таких, как вы... Все, что будет поступать, в тот же час появится у вас на столе.
– Спасибо. Я всегда считал вас блестящим сыщиком и моим верным другом...
– Когда начнем готовить захват Роу?
– Я пришлю к вам Дина, он в курсе всех подробностей... Кстати, у вас до сих пор ничего не прояснилось с Ричардом?
– Пока у нас к нему нет никаких претензий... Бизнесмен чистой воды... Если он маскируется, то делает это мастерски. Видимо, все же он не связан с Роу в наркобизнесе, хотя кто знает... Не тревожьтесь, моя служба не спускает с него глаз.
В офисе «Роу» молодой паренек обратился к рыжеволосому клерку, сидевшему возле компьютера:
– Я завтра опоздаю на пять минут, маму везу в клинику, ладно?
Клерк кивнул:
– Я передам Ричарду, не волнуйся.
...Дин прижался носом к стеклу машины, наблюдая за тем, как из здания, где фирма «Роу» арендовала этаж, по-прежнему, как и вчера, пульсирующе выбрасывало секретарш, клерков, боссов, курьеров, стариков и молодых, веселых и грустных, лысых и волосатых, одетых щегольски или обшарпанно (наиболее обшарпанные садились в роскошные машины, – богатым не надо думать об одежде, это только бедненькие секретарши и клерки тщатся следовать моде «Кардэна»).
– Это он, – сказал Дину спутник, кивнув на молодого паренька, вышедшего из подъезда вразвалочку.
– Он тебя узнает?
– Конечно.
Дин протянул спутнику пятьдесят фунтов:
– Действуй, мы будем рядом.
Лондонский «паб» – пивная, закусочная, «длинная», «височная», а при желании и «водочная» – разрушает стереотип представлений об англичанах, как о людях крайне сдержанных, в чем-то чопорных в тот самый миг, когда ты переступаешь ее порог.
«Паб» – сокращение от «паблик», «место общения публики» – дымно, шумно, раскованно, дружественно (что не мешает время от времени случаться перебранкам; никто не обращает на это внимания, каждый ведет себя как хочет; право бить или быть битым определяет закон).
Спутник Дина стоял с курьером фирмы «Роу», которого он опознал из машины, возле стойки; выпили пару банок пива; заказали виски, слышать их разговор было совершенно невозможно из-за невероятного гама; курьер помаленьку заплавал, хлопал по плечам соседей, сыпал пепел на брюки, неряшливо разбрасывал окурки вокруг себя, не обращая внимания, что порою они попадали в посетителей...
– Давай, – шепнул Дин соседу. – И – обязательно в нос...
...Драка началась естественно, курьер закровянился, случилась общая потасовка, появился невозмутимый констебль, поигрывающий длинной дубиночкой, – дело сделано: в течение десяти дней, по крайней мере (жаден; лучше согласится на десятидневное заключение за оскорбление представителя власти, чем уплатит штраф; все просчитано), курьер в «Роу» не появится.
Сосед Дина был крепышом, поднялся, валко подошел к стойке, пристроился возле курьера, заказал пива: курьер обсыпал его пеплом; крепыш потребовал извинения; курьер послал его куда подальше; крепыш ввез ему по носу так, что хлестанула кровь, пошло дело, запланированный этап мероприятия...
Лондон.
Медная таблица фирмы «Роу лимитед» выделялась своей массивностью среди других на фасаде здания в Сити.
Ровно в пять часов из подъезда повалили служащие, – пульсирующе, как артериальная кровь, устремляющаяся из сердца в вены.
