355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Семенова » Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго... » Текст книги (страница 33)
Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:25

Текст книги "Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго..."


Автор книги: Ольга Семенова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 85 страниц)

4. Разрешить распространение в СССР журнала МАДПР.


Может показаться странным, что я прошу санкции политбюро на такие «пустяки», но в том-то и дело, что без такого рода санкции решить эти, как и многие другие «пустяки», до сих пор не представляется возможным.


Юлиан Семенов.

* Нижеприведенное письмо в политбюро дает представление о том, какие препоны встали на пути писателя, когда он решил основать журнал «Детектив и политика» и газету «Совершенно секретно». Только Семенову – с его умением настаивать на своем, – оказалось под силу пробить непробиваемые стены советской партийной бюрократии.

28.01.1988 года

В секретариат Правления Союза писателей СССР


Можно соглашаться или не соглашаться с тов. Ильиной в тех или иных позициях (я, например, писавший о прозе Бондарева, никак не принимаю оценку творчества писателя, создавшего, кстати, «Тишину»), однако предложения о мерах против редактора «Огонька» не должны выходить за рамки демократии, перестройки и гласности. Дискуссия – да. Критика критики – да. Отстаивание противной точки зрения – бесспорно.


Давайте научимся выслушивать (и прочитывать) самые неприятные для нас пассажи критики. Главное заключается в том, чтобы каждый из нас имел право на печатный ответ оппоненту.


Давайте научимся не обвинять редакторов наших газет и журналов за то, что они печатают дискуссионную статью.


Гласность подразумевает право каждого публично изложить свою точку зрения.


Гласность гарантирует право каждого возразить против всего того, с чем каждый из нас не согласен.


Демократия и перестройка без и вне гласности существовать не могут.


С уважением, Юлиан Семенов



1988 год


Обозревателю «Известий» по вопросам искусства, литературы, кино и телевидения Б. Надеину *.

1. Не без интереса прочитал Вашу статью, в которой Вы так искренне радовались убийству паршивого еврея Шора шприцем.


2. Как мне стало известно, Вы оформляетесь корр. «Известий» для поездки на Филиппины – не надо заигрывать с ЦРУ, тов. Надеин, – ЦРУ Вас обязано опекать на Филиппинах в такой же мере, как КГБ опекает иностранных журналистов в Москве. Дружить так дружить.


3. Фильм «Большая игра» действительно неудачен. Коль скоро ЦТ не сняло, несмотря на мою телеграмму, мою фамилию – на чем я настаивал, я несу ответственность вместе с С. Арановичем.


4. Я совершенно согласен с Вашей оценкой работы артиста Го-тюхина. На художественном совете телеобъединения «Экран» я просил не утверждать Гостюхина на главную роль, но, увы, ко мне не прислушались.


5. Поскольку Вы вскользь бросили фразу о том, что телефильм «Семнадцать мгновений весны» был отмечен всеми премиями и наградами лишь потому, что он нравился Л.И. Брежневу, вынужден Вас огорчить:


а) Выдвинутый на соискание Государственной премиии СССР фильм «Семнадцать мгновений весны» не был утвержден председа телем комитета по Ленинским и Государственным премиям, видным советским писателем, мастером сюжета и фразы дважды Героем соц. труда Г. Марковым.


б) Большой ценитель кинематографа, Марков (что-то я не читал Ваших разборов его теле– и кинопроизведений, тов. Надеин) дал премию не «Семнадцати мгновениям весны», а гениальному фильму «Чудак из 5-го Б». Вы согласны, что это поистине гениальный фильм, не правда ли?


в) Действительно, выдающийся деятель международного комму нистического движения, великий писатель, член СП СССР, лауреат Государственной премии за литературу, Л.И. Брежнев незадолго до своей смерти приказал наградить создателей фильма «Семнадцать мгновений весны» звездами и орденами – среди всех награжденных не было одного человека – автора сценария, романа, автора Штир лица – меня, тов. Надеин.


г) Меня меньше всего интересуют «цацки». То, что Л.И. Бреж нев обошел меня своей монаршей милостью, было для меня высшей наградой.


Все это я пишу для того, чтобы заметить Вам: спекулируйте на Филиппинах, куда Вы собираетесь. Не надо спекулировать в Советском Союзе.


Нравился Брежневу фильм «Семнадцать мгновений весны» или не нравился, он нравился и будет нравиться советскому народу.


Я хотел бы закончить мое письмо вопросом к читателям «Известий»: «Кто из читателей “Известий” считает, что “Семнадцать мгновений весны” стали любимы народом только потому, что Брежнев раздал звезды и ордена (повторяю, всем, кроме автора Штирлица), или, может быть, советские телезрители имеют свое отношение к этому телефильму?»


Вам жаль бабушку, т. Надеин. Мне жаль «Известия», которые предоставили достаточно большое место для публикации дешевого материала о действительно плохом фильме.


И дело здесь не в валюте, потраченной на съемки, которая Вас столь раздражает, т.Надеин, сколько в Вашей завистливо-мелочной профессиональной непригодности в жанре кинокритики.


Я бы раздраконил «Большую игру» точнее, сильнее и профессиональнее.


Без уважения, Юлиан Семенов.

* Ответ Юлиана Семенова на статью Б. Надеина по поводу фильма «Большая игра».



1988 год

В политбюро ЦК КПСС

Уважаемые товарищи!

Я бы не стал тревожить Вас этой запиской, не включись в деловую активность перестройки – в качестве президента совместного советско-французского предприятия ДЭМ и руководителя Московской штаб-квартиры Международной ассоциации «Детектив и Политика».


Я бы не стал тревожить Вас этой запиской, не привези я только что из Афин миллиардные предложения крупнейшей греческой (и западноевропейской) финансовой группы «КГ», реализация которых может дать Родине ощутимые результаты в самое ближайшее время (копия протоколов прилагается).


Однако осуществлять эти проекты будет трудно (если не невозможно) после опубликования некорректных статей в «Известиях» и «ЛГ», ибо советский чиновник, подписывающий бумаги по бизнесу, – существо пугливое, приученное к осторожности и прислушиванию: «Если Семенов неугоден – надо быть подальше и от него и от его дел».


Поводом для статей оказался телефильм «Большая игра», снятый по мотивам моего романа «Пресс-центр». Фильм неудачный, первый сказал об этом не критик, а я, запретив выпускать его на экраны без необходимых переделок. Увы, ТВ решило по-своему.


Я с удивлением прочитал фельетон в «Известиях» – он несколько неприличен по тону, да и ложен по самому факту: журналист Надеин, готовящийся к длительной загранкомандировке, решил по-заигрывать с ЦРУ, которое «обижает» Семенов, а посему провозгласил, что «Семнадцать мгновений весны» хвалили только потому, что эта вещь нравилась Брежневу.


Неужели только ему одному? И – совсем уж неприличная передержка журналиста, подписанная редактором в полосу, – мол, ни один фильм так не осыпался наградами, как «Семнадцать мгновений весны»...


Для справки: Государственной премии СССР наш фильм так и не был удостоен, – вместо нас премии удостоили истинный шедевр, фильм «Чудак из 5 “Б”». Верно, Брежнев наградил актеров нашего фильма, режиссера тоже, только вот Семенов, написавший Штирлица, награжден не был.


Я достаточно спокойно относился к тому, что помощник Гришина, ставший первым. зам. главного редактора «ЛГ» (Ю. Изюмов), за восемь лет не пожелал напечатать ни единой рецензии (пусть даже критической) на восемь моих романов, написанных за это время, – полное замалчивание всего того, что я делал в литературе.


Однако же когда «ЛГ» стала призывать Госкомиздат и Гостелерадио: «Блокируйте Семенова, остановите его, сколько можно его печатать и показывать?!» – то это перешло рамки, которые позволяли мне ранее молчать, делая вид, что ничего не происходит.


Увы, происходит. Идет травля, организованная кем-то, травля, которая мешает мне работать на перестройку, реализовывая те проекты, которые необходимы нашей экономике. Каков выход из сложившейся ситуации?


Их несколько, понятно. Вот некоторые:


1. Трехминутное выступление в программе «Время» на тему о культуре критики и дискуссии – в форме отклика на речь М.С. Горбачева.


2. Возможно, – если мой труд, которому я отдал 35 лет жизни (ни от одной строки в моих книгах и фильмах я не отрекусь), в настоящее время оценивается особенно злостно и бестактно, – пришла пора «поработать Эренбургом», – в тридцатые годы тот был корреспондентом «Известий» в Париже.


Я готов поехать корреспондентом в Афины или ФРГ (там мои основные партнеры по широкомасштабным экономическим проектам) и реально помогать перестройке оттуда, не раздражая попусту своим присутствием тех, кому не по нутру моя активность.


3. Если же зависть определенных литературных кругов и недоброжелателей из иных групп зашла так далеко, что первыми двумя предложениями дела не поправишь, я, видимо, должен сложить с себя все полномочия и вернуться к чисто литературной и кинодеятельности, подписав контракты с книгоиздательскими и киноконцернами, – и в этом качестве можно быть нужным перестройке.


Хотел бы получить ответ на это письмо, прежде чем буду вынужден предпринять такие шаги, которые посчитаю необходимыми для защиты моей чести и достоинства.


С уважением, Юлиан Семенов.

1988 год

В редакцию газеты «Советская культура»

Уважаемые товарищи!


1. Благодарю авторов статьи «О спешке и ловле блох» за обнаруженную ими неточность в моих «Ненаписанных романах».


Действительно, лермонтовский герой «Печорин» неправильно назван мною «Печериным».


2. Что ж касается других замечаний, не могу принять их по следующим причинам:


а) Произвольно вынимая из текста фразу, соединяющую первую с третьей, купируя совершенно необходимые для понимания смысла описываемого слова, наши «блохоловы» навязывают читателю пороч ные, антиисторические выводы.


Поэтому я обязан привести весь текст – без купюр, чтобы читателю стало ясно, о чем вообще идет речь (а речь идет о том, как писали сценарий «суда» над товарища ми Каменевым и Зиновьевым).


Итак: «нельзя было вспомнить и “За могильные записки” Печерина, изданные также с помощью Камене ва... Как поставишь ему в вину книгу профессора Петербургского университета, сбежавшего на запад в 1837 году», – далее авторы ку пируют следующий текст «Ненаписанных романов», – «если при дется зачитывать отрывки из нее?!


Каково генеральному прокурору Вышинскому процитировать: «я был уверен, что если б я остался в России, то попал бы в Сибирь ни за что, ни про что... Я бежал не оглядываясь, чтобы сохранить в себе человеческое достоинство».


Как видно, «блоховцы» большие мастера на купюры, что позволяет им в следующем абзаце рассеянно утверждать, что профессор Печерин уехал (!) из России.


В 1836 или в 1837 году (до сих пор существуют две версии) бежал доведенный до отчаянья русский интеллектуал. Не надо брать под защиту жандармскую эпоху России, когда Пушкин был «поднадзорным», Лермонтов – «невыездным», а Чаадаев – «психом».


Итак, первая фальсификация: Печерин говорит – «я бежал», «блоховцы» утверждают – «уехал».


Есть разница в смысловых нагрузках? Или нет?


Ловить меня на том, что первым беглецом из России был Курбский, а не Печерин – неисторично. Впрочем, быть может, «блоховцам» не понятна разница в переходе к противникам России (Курбский) с бегством – в никуда, только б из рабства (Печерин)?


Может быть, им безразличны мотивы, двигавшие поступками князя Курбского и инакомыслящего интеллектуала Печерина?


б) Весьма поучающе «блоховцы» замечают: «Автор запамятовал, что НКВД возник после реорганизации ОГПУ лишь в 1934 году...»


Во-первых, НКВД возник 25 октября 1917 года, первым наркомом был утвержден Алексей Иванович Рыков. В задачу НКВД – вплоть до 1934 года – входила борьба с бандитами, жуликами, фармазонами, проститутками (Угрозыск), пожарная охрана, нынешнее ГАИ.


Во-вторых, неплохо бы «блохоловам» пользоваться Сов. энциклопедическим словарем не только в случае с профессором Печериным, но и по вопросам НКВД и ОГПУ. Отсылаю их к стр. 924: «ОГПУ, орган по охране гос. Безопасности в 1923—34 гг. Включено в НКВД...»


Скорее всего, я не стал бы писать эту реплику и настаивать на ее публикации, не прочитай недавно сообщение «Комсомолки» о том, как парочка подобных «блохоловов» оболгала социолога Кагарлицкого. Я был горд за мужественное, самокритичное решение нашей «Комсомолки», отказавшейся впредь печатать лжецов.


Я бы не стал писать эту реплику, если бы «блохоловы», опубликовавшиеся на страницах столь уважаемой газеты, как «Советская культура» не признались в том, что они читали отрывки из «Неопубликованных романов» в февральских номерах «Московского комсомольца», где было черным по белому написано: «полностью будет опубликовано в “Неве”».


Начиная с февраля я получаю множество писем от читателей: и с угрозами, и с благодарностью, и с указанием на неточности. Что успел – исправил, спасибо внимательному и доброжелательному читателю. А наши «блохоловы», затаившись, ждали выхода «Невы».


Совместимо ли это с этикой журналистики и с нормами доброжелательства? Да и журналисты ли они, эти Е. Перемышляев и С.Дмитренко? Кем бы они ни были, работать надо компетентно, – даже когда ловишь «блох».


Юлиан Семенов.

21 января 1989 года

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Свой вклад в дело перестройки я сейчас вижу не только в литературной работе, но и в бизнесе: на смену словесной поножовщине должно прийти Дело, гарантированное Законом.


У совместного советско-французского предприятия ДЭМ и Московской штаб-квартиры Международной ассоциации «Детектив и Политика», руководителем которых я избран, отлаживаются перспективные деловые контакты с западными фирмами и банками.


Прорабатываются проекты, связанные со строительством отелей, дорог, бензозаправочных станций в русском Нечерноземье, Крыму, Сибири, Риге, Ленинграде, очисткой от топляков северных рек (они на 30 % погубили экологию этих водных бассейнов), созданием «Банка идей» и так далее, – я прилагаю лишь один протокол, подписанный мною с крупнейшей финансовой группой Капелюзоса из Греции.


Если мы сможем раскрутить этот бизнес, то советские люди смогут получить быструю отдачу текстилем, одеждой, товарами повседневного спроса взамен на гниющий в реках топляк и гибнущий на севере лес-сушняк.


В стадии обсуждения с западными партнерами находится моя идея о строительстве автомагистрали Париж—Москва—Сан-Франциско; идея эта не кажется им утопической, это не БАМ, а кругосветное путешествие за рулем автомашины.


Однако при нашей ведомственной раздробленности, при том, что в стране до сих пор действуют более 350 000 нормативных актов, смысл которых в том, чтобы запретить или ограничить свободу деятельности Гражданина, реализовать любой проект – мучительно, изматывающе трудно.


Может быть, подумать о создании союзного и республиканских Координационных Центров бизнеса, построенных на принципах хозрасчета и самофинансирования? Чем скорее и грамотнее чиновник «проведет» все бумаги сквозь рогатки ведомств, тем больший процент от прибыли он получит.


Это – в развитие Ленина, который в письме Каменеву о Наркомвнешторге предлагал платить чиновнику 10 процентов от удачно проведенной сделки. Пусть бы один процент платили – как бы дело сдвинулось с мертвой точки. А мы все подсчитываем: кто и сколько получил. Идет это от общины, от неуважения к Личности, увы... Не вовлекая бюрократию в бизнес, мы саботаж перестройки не сломаем – сие – факт.


Говорят, в стране нет валюты. Есть она. Лежит под ногами. Не хотим поднять. Иностранный туризм – не организованный, а личный – может дать нам десять миллионов гостей в год, как минимум.


Венгрия принимает двенадцать миллионов, а мы?! Пусть разрешат советским людям принимать у себя иностранных гостей: вот мосты доверия и дружества! Так ведь нельзя! Советский гражданин не имеет права получить на руки доллары, не имеет права открыть свой счет в банке, не имеет права, не имеет права, не имеет права...


А венгр, китаец и болгарин имеет такое право, – не говорю уж о других...


Простите за это стенание, но, право, сердце разрывается, когда на каждом шагу сталкиваешься с запретами, – явными или закамуфлированными.


В стране нет бумаги, – мне сказали, что Госкомиздат получает только 42 процента, остальная уходит по ведомствам, на «бумажки» и «анкеты». Книги тем не менее необходимы.


Мы пошли по пути создания концерна: лесники – бумажники – транспортники – издатели. Но ведь я жду каждый день, когда кто-то шваркнет кулаком по столу: «кто разрешил, где инструкция!».


Может возникнуть вопрос: отчего это Московская штаб-квартира Международной ассоциации Детектива и Политики имеет столько контактов с людьми крупного бизнеса? Да оттого, что каждая пятая книга, выходящая в мире, – это детектив или политический роман.


Комиссару Мегрэ стоят памятники в Бельгии и Франции, Шерлоку Холмсу – в Англии; стараниями же советской коррумпированной критики, гораздой на создание «литературных гениев», на поверку являющихся голыми королями, этот жанр литературы и кино третируется.


А нас издают во всем мире, читают и смотрят, и говорят не как с безликими чиновниками, но как с литераторами, творчество которых знают. Это – выгодная позиция, грех ее не использовать в наших интересах.


Но без помощи определенного работника ЦК, которого бы нам прикрепили в качестве постоянного координатора, чтобы ощущать локоть в нашей повседневной работе с Госснабом, МВЭС, Минфином, МГА, Морфлотом и т.д., – все те проекты, которые рождаются, так и останутся проектами.


Невозможно проламывать крупномасштабные, завязанные в еди– ный тематический узел проекты и без помощи Гостелерадио.


Если бы смогли получить ежемесячную программу под названием «СП» – «Совместные предприятия», в которой рассказывали бы о том, что происходит в этом новом деле, что это приносит людям, – общественность поняла бы смысл этой ленинской идеи, загубленной сталинистами и возвращенной к жизни Вами.


Но ведь Гостелерадио не даст моим коллегам и мне такой программы без соответствующего указания, Михаил Сергеевич! А ведь наши консерваторы, рядящиеся в тогу «народной совести», все более громко – как и во времена Петра Великого – вещают: «продаем Русь иностранцам!»


-Как-то Константин Симонов сказал мне: «служить не отказываюсь, но служить не навязываюсь».


Страшусь, что кто-то может подумать, будто я навязываюсь служить. Сплетен обо мне ходит предостаточно, могут запустить и эту...


Все проще: сердце разрывается за перестройку, – воистине, это наш последний шанс, другого не будет, – и у которого, как стало ясно, множество могучих и затаенных противников.


Сердечно Ваш Юлиан Семенов.

1989 год

Многоуважаемый Михаил Сергеевич!

Не стал бы тревожить Вас, если бы не сделалось мне ясным: без немедленного насыщения рынка товарами первого спроса положение в стране может стать угрожающим.


Можно ли насытить рынок? Да, можно. Каким образом? Кредиты? Нет. Туризм. Я наблюдал туристский бум в Испании в 71—76 годах, я видел, как туризм поднял страну из отсталости.


Мы все грешны плачами и стонами, – нет, однако, реальных экономических проектов.


Выношу на Ваш суд мой проект:


1. В настоящее время мы принимаем только «организованных» туристов, – купивших ваучер, заполнивших заранее анкеты, и т.д.


А что если пойти по болгарскому или венгерскому пути, то есть давать визу прямо на границе? В страну перестройки приедут миллионы. На границе или в любом обменном пункте страны (организовать их множество, как во время Олимпиады) продавать въезд за 500 долларов, разрешив при этом снимать комнаты у советских граждан, спать в палатках или в автодомиках.


В Ялте живет 145 000 жителей. Из них в пристойных квартирах – 20 000. То есть, за шесть месяцев – с мая по октябрь – одна Ялта может принять (из расчета два интуриста на квартиру) 240 000 гостей, т.е., коли помножим это на 500 долларов, получим 120 миллионов долларов лишь с одного города. Москва, Ленинград, Киев могут принимать в пять раз больше. А Байкал? Сочи? А берега Енисея, Оби, Иртыша?


Я не предлагаю сейчас рассматривать целесообразность туризма на Кавказе, надо подождать, но я поднимаю вопрос в принципе: либо мы откроем страну и получим миллиарды долларов немедленно, положив притом конец всякого рода «трактовкам» изменений 7 и 17 статей Конституции, либо мы будем отговариваться тем, что у нас не хватает отелей и нет сервиса.


Я как-то писал, что «советский сервис ненавязчив»; сие, увы, правда, но люди наши гостеприимны, а это – важнее сервиса.


2. Обмен 500 долларов на границе должен производиться на льготной основе для тех, кто въезжает в СССР по этой системе.


3. Выезд из страны возможен с обязательным штампом в паспорте или справкой Внешкомбанка об обмене 500 долларов.


4. Необходимо изучить возможность аренды комнат в тех деревнях и поселках, где нет обменных пунктов. Видимо, целесообразно разрешить согражданам менять полученную от интуристов валюту по такому же льготному курсу в городах СССР.


Предвижу возражения: «мы не прокормим такую массу народа».


Ответ: во-первых, иностранцы едят значительно меньше нас, ибо они экономят на еде, чтобы купить дом, новый автомобиль, землю.


Во-вторых, колхозные рынки снабдят тем необходимым, что надобно туристу, да и кооператорам откроется реальное поле деятельности.


Второе возможное возражение: «приедут не только друзья, не только туристы, но и враги».


Ответ: на то и существуют правоохранительные органы, чтобы врагов разоблачать.


И – ленинское, постоянно им повторявшееся: «главное – ввязаться в драку, а там посмотрим...»


Мы грешим тем, что долго строим умозрительные системы, полагая, что придуманное может стать абсолютным. Вне и без жизненных корректив, вне проверки практикой любая схема – мертворожденна.


Последнее: рост туризма принесет не только валюту, но и огромное количество денег в обращение. Первый шаг в инфляцию?


Да, если не решимся на то, чтобы продавать землю.


Нет, если пойдем за Лениным: «земля – народу». А если так, то это положение должно быть оформлено конституционным правом на приобретение земли, ибо «наше – это ничье».


Сердечно Ваш Юлиан Семенов.



1990 год

Уважаемый Михаил Сергеевич!

1. Наше государственное скопидомство, увы, сыграло злую шутку с державой: мы не покупали и не покупаем собственность за границей, а лишь арендовали (и арендуем) особняки и квартиры, – для ТАСС, АПН, посольств и т.д.


Из-за этого потеряны сотни миллионов (если не миллиардов) долларов. Земли и дома растут в цене не по годам – по месяцам.


(В семидесятых я предложил МИДу – через моего испанского друга миллионера Антонио Гарригеса – купить для советского посольства замок с двумя гектарами земли в центре Мадрида за 4—6 миллионов долларов; отказали. Сейчас эта земля продана за 50 миллионов долларов. Несть числа таким примерам, увы.)


Сейчас у нашего «Совершенно секретно» и «Детектива и Политики» появилась уникальная возможность – как у международной внеправительственной организации, – возглавляемой к тому же писателями, широко издаваемыми за границей, – покупать недвижимость.


Например, есть ряд предложений во Франции, Испании, Италии, на Корсике, ФРГ, ГДР приобрести дома и землю.


Во Франции можно купить дома за 35 тысяч долларов в радиусе ста километров от Парижа. Можно – пока еще – купить дома на Корсике.


В Испании можно найти дом с землей за 25—30 тысяч долларов, – пока еще. Эти вложения беспроигрышны, стратегичны и прибыльны. При не очень больших затратах мы можем получать реальные, вечные доходы.


Если бы Вы сочли такое предложение разумным, я был бы готов с товарищем от П.Е. Кручинн заняться этим делом в самое ближайшее время.


2. Поскольку совместные предприятия у нас функционируют в условиях крайне тяжких (считают зарплаты работников, а не прибыль СП), считал бы целесообразным переместить центр тяжести на создание СП за рубежом, чтобы у нас действовали филиалы, принимающие доллары, а отправляющие на Запад погибающий в реках лес, торф, сушняк, изделия кустарных промыслов и т.д. и т.п.


4. У меня предстоят переговоры с газетно-телевизионной группой австралийского миллиардера Мэрдока; его штаб утверждает, что у Вас с ним намечены беседы в Вашингтоне во время встречи с Бушем. Был бы очень признателен, если бы Вы поддержали совместный проект «Совершенно секретно» – Мэрдок. Дело стоящее, за ним – миллиарды.


Юлиан Семенов *.

* Это последнее письмо Юлиана Семенова. В мае 1990 года по дороге на переговоры с австралийским магнатом у него случился инсульт, после которого ему не суждено было подняться.


ЧАСТЬ 3. Воспоминания близких и друзей


ВОСПОМИНАНИЯ МАМЫ Ю. СЕМЕНОВА,

ГАЛИНЫ НИКОЛАЕВНЫ НОЗДРИНОЙ


ВОСПОМИНАНИЯ КУЗИНЫ Ю. СЕМЕНОВА, ГАЛИНЫ ТАРАСОВОЙ


ВОСПОМИНАНИЯ АКАДЕМИКА ЕВГЕНИЯ ПРИМАКОВА


ВОСПОМИНАНИЯ УЧЕНОГО ВАЛЕНТИНА АЛЕКСАНДРОВА


ВОСПОМИНАНИЯ АРТИСТА ВАСИЛИЯ ЛИВАНОВА


ВОСПОМИНАНИЯ РЕЖИССЕРА НИКИТЫ МИХАЛКОВА


ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ-ФРОНТОВИКА АЛЕКСАНДРА БЕЛЯЕВА


ВОСПОМИНАНИЯ РЕЖИССЕРА БОРИСА ГРИГОРЬЕВА


ВОСПОМИНАНИЯ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА КГБ ВЯЧЕСЛАВА КЕВОРКОВА


ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ВАЛЕРИЯ ПОВОЛЯЕВА


ВОСПОМИНАНИЯ АРТИСТА ЛЬВА ДУРОВA


ВОСПОМИНАНИЯ БАРОНА ЭДУАРДА ФАЛЬЦ-ФЕЙНА


ВОСПОМИНАНИЯ КРИТИКА И ПИСАТЕЛЯ ЛЬВА АННИНСКОГО


ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ГЕОРГИЯ ВАЙНЕРA


ВОСПОМИНАНИЯ ЖУРНАЛИСТА АЛЕКСАНДРА КАРМЕНА


ВОСПОМИНАНИЯ ФИЛОЛОГА ТАВРИЗ АРОНОВОЙ


ВОСПОМИНАНИЯ ЖУРНАЛИСТКИ ТАТЬЯНЫ БАРСКОЙ


ВОСПОМИНАНИЯ ПОЭТА ОЛЖАСА СУЛЕЙМЕНОВА


ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ИРЖИ ПРОХАСКИ


ВОСПОМИНАНИЯ ПРОФЕССОРА-НЕВРОПАТОЛОГА ВИКТОРА ШКЛОВСКОГО


ВОСПОМИНАНИЯ БРИТАНСКОГО ИЗДАТЕЛЯ ДЖОНА КАЛДЕРА


ВОСПОМИНАНИЯ ИЗДАТЕЛЯ АЛЕКСАНДРА УИКАМА (Франция)


ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ-ЮМОРИСТА ВЛАДИМИРА ХОЧИНСКОГО


ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ДМИТРИЯ ЛИХАНОВА



ВОСПОМИНАНИЯ МАМЫ Ю. СЕМЕНОВА, ГАЛИНЫ НИКОЛАЕВНЫ НОЗДРИНОЙ

В тридцатые годы мой муж – Семен Александрович Ляндрес – работал помощником Николая Ивановича Бухарина в газете «Изве– стия».


Николай Иванович был очень скромен, его всегдашний вид: кожанка, сапоги, кепчонка. Несколько раз Николай Иванович заезжал в гости в нашу коммунальную квартиру в Спасоналивковском переулке, 19. Рисовал он замечательно и раз подарил свою картину, которую мы повесили в столовой.


Бухарин очень любил охоту, природу. Видно, ему эту любовь привил его отец – Иван Гаврилович. Пятилетний Юлик его очень полюбил. Мы как-то поехали семьями на десять дней в Адлер, и Юлиан так и рвался к этому седобородому дедушке, умевшему удивительно имитировать пение птиц.


Вскоре после ареста Николая Ивановича моего мужа исключили из партии и перевели на работу в гараж. Меня тоже выгнали из партии и с работы. Период был сложный, ведь надо было еще помогать ста– реньким родителям мужа и моей маме и младшей сестре. Как-то, когда я шла домой, меня встретил горько плачущий Юлик.


– Мамочка, ведь это неправда, неправда, что мой папа – враг народа?!

– А кто тебе это сказал?


Плач еще больше усилился, слезы так и лились из глаз малыша (ему не исполнилось шести лет).


– Так сказал Генка Малов*. Это правда?!


Долго пришлось его уговаривать, что это не так. Но ведь дома обстановка была наряженной, и Юлик, хотя мы при нем ни о чем не говорили, это чувствовал.


Ночи стали бессонными – я боялась, что муж что-нибудь с собой сделает, и каждый раз, когда он шел в ванную или на кухню, оглядывала его – практически стала его сторожем. Во время войны я с сыном уехала в эвакуацию в город Энгельс.


Юлик, одиннадцатилетний тогда, попытался сбежать на фронт, «бить фрицев», но его сняли с поезда. В Берлин его с собой взял уже в мае 1945 года Семен Александрович – он там был военным корреспондентом…


…Это случилось 29 апреля 1952 года. В институте, где учился Юлиан, устраивали первомайский вечер. Он предупредил меня, что при– дет домой поздно, чтобы я не волновалась.


Около 12 часов ночи раздался звонок в дверь. Я подумала, что сын вернулся с вечера и, не спрашивая о том, кто за дверью, открыла ее.


На пороге оказался незнакомый человек средних лет, в штатском, с очень неприятным лицом и бегающим взглядом. Не представляясь, он вошел и сказал, что нужно проверить документы всех, кто проживает в квартире, в связи с тем, что наши окна выходят на правительственную трассу. Я вынесла ему в прихожую свой и Юлика паспорта.


Он спросил: – А где паспорт вашего мужа?

– Муж ночует у своей мамы, – ответила я.

– Давайте адрес.


Он вышел, запретив мне подходить к телефону и входить в комнату сына. Скоро вернулся с каким-то военным, дворничихой и пожилым мужчиной. Велел идти в мою комнату и не выходить. Я слышала, как они стали что-то выносить из комнаты сына. Догадалась, что это могли быть немецкие журналы, привезенные его отцом из Германии в 1945 году. В голове мелькнуло: это криминал!


Около четырех утра в двери раздался звонок. Я поспешила открывать. Пожилой незнакомец шел следом, приказав ничего не объяснять сыну.


Юлик вошел веселым, румяным, улыбающимся. Видно, после вечера в институте провожал домой сокурсницу. Лицо его изменилось, когда он увидел рядом со мной пожилого незнакомца. Не успел опомниться, как военный обыскал его.


И... обнаружил стартовый пистолет. Его одолжил сыну заведующий военной кафедрой, чтобы отпугивать по вечерам хулиганов.


Я заплакала и стала утверждать, что это не настоящий пистолет, а стартовый, а Юлик не выдержал и закричал: «Что ты перед этой сволочью унижаешься и плачешь?!» Мужчина в военной форме рявкнул на него: «Сиди и молчи!»


В шесть часов утра вернулся тот, что был в штатском, с бегаю– щими глазами и объявил: «Ваш муж арестован. Сейчас будем произ– водить у вас обыск».


В кабинете Семена Александровича вся стена была уставлена книжными полками. Эту библиотеку с любовью он собирал многие годы. Они брали книги, трясли их и бросали на пол. Если что-то выпадало из них, скомкав, бросали.


Такого варварского отношения к книгам я нигде и никогда не видела. На столе лежал наш семейный альбом с фотографиями. Они тщательно просмотрели и его.


На одной из них увидели фото мужа моей тети в модной красивой шляпе Семена Александровича.


Спросили: «Это что за иностранец?» Пришлось назвать фамилию. Потом стали разглядывать фотографию сына, снятую в Гороховецком военном лагере, где все студенты проходили военную подготовку.


Юлиан на ней был запечатлен в форме, пилотка набекрень, небритый. «Это что за военнопленный?» – последовал вопрос. Тоже пришлось объяснить.


Обыск продолжался с 6 утра до 2 часов следующего дня. Лазали повсюду. Даже бедные цветы подвергались экзекуции. Горшки протыкали чем-то острым, разрезая тем самым корни растений. На полу среди книг, разбросанных документов и фотографий лежал один листок. На нем был написан приказ по Наркомтяжпрому о награждении Семена Ляндреса автомобилем, подписанный Серго Орджоникидзе.


Юлиан увидел эту бумагу и ногой подвинул ее под тахту. Все документы и фотографии с Серго, Константином Симоновым, Ворошиловым увезли, кабинет опечатали. Ночью Юлиан вскрыл форточку в комнате отца и достал этот приказ. Потом это во многом помогло делу. Отпадало одно из самых серьезных обвинений: наличие подарка от троцкистского диверсанта Николая Бухарина.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache