Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 88 страниц)
– То есть, проще говоря, бомбардировку стратегических объектов страны–агрессора?
– Немедленную бомбардировку, сен координатор, – уточнил полковник.
– Да, такое решение есть в активном архиве суда, – подтвердил Ашур, – Но давайте вернемся к нашему делу. Сен Штаубе, вы уже готовы отвечать?
– Я попробую, – ответил тот.
– Тогда подойдите сюда, – сказала Тин Фан, – и объясните, для начала: почему ваши обращения к пилотам ВВС выдержаны в таком безудержно–агрессивном тоне?
– Честно говоря, я не знал, как писать такие обращения. До этого, я писал инструкции гражданским пилотам и технические статьи. Но, как министр ВВС, я обязан был как–то настроить военных пилотов на их задачи. Я собрал специальную литературу о том, как составлять обращения к военнослужащим, и действовал, как там рекомендовалось.
– А какими конкретно книгами вы пользовались?
– Во–первых, я использовал литературу времен II Мировой войны.
– Германскую? – уточнила судья.
– Прежде всего – да. Все–таки оригиналы на родном языке. Но я, разумеется, прочел и литературу стран–победителей. СССР, США и Великобритании. На случай, если что–то устарело, я сверился с современными пособиями для офицеров Морской Пехоты США. Там есть научно–обоснованные приемы психологической настройки людей на боевые действия, но принципы составления таких обращений не изменились с прошлого века.
Тин Фан кивнула, перелистывая бумажки, а потом спросила.
– Какие именно образцы вы использовали наиболее часто?
– Обращения Германа Геринга к пилотам Luftwaffe, – спокойно ответил Штаубе, – Они написаны на моем родном языке и оказалось, что они легко переводятся на Africaans.
– А вам не приходило в голову, что это дерьмовый образец?
– К сожалению, сен судья, все образцы примерно одинаковы, а я должен был посылать пилотов на задания, где они рисковали жизнью. Идти на такое задание, не веря в свою цель – это самоубийство. Так утверждают все книги по военному делу.
– Вы могли бы использовать наши образцы, – заметила Тин Фан, – я была резервистом и хорошо помню: перед рискованными заданиями нам говорили совсем другие слова.
– Эти слова годятся только там, где установлена Великая Хартия, – возразил Штаубе.
– Да, – задумчиво произнесла судья, – Это так. У меня нет больше вопросов.
– Присядьте, сен Штаубе, – распорядился Ашур, – У кого есть еще замечания по делу?
С места вскочила Ллаки Латтэ.
– А можно я скажу?
– Слушаем вас. Говорите.
– Я нашла в интернет, что эти трибуналы начинаются с Нюрнбергского и Токийского процессов, после II мировой войны. Оффи обосрали весь мир, а крайними сделали тех оффи, которые проиграли. Остальные, как бы, и не виноваты. С тех пор они так делают каждый раз, когда накапливаются проблемы. Выбирают среди своих самого слабого и ненужного, побеждают его, судят, делают его крайним и вешают или сажают в тюрьму. Сейчас они хотят сделать крайним Штаубе, потому что он ушел из военных министров. Раньше они бы испугались, что он врежет бомбой по этой Гааге, а сейчас они не боятся, потому что у него нет бомбы. Американский FBI поймал европейских оффи на том, что они в Африке вырезали органы из пленных. Если Штаубе отдать Гааге, то его сделают крайним за то, что творили в Африке исламисты и европейские оффи. Вот!
Ашур и Макрин переглянулись. Тин Фан кивнула. Затем все трое шептались примерно полминуты, при гробовом молчании зала. После этого Ашур встал и объявил:
– Герхард Штаубе. Суд находит вашу деятельность в качестве министра ВВС Шонаока весьма сомнительной, так что 3 года вы будете находиться под надзором полиции. Это никак не затронет ваши базисные права, кроме права на конфиденциальность частной жизни. При этом, суд определил, что обвинения, предъявленные вам международным трибуналом, являются ложными. Вы свободны, идите, занимайтесь своими делами.
– Спасибо, сен судья, – сказал Штаубе, – А как часто я должен отмечаться в полиции?
– Вообще не должны. Они сами разберутся. Все, заседание окончено… Что вы хотите, герр Эйнфогел? Вам что–то непонятно в решении суда?
– Я просто хотел уточнить. Вы отказываете в требовании выдачи Штаубе трибуналу?
– Разумеется, отказываем. Неужели это не ясно из решения?
– Тогда почему вы не объявляете об этом прямо?
– Бюрократия, – проворчал Ашур, взял толстый черный маркер и написал на бланке трибунала с запросом на выдачу Штаубе, поперек отпечатанного текста, одно слово «REFUSE», – Возьмите свою бумажку и подшейте, куда хотите… Хей, сен Штаубе! Скажите своим женщинам, чтобы они не хулиганили. Что о нас подумают в мире!?
***
Камера теле–репортера повернулась в сторону причала полицейского департамента Арораэ. Примерно в двадцати шагах от служебного самолета «Extra–Flugzeugbau» с эмблемой международного трибунала на фюзеляже, висел в воздухе трехметровый розовый воздушный шар в форме кисти руки, сжатой в кулак с отставленным вверх средним пальцем. Дики и Рали деловито привязывали шнур этого шара к перилам ограждения. Через пару минут Штаубе, протолкавшийся через кольцо хохочущих зрителей, подошел к девушкам и пол–минуты что–то им доказывал, после чего Рали намотала шнур себе на руку, и все трое направились в сторону своего пирса. Шар медленно плыл за ними по воздуху. Огромный средний палец покачивался на фоне безоблачного лазурного неба, как будто лениво грозил кому–то…
…
=======================================
90 – Будущий БИОМЕХАНИЧЕСКИЙ ГУМАНИЗМ.
Дата/Время: 1 марта 23 года Хартии. Ночь и утро.
Место: Канада, Новая Шотландия, Галифакса.
Таунхаус в субурбе, кватира мисс Ронеро.
=======================================
Элеа хихикнула, потянулась по–кошачьи, и лекторским тоном произнесла:
– Ну, вот. В соответствие с прогнозом, герр прокурор послан на этот самый палец.
– А мне показалось, что в какой–то момент у суда были сомнения, – заметила Жанна.
– Это у прокурора были сомнения. Он рассчитывал, что Верховный суд обидится на Штаубе за речи, заимствованные у европейских нацистов, и выдаст его. Ага, щас…
Меганезийка сжала кулачок и повторила жест розового воздушного шара.
Фрэдди закурил очередную сигарету и саркастически хмыкнул.
– А что должен был сделать этот Штаубе, чтобы его выдали? Публично съесть миллион негров? Сбросить на кого–нибудь атомную бомбу?
– Ты не врубился, бро, – ответила Элеа, – Наш Верховный суд вообще никогда не выдает политических преступников. Их могут посадить или грохнуть здесь, но не выдать.
– Это действительно так, – подтвердила Жанна, – я общалась на островах Элаусестере с comrade Гаэтано из «Brigada Rossa Nova». Она сбила над Римом самолет с делегацией христианских консерваторов, и бежала в Меганезию. Суд ее оправдал.
– Она тоже была министром каких–нибудь ВВС? – спросил Фрэдди.
– Нет. Она работала в пиццерии. А самолет сбила чем–то вроде «Стингера».
– Кстати, классная тетка, – встряла Элеа, – В нашей с Жанной статье по океанийскому коммунизму, про нее написано.
– Точно, я же читал! – Фрэдди хлопнул себя ладонью по лбу, – Кстати, я не понимаю, почему Жанну после этой статьи здесь не объявили коммунисткой.
Жанна сделала большие глаза и возмущенно фыркнула.
– Ты что?! Как про меня можно объявлять, что я коммунистка, если все знают, что я – королева полинезийских каннибалов–акулопоклонников?
– Ой, простите, Ваше Величество, я совсем забыл…
– К Жанне надо обращаться Imaatea–tavinihine–te–ariki, – поправила Элеа.
– О, черт! Надо записать, а то забуду.
– Не парься, Фрэдди, – посоветовала меганезийка, – Скачай из интернет «Paruu–i–hoe», Закон весла Мауна–Оро. Он есть на любом нашем сайте по фольклору… Да, кстати о фольклоре, где придумана игра в снежки, в Канаде, в Скандинавии или в Сайберии?
– Мне кажется, ее вообще не придумывали, – заметила Жанна, – Просто, когда берешь сколько–то снега, то рефлекторно лепишь снежок, а когда ты его слепила, то тебе сразу хочется куда–нибудь его запустить.
– Это ты прикалываешься? – подозрительно спросила Элеа.
– Нет, честное слово, так и есть… Черт! Фрэдди, пошли научим ее играть в снежки!
…
После снегопада, продолжавшегося всю прошлую ночь, сугробы лежали вокруг дома везде, кроме дорожки, которую Жанна успела расчистить утром. Более благоприятных условий для знакомства с народной игрой в снежки, даже и представить невозможно. Правда, было прохладно (около минус 5) и темно (поскольку стоял поздний вечер). Впрочем, света уличного фонаря и лампы над входной дверью, было достаточно для практических занятий по исследованию снежных комьев. Начав со снежков, участники постепенно добрались до более внушительных конструкций, и часа через два, рядом с дорожкой уже возвышался снеговик почти 2–метрового роста – с носом–морковкой, глазками–угольками и пластиковым ведром на голове. После этого, Жанна и Фрэдди не без усилий загнали совершенно замерзшую, но еще полную энтузиазма Элеа в дом и отправили под горячий душ. На компьютере за эти 2 часа накопилось полдюжины пропущенных вызовов. Ну, разумеется: «Арораэ, абонент Хелги Сонстром».
– О, черт! – воскликнула Жанна, щелкнув значок «обратный вызов», – Ей же, наверное, надо срочно делать итоговый репортаж.
– Сделай человеку доброе дело, – проворчал Фрэдди, – И когда ему снова понадобится доброе дело, он снова привяжется к тебе.
На экране возникла радостная Хелги – похоже, она сидела на балконе номера в отеле.
– Ой, Жанна, как здорово, что ты откликнулась! Я уже думала: вот, все меня бросили с этой непонятной темой. Это какой–то театр абсурда. Прости, что я тебя дергаю, но для меня это очень важно. Это мой первый серьезный политический репортаж…
– От этого зависит твоя дальнейшая работа, – перебила Жанна, – тебе надо сделать его быстро но качественно, увлекательно но политкорректно, честно но в соответствие с редакционной политикой, ни о чем не умолчав но никого не обидев. Так?
– Это ужасно, но боюсь, что это именно так, – ответила приунывшая нидерландка.
Жанна одобряюще подмигнула ей.
– Не теряй присутствия духа, это проще, чем тебе кажется.
– Можно, я посмотрю, как вы будете это делать? – спросил Фрэдди.
– Нет, ты так легко не отделаешься, – весело ответила Жанна, – Ты дашь нам главную увлекательную креативную идею, а что получилось, я тебе потом покажу.
– Гм… А ты в курсе, что дело уже к полуночи? Это как раз то время, когда…
– …Честное слово, я не долго. А ты как раз успеешь помыть ушки и почистить зубки.
– Извините, – сказала Хелги, – мне так неудобно, что я вас отрываю от… От…
– От make–love, – в лоб заявила Элеа, – Тебе не стыдно, вообще, а?
Меганезийка стояла, в накинутом на плечи полотенце и пушистых тапочках, уперев кулачки в бока, посреди гостиной с самым возмущенным видом.
– Ты тоже хороша, Жанна! Тебе привозят парня чуть ли не с Северного полюса, а ты, вместо того чтобы заниматься делом… Мне что, укладывать вас, как маленьких?
– Видишь ли, – сказал Фрэдди, – у Хелги решается вопрос будущей карьеры, и…
– Что, правда? – перебила Элеа.
– Ну… Ну… – растерянно произнесла нидерландка.
– Да, – ответила за нее Жанна, – Это ее первый полит–репорт…
– Ага! Тогда понятно. Короче, так. Я вижу тут только одного человека, которому сейчас нечем заняться, и это не ты Жанна, и не ты, Фрэдди… Держи нос по ветру, Хелги, мы с тобой сейчас отправим этих непосед в койку, а потом забабахаем тебе такой репорт!..
Жанна сочла за лучшее добровольно освободить место у компьютера, а не дожидаться, пока ее физически выпихнут (а к этому явно шло дело).
– Свободная пресса, – фыркнул Фрэдди.
– Вы еще здесь?! – обернувшись, прорычала Элеа, – Ну, что за фигня, а?
– Уже уходим, – сказал он, подталкивая Жанну к двери, – Не надо нас кусать и царапать.
– Отлично!… – меганезийка повернулась к экрану, – Короче, слушай, Хелги, мы будем делать все по науке. Во–первых, разберемся кто твой инфо–потребитель? Это – бюргер, который очень гордится тем, что не всегда согласен с точкой зрения правящего клана. Типа, как будто он самостоятельно мыслит той репой, которая у него вместо головы…
– Подожди! – возмутилась нидерландка, – наш канал ориентирован действительно на мыслящих людей, а не на тех, кому достаточно официальных источников…
– Те просто говорящие гайки, – отрезала Элеа, – А наши – те, которые подают признаки биологической жизни и осознают себя самостоятельными кусочками протоплазмы. Им необходимо продать фрукты…. В смысле, факты в виде тщательно протертого пюре, из которого извлечены косточки и кожура, иначе они подавятся нахрен…
– Ты и к своим инфо–потребителям так относишься, – перебила Хелги.
– Уф! Знаешь, гло, я тебе сейчас просто объясню. Ты видела репортаж Жанны о штурме крааля Гамо, в Зулустане, где американский спецназ освобождал рабов?
– Конечно! Я посмотрела все ее центрально–африканские репортажи из архива Euro–TV.
– Ага! А теперь посмотри его в архиве LantON–line. Я как раз успею выкурить сигарету.
– Но я же его уже видела!
– Ты, гло, видела пюре, а я тебе говорю: посмотри на фрукты, ОК?
Хелги смотрела «фрукты» минут 5 – на большее ее не хватило. Когда она вернулась на связь, ее лицо было уже не цвета «кровь с молоком», а цвета «крем–суп со шпинатом».
– Боже! Зачем это показывать! Это неправильно! У кого–то может случиться сердечный приступ, или еще что… Боже, неужели это было?… Лучше бы я этого не видела!
– Значит, так гло. Про сердце, там в первом кадре табличка: не уверен – не смотри. А на счет того зачем – все просто. Чтобы никто не мог сделать из войны конфетку (типа, там герои на белом ките… или коне… красота)! Уж показывать факты – так по настоящему. Кому не нравится – пусть смотрит фэнтези про драконов, рыцарей и принцесс. Но это океанийский подход. Прикинь сама: годится это для твоих инфо–потребителей?
– Нет, конечно! Но ведь в зале суда ни в кого не стреляли. Другой случай.
– Хей, гло, дело вовсе не в стрельбе. Дело в психологическом шоке. Твой потребитель думал, что Европа – центр мира, и этот мир вокруг почти что шоколадный, только на периферии ползают какие–то злые дядьки. А ты вдруг ему скажешь: прикинь, дружок, твоя Европа – это маленький аккуратный чуланчик, где злые дядьки 300 лет прятали золото, награбленное по всему миру. За счет этого золота (а не за счет каких–то своих достижений) ты, дружок и живешь. Когда ты высовываешь свой носик из чуланчика в большой мир, и пытаешься указывать, как этому миру жить – это просто смешно.
– Ну, это ты преувеличиваешь. Все–таки Европа много дала миру.
– Да, – легко согласилась Элеа, – Но весь фокус в балансе. Например, автомобиль – это хорошая штука, но если его меняют на золото 1:1 по весу – это не очень честно. А твой инфо–потребитель хочет думать, что Европа – гуманная и стабильная, и что злые дядьки там – досадное исключение. Если ему показать обратное, то у него пропадет аппетит и эрекция, а ты потеряешь работу. Так что давай сделаем так, чтобы этого не случилось.
– Слушай, – сказала Хелги, – если ты так к нам относишься, то зачем ты мне помогаешь?
– Хей, гло, не объединяй себя с этими бюргерами! Ты – это ты. Ты, Жанна и я – сейчас одна команда. Мы друг другу помогаем. Типа, кооперация. Забей на эту философию и давай работать. Жанна сказала, что надо начать с увлекательной креативной идеи…
…
*********************************
Дело Штаубе. Монолог культур.
Все, что мы хотели знать о себе,
но боялись спросить.
Хелги Сонстром, CSTV–politanalitic,
Гаага, Нидерланды – Арораэ, Меганезия.
*********************************
Верховный суд Меганезии не выдал Международному Трибуналу экс–министра ВВС непризнанной африканской республики Шонаока, Герхарда Штаубе. Прокурор Курт Эйнфогел, представитель Трибунала, заявил: «Меганезийские судьи занялись аудитом своего военного корпуса, забыли о Штаубе и даже не анализировали мои аргументы». Политологи пишут: «Европе и Меганезии не удалось достигнуть взаимопонимания в сфере юстиции». Интересно, а мы в Европе достигли такого взаимопонимания между собой? Судя по уличным пикетам в Гааге и интернет–опросам – нет. Судя по пикетам европейцев, специально прилетевших на Арораэ – тоже нет. Парадокс: европейский Трибунал требовал от меганезийского суда выдачи европейца Штаубе, а европейские пикеты у зала суда стояли с плакатами «Штаубе, мы с тобой!» и «Позор трибуналу!». Пикетчики – сторонники Штаубе были одеты в эсэсовскую форму или в футболки с символикой нидерландских и французских националистов. Над пикетами поднимались аэростаты в виде нацистских значков. Прокурор Эйнфогел возмущен тем, что полиция Меганезии игнорировала его жалобы на эти пикеты – но меганезийцев можно понять. Внутриевропейские политические противоречия, тянущиеся с XIX века, для них то же самое, что для нас какой–нибудь конфликт между племенами хуту и тутси в Руанде…
*********************************
…
Жанна хмыкнула и повернулась от TV–экрана к Фрэдди, который (по его собствееному утверждению) готовил Настоящий Канадский Завтрак.
– На счет хуту и тутси Хелги переборщила. Европейцы не любят таких сравнений
– По–моему, – ответил Фрэдди, разбивая над сковородкой четвертое по счету яйцо, – это оскорбление национального достоинства хуту и тутси.
– Милый, ты заразился европофобией?
– Нет, я просто посмотрел на эту фразу с африканской точки зрения, – возразил он и, без колебаний, вывалил поверх жареной картошки и яичницы фунтовый пакет бекона.
– Ты уверен, что мы это сожрем? – спросила она.
– Я опираюсь на опыт. Вчера сожрали больше… У тебя есть что–нибудь, чем можно все это посыпать сверху? В кулинарии это называется «приправа».
– Гм… Что например?
– Ну, какая разница? Мы на Баффине обычно сыплем что–нибудь яркое, для красоты.
– Интересный подход… Ладно, сейчас попробую найти яркую приправу. Кстати, что мы будем делать, если к готовности супер–яичницы Элеа еще не проснется?
– Бесчеловечно разбудим. Хотя, я полагаю, она сама проснется на запах. По–моему, она относится к тому типу людей, которые отслеживают вкусные запахи даже во сне, и…
– Я нашла приправу, – перебила Жанна, – Красное с зеленым. По–моему эстетично.
– Годится… Включи погромче. Кажется Хелги начала грузить что–то трагическое.
…
*********************************
…Мы – европейцы, уже более полувека старательно обманываем себя, делая вид, будто нет ни проблемы ислама, ни проблемы неонацизма, ни проблемы отмывания в Европе денег военных преступников из стран 3–го мира. Мы убираем с TV–экранов материалы, способные обострить противоречия, мы призываем к политкорректности, или просто отворачиваемся, чтобы не видеть беспокоящих явлений – а они от этого не исчезают. И теперь мы видим наши, европейские проблемы в меганезийском зеркале, где власти не заботятся о том, чтобы скрывать и сглаживать. Для меганезийцев Европа – это что–то маленькое, между Китаем и Америкой. Мы можем сколько угодно обижаться на то, что европейские дела для Меганезии менее важны, чем контракты с Индией, или даже чем космическое сотрудничество с Папуа – наши обиды не изменят объективную ситуацию. Или мы что–то сделаем, или станем историческим заповедником для туристов (чем–то вроде Греции с ее великим прошлым и кукольным настоящим). Это кажется довольно странным, но европейцы связывают надежды на изменения не с правительствами своих стран, и не с правительством ЕС, а с фигурами вроде Штаубе: сомнительными, но зато деятельными. Именно к Штаубе обратились французские пикетчики, рассчитывающие возродить сверхзвуковые авиалайнеры. Европейцы, как сто лет назад, недовольны тем, что власть в руках посредственностей, и вновь готовы опереться на сильную личность. Это не может не вызывать опасений. Дело не в Штаубе, а в принципе. Все это мы уже проходили: если профессионалы слишком долго колеблются, не решаясь сделать что–либо, то руль оказывается в руках любителей. По–моему, не надо об этом забывать.
*********************************
…
Фрэдди задумчиво повертел в руках полуфунтовый кусок сыры и сообщил:
– Хороший финиш. Европейцам нравится, когда их пугают Гитлером.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Жанна.
– Ну, у нас же бывают европейцы. И я периодически бываю на той стороне Атлантики. Почти любой разговор о политике сводится к детской страшилке про нового Гитлера.
– Почему детской?
– По жанру, – ответил он, начиная нарезать сыр ломтями, и накрывать им пузырящееся нечто на сковородке.
– Ты же не собираешься запихнуть туда весь кусок? – осторожно спросила она.
– Собираюсь. Видишь ли, приправа такого цвета лучше смотрится на белом, поскольку цветовая гамма… Ты слышала про теорию цвето–пищевого нейроимпринтинга?
– Нет.
– Я так и знал. Дело в том, что я только что придумал эту теорию и…
Его прервал возмущенно–пронзительный визг.
– Эй–эй! Вы что, уже жрете!!!?
– Видишь, милая, я был прав на счет нюха во сне, – невозмутимо сказал Фрэдди.
– Да, – согласилась Жанна, – ты просто второй Фрейд.
– Уф! – облегченно выдохнула Элеа, заглядывая на кухню. В одной руке она держала тапочки, а в другой полотенце и футболку, – Я успела! Классно! Без меня не начинайте, ОК? Мне еще надо на горшок и помыться.
С этими словами она скрылась в ванной.
– Интересно, кто из двоих сочинял репортаж? – негромко спросила Жанна.
– Думаю, все–таки Хелги, – предположил Фрэдди, – Ни одного слэнгового словечка. Меганезийцы так не пишут.
– Меганезийцы так не пишут для своей аудитории. А для европейской – могут. Я вот думаю, что это творчество Элеа. Слишком смело и нагло для европейки… Сейчас я попробую найти отклики, – Жанна взяла пульт и принялась переключать каналы.
– Что ты ищешь? – спросил он.
– Что–нибудь адекватное… Черт, сплошные «ультра»… Куда делись все нормальные люди?… Ага, вот это нормальный австралиец с ABC, сейчас послушаем…
.
*********************************
ABC: Европейско–британские корни
австралийской культуры.
*********************************
… Скандальному поводу. Я бы с большим удовольствием поговорил о роли Европы в современном мире без этого неприятного фона. Глупо было бы отрицать европейско–британские корни австралийской культуры, или новозеландской культуры, хотя сами новозеландцы уже называют себя kiwi, а свою страну – Aotearoa. Даже меганезийская культура, при всех ее особенностях, тоже содержит больше европейских черт, нежели океанийских. К сожалению, под европейскими корнями часто понимается не права и свободы личности, искусство, наука и образование, а претензии европейских стран на политическое доминирование в бывших колониях. Этот евро–снобизм, причинивший столько вреда отношениям между нашими регионами, исходит не от ученых и не от конструктивных социальных деятелей, а от пустых людей, которые, занимают больше всего место в европейских mass–media и в европейской политике. В результате Европа ассоциируется у тех же меганезийцев не с университетами и научными школами, а с политическими снобами, рассуждающими о неком моральном долге всего мира перед Европой. Меганезийцы, которые освободились от статуса колонии недавно и жестким путем, отвечают на это, разумеется, агрессивно. В обсуждаемом репортаже – я имею в виду, репортаж нидерландки Хелги Сонстром с Арораэ – отчетливо прослеживается меганезийское влияние. Образ Европы, как «чуланчика» с награбленными в колониях ценностями – это типично–меганезийский концепт. И пусть вас не удивляет, что этот концепт озвучен репортером–европейкой. Меганезийское дружелюбие к обыкновенным европейцам, прибывшим на атоллы без официальной миссии, нередко приводит к тому, что гости принимают точку зрения хозяев, как в репортаже мисс Сонстром…
*********************************
…
Из ванной появилась Элеа в тапочках, футболке и полотенце, обернутом вокруг бедер в стиле лава–лава. Глаза у меганезийки были заметно припухшими: результат суммарного действия виски за ужином и длительного ночного сидения за компьютером.
– Классный репорт мы залепили, ага?
– Мне понравилось, – сказала Жанна, – а кто придумал про чуланчик?
– Это Хелги так перевела. У меня было написано «пыльная крысиная норка».
– А про сильную личность a–la неназванный Гитлер? – спросил Фрэдди, раскладывая «Настоящий Канадский Завтрак» по тарелкам.
– Это чисто Хелги, для красивого эпилога… Hei foa, как все–таки приятно смотреть на ваши довольные физиономии. Вы только больше не теряйтесь, e–oe?
Фрэдди с серьезным видом кивнул и пообещал:
– Мы больше не будем.
– Между прочим, – заметила Жанна, – ты обманщик! Ты же опять не рассказал мне про биомеханический гуманизм!
– Я просто решил оставить эту историю на сегодняшний вечер.
– А–а, – Жанна кивнула, – Ну, это меняет дело…
…
=======================================
91 – Бизнес–САЛЬДО седьмой координатуры.
Дата/Время: 2 марта 23 года Хартии. Утро.
Место: Меганезия. Тинтунг. Лантон–Сити,
Офис правительства Меганезии.
=======================================
Майор Райвен Андерс щелкнул мышкой и таблица на 100–дюймовом настенном экране сменилась схемой из цветных кружочков, квадратиков и стрелочек
– Таким образом, – продолжал он, – Структуры Всемирного банка определили стоимость зулустанских предприятий, существующих исключительно на бумаге, косвенным путем, исходя из подтвержденного размера золотого запаса Национального банка Зулу. Отсюда была расчитана сумма связанного кредита – 700 миллионов долларов. Считалось, что она обеспечена залогом контрольных пакетов этих предприятий. На этот связанный кредит, страна–заемщик, как обычно бывает в подобных случаях, получала бросовое европейское оборудование с отрицательной стоимостью – что–то около минус 5 миллионов долларов.
– Что вы здесь понимаете под отрицательной стоимостью? – поинтересовался Торрес.
– Нерентабельный комплекс машин, уборка которых с территории в Европе не окупалась бы их стоимостью в качестве металлолома, т.е. их необходимо было бы утилизировать за счет дополнительных платежей владельцев.
Координатор правительства Меганезии кивнул.
– Ясно. Иначе говоря, европейцы дали зулусам ненужное барахло под залог фальшивых предприятий. Занятный способ толочь воду в ступе.
– Не спешите с выводами, Эрнандо, – с улыбкой, сказал Андерс, – зулусские финансисты оказались хитрыми бестиями. Они определили место для будущей промзоны недалеко от сравнительно спокойной границы с Везилендом, на юге страны. Поставка обеспечивалась 100–процентным аккредитивом, выставленным Всемирным банком от имени заказчика (т.е. правительства Зулустана) в пользу поставщика (германской кампании – продавца всей этой рухляди) в индийском «ICI–Bank» в Мумбаи. Аккредитив должен был отойти германцам немедленно после сдачи строящегося технополиса специальной комиссии Всемирного банка, которая приняла бы объекты не глядя.
– Иначе говоря, германцам достаточно было свалить это барахло на стройплощадку в более–менее целом состоянии, и дождаться парней из всемирной комиссии, не так ли?
– Совершенно верно, – подтвердил майор, – но вот, беда: едва они сгрузили все это и собрались, для приличия, провести имитацию монтажа, как ВС Везиленда вторглись в Зулустан и обстреляла стройплощадку полуторатонными ракетами малой дальности. Понятное дело, зулусы дали немедленный отпор агрессору, но увы…
– Германские жестянки рассеялись по саванне? – предположил Торрес.
– Вы угадали, Эрнандо. Местные жители теперь собирают осколки с площади в триста гектаров и делают из них сувениры для туристов, по 2 – 3 бакса за штуку. Контракт оказался сорван по страховому случаю. Германцы отправились вытряхивать деньги со страховой компании «INFI», а аккредитив отошел заказчику – правительству Зулустана.
– И Всемирный банк позволил им забрать эти деньги? – удивился Торрес.
– Конечно, он бы им ни за что не позволил. Но фокус в том, что зулусское правительство оказалось должно почти точно такую же сумму знакомому вам индийскому консорциуму «Bharati Naval Group» по контракту на технику и вооружение, уже заказанные индусами у наших «Ulithi Nami», «Fiji Drive» и «Robot Experimental Fabrica», у шведо–меганезийской «Interdyn–Taveri» и у меганезийско–мадагаскарой «Malgi–Apu». Поскольку «Bharati» – это один из самых влиятельных акционеров «ICI–Bank», деньги с аккредитива тут же списали по их контракту. В виду явной конфликтности операции, «Bharati» взял с зулусов огромные комиссионные, на которые сразу заказал девять легких фрегатов у нас на верфи Ваиреи.
– Вы хотите сказать, Райвен, что все 700 миллионов слились к нам?
– Да, кроме аудиторских, транспортных и страховых сумм, – уточнил разведчик, – зулусы неплохо разобрались в планетарной финансовой кухне. Существует всего дюжина стран, откуда Всемирный банк не способен выдернуть свои деньги, из них – всего три, которые могут обработать такую сумму: Китай, Вьетнам и Меганезия. С Китаем у зулусов спор за горные территории, вьетнамцев они просто не знают, остаемся мы.
Координатор тихонько просвистел себе под нос похоронный марш, и спросил:
– Как велик скандал вокруг этих денег?
– Я полагаю, достаточно велик, и мы на нем тоже хорошо заработали.
– Да? А я думал, что мы только потеряли из–за новой попытки финансовой блокады.
– Что–то потеряли, – ответил майор, – Но приобрели больше. К вам обратилась страховая компания «INFI». Это очень крупная англо–франко–скандинавская фирма с прекрасной репутацией. Они, разумеется, не хотят платить страховое возмещение германцам, а для отказа им нужно сделать экспертизу обломков и доказать, что это был хлам. Проблема в том, что эксперты опасаются ехать туда. Слишком опасно. Только мы смогли дать такие гарантии безопасности, которые их удовлетворили. За хорошие деньги, разумеется.
– Интересно, как мы дали им гарантии в этих условиях? – спросил Торрес
– Элементарно. Мы включили их в мпулуанский контингент на совместных маневрах с зулусами. Нет ни одного идиота, который в такой ситуации их тронет. Вся вооруженная публика наоборот, постарается отползти подальше, поскольку известно, что инкоси зулу обожает превращать маневры в небольшую победоносную войну.
– Он так любит воевать?
– Он просто хорошо умеет это делать и, что еще более важно, он хорошо умеет делать на войне деньги. Это его бизнес, который сейчас будет расширяться за счет нашего оружия. Тут наши ребята добыли из зулусского генштаба любопытную план–схему.
Райвен Андерс снова щелкнул мышкой и на экране появилась оперативно–тактическая карта с пиктограммами в виде стилизованных бронемашин, самолетиков и человечков с автоматами. Пунктирными линиями было показано, куда все это намерено двинуться в некий условный момент времени, и где потом остановиться.
– Вы думаете, он сможет отхватить такой кусок? – удивился координатор.
– Имея технику и оружие на пол–миллиарда долларов, он сделает это за три дня.
