Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 88 страниц)

В ответ послышалась не менее веселая и не менее грубая ругань, на смеси лингва–франко, бэзик–инглиш и утафоа. Жанна смогла понять только общий смысл: ораторы предлагали Поу совершить групповой акт физической любви с чипи в извращенной форме. Попав внутрь, канадка обнаружила, что забор охватывает квадратный участок, площадью около десятка гектаров, на которых пасутся несколько сотен чипи. Яркие фонари на угловых башенках (стилизованных под концлагерные вышки) позволяли рассмотреть странных существ достаточно подробно. Чипи напоминали большеголовых короткошеих гусей, выросших втрое против нормального размера. Жанна прикинула, что самые крупные из них весят около пол–центнера. Их плоские массивные клювы выглядели угрожающе, а когда один из чипи подошел почти вплотную, канадка даже растерялась…

Бац! – Торин отвесил наглой птице пинок, сделавший бы честь футбольному форварду.

– Не спи, – строго сказал он, похлопав Жанну по плечу, – А то как тяпнет…

– Aloha, foa! – раздался мальчишеский голос со стороны одной из вышек, – Вы откуда такие прикольные?

– Пригласишь пожрать – расскажем, – ответил Торин.

– Блин! – обрадовался голос, – Да это никак сам Торин Пивная Бочка!

Через несколько секунд перед ними возник обладатель голоса: креол лет 16, высокий, жилистый и худощавый. Одет он был в болотно–зеленые широкие штаны с фартуком. Когда рядом возникли еще два персонажа: парень – маори и девушка – китаянка, одетые точно так же, Жанна сообразила, что это – своего рода защитный костюм для работы с коварными чипи. Все трое коммунистических туземцев оказались ночной сменой этого предприятия (на lingva–kommi оно называется «kolkhoz»). Через четверть часа, когда вся кампания расположилась за столиком у ворот, и гости уплетали исполинскую яичницу, экстренно приготовленную китаянкой из одного яйца чипи, появился слегка заспанный мулат лет тридцати. Обнявшись со всеми гостями (таков местный обычай), он сообщил, что «John Reed» будет готов к отплытию в 3:00, а пока можно спокойно питаться и пить чай – время еще есть. Затем он повернулся к Бимини и с легкой иронией спросил:

– Интересно, ты давно работаешь моряком?

– Как бы тебе объяснить? – сказала 13–летняя девчонка, оглядываясь по сторонам, – ага, наверное, так.

Она подобрала с полки над столиком полуметровый обрезок нейлонового шнура, и через мгновение кружка мулата оказалась накрепко привязана к чайнику. Он сделал несколько попыток развязать изящные узлы – но тщетно.

– Хм… И как теперь это распутать?

– Вот так, – спокойно ответила она, одним небрежным движением освобождая кружку и чайник друг от друга, – в семье Хаамеа младенец учится держать гика–шкот, пока мама еще кормит его грудью. Так было, и так будет, потому что наша земля – это море.

– Упс… – мулат смущенно почесал в затылке, – Значит, ты – Хаамеа?

– Бимини родилась в fare Лимолуа, ariki Рапатара, – сообщил Торин, закуривая сигарету.

– А–а… Гены великого Калахикиемао… Морские традиции… Короче, нет вопросов.

У Жанны наоборот, вопросы появились, но она решила их не задавать, а разобраться в ситуации самостоятельно, по ходу разговора. Это оказалось не так сложно. Коммунизм тут распространялся в полной мере только на местных жителей. Гости, приезжающие на Элаусестере, должны были либо платить в общую кассу денежный взнос, определяемый количеством дней пребывания, либо участвовать в общих работах наравне с местными. Второй вариант был явно интереснее, так что Торин (как старший из участников турне) именно об этом и договорился перед вылетом с островов Халл. В итоге, семеро туристов оказались временной командой сравнительно небольшого контейнерного судна «John Reed» (длина сто метров, вместимость – 240 контейнеров). Рейс не сложный: пройти 80 миль до атолла Раро и сдать судно под разгрузку. На словах это выглядело безобидно, но когда Жанна реально увидела стоящего на внешнем рейде Херехеретуэ «Джона Рида», заставленного контейнерами в 3 яруса, у нее тут же разыгрались нервы. Она совершенно не представляла себя в роли моряка грузового флота. Жанна сделала попытку успокоить себя тем, что, по крайней мере, капитан у них будет не любитель, а профессионал, и эта попытка ей почти удалась – но тут появился капитан, и последняя надежда рухнула.

…

– Шкипер Эрче, – представился молодой парень, креол, примерно ровесник Кианго, – и, без лишних предисловий, спросил, – hei, foa, кто–нибудь из вас работал на такой дуре?

– Я на резерв–сборах водил калоши типа cargo–ferry, – сказал Торин, – Таскал по дюжине контейнеров с Таити на базу ВВС Мехетиа, это 70 миль оттуда на восток.

– А я в порту на Тубуаи подрабатывал на плавучем кране, – добавил Кианго, – Мы такие дуры загружали, раз в десять больше этой.

– Между прочим, – напомнила Рити, – мы с Поу катались на похожей штуке.

– В прошлом году – уточнила та, – Склеили на Маротири четырех парней…

– Они шли с Фиджи на Дюси–Питкерн с догрузкой на Опаро, – продолжила Рити, – пока догрузка, они отскочили на Маротири там рядом. Ну, типа, слово за слово… Короче, мы так оторвались на этой жестянке. Это ваще…

– На Дюси посмотрели запуск шаттла, а обратно аэростопом – перебила Поу.

– До Нуку–Хива, на Маркизах, – уточнила Рити, – А там нас уже подобрал Лисанто. Ну, говорит, вы и засранки. А что мы такого сделали?

– Ничего такого, – согласился Эрче, – А те парни вчетвером справлялись с калошей?

– Типа, да – подтвердила Поу, – Мы так, помогали чуть–чуть, но не существенно.

– Шкип, а ты сам–то такой дурой рулил? – поинтересовалась Бимини.

– E aita, – ответил он, отрицательно покачав головой, – Только в виртуале, на симуляторе. Я полтора месяца, как с практики, после колледжа.

– А что на практике? – вмешался Динго.

– На практике я тагбот водил. Таскал баржи отсюда до атолла Тепи, и обратно.

– Прикольно, – сказала Бимини, оценив ситуацию, – И чего мы торчим на берегу? Давайте уже пойдем на мостик, посмотрим, чего там как.

– Послушайте, а это не слишком рискованно? – подала голос Жанна.

– Фигня, – авторитетно заявил Динго, – Коробка и коробка. Тот же ferry, только большой.

– Don’t worry, glo, – добавал шкипер Эрче, – В борт–компе есть инструкция.

Книга 2. Термоядерные тролли.

…

=======================================

22 – РЕТРОСПЕКТИВА.

Дата/Время: 15 сентября 20 года Хартии. Ночь

Место: Меганезия. Тинтунг. Лантон–Сити,

Пуэбло–Лаплата. Андерс–селл

=======================================

– Райв, я пришла к выводу, что живу в окружении извращенцев, – сообщила Аста, положив мокрые ладони ему на плечи.

– Как давно? – спросил он, протягивая назад левую руку, и нащупывая хорошо знакомые выпуклости.

– Только что. Хотя, первые подозрения возникли у меня еще неделю назад, когда Милли Адехи, у которой соседний back–yard, подкатила ко мне с вопросом, сколько у меня стоит сеанс черной магии…

– Возьми с нее фунтов двести, и скажи что это – со скидкой, – посоветовал Райвен.

– Ты что, издеваешься? Я же католичка! Ты мог бы это запомнить за 20 лет. Моя религия не одобряет черную магию. Это даже где–то написано, как я слышала… Если ты будешь гладить мою задницу, то я собьюсь. По–моему, ты специально это делаешь.

– Чисто рефлекторно, – возразил он, – Без всякой задней мысли… Извини за каламбур.

– Ладно. Это еще не все. Я моюсь в душе, и слышу, как наш Диего с этой вертихвосткой Уинго ржут, как сумасшедшие. Они опять читают эти дурацкие анекдоты в интернете. Я ничего не имею против Уинго, хотя эти китайские амулеты, которыми оказался увешан весь дом, не приводят меня в восторг, но эта манера среди ночи торчать у экрана, после занятий сексом – она никуда не годится. Женщине после секса должно хотеться лежать рядом с любимым мужчиной, и желательно так, чтобы он ее обнял… Ты понимаешь?

Майор Райвен Андерс чуть слышно вздохнул.

– Видишь ли, милая Аста, современные молодые люди более плотно взаимодействуют с сетями глобальной информации, поэтому…

– Ладно, – перебила она, – Допустим, молодежь. У них все несколько иначе. Не будем им мешать, и все такое. Да?

– Да, – подтвердил он.

– Я выхожу из душа, думая: да, у них все иначе, зато у нас все, как в старые времена, и уж мой–то мужчина после секса не торчит у экрана, читая дурацкие анекдоты.

– Но я и не читаю анекдоты, – заметил Райвен, – просто, пока ты мылась, я решил кое–что глянуть… Пришла в голову одна мысль…

– Лучше бы ты читал анекдоты, – снова перебила она, – Тогда я могла бы надеятся, что это просто дурное влияние детей. Но ты тут смотришь на какие–то совершенно мерзкие рожи. Одно из двух. Или они тебе нравятся, и тогда ты извращенец, или это по работе, но тогда ты тем более извращенец. Какой из двух вариантов верен?

– Второй, – печально сказал майор.

– Ты бы хоть отвернулся от экрана, когда разговариваешь с женой.

– Ой, извини!

Он развернулся на вращающемся табурете и, преодолев сопротивление Асты (вообще–то, довольно условное), усадил ее к себе на колени.

– Не подлизывайся, – фыркнула она, – Я на тебя обижена, и не буду варить тебе кофе. Вот еще не хватало, в половине третьего ночи. Ночью надо спать, а не торчать у компьютера. Это ужас. Весь дом заставлен этими дурацкими экранами. Как будто, они тут живут, а не мы. Мне страшно ходить в сортир – я боюсь и там увидеть компьютер.

– Mfowethu–qava ek mnca doli, – медленно произнес майор, – Nan njanja dwo barik…

– Провалиться мне, если это не признание в любви, – промурлыкала Аста, – а язык…?

– South–Kongo pidgin, – ответил он, и добавил, – Это очень откровенное признание. Если бы я так обратился к незнакомой женщине в баре в Лумумбаши, меня бы арестовала полиция.

– И правильно, – одобрила Аста гипотетические действия конголезской полиции, – Нечего тебе обращаться с откровенными признаниями к незнакомым женщинам в таких странах. Или выбирай приличные страны, или знакомых женщин. А то выдумаешь, тоже… Ладно, хоть я и обижена, но, пожалуй, сварю тебе кофе…

– Спасибо, солнышко мое…

Аста встала с его колен и лениво потянулась.

– Скорее уж Луна. С учетом времени суток.

– Звездочка, – предложил он.

– Хм… Звездочка… Пожалуй, мне нравится… – добродушно проворчала она и, звонко шлепая босыми ногами, отправилась на кухню варить кофе.

Андерс проводил ее взглядом, вздохнул и повернулся обратно к экрану, на который был выведен визуализированный подкаталог «медицина» из скандально–знаменитого банка данных «охотника за нацистами» Симона Визенталя. Меганезийский майор мысленно извинился перед своим покойным австрийским коллегой. «Простите, сен Визенталь, что использую ваш труд таким некрасивым образом, но моим людям жизненно необходимо прикрытие и я думаю, вы бы меня поняли»… Итак, кто наши кандидаты?

Во–первых, конечно, Йозеф Менгеле, 1911 года рождения, по прозвищу «Ангел Смерти». Плюсы. Самый молодой (хотя странно говорить о молодости после ста лет). Всемирно известен. Нет четких доказательств его смерти в 1979, в Сан–Пауло (Бразилия). Минусы: Не связан с целевой тематикой. Был не ученым, а садистом – имитатором исследований.

Во–вторых, Зигмунд Рашер, 1909 года. Плюсы. Сравнительно молод. Косвенно связан с тематикой (изучал реакции организма на экстремальные условия). Его смерть в апреле 1945 возможно, инсценирована. Минусы: Отсутствие высшего образования.

В–третьих, Август Хирт, 1898 года, по прозвищу «Белзенский зверь». Плюсы: Весьма знаменит (из–за его коллекции отрезанных голов). После войны – исчез. Минусы. Слабо связан с тематикой (занимался токсикологией производных иприта, а также мескалина).

В–четвертых, Ханс Эппингер, 1878 года. Плюсы: Несмотря на криминальный характер своей деятельности, вне сомнения – ученый (в 1970–е была учреждена научная премия имени Эппингера). Связан с тематикой (исследовал реакции организма, получающего только соленую воду). Нет четких доказательств его смерти в 1945. Минус. Очень стар.

– Joder, conio! – буркнул майор, – До чего же гнусные рожи…

По лесенке прошлепали чьи–то босые пятки, а потом с кухни послышался голос Асты.

– Уинго, деточка, я далека от того, чтобы делать тебе замечания, но, по–моему, когда ты спишь с мужчиной, лучше снимать этот браслет с мобайлом.

– Да? А вдруг кто–нибудь позвонит?

– Вот именно, – сказала Аста, – вдруг кто–то позвонит в самый неподходящий момент? Ты же не будешь отвлекаться на то, чтобы вытаскивать мобайл…

– Конечно, не буду, тетя Аста. Там есть опция «голосовое включение громкой связи».

«Ох уж эта молодежь, – подумал Андерс и снова посмотрел на экран, – так, все–таки, кто из четырех? Менгеле, Рашер, Хирт или Эппингер?».

Снова голоса на кухне.

– Уинго, а почему в этот раз ты таскаешь Диего кофе, а не наоборот?

– Потому, что он делает мои задачки по прикладной механике.

– Вот как? А я думала, вы там опять ржете над анекдотами в интернете.

– Нет, тетя Аста. Там такая одноопорная балка на шарнире… Она это… Эротичная.

– Эротичная балка на шарнире?

– Сейчас я нарисую, тетя Аста… Вот так, так и вот так…

Фырканье и смех на два голоса.

«Они там с этой балкой не забудут про кофе? – подумал майор, двигая мышкой и наводя курсор на каждого кандидата по очереди, – …Менгеле слишком одиозен и главное, он не ученый, а психопат. Никто бы не стал с ним иметь дело… Эппингер очень подходит, но тогда он должен быть самым старым из живых европейцев на планете. Это уже перебор. Итак, у нас остаются Рашер и Хирт. Рашер моложе, но Хирт более известен…».

Вошла Аста с подносом, на котором стоял изящный бронзовый малайский кофейник в форме дракона и две миниатюрные яйцевидные бронзовые чашечки.

– Я решила попить кофе с тобой за кампанию, – объявила она, – Ты рад?

– Я просто счастлив, звездочка.

– Это правильно. Слушай, Райв, а кто, все–таки, эти уроды на экране?

– Нацистские преступники, – ответил он.

– Которых повесили в середине прошлого века? – уточнила Аста, наливая кофе.

Майор Андерс покачал головой.

– Это как раз те, которых не повесили. Как, по–твоему, который из них был самый умный?

– Дай подумать… (она ткнула пальцем в Менгеле) Этот – дебил (затем ткнула в Хирта) и этот – тоже. (Ее палец переместился на Эппингера) Вот этот – умный, но жуткий педант. А вот этот (она поставила палец на нос Рашеру) выглядит самым толковым. Я угадала?

– Скорее да, чем нет, – ответил Андерс, отхлебнув кофе.

– Ты, как всегда жутко конкретен, Райв. А что сделал этот тип?

– Вполне достаточно, чтобы быть повешенным в Нюрнберге – если бы он туда попал. Но, по странной причине, он был казнен на своем рабочем месте, в концлагере Дахау, за пару дней до того, как туда вошли войска антигитлеровской коалиции.

– В смысле, его убили свои?

– Да, если только это – правда.

– А если – нет? – спросила она.

– Вот в том–то и вопрос… – задумчиво произнес Райвен Андерс, – в том–то и вопрос…

…

=======================================

23 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.

Дата/Время: 3 сентября 22 года Хартии. Ночь.

Место: Меганезия, округ Туамоту. Элаусестере.

Контейнерное судно «Джон Рид»

=======================================

Проблемы начались примерно через час, когда Жанне уже казалось, что все в порядке и, несмотря на не очень профессиональный (мягко говоря) экипаж, «Джон Рид» без всяких неожиданностей дойдет до атолла Руго, а там… Про то, что есть на Руго, и на соседних атоллах, Рити уже успела прожужжать канадке все уши. Даже если только половина из этого соответствует действительности, то получится отличный, в меру шокирующий, репортаж. А пока – «Джон Рид» уверенно шел курсом south–east–south, со скоростью 20 узлов, рассекая своей широкой стометровой тушей черные волны ночного океана. Эх красота! В небе – звезды, на мостике – веселая болтовня и горячий какао с пирожками, Бимини прикалывается над основателями и популяризаторами коммунизма, а шкипер Эрче обзывает ее высказывания «реликтом темного первобытного прошлого». Динго, Рити и Поу, в пол–глаза следя за мониторами бортовой обстановки, шлепают картами (играют в покер по мелочи), а контролем движения судна занимаются Торин и Кианго. Что касается Жанны, то она читает «Autodefenca» Ван Хорна, и иногда подрабатывает стюардессой – в смысле «той самой лучшей на корабле женщиной, которая наливает экипажу какао из бойлера, если ее очень нежно и ласково об этом попросят».

Проблему заметил Динго. Сдав очередной раз карты, он бросил взгляд на монитор контроля положения груза и, довольно лениво сообщил.

– Хей, шкип, может, этот Том Кампанелла и был великим социальным прогностиком, но тут у нас в третьем штабеле левого ряда свободно перемещается почти центнер груза.

– Joder! – лаконично констатировал Эрче, прервал на середине длинную фразу о значении «Города Солнца» в мечтах людей о светлом будущем, и уставился в экран.

На 3d схеме судна мигал красным контур второго снизу контейнера, а на вынесенной в отдельное окно горизонтальной проекции наблюдался хаотично движущийся квадратик.

– Какой–то мудак не закрепил 50–литровую бочку, – предположил Торин, глядя на тот же экран, – теперь ее перекатывает даже от слабой качки.

– Как–то странно ее перекатывает, – заметила Поу, – типа, не в ритм качки.

– Так контейнер же не пустой, – ответил Кианго, – Она цепляется то за одно, то за другое, поэтому и кажется, что не в ритм. А что там за груз, кстати?

– Сейчас посмотрю, – буркнул шкипер, – Торин, пусти меня к этому терминалу… De puta madre, где тут таблица загрузки?.. Так, контейнер 3L2. Бетонокомбайны «Sioux–mini» на квадро–шасси, продукция «Tata–motors» (Индия) 6 единиц. Габариты: 1.050x1.800x1.100 метра, вес 290 кг. Ну, и откуда там взяться чему–то катящемуся весом в центнер?

– Знаю я эти комбайны, – сказал Динго, – Это на квадроцикле такая, типа, бочка, которая крутится. По ходу, она и оторвалась. Если качка усилится, то она там все раздолбает.

– Conio, – обреченно выругался Эрче, – Придется открывать этот гребаный контейнер. Ау, девчонки, примите вахту, ОК?

– Не вопрос, – ответила Рити и они с Поу переместились, заменив Торина и Кианго.

– Шкип, у тебя на калоше есть пушки? – спросила Бимини.

– Полный комплект, как положено. А что?

– А то, – сказала она, – что там ни фига не бочка. Там что–то живое, и оно хочет вылезти.

На минуту все застыли, следя за квадратиком на экране.

– Би права, – нарушил молчание Кианго, – Бочка не могла бы катиться против крена, а эта штука ходит и ищет способ открыть задвижки на дверцах.

Торин с досадой щелкнул пальцем по экрану, повернулся к шкиперу и уверенно сказал:

– Давай ключ от оружейки, и радируй берегу: типа, крот в грузе.

Цепь событий, случившихся в следующие четверть часа, Жанна наблюдала по монитору. Как она сразу поняла, имеется некая инструкция, предписывающая порядок действий в отношении нелегальных пассажиров, путешествующих в грузовых контейнерах, причем все ее знали. В этой инструкции учитывалось, что «крот» может прятаться в контейнере выше 1–го яруса. Пока один матрос (в данном случае – Динго), с площадки подъемника открывал задвижки, двое других (в данном случае – Кианго и Торин) держали двери контейнера под прицелом автоматов. Командир грузового судна (шкипер Эрче) в это время разъяснял «кроту» по мегафону, как именно тот должен сдаваться, добавляя, что при любом отступлении от сообщенного порядка, экипаж: «откроет огонь на поражение согласно морской инструкции». До некоторого момента, экипаж был настроен не особо агрессивно. Ну, мало ли, кто решил прокатиться даром – может быть, это какой–нибудь хиппи. Вреда от него никакого. Проведут с ним профилактическую беседу, и ссадят на берег в порту Руго. Если ему дадут сигареты и какао с пирожками, то он еще и на гитаре сыграет. Обычное дело. Но, как только «крот» (как ему и было приказано) спрыгнул в страховочную сетку, отношение резко изменилось. Хотя, это еще слабо сказано… Когда раздалась короткая автоматная очередь, Жанна подумала было, что «крота» застрелили, но Рити, тут же прокомментировала.

– По инструкции: «Если исламист медлит с выполнением приказа: дать очередь поверх головы. Если исламист не выполнит приказ после этого: открыть огонь на поражение».

– Откуда известно, что он исламист? – удивленно спросила канадка, глядя на экран.

– А по–твоему, он похож на Микки–Мауса? – съехидничала Бимини.

На Микки–Мауса «Крот» был, разумеется, не похож. На вид – лет 27. Одежда, типичная для разнорабочих из стран Южной Аравии и Африканского Рога. Характерная арабская внешность. Сейчас он сидел на палубе и поспешно раздевался.

– По инструкции, – продолжала объяснять Рити, – исламист должен снять всю одежду, и выложить все содержимое карманов, сумок, и кошельков, после чего связать себе ноги и отодвинуться от своих вещей на 5 метров. Только потом с ним можно работать.

– У них бывают бомбы в поясах, сумках и потайных карманах, – добавила Поу, – так что, первое, чему учат на резерв–сборах, это выбирать дистанцию, чтобы если он подорвется, то тебя не зацепило осколками. Наши мальчишки все делают правильно.

– Но из того, что он – мусульманин, не следует, что он – террорист, – заметила Жанна.

– Это теоретически, – сказала Рити.

– Если он в этот раз не взял с собой бомбу, – добавила Бимини.

– Он мог оставить бомбу в контейнере, – уточнила Поу, – смотрите, Динго полез туда проверять… Joder! Надеюсь, он сделает это достаточно осторожно.

– Слушайте, я пойду туда, – сказала Жанна, – По–моему, он совсем не террорист.

– Все может быть, – согласилась Рити, – Летающие тарелки, морской змей и мусульмане – нетеррористы. Жизнь полна чудес.

Процедура «подготовки к работе» завершилась. «Крот» сидел, прислонившись спиной к стене надстройки, совершенно голый, со связанными шнуром ногами. Одежда, обувь и вещи из карманов лежали на палубе, и Эрче что–то там искал. Кианго и Торин держали «крота» на мушке, и по всему было видно: при любом подозрительном движении, они сделают из парня решето. Он, похоже, это понимал, и старался не двигаться вообще.

– Я все посмотрел! – раздался из контейнера глухой голос Динго, – Там только пустые канистры из–под питьевой воды, пакеты от арахиса, и насрано. Бомбы, похоже, нет.

– А комбайны? – крикнул Эрче.

– Все шесть целы, никаких проблем!

– ОК, закрывай контейнер и иди сюда. Интересные бумаги у этого террориста.

– Я не террорист, – произнес «крот», – Я беженец. Меня зовут Анвар Фаюм. Дайте воды.

Он говорил на «basic–en» с сильным акцентом, и очень хрипло, но вполне разборчиво.

– Не греби нам мозги, – ответил шкипер, листая тонкую книжечку в зеленой обложке с золотистым тиснением и сине–белым рисунком в центре, – Такой сомалийский паспорт можно купить за 300 баксов.

– Я не вру. Я сомалиец, из Харгейсы. Я не покупал этот паспорт. У нас у всех такие.

– Как ты попал в этот контейнер?

– Я бежал в Джибути. Нанялся моряком на танкер в Бомбей. Там в порту нашел «Star of Mumbai», рейс в Паго–Паго. Залез в контейнер. Дайте воды. Я не пил два дня.

Жанна прошлась до камбуза, принесла 2–литровый тетрапак с яблочным соком и хотела передать ему, но шкипер мягко остановил ее, взял тетрапак и бросил Анвару на колени. Следующие несколько минут парень пил. Маленькими глотками. Медленно.

– У него было 30 литров воды, – сообщил Динго, успевший спуститься на палубу, – Этого вполне могло хватить на перегон Бомбей – Паго–Паго.

– Получается, он жил в контейнере почти две недели, – заметил Торин.

– 16 дней, – сказал Анвар, – Я думал, контейнер откроют в Паго–Паго, но его перегрузили. Потом у меня кончилась вода. Потом его еще раз перегрузили.

Динго подобрал из кучи вещей маленький металлический диск.

– Хэх… Типа, армейский жетон. Чей это?

– Мой, – ответил Анвар, – Я воевал. Шесть лет назад. В Джуббаланде, на юге.

– Шкип, я пойду, сменю кого–нибудь из девчонок, – сказал Кианго.

– Да, верно, – ответил тот, – Тут нас троих более, чем достаточно. И дай радиограмму в полицию: наш «крот» – исламист с сомалийским паспортом. Так, на всякий случай.

– ОК, шкип, – ответил Кианго, и отправился на мостик.

Динго выудил из кучи вещей бумажник и начал изучать его содержимое.

– Хэх… Сомалийские шиллинги. Джибутийские франки. Южноафриканские рэнды. Американские доллары… А почему нет индийских рупий?

– Мне было не надо. В Бомбее я не выходил из порта.

– А почему не выходил? – спросил Торин, – Ты мог бы попросить убежище в Индии.

– Не годится, – возразил Анвар, – Меня бы выдали.

– Не греби мозги, – сказал Эрче, – Индия не выдает беженцев.

– Меня бы выдали, как преступника. А Меганезия никого не выдает в исламские страны. Совсем никого. Поэтому мне надо было сюда.

Жанна повернулась к Торину.

– Это что, правда? Если я где–нибудь в Иране ограблю банк, перестреляв там дюжину клиентов и сотрудников, и смоюсь на Таити, меня и тогда не выдадут?

– Не выдадут, – подтвердил он, – Правда, тебя закатают на каторгу, но здесь.

– Могут и не закатать, – уточнил Эрче, – Сю Гаэтано из «Новых Красных Бригад», та, которая устроила теракт Риме, живет у нас, на Тепи. Могу познакомить.

– Познакомь, это интересно. Но при чем тут ислам?

– Для Хартии и для нашего суда без разницы, какая именно теократия, – пояснил он.

– А ты тоже кого–нибудь взорвал? – поинтересовался Динго у Анвара.

– Я любил не ту женщину, которую разрешено, – ответил тот.

– И из–за этого Индия выдала бы тебя, как преступника? Ты гонишь, парень.

– Я говорю правду. Меня бы потребовали за изнасилование.

– Если ты ее изнасиловал, это меняет дело, – холодно заметил Эрче.

Анвар медленно покачал головой.

– Это была бы ложь. Мы с Рагди любили друг друга. Но она принадлежала мужу. У него очень большое влияние там, в Харгейсе. За наш поступок по шариату бывает раджм.

– Про Шариат я слышал, – сказал шкипер, – а про раджм…

– Это когда бьют камнями до смерти, – перевел Анвар, – Рагди убили так. С ней умер наш ребенок, который не успел родиться. А я бежал. Если бы я мог что–то сделать… Но как? Может быть, мне надо было тоже умереть. Может быть, я – трус. Не знаю…

– Если они ее убили за это, то как они могут предъявить тебе изнасилование?

– Так, – ответил он, – Если женщину изнасиловали, ее тоже бьют камнями. Нет разницы.

– Вот, говно, – сказала подошедшая Бимини, – Это где такое?

– Этот парень говорит, что в Сомали, – ответил Торин.

– И это правда, – добавила Жанна, – Я читала об этом. Шариат…

– Но из этого не следует, что он говорит правду про все остальное.

– Проверьте, – сказал он, – Меня ищут. В интернете за меня, наверное, уже дают большие деньги. Тысячу долларов, или даже две. Есть сайт полиции Северного Сомали.

Бимини молча прошлась на мостик, вернулась с ноутбуком, уселась по–турецки прямо на палубе, и принялась щелкать клавишами.

– Свисни, если увидишь что–то по теме, – сказал ей Эрче. Она утвердительно кивнула.

Жанна пристально посмотрела на сомалийца.

– Почему вы не сбежали вдвоем?

– Потому, что не успели.

– Что ты будешь делать в Меганезии? – спросил Эрче, – В смысле, если ты не врешь. Если ты врешь, то вопрос неактуален – тебя сегодня же расстреляют.

– Это понятно, – Анвар кивнул, – Если я вру, то меня расстреляют.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Что я буду делать? Буду как–то жить. Найду какую–нибудь работу. Крышу над головой.

– Тебе все равно, чем заниматься? – удивился Кианго.

Тот пожал плечами.

– Я автомеханик. Могу ремонтировать. Крутить гайки. В армии я тоже был механиком. В Джибути я отремонтировал мотор американского катера. Мне дали двести долларов.

– Значит, ты просто найдешь работу, будешь жить, и все?

– Про остальное не надо говорить, – ответил сомалиец.

– Не вздумай заняться пиратством, – предупредил его Торин, – Здесь тебе не там.

– Я не пират. Пираты в Пунте, на востоке. Хафун, Мудуг, Нугал. А я с юго–запада.

– Он про другое, – предположил Динго.

– Да. Я про другое. Через ваш океан идет много путей. Аллах справедлив. Может быть, я встречу кого–то. Здесь не там. Это хорошо.

– Если устроишь над кем–то самосуд, то у тебя будут проблемы, – предупредил Эрче.

– Меня накажут за самосуд над мусульманином, над исламистом, как здесь говорят?

– Да, или в тюрьму или на каторгу на несколько лет. Сам выберешь, сидеть или работать.

Бимини издала резкий свист. Шкипер подошел к ней и посмотрел на экран.

– Так… Так… Изнасилование и зверское убийство… Так и написано: зверское. 5 тысяч американских долларов тому, кто… Живым или мертвым… И что ты об этом думаешь?

– Хрен его знает, – сказала она, внимательно глядя на сомалийца.

– Поднимись в контейнер, – предложил тот, – Дальняя машина слева. Ищи под накладкой между рулевой колонкой и фарой. Маленький пакет. Как кошелек.

– Лучше это сделаю я, – сказал Динго, передавая ей автомат.

– Ладно. Только осторожнее там.

Анвар пристально посмотрел на нее и на оружие в ее руках.

– Ты такая молодая… Ты уже стреляла в людей?

– Нет, – ответила Бимини, – но попасть в тебя легче, чем в мишень. Никаких проблем.

– Тебе хочется меня убить?

– Нет, – снова сказала она, – И, пока ты выполняешь правила, я в тебя не выстрелю.

Жанна оглянулась на девчонку, и с полной ясностью поняла: если что, та выстрелит без колебаний. Как по мишени. «Где ее этому учили? – подумала канадка, – В школе? Или это особое королевское воспитание? Нет, вряд ли особое. Ни Эрче, ни Торин не удивились ее ответу. Видимо, здесь такое отношение к убийству в порядке вещей…».

Из контейнера появился Динго.

– Порядок! – сообщил он и помахал в воздухе пластиковым конвертом – А что внутри?

– Фото, – сказал сомалиец, – Больше ничего.

– Хэх… Действительно… Это что, та самая девушка?

– Да.

– А что значит эта надпись?

– Прочти… Хотя, ты наверное, не читаешь на арабском.

– Дай–ка, – Эрче взял у Динго фото, и прочел вслух, – «Ana khebek enta Anvar». Если бы я еще помнил слова… «Ana», кажется, значит, «я» , а «enta» – «ты». Типа, я и ты…

– Эта фраза есть в любом разговорнике, – сказала Жанна, – Она значит: «я люблю тебя».

– Почерк, по–моему, женский, – проворчал Торин, заглядывая через плечо шкипера, – А у исламистов женщинам запрещено делать фото с открытым лицом. Это значит…

– … Что парень, скорее всего, не врет, – договорил Динго.

– Полиция разрешит мне оставить это фото? – спросил Анвар.

– Да, – уверенно сказал шкипер.

Жанна думала, что теперь–то сомалийцу позволят развязать ноги и одеться, но ничего подобного. Впрочем, его накормили – прямо на палубе. Он как раз успел съесть миску бататов с мясом и выпить кружку чая, когда появилась полиция. Патрульный вироплан приземлился на палубу с ленивой грацией обожравшейся кошки, прыгающей с буфета. Двое полисменов – худощавый флегматичный европиоид и крепкий подвижный метис–замбо – выдали пару дежурных шуток в жанре «добро пожаловать на острова свободы», надели на сомалийца наручники, засунули его одежду в пластиковый мешок, составили протокол, пихнули его самого в кабину, бросили ему под ноги мешок, и поблагодарили всех присутствующих за помощь в охране общественной безопасности. Вот и все.