Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 88 страниц)

– О, черт! Я–то думала – почему вы с ним говорите такие похожие вещи! Стоп! Ты сказал «сын короля»? Какой король в Меганезии? Там же либертарианский анархо–коммунизм!

– Впервые слышу про такой, – ответил Наллэ, – Сейчас я отнесу добрую фею в кроватку и если она не заснет по дороге, то я расскажу ей о королях и капусте…

Он переместил Эстер из душа на лежбище, декламируя балладу о Морже и Плотнике:

… И молвил Морж: «Пришла пора подумать о делах:

О башмаках и сургуче, капусте, королях,

И почему, как суп в котле, кипит вода в морях».

Взмолились устрицы: «Постой! Дай нам передохнуть!

Мы все толстушки, и для нас был очень труден путь».

– Присядьте, – Плотник отвечал, – Поспеем как–нибудь…

Эстер устроилась поудобнее, положив голову ему на грудь, зевнула и строго сказала.

– Не отвлекайся! Что за король, и что за «калоша», на которой вы вместе служили?

– Номовау – это атолл в составе Конфедерации Меганезия, там около 500 жителей. Пост мэра или короля передается по наследству в роду Татокиа. Пост вице–мэра – выборный.

– Так мэра или короля? – уточнила Эстер.

– Ariki, – сказал Наллэ, – Можно перевести и так, и этак, как больше нравится.

– Понятно… Хотя и не очень. А «калоша» это, надо полагать, военный корабль?

– Да. Карманный авианосец «Икаману». Фуо был капитаном, а я – мастер–сержантом.

– Карманный? – удивилась она, – это как?

– Он размером с площадку для минифутбола. Для авианосца это карманные габариты.

– Действительно… А какая авиация может взлетать с минифутбольного поля.

– Разная, – сказал Наллэ, – Например, виропланы, вроде того, на котором мы летали. Или роботы–мотопланеры, которыми я занимался. «Икаману» – очень красивый кораблик. Он теперь учебный, приписан к «Trans–Oceania Logistic College» на атолле Аилинглаплап.

– Боже, – сонно сказала Эстер, – Какое длинное название… Лап… Лап… А давай ты мне про это расскажешь утром?… На, тебе, оказывается, так удобно засыпать…

…

– … На тебе так сложно просыпаться, – сообщила она часов в 11 утра, – Знаешь, Наллэ, у меня в детстве был такой огромный, пушистый игрушечный медвежонок. Я так хорошо засыпала с ним в обнимку, что утром мне не хотелось его отпускать.

– И как ты решала эту проблему? – спросил он.

– Никак. Приходила мама и отбирала моего медвежонка. Представляешь?

– Не представляю. Это слишком ужасно. А есть другие варианты?

– Дай подумать… Знаешь, Наллэ, мне кажется, что если ты отнесешь меня в ванную, то есть шанс, что я проснусь. Конечно, я ничего не гарантирую, но можно попробовать.

Метод сработал. Окончательно проснувшаяся Эстер минут 10 плескалась под душем, а когда вышла, то обнаружила Наллэ задумчиво курящим на карнизе–балкончике каюты.

– Знаешь, добрая фея, мы с тобой мелкие обманщики. Мы обещали всем начать ставить сборный домик после завтрака, а сейчас уже почти полдень.

– Никакие не обманщики, – весело возразила она, – Мы же еще не завтракали, верно?

– Формально – да. Но местные ребята и наши вояки понимают «после завтрака», как 8 утра, а сейчас почти полдень. И меня ничуть не удивляет, что я не вижу контейнера.

– Ты хочешь сказать, что они начали без нас? Это большая проблема?

– Ну… – он почесал в затылке, – я надеюсь, что нет, хотя лучше бы мне присутствовать на этом мероприятии. Не думаю, что они поставят дом вверх ногами, и все–таки…

– А что нам мешает пойти и найти их? – полюбопытствовала Эстер, быстро застегивая на себе «коалу», – Я даже готова подождать, пока ты наденешь штаны, хотя, если тебе очень лень, то можешь и не надевать. Мне ты и так нравишься, а местным это все равно.

– Я надену штаны, – решил он, – Там есть карманы для woki–toki, кошелька и табакерки.

Далеко идти и долго искать не пришлось. Стройплощадка, окруженная изрядной толпой местных зевак, была обнаружена в каких–то ста метрах от правого крыла фаре–дюро. Ее можно было найти даже с закрытыми глазами: по доносившимся оттуда крайне грубым ругательствам на africaans, basic–english, lingva–franco, nsengo–bantu и utafoa. Громче всех орал Нонг Вэнфан – не из–за вокальных талантов, а просто из–за наличия мегафона.

– За что я люблю нашу армию, – сказал Наллэ, – так это за то, что каждый офицер может выполнять функции полевого менеджера небольшой стройки.

Эстер прислушалась и, тоном английской королевы, попавшей в свинарник, сообщила:

– Я что–то не поняла, как из реплики по поводу анального полового акта между конем и водителем–оператором мини–крана следует инструкция по установке Т–образной опоры, которую лейтенант обозначает специальным термином «гребаная хреновина».

– Видишь ли, добрая фея, строительство, это особый, в некотором роде архетипический вид креативной деятельности… – начал объяснять шеф–инжененер, но тут его взгляд упал на военфельдшера, сидевшего за рулем квадроцикла–комбайна и орудовавшего навесным экскаваторным ковшом в опасной близости от длинного рулона будущей стены, который пытались развернуть Уфти, Игда и Рупта, – …De puta madre! Kerk, dont do it!.. Oh, shit!.. Ufti, te aha na orua? E loa aka te lakau nei… Joder! Turn it lefter! Tipu–u lefter e parau ia oe!

Последняя фраза Наллэ относилась, судя по направлению его взгляда, к группе местных парней, под руководством Рона, разматывавшим толстый гибкий пластиковый шланг.

– ОК, не буду отвлекать тебя от работы, – не без иронии, сказала Эстер, похлопав его по плечу, – Потом объяснишь про архетипы, а я пока разберусь, как тут с ланчем.

Разбираться тут, впрочем, было нечего – по деревенскому обычаю, если толпа мужчин занимается какой–то специфически–мужской работой, то кто–то из женщин обязательно соберется, чтобы позаботиться об их питании. В сотне метров от стройки уже оказалось развернуто нечто вроде полевой кухни. Рядом с кучей порубленных сухих триффидных стволов горел открытый очаг, сложенный из кирпичей. Сверху стоял огромный котел, в котором что–то кипело – не иначе, как будущий суп по авторскому рецепту тети Онго –табачно–самогонной фермерши и дамы сердца электрика Виллема. Тетя Онго задумчиво созерцала ингредиенты, которые, вероятно, еще следовало добавить к рождающемуся произведению кулинарного искусства. Виллем раскладывал на широком листе брезента пластиковые коробки, провода, розетки и крепеж, готовясь заняться электрификацией возводимого сооружения. Вокруг него, как обычно, болталась дюжина детей, которые делали вид, что помогают загадочной деятельности «мистера учителя».

– Привет, Эстер! – сказал он, – Не хочу ничего плохого сказать про меганезийцев, но тут такой бардак в комплектации. То ли дело у скандинавов. А эти – как китайцы. Кошмар!

– Зато, дешево, наверное, – предположила Онго, перемешивая варево в котле поварежкой циклопических размеров, – вы за сколько денег взяли этот дом?

– Вообще–то это Наллэ привез, – ответила Эстер, – я даже не знаю, сколько он стоит.

– А… Ну, ты его спроси, ладно? Если дешево, мы тоже такой купим. Вшестером нам в старом уже будет тесно, а этот, вроде бы большой.

– Спрошу… Подожди, тетя Онго, а почему вшестером?

– Потому, – ответила та, погладив себя ладонью по упитанному пузу, и повернулась к другой даме, помоложе, – Буази, ты лук и чеснок порезала? А чего ты ждешь, а?

– Как будто, ты мне сказала, что их надо порезать!

– Пфф! А ты думала, что они сами порежутся и прыгнут в суп, да?

Началась обычная перебранка, без которой не обходится ни одна коллективная стряпня.

Эстер тронула Виллема за плечо.

– И когда у вас намечается пополнение в семействе?

– Через полгода с хвостиком, – ответил электрик, – Мы с Онго решили: почему бы и нет? Жизнь налаживается, у меня постоянная работа в муниципалитете, и платят неплохо. У нее ферма, хоть и маленькая, но с постоянной клиентурой. Ты видела, какой я смастерил новый перегонный куб? Еще купим дешевую машинку, которая скручивает сигареты. Ну, и еще мне начали платить, как учителю. Смешно, правда? Я на это даже не расчитывал.

– Мне интересно, – сказала она, – А когда вы сделали вывод, что жизнь налаживается.

– Когда появились трифи, разумеется, – ответила за него Онго, – Виллем сразу сказал: все, толстушка, теперь нищете конец. Так он и сказал, хотя я совсем не толстая. Я еще с ним спорила: Пфф, какие–то бананы. Я не очень читаю этот интернет, у меня, знаешь ли, есть более важные дела на поле, то–се. А он читает, да (она ласково погладила электрика по плечу), он сразу притащил рассаду, которую привез команданте Хена, и устроил болото прямо в углу моего поля с ямсом. Ух, как я ругалась! А потом они выросли, да…

– Вот только с мощностью у нас скоро будет проблема, – задумчиво сказал Виллем, – Эти маленькие спиртовые генераторы на топливных элементах – хорошая штука, но они всего по 10 КВт, и в любом случае, нам не хватит спирта на серьезную мощность. Может быть, подумать на счет био–дизеля на триффидных отходах? Или что–нибудь на торфе?

– Наллэ заказал какую–то маленькую АЭС на 50 мегаватт, – сообщила Эстер.

Виллем присвистнул от изумления.

– Так это можно вообще поставить какой–нибудь завод и… Черт! Я совершенно не знаю атомных станций. Надо почитать что–нибудь. Эстер, ты не могла бы попросить у Наллэ техническое описание этой АЭС? Раз он ее выбирал, то у него точно есть.

– Конечно, я попрошу, никаких проблем.

Послышалось нарастающее жужжание движка и через минуту рядом с полевой кухней затормозил трицикл, груженый вязанками сухих триффидных стволов. За рулем сидела предельно довольная собой и окружающей реальностью Пума. Из одежды на ней были только шорты, зато очень большие – явно из армейского гардероба Рона. Она деловито спрыгнула на землю, сбросила из кузова несколько вязанок и подняла тяжелый мачете. Обычно местные женщины держат это рубяшее оружие (или орудие) двумя руками, но Пума действовала им на манер кавалерийского палаша. Фьють – вжик. Фьють – вжик. Знаменитый генерал–кавалерист Фил Шеридан, (прозванный американским Мюратом), аплодировал бы, если бы мог это видеть. Увы, он умер в далеком 1888. Фьють – вжик.

Тетя Онго, глядя на этот захватывающий процесс, не удержалась от комментария:

– Надо же, какая здоровенная лошадь стала.

– Сама ты лошадь, – немедленно откликнулась Пума.

– Пфф, – произнесла Онго, выразительно показывая, что считает ниже своего достоинства собачиться с девчонкой вдвое младше себя. Пума тоже не стремилась собачиться – у нее сегодня было слишком радужное для этого настроение. Фьють – вжик…

В действительности, до лошади Пуме было далеко. Она оставалась худенькой девушкой. Наверное, даже теперь она весила немногим больше ста фунтов, да и мышцы на ней не особенно просматривались (а вот ребра – наоборот, были отлично видны). Тем не менее, когда местные милиционеры затеяли arm–wrestling, здоровенный верзила Гишо возился почти минуту прежде чем лапка Пумы оказалась прижата к столу, а потом спрашивал Рона, что за секретные упражнения приводят к такому результату. А секрет был прост: меганезийский сержант все время поощрял девушку к физическому экстриму. Самым жутким (по мнению Эстер) были матчи по ацтекболу трое на трое (Рон, Пума и Уфти против Наллэ, Керка и Нонга). Каучуковый мяч весом полтора килограмма, следовало забить в кольцо любой частью тела. Вокруг мяча разрешалось толкаться плечами или бедрами, и ставить подножки. Остальные вели себя с Пумой и Наллэ, по возможности, относительно мягко, но… ключевые слова тут: «по возможности» и «относительно»…

Пума последний раз взмахнула мачете, вогнав лезвие дюйма на полтора в деревянную подставку, с довольным видом, уселась рядом с Эстер и глянула в сторону стройки.

– У! Такой fare быстро строится. Знаешь почему?

– Да, действительно, – согласилась американка, наблюдая, как стрела мини–крана ставит коническую крышу на уже готовую кольцевую стену, – И почему?

– Потому, что его придумывали так, чтобы успеть, пока отлив, – сообщила Пума, – У нас на Пелелиу строят почти такие же, но только квадратные. А сделать вот такой круглый, придумал твой мужчина. Стена оборачивается по кругу как кулек. Совсем быстро, да! А ты придумала, куда что там ставить? Если нет, то можно подумать вместе, хочешь?

– В каком смысле? – удивилась Эстер.

– Ну, вам еще долго здесь жить, пока у Наллэ не кончится каторга, – пояснила та, – Надо, чтобы дома вам было хорошо. А мы бы с Роном немного пожили у вас. Потому, что нам тут fare не нужен, мы через полтора месяца едем домой, на Пелелиу. Но в pueblo–militar мы ночью шумим, когда make–love, и мешаем спать личному составу, а это не гуманно.

Эстер немедленно вспомнила сегодняшнюю ночь и почувствовала, что краснеет. Пума широко улыбнулась, кивнула и продолжала развивать свою мысль.

– Мы с тобой вместе подумаем, что там надо, и купим впополам. Наша половина будет в счет flat–rent. А когда Рон и я уедем, то у вас останется гостевая комната. Вы будете туда иногда приглашать пожить тех, кто вам нравится.

– Я даже не знаю… – ошарашенно произнесла Эстер, – В любом случае, мне, разумеется, надо спросить Наллэ, что он думает про этот дом, и что он думает относительно…

На этой несколько сумбурной фразе ее прервала Онго.

– Мужчины в таких делах ничего не решают, – авторитетно заявила она, – Ты, Эстер, хотя и умная, но еще молодая и не понимаешь. А мужчинам надо сказать, что вы так решили, потому что им про это лень думать. Ты, Пума, сними этот котел с супом, он уже готов, и поставь воду для чая. Ты, Буази, принеси лепешки. А я пойду, скажу им про это дело.

Отдав эти распоряжения, фермерша встала, отряхнула пыль с пестрого платья и зашагала в сторону стройки. Пума пожала плечами, тоже встала, без видимого усилия переставила 20–литровый котел на землю, а на его место водрузила такого же размера бак с водой. На какой–то момент у Эстер возникло ощущение гротескной ирреальности происходящего.

– Но послушайте… – нерешительно начала она и замолкла, не зная, что сказать дальше.

– Эстер, что ты нервничаешь? – спросил Виллем, – По–моему, это очень неплохая идея.

– Ты… Правда так думаешь?

– Безусловно, – подтвердил электрик, – По размеру и планировке, этот дом рассчитан на большую семью, и вчетвером вам будет совсем не тесно, а заниматься его обстановкой вчетвером гораздо проще, чем вдвоем.

…

=======================================

32 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.

Дата/Время: 3 – 5 сентября 22 года Хартии.

Место: Меганезия, округ Туамоту. Элаусестере.

Атолл Тепи и фрегат «Пенелопа».

=======================================

Жанна представляла себе экскурсию, как прогулку длительностью часа два – три, но это мероприятие растянулось более, чем на сутки. Рапатарский секстет, азартно занявшийся эротическими сессиями, морскими гонками на гибридах винд–серфов с дельтапланами и другими подвижными играми на свежем воздухе, согласился с перемещением канадской журналистки под крыло «Кровавого Кролика и его банды» без малейших обид. Ясно же, что в такой кампании она сможет посмотреть и узнать гораздо больше. Кроме того, все они прониклись важностью семестрового отчета–репортажа для Элеа Флегг – было ясно, что никто, кроме Жанны, с этой задачей не справится. На самом деле, одна Жанна тоже вряд ли бы справилась, если бы не кэп Тоби (оказавшийся не таким солдафоном, как это можно было подумать в начале), и док Рохо (который был вовсе не снобом и занудой, а удивительным дядькой с неиссякаемым юмором и залежами необычной информации по самым неожиданным вопросам). На закате следующего дня Элеа и Хас отправились (по их словам) посмотреть местный любительский телецентр или (по подозрению доктора) гонять мяч с местными оболтусами и трахаться в живописном ландшафте. Тоби Рэббит проводил их одобрительным взглядом и произнес:

– Hei, foa а не заняться ли журналистикой? А то настроение как раз креативное…

– А ты когда–нибудь уже занимался? – ехидно спросил Рохо.

– Я уже хотел, но как–то не складывалось. Но все когда–то бывает в первый раз.

– Давайте вы мне поможете? – предложила Жанна, – Я ведь обещала Элеа…

– О том и речь, – сказал кэп, – Я предлагаю перебраться для этого дела на «Пенелопу», потому что, во–первых, мне надо назначить новый график вахт, а во–вторых, на этой первобытной атолло–коммунистическом почве голова ни хрена не варит.

– А это ничего, что я посмотрю меганезийский военный корабль? – спросила канадка.

– Aita pe–a, – успокоил он, – Мы все равно бросим тебя на съедение лангустам–киллерам. Ты никому не сможешь открыть секрет дизайна упряжи для тягловых мега–улиток.

– Ну, тогда все ОК, – резюмировала она, – Поехали!

Канаки и их корабли… Жанна решила, что когда–нибудь обязательно напишет об этом. Нет, не статью, а новеллу, или даже маленькую поэму в прозе. «Вот она, моя красавица, моя любимая, четвероногая лапочка», – ласково приговаривал кэп Рэббит, когда они на моторке приближались к странному сооружению, похожему на овальный каравай серо–голубого цвета, вытянутый на полсотни с лишним метров по оси и стоящий на четырех торчащих из воды опорах (только потом стало видно, что туша фрегата опирается на два длинных торпедообразных подводных поплавка). «У моей Пенелопы две сестрички, их зовут Пандора и Персефона, – продолжал кэп, – Все они красавицы, но свою я, конечно, люблю больше. Она такая юная и порывистая. Когда она разгоняется до 80 узлов, и ее глазки видят цель за тысячи миль – она дрожит от возбуждения… Нет, это не передать словами, это надо почувствовать всем телом, как оргазм любимой женщины…».

– За тысячи миль? – переспросила Жанна, – Какое оружие на твоей красавице?

– Разное, – Кровавый Кролик улыбнулся, – Если ты о термоядерных ракетах, то да, они есть. Маленькие летучие рыбки. Но они спят и зачем их будить, пока можно обойтись более мягкими игрушками. Мы просто защищаем наш океан. Не надо драматизировать.

– Но ты бы мог нажать кнопку?

– Разумеется. Я ее уже один раз нажимал. В тот раз мы уничтожили тайфун Робур в 500 милях от Марианских островов. Пуф – и его не стало. Если ты можешь защитить тысячи людей, их дома, их образ жизни, это очень здорово.

– Тоби, а если бы целью был не тайфун?

Кэп Рэббит пожал плечами и улыбнулся одними уголками губ..

– Жанна, пойми меня правильно. В нашей стране нет дегенеративных экзистенциальных традиций. Мы очень простые люди, и если надо нажать кнопку, то мы ее нажимаем. Это знают все, кого это касается, и это хорошо. Это дает определенность, когда речь идет о свободе и безопасности. О Хартии… Стилистика у меня хромает, верно?

– Почему? – с невеселой иронией, возразила она, – Хорошая, тупая, чеканная стилитика.

– Так уж устроены люди, – ответил он, снова пожав плечами, – Они спокойно спят, если кнопка в руках у болвана типа меня. Они надеются, что моя тупая готовность нажать на кнопку, приведет к тому, что на нее никогда не надо будет нажимать. Тайфуны тут не в счет, я имею в виду твой вопрос. Я на него ответил?

– Скорее да, чем нет, – задумчиво сказала она.

– Тогда давайте уже пойдем в библиотеку и займемся этой статьей. Нельзя обманывать трепетные надежды юного поколения… Блин, стилистика.

– Да ладно, – утешила канадка, стилистикой займусь я.

– Если мне нальют кофе, то и я пригожусь, – заметил док Рохо, – В смысле, я не считаю себя крупным стилистом, но иногда пишу не только в специализированных изданиях. Полдюжины популярных статей по сравнительной этнографии…

– Сначала надо выбрать, про что пишем, – перебила Жанна, – А для этого надо выяснить, что интересно читателю. Я имею в виду, vox populi…

– Это не проблема, – заметил Тоби, – Можно использовать фок–марсового матроса. Я не знаю, кто сейчас на этом посту, и получится как жребий.

…

Фок–марсовым матросам оказалась крепкая смуглая девушка невысокого роста, скорее всего – этническая ланкийка. Возможно, она была чуть–чуть нескладной, но это вполне компенсировалось энергичностью и даже некоторым изяществом движений, и открытой улыбкой – есть такие люди, которые одной своей улыбкой могут внушить симпатию…

– Кэп, за время моей вахты особых происшествий нет. В оперативном радиусе 4 чужих военно–воздушных борта. Новозеландцы. 2 проблемных гражданских морских борта. Похоже, большие яхты в чилийской зоне ответственности, в 400 милях от Рапа–Нуи. В зоне потенциального подлета 1 бразильский КЛА. Высота 130 км, дистанция 3100 миль. Угрозы не представляет. Докладывала мастер–матрос Лакшми Дсеи.

Рэббит мельком глянул на один из обзорных экранов радара и кивнул.

– Понял тебя, Лакшми. А сейчас – не служебный вопрос. Хочешь – отвечай, хочешь – нет.

– Слушаю, кэп.

– Это – Жанна, она репортер из Канады, – начал капитан, – Она свой парень, и помогает этой юниорке Флэгг писать статью. Собирает мнения про то, что самое интересное на Элаусестере. Можно указывать несколько пунктов.

– Ну… – девушка задумчиво повертела указательным пальцем, – типа, свободный обзор Антарктического сектора, весь наш MBL между чилийской и новозеландской зонами. Никаких препятствий с юга. Абсолютно открытый океан. Если что – очень удобно…

– Да нет, – он покачал головой, – Я в смысле местных условий. Население, экономика, культура, ну, всякое такое. Личные впечатления.

– А–а, – сказала она и задумалась уже на более длительное время.

– Чем бы ты удивила своего друга, если бы он спросил про Элаусестере, – подсказала Жанна, – что бы ты сообщила ему интересного, необычного, веселого?…

– Я бы, во–первых, рассказала про фестивали зеленых черепах. Но это субъективно. Они были темой моего дипломного проекта в колледже. Черепахи, а не фестивали, я имею в виду. А про фестивали я узнала только когда нас перебросили сюда из Микронезии.

– Ты биолог по специальности? – уточнила канадка.

– Нет, я училась по системам навигации и автоматического распознавания целей.

Жанна улыбнулась и покачала головой

– Вот уж не знала, что черепахи занимаются распознаванием целей.

– Занимаются, – ответила матрос, – С 2006 года. US Navy, проект «Madlen». Торпеда–робот, имитирующая силуэт и характер движения зеленой черепахи. Отличить такую штуку на радаре от настоящей зеленой черепахи – не простая задача. Но решаемая.

– О, боже! У вас о чем не заговоришь, получаются или торпеды, или атомные бомбы.

– Это я к слову, – пояснила Лакшми, – А сейчас я занимаюсь настоящими зелеными черепахами. В смысле, наша научно–прикладная группа ими занимается. У них своя психология. Не как у дельфинов, конечно. Но, если понимать, чего они хотят, что им нравится, то с зелеными черепахами тоже можно как–то договориться …

– Боюсь, лучше мне не спрашивать, о чем вы с ними намерены договариваться.

– Это ты зря, – ответила Лакшми, – у нас там есть и гражданская тематика. Бионика, океанография, геология дна. Ты знаешь, что зеленые черепахи пересекают океаны с постоянной скоростью 10 – 20 узлов, и ныряют на глубины до 1400 метров? А что у каждой зеленой черепахи есть родина, и леди–черепаха каждый сезон возвращается именно на свой родной остров или атолл, чтобы заняться сексом и отложить яйца? Представь: она плывет для этого иногда за полторы тысячи миль!

– А почему другие острова ее не устраивают? – поинтересовалась Жанна.

– Пока не знаем. Но это ведь не просто так, верно? В этом есть какой–то практический смысл. Зачем–то они собираются на эти фестивали соотвечественников. И аборигены зачем–то копируют эти фестивали. Я имею в виду, местные сексуальные ритуалы.

Доктор Рохо Неи похлопал Жанну по плечу.

– Я ведь тебе говорил о ритуалах, не так ли? Вот, пожалуйста. Жалко, что ты не видела этот фестиваль, он всего два раза в год. Впрочем, есть и другие ритуалы на ту же тему.

– Расскажешь подробнее? – спросила она.

– Разумеется. Еще и видео–ролики покажу. А что еще нам сообщит матрос Дсеи?

– Ну… – Лакшми снова задумалась, – Вообще вся здешняя farm–life. В смысле, не только дома–деревья, плантации водорослей, морские коровы… Хотя, и это тоже. Оно какое–то игрушечное. Если хочешь знать мое мнение, то аборигены как–то слишком срослись со своей культурной флорой и фауной. Типа, не вдруг поймешь, где заканчивается фауна и начинаются фермеры. Я не против того, чтобы быть ближе к природе, но… Короче, эти ребята, вроде бы, образованные, толковые, но как они обходятся без частной жизни? Ты заметила – тут ни у кого нет даже своего угла. Я раньше такое видела только в секторе Западно–Новогвинейского моря, где первобытные люди, как в учебнике экоистории.

Жанна кивнула в знак полного согласия.

– Да, меня это тоже поразило. На мой взгляд, это самое неприятное в коммунизме. Люди здесь лишаются индивидуальности.

– Нет, Жанна, – возразила матрос, – Тут ты здорово ошибаешься. Эти аборигены, сплошь яркие индивидуальности. Но они все нараспашку, даже в смысле настроения. Абориген встает утром и рисует у себя на коже рисунок: под настроение. Видела, наверное?

– Да, – подтвердила канадка, – Занятный обычай. Может быть, они так компенсируют отсутствие одежды. В других обществах люди одеваются под настроение, не так ли?

– Может быть так, а может, и наоборот. В смысле, мы компенсируем тряпками разного фасона то, что не умеем выражать рисунками на коже. Рисунок индивидуальнее, чем одежда, ага? И еще: у аборигенов все хозяйство устроено так, чтобы каждый научился делать любую работу. Но это ни хрена не лишение индивидуальности. Каждый из них подходит к любой работе по–своему. Это для аборигенов принцип жизни: их хлебом не корми, только дай сделать что–то этакое. Ты ходила в их публичную жральню?

– Да, – Жанна невольно улыбнулась, – креативно, ничего не скажешь.

– То–то и оно, – сказала Лакшми, – каждая смена готовит по–своему, и изобретает свои приколы про то, что приготовила. Или эти их авиа–кондомы.

– Что–что?

– Inflatable wings, – пояснила та, – Надувные флайки. Ты видела, сколько здесь летает разных моделей? И треугольники, и ромбы, и диски, и вообще какие–то растопырки. Каждую такую штуковину нужно придумать, рассчитать, расчертить выкройку, потом собрать и склеить все это. Короче, охеренная гора усилий мозгами и руками. А они от этого прутся. Или дойка морских коров. Тут, казалось бы, ничего не придумаешь: одна корова, две сиськи. А они и тут делают что–то прикольное. Ладно, коровы – это фауна, они живые, интересные. Но возьмем чистку сортиров. Тебе бы пришло в голову сделать говнокачку, на которую смотришь и покатываешься со смеху? Нет. И мне – нет. Такие дела. А знаешь, в чем фокус?

– В чем? – спросила Жанна.

– В том, как у них все устроено с детьми. Как они с ними играют. Как они их учат. Как рассказывают про все вокруг. С детей этот креатив и начинается. Я тебе точно говорю.

– Да, – согласилась канадка, – Они учат детей довольно необычно. Но то, как они их делают – еще более… Даже не знаю, как сказать…

Лакшми легкомысленно махнула рукой.

– Это, как раз, не важно. Если хочешь знать, в каждом community свой экстрим. Где–то охотятся на акул с ножиком, где–то катаются на виндсерфе в шторм, а тут – вот так.

– Нет, важно! Это разные вещи – рисковать своей жизнью и рисковать жизнью бедняг, которые слишком малы, чтобы… Это безответственное отношения к младенцам…

– По ходу, если смотреть под таким углом, то вообще не надо никого рожать, – сказала Лакшми, – Прикинь: планета – отстой, люди – говнюки, война, глобальное, joder conio, потепление. Вся галактика какая–то кривая. Хули детям делать в такой вселенной?

– Наверное, я неправильно выразилась, – ответила Жанна, – Честно, говоря, я просто не знаю, как это назвать, но это кошмар. Сначала этот обряд с тремя мужчинами – знаешь, одно это уже унизительно. А потом эти чудовищные животы. Я удивляюсь, как можно двигаться с таким животом. Несчастные девчонки, зачем им это надо? А эта россыпь младенцев размером с котенка? Не может ничего нормальное так ужасно выглядеть!

– Что ты на меня наезжаешь, как будто я все это придумала? – спокойно спросила фок–марсовый матрос, – Я же говорю: это экстрим. Мне это тоже не нравится. Но что делать, если у этих ребят такая религия? Они думают, что это, типа, их личный вклад в светлое будущее. Херня, по–моему, но может быть, я просто чего–то не понимаю в этой жизни. По–любому, они не нарушают Хартию, а остальное – их личное дело.

Канадка почувствовала, что краснеет от возмущения.

– Значит, личное дело, да? А этих детей, рождающихся пачками, тебе не жалко? На них что, не распространяется ваша Хартия? На них плевать? Они – законный объект каприза сумасшедших мамаш с безумным религиозным фанатизмом?

– На счет детей, это ты зря, – заметила Лакшми, – О детях они очень заботятся. Никак не меньше, чем в других местах. Скорее, даже больше. Они все время возятся с детьми, это тоже часть их религии. Физкультура, обучение, и все такое прочее. Со мной в учебном подразделении был мальчишка с Элаусестере. 16 лет. Минимальный возраст контракта. Они отсюда часто идут в армию, потому что хорошо к этому делу приспособлены.

– Идеальное пушечное мясо? – скептически уточнила Жанна.

– Ни хрена себе, ты сказала… – Лакшми повернулась к Рэббиту, – Кэп, мне можно тут излагать свои выводы про этого парня, или это будет против инструкции?

Капитан в некотором недоумении развел руками.

– Матрос Дсеи, ты свой контракт читала? Там дан исчерпывающий перечень секретной информации. А чем ты занималась с парнями в свободное время, и как ты этих парней оценила – это твое личное дело. Можешь поделиться. Это даже интересно.

– Это крайне интересно, – согласился доктор Неи, – И вообще, я, как настоящий канак, люблю послушать, как две красивые жещины спорят о мужчинах.

– Ну, тогда вот, – сказала Лакшми, – Во–первых, на счет мяса. Я вообще–то в курсе, что у вас на Западе, ребята с мозгами не видят особой разницы между армией и скотобазой. Может, там это и правильно, а здесь другая система. Думаю, тебе лучше сначала самой разобраться, что здесь как устроено, а уж потом делать выводы. Это нормальная идея?

– Пожалуй, да. Но что значит «хорошо приспособлены к этому делу»?

– Это значит: такой человек в команде делает ее умнее и сильнее. Как в футболе. Один яркий игрок может инициировать лучшие качества всех остальных. Это понятно?

– Не очень, если честно. Я лучше понимаю на примерах.

– Aita pe–a. Вот пример: тест «полюс недоступности». 6 бойцов в надувном плотике на южной широте 50 и западной долготе 125. Ближайшая суша – атолл Дюси–Питкерн, в 1450 милях к северу. Теоретически, на плотике можно дойти за пару недель, но ваша задача – дойти в боеспособной форме. У каждого под левой лопаткой – датчик, и если параметры любого бойца падают ниже нормы, автоматически дается сигнал, и финиш. Всю команду через полчаса снимают с маршрута. У нас есть только сетка–дрифтер для рыбы и планктона и конденсатор для воды. Флаг в руки.

– И какой процент добирается до цели?