Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 88 страниц)
– Потому, что у него голова, как вся канадская академия наук, – вставил Декс.
– Сомнительный комплемент, кстати, – весело прокомментировал Фрэдди, – В лавке под названием «Royal Society – Academies of Arts, Humanities and Sciences of Canada» нет ни одной головы… Я имею в виду не шляпную болванку, вырастающую на шее у любого организма вида Homo Sapiens… Слово «Sapiens» здесь чистая формальность…
– Я поняла твою мысль, – перебила Жанна, хлебнув пива, – а ты как–то связан с наукой? Таири говорила про какие–то электрические пушки…
– Не какие–то, а какие надо! – вмешалась Рори, – Это классная штука для космоса.
– Очередные «звездные войны»? А я думала, ты пацифист. Биттлз и все такое…
Фрэдди смешно поднял брови и почесал в затылке.
– Начнем с того, что нигде, кроме таблоидов и академической прессы (это практически, одно и то же), подобное устройство давно не называют «electric–gun» или «rail–gun», а используют инженерный термин «railtron». Это – самый дешевый двигатель для разгона космических аппаратов. Правда – беспилотных, поскольку ускорения очень велики.
– Жюль Верн, из пушки на Луну? – предположила Жанна, – Только при чем тут рельсы?
– Пушка тут, в общем, не при чем, – ответил Фрэдди, – а вот рельсы как раз, главное. По–хорошему, рейлтрон, больше всего похож на электро–дрезину, которая катится по двум рельсам, если через них в противоположных направлениях течет постоянный ток. Сама дрезина должна, конечно, быть электропроводящей, чтобы ее разгоняла сила Ампера.
– Увы, – Жанна вздохнула, – у меня было всегда не очень хорошо с физикой.
– Это у физики было не очень хорошо с тобой, – поправил он, – за тот метод, которым в американских и европейских школах преподают физику…
– … Надо скармливать акулам, – договорил за него Декс.
– О, боги Олимпа! – воскликнул Фрэдди, – Как я, биомеханический гуманист, попал…
– … В кампанию таких моральных уродов, – весело договорила за него Рори, – а что ты имел в виду, начиная зачитывать приговор вашей школьной физике?
– Всего лишь beruf–verboten! Гуманный запрет на профессию! Никакого насилия!
– Знаешь, Фрэдди, – вмешалась Жанна, – будет классно, если ты расскажешь мне, во–первых, про эту дрезину, а во–вторых, про этот «биомеханический гуманизм».
Рори хлопнула Декса по плечу.
– Хей, не будем мешать! Пошли, повесим в i–net это авиашоу. Типа, боевой пилотаж королевы Рапатара, заснятый пораженными ужасом пуританскими яхтсменами.
– Вы озверели! – возмутилась Жанна.
– Но прикольно же! – возразил Декс.
– А, делайте что хотите, – она небрежно махнула рукой, – Все равно, хуже уже некуда.
…
Фрэдди умел рассказывать увлекательно и весело о вещах, которые в школе нагоняли на Жанну неописуемую скуку. В его рассказах, металлические штучки, разгоняющиеся на рельсах под током до скорости несколько километров в секунду, превращались в неких героев, завоевателей ближнего, а затем и дальнего космоса. Даже процесс получения мощного электрического импульса в рельсах вдруг оказался веселым. Фрэдди взвесил в руке большую (галлон) бутылку виски и сообщил:
– Хорошая вещь. С такой бутылки десять парней могут нализаться, а могут – запустить фунтовый спутник связи класса «Olborg». Сейчас расскажу как. Тут 2,5 литра воды и 2 литра, или полтора килограмма спирта. При его окислении в топливном элементе, даже если мы потеряем треть энергии, остатка хватит, чтобы разогнать фунт груза до 8 км в секунду. По глазам вижу, что ты мне не веришь. Мол, в космос на виски не летают…
– Не верю! – со смехом, подтвердила Жанна.
– О, черт! Ты жутко недоверчивая девушка! Час назад ты мне не верила, что с детской железной дороги, при минимальной модернизации, можно запустить вагон в космос. Я помню твои слова: «на детских паровозиках в космос не летают». ОК! Я опять сделаю расчеты прямо у тебя на глазах, чтобы ты потом не сказала, что я жульничал!
Потом, он перешел от виски к атомным источнкам энергии, а после этого – рассказал о Великой Антарктической Дури, на первую серию испытаний которой он полетит через неделю с Раротонга (откуда до Антарктиды рукой подать – всего 3000 миль).
– Если бы не братья–экологи, все это можно было бы сделать на Баффиновой земле, но, едва мы заговорили о том, что мини–АЭС будет поднята на дирижабле в стратосферу, начался такой крик: «Ах, радиация! Белые медведи начнут светиться в полярную ночь! Несчастные белые медведицы станут рожать двухголовых зеленых медвежат! Тьфу!».
– А зачем ее поднимать? – не поняла Жанна.
– Сопротивление воздуха! Нам надо подняться выше 30.000 метров, иначе снарядик из нашей пушки перегреется раньше, чем вылетит в космос, а кроме того – затормозится. Хорошо, что в меганезийской Антарктиде нет ни одного «зеленого», а то пришлось бы лететь на Луну, что проблематично по деньгам.
– Вы будете испытывать эту дурь на меганезийской территории? – удивилась она, – Это несмотря на скандал вокруг Рапатара и…
– Слушай, – перебил он, – Никто, кроме слабоумных зрителей телесериалов и еще более слабоумных парламентариев, не принимает это всерьез. «Canadian Space Agency» уже много лет работает с меганезийцами по низкобюджетным космическим проектам.
– Я не знала…
– Ха! А почему, как ты думаешь, спутниковая связь стала втрое дешевле?
– А как парламент разрешает CSA работать вместе с… Вероятным противником?
– Парламент – просто болваны. Новозеландские овцы – и те умнее. Кто им расскажет?
– А еще говорят, что у нас демократия, – вздохнула Жанна.
– Это нормально, – заметил Фрэдди, – Надо же говорить обывателям что–то приятное.
И тут раздался радостный визг из рубки, где Рори и Декс игрались с ноутбуком.
– Мы выиграли конкурс любительских клипов об авиашоу?! – крикнула Жанна.
– Нет! – крикнула Рори в ответ, – Комиссия принесла тебе официальные извинения!
– Что?!
– Сейчас покажем! – из рубки появился Декс, неся ноутбук, как праздничный торт.
На экран была выведена страничка «заявления для прессы» с сайта «Canadian Radio–television and Telecommunications Commission». Одно из этих заявлений называлось: «Релиз о фото– и видео– контенте в материалах Жанны Ронеро, Green World Press».
«Комиссия рассмотрела жалобу союза «Христианские горизонты» и др. ассоциаций на фото– и видео– съемки обнаженного тела малолетних (т.е. лиц, не достигших 18 лет) в публично демонстрируемых материалах репортера «Green World Press» Жанны Ронеро (Хаамеа). Действительно, в материалах есть такие кадры, однако, имеющееся в жалобе утверждение, что они носят аморальный характер, не соответствует действительности. Эти кадры сняты в королевстве Рапатара. Они отражают этно–культурные традиции страны и обычаи правящей семьи Хаамеа, являются культурно–просветительскими и научно–этнографическими, и соответствуют всем нормам морали. Комиссия приносит извинения Его Величеству Лимолуа та–Руанеу Хаамеа, королю Рапатара, Жанне Ронеро (Хаамеа), королеве–матери Тиареиао Хаамеа, и другим членам королевской семьи, чье достоинство могли задеть безответственные публикации отдельных авторов по поводу этих материалов. Комиссия выносит предупреждение редакции «Salt and Light TV» за выпуск в эфир программ, возбуждающих расовую и религиозную вражду, и указывает союзу «Христианские горизонты» на недопустимость клеветы, оскорблений и актов религиозной нетерпимости в масс–медиа. Комиссия выражает надежду, что имевшее место недоразумение не повлечет политических последствий и не нарушит дружбы и взаимопонимания между народами и правительствами Канады и Рапатара».
Жанна фыркнула и тряхнула головой.
– Я первый раз вижу, чтобы Комиссию по коммуникациям так радикально поставили в позу dog–style. А я еще смеялась, когда Таири и Хаото мне это говорили.
– А, по–моему, – заметил Декс, – закономерное явление. Они даже перед исламистами и ортодоксами прогибаются, а каннибалы–акулопоклонники гораздо круче..
Рори принесла из рубки гитару и, протянув ее Фрэдди, решительно сказала:
– Хватит науки и политики. У нас, по ходу, круиз, а не симпозиум, ага?
– Ну, да, согласился Фрэдди, взял гитару, и пробежался пальцами по струнам, – Если никому еще не надоели лучшие в мире песни в моем халтурном исполнении…
– Не надоели!!!
– Ну, тогда…
Nothing you can know that isn’t known.
Nothing you can see that isn’t shown.
Nowhere you can be that isn’t where you’re meant to be.
It’s easy.
All you need is love (all together, now!)
All you need is love. (everybody!)
…
Это было по–настоящему здорово! Огромный океан вокруг, свежий ветер, надувающий паруса, огромное яркое солнце, музыка, и отличный парень Фрэдди… О, черт! Если бы она знала, что будет так здорово, то, наверное, плюнула бы на все эти дурацкие, никому (если разобраться) на фиг не нужные, дектективные истории… Но уже слишком поздно что–либо менять и отменять. Время и место действия назначены.
Когда, вскоре после заката солнца, в синевато–белом свете портовых прожекторов они подошли к рыбацкой пристани Аитутаки–Арутанга, ей ужасно не хотелось сходить на берег и она минут 10 целовалась с Фрэдди, повторяя, кажется, вслух «Я ведь ухожу не очень надолго, мы скоро увидимся, и все будет прекрасно… Да, все будет прекрасно!».
Потом она сошла на причал, катамаран отошел от берега, и еще некоторое время было слышно, как Фрэдди, перебирая струны, напевает:
You’ll never know how much I really love you.
You’ll never know how much I really care.
Listen,
Do you want to know a secret…
…
=======================================
49 – ЗИГМУНД РАШЕР. Нацистский преступник.
Дата/Время: 11 – 12 сентября 22 года Хартии.
Место: Меганезия. Округ Саут–Кук.
Атолл Аитутаки, остров Такутеа и Тихий океан..
=======================================
Снэп был деловит и немного нервничал.
– … Только ты учти, Жанна, этот Флаффи – странный парень.
– Учту, – нервно буркнула она.
– И еще, – сказал он, – По Хартии, намеренное вторжение в частное домовладение – это серьезный крайм. Если тебя застукают копы, то локальный суд влепит тебе верных 500 дней каторги, и ты застрянешь здесь почти на полтора года в ошейнике.
– Не пугай, ладно?… Кстати, раз ты об этом заговорил – куда тут обычно отправляют?
– Если на Аитутаки, – ответил Снэп, – то аэроверфь, где строятся дирижабли. Если на Атиу, то фабрика пластиков, а если на Маукеа, то строительство новой АЭС.
– В случае чего – переживу, – решила Жанна, – Тебе–то ничего не будет?
– Мне? – удивился он, – Я сделаю морду кубиком и скажу, что нашел тебе авиарикшу–экстремала, а зачем он был нужен – я понятия не имел. Не бойся. Если что, мы с Оюю будем тебя навещать на каторге каждую неделю – не вопрос. Еще попросим знакомых ребят, студентов. Они тоже будут навещать. Но лучше, все–таки, не попадайся, ОК?
– Я постараюсь, – пообещала Жанна.
– Постарайся. А сейчас иди по 9–му пирсу, и смотри направо. Увидишь флайку с двумя зелеными светящимися рыбами на фюзеляже – скажи: «Я – Джейн от Игга, ищу Алмаза Флаффи». Первую половину денег дашь ему после взлета, а вторую – перед посадкой на обратном пути, и никак иначе. Будет бычить – скажи, пусть учит правила.
– Ты уже говорил. Ну, я пошла. Спасибо, Снэп. Ты – настоящий друг. И Оюю – тоже.
– Удачи, Жанна.
Снэп слегка хлопнул ее ладонью по попе: на счастье. Она поправила рюкзачок на плече и пошла вдоль аллеи, а потом, свернув на 9–й пирс – по его правому треку. Два последних пирса – 9–й и 10–й – были освещены слабо, так что ориентирами служили разноцветные фосфоресцирующие метки на флайках. Новенький «SkyEgg» с силуэтами зеленых рыб, был припаркован примерно в середины пирса. Рядом, сидя на корточках, курил сигару мужчина непонятного возраста, одетый в яркий пятнистый балахон, сандалии на босу ногу, и очки, похожие на фасеточные глаза стрекозы, закрывающие половину лица. На голове у него было заплетено не менее полусотни мелких косичек–дрэдов. Типичный представитель ямайско–эфиопской субкультуры «Rasta».
– Я Джейн от Игга, – сказала Жанна, – ищу Алмаза Флаффи.
– Ищи, – сказал он, равнодушно пожав плечами, – Мне–то хули с того?
– Что, и деньги тебе не нужны? – уточнила Жанна, неплохо знавшая такой тип людей.
– А у тебя что, есть лишние? – все так же равнодушно спросил растаман.
– Когда взлетим – будут, – в тон ему ответила она.
– А далеко ли тебе лететь, Джейн?
– 90 миль туда, столько же обратно, и 4 часа там. Даю штуку фунтов.
– Туда – это куда?
– Туда – это туда. Взлетим – скажу.
– ОК, – сказал он, протягивая руку, – давай гроши, садись в тачку.
– Учи правила, Флаффи, – твердо сказала она.
– Вот, кошка драная, – проворчал растаман, – ну, садись пока так.
…
Информацию о пункте назначения, сообщенную сразу после взлета, Флаффи воспринял совершенно безразлично. Повернув флайку на South–South–West, он спокойно протянул руку, получил 5 стофунтовых бумажек, убрал их в недра своего балахона, и сказал:
– Слушай сюда, я два раза не повторяю. Первое: парковка в полумиле от берега, не ближе. Второе: хабара больше центнера не возьму, у меня не грузовик. Третье: я жду 4 часа, а через 4 часа и одну секунду, разворачиваюсь и чао. Если опаздала, то твои проблемы, а пол–штуки мои, и никто никому ничего не должен. Четвертое: если поднимется шум, то смотри пункт третий. И меня не бахает, кто поднял шум. Поняла?
– Годится, – ответила она.
Все 40 минут полета они молчали, если не считать пыхтения, которое издавал Флаффи, дымя своей сигарой, и чихания Жанны, которая с трудом переносила табачный дым в закрытых помещениях. Впрочем, возможно именно задымленность кабины сделала для канадки прыжок в темное ночное море с высоты около 10 метров удивительно–легким. Ей очень хотелось выбраться из этой летучей пепельницы на свежий воздух.
Плюх!!!
Полная темнота под водой на несколько секунд испугала Жанну, так что она отчаянно заработала конечностями, всплывая на поверхность. Вынырнув, она покрутила головой над водой, и увидела тусклый размазанный свет над островом Такутеа. Расстояние тут было не определить, но она рассчитывала, что до берега не более полумили. Где–то в противоположной от острова стороне еще различалось едва–едва слышное стрекотание движка флайки. Жанна легла на спину и, стараясь не напрягаться, и попусту не тратить силы, поплыла к берегу. Следующий час показался ей вечностью. Плыть было легко. Гораздо сложнее было не думать, что (точнее, кто) может плескаться рядом. Даже чуть слышный всплеск, вызванный, вероятно, рыбкой размером с ладонь, бросал ее в дрожь. Когда она выбралась из воды на северо–западном пляже Такутеа, то чувствовала себя совершенно измотанной, а от мысли, что обратно до флайки придется проплыть, как минимум, то же расстояние по темному морю, Жанне становилось нехорошо…
«Не думать об этом! Если удастся сделать кадры и убраться отсюда, то все остальное – просто мелочи. Как–нибудь доплыву. В конце концов, люди сутки держатся на воде в открытом море. Даже если этот сраный Алмаз Флаффи улетит, то при основательности местной службы спасения, после рассвета меня найдут и вытащат. Все. Успокоилась».
Она осмотрела сначала себя. Все ОК, если не считать, что с мокрых шорт и топика на песок падали капли воды. Казалось, что каждая капля разбивается у ее ног с громовым ударом, хотя было совершенно ясно, что этот звук уж точно глушится шумом прибоя. Жанна открыла чехол на поясе и извлекла мобайл. Работает. И даже нет капель ни на сенсорной панели, ни на экране, ни на объективе камеры. Водоотталкивающий слой, который делал эту модель на четверть дороже других, действовал безотказно. Экран немного светился, но Жанна расчитывала, что со стороны это не заметно. На море не бывает полной темноты в ясную ночь. Свет звезд и слабая люменисценция воды.
Квадратное здание форта в глубине острова было совершенно темным, если не считать одного углового окна в первом этаже (скорее всего, там было расположено караульное помещение). Жанне отсутствие дополнительного света было на руку: камера этого мобайла могла вести съемку в ИК–диапазоне. Экранчик, работавший как видоискатель, можно было использовать, как ноктовизор. Впрочем, на пляже было достаточно света: Яркие звезды, и (черт возьми) светящаяся табличка, информировавшая о том, что здесь частное владение, и что посторонним вход строго воспрещен.
«Збигнев Грушевски попался на том, что включил фонарик, – думала Жанна, – Если не повторять этой ошибки, то все пройдет, как по нотам. Всего–то: обойти вокруг форта с камерой и вернуться назад, подробно сняв то, что находится с обратной стороны этого квадрата: вольеры для заключенных и крематорий. Главное – спокойствие. Все. Я иду».
Прямо перед ней в зарослях пандануса видна была просека, ведущая к форту, но по ней идти не следовало. Как бы не была неаккуратна и ленива здешняя охрана, этот маршрут она точно контролирует. Жанна огляделась и двинулась к зарослям слева от просеки – здесь они были ближе. Панданус никогда не растет густо, так что пройти можно везде…
Только вот дойти до зарослей она не успела.
Ослепительно–яркие прожектора вспыхнули с четырех сторон. Это было, как хлесткий удар по глазам. Жанна закрыла лицо руками и остановилась, как вкопанная.
«Надо сделать над собой усилие, и бежать», – подумала она.
«Если еще не поздно», – добавил гадкий внутренний пессимист в ее мозгу. Она отняла руки от лица и чуть приоткрыла глаза.
«Вот теперь точно поздно», – сообщил внутренний пессимист.
Между ней и зарослями пандануса редкой шеренгой, неподвижно стояли 9 эсэсовцев. Черные мундиры. Черные фуражки с блестящими серебряными кокардами «мертвая голова». Черные сапоги. Черные автоматы, висящие на ремнях перед грудью. Строго одинаковые позы: ноги – врозь, руки – на автомате. И одинаковые лица, наполовину скрытые зеркальными очками, сверкающими в лучах прожекторов…
«Сейчас они меня убьют, – с холодной ясностью подумала она, – Сейчас меня…».
Эсэсовец, стоявший в центре шеренги, сделал два размашистых шага вперед, выбросил правую руку в нацистском приветствии и, четко разделяя слова, отрапортовал:
– Товарищ рейхсфюрер Пацифиды! Гвардейский краснознаменный взвод африканского гестапо имени Его Величества Теодора Рузвельта для последнего парада построен!
– Вольно, сеньоры фашисты, – раздался голос растамана за ее спиной, – Нонг, где Эрни?
– Спит, – ответил кто–то, – просил будить только по вашему распоряжению, сен майор.
Жанна изумленно оглянулась. Тот самый, новенький «SkyEgg» с яркими силуэтами зеленых рыб на фюзеляже, покачивался у берега, там, где песчаная коса гасила волны прибоя. Никакого растамана уже не было. Рядом с флайкой, по колено в воде, стоял дядька лет 45, одетый в шорты и армейскую рубашку с нашивками.
– Ну, Мисс Ронеро, что вы на меня смотрите, как кошка на короля червей? – проворчал этот тип, идя к берегу – Майора никогда не видели? Казалось бы вы – взрослая девушка, репортер. Где ваша техника? У вас мобайл с камерой? Тоже нормально. Вы прилетели снимать кино, так снимайте. Почему за вас должна работать Ллаки Латтэ?… Ллаки, ты сняла явление мисс Ронеро из пены морской, а также, построение и рапорт?
– Ага! – раздался звонкий голос из замаскированного динамика, – С пяти ракурсов!
– Умница, – сказал майор, снимая сандалии, – Терпеть не могу ходить в мокрой обуви, лучше уж босиком… Мисс Ронеро, вы будете снимать или будете смотреть на меня и хлопать красивыми ресницами? Это очень эротично, но вы сюда не за этим летели. Да, кстати (он извлек из кармана шорт 500 фунтов и протянул ей), это ваши, возьмите.
Жанна автоматически взяла деньги, убрала к себе в карман, и нерешительно спросила:
– Извините, а вы кто? В смысле, майор чего?
– Вот когда вы включите свою долбанную камеру, тогда я представлюсь. И не забудьте переключить с ИК–диапазона на оптический. Надеюсь, света вам достаточно?
– Да, – пролепетала она, взяла камеру сменила режим, и поймала дядьку в видоискатель.
– Ну, теперь задавайте вопросы, – сказал он, – Вы что, первый раз делаете репортаж?
– Нет, – обиделась она, – У меня стаж почти пять лет. Но я, знаете ли, растерялась. Эти прожекторы, нацистская униформа, и вообще, это странное место…
– А почему это место такое странное? – спросил он, и сам же ответил, – Потому что все остальные места очень не странные. Должно же быть хоть одно очень странное место! Между прочим, это не я придумал, а Люис Кэрролл, великий английский математик… Хм… Вы не попросили меня представиться, так что я сделаю это по своей инициативе. Итак, я – Райвен Андерс, майор военной разведки Меганезии, сокращенно – INDEMI.
– А эти люди в нацистской униформе? Они…
– Повернитесь и посмотрите сами, – перебил Андерс, – Ребята снимите очки.
Она повернулась, и ей захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все происходит наяву. Из девяти людей в черных мундирах, трое были совершенно точно ей знакомы. Уфти и Рона она узнала мгновенно. Пуму – секундой позже. Юная африканка не очень изменилась со времени памятной встречи в Танзании, на берегу озера Тукаса, только ее появление здесь было так невероятно, что разум отказывался верить глазам.
– По ходу, это действительно мы, – сообщил Уфти, – Прикольно, ага?
– Но эта униформа, – растерянно пробормотала Жанна.
– Из театрального интернет–магазина, – сообщил мужчина чуть постарше, – Кстати, я – Нонг Вэнфан, лейтенант INDEMI. Мы с вами знакомы заочно по Африке (он отвесил Жанне церемониальный поклон «o–rei»). Это – военфельдшер Керк Скагэ, вы его тоже знаете заочно. Это – Йалмар Йолин, Олаф Экхелм и Фрис Ларквист, наши коллеги из Готеборга, Швеция… Сен майор, извините, что я без вашего распоряжения.
– Aita pe–a, Нонг, – успокоил майор Андерс, – у тебя это выходит гуманно, а я излишне давлю на собеседника. Дурная привычка … Ребята, вы можете снять эти тряпки.
Жанна почувствовала, что у нее горят щеки от стыда и возмущения.
– Извините, мистер Андерс, но то, что вы здесь устроили – это мерзко!
– Хорошая, здоровая реакция, – похвалил он, – Теперь попробуйте аргументировать.
– Я это сделаю, – пообещала она, – Но сначала скажите: здесь нет Зигмунда Рашера?
– Конечно, нет! Он ликвидирован в 1945, в Дахау, по приказу Гиммлера. Дрянной был человечишка… Как, впрочем, и Гиммлер. Каков хозяин, таковы и слуги.
– Значит, все фотодокументы и показания свидетелей – это ваши фальшивки?
– Скажем так: это – дезинформация, а кто автор – мы потом вместе с вами разберемся.
– Я повторяю: это мерзко! Вас интересуют аргументы? Так вот, одно то, что нацисты уничтожили миллионы людей в концлагерях – это достаточный аргумент!
– Мисс Ронеро, я не вижу логической связи вашего аргумента с нашей темой.
– Как, не видите? Вы возродили, пусть виртуально, гнусную нацистскую идеологию и соответствующую ей гнусную практику! Миллионы людей, которые поверили вашей фальшивке, испытали вполне реальные психические страдания.
– Пардон, мэм, что конкретно из перечисленного мы возродили?
– Для начала – вот эту униформу! – Жанна ткнула пальцем в сторону кучи эсэсовских мундиров, фуражек, сапог и автоматов («эсэсовцы» уже переоделись в желто–зеленые килты с силуэтом пляшущего лилового тапира и надписью «Interdyn–Taveri»).
– Вам же сказали: она куплена в магазине театрального реквизита.
– А эти эсэсовские автоматы «Schmeisser» что, тоже из театра? Не надо держать меня за идиотку! Это настоящее оружие!… Что вы ржете?!
Последние слова были обращены к меганезийцам и шведам, которые покатывались со смеху. Из участников маскарада только Пума сохраняла некоторую серьезность.
– Рекламная пауза, – объявил Райвен Андерс, – мисс Ронеро прошу вас взять любой из этих, как вы сказали, «шмайсеров», и прочесть маркировку.
– Ладно, – процедила сквозь зубы уже разозлившаяся Жанна, подошла к куче и подняла один из автоматов, – … О, черт, почему он такой легкий? Это все–таки игрушка?
– О! – воскликнул довольный майор, – Отличная реакция! Ллаки, ты снимаешь?
– Конечно! – снова раздался звонкий голос.
– Молодец. Включи мишени на 250, 400 и 500 метрах. Пума, подойди сюда, надо, чтобы ты постреляла. Мисс Ронеро, прочтите, пожалуйста, вслух маркировку на оружии.
– Мммм… Тут написано: «VIXI Interdyn–Taveri, Goteborg – Futuna». Это что–то новое?
– Вы правы! Это совместная разработка, продолжающая шведские оружейные традиции 1980–х. В те времена, проект сверхлегкой штурмовой винтовки калибра 4,5 мм не имел шансов на успех, но техника шагнула вперед. Вы увидите, что даже хрупкая девушка с собственным весом около ста фунтов, может достигать с этим оружием, весящим всего лишь 5 фунтов, внушительных результатов. А мы с мисс Ронеро выпьем по чашке кофе.
…
Бар–автомат с простыми пластиковыми столиками под светящимся навесом был очень уютным местом, но Жанна сейчас была решительно не способна это оценить.
– Что за цирк вы устроили с моим участием? Сначала этот сраный маскарад. Вы меня напугали до полусмерти, потом вставили меня в какой–то рекламный ролик… Или это прямой эфир? Я угадала? Да или нет?
– Да, – лаконично ответил он, ставя перед ней пузатую чашечку с ароматным кофе.
– Это чья–то рекламная кампания в стиле реалити–шоу!… Я снова угадала?
– Да, – повторил он, прикуривая сигару.
– Это просто свинство! – возмутилась она, – Я вам за это такое устрою…
– Вот, кто бы говорил про свинство, – вмешался худощавый мужчина, одетый в яркую гавайку и свободные светлые брюки, – Красивую девушку приглашают в гости, а она, даже не позвонив, лезет во все авантюры…
– О черт! – воскликнула она, – И вы здесь!?
– Ага, – весело сказал Эрнандо Торрес, координатор правительства Меганезии, – Вас это удивляет, Жанна?
– Меня уже ничего не удивляет, – пробурчала она, пробуя свой кофе, – Ваше гестапо так грубо поимело меня «в–темную»…
– Вот не надо про гестапо! – обиделся майор Андерс, – Вас хоть кто–то обидел?
– Еще как! – воскликнула канадка, – Прожектора в морду! Эсэсовцы с автоматами!
– Они вам хоть одно грубое слово сказали? Хоть пальцем тронули? Что вы молчите?
Со стороны берега послышалась короткая автоматная очередь.
– Кто стреляет, Райв? – спросил Торрес.
– Пума, – сказал майор, – Шведы от нее в восторге. Конечно, выдавать ее за обычную меганезийскую студентку–резервистку с Пелелиу – это мелкое жульничество, но…
– У вас тут везде сплошное жульничество, – перебила Жанна, – Вам, мистер Андерс, не стыдно было изображать обдолбанного растамана?
Раздались еще две короткие очереди с интервалом в пару секунд.
– А вам, мисс Ронеро, не стыдно было хамить человеку, который вам, вообще–то, в отцы годится? «учи правила», «туда – это туда»… Что глазки опустили? Знаете, Эрни, у нее такие манеры, как будто она воспитывалась в мозамбикской каторжной тюрьме.
– Вы первый меня послали на хуй, – огрызнулась она.
Пять одиночных выстрелов, почти без интервалов.
– Я не посылал вас на хуй, – возразил майор, – Я ответил «хули», когда вы сказали, что ищете Алмаза Флаффи. Давайте быть точными в изложении событий – ОК?
– Но вы всю дорогу дымили мне в лицо, и обозвали меня «драной кошкой».
– В мелко–криминальной среде «драная кошка» – это комплимент, – невозмутимо сказал Андерс, – а если вас беспокоил дым, то вы могли попросить меня не курить в кабине.
– При чем тут ваша мелко–криминальная среда?!
– При том, юная леди, что вы наняли авиа–рикшу для криминального проникновения на частную территорию с целью слежки за владельцами.
Три короткие очереди подряд.
– Я – репортер! У меня была информация, что здесь скрывается военный преступник, и что здесь организован концлагерь, где бесчеловечно обращаются с заключенными!
– Если бы я вызвал полицию, она бы подняла вас на смех с такими объяснениями. А суд вклеил бы вам шесть месяцев бесплатного круиза вокруг атолла на планктонной ферме.
– А мне говорили – полтора года.
– Это если бы суд признал попытку грабежа, – сообщил Райвен, – а так – шесть месяцев.
Еще пять одиночных выстрелов с короткими интервалами.
– Кстати, – сказала Жанна, – ваши тонтон–макуты пытались убить Збигнева Грушевски. Если бы не случайно заметивший его рыбак–полинезиец, он бы погиб в океане.
– Что за тема? – насторожился Торрес, – почему я не в курсе.
– Гнилая тема, Эрни. Сейчас вам доложат, – майор извлек из кармана woki–toki и ткнул кнопку, – Уфти, зайди в бар, есть несколько вопросов… Ладно, двадцать секунд.
– Так что за тема, Райв?
Снова пять одиночных выстрелов.
– Я уже вызвал сержанта Уфти Варрабера, который имел дело с Грушевски. Он просил разрешения задержаться на 20 секунд, пока Пума отстреляется. Он за нее переживает…
– Понятно, – перебил координатор, – Aita pe–a.
– За Збигневом охотился снайпер, – сообщила Жанна.
– Вот как? – удивился Торрес, и пошел наливать себе вторую чашечку кофе.
Простучала длинная очередь.
– Готово, – сказал майор, – Сейчас придет Уфти и все расскажет.
– Жду с нетерпением… Кстати, кто стреляет следующим?
– Фрис, шведка из технического университета Чалмерса.
– Вызывали, сен майор? – спросил Уфти, по обыкновению бесшумно материализуясь рядом со столиком.
– Да. Расскажи координатору Торресу, что за ерунда вышла с этим поляком.
– А… – уныло протянул настоящий папуас, – Я так и знал, что из–за этого говнюка…
– Без лирических отсуплений, – перебил Эрнандо.
– Нам дали ориентировку на Збигнева Грушевски, когда он полетел с Тинтунга на Атиу. Тут всего 12 миль, ясно было, что он возьмет на Атиу катер, и выберет самую дешевку, потому что жадина и кондом. Так и вышло. На Такутеа он пришел в 2:30 ночи и стал тут шастать с фонариком. На ноктовизор денег пожалел. Ну что взять с кондома?
– Вы за что–то его очень не любите, – заметил Торрес.
– Он сам себя не любит, сен координатор. Вот вы бы стали ходить ночью по вражеской базе, размахивая фонариком, который за пол–мили видно?
– Вы уже заранее его не любили, еще до катера и фонарика, не так ли?
– Так, сен координатор.
– За что?
– Этот сраный Грушевски работает на «Trwam TV» – канале польского филиала римской католической церкви, – пояснил Уфти, – Вообще–то их лавочка отсюда депортирована, и его надо было поставить к стенке прямо при сходе с трапа.
– Сержант Варрабер! – рявкнул Андерс, – Если бы вы внимательно читали решение суда по польско–римским католикам, то уяснили бы, что оно относится к чиновникам этой организации, связанных с ней фондов и политических партий, но не к медиа–акторам.
Снова раздалась короткая очередь.
– Я чисто философски сказал, сен майор, – уточнил настоящий папуас, – Я не собирался обнулять этого кондома, хотя за Владу Смигл это следовало бы сделать по–любому.
– Я не в курсе этой истории, – заметил Торрес.
– Это чисто африканское дело, сен координатор. В Самбае, в городке Китве есть старая миссия польских иезуитов. Там работала классная тетка, Влада Смигл из Кракова. Она помогала всем – у нее было такое представление о религии. В частности, она добывала пре–стоппер для девчонок, которых изнасиловали. А по сраным римско–католическим правилам она обязана была внушать им, чтобы они рожали. Мы ей давали пре–стоппер даром. В смысле, покупали за свой счет, он дешевый. А эта срань, Грушевски, узнал, и сделал про нее репортаж типа «Грязная сука – убийца нерожденных младенцев». Ну, вы знаете этих римо–католиков. Влада из–за этого погибла. Паршивая история, сен Торрес. Если бы этот урод не смылся из Самбаи, мы бы его обнулили. И никто бы не узнал.
