Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 88 страниц)
– Эти дурилки не умеют сами взлетать и садиться, – пояснила Дилли, раскрывая ноутбук с радио–модулем – Точнее, умеют, но бездарно. Так что, мы их сами…
– Ну, все, погнали, – сказал Зиппо (его ноутбук уже работал).
Совсем тихо, как крылья крупного насекомого, застрекотали пропеллеры первых двух «самумов». С интервалом в четверть минуты, обе машинки прокатились полста метров по грунту и взмыли в небо. Затем так же взлетела вторая пара… третья… четвертая.
…
Командир самбайского корпуса организовал движение вполне грамотно. 30 грузовиков по 26 бойцов в каждом (24 – в кузове, 2 – в кабине), перемещались со скоростью 25 км в час, с интервалом 5 метров. В голове колонны шел бронетранспортер, в центре и в хвосте – два легкобронированных «хаммера». Еще один «хаммер» был выдвинут на 300 метров вперед. При движении по бедной крупными естественными укрытиями саванне, этих мер, даже в ночное время суток, должно было быть достаточно, чтобы избежать серьезных потерь при наземной засаде. Фланговые дозоры не принципиально усилили бы безопасность, и резко снизили бы скорость движения колонны. Тогда корпус не успевал бы на рассвете выйти к Мпондо и атаковать неподготовленного противника сходу. Разумеется, если бы командир предполагал возможность атаки с воздуха – он бы действовал иначе, но и задание штаба, и его личный опыт, говорили о том, что у армии Мпулу нет штурмовой авиации. Впрочем, если бы в окрестностях появилось два – три легких штурмовых самолета или вертолета, у него было чем ответить – пять «Стингеров» и тяжелые пулеметы. Того, что произошло в действительности, командир просто никак не мог предвидеть.
Особенность «Самумов» была в том, что они атаковали бесшумно. Стрекотание движков растворялась в гамме обычных звуков ночной саванны. Вторая особенность – очереди из микрокалиберных скорострельных пулеметов в начале не ассоциировались со стрельбой. В их лентах не было трассирующих пуль, а звуки очередей были похожи больше на резкий свист, чем на последовательность выстрелов. Догадаться, что пульсирующие на малой высоте тускло–оранжевые точки – это огонь изскорострельного автоматического оружия, управляемого компьютером, может только тот, кто знаком с подобным оружием. Для любого другого происходящее будет выглядеть, как точный и плотный обстрел из множества малоколиберных неавтоматических ружей.
Когда из пулемета класса «minigun» (с производительностью 100 выстрелов в секунду) стреляет человек – он полагается на кучность огня. Когда это делает компьтер, то он успевает за одну сотую секунды между выстрелами, повернуть турель на достаточный угол, чтобы первая пуля шла в одну цель, а вторая – в другую. Инфракрасный сенсор системы наведения видит в темноте каждое человеческое тело, так что, доля промахов, или повторных попаданий в уже пораженную цель, составляет 95 процентов. Т.е. 100 выпущенными пулями будут поражены 5 человек. Первый, синхронный заход восьми «Самумов» на колонну длился всего 7 секунд. Его итог – 280 убитых и раненных.
Колонна огрызнулась шквальным огнем по кустам, островкам высокой травы, и иным потенциальным укрытиям с правой стороны дороги. «Самумы», бывшие уже слева, развернулись и произвели второй синхронный заход – 4 секунды. Еще 160 бойцов, выведенных из строя. По приказу командира, колонна сжалась, остановиливаясь и перестраиваясь для круговой обороны. Это заняло около четверти минуты «Самумы», действуя уже асинхронно, успели за это время вывести из строя еще сотню бойцов.
На второй минуте боя, командир понял, что колонну атакуют не с земли, а с воздуха, причем только из легкого автоматического оружия. Он тут же отдал приказал бойцам укрываться под корпусами грузовиков (а не за ними) но было уже слишком поздно. К этому моменту из 780 людей, следовавших на грузовиках, осталось лишь около сотни боеспособных. 12 бойцов в трех «хаммерах» и 6 – в бронетранспортере, разумеется, остались невредимы. «Самумы» пока не обстреливали эти машины: даже легкая броня остановит микрокалиберную пулю, зачем зря тратить патроны? Следующая атака была направлена против собственно грузовиков – точнее, против их наиболее огнеопасных точек. За пару секунд тонкий металл капотов и бензобаков был изрешечен, а возникшие при этом искры подожгли горючее. Беспорядочный огонь с джипов и с БТР не достиг цели – попасть в маленький самолетик, вообще не видя его, практически невозможно.
Следующие несколько минут ничего не происходило. Зиппо и Дилли отвели дроны на милю, пустили их по кругу на экономичной скорости в миле от смертельно раненной колонны и совещались со старлеем о том, как достать людей, спрятавшихся за броней. Рассудительный и гораздо более опытный в таких вещах Хена, уяснив боевые качества «Самумов» твердо сказал: «на живую силу насрать, займитесь шинами, а у джипов – еще решетками радиаторов». При очередном (и последнем) налете все три «Хаммера» стали неподвижными металлическими коробками. Только бронетранспортер, шины которого были заполнены губчатой резиной, остался на ходу. После этого Хена пожал плечами, махнул рукой, объявил: «хватит страдать ерундой» – и дроны легли на обратный курс.
Небо на востоке из черного уже постепенно становилось серо–синим, когда все восемь машинок появились над Макасо. Желая покрасоваться перед публикой, Зиппо и Дилли сажали Ссамумы» по одному, на финише выстраивая их в элегантную шеренгу перед штабным шатром. Каждую посадку зрители сопровождали радостными возгласами, аплодисментами, и гулкими хлопками по деревянным барабанам – так что вскоре вся деревня была разбужена. Каждому, кто продрал глаза, остальные подробно и со вкусом рассказывали о фантастическом сражении, которое произошло в 80 милях отсюда. Хена на этом фоне выглядел несколько хмуро – его беспокоила неизвестность относительно дальнейших действий противника. Зиппо, поняв, что для старлея это действительно так принципиально, со вздохом, распаковал один из привезенных контейнеров и вытащил предмет, выглядевший, как треугольное стеклянное чайное блюдце, в донышке которого маньяк–дизайнер сделал круглую дырку и вставил туда шарнир с мини–вентилятором.
– Spy–drone «Yatri», – объявил он, – Совместная разработка с индусами. Говорят, он дает очень хорошее изображение, но я не проверял, так что…
– Давай, запускай уже, – перебила Дилли.
Извращенное блюдце долетело до позиции наблюдения, когда приближающийся рассвет уже во–всю полыхал алым и оранжевым. Было достаточно светло для осмотра в обычном оптическом диапазоне – и картина недавнего побоища предстала на экране во всем своем безобразии. Микрокалиберные патроны оснащены не обычными цилиндро–коническими пулями, а т.н. стреловидными – иначе не достигается необходимый поражающий эффект. Покидая ствол со сверхзвуковой скоростью, пуля–стрела, на дистанции пол–километра, встречается с целью при скорости 900 метров в секунду, совершая упругие поперечные колебания. При попадании в ткани, она интенсивно вибрирует, и на ее пути образуются обширная зона рассечений гораздо больших размеров, чем ее скромный калибр.
Дилли отвернулась от экрана через пять секунд, издав невнятный горловой звук. Зиппо выдержал дольше, но потом тоже отвернулся, выругался сквозь зубы, и спросил:
– Слушай, Хена, а это всегда так?
– Смотря чем стреляли, – честно ответил тот, – После фосфорных мин – еще хуже. Там…
– Только без подробностей, – перебила Дилли, – Joder!.. Мы это сделали за две минуты. Какое же говно – война. Какое отвратительное говно…
Зрители из числа местных, наоборот, находили зрелище на экране весьма позитивным. Ллаки (которая, конечно, была тут как тут), мгновенно нашла для своих односельчан единственно – логичное объяснение реакции Дилли и Зиппо:
– Пилоты огорчились, что убили не всех врагов. Называется: самокритичность.
В кармане у команданте запищало. Он вытащил сателлофон и отошел в сторонку.
– Шрек, это Мадагаскар. Что там у тебя?
– Мадагаскар, все ОК. Операция завершена. Все борты вернулись на базу.
– Отлично, Шрек! Слушай команду. Первое. К тебе едут янки из FBI и из ADA.
– ADA – это что?
– Это – Anti–Drag Agency. Спецслужба по борьбе с наркотраффиком. Пока они будут болтаться на твоей поляне, ни тебя, ни Хортона, ни барахла не должно быть на виду. Спрячь все, куда угодно и выставь охрану из местных. У тебя на это 4 часа. Успеешь?
– Говно–вопрос, Мадагаскар. Успею.
– За старшего оставь кого–то из местных, кто толковый и болтает на пиджин–инг. Его задача – показать им склад с дурью и рассказать легенду. Это первая часть.
– ОК, Мадагаскар. Ясно.
– Теперь, второе, Шрек. В мешке у Хортона – подарки для фермеров, с маркировкой «FARM». Пока гости будут болтаться по твоей поляне, ознакомься с инструкцией к подаркам и реши, как доходчиво пересказать ее местным. Гости уедут – собери всех толковых местных, расскажи им это, убедись, что они это поняли в общих чертах, и раздай им подарки. Надо, чтобы они немедленно начали работать с подарками.
– Понял тебя, Мадагаскар.
– Шрек, еще раз: работа с подарками должна начаться немедленно. Завтра утром, не позднее 11:00, они должны быть в земле, в том порядке, какой указан в инструкции.
– ОК, Мадагаскар. Утром до 11:00 они там будут.
– Шрек, это очень важно. Действительно – очень.
– ОК. Я ставлю это первым приоритетом.
– Правильно, Шрек. Все, отбой.
…
=======================================
20 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.
Дата/Время: 2 сентября 22 года Хартии. Вечер.
Место: Меганезия, округ Социете, о–ва. Халл.
Китай и пилотаж.
=====================================
Телеэкран, который до этой секунды показывал только сплошную рябь помех, внезапно дал четкое изображение, и почти сразу появился звук.
– Aloha foa! Ea parau y faa–ite Xeno–TV Rokki, Miti–Ata, Moana Matairoa, Avae…, – начала девушка – диктор, одетая только в серебристый платочек, сложенный треугольником и завязанный узелком над правым бедром по лантонской моде. Она непринужденно стояла на краю высокой скалы над пустынной пыльно–серой равниной, покрытой овальными ямами, похожими на очень большие высохшие лужи. Весь этот безжизненный ландшафт был залит инфернально–ослепительным светом низко стоящего белого солнца.
– Где это? – спросила Жанна.
– На Луне, естественно, – ответила Рити, – В Море Облаков. А Море Облаков – в Океане Бурь. По латыни это… Торин, как это по–латыни.
– Mare Nubium, Oceanus Procellarum, – ответил тот, разламывая клешню очередного краба.
– Точно! А если на утафоа, то Miti–Ata, Moana Matairoa. И еще, если взять глобус Луны и наложить его на глобус Земли, то это место соответствет нашим островам Тубуаи.
– Качественное изображение, – заметила канадка, – А где находится телескоп?
– Нигде. Транслятор – на ботике. Ботик – на Луне. Зачем еще телескоп?
Девушка – диктор, тем временем, перешла с utafoa на basic english:
– It’s me, Llaki Latte, with direct report from the Moon surface, at Sea of Clouds, about 28–th Lunar–regate with tooking part of students from Aotearoa (New Zealand), Australia, Brazil, Chile, China, Equdor, Guatemala, Madagascar, Meganezia, Mpulu, Papua, USA, Viet–Nam.
Жанна оглянулась на экс–сержанта и осторожно спросила:
– Про студию на поверхности Луны это – шутка?
– Не шутка. Что вас удивило? Такие машинки на Луну запускаются с 1970–х годов. При современном уровне техники, это вообще не проблема. Расстояние до Луны чуть больше 200.000 миль. Я не знаю, почему только наши ребята догадались сделать там телестудию. Ботик весит всего 10 кг, работает от солнечной батареи, первичная трансляция лазерная, на очень малой мощности, всего несколько ватт. Лазерный луч в космосе практически не рассеивается. Главное – попасть им в фоторецептор спутника–ретранслятора.
– Когда вы рассказываете, кажется, что это действительно просто… А диктор – на Земле?
– Да, на Таити. Два видеоряда накладываются, и диктор получается в лунном ландшафте.
– А репертуар?
– Развлекательный. Фольк–культура, новости, что–нибудь научно–популярное, и конечно, регата. Ботик выдвинут на эту скалу, чтобы наблюдать прилунение строллера. В другое время для программы выбирается какое–нибудь место с более богатым ландшафтом.
– Строллер – это космический корабль? – уточнила канадка.
– Если можно назвать «кораблем» объект размером с крупного шмеля – то да.
– Но ведь тогда его трудно будет разглядеть, если вообще возможно..
– Об этом не беспокойтесь, – Кристо улыбнулся, – Он будет виден, и еще как.
– Если у него сработает тормозной движок, – вставила Сян.
– А если не сработакт, то будет видно, как он врежется, – добавил Динго, – на скорости примерно 2000 метров в секунду это, должно быть, эффектно.
– Эффектно–то эффектно, – согласился Торин, – но это, скорее всего, произойдет в сотнях миль от студии, так что весь эффект…
– С чего бы он стал врезаться? – перебила Поу, – «Хэилун» хорошая команда.
– Из Фунафути, – скептически заметил Флоп, – Они там только дирижабли умеют строить. Не тот калибр, как говорится…
– Вот не надо. Ты тамошний полигон видел? Нет? А мы с Кианго там были.
– Хороший полигон, – подтвердил Кианго, – Но он, и правда, сделан под дирижабли.
– А движок, кстати, сработал, – вмешалась Тиатиа, показывая пальцем в левый–верхний угол экрана, где появилась картинка–анимация с прогнозом траектории строллера.
Экс–сержант тронул Жанну за плечо.
– Смотрите в самый центр экрана, сейчас появится маленькая радуга от движка.
Минуты две ничего не происходило, только зрители шумно сопели, а кто–то даже стал нервно похлопывать по колену (то ли своему, то ли соседа). А потом чуть выше центра экрана начало переливаться маленькое радужное пятнышко.
– Слишком быстро падает, – сказал Торин.
– Вопрос в прочности пузыря, – добавил Кианго.
– Если пузырь вообще надуется, – уточнила Сян.
– Ты и про движок сомневалась, – ехидно напомнила Поу.
В этот момент миниатюрная радуга погасла, и вместо нее появился быстро растущий шарик ярко–салатного цвета. Торин покачал головой.
– Все равно, слишком быстро. А ему еще лететь секунд десять.
– Уже пять, – сказала Тиатиа.
Шарик, оказавшийся раз в десять больше футбольного мяча, стремительно рухнул вниз, ударился о серую поверхность, сплющился в почти плоский блин, затем распрямился и отскочил высоко в небо. Зрители завопили так, что им позавидовали бы бразильские и испанские футбольные болельщики, вместе взятые. А салатный шар уже снова падал, но уже как–то лениво. Еще раз отскочив, он полетел под углом к горизонту, как пушечное ядро в замедленном кино, и зигзагами запрыгал по равнине. Только через полминуты он, как будто утомившись, улегся на лунный грунт, покачался на месте и застыл. Сквозь его тонкую оболочку просвечивало солнце, бросая на равнину длинную овальную зеленую полутень, резко выделяющуюся на унылом серо–белом фоне окружающего ландшафта.
Жанна наклонилась к экс–сержанту и, перекрикивая продолжающийся гвалт, спросила:
– А в чем смысл этой игры?
– Пройти маршрут быстрее других. Это же регата.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Только не говорите мне, что другого смысла нет. Я только два дня в Меганезии, но…
– … Но уже понимаете суть дела, – перебил он, – Вы молодчина. Быстро ориентируетесь. Да, есть и другой смысл. Вот эта фитюлька… (он ткнул пальцем в сторону экрана, где камера переместившегося ближе студийного ботика показывала строллер, похожий на блестящее экзотическое насекомое, непонятно как надувшее своим маленьким ротиком огромный яркий воздушный шар)… Она стоит около тысячи фунтов, а не 20 миллионов долларов, как самые дешевые американские или китайские лунные транспорты. Кстати, «Хэилун» по–китайски значит «Морской дракон».
Канадка кивнула.
– Я знаю, что в Меганезии много этнических китайцев и китайский язык популярен.
Экс–сержант Крис рассмеялся.
– Это так, но Юн Чун в «Funafuti–Selena Club» намного популярнее, чем китайский язык сам по себе. Она четвертая на фото в правом поле экрана. Красивая девчонка, верно?
– Да, – согласилась Жанна, – но я ведь сказала про этнических китайцев.
– Она не этническая. Она гражданка Китайской Народной Республики, состоит в CCYL.
– В чем состоит?
– Chinese Communist Youth League, – пояснил Крис, – Это молодежная коммунистическая организация при правительственной партии Китая, КПК.
– А что эта девушка делает на Фунафути?
– Учится на факультете морской геологии, подрабатывает на ферме, гуляет с мальчиками и участвует в команде тамошнего лунного клуба. Студентка, как студентка. Верите?
– Честно говоря, не очень.
– Ну и правильно, – сказал он, – Я вот тоже не верю.
– А как же ваша INDEMI? – спросила канадка.
– Наверное, бдит, согласно контракту, – ответил экс–сержант, – Вы знаете, в нашей стране единая система военной разведки и контрразведки. Для них это хороший способ не очень напрягаться, делая и ту и другую работу. С одной стороны, они держат «под колпаком» китайскую шпионку, с другой – шпионят за китайцами, глядя, какие темы ее интересуют.
– Шпионаж по взаимному согласию? – уточнила она.
Крис широко улыбнулся и энергично кивнул.
– Один парень назвал это «секретным научно–техническим обменом». Цивилизованно шпионить друг за другом проще, чем делать что–то на уровне межправительственных протоколов. В политике еще долго будут сложные отношения, но есть такие взаимно–полезные вещи, которыми можно заниматься, несмотря на это.
– А Юн Чун играет не по правилам! – наябедничала Поу, – Когда мы с Кианго были на Фунафути, она вела среди нас коммунистическую агитацию. Ну, кто так шпионит, а?
– Сейчас я фотку покажу, – Кианго, ткнул что–то в меню своего коммуникатора, – Вот!
На фото был песчаный пляж в узкой заводи лагуны, на другой стороне которой, над кронами пальм торчал умопомрачительной высоты шпиль (вероятно – телебашня). На первом плане Кианго и Поу с двух сторон обнимали ту самую китаянку. Похоже, ее только что одели в лава–лава «Lanton–style», и она выглядела несколько смущенной.
– Юн считала, что так нельзя одеваться. Она сослалась на мнение людей, которых она очень сильно уважает, – стала рассказывать Поу, – тогда Кианго позвонил в Бейджин и поговорил с товарищем Цинлонгом, директором коммунистической партии…
– С генеральным секретарем компартии Китая? – спросила изумленная канадка, – Но где вы нашли его телефон?
– В Интернете, на сайте КПК, – сказал Кианго, – Сначала трубку взял какой–то парень и сказал, что товарищ Цинлонг очень занят, а мне предложил поговорить с заместителем Цинлонга по молодежи, товарищем Ганяном. Я решил: почему бы и нет? Мы с Ганяном пообщались про обычаи и культуру. Он в некоторых вещах со мной согласился, хотя, конечно, не во всем. Потом он попросил меня передать трубку Юн Чун, и поговорил с ней. Тогда и она во многом с нами согласилась.
– Как и товарищ Ганян? – уточнила Жанна, представляя себе психологческое состояние молодой китаянки при разговоре с одним из высших функционеров клана, имеющего почти абсолютную власть в ее стране. Интересно, что тот ей сказал (Жанна вспомнила читанного в студенческие годы Оруэлла). Что–то вроде: «Товарищ Чун, вы не должны ставить свои личные представления о приличиях выше интересов Партии».
Кианго, как будто уловив ее мысли, или просто угадав поттекст вопроса, ответил:
– Да, как–то незачетно вышло. Юн хорошая девчонка, мы не хотели ее обидеть. Я не подумал, что у них там такая дисциплина. Но ведь ничего страшного не случилось…
– Хорошо, что ты не сказал товарищу Ганяну про group–sex, – перебила Поу, – а сначала ведь собирался. Вот это была бы беда. Кстати лава–лава ей идет. А из суеверия прятать такую фигуру под рубашку – это вандализм. Скажи, Кианго, вандализм же?
– Вот! Вандализм, – подтвердил он, и добавил, – Прикинь, Жанна, мы иногда забываем, что она другая. Мы–то привыкли к нашим китайцам… Ну, таким, как Сян, например.
– Я только наполовину китаянка, – напомнила Сян, – А на другую – зулу. Хотя, папа Йин, мамин faakane, говорит, что это все фигня, и что у нас настоящая китайская семья. Мы празднуем Син–Нян, Юансяо, Цинмин, Дуан–У и Чунцю по лунному календарю. Может быть, он и прав, но у континентальных китайцев все действительно как–то по–другому.
– Йин Шан, папа Сян, крупный математик, – вставил Торин, – Он такие бабки поднял на методах раскройки. Правда, он говорит, что в Цюйфу это придумали еще при Кун–Цзы, для экономии бумаги, когда делали фонарики и воздушных змеев но, по–моему…
Тут его прервал хоровой возглас Торина, Динго, Рити, Тиатиа и Флопа:
– Оцеола летит! Оцеола летит!
В центре экрана опять появилась миниатюрная радуга – солнечные лучи преломлялись в газовой линзе, образованной выхлопом микро–движка, – а через несколько секунд возник ярко–алый пузырь. Пузырь был не сферой, как у «Хейлун» а скругленным конусом, и падал гораздо медленнее. При ударе о грунт, он сжался лишь наполовину, распрямился, слегка подпрыгнув, и встал, как пирамида, на верхушке которой блестел строллер.
– Не честно, – буркнул Торин, – это уже профессиональное пилотирование.
– А чего ты хотел? – спросил Динго, – команда с Элаусестере. Там просто культ космоса.
– И все равно «Хэйлун» их сделал, – заметила Рити.
– «Гаутама» и «Камикадзе» отстают часа на два, – произнес Флоп, глянув на турнирную таблицу в углу экрана, – может, пока какао сварим?
– Может и сварим, – ответила Тиатиа, – Если ты его принесешь, и поставишь котелок.
Жанна повернулась к экс–сержанту.
– Вы не договорили, для чего практически могут быть нужны строллеры.
– Если так, в лоб ставить вопрос – то они на перспективу. Это корабли, под которые еще только проектируются экипажи. Вы слышали про самосборку микроботов?
– Конечно. Это что–то вроде роботов–бактерий, да?
– Нет. Те еще меньше, а эти – размером с очень мелких насекомых. Они размножаются и строят базу. Вы видели термитники? По такому же принципу можно строить что–нибудь для колонистов. Но это будущее. А сейчас – это прототипы более дешевых космических аппаратов и дешевая лунная разведка. Вся нужная электроника в строллер помещается. Через пару лет, я думаю, что–то вроде строллеров будет на Марсе. Опять же, дешево.
– Марс очень интересует китайцев, – встрял Кианго, – больше, чем Луна. У Юн Чун две мечты: обитаемый Марс и Народная Республика Пацифида размером в пол–глобуса.
– Она очень переживает, что у нас запрещена коммунистическя партия, – добавила Поу.
– А она запрещена? – спросила Жанна
– Конечно. У нас все политические партии запрещены.
– А пропаганда? Она же вас агитировала за коммунизм, я правильно понимаю?
– Так коммунизм же не запрещен, – сказал Кианго, – На островах Элаусестере полный коммунизм. Можно посмотреть если интересно. Это 800 миль к востоку отсюда.
– Давайте прямо вечером и полетим? – сказала Рити, – Так, на пару дней! Крис нам даст InCub, правда? Мы же для прессы, а не просто так.
– А в школу? – спросил экс–сержант.
– Мы можем оттуда, по–виртуальному. И еще, мы сегодня поучимся. Ты ведь все равно будешь заниматься с Бимини, а какая тебе разница, с одной или с тремя?
– У нее последний базовый класс, а у вас – подготовительный к колледжу, – отрезал он.
– Мы не говорим, что одновременно, – уточнила Поу, которой явно понравилась идея.
– А как на счет завтрашнего теста по деловой графике?
– Его тоже можно сдать через интернет! – воскликнула Рити, – Так в правилах написано!
– … Но его сначала надо сделать, не так ли? И, в любом случае, кто сядет за штурвал?
– Я, – лаконично ответил Кианго.
– ОК. Но на 800 миль тебя одного мало. Кто второй?
– Ну, допустим, я, – лениво отозвался Торин.
– E–o! Это вариант, – сказал Крис, – ладно, берите InCub. А сегодня – учебный день. Би, начнем с тебя. Я ведь тебе кое–что обещал, да? Вот и пошли.
Торин проводил их обоих взглядом, и уверенно сказал:
– Сейчас будет сеанс армейского воспитания.
– Это как? – спросил Флоп, – Двадцать кругов бегом вокруг острова с одновременной стрельбой из помповушки по тарелочкам?
– Нет. Это – солдафонство. А по–армейски – это, например, усадить за уроки до захода солнца. Думаю, так и будет, или я не знаю старину Криса, моего товарища по жене.
– Вы с ним всего год, как товарищи, – заметила Сян, и пояснила для Жанны, – я в курсе, поскольку жена – это я. Крис – он поэт в душе. Сейчас будет такая баллада…
– Ставишь двадцатку? – спросил Торин.
– Легко! – отозвалась она.
Минут пять публика обсуждала шансы сторон пари, а Тиатиа уже собиралась устроить вторичный тотализатор, когда со стороны ангаров раздалось жужжание авиа–движка. В лагуну съехала флайка веселого апельсинового цвета. Яйцевидный фюзеляж накрыт 7–метровым крылом. Еще одно, короткое крыло с вертикальными рулями – сзади на двух тонких балках. «SkyEgg» – малый патрульный штурмовик эпических времен «атомного координатора» Иори Накамура, а ныне – одна из самых популярных легких флаек.
«SkyEgg» пробежала по воде, очень плавно поднялась в воздух, набрала высоту около полста метров, на малой скорости описала широкий круг между островками Кампо и Страйп, а затем приводнилась напротив ангаров. Через несколько секунд она повторила разбег по воде, снова описала круг, и снова приводнилась напротив ангаров. Когда этот цикл повторился еще дважды, Динго присмотрелся и уверенно проинформировал.
– Метай двадцатку, Торин. По ходу, Сян выиграла.
– А что там?
– Там Бимини за штурвалом. А Крис торчит с woki–toki на берегу. Типа, командует.
– Atira, – буркнул Торин, и с громким хлопком припечатал к столу купюру с портретом королевы Лаонируа.
– Так–то, – фыркнула Сян, запихнула деньги в наплечную сумочку–браслет, потянулась, почесала себе спину, и предложила, – давайте подойдем, посмотрим, что там за фигня.
Экс–сержант буквально выполнял свое обещание: «Ты у меня полетаешь, тебе надолго хватит». Под его руководством, Бимини отрабатывала взлет, набор высоты, движение с разворотом на той или иной высоте и посадку под тем или иным углом к слабому ветру. Поняв, что это, должно быть, длительный процесс, Жанна достала книжку Ван Хорна…
…
*********************************
Obo Van Horn. «Atomic Autodefenca».
Замкнутый круг и А–бомба. Неизбежность.
*********************************
Иори Накамура был именно тем человеком, который требовался на Таити в тот момент в качестве администратора. Человек, который 30 лет жил (жил, а не только работал) по правилам японского менеджмента, сложившегося, когда страна лежала в руинах после II мировой войны. Менеджмента нищеты и разрухи, отсутствия кадров, ненадежности всего на свете. Менеджмента, состоящего в выявлении и решении постоянно возникающих проблем, каждая из которых может стать фатальной. Менеджмента, в котором не на что опереться, кроме как на маленькие группы доверяющих тебе людей, каждая из которых выполняет свою частную задачу, имея четкое представление о том, как эта задача связана с общим процессом, кто в ходе процесса поставляет для нее материал, и кто пользуется ее продукцией. Но исходно таких групп нет – их возникновение надо инициировать на ходу. Для этого необходимо постоянно поощрять этих людей, чтобы они что–то обсуждали и предлагали не только на своем уровне, но и на любом другом. Если их предложение хоть чего–то стоит – надо тут же внедрять его. И не ради выгоды (она может быть мизерной), а ради того, чтобы человек почувствовал: он тоже управляет процессом.
Иори Накамура начал работать много позже той эпохи, когда эти правила действительно соблюдались. В его время в них уже отпала острая необходимость, поскольку Япония стала развитой страной. Накамура застал период, когда исполнение этих правил только имитировалось (как своего рода ритуал), а попытка их настоящего выполнения вызывала недовольство высших руководителей. Они уже не хотели чудес, ведь чудеса всегда несут угрозу существующему порядку. Целью стал не рост эффективности, а рост стабильности. Те, кто это понимал – поднимались по служебной лестнице. Накамура, который этого не понимал, и пытался делать (а не ритуально имитировать) то, чему его учили – застрял без всяких шансов подняться выше бухгалтера производственного участка в провинции.
На послереволюционном Таити, он попал именно в ту ситуацию, в которой правила, составлявшие его образ мышления, оказались реально востребованы. Весь потенциал самореализации, накопившийся за 30 лет, тепеь выстреливался в темпе пулеметной очереди. Наверное, Иори сгорел бы за пару месяцев, если бы не Рокки, которую скоро прозвали «vahine Aita» (или «lady No»). Само собой получилось, что она взяла на себя функцию ограничителя плотности ежедневной работы Накамура. Она говорила «Иори–сан, вам надо…» (поесть, поспать, отдохнуть, пройтись и т.д.). С визитерами она была иногда резка до грубости «Дайте ему поспать, черт возьми! Вы что, хотите его убить?».
Через год, когда Накамура со своей командой выиграл первый конкурс–выборы и стал координатором правительства Меганезии, на Таити ему, в общем–то, уже нечего было делать. Система работала и развивалась без него – иначе он и не стал бы участвовать в конкурсе, он никогда не бросал начатого дела (если не убеждался, что это не следовало начинать вовсе, и что из этого не выйдет ничего хорошего). С другой стороны, он никогда не вмешивался в процесс, который уже идет, как надо. Умение вовремя самоустраниться, и отдать инициативу подчиненным было одним из его коронных качеств.
Здесь следует сказать несколько слов о Меганезии в короткую (всего год) эпоху Конвента, после которой приняло свои полномочия правительство Иори Накамура.
Любая левая революция (будь то во Франции в XVIII, в «Великой Колумбии» в XIX, на Кубе в XX, или в Меганезии в XXI веке) сталкивается с враждебностью сильнейших соседних государств. Но есть огромная разница между одним большим островом, где живет несколько миллионов и тысячами островков, где живет по нескольку сотен. Тем более, если островки рассеяны по акватории площадью как полторы Африки. Если остров имеет 50 миль в диаметре и сто тысяч жителей, это по местным меркам целый континент.
До революции, города с населением более 10 тысяч можно было пересчитать по пальцам. Даже сейчас 3/4 меганезийцев живут в «fare–tini», поселках примерно из тысячи семей. Поселки на атоллах, разделенных 50 милями океана, считаются соседними, на 300 акров воды приходится 1 акр суши, а участок размером с футбольное поле признается фермой.
Из–за этого Алюминиевую революцию в мире заметили только через несколько месяцев после того, как она совершилась. Переворот в Лантоне казался политическим курьезом.
«На атолле Пупупапупу, где сто пальм и консервная фабрика, местные папуасы взорвали бунгало плантатора ворованным аммоналом? Забавно. Но давайте займемся делом. Что с прогнозами влияния ближневосточных событий на динамику базовых индексов биржи?».
