Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 88 страниц)
– Что с ним дальше будет? – спросила Жанна, провожая глазами взлетающий вироплан.
Эрче пожал плечами.
– Ничего такого. Проверят info по нему и, если все нормально, пристроят куда–нибудь. Спрос на автомехаников всегда есть. Ходовая профессия.
– Я в том смысле, – уточнила она, – что здесь у вас очень плохо относятся к мусульманам.
– А с чего бы к ним хорошо относиться? Сама же говорила про этот их шариат.
– Да, но человек же не виноват том, что вырос в определенной культуре.
– А мы тем более не виноваты, что он там вырос, – вмешался Торин, – И вообще, чего мы тут застряли? Пошли на мостик. А самая красивая женщина Канады, может быть, сварит нам какао. Из гуманных соображений. Мы же не виноваты, что любим какао.
– ОК, – согласилась она, – Только дочитаю главу из «Autodefenca»
…
*********************************
Obo Van Horn. «Atomic Autodefenca».
Йап. Атомная самозащита, как таковая.
*********************************
Координатор Накамура тщательно подготовил кульминацию этой драмы, и теперь ему нужен был только повод. Повод нашелся в виде маленькой японской эскадры, состоящей из двух кораблей: эсминца «Ойодо» и авианосца «Рюдзе», следовавших из Иокогамы в Коралловое море. Там, в 100 милях к северо–востоку от Австралии, должны были пройти международные маневры по отработке перехвата судов, нелегально перевозящих оружие массового поражения. Потом это надолго стало предметом для очень злых шуток…
«Ойодо» (по существу, легкий крейсер с экипажем 390 человек) был оснащен новейшей радарной системой, и вооружен скорострельными пушками–автоматами, торпедными и ракетными установками (противокорабельными, противолодочными и зенитными), и 2 вертолетами Sea–King. Он имел длину 160 метров, водоизмещение 9000 тонн, машину мощностью 110 тысяч л.с., и развивал скорость до 35 узлов. «Рюдзе» с вдвое большим водоизмещением, в полтора раза более мощной машиной, и скоростью до 30 узлов, был построен по стандартной для авианосца схеме: свободная палуба длиной 200 метров со смещенной к правому борту надстройкой. По вооружению он уступал эсминцу, зато нес 9 вертолетов и 3 штурмовика. Его экипаж состоял из 340 человек, включая летный состав.
Командовал эскадрой дайсе (капитан I ранга) Сехэй Авагути. Он находился на головном «Ойодо», а «Рюдзе» следовал в трех кабельтовых позади и на полтора кабельтова левее.
Двигаясь на юг по 142–му меридиану, эскадра около 9:30 пересекла пограничную 12–ю параллель северной широты в муниципальном секторе Йап округа Каролинские острова Конфедерации Меганезия. Эскадра, конечно, не запрашивала разрешение у правительства непризнанной конфедерации, и еще полгода назад это сошло бы с рук. Предупреждение по радио от меганезийского патруля капитан Авагути игнорировал (пошутив на счет того, как «эти папуасы» будут пугать боевой корабль игрушечным автожиром с гранатометом).
Один «WiRo» действительно взлетел с островка Фаис в 150 милях к юго–западу (о чем капитана оповестил дежурный офицер радарного поста), и взял курс на перехват эсминца.
Было похоже, что он всерьез собирается атаковать. Капитан (которому очень не хотелось получить на безукоризненно–чистые палубы новеньких кораблей по нескольку фунтов горящего фосфора) принял адекватные меры: приказал открыть предупредительный огонь из носового зенитного автомата, «если этот псих подойдет ближе, чем на 2 мили». Приказ выполнили: через 15 минут зенитные автоматы выплюнули несколько коротких очередей. С мостика было видно в бинокль, как справа, а затем слева от «игрушечного автожира» нарисовались светящиеся тире от трассирующих снарядов. WiRo, не испытывая далее судьбу, заложил крутой вираж и ушел на дистанцию 10 миль. Уравняв свою скорость со скоростью эскадры, он летел теперь параллельным курсом, на высоте около 3000 метров.
В полдень, когда эскадра углубилась на сто миль в акваторию Меганезии, пилот–оператор в форте Фаис положил ладонь на джойстик пульта. Миниатюрный Aрго, паривший над на высоте 9000 метров, сложил крылья, форсировал движок, и ушел в пике. Радарные посты кораблей на такую мелочь даже не отреагировали. 2 минуты – и полутораметровая сигара скользнула почти над самыми волнами. В полумиле справа от эскадры коротко сверкнуло, будто бы сработала чудовищно–яркая фотовспышка. Солнце, стоящее почти в зените, на мгновение показалось тусклым, как тлеющий уголек. Пилот WiRo в восторге заорал в микрофон: «Y una polla! Io hicimos, joder!» (ни хера себе! Мы сделали это, мать вашу!). Над океаном распухала быстро тускнеющая и взлетающая вверх огненная полусфера.
От жара вспышки спасательные плоты и брезентовые тенты зажглись, как сухая бумага. Через 3 секунды по кораблям, как огромный молот, ударила взрывная волна. Она сорвала и швырнула в море все непрочно закрепленные предметы, которые были легче центнера, снесла трапы и ограждения, выломала крепления туб ракетных установок. Она смела с крыш надстроек все антенны и скрутила в уродливые штопоры ажурные башни мачт с радарами кругового обзора. Она вышибла люки и двери, и раскаленным шквалом прошла сквозь надстройки. Еще через 6 секунд на «Ойодо» и «Рюдзе» обрушилась мчащаяся со скоростью автомобиля 12–метровая стена воды, чуть не положив корабли на левый борт. Над океаном, тем временем, вырастал титанический снежно–белый гриб из пара в смеси с туманом. Ветер медленно тянул его на северо–восток, в сторону Марианских островов.
Дистанция взрыва бомбы была выбрана специально, чтобы сохранить корабли, лишив их хода, связи и боеспособности. Будь дистанция вдвое больше, они остались бы на ходу. Будь она вдвое меньше – лопнули бы, как грелки. А так, искалеченные и обожженные «Ойодо» и «Рюдзе» прошли по инерции еще несколько миль и остановились, беспомощно покачиваясь на слабой волне. Над их палубами и надстройками лениво ползли струйки сизого дыма. WiRo подлетел почти вплотную к нокаутированным кораблям, описал над каждым из них круг на высоте полста метров, потом поднялся до пятисот, перевел ротор в режим «крыло» и, быстро набирая скорость, ушел на запад, в сторону острова Фаис.
Сехэй Авагути был хорошим командиром, поэтому не впал в ступор (как это произошло бы со многими другими на его месте). Судовой врач еще только собирался заклеивать лоб капитана, глубоко рассеченный при падении от толчка ударной волны, а тот уже отдавал короткие ясные приказы всем, кто оказался под рукой. Несмотря на отсутствие связи на корабле (электрические сети сгорели от ЭМИ), ему удалось организовать спасательные работы, тушение локальных пожаров, и радиационный контроль (двумя уцелевшими дозиметрами). На «Рюдзе» (где капитан и помкэп погибли прямо на мостике) Авагути передавал команды гелиографом (а попросту, солнечными зайчиками от зеркальца).
Из 730 моряков в строю осталось только 413, включая легко раненных. 87 получили серьезные ушибы, ожоги или ранения, 11 были мертвы, и еще 7 исчезли – вероятно, их унесло за борт. 212 моряков выбыли из строя от психического шока, превратившего их в человекообразные овощи. Радиационная угроза почти отсутствовала. Неизвестно, каков был уровень сразу после взрыва, но сейчас он не превышал ста миллирентген в час. Кое–как удалось спустить на воду запасные шлюпки и перевести серьезно пострадавших на «Рюдзе», где в судовом госпитале, по мнению врачей, условия были несколько лучше.
Время шло. Капитан Авагути принял непростое решение похоронить погибших в море. Их стало уже 16: умерли 5 из «тяжелых». Остальные, по словам судового врача, должны были выжить, но 24 из них – «критические» – только если доставить их в медицинский стационар в ближайшие часы. Капитан очень сомневался, что это получится, но через 2 часа после взрыва, появилась меганезийская летающая лодка. Она обошла корабли по широкой дуге и приводнилась в сотне метров от левого борта «Ойодо». Кэп Авагути не стал расспрашивать пилота, а просто постарался побыстрее организовать отправку всех «критических». Пилот (молодой добродушный парень) с нескрываемым ужасом смотрел на то, что грузят в его самолет. «Не волнуйтесь, кэп, – сказал он, – через час они будут на атолле Улиси, там очень хороший госпиталь. А сюда идут буксировщики, я их видел с воздуха». Капитан кивнул, и пилот тихо добавил: «Я сожалею, что так вышло». Сехэй Авагути проводил глазами взлетевшую машину и пожал плечами: «Он сожалеет…». Вскоре в поле зрения возникли 2 жизнерадостно подпрыгивающих на волнах овальных 20–метровых турбо–тагбота, окрашенных в веселенький ярко–зеленый цвет. Наверное, авианосец и эсминец, буксируемые со скоростью около 8 узлов маленькими тагботами, представляли собой забавное зрелище, но участники были не в том настроении, чтобы оценить этот юмор. Около полуночи «Рюдзе» и «Ойодо» встали у причала форта Фаис.
…
Координатор Иори Накамура отлично умел держать паузу, соблюдая при этом артикул Хартии о социнформировании. В вечернем выпуске Lanton–online прошло сообщение:
«Около полудня пресечена инфильтрация двух тяжеловооруженных пиратских судов из Японии в сектор Йап. Нарушители обстреляли патрульный WiRo и были нейтрализованы штурмовой авиацией форта Фаис, с помощью высокоэнергетических средств поражения. Потерь ВС Меганезии нет. Подробности будут опубликованы в ближайшее время».
Привычные три строки. Единственным отличием от обычной info о случае пресечения морского пиратства, было упоминание «высокоэнергетических средств поражения».
Накамура спокойно ждал, когда японские власти обнаружат пропажу своих кораблей.
Поразительно, но инцидент с эскадрой оставался незамеченным до следующего утра. Всплеск радиации, гидродинамический толчок и выброс пара в точке N9.45 E142.01, отмеченные спутником, поначалу приняли за короткое извержение подводного вулкана (их здесь предостаточно). Около 9 утра, офицер авиаразведки принес начальнику штаба Морских Сил Самообороны Японии результаты обработки спутниковых фото. Начался скандал, перешедший в бюрократическую истерику, самым ярким эпизодом которой был звонок премьер–министра, господина Итосуво, координатору Меганезии.
Говорят, координатор имел личные счеты с японским истеблишментом, и потому заранее планировал этот разговор, как публичное оскорбление, запоминающееся на десятилетия.
– Господин Накамура, – начал премьер, – я узнал о нападении на эскадру МСС Японии. Этот акт беспрецедентен: было применено ядерное оружие, которым ваша организация незаконно владеет. Вы представляете себе возможные последствия?
– Вы ошибаетесь, – ответил Накамура, – Есть 2 прецедента: 6 и 9 августа 1945. Правда, те атомные удары нанесены по мирным городам, а этот – по военной эскадре. Правительство США завладело А–бомбой без всякого закона, так же, как мы. И где же последствия?
Итосуво растерялся и сформулировал уточняющий вопрос только после паузы:
– Значит, вы признаете факт ядерного удара по нашей эскадре?
– Не признаю, а подтверждаю. Ваша эскадра совершала пиратский рейд…
– Какой пиратский рейд?! – перебил премьер, – Эскадра шла на международные маневры!
– … Два ваших военных корабля, – невозмутимо продолжал координатор, – вторглись в акваторию Меганезии в секторе Йап и обстреляли из своих орудий воздушный патруль.
ВС Меганезии действовали по флотским обычаям о пресечении морского разбоя.
– Этого не может быть! – убежденно заявил Итосуво.
– Это факты, – сухо сказал Накамура, – на нашем сайте правительственной информации есть видео–хроника событий. Мы можем продолжить после того, как вы ее посмотрите.
Когда Иори начал разговор с японским премьером, Рокки Митиата выложила эти видео–файлы на сайт правительства Меганезии и разослала на e–mails новостных mass–media по–военному лаконичное изложение вчерашних событий в секторе Йап с 9:30 и до 24:00. Реакция online–media и TV–news была почти мгновенной (и не удивительно, если учесть, о чем шла речь), так что видео–файлы одновременно с Итосуво смотрели миллионы людей.
После просмотра, Итосуво повел разговор более последовательно:
– Вы не можете отрицать, господин Накамура, что о маневрах было объявлено заранее.
– О каких?
– О тех, которые начнутся через 3 дня, у берегов Австралии.
– А при чем они тут? – спросил координатор, – Мы обсуждаем вчерашние события на Йап, а не послезавтрашние в Австралии, не так ли?
– Но Йап находится на морском пути в Австралию, – пояснил премьер.
– В море много путей, – заметил Накамура, – И японским военным кораблям не разрешено пользоваться теми, которые проходят через акваторию Меганезии. Ищите пути в обход.
– Что это значит? – возмутился Итосуво, – Ваша организация не признана международным сообществом, и она не может ничего разрешать или запрещать!
– Как показала практика, может. Хотелось бы надеяться, что вашим военным хватит одной А–бомбы. Если нет – мы готовы повторить столько раз, сколько надо.
– Это… – Итосуво сбился и начал снова, – Это угроза? Вы думаете, что ваша организация может безнаказанно угрожать государству, входящему в Большую Семерку?
Накамура сделал паузу и спокойно ответил:
– Мы не угрожаем. Мы реализуем естественное право сообщества людей на защиту мест своего обитания. Если кто–то хочет наказать нас за это и навязать нам присутствие своих вооруженных сил, то пусть сначала спросит свой народ. Народ Японии знает, от кого на самом деле исходит угроза: от дурных правителей, которые отправляют армию и флот в чужие земли и моря. Народ больше не хочет вздрагивать от ужаса, глядя в небо.
– Да вы просто безумец! – заявил премьер.
– Я просто реалист, – поправил координатор, – И вы в этом убедитесь, если включите TV.
…
Завершив общение с японским премьером, Накамура встал, подошел к открытому окну и крикнул: «Рокки, выложи, пожалуйста, на сайт решение Верховного суда «О ядерной самозащите» и аудио–файл моего диалога с Итосуво. И еще, если тебе не сложно, свари, пожалуйста, крепкий кофе. Я бы сварил сам, но у тебя получается намного вкуснее».
Постановление, вскоре появившееся на правительственном сайте, было лаконичным:
«Рассмотрев заявление жителей сектора Йап о защите от вторжения флота государства Японии в их акваторию, Верховный суд установил: Военная администрация государства Японии с 1914 по 1944 контролировала Йап, и практиковала невыносимое насилие над жителями. Сейчас государство Японии управляется той же королевской семьей, которая назначала администрацию в 1914 -1944. Жители Йап, очевидно, окажутся в опасности, если государство Японии будет действовать их секторе. По Великой Хартии каждый житель Меганезии находится под безусловной защитой, которая не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения (т.е., в частности, атомным оружием, которое следует применять против военной силы, военной индустрии и служб государства, принимая разумные меры для предотвращения гибели мирных жителей. В случае прямой военной агрессии, когда нет времени на обсуждение, атомное оружие должно применяться вооруженными силами немедленно. Решение принято Верховным судом, утверждено Конференцией окружных судов, и является прямым приказом правительству и вооруженным силам Меганезии».
Иори Накамура часто говорил, что Рокки Митиата варит кофе лучше всех на этой планете, а может, во всей галактике. Вот и сейчас, после первого же глотка, он почти забыл о том, что последний раз ему удалось выспаться дня 4 назад. Или с тех пор уже прошла неделя?
Так или иначе, координатор чувствовал, что дело приближается к развязке. Телеведущий токийского «NHK General TV» на экране выглядел, как жертва тяжелого похмелья: у него дрожали руки и срывался голос. Вероятно, его беспокоило то, что студия NHK относится скорее к «службам государства», чем к «мирным жителям». Перспектива оставить след в истории в виде тени на бетоне (подобно теням людей, испарившихся на Айонском мосту в Хиросиме, 6 августа 1945 в 08:15) его не очень привлекала. Людей, которые собрались в центре Токио, эта перспектива привлекала еще меньше. Судя по числу демонстрантов, содержанию плакатов и растерянности полисменов, тут все было очень серьезно.
У студентов на лицах краской была написана цифра «9» (номер статьи Конституции 1947 где сказано: «Японский народ на вечные времена отказывается от войны как права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы для разрешения международных споров. Никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно–воздушные силы, и другие средства войны. Право на ведение государством войны не признается»).
На площади, в ста шагах от парадного входа парламента шла драка: полиция пыталась отнять у демонстрантов чучело премьера Итосуво, которое те хотели то ли поджечь, то ли повесить. Потом показали самого Итосуво вместе с каким–то адмиралом – видимо, они пытались что–то объяснить, и видимо, у них это плохо получалось.
Только Накамура успел порадоваться, что реакция публики на его бывшей родине та, что и ожидалась, как Рокки сообщила «Тут тебя спрашивает по фону тип, который говорит по–английски с жутким акцентом. А я не понимаю по–японски». Координатор взял трубку, буркнул «Moshi–moshi!» и услышал: «Gomen nasai Iori–san. Vatasi va Seko Amare…».
Секо Амарэ был из ассоциации японских врачей, и его интересовало здоровье экипажей «Рюдзе» и «Ойодо». Можно ли узнать о судьбе конкретных моряков, можно ли как–то им помочь, и если да – то как именно. Накамура ответил утвердительно, взял вторую трубку и позвонил в штаб ВМФ. Через пару минут дежурный офицер прислал на его e–mail список. Только тут, увидев нехорошие двухбУкванные пометки (коды, значащие «мертв», «пропал без вести», «ранен», «опасно травмирован») напротив почти половины фамилий моряков, координатор в полной мере осознал человеческую составляющую цены этой победы. Он спросил у доктора Амарэ адрес e–mail, пообещал, что все моряки могут беспрепятственно вернуться домой (что было чистой правдой), а всем раненным и травмированным уже оказывается медицинская помощь (и это тоже было чистой правдой). Оставалось сказать про остальных – и он сказал. Потом добавил: «Doumo sumimasen». (Я очень сожалею)…
Через некоторое время, аналитики из разведки Альянса, перебрав тысячи спутниковых фото, все–таки разобрались, какой был носитель у атомной мины, поразившей «Рюдзе» и «Ойодо», и это вызвало настоящую панику. Еще бы: Неизвестное число «атомных Арго», неотличимых от тысяч своих безобидных близнецов, как дамоклов меч, висели в небе, и никто не знал, где именно. На сайтах появились иллюстрированные рассказы о том, что будет с таким–то городом, если в его центре произойдет атомный взрыв мощностью две килотонны ТЭ. Болтают, что некий офицер ПВО в одной европейской стране поднял тревогу из–за стаи перелетных гусей – он решил, что это налет армады «атомных Арго».
Резонный вопрос: почему паника возникла только теперь, а не раньше? Ведь уже в конце XX века было известно и о существовании компактных атомных зарядов класса «Davy Crockett», и о том, что эти заряды могут находиться где угодно (например, в рюкзаке у исламского террориста–смертника). Почему исламисты, не раз угрожавшие применить «атомный рюкзак» для теракта в центре какого–нибудь мегаполиса, не вызывали такого ужаса, как «атомные Арго» (а ведь никто не угрожал «арго–террором» против городов)?
Ответ прост. Угроза атомным оружием, сотни раз звучавшая после 1945, и ни разу не исполненная, стала пустой формулой политической риторики. Реальная атомная атака, проведеная без всяких словесных угроз, была для политиков и деятелей mass–media как удар молота по лбу. Они так долго пугали всех «атомным апоклипсисом», что запугали сами себя, и теперь, при виде тактического атомного взрыва, впали в глубокий ступор.
Правительство Иори Накамура одержало победу. Грязную, отвратительную, но, все–таки, победу. Страна, которая легко может применить атомное оружие (именно применить, а не угрожать!) не вызывает желания нападать на нее. Меганезия теперь могла развиваться, не опасаясь, что все достижения ее модернизации будут уничтожены вооруженным ударом извне. Как уже не раз бывало в истории, чужой страх стал надежным щитом.
*********************************
=======================================
22 – РЕТРОСПЕКТИВА.
Дата/Время: 25 сентября 20 года Хартии. День
Место: Транс–Экваториальная Африка. Мпулу
Окрестности деревни Макасо – Мтомбаджа
=======================================
Шорох слева. Худенький малорослый солдат подпрыгивает на месте, поворачиваясь в воздухе на 90 градусов. Ствол автомата, как будто сам движется из стороны в сторону, в поисках цели. Но цели нет. Только сухая трава колышется под легким ветерком. Тем не менее, там кто–то есть. Враг может скрываться за каждым пригорком. Здесь – саванна. Здесь выживают только те, кто в совершенстве освоил два умения: прятаться от сильного и охотиться за слабым. Но от слабого тоже иногда прячутся – например, когда охотятся на него. Шорох сзади – худенький солдат снова прыгает на месте, разворачиваясь кругом. Нет, это не почудилось. Хотя иногда шум и видения наплывают – потому что главных таблеток почти не осталось. Пришлось перейти на четверть таблетки в день, вместо двух (а этого не хватает, и каждые несколько часов начинается дрожь и ломота в мышцах), и все равно, осталось всего полторы. Что будет дальше? Плохо, что мысль убить напарника и взять его таблетки, пришла слишком поздно, а то сейчас было бы четыре таблетки. Вот третьего они убили во–время, на второй день после того, как погиб командир и остальные. Там можно было бы собрать много таблеток, но оттуда пришлось бежать. Там бы убили. Сейчас главное – не двигаться. Если это – леопард, то он будет подкрадываться под шаг. Леопард умен – он знает, что человек не может услышать звук от его мягких лап, когда сам шагает по сухой траве. Если только человек – не охотник–бушмен. Но на охотника–бушмена леопард нападать не будет, потому что не хочет расстаться со своей пятнистой шкурой. А на одиночного солдата леопард нападет. Леопард знает, что такое автомат, и знает, что солдата не учили охотиться. Солдата учили, как убивать людей, а как убить леопарда – не учили. Жаль, что мало патронов. Осталось десять или одиннадцать. Это значит, нельзя отвечать на шорох выстрелом. Кончатся патроны – кончится жизнь. Так что стрелять можно только наверняка. Шорох сзади – справа, всего в полусотне шагов. Прыжок. Поворот. Вот это уже наверняка. Трава сама никак не может так шевелиться. И край светлого тела, уползающего за островок этой травы. Может быть львица? Если это был ее зад, то голова где–то в середине островка травы, а стрелять надо между головой и задом. Шорох сзади. Нельзя поворачиваться к львице спиной. Но если львица охотится в паре со львом, значит лев как раз там, сзади. Надо выстрелить в львицу, развернуться и выстрелить в льва, когда он прыгнет (а он обязательно прыгнет). Если бы утром можно было съесть хотя бы пол–таблетки, то руки были бы тверже, а сейчас приходится изо всех сил прижимать приклад к плечу… Пам! Отдача бьет в плечо. Больно. Надо еще успеть повернуться… И в этот момент – страшный удар между лопатками. Темнота…
…
– Я же тебе сразу сказал – девчонка, а ты: парень – парень. Еще фельдшер, называется.
– Ты задолбал, Уфти.
– Я чисто по теме, Керк. Двадцатка моя? Моя… Рон, ты ее не слишком звезданул?
– Уфти, ты, правда, задолбал. Я стукнул, как учили. У нее автомат, между прочим.
– Не кипятись Рон, я же просто спросил. А ты кипятишься.
– Нет, просто, чья бы корова мычала. Кто в тот раз уработал клиента? Карл Маркс?
– Чего ты меня вторую неделю пилишь этим клиентом? Откуда я знал, что у него шея тонкая? На нем не написано было.
– Уфти, тебе говорили, что это – подростки? На хера было по шее? Тебе спины мало?
– Нет, парни, что вы уже вдвоем на меня одного? Так вообще не честно. И что мы тут стоим, кстати? Давайте уже, взяли и понесли. Кто первый? Я предлагаю, чтобы автор.
– Ладно. С тобой спорить… В ней веса–то фунтов 80. Тогда, Керк, возьми ее пушку и замыкай. Уфти, ты фланги прикроешь, или как?
Рон, без всякого видимого усилия, взвалил на плечи худенькое тело, одетое в слишком большую, взрослую, светло–серую униформу. Керк подобрал с земли нигерийский автомат, поставил на предохранитель и забросил за спину. Уфти был уже в полсотне шагов впереди и слева. Ему, как прикрывающему, предстояло двигаться зигзагами от фланга к флангу, зато почти налегке. До деревни Макасо – две мили, полчаса хода…
Эту охоту за «отходами войны» придумал Нонг Вэнфан. В смысле, охота была и раньше, но никому не приходило в голову брать их живыми. Их убивали в рамках привычной концепции: «отходы» – это не люди, а кусочки «морфиновых армий», недостреленные в ходе короткой кампании по зачистке площадей от бандформирований. В первый день пребывания на «объекте Drio–4», группа отправилась осматривать окрестности, и Керк заметил типичный «отход» (худая фигурка в серой мешковатой униформе, с автоматом «shafa», болтающимся на тонкой шее), движущийся вдоль грунтовки, как испорченная заводная игрушка. Дистанция была меньше четверти мили – в пределах эффективной дальности для автомата «kinetiko» – и Керк нейтрализовал «отход» короткой очередью. Нонг задумчиво посмотрел на «заводную игрушку» (уже окончательно испорченную, лежащую на краю грунтовки, разбросав конечности), затем на Керка, и спросил «Ты же врач! Неужели ты больше ничего не можешь для них сделать, кроме как застрелить?».
Решили сделать больше. На другой день, они взяли живыми троих «отходов». Взяли бы четверых, но Уфти слишком жестко «остановил» парня, и тот умер на месте. Остальные трое умерли не так быстро – их убила 4–я фаза абстинентного синдрома. Она наступает к 70–му часу без морфина, и за следующие 90 часов, приводит к комплексной дисфункции организма, несовместимой с жизнью. В этой ситуации, бросать трупы гиенам было как–то неудобно – и группа их похоронила. Уфти пошутил: хорошее обоснование тренинга по рытью окопов – типа, не просто так, а для дела. Нонг из–за этой шутки расстроился, повесил на ветку слонового дерева две колоды (одна – «террорист» а другая – «заложник»), раскачивал их, и метал десантный нож, спасая заложника. И так весь день. Местная ребятня была в восторге – такого шоу им еще видеть не доводилось.
Вообще, смена состава меганезийского контингента в Макасо положила начало серии курьезов сомнительного свойства. Нонга Вэнфана и его группу послали сюда с легендой «группа военных агротехников», на смену идущему в отпуск Хена Татокиа. С одной стороны – логичная легенда для группы, цель которой – устроить посадки триффидов в длинном мокро–солончаковом овраге Мтомбаджа (попросту – плохая речка). С другой стороны, легенда не учитывала, что в маленькой армии Меганезии все «специалисты» знают друг друга, если не лично, то через общих приятелей. Прежде, чем Вэнфан успел сказать хоть слово, Татокиа, обрадованный встречей, воскликнул: «Y polla! Кого я вижу: Папа–Док, Дракула, Людоед и Мясник! А где агротехники?». Жители Макасо, ясное дело, при этом присутствовали. Правда, большинство из них не знали, кто такие Папа–Док и Дракула, но негодяйка Мзини (лучшая подружка Ллаки, принявшая от нее пост медиа–источника местного значения), им доложила: «Папа–Док был сильный колдун, он из своих врагов делал зомби, а Дракула пил из американцев кровь в Голливуде». Публика высоко оценила магическую силу прозвищ (которые, кстати, были даны четверке по совершенно невинным поводам). Нонг получил свое прозвище за привычку к цитированию наиболее одиозных диктаторов. Керк стал Дракулой только из–за своей светлой кожи. Уфти был прозван Людоедом за одну из любимых присказок: «Как говорил мой папа – людоед, плохих людей не бывает». Что касается Рона – то у него просто была фамилия Butcher.
В общем, авторитет лидеров достался вновь прибывшим практически с первого шага, а вот на счет признания их агротехнической квалификации дело обстояло сложнее. Все жители Макасо считали, что военные инструкторы из Меганезии умеют обрабатывать землю лишь в одном смысле – закапывая туда продукты своей основной деятельности. Полное отсутствие аграрной квалификации прибывших находило подтверждение и в их идее засеять чем–то там овраг Мтомбаджа (ясно же, что в таком паскудном месте ничего толкового вырасти не может). Сами фермеры, получив еще при комендантстве Хена Тотакиа, кусочки клубней триффидов, и поняв из объяснений, что эти штуки растут на залитых полях, посадили их ровно так же, как рис – и ведь не ошиблись, что характерно. Несколько дней – и ростки пробились из земли, а затем стремительно вытянулись выше человеческого роста. Видя такой поразительный успех, макасонцы прониклись полной уверенностью, что сажать триффиды надо именно так, а не иначе – и точка.
Поняв, что местных фермеров не переубедить, Нонг принял решение: «группе: заняться аграрными работами самостоятельно». Жители наблюдали эти физические упражнения с известной дистанции, и строили всяческие гипотезы. Поскольку в адекватности новых военспецов сомнений не было, местные связали воедино обе странности: живых bandidos, которых уморили абстинентным синдромом и закопали в землю (вместо того, чтобы просто убить и бросить гиенам), и парадоксальные земляные работы на Мтомобаджа. Для любого центрально–африканца вывод был ясен: военспецы делают сильную боевую магию. Не иначе, как собрались разорить Везиленд или Самбаи, а может – и то, и другое.
Сегодня лейтенант Вэнфан остался в деревне, а Керк, Уфти и Рон пошли и зарыли в вонючий, мокрый, засоленный грунт сотню пакетов с разными видами посадочного материала. На обратном пути, они случайно наткнулись на следы «военного отхода». Дальше – дело техники, и вот уже «отход» навьючен на Рона…
– Ты похож на ковбоя с Дикого Запада с подстреленной пумой, – сообщил Керк.
– Ковбои охотились на бизонов и мамонтов, – заметил тот, – На хрен им пума? Она же несъедобная. Та же кошка. А кошек едят только китайские китайцы.
– На счет мамонтов ты загнул, однако. Мамонты вымерли еще до ковбоев.
– Это с чего бы вдруг?
– С того. У Фенимора Купера нигде нет про мамонтов. А про пуму написано.
– Где это у него написано, что ковбои жрали пуму? – поинтересовался Рон.
– Как жрали – не написано, – согласился Керк, – но зачем–то же ее несли в лагерь, когда застрелили. Что, просто по приколу?
– Похвастаться, – предположил Рон, – А не принесешь – не поверят.
– Ты хочешь сказать, – уточнил Керк, – что ее принесли в лагерь, а потом не стали жрать? Просто выбросили? Ты сам–то веришь, что неолитический охотник выбросил сто фунтов мяса? Ты в учебнике по экоистории глянь, как там обстояли дела с хавчиком.
