Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 88 страниц)

– … Огромным хером, – договорила Дилли.

– В общем, да, – подтвердил Мак Лоу, – Яркие примеры это колокольня, минарет или высотные здания комплекса UN в Женеве. Другой символический прием – это символ происхождения от тотемного духа–покровителя. Учреждение родовой аристократии, достигшее своего наивысшего развития в странах «буржуазной демократии», где уже нельзя войти в родовую элиту, победив какого–то аристократа в бою или на поединке. Претендент там должен пройти через всю последовательность ритуальных инициаций, определяемых высшей аристократией. Это ритуалы партийной карьеры, выборов…

– Эй–эй! – перебил Патрик, – При чем тут выборы?

– При том, – спокойно ответил Мак Лоу, – что выборы по процедуре, принятой в странах буржуазной или социалистической демократии, это обыкновенная культовая инициация претендента, избранного аристократией. Она практикуется в виде публичного ритуала у многих примитивных племен, это этнографический факт. Надеюсь, ты не будешь меня убеждать, будто на этих выборах что–то решает т.н. «народ»?

Патрик погладил ладонью чисто выбритый квадратный подбородок и молча покачал головой в знак того, что не будет. Мак Лоу улыбнулся, кивнул и продолжил.

– До сих пор я говорил о возвышении некой группы особей за счет конструирования вымышленных достоинств. Но этого мало. Чтобы доминирующее положения группы было стабильным, надо не только возвысить эту группу, но и унизить всех остальных. Выражаясь точнее, надо блокировать всем остальным особям любые пути независимой социально–значимой самореализации. Секс, рождение и воспитание потомства, поиск и интерпретация актуальных знаний, производство и потребление товаров, эстетическое самовыражение, организация самоуправления в сфере безопасности и права – все это должно быть закрыто для людей, не принятых в правящий клан оффи. Если этого не сделать, у людей появится возможность сравнения деятельности оффи с деятельностью неформальных лидеров. Сравнение, естественно, окажется не в пользу первых, и вся конструкция искусственно–обоснованной власти оффи может рухнуть.

– Не понимаю, при чем тут секс и рождение потомства, – перебила Жанна.

– Основной инстинкт, – ответил Мак Лоу, – На нем основана естественная процедура признания альфа–самца самками племени. Если люди смогут демонстрировать свою сексуальную и репродуктивную состоятельность, то искусственной системе рангов в обществе будет нанесен удар в самое больное место… Извините за каламбур. Кстати, задумаемся: почему европейская мораль предписывает женщинам занятие сексом без удовольствия, а затем беременность и роды в максимально–болезненном режиме?

– Где это она такое предписывает!? – возмутился Юджин.

– В библии. Прочти на досуге, это где–то в самых первых главах. Там, где бог Иегова произносит длинное и качественое проклятие в отношении всего человеческого рода. Далее в том же проклятии, предписывается, чтобы труд был для человека изнурителен, ненавистен и туп. Это тоже важно. Если человек работает не как скот, а как разумное креативное существо, он сломает систему. Оффи–бог, конечно же, это предусмотрел.

– Ты хоть бога оставь в покое, – попросил Патрик.

Мак Лоу пожал плечами.

– Ладно, оставлю. Тем более все равно его нет.

– Это еще доказать надо!

– В другой раз, ладно, Патрик? Просто я обещал Жанне изложить систематически, а раз так – на очереди у нас послания апостола Павла.

– Он–то при чем!?

– О! Это очень толковый апостол. Он четко сформулировал одну мысль: если общество переведено из системы натуральных ориентиров в систему искусственных ценностей и статусов, то это общество ожидает конец света. Оно обречено, как пассажиры автобуса, в котором водитель смотрит не на дорогу, а на TV–экран, где отображается существенно иная дорога, виртуальная. В какой–то момент, на скоростном автобане…

– Я не поняла перехода к автобусу, – заявила Жанна.

– А, извини, я его проскочил. Это элементарно. Когда оффи навязывают обществу такую систему координат, в которой они сами оказываются неизмеримо–выше простолюдинов, возникает эффект информационного шлака, или токсичной морали. Средний индивид продолжает стремиться повысить свой статус в обществе, но не в натуральной системе ценностей, а в новой, моральной. Теперь вместо натуральных ценностей (ремесленных изделий, пищевых продуктов и актуальных знаний) он производит мнимые ценности – целомудрие, смирение, покаяние, толерантность, фригидность, дебильность… От этого коктейля начинается системная деградация. Попрошайничать становится выгоднее, чем работать. Вместо жилых домов и предприятий начинают строиться культовые здания, суд оправдывает бандитов и наказывает тех, кто нескромен в сексуальной жизни. Ученые увлекаются толкованием священных книг. Правители становятся трусливыми идиотами. Вместо того, чтобы решать проблемы, они консультируются с еще большими идиотами из числа деградировавших ученых и, по их совету, апеллируют к моральным ценностям. Население утрачивает дееспособность, и теперь для любой работы приходится нанимать гастарбайтеров, которые скоро начинают задавать тон. Армия уже не может понять, что она защищает, и от агрессоров приходится откупаться. Скоро с империи уже собирают дань даже те отсталые соседи, которые раньше сами платили дань ей. Те немногие, кто еще не разучился работать, платят огромные налоги на содержание всей этой помойки и искренне радуются, когда приходит серьезный завоеватель, оккупирует эту территорию, вешает чиновников, попрошаек и бандитов, и наводит какой–то порядок, пусть довольно обременительный в смысле налогов, но, по крайней мере, твердый и понятный…

Мак Лоу замолчал, хлебнул кофе из кружки и принялся раскуривать потухшую сигару.

– Предлагаешь запретить европейскую мораль? – спросила Жанна.

– Почему только европейскую и почему именно запретить? – удивился тот.

– Ну, допустим, не только европейскую. Вообще любую твердую мораль. А запретить потому, что, по твоей теории, от этой морали все беды.

– Беды от диктата правящих кланов, – возразил он, – твердая мораль только инструмент. Зачем ее запрещать? Если к ней не принужать, она сама исчезнет.

– У нас в Канаде никого к морали не принуждают, а она не исчезает, – заметила она.

– Ты просто привыкла к прессу морали, как к камешку в ботинке, – сказал Мак, – Если я задам несколько вопросов, то ситуация покажется тебе в другом свете.

– ОК, задавай.

– Вопрос первый. Может ли получить место преподавателя в университете человек, про которого всем известно, что он поклоняется Христу.

– Да, – ответила она, – Собственно, таких большинство.

– А если всем известно, что он поклоняется Сатане?

– Гм… – Жанна замялась, – Я не уверена, что университетский совет на это пойдет.

– А получит ли место женщина, которая занимается любительской проституцией?

– Нет, конечно…. Слушай, к чему эти вопросы? Есть же и другие работы…

– Это к тому, – вмешалась Дилли, – что в Меганезии, социальный деятель, отказавший кому–либо в работе на подобном основании, со свистом вылетит из страны.

– В каком смысле? – удивилась канадка.

– В таком, что суд вклеит ему ВМГС в форме депортации.

– А можно ли отказать человеку потому, что он мусульманин или римский католик?

– Нельзя, – коротко ответила Дилли.

– Вот как? – сказала канадка, – А я читала, что им отказывают практически всегда.

– Плюнь в лицо тому, кто это написал. На самом деле, ортодоксов здесь не устраивают условия работы. Они не согласны преподавать студентам, одетым, например, вот так.

Меганезийка сделала жест в сторону стойки бара. Жанна повернула голову и увидела юную девушку–папуаску, одетую только в тонкий поясок, украшенный парой дюжин ярких разноцветных шнурков. Облокотившись на стойку, она пила что–то зеленое из прозрачного пластикового стакана. Мак Лоу тоже обратил на нее внимание.

– Скиппи, что ты там скучаешь? Иди сюда.

– Я не скучаю, док Мак! – весело ответила та, подходя к их столу, – Я жду, пока эти два кенгуру меня заметят. Прикольно!

– Черт! – сказал Юджин, – Ты подкрадываешься…

– А вы болтаете, – парировала она, – foa интересуются: нам что, делать барбекю без вас?

– Как это без нас? – возмутился Патрик, – Мы же специально летели! Мы же вот!…

– Вот–вот, – ехидно перебила Скиппи, – Сидите, болтаете, а там уже угли остывают.

– Моя студентка, – сообщил Мак, легонько хлопнув девушку по спине, – способная, но ужасная лентяйка и непоседа. Не делай губки бантиком, чудо коралловое. Ты можешь плясать хоть до утра, но домашнее задание по геометрии к 13:00 должно быть готово.

– Тест по химии тоже, – вставил Хабба из–за стойки, – и остальным юниорам передай.

– Угу, – ответила она и, обращаясь к австралийцам, добавила, – Ну, вы чего? Давайте, рассчитывайтесь и пошли. Я сказала Нитро, что стакан сока и сигареты за ваш счет.

Оба австралийца синхронно поднялись из–за стола.

– Счастливо всем, – сказал Патрик.

– Опять ты, док Мак, нам все мозги закрутил, – добродушно проворчал Юджин.

– Ничего, сейчас их вам обратно раскрутят, – ответил Мак Лоу и подмигнул, после чего, повернувшись к Жанне, предложил, – как на счет трансгенного ужина? Я угощаю.

– А меня? – спросила Дилли.

– И тебя, разумеется. Должен же кто–то за тобой ухаживать, пока твой муж охотится на злых пиратов и прочих нарушителей морского закона.

– Тут есть пираты? – удивилась Жанна.

– Если есть, то им страшно не повезло, – сказал Мак.

– Мой faakane – здешний шериф, – с улыбкой, пояснила меганезийка, – Про него вечно рассказывают всякие ужасы, а он самый добрый парень на свете.

– Шериф Тези классный, – подтвердила девушка, сидевшая за угловым столом вместе со своим парнем. Оба были типичные тинейджеры–канаки: поджарые, смуглые, не вдруг определишь, какой расы (чем–то похожи на креолов, чем–то – на малайцев, а чем–то – на утафоа). Судя по коротким легким комбинезончикам–koala с цветными наклейками из фрагментов морской карты, распечатанной на пластике, ребята относились к какой–то разновидности туристов–дальнобойщиков. За соседним с ними столом расположилась кампания постарше – лет 30 – 35. Трое мужчин и женщина средиземноморского типа и спортивного сложения, в сине–зеленых шортах и футболках, украшенных фиолетовым контуром рыбы с длинной, как крылья, парой грудных плавников в виде литеры «V».

Жанна хмыкнула и обратилась к Нитро (который, успев рассчитать австралийцев и их местную подружку, подошел выяснить, не пошутил ли Мак Лоу на счет ужина).

– Если не секрет, что это за ребята в клубной униформе?

– Калабрийская мафия «Ndrangeta», – шепотом произнес он.

– О, черт! – вырвалось у Жанны, но бармен, Мак и Дилли тут же расхохотались.

– Они из партнерства «Volans», летучая рыба, – пояснил Нитро, – Когда папуасы только прибыли сюда, ребята из «Volans» здорово им помогли. Точнее, они просто приехали и все тут организовывали. А эти четверо остались. Так бывает.

– Но к калабрийской мафии они имеют прямое отношение, – добавила Дилли.

– Какое? – поинтересовалась канадка.

– Во–первых, там много этнических калабрийцев, а во–вторых, их за это арестовывали.

– За то, что они – калабрийцы?

– Нет, за принадлежность к «Ndrangeta».

– Ты меня запутала! – объявила Жанна.

– Хочешь, я все объясню по порядку? – предложил Мак Лоу.

– Хочу, – подтвердила она, – И, я полагаю, с ужином это хорошая идея.

– Ага, – сказал Нитро, – Тогда я притащу вам хавчик, а док проведет политинформацию.

Мак Лоу кивнул, снова зажег потухшую было сигару, и начал рассказ.

– Это произошло в последний год координатуры Иори Накамура. Некие лица заявили в INDEMI, что на острове Футуна образовался филиал «Ндрангеты» с соответствующими последствиями, как то: рэкет и прочее. В заявлении было названо даже имя «крестного отца»: Микеле Карпини, уроженец Коста–Виола (фиолетового берега, т.е. Тирренского побережья), эмигрировавший в Меганезию сразу после революции.

– Микеле Карпини? – переспросила Жанна, – Я про него слышала…

– Возможно. Это известный агро–эксперт. Итак, INDEMI арестовал всю калабрийскую кампанию, в т.ч. и «дона Микеле» (как его назвали в заявлении), а уже через час после ареста начался огромный скандал. Оказалось, что Микеле Карпини не имеет никакого отношения к мафии, зато имеет самое прямое отношение к прогрессивным методам обработки земли и распространению высокопродуктивных генно–модифицированных агрокультур. То, что Карпини находил в Меганезии других калабрийцев и помогал им устроиться в здешней жизни – не преступление. То, что меганезийские калабрийцы придумали шуточный Орден Фиолетовой Летучей Рыбы – тоже не нарушение закона.

– Иначе говоря, кто–то его подставил, – констатировала Жанна.

– Даже известно, кто, – сказал Мак, – Международное объединение «Врачи и ученые против ГМ–источников питания» и международный фонд «Устойчивое развитие». Об этом фонде – особый разговор, связанный с критической скоростью прогресса…

– … Которая в 5 раз ниже, чем необходимо?

– Совершенно верно. Но об этом – потом. Итак, Микеле оказался в Лантоне. Его туда привезли с Футуна сразу после ареста. Через несколько часов, перед ним извинились, выпустили из камеры и предложили отвезти обратно за казенный счет. Там больше пятисот миль. В ответ он послал военных разведчиков к черту, потребовал назад свое полотенце, завернулся в него и пошел в приемную Верховного суда.

– Полотенце? – переспросила канадка.

– Да. Его, видишь ли, арестовали ночью, и у него с собой было только полотенце. Он заявил, что научит INDEMI уважать Хартию, а кое–кого заставит бежать из Меганезии, обгоняя собственный крик. В приемной суда он занял один из свободных терминалов и начал строчить заявления, одно за другим. Микеле довольно импульсивный человек и, если его как следует вывести из себя… Правда, перед первым судебным заседанием он сильно смягчил позицию по поводу INDEMI, т.к. одна симпатичная девушка, курсант разведшколы, таскала ему пирожки, пока он занимался эпистолярным творчеством.

Жанна слушала, делая заметки на своем hendhold, и глянув в дополнительное окно на экране (где был отображен конспект разговора с Сю Гаэтано на Элаусестере), спросила:

– А девушку–курсанта звали случайно не Чубби Хок?

– Именно так, – Мак Лоу улыбнулся, – Микеле считает, что это была судьба, хотя на мой взгляд, это классическая биосоциальная реакция. Одинокий молодой мужчина не может не влюбиться в привлекательную девушку, которая таскает ему пирожки.

– Ты их обоих лично знаешь? – спросила Жанна.

– Да. Я работал на острове Алофи, совсем рядом с Футуна, и мы часто встречались. Но вернемся к этой истории. Смягчив позицию по INDEMI, Микеле ужесточил позицию по международным организациям, которые я назвал. Он обвинил их уже не в том, что они составили ложный донос с целью блокировать социально–значимое исследование, а не меньше, чем в системных диверсиях против технического развития. Он потратил более суток, вытащил из интернет все их программы и заявления, и представил все это суду. Подробности есть у Ван Хорна, он был судебным экспертом. Почитай, если интересно.

– Я читала его «Atomic Autodefenca», там про это ничего нет.

– Это в другой книге, – пояснил Мак, – она называется «Flying fish attacks!».

– Почитаю. А если вкратце?

– Если вкратце, то Верховный суд занял формальную позицию: раз ложное заявление направил римский офис фонда «Устойчивое Развитие», то сотрудники этого офиса и виноваты. Им запретили въезд в Меганезию и больше никого не тронули.

– Странно, – заметила Жанна.

– Более чем, – согласился Мак Лоу, – Но лидеры анти–трансгенного движения не придали значения этой странности. Они решили, что все обошлось и можно заниматься здесь той деятельностью, которая в их программе. А через 2 месяца полиция арестовала несколько тысяч активистов экологических, биоэтических и медицинских ассоциаций. Несколько десятков арестантов, даже имели мандаты международных комитетов UN и EC…

Нитро, водрузил в центр стола полусферический прозрачный котелок внушительных размеров, в котором находилось нечто вроде мяса с овощами и фруктами.

– Ни фига их эти мандаты не спасли! – сообщил он.

– В каком смысле? – спросила Жанна.

– В таком, – бармен выставил вперед указательный палец и громко цокнул языком, – ни одна сволочь не ушла. Достаточно они нам крови попортили.

– Криков, конечно, было, – добавила Дилли, – Я тогда в младшей школе училась, но все равно помню: по CNN бла–бла–бла, бесчеловечная расправа. А, если хочешь знать мое мнение, правильно их прислонили. Людям семью кормить надо, а зажравшиеся уроды хотят, чтобы мы голодали из–за того, что мол, биосферные последствия. Кто видел эти последствия? Короче – оффи, а с оффи – один разговор: пулю в лоб и тушку в море.

Жанна хотела что–то возразить, но вспомнила монолог Ойстер с атолла Кэролайн по поводу международных экологических дижений и поняла: бесполезно. Любые акции против несоразмерного преобразования природной среды, меганезийцы рассматривали, как покушение на свое экономическое развитие и благополучие. Активисты–экологи и активисты–биоэтики были для них тем же, что германские или японские шпионы для среднего североамериканца в период II мировой войны. В общем, она сочла за лучшее заняться едой – тем более, что под влиянием местного самогона, у нее вдруг зверски разыгрался аппетит. Примерно через четверть часа, когда с ужином из одного (но очень нажористого) блюда, было покончено, она, все–таки спросила:

– Мак, а ты считаешь, что природу вообще не надо защищать?

– Это смотря что называть «природой», – ответил тот, – Раз уж мы говорим о «Летучих рыбах», то вот тебе их концепция. Мы заведомо не можем сохранить и человечество, и естественную среду, потому что нас не устраивает продуктивность этой среды, и нас не устраивают многие ее опасные для человека факторы. Следовательно: надо определить такое состояние окружающей среды, которое для нас наиболее комфортно, и перейти к этому состоянию путем искусственного управления.

– А при чем тут калабрийские «летучие рыбы»? – удивилась Жанна.

– В общем, не при чем, – сказал Мак Лоу, – «Volans» переросли проблему, собственно, калабрийцев. За прошедшие 15 лет, здешнее общество стало гораздо богаче и лучше организовано. Дельный человек, хоть из Южной Италии, хоть из Центральной Африки, найдет себе здесь нормальное место для жизни и работы. В крайнем случае – свяжется с социальной службой, которая для этого и создана. А вот быстрая хабитация атоллов, на которых исходно не было постоянного населения – это проблема.

– Хабитация? – переспросила канадка.

– Да. Быстрое превращение необитаемых территорий в обитаемые и благоустроенные.

– Звучит неплохо… А ничего, что мы так беспардонно обсуждаем этих «Volans», когда они тут, рядом? Я имею в виду…

Один из мужчин в футболке с фиолетовой летучей рыбой повернулся в их сторону и приветливо помахал рукой.

– Обсуждай, гло, мы привыкли.

– Мы ведь чертова калабрийская мафия, так ее перетак, – весело добавил второй.

– Кстати, – добавила их подруга, – Ван Хорн в своей книжке ошибся на счет полотенца. Дона Микеле форсы забрали из дома вообще голым. А полотенце он демонстративно присвоил в туалетной комнате лантонской каталажки. Сказал: мне, мол, принципы не позволяют идти в Верховный суд не одетым, а цену тряпки потом можете вычесть из суммы компенсации, которую суд вам прилепит.

– Много прилепили? – поинтересовалась Жанна.

– Достаточно, – ответила «летучая рыба», – Как раз хватило на стартовый капитал для нашего партнерства. Получился хороший бизнес. И людям помочь и себя не обидеть.

– Ясно. Спасибо за комментарий.

– Aita pe–a, – «летучая рыба» махнула ладошкой и отвернулась.

Жанна, несколько сконфуженно, покачала головой

– А ты, Мак, из каких соображений сюда приехал?

– По работе, – ответил тот, – У меня закончился контракт на Алофи, а университет Атиу искал парня, который бы занялся центром экстремальной биотехнологии на месте той старой биостанции, которую построили на Ману–ае еще до независимости. Потом, мне здесь понравилось и, что главное, здесь понравилось моей семье.

– У тебя большая семья?

– Не очень большая, но очень любимая… О! Вот этот парень тебя заинтересует!

Мак Лоу сделал кому–то приглашающий жест рукой, Жанна посмотрела в ту сторону и едва удержалась, чтобы не ущипнуть себя для проверки «сплю – не сплю». Вошедший персонаж, по ее понятиям, мог существовать только в фильмах жанра «heroic fantasy». Мужчина, был немногим выше среднего роста, но весил верных полтора центнера и состоял, казалось, из сплошных мышц и сухожилий. Даже значительных размеров пузо было рельефным от выступающих мышц. Все это мощное биологическое сооружение было прикрыто только пестрой клетчатой набедренной повязкой. Как и у большинства папуасов (персонаж явно принадлежал именно к этому этносу) тело и лицо были почти безволосыми. Только свод черепа был как будто накрыт черной шерстяной шапкой. Но весь этот внушительный биодизайн не выглядел брутальным. Наоборот, от него веяло какой–то теплотой, надежностью и даже своеобразной нежностью… Жанна на секунду вообразила, что чувствует женщина, когда ее тело поглаживает такая большая, теплая сильная и нежная лапа. Эта лапа касается щеки, ласкает груди, спускается по животу…

«Черт! – подумала она, энергично тряхнув головой, – Ничего себе, наваждение…».

– Привет, док Мак, – прогудел этот невероятный тип, – Я к тебе с вопросом. Ненадолго.

– Знаешь Вуа, – сказал Мак Лоу, – любой вопрос лучше обсудить за кружкой какао. Вот Хабба не даст соврать.

– Не дам, – подтвердил бармен, – Давай, Вуа, падай к ребятам, а я тебе притащу какао. Кстати, вот это – Жанна, она репортер, из Канады.

– Привет, Жанна, – сказал папуас, неожиданно–легкими, беззвучными шагами пересекая помещение, – Как там у тебя в Канаде?

– Вроде, неплохо, – ответила она, – Только похолоднее, чем здесь.

– Еще бы, – согласился Вуа, усаживаясь между ней и доком, – Это же почти Антарктика, только на другом конце глобуса… Док, у меня кроме старшего сына, есть еще старшая дочка. Она тоже все время в твоем fare. Как быть?

– Никак. Пусть дети играют, где им нравится.

– Неудобно, – заметил папуас, – твое время дорого стоит. Давай я буду платить.

– Нет, Вуа, не будешь.

– Но, док, неудобно же…

Хабба поставил перед папуасом кружку горячего какао и похлопал его по плечу.

– Не спорь с док–Маком, парень, а то он рассердится и набьет тебе морду.

Через секунду в салуне ржали решительно все, включая Жанну. Достаточно было мысленно представить себе эту картину…

– Все будет гораздо хуже, Вуа! – заявила Дилли, давясь от смеха, – Если ты будешь спорить с док–Маком, я тебя защекочу до икоты.

– Да ну тебя, – обиделся папуас, – Я же серьезно. Док Мак, давай я тогда тебе сделаю хороший арбалет для подводной охоты.

– Знаешь, – ответил тот, – Поговори об этом с Фэ и Ри. Они тебе объяснят, кто, кому и сколько должен. Как тебе идея?

– Только не это, док Мак! С твоими vahine невозможно спорить! Они дикие.

– Нет, они домашние. Просто не надо устраивать расчеты на пустом месте.

– Почему на пустом? Когда твои vahine подкидывали моим vahine ваших детей, ты подарил мне дивайс для работы. Думаешь, я не знаю, сколько он стоит? А теперь…

– … Теперь они продолжают подкидывать, а я тебе ничего не дарю. Мы квиты.

– Но я же их не учил! Это совсем другое дело!

– Ну, – сказал Мак Лоу, – Если ты так ставишь вопрос, давай разбираться в значении термина «учить». Оно не так очевидно, как тебе сейчас кажется…

Через несколько секунд Жанна перестала улавливать ход мысли собеседников, быстро перебрасывавшихся репликами, постепенно переходя с лингва–франко на утафоа. Тут Хабба, вернувшийся на свое место за стойкой, сделал ей приглашающий жест – и она сочла за лучшее переместиться туда. Бармен, уже не спрашивая, налил ей еще рюмочку самогона и кружку какао, и сообщил:

– Вуа – кузнец. Замечательный мастер. Но у него проблемы с образованием. В смысле, читать, писать и считать он более–менее умеет, но и только. Аналогично – его жены.

– Сколько же у него жен?

– Шесть. Отличные девчонки, но образование, как я уже доложил, никакое.

– Шесть? – переспросила Жанна.

– Да, – подтвердил бармен, – В самый раз для такого парня. Все здорово, но детям надо идти в школу, а по нашему стандарту в первом классе ребенок уже умеет пользоваться компьютером, не говоря уже о таких мелочах, как алфавит и арифметика. В принципе, такая ситуация не только у него, и вопрос решается элементарно: дети из таких семей просто болтаются у соседей, и без проблем набирают требуемый уровень. Док Мак и кузнец Вуа как раз соседи, но Вуа жутко щепетилен в смысле денег. Кроме того, док однажды подарил ему очень полезную штуку… У тебя как с основами металлургии?

– Около нуля, – честно призналась Жанна.

– Ну, тогда я попробую объяснить на пальцах. Представь себе древнюю кузницу, в которой все функции подмастерьев (раздувание горна, смешивание компонентов, выплавку металла, нагревание заготовки и придание ей приблизительно–требуемой формы) выполняет специально обученный черт. Знаешь, кто такой черт?

– Прибилизительно знаю, из художественной литературы.

– Вот. Здесь аналогичный случай. Эти дивайсы под маркой «Ferfaber» выпускаются партнерством «Taveri–Futuna» для металлургических лабораторий, а док Мак как–то сообазил, что такой дивайс можно использовать в домашней мастерской. Вуа теперь делает такие потрясающие вещи… Сейчас покажу, это надо видеть.

Хабба вынул из–под стойки составной металлический прямоугольник длиной с ладонь, повернул какие–то части друг относительно друга в двух разных плоскостях и предмет, удлинившись вдвое, превратился во что–то вроде мощных ножниц.

– Прикинь, как у парня работает стереометрическое мышление!

– Здорово, – согласилась она, – А что это?

– Типа, резать листовой металл, проволоку и всякое такое, – пояснил бармен, – Если бы Вуа получил в свое время инженерное образование, он бы такого напридумывал. А так придется ждать, пока его дети вырастут. По–моему, эта гениальность – наследственная.

– Много у него детей? – спросила Жанна, делая глоточек самогона.

– Пока одиннадцать, но он, очевидно, на этом не остановится.

– Да, действительно, с чего бы ему останавливаться… Кстати, о детях. Что у них с Мак Лоу за чехарда с детьми?

– Никакая не чехарда, – сказал подошедший Нитро, – Они с доком соседи, а жены дока очень подвижные девчонки. Они подбрасывают своих пятерых мелких женам Вуа, а те спихивают им двух своих старших, чтобы…

– Я Жанне уже объяснил на счет компьютеров в школе, – перебил его коллега.

– У дока тоже несколько жен? – уточнила канадка.

– Две, – ответил Нитро, – Обе с Элаусестере, а там обычай: делать близнецов.

– Я знаю, – сказала Жанна, – Я была на Элаусестере и помогала одной меганезийской журналистке собирать материал о коммунизме и методах стимуляции фертильности.

– А написано, что наоборот, она тебе помогала, – заметил Хабба.

– Где написано? – удивилась она.

– В газете. Нитро, ткни мышкой в закладки, там link на «Raiatea social reports journal».

Через четверть минуты Нитро водрузил на стойку монитор. На экране был заголовок:

«Наш домашний коммунизм: полет к Тау Кита продолжается».

(Жанна Ронеро, «Green World Press», Элеа Флегг, «Journalistik Estudio Centro»)

В предисловии из двух строчек (написанных Элеа) сообщалось: «Паоро сплела нити жизни так, что я встретила на атолле Тепи классную девчонку из Канадской Новой Шотландии. Она–то и ловила эту рыбу, а я только помогала забрасывать трал».

Меганезийская студентка сохранила весь текст Жанны, не тронув ни одной запятой, и лишь кое–где вмонтировала от себя короткие фрагменты, замечательно оживлявшие повествование. Безусловно (заметила про себя Жанна) у юной меганезийки был свой стиль: хлесткий, озорной, яркий, и напрочь лишенный таких привычных для Жанны ограничителей, как толерантность, политкорректность и требования пристойности.

Под текстом шли отзывы – за сутки, прошедшие с момента публикации их накопилось несколько сотен. Оказывается, статья расколола активистов экологических движений на два враждующих лагеря. Одни были в полном восторге от «Описания жизни канаков–коммунистов в прекрасном и естественном единении с природой». Другие возмущались тем, что «Статья пропагандирует тоталитарное извращение идеи глубокой экологии, и оправдывает надругательство над живой природой, в т.ч. и над человеческим телом». Местный (меганезийский) vox populi почти однозначно хвалил статью (не коммунизм, который здесь воспринимался, в основном, как «рискованные игры в синтетический социум», а именно статью «разложившую по полочкам историю этой аферы»). Вообще, как поняла Жанна, большинство меганезийцев относились к элаусестерцам с огромной симпатией, но к самому элаусестерскому строю – с огромным скептицизмом (называя тамошний коммунизм «социальным диснейлендом» и «пережаренной ролевой игрой»). Отзывы респондентов вне Меганезии делились на 3 большие группы мнений, которые могли быть выражены одним из трех слов: «прикольно!», «свинство!» или «классно!».

Помимо письменных мнений, имелось две ссылки на медиа–файлы.

***

Elausestere Red Star ACID–TV: Тут был просто видеоряд, склеенный из любительских роликов о пребывании Жанны и Элеа в «коммунистическом будущем». Глядя на себя глазами местных операторов, Жанна искренне смеялась. Она и не представляла, что со стороны ее визит выглядел так весело. Что касается видеофрагментов о приключениях Элеа, то они тоже были веселыми, но ряд сцен вогнали Жанну в краску. По ее мнению, студентка слишком увлеклась знакомством с сексуальными обычаями коммунистов. В финале видеоряда был показан изящный старт патрульного флаера, на котором Жанна улетала с этих островов. Снизу это смотрелось здорово, но канадка помнила ощущение свинцовой тяжести в теле и темноту в глазах, когда юный пилот несколько переоценил физическую форму своей пассажирки. Впрочем, он потом так трогательно извинялся…

***

Iaorana Hawaiika STV: Здесь кадров с Элаусестере почти не было. Большую часть файла составляло общение репортера с Рокки Митиата – экс–координатором правительства и менеджером партнерства «Fiji–Drive», в ее рабочем кабинете.

*********************************

Коммунизм в бизнесе?

Бизнес–foa в коммунизме?

*********************************

Она одета в элегантный костюмчик из джинсовой рубашки и шортов,

Ее собеседник – в майку с эмблемой TV–канала и легкий пятнистый лантонский килт.

…

– Скажите, Рокки, если честно: как вы, участник топ–коллегии крупного коммерческого предприятия, относитесь к коммунизму?

– Если вопрос стоит так, то отношусь с интересом. Как к одной из предельных, чистых стратегий гуманитарного управления, построенной только на психологическом мотиве интереса к труду, без материального поощрения и без физической угрозы. Как и любая чистая стратегия (чисто материальная или чисто угрожающая) коммунизм, сам по себе, бесперспективен, но как один из компонентов смешанной стратегии, он применяется в любом эффективном бизнесе. Значит, прикладной научный коммунизм надо знать.