Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 88 страниц)

– Ромар, у тебя расчет времени странный, – заметил Олаф, – Ты даешь 100 лет, чтобы развить колонию до технополиса с астродромом. Откуда ты возьмешь персонал?

– Давай считать вместе, – предложил он, – Допустим, в звездолете 20 пассажиров, как в обычном аэро–шаттле. Если соотношение M/F поддерживать 1/3, и размножаться без фанатизма, но быстро, то через 100 лет население по–любому перевалит за миллион.

– Люди у тебя что, плодятся, как кролики?

– Нет, медленнее. Люди созревают после 10 лет и рожают раз в 2 года, по 6 потомков.

– Колонистки не надорвуться рожать шестерых каждые 2 года? – съехидничала Фрис.

– Это максимальный темп, а мы договорились, что без фанатизма, – пояснил Ромар.

Ахети улеглась на спину, изобразила гимнастический мостик, упершись ладонями и ступнями в надувную палубу, так что соски ее небольших острых грудей уставились в небо, как пара микрокалиберных зенитных орудий, и драматическим тоном обявила:

– О, горе мне! Я не гожусь в астронавты! У меня всего две сиськи вместо шести!

Пять остальных участников «спортивно–прикладного тренинга» наградили артистку бурными аплодисментами. Только в этот момент Юн Чун сообразила, какая стратегия космических исследований обсуждается и выразила свое категорическое несогласие.

– Это какое–то конкистадорство! У нас же есть своя Солнечная система! Луна, Марс, Венера, спутники Юпитера! А гипер–размножение ради завоеваний – это варварство!

– А что тогда делать ближайшие 2000 лет? – поинтересовался Ромар, – Всем заняться релятивистской теорией метрики и думать, как обойти световой барьер? А вдруг это вообще невозможно? Что, так и сидеть здесь, как мидия в раковине?

Юн Чун собралась было что–то возразить, но тут у нее в наплечной сумочке–браслете (который она носила по меганезийской моде) жалобно запищал мобайл.

– Минуточку, – сказала она, и отошла на другой борт рафта, пощебетала пару минут, а затем вернулась и сказала, – Керк, поговори, пожалуйста, с одним человеком.

– О чем? – спросил военфельдшер, принимая из ее рук телефончик.

– Это товарищ Жун Етинг, он ответственный работник, у него к тебе просьба.

– Ладно – сказал Керк, – … Ni hao, Jun Eting do–si. Wo ni yao shen ma?… Wo bu ming bai… Shei gen bi sai?… Chuan chen me shi hou kai?… Ni you shen men?… Zenmeban?.. Shi.

– Какой, на хрен корабль? – спросил Рон.

– Не знаю, – сказал Керк, доставая свой мобайл и набирая номер, – сейчас я выясню… Iaorana Chubbi! Тут чисто служебная фигня… Ага, китаец… Откуда ты знаешь?… Этот кекс говорит: я приглашая вас на корабль «Наутилус», это не розыгрыш. Я говорю: не понял, что за на фиг? А он говорит, что Юн Чун очень важно быть на этом корабле. Я спрашиваю: когда корабль выходит из порта. Этот тип говорит: корабль уже вышел из Чжанцзяна в Южно–Китайское море, а нам надо туда лэндиться, как на авианосец. Я спрашиваю: у вас ID есть, чтобы проверить. Он говорит: звоните в ваше гестапо…Ну, вообще–то он сказал… Ну, да. А это что, не розыгрыш?… ОК, сейчас спрошу…

– Чего там? – снова поинтересовался Рон.

– Короче, foa, такие дела: Юн очень ждут в Африке, как эксперта по сейсмологии…

…

=======================================

61 – ЭКИПАЖ и КОМИТЕТ по встрече.

Дата/Время: 18 сентября 22 года Хартии. День.

Место: Транс–Экваториальная Африка. Мпулу.

Резервная ВПП ВВС Мпулу около АЭС Макасо.

=======================================

Когда пилот «Фалькона» увидел, что такое «Резервная посадочная полоса контрольного пункта Макасо ВВС Мпулу», он закатил настоящую истерику в эфире. Но деваться ему было уже в любом случае некуда. За пять минут до того, он, по приказу капитана Рэдо, слил весь резервный керосин, и теперь у него в баках оставалось горючего не более, чем на сотню миль. Собственно, полосы, как таковой не было. Просто ближайший к Макасо, участок дороги, ведущей на юг, к озеру Уква и трассе Кумбва – Мпондо, был спрямлен, расширен, и залит чем–то наподобие бетона, в которой превращалась местная глина при измельчении, заливке и высыхании. Такая дорожная модернизация потребовалась для монтажа модульной АЭС и небольшой фабрики по переработке триффидных стволов в строительную фанеру, а затем возникла идея, что на этот участок, около полутора тысяч метров длиной, могут, в случае необходимости, приземляться грузовые самолеты. Вот сейчас такая необходимость и возникла… Вопреки опасениям, «Фалькон» приземлился вполне чисто. Рев трех турбореактивных движков смолк, и «комитет по торжественной встрече» тут же занялся делом. На полосу в сотне метров перед носом самолета выехал бронированный джип, и усиленный мегафоном голос, в лучших традициях центрально–африканского военизированного гостеприимства предложил прибывшим:

– Всем выйти из самолета, бросить оружие и лечь лицом вниз.

На «Фальконе» тоже имелась техника для громкой голосовой связи.

– Какие гарантии нашей безопасности? – спроcил пилот.

– Никаких, – честно ответил через мегафон капитан Виго Рэдо, – выметайтесь, и все.

– Тогда, – сказал пилот, – нам надо запросить инструкции у чартерной компании.

Виго хмыкнул, положил микрофон на сидение, и распорядился:

– Тино, убедительно попроси экипаж и пассажиров покинуть воздушное судно.

– Да, кэп, – лаконично ответил парнишка–креол с нашивками суб–лейтенанта на полевой форме и взялся за пульт управления маленькой двуствольной пушки, установленной на турели, на крыше дижипа.

Турель поднялась на выдвижном штоке, повернулась, и стволы уставились прямо на обзорный фонарь кабины. Ни пилот, ни бортмеханик, не успели даже толком испугаться, когда один за другим раздались два выстрела.

Первый: тяжелый пластиковый цилиндр – болванка вышиб одно из стекол фонаря. Второй: В дыру влетел контейнер и разбился о заднюю стенку кабины с тихим, почти нежным звоном. Наполнявшая его бесцветная жидкось вскипела, образовав изящные клубы белого пара. Ни в кабине, ни в салоне, никто не успел оценить эстетику этого физического явления – на них обрушилась непереносимая, оглушающая и ослепляющая боль в глазах и носоглотке…

Спецагенту FBI Гарри Босуорту досталась сложная задача комментировать проведение операции для репортеров, собранных в кабинете главного инженера фанерной фабрики (окна которого удачно выходили на финишный участок резервной посадочной полосы).

– Леди и джентльмены, сейчас вы видите последствия применения лакримативного газа, т.е. нелетального оружия, вынуждающего правонарушителей покинуть занимаемое ими помещение… Я надеюсь, они сумеют найти ручки основного и аварийного выходов… Вот, нашли… К сожалению, у наших коллег из INDEMI не нашлось амортизирующих матрацев, так что нарушители вынуждены прыгать… или падать из салона. Сечас вы видете фазу физического задержания… Мда… Некоторая грубость здесь неизбежна…

– По–моему, – перебил Хартли, – Совершенно не обязательно бить их ногами. Хоть они и негодяи, но у них должно быть право на человечное обращение.

– Какое, к чертовой матери, человеческое обращение? – возразил Йорк, – Таких говнюков надо расстреливать на месте.

– Это нецелесообразно, – сообщил спецагент Босуорт, – они важные свидетели… Ну, вот, эта фаза завершена, мы видим 12 задержанных, из которых, судя по внешнему виду, 4 являются военизированной охраной, а 8 гражданскими лицами. Двое гражданских лиц, скорее всего, экипаж самолета…

– А что за форма на охранниках? – спросила Жанна.

– Это стандартное обмундирование армии эмирата Сарджа, – сообщил Гарри.

…

=======================================

62 – ИНОПЛАНЕТНЫЙ УТЮГ made in China.

Дата/Время: 18 сентября 22 года Хартии.

Место: Южно–Китайское море.

Небо над Калимантаном.

=======================================

Рон не отрывая взгляд от панорамы внизу, закурил сигарету, и хмыкнул.

– Керк, ты специально проложил маршрут над Брунеем?

– Ага. Хочу разглядеть кое–что с воздуха. Мало ли… Вот, дворец их гребаного султана.

– Вижу… Ага, у нас отличная позиция…

– Одна бомба и жопа этому исламисту, – добавила Пума, пристраиваясь рядом с Роном.

– Черная кошка! Отставить милитаристскую агитацию! Мы мирные туристы, E–oe?

– У! Я не милитарист. Я теоретически. Как если маневры, да!

– Если маневры, – вмешался Олаф, – я бы влепил ракету в эти нефтяные терминалы, а вторую – туда, где навигационный комплекс. И еще вон в ту транспортную развязку.

– А по–моему, надо бить в газгольдеры и в ТЭС, – сказала Фрис, – Они так бабахнут… Кстати, почему нас никто не шуганет отсюда? Мы же обнаглели, летим на высоте 500, мелькаем меганезийскими значками на крыльях.

– «Наутилус» в 200 милях к западу отсюда, – объяснил Керк, – Китайцы уроют любого засранца, который будет хулиганить. Кроме нас, разумеется. Мы хорошие засранцы.

– Вообще, вы не честно поступаете, – сказала Юн Чун, – Используете гуманитарный воздушный коридор для военной разведки. Мне стыдно за вас, честное слово.

– Мы уже не используем, мы на море смотрим, – весело ответил Керк, – Видишь, какое красивое? Как твои глаза, Юн. И такое же загадочное. Ты этого не знаешь, потому что никогда не видела своих глаз со стороны. В зеркале не то, оно искажает взгляд. А вот я вижу твои глаза по–настоящему. Они играют живым огнем, когда луч солнечного света касается их сбоку, как будто хочет погладить… Вот какие у тебя глаза, Юн!

Китаянка вздохнула, и чуть заметно улыбнулась одними уголками губ.

– Наверное, когда–нибудь я вспомню эти твои слова, и мне станет очень грустно.

– Не парься, – посоветовала Пума, хлопнув ее по спине, – Ты ведь не знаешь, что будет. Никто не знает, кроме Ориши Йемайи, или Паоро, как ее называет мой мужчина.

– Это богиня, в которую ты веришь? – спросила Юн Чун.

– Что значит веришь – не веришь? Это судьба. Она просто есть, вот и все.

– Мне этого не понять. Я считаю, что человек сам хозяин своей судьбы.

– Это тоже правильно, – легко согласилась африканка, – судьба там, где человек еще не знает. А там, где человек уже знает, он хозяин. Там он делает то, что ему хочется.

– Или то, что должен, – добавила китаянка.

– Если он должен, то он раб, – ответила Пума, – а свободный человек, он не должен.

– Свобода хороша в меру, – возразила китаянка, – Если человек совсем свободен, если у него нет никаких обязательств перед обществом и другими людьми, то в чем смысл его жизни? Он проживет впустую, и потом о нем никто даже не вспомнит.

– Обязательства, обязательства, – проворчала Пума, – Брось, гло, это придумали хитрые исламисты и попы–миссионеры. Они закручивают тебя в это, как в паучью паутину, ты думаешь: Ага, моя жизнь имеет смысл, потому что на мне красивая паутина. Но потом оказывается, что тебя просто поимели, да! Это очень херово.

– Хей, Черная кошка, – позвал Рон, – Ты уверена, что об этом надо говорить?

– Ya. Юн наш друг. Я не хочу, чтобы ей было плохо.

Рон легонько потрепал свою vahine по жесткой шапке коротко подстриженных волос.

– Как знаешь, Кошка. Делай, как знаешь.

– Вот что, Юн, – продолжала Пума, – Я слышала, как ты начала спорить с Ромаром. Я слышала твои слова: человек появляется не тогда, когда его родила мама, а когда его опутали паутиной чужие люди. Но это херня. Если мозги опутать всякими дурацкими запретами и обязательствами, то получится не человек, а калека.

– Ты говоришь, как Ромар, – заметила китаянка.

– Нет! Я говорю, как я. Я не знаю сложные научные слова, Зато я знаю: когда приходят миссионеры и учат жить, люди болеют. В позапрошлом году мы с констеблем Руптой ездили патрулировать маленький поселок Мпихо, там была миссия. Там учили: нельзя ходить без штанов. Даже совсем маленькие дети ходили в грязных штанах. Еще учили: девочки и мальчики играют отдельно, не трогают друг друга и не смотрят, как моются. Они не мылись. У них были заражения от грязи. Миссионеры так учили. Мы сказали женщинам: вы что, глупые? Зачем вы слушали этих уродов? Видите же: дети от этого болеют и пугаются? Теперь мы этих уродов расстреляли и привезли вам правильного медика. Он скажет: детям надо не штаны, а мыться. И играть вместе. Как раньше. Да!

– Никогда не рассказывай это при Эстер, – проворчал Рон, – Ты ее очень расстроишь.

– Не буду. Я знаю: она всех жалеет. Но мы их грохнули по закону. Написали бумагу.

– Пример классической педагогики, – констатировал Керк.

Фрис взяла сигарету из общей пачки, лежащей посреди салона, и поинтересовалась:

– В Транс–Экваториальной Африке расстрел считается педагогическим приемом?

– Нет, я про миссионерскую практику, – пояснил военфельдшер, – Ты не задумывалась, почему в большинстве архаичных племен вообще не бывает сексуальных неврозов?

– Им просто не до того, – предположила шведка, – Жизнь тяжелая.

– А почему этого практически нет в Меганезии в возрастной группе 25 лет и младше?

– А этого нет? – уточнила Юн Чун.

– Практически нет, – повторил он, – Исключения только у иммигрантов и жителей тех земель, которые присоединены значительно позже Алюминиевой революии.

– Объясни, – предложила Фрис.

– Легко. Сексуальное поведение у детей естественным путем формируется так же, как любое другое поведение. Они подражают взрослым, смотрят, что получилось, и затем корректируют свои действия. Но классическая педагогика торпедирует это дело.

– А с какого возраста детям не рано формировать сексуальность? – спросила китаянка.

– С момента рождения, как и любое другое. Сенситивность, моторика, коммуникация, анализ, все это начинает формироваться, едва младенец открыл глаза. Как только дети способны держать в руках инструменты, они начинают подражать рабочим операциям взрослых. Они еще не понимают, когда, куда и зачем нужно забивать гвозди, но уже делают это – иногда очень некстати, но это необходимые издержки обучения. Точно также, дети играют во что угодно, включая и сексуально–гендерные элементы. Им это необходимо, чтобы развить соответствующие навыки.

Китаянка несколько озадаченно почесала подбородок.

– Извини, Керк, но это ерунда. Как можно получить навыки сексуального поведения до полового созревания. Это… Как бы сказать…

– Технически невозможно, – договорила Фрис, – Эти штуки еще не работают.

– Девчонки, а вы в детстве не играли в куклы? – спросил он, – Я имею в виду, действия, которые повторяют операции матери при обращении с младенцем? Качать, кормить…

– Да. Потому что это как раз технически возможно, – ответила шведка.

– Ты в 5 лет могла бы родить ребенка и кормить его грудью? Ну, ты монстр…

– Стоп–стоп, я имитировала только кормление. Я в 5 лет имела слабое представление о том, как ребенок рождается, и мне нечего было имитировать.

– А если бы ты имела такое представление? – спросил он.

– Тогда, конечно. Ты правильно сказал: дети подражают всему, что видят у взрослых.

– Мой племянник часто имитирует, как дедушка напивается шнапсом, – вставил Олаф.

– Отличный пример, – сказал Керк, – При этом твой племянник не знаком с алкоголем?

– Только визуально, – сказал швед, – Ему, вообще–то, 4 года. Рановато будет.

Военфельдшер торжественно побарабанил ладонями по пластику пульта.

– Теперь, внимание, вопрос: если дети видят, как взрослые занимаются сексом (а они, разумеется, подглядывают, они же дети), то они будут это имитировать, или нет?

– Лучше, чтобы не подглядывали, – ответила Юн Чун, – и чтобы не имитировали.

– А что плохого, если они будут имитировать?

– Это же понятно! – китаянка удивленно подняла брови, – Им рано, не так ли?

– А в астронавтов им играть не рано? – вмешался Рон.

– Но это же разные вещи! – возразила Юн Чун.

– Why?! – хором спросили Рон и Керк.

Юн Чун с надеждой посмотрела на Фрис, но та лишь пожала плечами. Олаф слегка помассировал ладонью затылок и предположил:

– А вдруг у них раз – и получится по настоящему? Привет, ранний внезапный залет!

– Во–первых, это по–любому может произойти, – заметил Рон, – Во–вторых, в школе их заранее учат контрацепции, а в–третьих, есть пре–стоппер. Прикинь, Олаф, подростки всегда получают мелкие травмы. Байк, кайт, потасовки. Не держать же их в 4 стенах.

– Логично, – согласился швед, – просто с сексом это как–то не принято… Керк, а когда реальный секс считается нормой, в смысле медицины? В каком возрасте?

– Для мальчиков–северян в 14, для южан в 13. Для девочек: 13 и 12. Это все в среднем. Разброс плюс–минус 2 года. Есть случаи естественных родов в возрасте 9 лет. Лучше всего определять не по возрасту, а визуально: по вторичных половым признакам.

– Но человек в таком возрасте еще психически не готов! – возразила Юн Чун.

– Если ему не давать в это играть, то он никогда не будет готов, – ответил Керк, – ни в каком возрасте. И секс сольется с хроническим неврозом. Европейская педагогика, это превращения детей в untermensches, в управляемых и безвольных недочеловеков.

– Керк, на счет untermensches, это тебя занесло, – заметила Фрис.

– Нет, гло, – он покачал головой, – Это не меня занесло. Это европейцев занесло. Если полноценным людям прикажут собраться в 2 стада по миллиону, взять пушки и начать убивать друг друга, то они выполнят? Европейцы каждый раз выполняют, ты знаешь.

– Мы, шведы, с момента Парламентской революции 1933 года забили на это говно!

– Я знаю, – ответил он, – Но давай ты сама скажешь: у вас нет этой проблемы?

– Есть, – сказала она, – Но далеко не в той степени, как ты говоришь.

– ОК, меня занесло. Горячая исландская кровь. Типа, извини.

Фрис хлопнула его ладонью по плечу.

– Ладно. Обижаться на исландских дикарей? Вот еще, не хватало…

– Юн, а в Туманности Андромеды, со скольких лет люди be–friend? – встряла Пума.

– Дружат? – китаянка улыбнулась, – С самого детства. Это же здорово, верно?

– Здорово! – согласилась африканка, – Мальчики и девочки вместе, не отдельно?

– Да… – несколько менее уверенно ответила Юн Чун.

– А с какого возраста они вместе do–job?

– По Ефремову, как можно раньше. Ответственный труд в команде развивает людей.

Пума серьезно кивнула, подняла вверх обе ладони, подвигала пальцами и пояснила:

– Мальчики и девочки, подростки do–job вместе. Друзья. Одна команда. Сделали ОК. Поели. Отдохнули. Поиграли в мяч. Потом стали make–love. Их будут за это ругать?

– Ну… – Юн Чун замялась, – А почему они занялись сексом, а не чем–то другим?

– Другое, которое do–job, уже ОК, – напомнила Пума, – Так их будут ругать за секс?

– Нет, но… Как тебе объяснить?

– У них с этим проблемы? – предположила африканка, – disfunction?

– Нет… Но они воспитаны так, что….

– Знаю, – перебила Пума, – Их учили: бог из книжки миссионера накажет за make–love.

– Нет! Ничего подобного!

– Тогда объясни. Я не понимаю.

Китаянка вздохнула и задумалась в поисках достойного ответа.

В этот момент, Олаф, выпучив глаза и тыкая пальцем куда–то вперед, воскликнул:

– Vilken jevla skitstovel fur helvette!

– По ходу, это не чертов сапог с говном, – ответил ему Рон, – по ходу, это «Наутилус».

Объект, удививший шведа, представлял собой огромный шлейф тонкой водяной пыли, белое, радужно–блестящее облако веретенообразной формы, вытянувшееся прямо над морем на милю с юга на север. Только потом стало возможным рассмотреть маленькое сине–зеленое пятнышко, почти сливающееся по цвету с поверхностью воды. Керк чуть повернул штурвал и «InCub» стал плавно разворачиваться влево, к югу, ложась на курс, параллельный курсу «Наутилуса». Еще немного, и стал виден сам атомный крейсер. Он был похож на огромную перевернутую ложку, роль черенка для которой выполнял тот длинный шлейф тумана, который вылетал из–под корпуса. Солнце клонилось к закату, поэтому справа от крейсера по волнам бежала его гигантская тень, и было видно, что корабль не идет по морю, а скользит на высоте нескольких метров. Когда курс флайки совпал с курсом «Наутилуса», стала понятна скорость этого скольжения. На пилотском спидометре высвечивалось «219 knots / 405 km–h», и флайка очень медленно догоняла крейсер. Разница скоростей была узлов 10–15, не больше.

– Мама! – тихо сказала Фрис, – Ох, ничего себе…!

– Я не буду садиться на этот инопланетный утюг! – заявил Керк, – я еще не сошел с ума. Хотя, нет, сошел, раз вообще согласился на эту авантюру, но не настолько.

– Может, дашь мне штурвал, и я попробую? – предложил Рон, – подумаешь, утюг.

– Не выделывайся. У тебя летный стаж меньше, и вообще… Короче, я сажусь на воду, и пусть поднимают нас ютовым краном. Им, наверное, целый аэробус можно поднять.

– Никакой это не утюг, – обиженно сказала Юн Чун, – смотрите, какой он красивый!

– У инопланетян все красивое, – проворчал военфельдшер, – Летающие тарелки, плавучие утюги… Если бы ты побывала на этой своей Туманности Андромеды, то знала бы…

– Туманность Андромеды – это научно–фантастический роман, – напомнила китаянка.

– Вот именно. А этот утюг – суровая научно–техническая реальность…

– … Китайского производства, – добавил Рон.

– Я не думала, что у моих друзей такое предубеждение…

– Не дуйся Юн, – перебил он, – Я бы точно так же сказал «американского производства» или «японского», или «меганезийского», – перебил он, – Это же простая механика. При скорости около 200 узлов, корабль–экраноплан такого размера неизбежно вибрирует на воздушной подушке, когда идет поперек высоких длинных волн.

– Литр водки «Конфуций» против дохлого краба, – добавил Керк, – что эту хрень трясет, как похмельного кролика.

– Принимаю, – мгновенно отреагировала китаянка.

– Юн, не лови меня на словах. Это была фигура речи.

– Ребята, а у вас есть эталонный похмельный кролик? – поинтересовался Олаф.

– Велика ли проблема напоить кролика? – заметил Рон, – соску с водкой в пасть, и все.

– Если свинью сильно напоить водкой, а через час чикнуть, то мясо получается очень вкусное, – со знанием дела, сообщила Пума.

– Нельзя так обращаться с животными, – возмутилась Фрис.

– Если получается вкусно, то можно, – возразила африканка.

Юн Чун мягко положила ладошку на плечо военфельдшера.

– Послушай меня всего полминуты.

– Ну? – произнес он.

– Если ты сядешь на воду, то кораблю придется сбрасывать скорость, а потом снова ее набирать, а в промежутке – делать сложный маневр, и это займет время, и силы…

– Лучше потерять сколько–то времени и сил, чем раскидать мозги по палубе.

– … А если ты очень осторожно сядешь на корабль, то все скажут, что это было просто здорово, и это скажут не только про тебя, а про всех нас, понимаешь?

– Юн, тебе не кажется, что ты давишь мне на психику?

– Ничего подобного, – возразила она, нежно поглаживая ладошкой его плечо, – Я просто говорю о твоих возможностях, и о том, как я в тебя верю.

– Нет, ты давишь…

– Раз Керк не сказал сразу «нет», то он сказал «да», – бестактно сообщила Пума.

– Joder! – рявкнул он, – Почему в этой жизни женщины вертят мужчинами, как хотят?!

– Потому, что женщина рождает жизнь, а мужчина только ее защищает! Ya!

– Ага, ты тут самая беззащитная. Любой янки сказал бы, что ты сексистка!

Обрадованная Пума повернулась к Рону.

– Он сказал, что я очень сексуальная, да?

– Точно, – не моргнув глазом, ответил он.

– Тишина, – распорядился Керк, снимая с панели микрофон рации, – Юн, я снова забыл, как зовут парня, который командует этим мегаутюгом.

– Его зовут капитан первого ранга Цзиджу.

– Ясно. Теперь ты тоже помолчи немного. О, Мауи и Пеле, держащие мир! Почему мы, мужчины, такие идиоты? – он коснулся пальцем гарнитуры рации под ухом, – Тон–тон! Инкуб вызывает на связь капитана первого ранга Цинджу… Да, товарищ Цинджу, мы будем лэндиться на ходу… Понял, крайний посадочный трек с левого борта… Сзади–справа от меня? Да, вижу. Переключаюсь… Понял, наблюдаю за вами, товарищ Хуо…

Легкий вспомогательный самолет с желто–красной эмблемой на плоскостях, снижаясь, прошел мимо них, уравнял скорость с крейсером и, как бы завис над одной из желтых стрелок, нарисованных на гладкой поверхности внешнего корпуса крейсера.

– Цельно–краденный южно–корейский «Woong–Bee», – тихо сообщил Олаф.

– В Китае это модель «Shuxi», – так же тихо ответил Рон, – По ходу, оригинальная.

– Спасибо, Рон, – сказала Юн Чун.

Тем временем, панель с желтой стрелкой сдвинулась, открыв что–то вроде неглубокого квадратного гнезда. «Shuxi» как бы провалился в это гнездо и скатился куда–то внутрь «инопланетного утюга», имевшего 170 метров в длину и около 100 в ширину. Керк еще несколько секунд слушал какие–то объяснения, а затем решительно повел флайку вниз, прицеливаясь на крайнюю желтую стрелку со стороны левого борта. Внизу открылось гнездо, размером раза в полтора больше, чем сравнительно компактный «InCub». Едва коснувшись посадочной площадки, Керк убрал до минимума обороты движка. Флайка покатилась под уклон, как на ледяной горке, в широкий тоннель. Затем наклон горки поменялся и они, со скоростью пешехода, выехали в широкий внутренний ангар. Стоп.

– Y una polla, – констатировал Рон, – joder astu inventoro!

– Да, ладно, – ответил ему Керк, вытирая пот со лба, – Толково придумано. Кстати, а где мои заслуженные аплодисменты за супер–лэндинг?

…

=======================================

63 – РАЗВЕДКА и КРАСНЫЙ КРЕСТ. Диалог.

Дата/Время: 18 сентября 22 года Хартии.

Место: Транс–Экваториальная Африка. Мпулу.

Промзона поселка Макасо.

=======================================

Суб–лейтенант Тино Кабреро зевнул, щелкнул в меню своего хэндхолда значок «анкета задержанного» и подошел к старшему (судя по числу блестящих разноцветных штучек на униформе) из сарджайских военных.

– Имя?

– Пошел ты…

– Это не имя, – заметил суб–лейтенант.

– Пошел ты…

– ОК. Пишу: назвать имя отказался. Гражданство?

– Пошел ты…

– Ясно. Ты на все вопросы будешь так отвечать?

– Пошел ты…

Суб–лейтенант пожал плечами и жестом подозвал мпулуанских солдат.

– Этого забрать. Но сначала поднимите ему морду и подержите, мне для протокола надо… (он дождался, пока распоряжение выполнят и щелкнул фото–камерой хэндхолда) … Все, теперь забирайте.

Мпулуанские солдаты имели свое представления о транспортировке задержанных: они считали, что следует тащить их за ноги, предворительно оглушив несколькими ударами тяжелых ботинок по голове. Капитан Виго Рэдо проследил за этой процедурой из окна.

– Куда тащат этого парня? – несколько обеспокоенно спросил Шарль Фонтейн.

– На другую сторону здания, вон туда, – капитан махнул рукой, показав направление, а затем что–то потыкал на клавиатуре своего ноутбука.

Раздался душераздирающий крик невыносимого ужаса и боли.

– Боже, – прошептал Хартли, – что это.

– Синтезатор, – пояснил капитан, – Новая научно–психологическая разработка. Не так просто создать крик пытаемого, максимально–эффективно действующий на слушателя.

Крик оборвался. Тино Кабреро зевнул еще раз и подошел к следующему задержанному, гражданскому с европейской внешностью.

– Имя?

– Э… А что с нами будет?

– Правило №1, – равнодушно сказал суб–лейтенант, – вопросы задаю я. Правило №2: на мои вопросы надо отвечать быстро и честно. Правило №3: за нарушение правил…

Он оборвал фразу, он выразительно показал пальцем в туда, куда утащили командира сарджайских военных.

– Э… – сказал задержанный, – … Людвиг Додер.

– Гражданство?

– Австрия.

– Возраст, полных лет?

– Двадцать девять.

– Профессия и место работы?

– Медицинский техник. Госпиталь святой Агаты, город Линц.

– Ответ не честный, – констатировал суб–лейтенант, – Ты нарушил правило №2 пункт 2.

– Забирать? – деловито спросил один из мпулуанцев.

Суб–лейтенант молча кивнул.

– Подождите! – закричал Людвиг, – Я вам не вру, клянуь богом! Я из госпиталя святой Агаты в Линце, я скажу телефон, там подтвердят, что я в командировке.

– Подождите, ребята, – Тино жестом остановил солдат, – Ты сказал: в командировке?

– Да, герр офицер. В Сарджа, в королевской клинике трансплантологии…

– Заткнись! – прикрикнул один из задержанных военных.

– Гм, – задумчиво произнес суб–лейтенант, поворачиваясь к сарджайцу, – А почему это честный парень Людвиг должен заткнуться?

– Пошел ты…

– Неинформативно, – сказал Тино и повернулся к мпулуанскому унтеру, – Рупта, возьми этого урода и отведи к нашему доброму доктору, чтобы тот сделал его сговорчивым.

– Ты за это ответишь, – процедил сквозь зубы другой сарджаец, – у нас длинные руки.

– Этого тоже, – добавил суб–лейтенант, дождался пока обоих утащат и переключился на австрийца, – Значит, тебя послали в клинику трансплантологии, в Сарджа, а ты зачем–то полетел в Шонаока. Как это получилось?

– Офицер, я могу объяснить более доходчиво, – вмешался еще один задержанный. Как и Людвиг, это был европеец, но несколько постарше.

– Гм, – снова произнес Тино, – А почему это ты считаешь, что твое объяснение лучше?

– Потому, – ответил тот, – что я – Маркус Рогеман из штаба Международной Федерации Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца в Женеве.

– О–ля–ля… Это становится интересным. Пожалуй, я хочу получить обе версии… Нгели, займись, пожалуйста, честным парнем Людвигом. Дай ему ручку, бумагу. Пусть пишет подробно, все, что знает. А я поговорю с Маркусом из красного креста с полумесяцем. Оттащите его вон к тому дереву, в тень. Бить пока не надо.

Суб–лейтенант подошел к упомянутому дереву через пять минут, держа в одной руке кружку с горячим какао, а в другой – дымящуюся сигару.

– Ну, Маркус, я тебя внимательно слушаю.

– Мне сложно разговаривать со связанными руками, – ответил тот.

– Это твои проблемы. Я жду объяснений 10 секунд, а потом – сам понимаешь.

– В самолете, – сказал Маркус, – скоропортящийся груз на 50 миллионов долларов. Если мы договоримся, то 25 миллионов – твои. Это хорошие деньги, офицер.

– Почему не все пятьдесят? – насмешливо поинтересовался Тино Кабреро.

– Я не шучу, – заметил представитель Красного Креста.

– Я тоже, – ответил Тино, – один «Фалькон» стоит под 40 миллионов. Еще 50, по твоим словам, стоит груз, но я думаю: ты занизил цену раза в три. 40 плюс 150, выходит 190. Округлим эту сумму до 200 миллионов. Вот цена вопроса, от которой можно плясать.

Маркус нервно облизнул губы.

– Это слишком большая сумма, офицер.

– Смотря для кого, – заметил суб–лейтенант, – Старые развалины, которым ты вез этот ливер, очень дорого ценят свои вонючие жизни, не так ли?

Представитель Красного Креста задумался, а потом кивнул.

– Если самолет вылетит в течение часа, то ты сможешь получить двести.

– И деньги доставят за час? – поинтересовался Тино, отхлебывая какао из своей кружки.

– Тебе дадут достаточные гарантии.

– Не смеши меня, ладно? – Тино затянулся сигарой и выпустил дым в лицо собеседнику, так что тот закашлялся, – Такие вещи не делаются в кредит, ты понял?

– Дай мне телефон, и я попробую договориться, – предложил Маркус.

– Телефон, – повторил суб–лейтенант, – и кому ты собираешься звонить?

– Осману Хакиму, министру экономики эмирата Сарджа, Карлу Рутуотеру, директору Африканского отдела Фонда Красного Креста и доверенному банкиру в Цюрих. Он объяснит тебе, как ты получишь свои 200 миллионов.