Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 88 страниц)

Канадка отхлебнула чая (фруктового, с мягким ароматом земляники) и кивнула.

– Я, кажется, поняла. Ребят учат, что убийство – это просто… техническая операция. Ее выполняют в отношении людей, как и в отношении животных, в случаях оговоренных правилами. Только и всего. Идея, что каждый человек – это маленькая вселенная, и что, если он умирает, то исчезает целый мир, им не знакома. Да?

– Да, Жанна. Ты поняла. В учебнике, по которому я преподаю биологию…

Кимао подвигала «мышку» и вытащила на экран картинку, явно сделанную для детского восприятия, под названием: «Живые существа. Как мы к ним относимся». Тут все было очень просто и понятно. Есть земные организмы, а есть – инопланетные: мы их пока не нашли, но ищем, потому что интересно, какие они, и если их найти – можно узнать что–нибудь полезное. Среди земных организмов есть микро–существа: они видны только в микроскоп, они живут везде, они бывают опасными, а бывают нужными и полезными – узнаете больше, если нажмете на гиперссылку. Есть растения (про них – 5 строчек) и животные (про них – 8 строчек, и в последней сказано: «Люди – это животные, которые договариваются друг с другом о планах на жизнь. Они придумывают и строят машины, чтобы управлять природой»). Везде – предложение узнать больше по гиперссылке.

Жанна потянулась к «мышке» и, дождавшись одобряющего кивка Кимао, щелкнула по гиперссылке. На экране развернулась мини–панорама животного мира, раскрашенная в разные цвета. Сообщалось, что животные обитают в воде, на суше и в воздухе, что есть дикие и домашние, съедобные и не очень, и что некоторые из них – под защитой закона (оранжевый цвет, яркость показывает уровень защиты). С ярко–оранжевыми фигурками мужчины, женщины и ребенка, соседствовало чуть менее оранжевое трио китов, затем трио еще каких–то морских млекопитающих, и трио обезьян, похожих на шимпанзе.

– Итак, – с невеселой иронией, сказала канадка, – мы просто животные, которые умеют договариваться и строить машины?

– Да, – спокойно ответила Кимао, – в любом случае, теперь запрещено учить иначе.

– И ты, как учитель, с этим согласна?

– Согласна – не согласна… Трудный вопрос. Это старый спор. Из–за него я рассталась с первым мужем. Он был совершенно не согласен. Мы в то время работали вместе. Он преподавал географию. А еще один неплохой парень преподавал историю. Он тоже был совершенно не согласен. Мужа я уговорила, хотя бы, держать свое несогласие при себе, чтобы наши девочки не остались сиротами. Таири тогда было 4 а Эори – 6. Мелкие… Я рада, что я его убедила, и он жив. А тот парень, который преподавал историю…

Меганезийка замолчала и стала дуть на чай в своей чашке, хотя в этом не было никакой необходимости – он и так уже остыл до приемлемой температуры.

– Его расстреляли? – спросила Жанна.

– Тогда было такое время, – сказала Кимао, закуривая тонкую сигарку, – Констебль два раза заходил в школу и предупреждал: прекратите это дело. Вы хотите выражать свое мнение – aita pe–a. Выражайте. У нас свобода. Только не учите по той системе, которую запретил Верховный суд. Но тот парень и директор школы, у них были принципы. Мой муж считал, что они правы: нельзя внушать детям, что они – животные. Наоборот, надо подавлять безнравственное животное начало, которое они считали следствием… Скажу прямо: библейского грехопадения. Они были последователями Яна Амоса Коменского, как многие педагоги в Европе и Америке. Его «Великая дидактика» 1638 года была их настольной книгой. Когда за ними пришли, офицер взял эту книгу, открыл на главе 23, «Метод нравственного воспитания», и прочел вслух: «Особенно необходимо внушить детям готовность услужить другим и охоту к этому, ибо с испорченной природой тесно связан отвратительный порок себялюбия»… Я помню наизусть, потому что в колледже меня учили педагогике по этой же книге. Там есть много практически полезного. Но…

– Но в тот момент это никого не интересовало? – предположила Жанна.

– Да. INDEMI только проверила жалобы про пуританское оффи–воспитание, – ответила Кимао, – Они забрали пятерых. Еще трое были, в общем–то, не при чем. Они делали то, что говорил директор, не вникая в политику. Мой муж в тот же день собрал кое–что из вещей, уехал на Раротонга, а оттуда улетел в Новую Зеландию. Я понимаю, он боялся, что кто–то из этих пятерых на него укажет, и его тоже заберут.

– А он не предлагал тебе лететь вместе?

– Он предлагал прилететь потом, с девочками. Я понимаю: он боялся, что вчетвером это будет выглядеть подозрительно.… Скажи, Жанна, ты бы полетела с двумя маленькими детьми к такому мужчине, в другую страну, в которой у тебя ничего нет?

– Вряд ли, – призналась она.

– Вот видишь… В школе осталось всего половина учителей, так что у меня появилась возможность зарабатывать больше. До того я преподавала только биологию, а после – взяла еще химию. Я неплохо ее знала. А Витока, который до того был по физике, взял матэкономику и механику. Как–то мы с ним сошлись, пока осваивали новые предметы. Знаешь, он не выглядит очень смелым парнем, но… Он бы так не убежал. Вот, живем.

– А как Эори и Таири к этому отнеслись?

– Нормально. Должен же быть мужчина в доме. А потом оказалось, что с ним уютно и надежно. Такой человек. В общем, ведь не просто так я его люблю.

Жанна улыбнулась и кивнула. Ей Витока тоже нравился. Основательный, спокойный и, одновременно, очень легкий в общении человек… Кстати, о человеке…

– Кимао, а если вернуться к биологии и к представлению, что люди – это животные…?

– Мне это не нравится, – призналась меганезийка, – Но я не представляю, чем это можно заменить. Вот, мы написали в учебнике: человек – это не животное. А что это?

– Человек – это человек, – сказала Жанна.

– Э, нет, – Кимао шутливо погрозила ей пальцем, – Так не пойдет. Давай разбираться от пирса. Человек произошел от какой–то древней обезьяны. Мы это говорим в школе?

– Видимо, да, – согласилась канадка.

– Так. А обезьяна – это животное?

– Безусловно.

– И в какой же момент эволюции эта обезьяна перестала быть животным?

– Ну… Не знаю. А это так важно?

– Еще бы! Тут как в химии или физике. Если что–то одно превращается во что–то совсем другое, то это и есть самый важный момент.

– ОК, – согласилась Жанна, – тогда это момент, когда она стала разумным существом.

– Увы, – Кимао развела руками, – Эксперименты доказали, что шимпанзе тоже разумны. Они умеют пользоваться орудиями, могут осваивать речь и даже работать на компе.

– Тогда не знаю. У нас в школе как–то обходились без уточнения этой грани.

– Ага! И знаешь, что тогда получается?

Она выжидательно посмотрела на Жанну, но та только пожала плечами.

– Затрудняюсь сказать. Наверное, некая неопределенность…

– Нет! – резко возразила меганезийка. – Как раз некая определенность. Если обезьяна, которая была животным, вдруг стала чем–то совсем иным, но естественные науки не могут определить, что у нее при этом изменилось, то значит, изменилось какое–то качество, о котором естественные науки ничего не знают, но которое принципиально важно. Ты улавливаешь главную мысль?

– Душа, религия, теология? – предположила Жанна.

– Вот именно! Появляется какой–то жулик, и говорит: мое вероучение знает о человеке самое главное. То, чего не знает ни одна естественная наука. Значит, надо слушать, что говорю я, и читать мою священную книгу, где есть ответы на главные вопросы. Вот на таких условиях оффи–церкви в начале века согласились признать теорию Дарвина. Они сказали: ОК, пусть тело человека произошло от обезьяны, в ходе эволюции, но душу в человека вложил наш бог. А эта душа и есть главное в человеке. Она делает его чем–то совсем иным, не животным. А значит, оффи–церковь важнее естественных наук, важнее всего на свете, и должна пользоваться величайшим доверием в вопросах образования, воспитания, этики, законодательства, экономики, политики… Понимаешь?

Жанна собиралась ответить что–нибудь толковое, но тут на террасу влетела донельзя возбужденная, обиженная и заплаканная Лиси.

– Бабушка Кимао! Мне сейчас так врезали по жопе! А я ничего такого не сделала!

– Кто тебе врезал?

– Мама! Она опять ругалась со своими мужчинами, а по жопе получила я! Почему!?

– Потому, – ответила Кимао, мгновенно входя в роль Старшей–Дамы–В–Семье, что ты, малявка, опять полезла со своими не самыми дельными замечаниями в свару другой женщины с ее мужчинами. И я тебе точно говорю: каждый раз, когда ты будешь так поступать, тебе будет доставаться по жопе, по уху или еще по чему–нибудь. Я знаю нескольких глупых взрослых женщин, которые до сих пор часто ходят то с подбитым глазом, то с расцарапанной физиономией, только потому, что не усвоили это простое правило. Ты же не хочешь быть похожей на них, когда вырастешь?

– Но я никуда не лезла! – возразила 10–летняя девчонка, – Я только сказала, что чем без толку молоть языком, лучше бы кто–нибудь сводил нас с Улао в город, на ацтекбол. А теперь нас не сводят. Хотя обещали.

– Вот видишь, – ответила Кимао, – Если бы тебе хватило ума не говорить вслух первую часть фразы, то все было бы нормально, а так – и сама получила по жопе, и мальчишке устроила проблемы.

– Но это же несправедливо! Улао–то совсем ничего не сделал! Теперь он сидит в лодке расстроенный, потому что сегодня кубок Южного Кука.

Кимао, в некоторой задумчивости, бросила взгляд в сторону пирса, где, между легкой флайкой и грузовой моторкой было пришвартовано небольшое каноэ. Рядом, на пирсе сидел Улао (примерно одногодок Лиси), и болтал ногами в воде. Вся его фигурка, от макушки до коленок, артистично выражала Самую–Глубокую–Печаль. Кимао качнула головой, улыбнулась одними уголками губ и потрепала внучку по загривку.

– Детка, если ты будешь рассчитывать на то, что в жизни есть справедливость, то тебя ждет множество лишних проблем, которых вполне могло бы не быть.

– Между родичами по–любому должна быть справедливость! – возразила девчонка.

– Верно, – согласилась ее бабушка, – А теперь подумай: справедливо ли будет, если мне придется перенести работу на завтра, или Витоке придется сейчас бросить рыбалку, по той причине, что одна почти взрослая умная девочка до сих пор не научилась держать свой длинный язык за зубами, даже в тех случаях, когда это явно необходимо?

– Нет, конечно, – согласилась та, – Но ты можешь позвонить Таири, или Хаото. Если ты попросишь, то кто–нибудь из них точно сможет сегодня приехать домой пораньше, и…

– … Поменять все свои планы, чтобы сходить с вами на ацтекбол? – перебила Кимао.

Девочка замолчала, глядя в потолок, и массируя левой ладошкой соответствующую половинку попы (по которой, вероятно, и пришелся шлепок – хотя, никаких видимых следов на ровно–смуглой коже не наблюдалось).

– Ну… – неуверенно сказала она, – С нами могла бы пойти Жанна.

– А ты думаешь, у Жанны нет планов? Она – репортер, она работает.

– Что я, глупая что ли? Но репортеры же бывают на ацтекболе, они там работают. Я думаю, за репортаж с такого матча платят денег не меньше, чем за что–то другое. Да, Жанна, я же права? Спортивные репортеры нормально имеют с этого бизнеса?

– Видишь ли, – слегка растерянно ответила канадка, – Я не спортивный репортер, и…

– … Тебе за это не заплатят, да? – грустно перебила Лиси.

– Просто это не совсем моя тема, – пояснила Жанна.

– А какая твоя тема?

– Моя тема? Если в общих чертах, то обычаи в разных странах, необычные события, особенности… То, чего больше нигде не бывает…

– А танцы – это обычаи? – быстро спросила девочка, и добавила, – После матча будут ацтекские танцы. У тебя в Америке их нет, потому что 500 лет назад всех ацтеков там убили испанские оффи, joder merdido conios…

– Лиси! – строго перебила Кимао и, повернувшись к канадке, немного извиняющимся тоном сообщила, – Нафао, старший муж Эори – строитель. А дети все это слушают.

Жанна тряхнула головой и улыбнулась.

– Вот одна из тех проблем, что есть во всех странах. Только у нас дети, в основном, цепляют это безобразие из TV или с интернет–чатов. А что такое ацтекские танцы?

– Это классно! – воскликнула девочка, – Я тебя научу! Они простые! И еще, ты там можешь легко снять парня, какой понравится, for make–love! Поехали, а?

– Я не поняла, откуда в Меганезии ацтекские танцы, – сказала канадка.

– Оттуда, из Ацтлана! В смысле – из Мексики. Когда эти испанские… ммм… оффи пришли их завоевывать, у ацтеков не было ни пулеметов, ни фосфорных бомб, ни авиации.. Ничего дельного. Только топоры, копья, луки и стрелы. Почти как у нас, в Гавайике при королях Камеамеа. А потом мы все сделали, и раздолбали на фиг этих…

– Лиси! – перебила Кимао, – Ты отвлекаешься.

– Ой… Да… Вот… Воевать им было нечем, и тогда наш мореход Паихото–Матуа, на больших проа перевез часть ацтеков на Тупа–Тахатаэ, это атолл Клиппертон, а оттуда неделя хода под парусом до Северо–Восточной Гавайики, до Таиохаэ Нуку–Хива. Но потом и туда пришли долбанные европейские оффи. Нас тоже завоевали, и запретили танцы, игры, секс, алфавит, навигацию, механику и правильные лодки с парусами. Но, после Алюминиевой революции, когда сделали Хартию, это все восстановилось.

– Значит, через Клиппертон, – пробурчала Жанна себе под нос, думая о том, как четко отработан политический миф о правах Меганезии на атолл в 700 милях от Акапулько.

– Ага, – подтвердила девочка, – Там 2 дня под парусом до Мексики. Так что? Пошли?

– Даже не знаю… – канадка вопросительно посмотрела на Кимао.

– А что? – сказала та, – Если есть время, то съезди. Там интересно. Танцы, все такое…

– Iri! Wow! – радостно закричала девочка, и Жанне оставалось лишь согласно кивнуть. Отказать после такой бурно–позитивной детской реакции, язык бы не повернулся.

…

=======================================

47 – ИЛАНЭ, преподаватель экоистории.

Дата/Время: 10 сентября 22 года Хартии.

Место: Меганезия. Округ Саут–Кук. Атолл Аитутаки.

Арутанга. Стадион и ацтекский дансинг.

=======================================

Маленькое четырех–мильное морское путешествие от Маии до пристаней Арутанга на гребном каноэ, уже само по себе, оказалось отличным развлечением. Правда, Жанне не удалось поработать веслами. Пару раз она намекала:

– Дети, а вы не устали грести? Я могла бы…

Оба раза «дети» (т.е. Лиси и Улао) бросали на нее недоуменные взгляды и отвечали:

– Auhine Janna, как можно устать? Тут расстояние–то никакое.

Она подумала: «Пусть ребята занимаются физкультурой, раз им нравится» и стала гадать, на кого она сейчас больше похожа со стороны. Вариантов было два:

1 (западный штамп). Злая белая колониальная плантаторша, эксплуатирующая двоих несчастных голых черных подростков, которые, выбиваясь из сил, везут ее на бал во дворец антинародного белого губернатора. Разумеется, Лиси и Улао были полностью голыми (кто же здесь будет грести в одежде – она мешает свободно двигаться, и она впитывает пот, отчего тело хуже охлаждается). Другое дело, что глядя на небольшие упругие бугорки мышц, катающиеся под блестящей темной кожей подростков, даже далекий от спорта человек мог бы уверенно сказать, что из сил они выбьются очень нескоро – пока они просто вошли в ритм и понемногу разминаются.

2 (местный штамп). Мама – военный моряк приехала домой на выходные и выгуливает детей–двойняшек, приобщая их к физкультуре и спорту. В представлении океанийцев, Жанна как раз подходила по возрасту на роль мамы 10–летних подростков. По поводу профессии все было еще проще. Жанна решила «выйти в свет» в коала–комбинезоне с нашивками MFRR (Mar Forza Reaccion Rapida. Морские силы быстрого реагирования), доставшегося ей на память о рейде на хотфоксе «Фаатио». Правда, ее sea–koala был без знаков различия, но кто же (кроме военных) сразу обратит на это внимание?…

…

Каноэ ткнулось носом в мягкий песок правее пирсов. Жанна спрыгнула в воду вместе с ребятами и (невзирая на их протесты) помогла вытащить легкую лодку на сушу.

– Парковка тут бесплатная? – на всякий случай спросила она.

– Ага! – весело сказал Улао, – Морской закон: гребная лодка не платит. Мы поэтому без мотора. В день матча для моторки парковка дорогая. Зачем зря тратить деньги, если…

– Ты не болтай, ты одевайся, – перебила его племянница (формально Улао приходился Лиси дядей, поскольку – сын бабушки). Сама она уже успела влезть в шорты и сейчас надевала рубашку на липучках. Стиль tropic–military.

– Будешь много командовать – получишь по уху, – лаконично ответил Улао, вытаскивая точно такой же комплект одежды из пластикового мешка.

– Сам получишь по уху, – еще более лаконично ответила она.

– Дети! Ну–ка прекратите ссориться! – распорядилась Жанна, входя в роль «вариант–2».

Как ни странно, ее команда была без пререканий выполнена, и канадка оглядела место высадки. Здесь шло интенсивное движение. К пирсам и к берегу подходили все новые суденышки. Публика парковалась, одевалась и целеустремленно двигалась в сторону местного Колизея – расположенного неподалеку от берега невысокого, но широкого здания стадиона. Вдоль грунтовых дорожек стояли полицейские квадроциклы, байки и мини–фургоны. На лицах стражей порядка отражалась Серьезность–и–Ответственность.

– Давай возьмем в 1–й сектор, там в полтора раза дешевле, – предложил Улао, когда они, пройдя под аркой полицейского сканера, приблизились к кассам–автоматам.

– А оттуда нормально видно? – подозрительно спросила Жанна, по опыту зная, что, как правило, скидки такого рода означают непременно какой–нибудь подвох.

– Нормально–нормально, – ответила Лиси, – просто, по обычаю, сектор–1 – дешевый.

– Ну, ладно, – согласилась канадка, скормила автомату три бумажки по 20 фунтов, и все трое прошли через открывшийся турникет с литерой «I».

Стадион был совершенно обычный, провинциальный, маленький, примерно на тысячу зрителей. Ярусы длинных бамбуковых скамеек, а в центре – собственно, игровое поле. Когда Жанна, вместе со своими подопечными, уселась в 5–м ряду, у нее голове все еще крутилась мысль: «почему, черт возьми, этот сектор дешевле в полтора раза»? По мере заполнения стадиона, она обратила внимание на некую беспокоющую особенность: ни этот сектор, ни два соседних, справа и слева, почему–то были не популярны у пожилых зрителей и зрителей с детьми. В основном их занимала молодежь 20 – 30 лет, причем мужчин здесь было значительно больше, чем женщин. Наверное, будь у Жанны время, чтобы спокойно обдумать причины этого социального явления, она бы догадалась – но, сначала подопечные отвлекали ее болтовней, а потом началась игра.

C ацтекским футболом Жанна была уже достаточно знакома по любительским играм на Элаусестере. Передавать мяч ударами любой части тела, а затем– забить его в кольцо на половине противника. Мяч сплошной, каучуковый, имеет диаметр 6 дюймов и вес – 3,3 фунта. Нельзя захватывать противника или мяч руками, толкаться дальше 2 метров от мяча, ложиться на мяч корпусом, а также наносить игрокам противника удары ногами, руками и головой. Сбить противника с ног ударом корпуса в борьбе за мяч, или послать его в нокаут с помощью этого самого мяча, пущенного в живот или в голову, было тут нормальным игровым приемом. Короче – нормальная игра, не хуже хоккея или регби.

… К моменту, когда двое игроков «малиновой» команды (ведущей в счете 7:4), один за другим, были отправлены в нокаут «лазурными» игроками, «разогрев» зрителей достиг критического градуса, и… Только в этот момент, Жанна сообразила, что она со своими подопечными уселась в секторе, разделяющем «фанатские» сектора «II» и «X». Точнее, она поняла это, увидев проносящиеся по высоким параболам метательные снаряды – в первую очередь, увесистые пластиковые бутыли с водой. Бросить 3–литровую бутыль рукой на расстояние более 20 метров физически невозможно, но применение простой машины из резиновых поясов или подтяжек, легко позволяет это сделать. Различные мелкие снаряды, вроде твердых яблок, летели по низким траекториям, пущенные, как сразу подумала Жанна, из наскоро собранных рогаток. Третьим видом метательных снарядов были бумеранги из толстого картона. Фанаты «малиновых» и «лазурных» азартно отправляли друг в друга эти планирующие штуковины целыми залпами.

Полиция, видимо, ожидала чего–то в этом роде, и вмешалась практически немедленно, ударив по самым активным группам стрелков мощными струями воды из ранцевых водометов. Подразделение полиции, вооруженное тазерами (портативными электро–шокерами, выстреливающими пару оголенных проводов под мульти–киловольтным напряжением на несколько метров), метнулось наперерез тем двум группам фанатов, которые вторглись с двух сторон в 1–й сектор. Те, в порядке подготовки к рукопашной схватке, уже метали друг в друга пол–литровые тетрапаки и раскручивали в воздухе эластичные пояса с тяжелыми пластиковыми пряжками (весь металл и все крупные твердые предметы были предусмотрительно отобраны полицией на входе на стадион).

Жанна схватила своих подопечных в охапку, рефлекторно пытаясь собственным телом прикрыть их от летящих предметов. Литровая пластиковая бутылка угодила ей в лоб, к счастью, на излете (больно, но не очень). Она огляделась и поняла, что полиция явно не успеет предотвратить рукопашное сражение посреди 1–го сектора, значит, надо срочно спрятать куда–то детей, их же просто затопчут… В этот момент, какой–то незнакомый крупный креол лет 30 хлопнул ее по плечу и сунул в руки резиновый шланг.

– Мелких – под лавку, – распорядился он, – прикрой мне спину, сейчас мы им врежем!

Видимо, считая еще какие–то объяснения излишними, он повернулся к Жанне спиной и начал раскручивать «восьмеркой» на манер нунчаков, две очень длинные пластиковые бутылки с водой, связанные за горлышки шнуром. Жанна молча надавила ладонями на плечи обоих подростков, втолкнув их под бамбуковые сидения, и быстро огляделась.

Зрители 1–го сектора, кажется, тоже пришли сюда не только (и не столько) посмотреть игру, но и как следует подраться. Молодые крепкие мужчины и женщины вооружились устройствами вроде ремней, бутылей на шнурах, шлангов и эластичных сеток с особо–твердыми фруктами, встали, образовав что–то наподобие боевого порядка, и принялись хором скандировать, все более повышая голос:

– Бей синих!

– Пока не покраснеют!

– Бей красных!

– Пока не посинеют!

– Уауууауу!!!

Две атакующие армии, численностью по полсотни человек, столкнулись с третьей – с защитниками сектора числом чуть менее сотни. Раздалась частая дробь ударов тупых предметов по человеческим телам. Кто–то катился вниз по лестнце между секторами, клубок тел медленно перевалился через скамейку в пяти шагах от Жанны и покатился дальше, вниз, где кого–то уже пинали ногами, а кто–то пытался разогнять пинающих молодецкими ударами сетки, содержащей 5–литровую канистру.

– Бей синих!… Красных!

– Пока не покраснеют!… Посинеют!

– Уауууауу!!!

Жанна успела получить от кого–то по ребрам (сильно), а от кого–то – по носу (не очень сильно), и врезать кому–то шлангом поперек физиономии, когда раздался вопль:

– Атас!!! Копы!!!

Она оглянулась на крик и увидела несущуюся вниз шеренгу полисменов в защитных жилетах и касках–сферах. Они двигались почти что сомкнутым строем, синхронно перепрыгивали через скамейки, и раздавая удары длинными резиновыми дубинками.

– Падай в проход, – крикнул креол с бутылками–нунчаками и (видимо сочтя ее реакцию недостаточно быстрой) рванул ее на себя, свалив с ног, и рухнул сверху всей массой.

– Oh! Fuck! – сдавленно прохрипела Жанна, ударившись ладонями об пол.

Сверху прогрохотали башмаки полисменов, что–то (или кто–то) с грохотом и треском куда–то рухнуло, а кто–то нечленораздельно заорал низким басом, и все вдруг затихло. Давящая сверху двухсотфунтовая масса исчезла.

– Отбой, гло! – раздался голос креола, – Вставай.

Она подняла голову и, опираясь на протянутую им руку, поднялась на ноги.

– Классно оторвались! – объявил он, – Эй, мелкие, покинуть укрытие!

Из–под скамейки бодро вылезли Лиси и Улао. Жанна нерешительно потрогала нос. К счастью, он был цел, хотя на пальцах осталось немного крови. Дешево отделалась. А парню досталось несколько больше – его левую щеку пересекала глубокая царапина, заплывающая каплями крови, уже начавшими сбегать к подбородку.

– Тебе вывеску попортили, – сообщила она.

– Да? Ну, сейчас сделаем что–нибудь, – он вытащил из мешка под скамейкой полевую аптечку, – Поможешь? А то мне не видно.

– ОК, – сказала она. – Садись, сейчас разберусь…

– Кстати, – сказал он, протягивая руку, – Бруно Ченчо, скринбот «Макинао», механик.

Только сейчас канадка обратила внимание, что этот парень тоже одет в sea–koala c нашивкой MFRR. Вот это сюрприз…

– Жанна Ронеро, хотфокс «Фаатио», пресса, – ответила она, пожимая его руку, и сама удивилась легкости, с которой приписала себя к команде кэпа Пак Ена. Хотя, ее уже приписала туда местная патрульная газета (при согласии кэпа), так чего стесняться?

– Мелкие у тебя классные, – сообщил Бруно, потрепав по спинам Лими и Улао, – Но, на мой взгляд, сюда их тащить не стоило. Весело, конечно, но они еще маловаты.

– Откуда же я знала, что здесь будет такая заваруха? – возразила Жанна.

– А ты не знала про интер–фанатский сектор? Значит, ты не здешная?

– Я из Новой Шотландии. А ребята – это…

– Мы с моту Феооне, – перебила Лиси и затараторила что–то на утафоа.

Жанна предоставила ей возможность поработать языком, а сама сосредоточилась на медицине (в смысле – обработке спиртом и заклейке пластырем «боевого ранения» на физиономии механика с «Макинао»). Это заняло минут 10, а потом…Раздался резкий свисток и женский голос, многократно усиленный мегафоном, поникновенно сообщил:

«В матче за кубок Южного Кука, со счетом 9:8 победила команда Малиновый Атиу».

Оказывается, все время потасовки, матч, как ни в чем не бывало, продолжался…

Зрители в секторе, выразили свое отношение к результату возгласами в широком диапазоне от восторженного до обескураженного и, упаковывая на ходу аптечки, потянулись к выходу. Тем временем, Улао, своими острыми глазами, выхватил из небольшой толпы знакомое лицо, и радостно завизжал:

– Iaora, sen Ilane! E aha to oe huru? (Привет, сен Иланэ, как твои дела?).

Девушка–маорийка, на вид немногим старше 20 лет, одетая в яркий зелено–желтый свободный спортивный костюм, резко повернулась в их сторону, затем приветливо помахала рукой и сообщила, подмигнув впечатляюще подбитым правым глазом.

– Aita maita–i! (Не очень–то хорошо).

Ее спутник в униформе кэп–лейтенанта OCSS (океанской контрольно–спасательной службы), высокий атлетически сложенный латино–малайский метис лет 35, что–то спросил у нее, затем тоже махнул рукой и крикнул:

– Aloha, foa! E haera maua i azteca–ori. E o oia? (Мы идем на ацтекские танцы, а вы?)…

…

Собственно, идти было все равно куда, т.к. традиционные после–матчевые пляски должны были вскоре начаться по всему берегу. Открытое кафе–плот с характерным названием «Emao–poiia fare» (Дом голодной акулы) было выбрано только потому, что здесь была просторная туалетная комната с удобными зеркалами, в которой, кроме обычных вещей типа мыла и шампуня, имелись средства для устранения типичных последствий спортивного фанатизма (вроде того, что было на лице у Иланэ). Жанна, решив, что ее нос не требует специальной обработки, быстро вернулась за столик. Мужчины вообще решили, что обойдутся, а дети в потасовке не пострадали.

– Иланэ – классная! – гордо сообщил Улао, – Она наш препод по экоистории.

– …И племянница второй жены кузена младшего мужа моей мамы! – добавила Лиси.

– …И любимая младшая кузина моей жены, – печально сказал кэп–лейтенант, – Так что, дома меня растерзают за ее подбитый глаз.

– Может, будет не очень заметно? – попыталась утешить его Лиси.

– Детка, – проникновенно ответил он, похлопав ее по спине, – ты просто не знаешь мою жену и, тем более, не знаешь, как она относится к Иланэ.

Из последовавшего короткого рассказа, стало ясно, что кэп–лейтенант Кропс угодил в серьезный переплет. Жена кэп лейтенанта «играла в дирижабль» (на Аитутаки это была идеома, обозначающая срок беременности начиная с 7–го месяца). Соблюдая правила техники безопасности, она временно отказалась от активного парусного спорта. Зачем рисковать попусту? Но обидно же, если на море хороший ветер, а семейный катамаран стоит у причала без толку. И она попросила Кропса покатать по морю свою любимую кузину Иланэ (разумеется, всячески заботясь о ее физической сохранности – чтобы она случайно не ушиблась, не простудилась и т.п.). Поход на ацтекбол, тем более, в интер–фанатский I сектор, явно не соответствовал этим обязательным условиям обращения с кузиной. Если бы все обошлось, никто никому ничего бы не сказал – но меткий бросок бутылки создал на лице Иланэ неоспоримое свидетельство негодного обращения.

– Скажи, что при смене галсов гиком зацепило, – предложил Улао.

– Эх, парень, – вздохнул Кропс, – ты не понимаешь. Во–первых, моя жена с 12 лет ходит под парусом, и отличить удар гика от удара бутылки, может. Во–вторых, что мне тогда сказать про вот это? (Он коснулся распухшей царапины на щеке) Что тоже гиком? И, в любом случае, это меня не оправдывает. Не уследил – получи по башне.

– Надо строить запутку, – подвела промежуточный итог Лиси.

– Верно! – подхватил Улао, – Давай, ты нас спасал, и поэтому не уследил.

– Хм…А как я вообще оказался на ацтекболе. Да еще в этом секторе?

Улао почесал в затылке и медленно произнес:

– Значит, было так. Сначала Иланэ сняла Бруно. Это же нормально, ага?

– Где она меня сняла? – поинтересовался военно–морской механик.

– По ходу, еще давно. И вы его взяли третьим на катамаран. Похоже?

– Допустим, – согласился Кропс, – А как мы оказались на матче?

– Ну, это запросто, – снисходительно ответил мальчишка, – Вы подошли к пирсу, купить чего–нибудь, и тут Бруно говорит: «Хэй! Это же девчонка из нашей экскадры». (и Улао многозначительно коснулся нашивки MSRR на комбинезоне Жанны).

– Чем докажу? – деловито спросил Кропс.

– Aita pe–a, – вмешалась Лиси, – Сделаем несколько фоток…

– … А тут – продолжал мальчишка, – Иланэ говорит: «Хэй, это же двое моих учеников! Куда это они собрались в такой кампании?». И вы втроем идете на берег выяснять.

Жанна подозрительно посмотрела на своих подопечных.

– Ребята, мне показалась, или вы решили сделать меня крайней?

– Нет! – Улао энергично покрутил головой, – Ты не виновата. Просто Кимао попросила тебя с нами погулять, а тут тебе позвонили, и срочно заказали репортаж про матч.

– За хорошие деньги, – уточнила Лиси, – Обидно же отказываться!

– Это не объясняет, почему Жанна полезла с вами в I сектор, – заметил Бруно, – вряд ли просто, чтобы сэкономить 30 фунтов… Да, кстати, а действительно, почему?