Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 88 страниц)
Твидли принимает позу университетского лектора (это выглядит очень забавно – при его возрасте и одеянии), и сообщает: «Самые надежные модели – это Fiord–hai и Octo–pussy. Мы с Ойстер, к примеру, ходим на Octo–pussy. Поплавки 6 метров, палуба 3x4, берет 8 центнеров, паруса – 15 квадратов. Фиорд на полметра длиннее, и выигрывает в скорости, но мне не очень нравится компановка. Дело вкуса. Но сейчас нам интересны лодки для длительного похода, так что смотрим на другие модели. Я бы взял Sea–fun. Поплавки 9 метров, палуба 5x7, берет 2 тонны, веерный парус 30 квадратов, хорошая скорость при минимальном ветре. На случай полного штиля – электродвижок 10 КВт на спиртовых топливных элементах. Управление – и ручное, и электронное. Рубка: тент–пирамида с обзорным окном, кухней, электроплиткой и мойкой. Это на мой вкус. А вот продвинутая версия. Называется: Sello–de–oro. Поплавки 11 метров, Палуба 6x7, пластиковый бытовой модуль 6x5 и ходовой мостик с полным обзором. Есть водо–конденсатор, это важно для автономного похода. Машинка проверенная. Уникорн, Китти, Брилл и Мимзи прошли на Sello–de–oro отсюда до Фиджи и обратно, намотали почти 5000 миль».
Он сделал многозначительную паузу, чтобы усилить впечатление от последней фразы. Я поинтересовалась, сколько времени заняло это путешествие – оказалось, что два месяца. Тут подал голос Тенум: «It gud buti bot. Vell fo kanaka, bat not fo bajao. Vi nid aze bot».
Твидли кивнул, как будто и ожидал такого ответа, и спросил: «So, if I’ll give you chock, will you drawing here, on the floor, the sketch of boat, ones well for bajao?». Юный баджао коротко ответил «ya». Твидли взял откуда–то кусок мела и протянул ему. Через минуту Тенум и Синду уже сидели на корточках посреди ангара, проводя на полу линии. Скоро я поняла: они рисуют горизонтальную проекцию своей пироги в натуральную величину.
Чтобы не мешать процессу, я ушла в левую часть ангара, и стала рассматривать флайки–microlight. Одна оказалась уже знакомым мне Cri–Cri, а вторая – странным гибридом Cri–Cri с автожиром. Дизайнер заменил родные 8–футовые крылья самолетика на 6–футовые, поставил над кабиной четырехлопастной ротор из двух соединенных крест на крест 12–футовых пластиковых полос, и выкрасил флайку в болотный цвет. Я пыталась понять смысл этой модификации, когда подошла Ойстер и сообщила: «Это – Ultimate Answer To Greenpeace (UATG). Придуман, чтобы отпугивать зеленых. UATG – Уменьшенная копия боевого вироплана Ute–Ape–Tapu (UAT). Была такая машинка, сразу после революции».
Я сказала, что знакома с этой историей (по книге Ван Хорна), но не могу понять, при чем тут «зеленые», и как их можно отпугнуть явно безобидной летающией игрушкой. Между прочим, я тоже каким–то местом отношуь к «зеленым» т.к. пишу для «Green Word Press» (Nova Scotia, Canada). Тут Ойстер развеселилась, и заявила, что в таком случае, сначала ответит на второй вопрос, а уж потом – на первый. Она залила в бак гибрида канистру спирта, затем выкатила флайку из ангара (UTAG, как и Cri–Cri весит примерно столько же, сколько скутер), и уселась в маленькую кабину. Фидэ, Брай и парочка баджао тоже вышли посмотреть, что тут будет. Твидли пошептался с Ойстер, они похихикали, она захлопнула колпак, после чего Твидли спихнул флайку с пандуса в воду. Зажужжали два пропеллера по бокам кабины, флайка пробежав сотню метров по лагуне, свечой взмыла в небо. Я заметила, что ротор пока неподвижен – как верхнее крыло биплана, только X–образное. Как известно, Cri–Cri – это акробатический самолетик. UTAG, видимо, имел похожие свойства. Впрочем, Ойстер, не изощрялась в фигурах, а просто несколько раз повернула флайку так, чтобы мы снизу могли видеть силуэт, очень похожий на силуэт боевого «Ute–Ape–Tapu» с фото из книги Ван Хорна. Я было подумала, что этим все и закончится, но все еще только начиналось.
UTAG выполнил полукруговой вираж на подъеме (у летчиков это называется «боевой разворот»), и полетел в нашу сторону. Казалось, флайка пройдет в полсотне метров над нами, но тут у нее завертелся ротор, и она, как будто затормозив в воздухе, очень быстро и плавно снизилась, и почти неподвижно зависла прямо перед нами. Я вдруг обнаружила, что трехдюймовый цилиндр, торчащий из фюзеляжа UTAG прямо перед кабиной пилота, это не какой–нибудь воздухозаборник (как мне казалось несколько минут назад), а что–то похожее на ствол орудия, нацеленный прямо на меня. Еще секунда, и орудие выплюнуло что–то вроде сгустка ослепительного оранжево–красного пламени, вспыхнувшего на воде в нескольких метрах от зрителей. Кажется, я громко взвизгнула и, кажется, не только я одна. Видеокамера выпала у меня из рук – хорошо, что она висела на ремешке на шее.
Не успела я прийти в себя, а флайка уже набрала высоту до ста метров, описала широкий круг над лагуной, а затем села на воду и подкатилась почти к самому пандусу. Откинулся колпак кабины, Ойстер выпрыгнула в воду – тут ей было по пояс. «Классно! – заявила она, – Новое преступление меганезийской хунты против мирных граждан Новой Шотландии».
Твидли хохочет, помогая ей вытолкать флайку обратно на берег. Я интересуюсь, что это было, Ойстер хочет ответить, но Брай уже сообразила: «Гелий–неоновый лазер, мощность около ста милливатт. Хорошо, что в воду, а не в рыло». Ойстер кивает: «Точно, гло. Я же не садистка, чтобы такой штукой – и хорошим людям в физиономию. А гринписовцам, лепили именно в рыло. Так папа рассказывает. Да и чего было с ними церемониться…».
Внезапно рядом с нашей теплой кампанией появляется кэп Пак Ен. «Aloha, foa. Что это у вас такое?». И Ойстер с удовольствием рассказывают нам обоим историю UTAG, уже в подробностях. Оказывается, все началось в первые годы освоения Кэролайн. Колонисты, обустраивая здешний быт, не принимали во внимание, что этот атолл еще в 1991 объявлен «биосферным заповедником». Согласно протоколу комитета ООН по защите окружающей среды, люди вообще не должны были селиться на Кэролайн. На фанерных стенах Снарка и Буджума еще муха не сидела, а в Лантон уже явились чиновники UNEP (United Nation Environment Protection), требуя, чтобы городки были снесены, а колонисты – выселены. Координатор Ашур Хареб час слушал про птичек и цветочки, которые живут и растут на Кэролайн, читая параллельно файл об этом атолле, а затем прервал гостей вопросом: «Прошлые 150 лет, колониальные и неоколониальные власти разрушали атолл, добывая из него фосфаты, и сводили леса ради плантаций. Это, по–вашему, не повредило среде? Колонисты, в отличие от колонизаторов, сами заинтересованы в благоприятной среде обитания. Они тем более ничего не повредят. Не отнимайте у меня время по пустякам».
Визитеры не унимались, и тогда Ашур переадресовал их в Верховный суд. Обратившись туда с заявлением, чиновники UNEP через 48 часов получили феерическое определение:
«Изучив аргуманты заявителя, Верховный суд пришел к выводу, что из программы UNEP логически следует необходимость уничтожения всех городов, промышленных объектов и аграрных производств на планете, т.е. возврата человечества к палеолитическим формам хозяйства, что потребует сокращения числа жителей Земли до 0,05 процента нынешнего. Верховный суд находит эту программу странной, и не считает Меганезию подходящим местом для подобных экологических опытов, однако готов рассмотреть ее по существу, после того, как она будет выполнена в том регионе, где находится штаб–квартира UNEP».
Это определение сочли издевательским, хотя оно было вполне логично. Индустриальный мегаполис Нью–Йорк, где расположена штаб–квартира UNEP, конечно, вредит природе гораздо сильнее, чем два поселка, население которых тогда составляло по 50 человек.
Возмущенные представители комитета ООН уехали, но через несколько месяцев, с их подачи, у берегов Кэролайн появился корабль международной организации «Гринпис». 40–метровая шхуна «Rainbow Warrior V» (RWV) бросила у якорь северо–западнее моту Саут, и своим корпусом перекрыла фарватер единственного пригодного для траулеров прохода в рифовом барьере. Фактически, это была морская блокада, убийственная для такого маленького островного поселения. Ойстер (которая знает эту историю со слов родителей, поскольку сама была еще младенцем) рассказывает, что было дальше:
«Дядя Кэррот, который тогда был мэром, позвонил в Тараву, в полицию Кирибати, но до туда 2300 миль, большое расстояние по тем временам. Всем надоело ждать, и тогда дядя Пехто взял снайперскую винтовку, с которой он воевал в революцию, и одним выстрелом с полумили вышиб мозги помощнику капитана RWV. Тут, как на зло, как раз появилась полиция из Таравы. Гринписовцы отошли на четверть мили к северу, и говорят: мы, мол, никому ничего не загораживали, а этот маньяк просто так грохнул нашего помкэпа. Дядю Пехто арестовали, и суд, с учетом смягчающих обстоятельств, влепил ему год каторги на атолле Раваки. Там как раз строили военную базу, а дяда Пехто – монтажник. Он говорит, что на каторге военные прорабы – тупые, и футбольное поле кривое, а так – неплохо, но это он уже потом рассказал. А когда его посадили, все наши очень обиделись, особенно его жена, тетя Тутти, и ее второй муж, дядя Феликс. Дядя Феликс пообещал, что взорвет этот RWV на хер, и стал делать аммоналовую бомбу. Он такими бомбами взрывал оффи, во время революции. Тетя Тутти пошла к мэру и сказала, что у нее всего два мужа, она к ним привыкла, а теперь один уже сидит на каторге, второй тоже собирается туда сесть, и все из–за этого сраного Гринписа. Дядя Кэррот понял: надо что–то делать, иначе RWV по–любому взорвут, и кто–нибудь сядет. Он пошел к тете Понни, которая сейчас директор колледжа, они думали всю ночь, выпили галлон пива, и решили переделать ее Cri–Cri так, чтобы гринписовцы сдуру приняли его за вироплан UAT для охоты за пиратами».
Здесь требуется поясняющая ремарка. Венно–полицейская операция «Barrido del mar» (морская метла), в которой были задействованы виропланы «Ute–Ape–Tapu» (красная мельница), велась с исключительной жестокостью. Суда «naval bandidis» (т.е. пиратов) уничтожались с воздуха без предупреждений, и без предложения сдаться. Против них применяли дешевые боеприпасы с белым фосфором: зажигательно–химическое оружие, изобретенное в середине I мировой войны, и приводящее к таким жутким обгораниям людей, что каждый случай его применения вызывает острый резонанс в прессе. В ходе «Barrido del mar», скандальную огласку имел случай с пиратами, пытавшимися уйти на скоростном катере в территориальные воды Австралии. Вироплан догнал их у островов Трегросс и расстрелял с воздуха рядом с австралийским прогулочным теплоходом. Два десятка человек сгорели заживо на глазах у туристов. Разумеется, эта история, с фото и видео (туристы любят фотографировать кошмары, а позже заявлять, что получили, мол нервный шок), прошла по мировым TV каналам. Это был плохой PR: Ни капли белого фосфора не попало ни на одно мирное судно, но у патрулей Народного флота Меганезии сложилась репутация садистов–убийц. Теперь – продолжение рассказа Ойстер.
«На следующий день тетя Понни сделала на компе чертежи, и они с дядей Кэрротом, взяв один Cri–Cri и всякую всячину для переделки, пошли к дяде Хэджу, директору школы. У него как раз появилась молодежь, которую надо было занять чем–то продвинутым. А тут как раз инженерно–техническая практика. Дня за три они переделали Cri–Cri тети Понни вот в эту машинку. Еще пару дней тетя Понни эту штуку погоняла с западной стороны атолла, а на третий день, поутру дядя Кэррот подошел на проа к «Rainbow Warrior V», и стал их кошмарить. Типа, мы в суде доказали, что морской Гринпис – это просто naval bandidos, и теперь они попляшут. Будет им и War, и Rainbow. У Народного Флота на всех фосфора хватит. Не то, чтобы они ему поверили, но по психологии так было правильно. А на закате, тетя Понни на этом UATG зашла со стороны солнца, чтобы только силуэт было видно. Размер не вдруг поймешь, особенно – если в натуре никогда боевого вироплана не видел. Она показала силуэт на фоне солнышка, потом перешла в режим ротора, зависла и в упор лазером. Ну, как я только что показала, только по мордам. А дальше, под хорошую панику, зависла над мачтами и сбросила им на палубу четыре фунтовых блока китайских «chukka». Ну, батареи по 30 новогодних ракет–шутих. Ими, как бы, злых духов отгоняют. Эти подумали: фосфорная бомба, и попрыгали в воду, а кто–то добежал до мостика, дал полный ход, не снявшись с якоря, и очень качественно посадил шхуну на рифы…».
Слушая рассказ Ойстер, я начинаю вспоминать, что слышала про какую–то очень старую и темную историю со шхуной активистов–экологов, атакованной боевым геликоптером. При атаке погибли 2 пассажира из 18 и 1 член экипажа из 9, а шхуна полностью сгорела. Спрашиваю об этом свою собеседницу. Она пожимает плечами: «Член экипажа – это, как я понимаю, помкэп, которого застрелил дядя Пехто. А из пассажиров двое утонули. Кто же мог знать, что они плавать не умеют? Шхуна, конечно, сгорела – прямо там, на рифах. Надо было тушить шутихи, а не прыгать в воду. Пожар засек патрульный дрон, и через 2 часа прилетели форсы с форта Молден, это 450 миль отсюда, а к утру нарисовались копы и пресса. Гринписовцы говорят: коптер обстрелял нас фосфорными бомбами. Форсы им в ответ: не было тут коптера, а попади в вашу калошу фосфорная бомба, вы бы хрен успели с нее соскочить. Наши говорят: на шхуне, по пьянке, игрались с бенгальскими огнями, и сами подпалились. Судья говорит копам: плывите на огарок шхуны и делайте экспертизу. Те делают, и получается: следов фосфора нет, а остатков пиротехники – сколько угодно».
Я спрашиваю, можно ли опубликовать эту историю. Ойстер фыркает: «Нет проблем. Все давно заиграно, да и мало ли сказок в море. Я еще про морского змея знаю… Так вот, я дальше рассказываю. Тетя Понни решила, что летать на UATG как–то стремно, и купила обычный Cri–Cri, а переделанный спрятала в гараж. Полгода назад мы с Твидли сделали партнерство, она через нас купила InCub, а обе свои старые флайки выставила к нам на продажу. Типа, second–hend, в хорошем состоянии. Cri–Cri точно купят, а UATG…»
Тут ее перебивает экс–сержант Крис (он только что появился на месте событий, но уже успел обменяться парой коротких фраз с Брай): «… Ну, UATG я бы купил, – говорит он, добавив непременное, – …Если в цене сойдемся». Ойстер отвечает, что почему бы двум приличным людям не сойтись в цене на хорошую вещь. Оба подходят к псевдо–боевой машине, и начинается торг. Я не в состоянии описать, как торгуются меганезийцы – это феерическое зрелище можно оценить, только наблюдая собственными глазами.
На некоторое время я замираю в состоянии культурного шока, но тут возникает шумная кампания из двух девчонок и двух мальчишек, примерно ровесников Твидли и Ойстер. Выясняется, что это уже упоминавшиеся участники парусного путешествия на Фиджи – Уникорн с Китти и Брилл с Мимзи. Их пригласили, как консультантов по реализации проекта bajao–boat, начерченного мелом на полу ангара. Все четверо одеты в короткие килты из тонкой зеленой ткани в красно–бронзовую клетку. «Типа, они – клан, а это их боевая униформа», – поясняет Твидли. «Показывай», – говорит Уникорн. Зайдя в ангар, четверка некоторое время смотрит на меловой чертеж с разных сторон, а затем Мимзи (невысокая крепкая девушка монгольского типа) твердо заявляет: «Tripitaka»! Брилл, рослый маори кивает: «Томогавк против скрепки, это Трипитака». Китти по–хозяйски подходит к компьютеру на столике в углу ангара и начинает молча что–то делать. Через минуту она стучит пальцем по экрану и кратко сообщает: «вот!». У экрана образуется маленькая шумная толпа. Поняв, что мне тут делать нечего, я выхожу наружу и чуть не сталкиваюсь с Брай. Оказывается, она высмотрела нечто на острове Ливорд, через лагуну от нас. Выяснив, что в ближайшую пару часов нам тут делать нечего, Брай, Фидэ и я, на взятой у Твидли надувной лодке форсируем лагуну – здесь ее ширина всего 300 метров.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
…
– О! – воскликнула Брай, тыкая пальцем в сторону маленького открытого кафе с ярко–зеленой литерой «Y» над вывеской, – пошли, foa!
– Ну, пошли, – флегматично откликнулся Фидэ.
– А что мы там будем делать? – осторожно спросила Жанна.
– Кофе выпьем и, по ходу, осмотримся, – ответил он.
Как обычно в таких меганезийских забегаловках, бармен присутствовал, в основном, для наблюдения за процессом. Посетители сами управлялись со шведским столом, дозатором напитков и кофеваркой, бросая купюры на блюдце или e–money на электронную кассу. По примеру своих спутников, Жанна обставилась кофе, соком и пирожками, и стала слушать, как они обсуждают дальнейший план действий.
– Та лошадь, на которую ты смотришь, – тихо говорила Брай, – грубо тебя изнасилует. Не думаю, что ты хочешь именно этого. Назад можешь не оборачиваться. То, что там сидит, еще сиськи толком не отрастило, пусть оно трахается с одноклассниками. А вот на столик в северо–западном углу я бы обратила внимание.
– По–моему, она толстая, – возразил Фидэ.
– Joder! Много ты понимаешь! – возмутилась она, – Это специальная жизнеутверждающая полнота. Бедра, попа, брюшко, бока, грудь, все дела…
Тут к их столику подошел высокий элегантный мулат лет 40 и, глядя на Жанну, спросил:
– Feria lady, puedo ofrecer 70 pondas?
Жанна растерянно развела руками, не зная, что сказать.
– Lo siento, bro. Yo y mi novia lesbi est, – вмешалась Брай.
Мулат улыбнулся, тоже развел руками, и, сказав «Sorry, glo. Yo no sabia antes», вернулся за свой столик. Фидэ дважды икнул, с трудом сдержав смех.
– Я правильно поняла: ты сказала, что я лесби? – прошептала Жанна.
– Нет, что мы обе. Что за муха меня укусила?… Но он же тебе не понравился, так?
– Ну, не знаю… Просто это как–то непривычно.
– Брай, что скажешь про ту, что только что села по east–south–east от нас? – спросил Фидэ.
– Так, ничего. Костлявая, правда… Но ты тоже не дискобол Мирона.
– Вечно ты ругаешься, – буркнул он, вставая из–за столика, – ладно, встретимся тут же.
Брай кивнула, проводила его взглядом и пожаловалась.
– Фидэ клевый парень, но очень дремучий в смысле искусства. Как можно не знать, что «Дискобол» Мирона это, типа, античная классика, эталон мужской красоты?
– А я что–то такое слышала на счет Праксителя, – рассеянно заметила Жанна.
– Да ну, скажешь тоже! У него все мужики какие–то вареные. В них драйва нет ни фига.
Тем временем, Фидэ подошел к худощавой молодой даме, обменялся с ней несколькими фразами, она встала из–за столика, он взял с полки за стойкой широкий рулон какого–то почти невесомого материала, похожего на поролон и они оба вышли из кафе, повернув в сторону парка. Еще через несколько минут, отвергнутый по lesbi–мотивам мулат подошел к даме, которую рекомендовала Брай, и эта парочка выполнила аналогичный маневр.
– Вот этот тип действительно знает толк в женщинах, – прокомментировала Брай, – а Фидэ разбирается только в шестеренках. Остальное у него так, на интуитивном уровне. Хотя, в этом тоже есть шарм, как ты думаешь?
– В этом – это в чем? – переспросила Жанна.
– В том, что парень воспринимает эротику и все такое, без этой, как ее, вербализации. Без слов. Подкоркой, – меганезийка похлопала себя ладонью по затылку, как будто подкорка находилась именно там.
– А, теперь поняла. Ну, даже не знаю… – Жанна запнулась, – … Может, ты права, и это…
– Эй, гло, ты чего? – настороженно спросила Брай, – Расслабься. Ясно, что для тебя это первый ураган в океане, и тебя после этого колбасит и таращит…
Канадка не знала, как объяснить ей, что дело, вообще–то не в урагане (там было страшно, но спокойная уверенность экипажа хотфокса не дала испугу дойти до шока). Дело было в обстановке здесь. Сколько не объясняли Жанне, что Y–club – это нормальное развлечение (а для кого–то – и способ подработать), но она, все равно, чувствовала себя проституткой. Женским телом, выставленным на продажу для сексуального удовлетворения заказчика. Очевидно, воспитанием был вбит штамп в подкорку (о, черт, и тут подкорка): деньги за секс это, по определению, проституция. Позорное, унизительное, грязное занятие.
– …Первый раз всех колбасит, – продолжала Брай, – естественная реакция организма. Научный факт. Объясняю, как с этим бороться: ни о чем не думай и оторвись. Видишь рыжего у стойки? По ходу, он на тебя запал. Вот, уже выруливает на позицию…
«Рыжий» выглядел экзотически: типично–ирландские черты были смешаны с типичными чертами утафоа. Ярко–зеленые глаза и огненно–рыжая шевелюра соседствовали со светло–коричневой кожей и мягким овалом лица. Курносый кельтский нос сочетался с полными губами полинезийца. Даже телосложение и рисунок движений выглядели смешанными. При этом все вместе организовывалось во вполне гармоничный образ.
– Можно задать нескромный вопрос двум дамам? – спросил он.
– Попробуй, – разрешила меганезийка и озорно подмигнула.
– Я болтал с барменом, и он слышал, что вы, типа, лесби, а я сказал, что типа, нет…
– На сколько забились? – прервала Брай.
– 20 фунтов, как обычно.
– Ты выиграл, – она повернулась в сторону стойки, – Бро, я сочувствую. Рыжий выиграл.
– А что вы грузили про лесби тому длинному, что ушел с толстушкой? – спросил бармен, подойдя к ним и положив перед рыжим купюру с портретом королевы Лаонируа, – Типа, так прикололись?
– Типа, да. Мы только что из середины бывшего урагана Эгле. (Брай коснулась пальцем нашивки MFRR на своем коала–комбинезоне («Mar Forza Reaccion Rapida» – Морские силы быстрого реагирования). А она (Брай легонько хлопнула Жанну по плечу) первый раз в такой мясорубке. Надо же как–то make–relax, прикинь…
Бармен присвистнул и буркнул:
– Ни хрена себе…
– Но вы никак не связаны с флотом, – заметил рыжий, внимательно глядя на Жанну.
– Верно, – она кивнула, – Я журналист.
– Ты просто долбанный Шерлок Холмс! – заявил бармен, глядя на рыжего с некоторой обидой, – таким типам надо запретить пари. Надул бедного коммерсанта на двадцатку.
– По рюмке зеленки за мой счет? – предложил тот и, кивнув дамам, спросил, – вы будете?
– Мы похожи на абстинентов? – удивилась Брай, толкая Жанну коленом под столом.
– Не похожи, – согласилась она.
– А ты, рыжий, наверное, разведчик, – предположил бармен, ставя на стойку 4 рюмки и ловко разливая в них зеленую жидкость, оказавшуюся 80–градусным абсентом.
– Мимо, – ответил тот, – я погонщик небесных сарделек.
– Вот как? Тоже не фигово.
Они выпили за стойкой (в Меганезии пьют абсент по–простому, a la Syberia).
– Что такое «небесные сардельки»? – поинтересовалась Жанна.
Рыжий улыбнулся:
– Так называют конвои грузовых дирижаблей–роботов. Конвоем управляет бортинженер -человек. С земли, естественно. Это и есть я… – он помедлил секунду и добавил, – …Вы не откажетесь от 66 фунтов?
– Ну, даже не знаю… – начала она, но Брай посмотрела на нее, как на полную дурочку, и Жанна неожиданно для себя закончила фразу словами, – … как это у вас тут устроено…
– У нас тут обалдеть, как устроено, – сказал бармен, – тут, типа, аквапарк и все такое.
– Я в курсе, – рыжий кивнул ему и, повернувшись к Жанне, спросил, – Пошли?
– Встречаемся здесь же, – напомнила Брай.
…
Прямо за кафе, у берега лагуны, была узкая полоса парка – низкорослый лес из кустистых пальм и саговников. Кое–где на верхушках висели яркие майки, штормовки и лава–лава. Публика, парочками или группами плескались в воде. Над водой летали мячики разных цветов и размеров, периодически раздавались мокрые шлепки по телу и чей–нибудь визг.
– Что ты скажешь на счет местечка вон там? – рыжий махнул рулоном в сторону одной из маленьких пальм метрах в ста, и пояснил, – ничего не висит, значит, никого нет.
– Я смотрю, тут все продумано, – несколько уныло сказала она.
– Удобный обычай, – пояснил он, двинувшись вперед, – чтобы никто никому не мешал.
Когда они дошли до выбранной точки берега, рыжий стянул с себя яркую сине–желтую футболку и забросил ее на ветку (или точнее лист) в двух метрах над землей. На другую ветку таким же образом отправились не менее яркие оранжевые шорты–бермуды,
– Вот. Теперь это наша полянка, – пояснил он, осматривая край берега, – Ровное место и глубина сразу метра полтора. Здесь, кстати, почти везде так. Тебе нравится?
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Атли. Имя гэльское, но в нем слышится что–то ацтекское, верно? А тебя?
– Жанна… Знаешь, Атли, я немного нервничаю.
– Еще бы! Морской спецназ – полные отморозки! Взяли человека без подготовки в такое tapu. Эгле был мощнейшим циклоном в Полинезии за последние 5 лет, – Атли рыбкой нырнул с берега, проплыл около самого дна, вынырнул, и весело сообщил, – признаков опасности в акватории не наблюдается. Прыгай сюда.
Отказываться было как–то смешно, так что Жанна разделась и прыгнула. Удивительная штука теплое море. Его ласковое прикосновение, ощущаемое всей поверхностью тела, мгновенно меняет настрой человека. Только что ей казалось, что она влипла в какую–то глупую и постыдную историю, а теперь она плескалась в воде с довольно обаятельным мужчиной, и мысль заняться с ним любовью уже не вызывала внутренних возражений. Да, была сомнительная деталь, эти 66 фунтов, но мало ли какие смешные и безобидные ритуалы бывают вокруг секса? Это не так уж важно, если партнер физически, в широком смысле, вызывает приятные эмоции. Когда Жанна пришла к означенному тезису, они с Атли уже выбрались из воды и улеглись на подстилку.
– Ты знаешь обычай «Golf – Klio – Panta»? – спросил он, кончиками пальцев поглаживая кожу на ее животе.
– Похоже на заклинание, – шепнула она.
– Это комбинация сигнальных флажков, – пояснил Атли, – Она означает, что мне нужен лоцман, который будет корректировать мои действия. Суфлер, как говорят в театре.
– Я никогда так не корректировала.
– Попробуй, это просто, – сказал он, и поглаживания переместились к ее груди.
– Э… По–моему все хорошо, – нерешительно сказала Жанна, – но лучше, если…
Она почти сразу втянулась в эту игру. Слова не только направляли действия партнера, но и влияли на восприятие этих действий. Уверенное ожидание названного прикосновения вызывало более сильный отклик, когда это прикосновение происходило. Непривычная обстановка не сковывала, а обостряла чувства. В ее голове прыгали мысли: «О черт! Я за 66 фунтов трахаюсь с едва знакомым парнем, в парке, средь бела дня. Даже не верится, что это на самом деле происходит со мной…».
Потом, когда они снова плескались в лагуне, Атли спросил:
– Ты из Паго–Паго?
– Почему ты так подумал?
– Ты говоришь на американском клоне английского. Лингва–франка для тебя не родной. Ты выросла в большом развитом городе. Настолько американизированный, большой и развитый город старше 20 лет есть только один: Паго–Паго на Самоа. Я ошибся?
– Ты даже не представляешь, насколько ошибся! – воскликнула Жанна. Это было весело. Проницательный человек (каким, без сомнения, был Атли) принял ее за меганезийку, да еще не с первого взгляда, а после полутора часов флейма и хорошего секса.
– А на самом деле? – сконфуженно спросил он.
– Я из Галифакса, Новая Шотландия.
– Новая Шотландия? Это рядом с Папуа, там, где Новая Британия и Новая Ирландия?
– Да нет же! Это в Канаде, к востоку Квебека, а Галифакс – это порт на Атлантике!
– Ты шутишь!
– Ни капли. Вот выйдем на берег – покажу тебе канадский паспорт и ID репортера Green World Press. Я пишу цикл статей про Меганезию. За этим, в общем–то, и приехала…
– Что, и про меня напишешь? – поинтересовался он.
– Конечно! В эксклюзивной части цикла, специально для «Hustler».
– Но ведь это политический журнал, – заметил Атли, вылезая на берег вслед за Жанной.
– Ты что–то путаешь, – удивилась она, – «Hustler» это порнографический журнал.
– Вообще–то, – сказал он, сдергивая с пальмы свою футболку и «бермуды», – Я слышал только про «Hustler», который создал в США Ларри Флинт, оппозиционный политик…
– Оппозиционный политик? – переспросила канадка, застегивая на себе «коалу».
– Он в 1970–х возглавил политическую борьбу против пуританской теократии, – пояснил Атли, – про это даже есть фильм «The People vs. Larry Flynt». Ты не смотрела?
– Смотрела. Но я как–то не связывала это дело с политикой.
– Странно, – заметил он, – Я помню 5 великих прогрессивных политиков США, и…
– Интересно, кого именно? – перебила она.
Меганезиец задумался и начал загибать пальцы:
– Том Джефферсон – независимость. Сэм Гомперс – трэд–юнионы. Мартин Лютер Кинг – права цветных. Ларри Флинт – свобода информации. Барт Рутан – частный космос.
– В жизни не видела такого странного объединения фамилий, – сообщила Жанна.
– А что странного? – спросил Атли и, как бы невзначай, вытащив из кармана несколько купюр, протянул ей.
– Оставь, – сказала канадка, – Это совершенно лишнее.
– Оставить? – искренне поразился он, – Ты что? Так нельзя. Это же верх неприличия!
– Как–как ты это назвал?
– Верх неприличия, – уверенно повторил Атли.
Тут Жанна расхохоталась. У нее случился приступ смеха, неудержимый, как икота после неумеренного и торопливого употребления пива.
– Неприличие! – восклицала она, – Goddamn! Ты сказал «неприличие»! Oh, shit! Я точно напишу, что шокировала меганезийца неприличным сексуальным предложением!
– Пиши, что хочешь, – обиженно буркнул он, – но деньги все–таки возьми, ОК?
– ОК. – согласилась она, взяла 66 фунтов, и спросила, – А почему именно столько?
Атли развел руками:
– По ходу, магия такая. У каждого свои счастливые числа. Мне вот везет на шестерки.
Жанна совершенно изумленно помотала головой.
– Никогда бы не подумала, что плата за секс определяется магическими соображениями.
– А какими же еще? – спросил он, – Ведь секс это такая особенная штука…
…
Когда они вернулись в кафе, Фидэ сидел за стойкой, держа в одной руке чашечку кофе, в другой – зажженную сигарету, и болтал с барменом. Увидев Жанну и Атли, он сделал им приглашающий жест рукой и, когда они уселись на соседние табуретки, сообщил:
– Брай сегодня зажигает без тормозов.
– Она склеила двух парней с трэкера «Меигуту», – добавил бармен, – Хреновина четверть километра в длину.
– У парней? – спросил Атли.
– Блин! Я про корабль. Он курсирует между Ниуэ и Нуку–Хива, а мы как раз посредине, и он у нас останавливается часа на 4, на внешнем рейде. А парни, как парни. Ничего такого.
– Почему сразу двоих? – удивилась Жанна.
– А потому, – сказал бармен, – Они прискакали в нетерпении, а из претенденток только тощая школьница, интеллигентная дама в очках, лет 40, и ваша companero sargento. Она так на них посмотрела и рубашку расстегнула до пупа, типа «все для народа». Ну, аут…
