Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 88 страниц)
Тут Хаото и Таири заржали хором, а следом захохотали те молодые меганезийцы, что смеялись полминуты назад. Четверо меганезийцев постарше, сидевшие в хвосте салона, тоже включились. Они звонко хлопали себя по коленям и громко комментировали.
– Joder! Cuando se encontraron en Meganezia 20–ano virgen?!
– De puta madre! Autor trajo el una virgen desde America!
– Que en America no podia su jodan? Ella esta tal terrible?
Под новый взрыв хохота, Таири стала объяснять Жанне:
– Понимаешь, найти в Меганезии 20–летнюю девственницу это как поймать в Канаде живого динозавра. Люди говорят: автор привез девственницу с собой из Америки, она была такая страшная, что ее никто не…
– Хей! Слушайте дальше! – перебил ее Хаото, – …Убедившись, что туземка еще не знала мужчины… (снова взрыв смеха), – …Жрец дал знак, по которому крест стали опускать в воду. Когда девушка была погружена по пояс, в воде появился огромный самец белой акулы, не менее 20 футов в длину. Морской хищник описал вокруг жертвы несколько кругов, перевернулся на спину, и стал виден его чудовищный мужской орган…
Идущая между рядами девушка согнулась от приступа смеха, потеряла равновесие, и шлепнулась на парня из меганезийской кампании, который сидел рядом с проходом.
– Ani oe, bro!
– Aita pe–a, – ответил он, – ты откуда, гло?
– Атафу, Токелау, – сказала она, – а ты, бро?
– Манра, Феникс–Кирибати. Почти соседи.
Хаото восстановил дыхание и продолжил чтение:
… – Девушка завопила от ужаса и боли, когда самец акулы стал грубо совокупляться с ней, но через несколько минут потеряла сознание. Тогда крест вытащили на помост, и жрец, 5–ю ударами каменного топора отрубил несчастной жертве конечности и голову. Затем разрубил на части туловище. В это время, самец акулы, возбужденный запахом крови, попавшей в воду, плавал вокруг помоста. Туземцы начали кидать в воду куски жертвы, и акула мгновенно их проглатывала, пока от тела девушки не остались только сердце и печень. Их туземцы разрезали на мелкие части и съели сырыми. Вслед за тем, началась отвратительная сексуальная оргия. У меня нет слов, чтобы это описать…
– Joder, – выругалась девушка из Атафу, – на предыдущее у него слов хватило, однако.
Молодой парень – меганезиец из кампании, сидевшей впереди, пригляделся к Жанне.
– Iri, glo! Я видел тебя по TV, на пресс–конференции координатора Торреса в Монреале. Ты на пари хотела снять с него ошейник безопасности и чикнула по шее отверткой.
– Пилочкой для ногтей, – уточнила канадка, – Я случайно. Эта штука была скользкая.
– Ты, гло, не за ту штуку хватала! – вмешалась девчонка, тоже сидевшая впереди.
Парень возразил:
– Я читал в «Ontario Scan», что до той штуки она тоже добралась.
Жанна знала, что из этого инцидента, какие–то особо наглые пресс–стрингеры за 3 дня раздули порно–роман о ней и координаторе правительства Меганезии.
– «Ontario Scan», – фыркнула она, – в этой желтой херне легко напишут, что королева Англии трахалась с лохнесским монстром.
– А я бы попробовала по приколу, – заметила девчонка.
– С Торресом или с монстром? – уточнил парень.
– Ну… – она задумалась, – … Я бы начала с Торреса, хотя…
Жанна покачала головой и улыбнулась.
– Я поступила скромнее: поставила ему бутылку «viking–vine» после TV–эфира.
– За такую ерунду целую бутылку? – удивилась девчонка, – Да мужчине надо гордиться, что его царапнула красивая женщина. Тем более, так эротично, прямо в студии!
Один из меганезийцев постарше привлек к себе внимание громким свистом, и спросил:
– Eo orivaa pahi–pai flyka hamani–haapii no Rapatara?
– E reira, – ответила Таири.
Тут чуть ли не все меганезийцы, находившиеся в самолете наперебой закричали что–то крайне доброжелательное и одобрительное, а кое–кто даже захлопал в ладоши.
– В чем дело–то? – поинтересовалась Жанна.
– Дядька вспомнил, что на Рапатара сконструировали палубную флайку «Orivaa». Это дешевая модель, популярная у рыбаков. Она может взлетать с юта мини–траулера.
– На тросе, как воздушный змей, – уточнил парень с Манра, – При встречном ветре или, если штиль, при скорости судна 7 узлов. Но флайка зачетная, за такую цену.
– Статейка–то, выходит, заказная, – заметил долго молчавший Декс, – лично я, на месте той фирмы, которая делает флайки, подал бы в суд на эту сраную газетенку. Нечестная конкуренция. Я бы выбил из этого гребаного сочинителя все дерьмо!
– Янки дело говорит, – поддержала девушка из Атафу
– Надо будет сказать королю, – согласился Хаото, – А ты быстро соображаешь, бро.
– Ха! – сказал студент, – Не зря же в нашей стране даже у кошки есть адвокаты!
Двое молодых американцев в переднем–правом ряду начали неудержимо ржать.
Таири повернулась к Жанне.
– Так что, гло, летим с нами к каннибалам–акулопоклонникам.
– При такой интриге? Еще бы! – ответила канадка.
…
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
Жанна Ронеро, Green world press. Репортаж №2.
Меганезия – первое знакомство. Дети природы.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
С высоты птичьего полета атолл Пальмира похож на толстую, зеленую в красную крапинку канцелярскую скрепку. Вообще–то эта скрепка имеет длину 5 миль – по океанийским меркам это изрядный кусок суши. Зеленый цвет происходит от густой растительности, а красные крапинки – это крыши домиков. Дороги и километровые взлетно–посадочные полосы базы ВВС по обе стороны лагуны, достаточно темные и бросаются в глаза только перед самой посадкой. Этажерка приводняется в лагуне и подруливает к причалу Большого Моста (арки, переброшенной через канал, который соединяет открытую в океан западную часть лагуны с почти замкнутой восточной).
Формальностей – ноль. Пилот открывает дверь флаера и мы спокойно выходим на территорию Меганезии, не предъявляя никому никаких бумаг. Девушка в широких бриджах, синей майке с белой надписью «Police» и черной матерчатой портупее с торчащей из кобуры рукоятью какого–то внушительного стреляющего инструмента, улыбается нам, говорит традиционное «Aloha foa» и начинает флиртовать с пилотом.
Я растерянно спрашиваю у Таири, что теперь делать, и получаю прагматичный ответ: «завтракать, viti–viti, очень быстро, потому что через полчаса мы полетим дальше». В порядке пояснения, меганезийка указывает рукой на скопление столиков под навесом рядом с основанием арки Большого Моста в 200 метрах от причала. Хаото и Таири уже ведут себя так, будто мы с Дексом их гости. Или здесь так принято, или просто мы им чем–то понравились. Хаото подходит к стойке, обменивается с парнем–барменом двумя короткими фразами, бросает в прозрачную коробку несколько купюр (я соображаю, что это – меганезийские фунты), и сообщает нам: «Берите чашки, тарелки, и набирайте туда все, что нравится. Это, типа, как шведский стол». Ну, вот, нас уже угощают…
Мы с Дексом набираем себе более–менее знакомых блюд (салат, яичница с беконом) и наливаем какао (по рекомендации Таири). По ходу дела, я интересуюсь, что означает аббревиатура «RSE» на входе в кафе. Таири объясняет: «Recuzo Sin Explica – Отказ без объяснений. Если персонаж антипатичен, то его тут не обслужат. У нас это почти везде. Обычное дело. У вас в Северной Америке так же в клубных кафе, ага?». Но от меня так просто не отвяжешься. Я уточняю свой вопрос: что означает несколько перечеркнутых пиктограмм рядом с обсуждаемой табличкой?
Таири пожимает плечами: «Это просто! Здесь не обслуживают в стельку пьяных людей, людей с крупными домашними животными, мусульман и практикующих миссионеров». На мою реплику, что в цивилизованных странах запрещена дискриминация по признаку религии, дается ответ: «Мы по–другому цивилизованы». Декс спрашивает, не боится ли владелец кафе проблем с мусульманами из–за этого значка? Хаото отвечает: «Не боится, нет исламиста – нет проблемы» и делает поясняющий жест указательным пальцем, при этом звонко цокнув языком. Таири делает драматически–серьезное лицо: «Здесь у нас военно–фашистский произвол, вы не знали?!». Декс смеется – я не понимаю, почему…
Тут, как раз под реплику о произволе, к лестнице, спускающейся от кафе прямо к воде, подкатывает какая–то плавучая военная машина, покрытая сине–зелеными разводами морского камуфляжа, и похожая на 20–футовую треугольную голову плывущей змеи из голливудского триллера про гигантских мутантов. По бокам головы торчат два гребня, что еще более усиливает ассоциацию с голливудским монстром. Я делюсь этим своими впечатлениями с Таири, и она дает альтернативную версию: «А, по–моему, не змеиная голова, а кошачья: у нее же ушки! Эту модель называют «MoonCat». Классная штука».
На «голове», тем временем, открывается люк, оттуда прямо на лестницу выпрыгивает парень в мешковатом комбинезоне болотного цвета, бегом поднимается, берет из рук бармена мешок с какими–то прозрачными контейнерами, кричит «Mauru–roa!», прыгая через ступеньку, спускается обратно, и ныряет в люк, который тут же захлпывается. В потрохах машины раздается тихий металлически–шелестящий звук, она поворачивает свой нос в сторону середины лагуны, внезапно срывается с места и, проглиссировав по спокойной воде, взлетает и свечкой уходит в бело–голубое небо.
Хаото, проводив ее взглядом, сообщает: «Океанский магистральный патруль. Зашли за хавчиком. Не летать же пол–дня голодными». И они с Дексом начинают экспрессивно спорить о сравнительных качествах меганезийского «MoonCat» и нового «Sea–Stealth» вооруженных сил NATO. Мужчинам только дай повод поговорить об оружии… Таири, заметив мой интерес к снующим по лагуне маленьким лодкам, начинает объяснять мне разницу между разными «proa»: традиционными «vaa–hoeie» и модерновыми «ahi–reoo». Потом она смотрит на часы и решительно говорит «Horo!». Полчаса почти прошли.
Мы возвращаемся к нашей этажерке. Рядом с ней сейчас пришвартована лодка, которая ближе к «vaa–hoeie», хотя 2 ее поплавка надувные, а не бамбуковые и, помимо паруса, у нее имеется ультра–модерновый компактный подвесной движок. Пилот снова курит, но уже не с девушкой–копом (та осматривает чей–то недавно прибывший гидроплан), а с колоритной толстой пожилой туземкой, одетой лишь в серебристый платок, обернутый вокруг монументальных бедер. Четверо подростков лет 12, трое мальчишек и девчонка, таскают из лодки в багажный отсек этажерки какие–то увесистые пластиковые мешки. Подростки совершенно голые, если не считать ярких матерчатых браслетов на левом плече, над бицепсом. Пассажиры–американцы (те, что с первого ряда) наблюдают эту сцену не без некоторого чувства превосходства: «Дикари», – негромко говорит один из них другому. «Дети природы, – соглашается тот, – Туземцы–утафоа, их тут оберегают».
В этот момент что–то мелодично звенит. Девчонка–подросток резко останавливается на пол–пути от этажерки к лодке, вынимает из браслета какую–то яркую круглую штучку, прижимает ее к щеке чуть ниже уха, замирает, прислушиваясь, а затем говорит: «Ua te parao este chineese oper–sys joder teie». Снова прислушивается и говорит: «Clean it up oe bene install kiwi–OS… Aita pe–a e o maita juntas global upgrade per software compartible». Дети природы. Туземцы… Девчонка убирает мобайл в браслет и бегом бежит к лодке.
…
=======================================
4 – РЕТРОСПЕКТИВА.
Дата/Время: 25 марта 20 года Хартии. Ночь.
Место: Центральная Меганезия, остров Футуна,
Kolia village, fare Carpini.
=======================================
– Любовь моя, если ты снимешь эту долбанную военную форму, сваришь мне вкусный кофе, нальешь в красивую чашку, положишь рядом маленький кусочек шоколада… В общем, сделаешь то, что жена обычно делает для хоть немного любимого мужа…
– … То в ближайший час ты точно мне ничего внятного не скажешь, – перебила она.
– Я имел в виду в данный момент только кофе и шоколадку, а остальное чуть позже.
– А, теперь поняла. Ладно, я варю кофе и слушаю.
– Форму, – напомнил он, – Иначе мне покажется, что у кофе казарменный привкус.
– Ну, если ты настаиваешь…
Стороннему наблюдателю могло показаться, что капитан Чубби Хок выскользнула из армейского комбинезона… И вообще из всего, что было на ней надето… Примерно как горошина из стручка при сильном надавливании с боков.
– Я настаивал только на форме, – заметил Микеле Карпини (вице–президент ассоциации агроинженеров Уоллис и Футуна), – но так ты мне даже больше нравишься.
– Как это мило… Я рада, и начинаю варить кофе.
Микеле закурил сигарету, откинулся в кресле и произнес:
– Поскольку ты выстрелила в меня этой информацией, как из пулемета, да еще на жутком сленге, который вообще надо бы запретить к употреблению в приличных местах…
– Короче, милый, – попросила она, включая кофемолку.
Дождавшись, пока воющий звук этого агрегата стихнет, он сказал:
– Короче, я постараюсь изложить все так, как понял, а ты, любовь моя, будешь без всякой ложной скромности меня перебивать, если я допущу ошибку. Итак, по условиям задачи, у нас есть участок 5 миллионов гектаров в субэкваториальном климатическом поясе, при холмистом ландшафте и крупных разрозненных водоисточниках. Если совсем грубо, то это – приэкваториальная пересеченная саванна, которая для интенсивной агроиндустрии требует организации террас с капельным орошением и тонким контролем водно–солевого баланса в культурном слое и, возможно, первом водоносном слое. За шесть месяцев надо организовать дело так, чтобы урожая хватило для двух миллионов потребителей. ОК?
– NOP, – ответила Чубби, бухнув в джезву такое количество кофе, которое привело бы в состояние невыносимого ужаса Всемирную Организацию Здравоохранения.
– В таком случае, почему ты меня не перебила, когда я сделал ошибку?
– Потому, милый, что ты нигде не ошибся. Ты просто упустил главное.
– Ах, вот как? И что же главное.
– Главное, – ответила она, точным движением наполняя джезву водой на 3/4, – это война.
– Ах, война?! Я две недели жил спокойно, полагая, что ты в Нгоронгоро, на безобидном саммите по терроризму, а ты опять была на войне! У тебя двое детей, ты не забыла? А ты являешься домой в два часа ночи, в мундире, пропахшем пироксилином и напалмом…
– Это не мундир, а комбез. И он не может ничем таким пахнуть. Я летала из Нгоронгоро в Мпулу на 4 дня, и не участвовала в активных боевых действиях. Клянусь Фрейей.
Она на секунду возвела глаза к небу (точнее к потолку), и поставила джезву на плитку.
– Ну, ладно, – вздохнул он, – расскажи, что там за война, на которой ты ни в чем таком не участвовала. Заметь, я поверил тебе на слово.
– Война, – задумчиво сказала Чубби, – Она идет там уже целую вечность. В Мпулу нет ни одного жителя, который знает о мирных временах хотя бы по рассказам бабушки.
– Извини, любимая, но я не понял, с кем они воюют.
– Какая разница? – спросила она, – Если я зачитаю тебе из блокнота два десятка названий африканских племен, это как–то повлияет на рекомендации по агрокультуре?
– При чем тут названия племен? – спросил Микеле, – Я так понимаю, что или их армия к кому–то вторглась, или к ним вторглась чья–то армия. Скорее, второе, поскольку, судя по твоей информации, свою армию им содержать просто не на что.
– Ты ошибаешься, милый, – мягко сказала она, – Они содержат четыре своих армии и еще два оккупационных корпуса из соседних стран. Военный контингент просто приходит и отбирает у фермеров все ценное, что сможет найти. Овощи, зерно, мясо, скот, женщин и подростков. Пищу можно съесть, остальное – поменять на оружие, боеприпасы и морфин. Можно по–другому: зерно и скот – поменять, женщин и подростков – съесть. Все зависит от текущей конъюнктуры рынка… Твой кофе, милый. А шоколадку я сейчас найду, она была в буфете, и если Флер и Люси ее не слопали… О, у нас же есть фиджийский ром!
Микеле подвигал чашечку по столу и спросил:
– А вот так взять и съесть, это в порядке вещей?
– В порядке – не в порядке, – пробурчала Чубби, обыскивая внутренность буфета, – Я им сто раз говорила, чтобы они этого не делали, а они все равно таскают и лопают.
– Кому ты говорила?
– И той, и другой, и обеим сразу. Бесполезно. И шоколад, и джем… Слушай, помнишь, в Апиа, в итальянском ресторане мы пили кофе с крекерами. Крекеры есть. Пойдет?
– Да, любимая. Я назвал шокаладку просто как один из вариантов. Но вопрос был не про наших девчонок. Я имел в виду, в этом Мумбо–Джумбо…
– В Мпулу, – поправила она, водружая на стол вазочку с крекерами.
– Да, в Мпулу, – поправил себя Микеле, закуривая новую сигарету, – Там каннибализм в порядке вещей? Я имею в виду не ритуальный, а чисто технический. Ты упомянула про некую взаимозаменяемость скота и людей. По–моему, это существенно.
Чубби уселась напротив него на пуфике, скрестив ноги по–турецки, налила себе рюмку рома, сделала малюсенький глоточек и произнесла длинную тираду.
– Видишь ли, милый, тут надо понимать специфику вооруженных контингентов в Мпулу, да и вообще в этом регионе. Бойцы рекрутируются из более–менее здоровых подростков 15 – 16 лет, путем их подсадки на героин. Они стреляют, куда приказано – командир их снабжает морфином. Авторитет командира непререкаем, потому что только он знает, где и у кого можно купить морфин. Без мофина этих бойцов за три дня вывернет наизнанку синдром отказа. Они абсолютно асоциальны. Им нужны белки, жиры и углеводы, чтобы держать оружие, потому что только так они получат морфин и им все равно кого жрать, свинью или человека. Если боец, из–за развития наркомании, или по другой причине уже не может держать оружие, то товарищи его съедают. В среднем боец живет 3 года.
– Но ведь это, должно быть, очень некачественные солдаты, – заметил Микеле.
– Очень, – подтвердила она, – Обычный взвод мотострелков ликвидирует батальон этих типов за четверть часа, не потяряв ни одного бойца, разве что – случайно. Но они, как правило, воюют не с регулярной армией, а с фермерами или между собой. Наркоман с автоматом сильнее безоружного фермера – неравенство, на котором стоит эта система.
– А фермерам не приходило в голову купить автоматы?
– Это пришло в голову кое–кому другому, – сообщила она, – рядом с тобой валяется мой комбез. Вытащи то, что находится в большом кармане на правом боку.
Микеле порылся в складках комбинезона и извлек оттуда нечто вроде пластмассового игрушечного пистолета, сделанного зачем–то не меньше, а больше настоящего, и к тому же, довольно тяжелым, никак не легче килограмма.
– Если это для того, чтобы пугать наркоманов, то я бы сделал что–то более похожее на американский М–16, – заметил он, – Их все видели по TV. А эта штука не внушает…
– Это – пистолет–пулемет «Spagi», – перебила она, – дай его сюда.
Чубби взяла игрушку в руки и быстро разобрала на детали, разложив их в ряд на столе. Финальным аккордом был стандартный 5,56–мм патрон, извлеченный из коробчатого магазина для полной убедительности
– Так он что, настоящий? – удивился Микеле.
– Еще бы. Бандита–морфиниста нельзя испугать. Его можно только убить. Spagi далеко не лучшая модель такого рода, зато она самая простая и дешевая в производстве. Работает на самых дешевых массовых малокалиберных патронах, которые продаются где угодно, как спортивные. Плюс – сходство с игрушкой. Оно, между прочим, обмануло не только тебя. Мы поставили в Мпулу 5000 единиц – это стоило менее ста тысяч фунтов. Они дешевле, чем многие игрушечные пистолеты. В этом есть что–то забавное, не правда ли?
– Наверное, если иметь специфическое чувство юмора, – проворчал Микеле, глядя как его жена собирает жутковатую игрушку в боевое состояние, – Но я не понимаю, чем могу тебе помочь. До того, чтобы выращивать автоматы, как маис, агробиология пока не дошла.
– Автоматов и так хватит, – ответила она, – Людям надо не только стрелять, но и кушать.
– Я так понял, что если фермеров не будут грабить, то они легко прокормятся.
Чубби покачала головой.
– Фермеров всего полмиллиона, если считать с семьями. А полтора миллиона не имеют ферм. Они просто вымрут от голода. Точнее, они пойдут штурмовать фермы, и начнется такое, что лучше было не затевать эту историю.
– Подожди, – сказал он, – а раньше–то эти полтора миллиона чем питались?
– Гуманитарной помощью, разумеется.
– И что им помешает питаться ей и дальше?
– То, что теперь ее не будет, – объяснила Чубби, – Гуманитарная помощь дается не просто так, а в обмен на некоторые вещи, одной из которых является устойчивый сбыт морфина. Когда полковник Нгакве со своей фермерской милицией зачистит морфиновые армии, сбыт упадет, и спонсорам будет неинтересно поставлять гуманитарную помощь. Вот так.
– Любимая, ты же не будешь утверждать, что гуманитарная помощь поставляется только ради сбыта морфина.
– Не только, – согласилась она, – Большую роль играет также человеческий фактор.
– В смысле, гуманитарные соображения? – спросил Микеле.
– Нет. В смысле, торговля людьми. Кого–то продают на запчасти: органы, кровь, и прочее, но в основном – просто в рабство. Очень мощные гуманитарные программы у исламских фондов. Им нужны мальчики–подростки в отряды «воинов джихада». Девочки–подростки – это ходовой товар для секс–индустрии. Совсем маленьких детей продают на подпольном рынке усыновлений и на рынке запчастей. Но главным гуманитарным бизнесом уже 5000 лет остается работорговля. Рынок дешевых разнорабочих для портов в странах ЮВА, и для рудников в той же Африке, откуда поставляют металлургическое и химическое сырье в Северную Америку и Европу. Глянь отчеты ООН, если тебе интересно. Там про это есть. Ну и, разумеется, десятки миллионов сверхдешевых гастарбайтеров для развитых стран. Формально, они даже не рабы. Торговля ими – как бы, легальный бизнес. Вот, ради всего этого, во второй половине XX века и дали независимость странам Центральной Африки.
Микеле допил кофе и задумчиво посмотрел на дно пустой чашки.
– До чего же интересная изнанка у нашего замечательного века… Скажи, любовь моя, а что забыла твоя замечательная организация в этом Мумбо–Джумбо?
– Мпулу, – мягко напомнила Чубби, снова наполняя его чашку.
– Спасибо… Конечно, в Мпулу. Так что?
– Литий, бериллий, уран и торий, – ответила она.
…
=======================================
5 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.
Дата/Время: 1 сентября 22 года Хартии. День.
Место: Центральная Меганезия, Тинтунг.
По дороге Кенгуру – в Лантон–сити
=======================================
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
Жанна Ронеро, Green world press. Репортаж №3.
Алюминиевая революция. Столица произвола
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
Въездной контроль в Меганезии занимает примерно 10 секунд для иностранцев и 5 для граждан. Такое впечатление, что тут никого не интересует, кто и зачем въехал в страну. Электронный фейс–контроль и штамп. Все. Декса мы потеряли на входе в зал прибытия: девушка – melano (видимо, меганезийская часть его экипажа) схватила его, как оса – гусеницу и тут же уволокла куда–то. Он успел лишь махнуть нам рукой и крикнуть «Встретимся на Аитутаки». Таири и Хаото крикнули «Aloha viti!», и переключились на меня. Таири взяла трицикл в автоматическом rent–сar, и мы двинулись на экскурсию.
…
Тинтунг, на котором расположена столица Меганезии – это атолл, в который входят три крупных острова: южный Мотуко, северный Вале и западный Катава. Они образуют треугольник со сторонами примерно по 6 миль вокруг поразительно красивой лагуны. Мотуко и Вале соединяет «Дорога Кенгуру» – дугообразная дамба, примерно четверть мили шириной и 3 мили длиной, построенная поверх барьерного рифа. Название было придумано в конце 2–го года Хартии, после «Битвы за директиву судьи Малколма».
В тот год бурные экономико–социальные процессы, вызванные технической политикой правительства Иори Накамура, привлекли в страну множество гастарбайтеров, часть которых (т.н. дешевые чернорабочие) были мусульманами из бедных восточных районов Индонезии и Малайзии. Как часто бывает в подобных случаях, часть кварталов трущоб, существовавших тогда вокруг морского порта и аэропорта на острове Мотуко, мгновенно превратились в исламский анклав. Жители трущоб, не склонные к этой религии, вдруг обнаружили, что на улице опасно торговать свининой и алкоголем, а женщина, выходя из дома с не особенно прикрытым телом, или даже просто с открытым лицом, рискует быть избитой. Плюс к этому, мусульманские кварталы порождали огромное количество грязи. Другие кварталы трущоб тоже не были особенно чистыми, но там соблюдалась кое–какая гигиена, а здесь кучи пищевых отходов гнили прямо на улице. Последней каплей стал поджог исламистами одного из Y–клубов (меганезийской разновидности дома свиданий). Жители обратились в местный суд, а тот запросил разъяснение у Верховного суда.
Так появилось постановление Верховного суда, названное по имени автора его проекта, «Директивой судьи Малколма». Оно содержало, в частности, следующий принцип:
«На территории и в акватории Меганезии запрещается распространение и демонстрация политических и религиозных убеждений, требующих ограничить свободу жителей сверх ограничений, записанных в Великой Хартии или следующих из нее. Любые покушения такого рода, в т.ч. соучастие в ассоциации с подобными целями – это попытка учредить государство. Она должна пресекаться высшей мерой гуманитарной самозащиты».
Ни одна идеология или религия, не были здесь прямо названа, но из–за фона, на котором принималось постановление, ясно было, что речь идет, в первую очередь, об исламе, или, как минимум, о его ортодоксальных течениях. На следующий день, молодой мусульманин, арестованный за бросок камня в «нескромно оформленную» витрину фотостудии, был за 15 минут приговорен местным судом к ВМГС, и еще через 10 минут расстрелян во дворе полицейского участка. Мусульманская община ответила акцией протеста. Одна группа около 500 человек, блокировала порт, а другая, около 1000 человек, двинулась по дамбе на остров Вале, в Лантон–сити, с достаточно характерными плакатами «Islam will dominate the world», «Stop sinful «Magna Carta» и даже: «Death to judge Malcolm».
Будь здесь Европа или Британия – правительство и суд дрогнули бы. Будь здесь Северная Америка – возможно, дело бы дошло до рукопашной с полицией, а потом до какого–то компромисса. Будь здесь Китай – произошло бы столкновение с войсками и сколько–то жертв, зато потом – денежный дождь из международных правозащитных организаций: «помощь жертвам гонений на свободу совести». Организаторы выступлений мечтали о первом варианте, рассчитывали на второй, но были готовы даже на третий. Они не учли специфику Меганезии, как страны из тысяч маленьких островов, рассеянных в огромной акватории. Массовое силовое выступление против основы основ политической системы, в трехмильных окрестностях столицы, отдаленной на сотни миль в ту или иную строну от других крупных центров, воспринимается тут, как попытка вооруженного переворота. Не исключено, что еще можно было сгладить ситуацию, если бы не гибель двух полисменов, попытавшихся задержать толпу на дамбе, и еще одного – в столкновении у транспортных ворот порта. После этого командир лантонского гарнизона получил от Верховного суда приказ: «вооруженный мятеж пресечь, в переговоры не вступать, пленных не брать». Гарнизон столицы в то время состоял из шести 20–метровых портовых тагботов «Ville», переделанных в канонерские лодки (один такой кораблик сохранился – на нем катают туристов и пускают феерверки), пяти 3–метровых японских танкеток «Type–94–TeKe» (брошены в 1945, восстановлены в автомастерской) и авиаотряда из десяти «SkyEgg».
О SkyEgg надо сказать несколько слов. Возьмите большое яйцо, метра 3 в длину, сзади приделайте к нему пропеллер, а сверху – крыло размахом 7 метров. От крыла протяните назад, по обе стороны пропеллера, две 3–метровые оглобли, и на них прилепите второе крыло, размахом 3 метра с двумя вертикальными рулями по бокам. Все, машинка готова.
Модель была краденная, причем многократно. Ее исходную версию – «Hammond Y1S», создали в США в 1937. Из–за Великой Депрессии бизнес не удался, а единственный (и то сломанный) образец продали по бросовой цене в Нидерланды. Там компания «Schedle», в 1940, сделала из этой конструкции универсальный прототип для целого класса военных самолетов разного назначения. Легкий вспомогательный «Schedle–20» с движком 160 л.с. не отличался по силуэту от скоростного истребителя «Schedle–21» с движком 1100 л.с. После нападения Гитлера на Нидерланды, чертежи были вывезены в Швецию, и этот истребитель, в усиленном варианте, получил имя «SAAB–21». После окончания войны, исходная документация «Schedle» попала в США. В 1987, на ее базе появилась изящная авиетка «Sadler–Vampire» с весом полтора центнера, движком 30 л.с. и скоростью до 85 узлов. Затем ВВС Турции вдруг обнаружили в ней военный потенциал (какой сюрприз – если учесть, что «Schedle» была военной моделью). В 1997 «Sadler–Vampire» с движком 450 л.с. (разгонявшим ее до 200 узлов), бронепанелями, 2 пулеметами и 4 базуками под крыльями, стала легким штурмовиком «Yarasa». В XXI веке, военно–техническое бюро «Creatori» Народного флота Меганезии поставило на «Sadler–Vampire», движок 150 л.с. и шестиствольный пулемет M134–Minigun 7,62–мм. Эта «трещетка» была старой моделью (созданной еще в 1962, для вьетнамской войны), но давала 100 выстрелов в секунду. Как решили в Народном флоте Меганезии: «сойдет для сельской местности».
По военным меркам начала XXI века, «SkyEgg» годилась только для музея технического абсурда, но против толпы людей, вооруженных только обрезками труб и несколькими дробовиками, 10 таких флаек было более, чем достаточно. Около тысячи манифестантов, оказавшихся в момент атаки на дамбе, умерли, не успев даже понять, что происходит. Из пятисот человек, блокировавших порт, кое–кто прожил дольше – портовые сооружения мешали пилотам вести непрерывный огонь, и порядка двухсот участников акции успели разбежаться. В следующие полчаса, полиция, при поддержке танкеток «зачищала» их в трущобах. Неизвестное количество людей попыталось уйти в море на двух маленьких старых сейнерах, но их, конечно, заметили с воздуха. Никто не выяснял, сколько там виновников беспорядков, а сколько – испуганных мусульман, решивших скрыться на всякий случай. Сейнеры расстреляли и пустили ко дну в нескольких милях от берега.
Последний аккорд. Авиация возвращается на базу. В эфире – болтовня пилотов, которую начальство не пресекает (надо же ребятам сбросить напряжение). И тут кто–то говорит: а прикиньте, наша дамба похожа на кенгуру! В Австралии аборигены рисуют кенгуру точь–в–точь такими. Ну, схематично: хвост и спина – дугой, лапки, мордочка, ушки. С подачи этого пилота, трехмильную дамбу с Мотуку на Вале и стали называть «Дорога Кенгуру». А «SkyEgg» теперь (как пояснили мои гиды) – популярная гражданская модель, одна из самых дешевых и безопасных. Пулемет на нее, конечно, не ставят. Вот такая история…
