Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 88 страниц)
См. также: Теория Дарвина. Размножение, изменчивость и гибридизация в эволюции вирусов. Экспертные системы. Проектирование путем естественного отбора. Фабберы».
***
В развитых странах Америки и Европы, технозаврики, по ряду социально–политических причин, пришлись не ко двору. Зато, они оказались востребованы военно–техническим центром «Creatori» Народного флота Меганезии для быстрой разработки дешевых систем вооружений. Представление о конкуренции виртуальных монстров, как о битве, в самом прямом смысле слова: силовой борьбе на уничтожение, полностью владело сознанием пользователей. Никому даже в голову не приходило применить технозавриков в мирных целях (для дизайна чего–либо бытового) – до поры до времнеи. Силой, изменившей этот стереотип, стала любовь. Любовь Юео Аугаска (23–летнего выпускника Технического Университета Раротонга), к Феиви Еамару (17–летней третьей жене короля Лимолуа).
Придя к выводу, что «у ребят это серьезно», король признал Юео своим товарищем по жене и, по–товарищески, сказал ему: «Прикинь, бро: Феиви уже практически взрослая девушка, и толковая, кстати, – а мира не видела. Аваруа, Утироа и Папеэте, да один раз я слетал с ней в Лантон – вот и все. Займись ее кругозором. Вот, к примеру, прокатитесь в Австралию. Какой–никакой, а континент, и режим у нас с ними безвизовый».
Через час молодая парочка уже заказала билеты на завтрашний рейс Тубуаи – Сидней, и занялась сбором вещей в дорогу. В мегаполисах Австралии одеваются несколько иначе, чем в деревнях Меганезии, и ребята, сбегали в столицу (в Мутуаура – столицу Рапатара), купили там кое–что из тряпок, в чем можно пойти в Sydney Opera House и в Powerhouse Museum, не привлекая к себе недоуменного внимания культурных австралийцев.
Следующая сцена – трагическая: Юео лежит на циновке, на террасе и переживает, глядя, как его любимая женщина разбирается с непривычной и оттого неудобной одеждой. Его взгляд блуждает между Феиви и микрокалиберным пистолетом «Lem–4.5 мм», висящим на шее у бамбуковой фигурки akufare (духа – хранителя дома). Его мысли вовсе не о том, чтобы застрелиться, а совсем о другом. «Lem» – это первая удачная инженерная работа Юео: ультракомпактное и эффективное карманное автоматическое оружие. «Да, – думает он, – «Lem» уступает по боевым качествам таким знаменитым маркам, как австрийский «Glock» и германский «Walter–PP», зато он штампуется на обычном термопласт–роботе, содержит минимум подвижных элементов. Простота и автоматизм – девиз технологий XXI века. На конкурсе концептов карманного оружия для пилотов ВВС, Модель «Lem» проигрывала другим образцам по частным критериям, но выигрывала по интегральному критерию полезности, и в итоге была признана объективно–лучшей. Юео взял на этом хорошие деньги. Joder! Почему этот простой и естественный способ выбора моделей не применяют к тряпкам? И что за идиоты проектируют такие непрактичные модели?».
Следующие две недели, Юео не только отдыхал (заодно знакомя свою молодую жену с природой и культурой Австралии), но и крутил в мозгу мысль о дизайне одежды. Ко дню возвращения, у него в голове созрел план, как столкнуть разные конфигурации тряпок в жестокой борьбе за существование в мире технозавриков. Идея заразила компаньонов своей неожиданной новизной, и началась беспрецедентная в истории войн, виртуальная битва тряпок. Из нескольких оцифрованных костюмов, оставшихся в живых на поле боя, Фактория выбрала для «натурного эксперимента» модель с рабочим названием «koala» – фигурную тряпку на липучках, которая делалась на домашнем швейном роботе за пару минут. «Коалу» вывели в свет через интернет–шоп, и она прошла по рынку молодежной одежды, как танк. Сперва она расползлась по меганезийским студенческим кампусам, затем ее оценили старшие школьники, а через полгода «коалу» носили по всей Океании, от Австралии и Новой Зеландии до Гавайев и Калифорнии. Авторитетные модельеры ругали молодежь за безвкусицу, производители одежды экстренно ставили «коалу» на поток, а компаньоны снимали с темы сливки. «Праздник удался», – как сказала Аилоо.
Позже Юео приобрел широкую известность в узких кругах другой инженерной работой: poket–machinegun «Spagi–5.56 мм». Это была адаптация советского пистолет–пулемета Шпагина (самой надежной и дешевой модели автоматического оружия второй мировой войны) к технологиям XXI века. Spagi при стрельбе уступал таким знаменитым маркам, как австрийский «Steyr–TMP» и израильский «UZI», но зато его можно было штамповать на массовом и дешевом автоматическом оборудовании, из распространенных и дешевых материалов, и при этом он работал даже после откровенно–свинского обращения. Spagi cтал третьей (после Mauser и Kalashnikov) из марок стрелкового оружия, включенных в национальные гербы развивающихся стран – но это уже совсем другая история.
Пропуская еще несколько эффектных проектов трансформации простых бытовых вещей, мы переходим к своего рода кульминации, произошедшей, когда Фактория получила от «Freefisher Union» предложение спроектировать палубную авиетку для мини–траулеров. Ни одна флайка не помещалась в их хозяйственный трюм (2x3x2 метра) и, за неимением лучшего, рыбаки использовали складные поплавковые мото–дельтапланы. При слабой волне они взлетали с воды, а при более сильной – их запускали с палубы на тросе, как воздушный змей (крайне опасный фокус в открытом океане). За полноценную мини–авиетку, которая помещалась бы в хозяйственном трюме в собранном виде, рыбаки готовы были заплатить достаточно серьезные деньги, чтобы этим стоило заняться.
Самые компактные из массовых авиеток (французские Cri–Cri образца 1973 года) имеют длину 4 метра и размах крыльев – 5. Все предыдущие и последующие попытки создать более компактную, но достаточно надежную и безопасную авиетку, не принесли ничего, кроме неприятностей. Лимолуа понимал, что Фактории предложена задача, от которой обычные подрядчики отказались (сочтя ее невыполнимой).
– Если мы это сделаем, то Рапатара утрет нос всем: Тубуаи, Раротонга и даже Раиатеа! – сказал он, обращаясь к своим компаньонам и волонтерам.
– Что, и Таити тоже? – спросил кто–то из волонтеров.
– Да, и Таити – тоже! – твердо ответил Лимолуа, и после паузы, добавил, – Нам не хватает лишь одного, а именно: человека, который может решить такую задачу…
Встречу короля Лимо и экс–сержанта Криса с Таири и Хаото можно было бы отнести к тем совпадениям, о которых канаки говорят: «E Paoro teie» (Это – Судьба). От атолла Аитутаки, где они жили, до Рапатара, меньше 300 миль – смешное расстояние для таких ребят. Таири, недавно закончила дома, на Аитутаки, колледж компьютерного дизайна мобильных объектов, а Хаото выучился по четырехгодичной программе «инженерная гидроаэромеханика» в университете Раиатеа. Выслушав условия задачи «о рыбаках и флайках», Таири едва заметно кивнула, а Хаото спросил: «Ну, и что нам за это будет, в денежном выражении?». Лимолуа назвал примерную сумму контракта, и долю новых партнеров, после чего спросил: как они намерены заставить летать флайку с такими габаритами. Таири ответила: «Ты жука видел? Сколько его крылья занимают в ширину, когда он их сложит?». Хаото добавил: «У насекомых одна механика и для складывания крыльев, и для контроля углов атаки в полете. Полмиллиарда лет работает, прикинь?».
Разумеется, все было не так просто. Волонтерам проекта пришлось сначала оцифровать эскиз машинки, потом месяц играться с ее численными вариантами на компьютере, и с отштампованными на фаббере радиоуправляемыми игрушками–прототипами. Результат этих упражнений напоминал гибрид легкомысленной бабочки с бумажным самолетиком. Эта модель получила имя «Orivaa» (на утафоа – «танцующая пирога»), а какой–то остряк грубо и цинично обозвал ее: «оригами для камикадзе».
Игрушечный «Orivaa» летал отлично (впрочем, детские бумажные птички тоже отлично летают), но пилотируемый образец… Перед первыми испытаниями Лимо сказал пилоту: «Ты прыгаешь при любых сомнениях, это приказ». Для парня–утафоа прыжок в море с 20 метров не представляет опасности, чего не скажешь о падении в воду с той же высоты в кабине летательного аппарата. Прыгать, однако, не пришлось. Машинка легко взлетела с воды, сделала пару кругов на малой высоте и так же легко приводнилась. Затем было много рутинны, и каждый новый тест подтверждал отличные летные характеристики флайки. Как позже объясняли авторитетные эксперты, ничего странного в этом не было. Просто раньше никто не пробовал организовать несущие плоскости таким образом. Вернее, никто из людей не пробовал, а Rhyniella (далекий предок кузнечиков и стрекоз) летал с такой же схемой крыльев более 400 миллионов лет назад. Nil novi sub Luna.
После hauoli в честь успеха проекта, компаньоны и партнеры собрались на совещание, и король сказал очередную историческую фразу: «Экономическое чудо, над которым мы работали столько лет, можно считать совершившимся, но мы не продвинемся ни на шаг вперед, пока здесь у нас на Рапатара не появится собственный технический университет». Суть проблемы была понятна: пока на Рапатара нет своего центра профессионального роста, молодые толковые ребята, потенциальные инженеры, ученые и менеджеры будут искать такие центры в других местах: на Таити, на Раротонга, или вообще где–нибудь на Самоа, и вряд ли когда–либо вернутся домой. Рапатара, как и множество других мелких периферийных островов с хорошим базовым средним образованием, окажется донором перспективной молодежи для окружных центров, а обратный поток специалистов будет на порядок меньше. Никакие социальные блага не изменят направление этого процесса.
С таким настроем Лимолуа отправился на очередную конференцию по развитию малых островов, и устроил там грандиозный скандал, поскольку четко сформулировал ту мысль, которая уже давно вертелась в головах многих толковых провинциальных мэров. Больше ему ничего не пришлось говорить – все остальное сделали другие. На следующих выборах равный доступ к высшему образованию во всех точках Конфедерации попал в «top list» карты общественного запроса, и команда правительства начала организовывать систему виртуальных высших школ. Но компаньоны не собирались ждать ни дня, и сразу после возвращения короля, создали на Рапатара «Cyber–life architecture college» (CLAC ).
«Clac» на лингва–франко – это коническая шляпа–вьетнамка. Ее решили сделать эмблемой колледжа: шляпа–логотип, шляпы для студентов и само здание колледжа в виде шляпы. Построить шляпу–конус в 3 этажа по современной технологии несложно, но как сделать, чтоб это была не просто шляпа, а Шляпа (с большой буквы). «В этой Шляпе должен быть драйв! – говорила Аилоо (очередной раз вспомнившая о своей степени бакалавра искусств и дизайна), – Это должна быть такая Шляпа, перед которой хочется снять шляпу!». Чтобы создать драйв, не нарушив строгую простоту «вьетнамки», треть окружности 2–го этажа превратили в террасу, а над ней сделали широкий балкон третьего этажа. Сама шляпа–вьетнамка, повторяя эту конструкцию, преобразовалась в гротескный конический зонтик для ношения на голове, с прорезью напротив лица и козырьком. При желании, владелец мог загнуть поля вверх, и «вьетнамка» превращалась в аналог мексиканского сомбреро.
Компаньоны совершенно не предполагали, что сюрреалистическая шляпа–зонтик станет чем–то, кроме «фенечки» для студентов и сувенира для гостей, но эти шляпы оказались очень удобны для защиты от комбинированного воздействия солнца и морских брызг.
Сначала торговые агенты начали закупать их оптом, а затем пришел E–mail от дженерал–команданте Эаро Таобати с предложением контракта на поставку партии шляп–зонтиков для ВМФ… Сам по себе, «шляпный бизнес» не имел длительной перспективы (было ясно, что через год эти штуки будут производить все, кому не лень). Гораздо важнее была известность, которую приобрел колледж, и деловой контакт с команданте Таобати. Благодаря этому знакомству, через год штаб ВМФ вспомнил об удачной рапатарской модели флайки «orivaa», и включил CLAC в список инженерно–технических центров, занимающихся разработками в области легкомоторной палубной авиации.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -
….
– Mata–i–rahi–roa может прийти на Таити через 5 дней – сообщил король Лимо, задумчиво двигая по столу рюмку, – Форсы хотят попользоваться им, пока он не пересечет FOL.
Хаото кивнул, почесал за ухом Таири (которая успела задремать, положив голову ему на колени) и ответил:
– Я знаю, что будет 12 Бофортов, но это еще не повод проводить FOL. С чего бы?
– 12 Бофортов в этой акватории бывает трижды в год, не реже, – сонно проворчала Таири, устраиваясь поудобнее, – Если каждый раз из–за этого проводить FOL…
– Чего вы опять шумите? – обиженно сказал младший сын Аилоо, пятилетний мальчишка, который полностью исчерпал двигательную активность, балуясь по ходу ужина, и теперь, свернувшись калачиком, лежал почти что между Таири и Хаото.
– Знашь, Тлали, – откликнулась сидящая в шезлонге Аилоо и, протянув руку, пощекотала сынишке голую пятку, – Я подозреваю, что тебе уже пора идти спать в детскую. Если ты хочешь, чтобы мое подозрение превратилось в уверенность…
– Не хочу, – быстро ответил он, и стал старательно делать вид, что спит.
Аилоо хмыкнула и, отвечая на вопрос Таири, пояснила:
– Нам обещают 5 Сафферов. А это, как ты понимаешь, уже серьезно.
– Ты шутишь, – недоверчиво сказал Хаото.
Та пожала плечами.
– Хочешь, свяжемся с Уираити. Она вместе с Лисанто и Арно в Таи–о–Хае на Нуку–Хива.
Жанна, отчаявшись понять, о чем идет речь, подняла руку, чтобы привлечь внимание.
– Можно попросить комментарий для прессы? Кто такие эти Бофорты, Сафферы и…
– Все очень просто, – перебила окончательно проснувшаяся Таири, – Шкала Бофорта это баллы ветра. 12 баллов – это шторм со скоростью ветра 30 метров в секунду и более. Для них есть шкала Саффер–Симпсона. 5 баллов по ней дают при 70 метрах в секунду и выше. Если такой ураган пройдет по населенному острову, это полная жопа.
– 70 метров в секунду? – переспросила канадка.
– 70 это нижняя граница для 5 баллов, – уточнил Хаото, – а может быть и 100, и 120.
Лимолуа допил свою рюмку, взял с полки ноутбук и уселся рядом с Жанной.
– Сейчас я тебе нормально объясню. Вот, только картинка сейчас загрузится… Это карта нашей, как говорили при старом режиме, Французской Полинезии. Циклон Эгле родился вот здесь, в открытом океане, примерно в тысяче миль к west–south–west от Галапагосов, на 6–м градусе южной широты. Как и положено циклону, он двинулся с востока на запад со скоростью 250 миль в сутки, а потом начал постепенно отклоняться к югу, и…
– У меня что–то не выходит с арифметикой, – перебила она, – метр в секунду это примерно 2 мили в час. А если умножить на 70, то получится 140 миль в час. Значит, за сутки…
– Да нет же! – король звонко хлопнул себя ладонью по голому бедру, – Это совсем другая скорость! Эй Поу!…
– Не мешай девочке, – остановила его Аилоо, – у нее там Кианго. Думаю, им не до нас.
– Ааа, – протянул Лимо и, после короткой паузы, крикнул, – Рити! Возьми какой–нибудь ноут, и притащи сюда!… E faaroo oe Riti?… Viti–viti oe!
– I teie nei! – послышалось в ответ с третьего этажа.
Король снова хлопнул себя по бедру.
– В этом доме приходится повторять трижды, пока тебя не услышат… Так вот, ураган, а по–научному, тропический циклон, это воздушная воронка, высотой до 12 тысяч метров и диаметром миль 400. Сама воронка ползет над океаном со скоростью лодки, но внутри она крутится, как бешеная, а в серединке у нее глаз в 20 миль шириной. Типа как ось, вокруг которой все крутится. В этом глазу отрицательное давление одна десятая атмосферы…
Появилась Рити, одетая в цепочку из люминесцентных пластиковых колец разных цветов, переброшенную через левое плечо на правое бедро (где на одном из колец висел мобайл).
– Отрицательного давления не бывает, – сообщила она, ставя ноут рядом с королем, – а то, что в циклоне, называется «зона низкого давления». А кофе у вас еще есть?
– Есть, – проворчал Лимо, – Вот, целый кофейник. А про давление я так сказал, чтоб было понятнее. И, раз уж ты здесь, найди вид на Эгле со спутника.
– Пожалуй, я позвоню ребятам в Таи–о–Хае, – задумчиво сказала Аилоо, – а то мне за них неспокойно. В начале века назад такой циклон чуть не снес острова Вануа–Лава.
– Это было давно, – заметила Рити, щелкая клавишами.
– Верно. Но физика осталась та же. При 5 Сафферах от fare остаются одни сваи.
– Но ведь теперь у нас есть бомба, правда, Аи?
– Да, – согласилась Аилоо, – Это, какой–никакой, а выход.
Рити повернула свой ноут экраном к Жанне и, наливая себе чашку кофе, гордо сообщила:
– Online со спутника, который снимает Эгле. Видишь, он как воронка с рукавами. А левее и ниже воронки – Маркизский архипелаг. Вот остров Нуку–Хива, это 1200 миль от нас на North–East. Там сейчас Уира, Лис и Арно. Они классные! Аи и Лимо как раз им звонят.
– И что на счет бомбы? – спросила Жанна.
– Ага. Если ураган дойдет до FOL, на него сбросят L–bomb. Типа, вот сюда, – она ткнула пальцем в глаз циклона на спутниковой картинке.
– А FOL – это..?
– Frontier of liquidation, – пояснила Рити, хлебнув кофе, – Чтобы ураган не накрыл motu, где много жителей. Если сотня–другая, то их эвакуируют, а если больше, то бабахнут по нему L–бомбой. У него пропадет зона низкого давления, и он развалится. Мы по физике проходили. Я даже нарисовать могу! А Лимо просто гонит, что я фигово учусь.
– Не наглей! – рявкнул король Лимолуа, и пояснил в трубку, – Это я не тебе, это я Рити.
– Вернемся к бомбе, – предложила канадка, – Как я понимаю, это водородная бомба.
– Типа водородной, но чистая, – уточнила Рити, – Там нет деления. Только синтез. Блин, как объяснить? У нас в школе ядерная физика только на пальцах. Ее в колледже учат.
– А в прессе пишут, что это просто мощная водородная бомба, – заметила Жанна
– Врут! Я же объясняю: она чистая. Хочешь, найду про нее FAQ в интернете?
Не дожидаясь ответа, она застучала по клавишам, и на экране появилось заставка:
«L–BOMB: destruccion de huracanes para proteccion de isla pueblos. FAQ».
«L–BOMB: Iriti–tapu e mata–i–rahi–roa mea oe motu fare–fare tia–i. FAQ».
«L–BOMB: destruction of hurricane for protection of island villages. FAQ».
– Ты там кликни engli или lifra, как тебе удобнее, – пояснила Рити, двигая ноутбук ближе к канадке, – а я тебе мобайл оставлю ладно? Если call–call, скажи, что i–haere–fare viti–viti.
Оставив эту емкую инструкцию, она стянула через голову и положила на циновку свою цепочку с мобайлом, затем коротко разбежалась и ласточкой прыгнула через ограждение балкона. В воздухе мелькнули пятки, а секундой позже снизу раздался громкий всплеск.
– Просто ужас, – констатировала Аилоо, проследив за ее полетом, – Хорошо, что моя дочь никогда так не делает.
– Не делает, – подтвердил Лимолуа, и после паузы, добавил, – Когда ты за ней смотришь.
– Так… Не хочешь ли ты сказать, что…
– А то ты не догадывалась! Сама–то что творила в ее возрасте?
– Тебе–то откуда знать? Когда мы познакомились, мне уже было почти 19.
– Ну, да! В 19 ты уже прыгала с флайки. Если, говоря по–научному, экстраполировать в прошлое, то прыжки с балкона получатся как раз лет в 13.
– Я прыгала с флайки? – возмущенно переспросила Аилоо, – Я сама прыгала, да? Кто был за штурвалом и подначивал? Кон–Тики? Фернао Магеллан? А, вспомнила! Лимо Хаамеа!
– Нет! За штурвалом был Крис, а ты сама придумала прыгать, и меня подначила!
– Ладно, за штурвалом был Крис, но это ты сказал: «Y que si el salto desde aqui»!
– Я сказал «а что, если…». Я и не думал это делать, но ты прыгнула. Что мне оставалось?
– Ладно, сейчас мы проверим, – спокойно сказала Аилоо, соскользнула с шезлонга, слегка коснулась застежки на плече, и ее яркий красно–синий саронг полетел на пол, – Эй, Рити, отплыви–ка подальше от балкона!
Разумеется, Аилоо была значительно крупнее и полнее Рити, но в ее фигуре и движениях была своеобразная тяжеловесная грация, свойственная 40–летним женщинам – «melano» – тонгайкам, фиджийкам или маори, происходящим с островов неподалеку от Папуа. Для европейки такие габариты означали бы неэстетичное ожирение, а здесь была завершенная округлость форм, которую не портили даже складочки на боках. Аилоо быстро прошла до ограждения и перепрыгнула его, сильно оттолкнувшись рукой от края. Последоваший за этим всплеск был не громче, чем предыдущий: «чистый» вход в воду.
– Это не жены, а издевательство, – сообщил король, поднимаясь на ноги и развязывая узел на своем старомодном лава–лава, – Они когда–нибудь сведут меня с ума, как это случилось с великим Джоном Нэшем. Я смотрел про него фильм «A Beautiful Mind». Чуть не плакал.
– У математика–экономиста Нэша была одна жена, – проинформировала Жанна.
– Ну, да. Ему хватило и одной. Просто он был городской, а мы деревенские. Мы покрепче.
После этого глубокомысленного замечания, Лимолуа стартовал внезапно, как атакующий носорог, и взмыл над ограждением, как тяжелое каменное ядро из древней мортиры. Затем раздалось «Плюх!!!» и, через несколько секунд, громкое и гулкое довольное фырканье.
…
=======================================
8 – РЕТРОСПЕКТИВА.
Дата/Время: 22 апреля 20 года Хартии. Утро.
Место: Западные Гавайи – Северный Кирибати.
Салон флаера. Высота менее 3000 метров.
=======================================
Макс Линкс проспал около 10 часов. Когда он проснулся, вокруг опять было раннее утро. Солнце стояло еще совсем невысоко, но уже чувствовалось, какое оно огромное и жаркое. Внизу расстилалось сине–серое однородное полотно океана, отделявшееся от лазурного, будто нарисованного неба, чуть размытой белой полосой на горизонте. Нонг и Уфти спали, полулежа на сидениях. За штурвалом сидел Рон, а Керк чуть слышно перебирал струны «ukulele» – карманной (точнее, полуметровой) гавайской гитары, и тихо напевал, но не на мягком гавайском или утафоа, а на каком–то жестком языке.
«Kjoll ferr austan, koma munu Muspells, um log lydir, en Loki styrir;
fara f;flmegir med freka allir, peim er brodir Byleists i for.
Surtr ferr sunnan, med sviga lavi, skinn af sverdi sol valtiva…».
– Как спалось, док Линкс? – спросил он, отложив гитару, – как самочувствие?
– Спалось хорошо, но самочувствие… Похоже, магия вашего кактуса исчерпана, и у меня закономерное похмелье. Не обращайте внимания, ладно? А что это вы такое пели?
– Это «Veluspa». Оракул Вельвы, из «Старшей Эдды». Эпос викингов. Век IX, наверное. Язык – старо–норвежский. Типа нынешнего исландского. А гитара просто для ритма.
– Похоже на какое–то заклинание, – заметил Макс, – про что это?
– Про Рагнарек. Битву, которая уничтожит старый порядок. «С востока в ладье, Муспелля люди, плывут по волнам, а Локи правит; едут с волком сыны великанов, в ладье с ними брат Бюлейста едет. Сурт едет с юга с губящим ветви, солнце блестит на мечах богов»…
Англичанин заставил себя улыбнуться (что было не просто) и в шутку спросил:
– А, вдруг это был прототип для «So comrades, come rally, And the last fight let us face»?
Первым заржал Рон, а за ним Керк.
– Вы что там, охерели? – сонно спросил Уфти.
– Прикинь: док Линкс сравнил вису из «Старшей Эдды» с «Интернационалом».
Папуас расхохотался чуть ли не в ухо Нонгу. Тот зевнул, извлек из кармана сигарету и, прикурив, спокойно спросил:
– А что такого? Везде пишут про последнюю битву одинаково. И нигде она не бывает последней. Это еще Хо Ши Мин сказал, но и он не сам придумал, а где–то услышал.
– Ты бы не курил посреди салона, командир, – сказал Рон, – иди сюда, под swiller.
– Ладно, – сказал вьетнамец, и полез вперед, – кстати, Керк, ты просил напомнить, что вещи дока в пакете под носилками. Я тебе напоминаю.
– Jo! – сказал фельдшер, вытащил пакет и водрузил на столик, – вот, док Линкс. Тут все, что у вас было. Кроме одежды. Ее мы того… Из соображений гигиены. Ничего?
– Правильно. Наверное, и это ни к черту не нужно, но вдруг я захочу что–то оставить?
Что может заваляться в карманах hobo? Полтора фунта мелочью. Нож–открывалка для пивных бутылок. Ролик пластыря. Электронные часики – дешевая штамповка. Билет от вокзального турникета. Запасной шнурок для ботинка. Еще шнурок, связанный чтобы носить на шее, а на нем – плоский ключ от французского замка и электронный блокнот–сувенир с рекламой «Bristol beer factory».
– Смешно, – произнес он, покачивая связанный шнурок на указательном пальце, так что предметы на нем тихо звякали друг о друга, – блокнотик, куда было нечего записать, и ключ, которым нечего было открыть. Бывшая жена очень оперативно сменила замок на входной двери. Я бы мог потребовать ключ через суд, ведь квартира принадлежала нам обоим, но сначала не хотел, а потом – сами понимаете. О том, что мы разведены, я узнал только когда угодил в тюрьму. А моя доля квартиры ушла в счет уплаты не помню чего. Может, алиментов? А в блокнотике я рисовал чертиков. С ними было не так одиноко.
– Можно их посмотреть? – спросил Уфти.
– Вряд ли, – ответил доктор Линкс, – там давно села батарейка.
– А я их могу выкачать по leftover–traces. Есть аппаратик для этого. Но если вы против…
– Ничуть.
Макс развязал узелок на шнуроке, снял блокнотик и протянул его папуасу. Потом снял ключ и повертел его в руках.
– Наверное, это надо куда–то выбросить.
– Вы что, док! – удивился Керк, – там же aku!
– Как вы сказали?
– Aku, – повторил тот, – Это, типа, дух амулета.
– Чушь какая–то.
– Керк прав, – заметил Уфти, возясь с какой–то приставкой к ноутбуку, – если бы там не было aku, узелок бы давно развязался, и все бы потерялось. Он же был почти не затянут!
– Гм… А почему этот дух в ключе, а не в шнурке или в блокнотике?
– Потому, что в синтетике aku не бывает, – авторитетно сказал Нонг, подходя к ним, – это сказано в любой книге по фэн–шуй. А в металлических предметах бывает aku, который называется «белый тигр». Этот ключик надо повесить в самом западном углу дома.
– Верно, – поддержал Рон, – А напротив, в восточном углу, надо поместить дракона.
– Лазурного дракона, – пунктуально уточнил вьетнамец, – он должен быть из дерева. Так, все пошарили по карманам, у кого–то он должен найтись.
– Не надо шарить, – сказал Уфти, – он у меня.
Папуас протянул доктору Линксу дырчатый бамбуковый цилиндр дюйма 4 в длину.
– Это то самое. Настоящая йапская бамбуковая пищалка. Я ее купил перед вылетом, на атолле Улиcи. Думал, просто так, а оказывается, вот. Держите.
– Спасибо, – Макс, взял странный инструмент, повертел в пальцах и осторожно дунул. Раздалось низкое гудение, как будто по салону пролетел толстый, пушистый шмель.
– Действительно настоящая йапская, – оценил Керк, – Теперь у вас все ОК. Кладите их в карман и садитесь пить кокосовое молоко. Чисто–натуральный продукт.
– Информация для туристов, – сказал Рон, – Слева по борту скоро будет виден атолл Мидуэй, национальный заповедник США. Очень красивый. А после него Керк обещал меня сменить за баранкой. Это я на всякий случай напоминаю.
Макс принял из рук фельдшера большущую кружку мутно–белого напитка, поблагодарил, сдалал пару глотков (ничего, пить можно), и повернулся к Нонгу:
– Мы остановились на том, что пункт прибытия – остров Футуна. А что я там буду делать?
– А что бы вам хотелось там делать?
– Гм… Странная постановка вопроса. Я туда даже и не собирался.
– А куда вы собирались?
– Куда? – переспросил доктор Линкс, – Да никуда, наверное. Я бы попытался найти чего–нибудь выпить а, возможно, и чего–нибудь поесть. Впрочем, не исключено, что меня забрали бы в полицейский участок и накормили там. Но выпивку мне пришлось бы, в любом случае, искать самостоятельно. А в чем был смысл вашего вопроса?
– Просто стараюсь понять, чем район Бристоля для вас лучше других мест на планете.
– Не поймете, – сообщил Линкс, делая еще пару глотков, – потому что не лучше. Честно говоря, после событий в университете и в семье… Вы, вероятно, читали мое досье?
– Да, – подтвердил разведчик.
– В таком случае, вы не удивитесь, услышав, что мне там опротивело абсолютно все.
– Не удивлюсь.
– …Но это не значит, – продолжал доктор, – что мне совершенно все равно где быть и что делать. Вчера мне было все равно, но сейчас – другая ситуация. Понимаете?
– Конечно, понимаю.
– В таком случае, какого черта вы держите меня в неизвестности?
С противоположного сидения подал голос «чистокровный папуас»:
– Между прочим, док, я выкачал ваших чертей. И вообще все выкачал. Там, по ходу, не только черти. Мне все можно смотреть или только чертей? Ну, мало ли…
– Смотрите все что хотите, Уфти, – ответил Макс и вернулся к разговору с Нонгом, – так вот, мне, как и любому человеку, я полагаю, хочется знать, зачем меня куда–то везут.
– Так триффиды же!
– Это я уже слышал. Триффиды. Украденный архив. Украденный я. И что дальше?
– А дальше, увы, – Нонг развел руками, – Мне не хватает знаний по биологии, чтобы это объяснить. Обещаю: как только отпадет необходимость в радиомолчании, я тут же дам вам поговорить с человеком, который все объяснит на научном языке.
– И когда отпадет эта необходимость?
– Сейчас скажу точно. Рон, сколько нам осталось до Северного тропика?
– Примерно полтора часа, – послышалось из пилотского кресла.
– При чем тут Северный тропик? – поинтересовался Макс.
– Это Meganezian red frontier, – ответил Нонг, – Мы немного нахулиганили в Британии, а после этой линии мы под прикрытием своих ВВС, и можем больше не маскироваться.
– Так. Эту часть я понял. Допустим, есть специальные вопросы биологии. Но вопрос: на кого и с какой целью я, по вашей мысли, должен работать, это уже не биология.
Вьетнамец поднял ладони перед грудью и, четко разделяя слова, произнес:
– Доктор Максимилен Лоуренс Линкс, в Меганезии вы никому ничего не должны. Вы можете работать, на кого хотите, или лично на себя. Правда, от вас потребуют уплаты взносов по месту деятельности, но в другой стране вы платили бы налоги. А если вы решите уехать в другую страну, это ваше право по Хартии, и вас никто не задержит.
– Вот теперь я точно ни черта не понимаю, – вздохнул Макс, – значит, на Футуна я могу выйти из вашего самолета, доехать до ближайшего аэропорта…
– Можете даже дойти, – сказал Нонг, – от Колиа до аэродрома Веле три мили.
– Или дойти, – повторил доктор, – Но у меня нет денег, и я не смогу улететь, так?
– Не так. Если вы захотите улететь, то идете 3 мили в другую сторону до Малаае, а там заявляете в суд. Суд немедленно отправит вас, куда вы скажете, а все расходы спишет с бюджета разведки. Меня лично оштрафуют за самоуправство.
– Но у меня и документов нет.
