Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 88 страниц)

– А я вот что думаю, – подал голос Дузу, – миссии строят менеджеры священников, чтобы рекламировать своего бога. Христиане хотят продать своего бога, а мусульмане – своего. Ну, примерно, как… – он поискал глазами какой–нибудь материальный пример, и выбрал лежащие на одежде woki–toki, – … как такие рации–телефончики. Вы продаете здесь свои «Fiji Drive», а китайцы – свои «Amoi Sonic». Конкуренция.

– Тебе нечего жрать, – сказазала Пума, – Твоей женщине нечего жрать. Твоим детям тоже нечего жрать. Ты где–то нашел немного денег. Я думаю, ты купишь еды. Или ты купишь рассаду, чтобы вырастить батат. Или купишь автомат, чтобы кого–то ограбить. Но ты не будешь покупать никакого бога, потому что он не накормит тебя, твою женщину и твоих детей. Если у тебя много денег – то, может быть, ты купишь какого–нибудь бога. Ты его будешь выбирать, и будет конкуренция. Это там, где много денег. В Америке. В Англии. Во Франции. А в Мпулу нет смысла продавать никакого бога. Нет покупателей.

– А героин? – вмешалась Жанна, – На него, как ты говоришь, в Мпулу есть покупатели.

– Были, – уточнила Пума, – Но это другое. Это – как еда и вода. Если ты привыкла к нему, то найдешь, как купить, или умрешь. А сделать, чтобы человек к нему привык – просто.

– Рон! – крикнул Уфти, – Рон, прикинь, Жанна все объяснила! Жанна – гений!

– Что объяснила? – спросил тот, вылезая из кабины, обвешанный разными контейнерами, как новогодняя елка – игрушками.

– Как продают бога в нищих странах, – пояснил настоящий папуас.

– Ух ты! – воскликнул тот, сгружая контейнеры посреди кампании, – И как?

Жанна (по общему примеру принимаясь за горячий какао и свежие домашние пирожки с курицей и бататом) удивленно пожала плечами.

– Я понятия не имею, что я такое объяснила.

– Она очень скромная, – объявил Уфти, – С гениями это бывает. Короче, я сам объясню, что она сказала. Рон, ты помнишь тему с «Pride of Hilo»?

– Еще бы! Нам так влетело за голову этого урода. Я тебе говорил: не надо, а ты…

– Да насрать на эту голову! – перебил настоящий папуас, – Я не про то. Помнишь, как мы их потом кошмарили? Ну, с поросятами…

– Конечно, помню. Это Ив Козак придумал. Вот у кого мозг варит.

– «Pride of Hilo» – это тот лайнер, который захватывали террористы? – спросила канадка.

– Ага, – подтвердил Рон, – Он шел из Манилы в Бангкок, а исламисты хотели отогнать его в Бруней, где исламский режим. Полторы тысячи заложников – не шутка. Но они не учли, что там по дороге острова Спратли, или Наньша, если по–китайски, где наш корпус мира.

– Там 437 островков и рифов, – вмешался Уфти, – Китайцы, вьетнамцы и филиппинцы их делят уже полвека, а нас пригласили на этот матч, как наблюдателей. Мы 10 лет следим, кто жульничает, и всех информируем, а нам за это отдали скалы Half–Moon–Shoal. Они на юго–восточном краю архипелага. Торчат на пол–метра над водой, и такие маленькие, что никому, кроме нас, на хер не нужны, а нам в самый раз.

– Оттуда мы их и накрыли, – сказал Рон, – двоих – живыми, пятерых – тушками. Если бы Уфти не оттяпал от одной тушки голову, то…

– Что ты докопался до этой сраной головы? – перебил папуас, – Ты к теме давай.

– Зачем тебе была нужна голова? – спросила Мзини.

– Она на хер была не нужна. Я с Ивом поспорил на двадцатку, что оттяпаю ее пожарным топором с одного удара. Я выиграл, и сразу положил ее обратно. А кто–то наябедничал. Наверное, та заложница–европейка. Я говорю: вы бы отвернулись, мисс, а она, типа, по английски не понимает. Потом шлеп в обморок. Ну не дура ли? И давайте к теме, а?

Рон согласно кивнул и перешел к теме.

– Был у нас в команде толковый парень, Ив Козак, ютай из Одессы (это в Европе). Потом он уезхал в Израиль и воевал против исламистов. Его это задолбало и он уехал оттуда в Австралию. Ему там надоело, он уехал в Меганезию делать бизнес, но потом плюнул и пошел в армию. Сейчас преподает военно–прикладную психологию. А тогда к нам попали два исламиста. Приказ: допросить. А как? Они молчат, гады, а меры третьей степени нам запретили. Тогда Ив придумал вот что: исламисту нужно делать намаз пять раз в сутки, но ему нельзя делать намаз, когда рядом свинья. Если запускать в камеру поросенка, то они не могут делать намаз, и их начинает выворачивать наизнанку. Типа, ломка.

– Намаз – это когда шприцом? – спросила Пума.

– Нет, это такой ритуал. Я не вникал в чем суть. Что–то связанное с отношениями их бога со свиньями, но через неделю оба клиента спеклись. Сдали нам все, что знали, за камеру без поросенка и с чистым ковриком для намаза. А всю ту неделю их таращило ужас как. Один чуть не разбил голову об стену, другой пытался перегрызть себе вены. Такая ломка от этого ислама. Похожий фокус можно делать с римскими католиками, с христианами–ортодоксами, с парсами и еще много с кем. Ив про это составил справочник: «Культово–абстинентный фактор при допросе религиозных экстремистов», а в эпиграфе там цитаты из Маркса: «Библия это опиум для народа», и из Чиф Дэна: «Когда пришел миссионер, у нас была земля, а у него – библия. Теперь у него вся земля, а у нас – только библия».

Пума задумчиво потерла скулы ладонями.

– Это сложно для меня. Я не поняла.

– По ходу, ничего сложного, – сказал Уфти, – Миссионер может прийти с библией, может – с героином, может – и с тем, и с другим, это без разницы. Главное – он дает тебе что–то попробовать даром, или силой заставляет тебя пробовать. Потом, когда ты без этого уже не можешь жить, он требует за следующую дозу денег или отработки.

– Я поняла, – медленно произнесла девушка, – В Касанга поп раздавал гуманитарный рис только тем, кто громко повторял за ним igbekela из его книжки. Плохо, что я тогда…

– Стоп, – прервал ее Рон, – Что было, то было. Жалеть о прошлом – последнее дело.

– Да, – спокойно согласилась она.

– Давай–ка лучше ты постреляешь из пушки, которую подарил тебе arito–kane Наллэ.

– Давай! – обрадовалась Пума, вскочила и подобрала со своей одежды короткое ружье.

Рон встал и пробежал вдоль берега сотню метров до небольшой каменной осыпи. Пума прошла шагов двадцать в его сторону, произвела какую–то операцию со своим ружьем (послышался металлический лязг) и изготовилась к стрельбе, как хищник к прыжку. С точки зрения Жанны, выглядело это несколько жутковато: худое обнаженное тело как будто срослось с оружием. Тут Рон подобрал небольшой камень и сильно бросил его по высокой дуге в сторону озера. Пума совершила чуть заметное мягкое движение, раздался негромкий хлопок, а затем звонкий щелчок. Летящий камень резко изменил траекторию, а от одного его края брызнули осколки. В ту же секунду девушка перезарядила свое оружие. Почти сразу же, в воздух взлетел второй камень. Хлопок – щелчок. Попадание.

Жанна передернула плечами и повернулась к Уфти.

– Что они делают?

– Ничего особенного. Рон занимается с Пумой физподготовкой. Неплохой способ.

– Мне кажется, – нерешительно сказала канадка, – с девушкой что–то не так.

– Не так было раньше. А сейчас ей осталось только набрать вес, и ОК. Это дело времени.

– Ей надо есть много мяса, – уточнила Мзини, – но она пока может только чуть–чуть.

– А свежей свиной кровью, как я советовал, поить не пробовали? – спросил Дузу.

– Пробовали, – буркнула та, и короткой пантомимой показала, что получилось из этого эксперимента, – Док Керк говорит: нельзя торопить организм. Пусть все идет, как идет.

– Наверное, доктор прав, – констатировал танзаниец поцокав языком.

– Ну, – согласилась Мзини, – Док говорит: главное, что динамика позитивная.

– Слушайте, это что, какая–то тайна? – спросила Жанна.

Настоящий папуас пожал плечами:

– Да нет, обычное дело. В свое время, девчонка попала в армию полковника Куруе. Это было крупное бандформирование. Бойцов там держали на таблетках. Ну, ты понимаешь. После революции, банду в основном ликвидировали, а те, кто остался – бродили вокруг деревень. Кто–то умер. Точнее, почти все умерли. А Пуму мы подобрали, можно сказать, случайно. Она весила около 35 килограммов, а ведь ей ориентировочно 16 – 17 лет.

– Примерно, как мне и рост у нее, как у меня, – вставила Мзини (которая, на вид, весила где–то полцентнера – при отличной фигуре, без малейших излишков жира).

– Дефицит веса у нее был почти 30 процентов, плюс последствия таблеток, – продолжал Уфти, – Абстинентный синдром на фоне дистрофии, как выразился наш док. Было мало надежды, что Пума выживет. Обычно это необратимо. На самом деле, ее вытащил Рон. Конечно, мы все ему помогали, и док очень старался – а док у нас парень, что надо.

– Рон ее две недели кормил и поил с ложечки по десять раз в день, а каждый час на руках носил срать, – с детской непосредственностью уточнила Мзини, – Потому что после этих таблеток понос хуже, чем при холере. Человек все время срет, а потом умирает от голода и от обезвоживания, потому что из него все вытекает.

– Я не поняла, что за таблетки, – сказала Жанна.

– Все, в чем содержится морфий, – ответил Уфти, – Вся химия от кодеина до героина.

– Пуму надо было укладывать спать между двумя людьми, – добавила Мзини, – и сверху шерстяной плед. Иначе она остывала.

– Остывала? – переспросила пораженная канадка.

– Да. Становилась холодной. Как труп. А еще ее часто крутило. Вот так, – Мзини сделала жест, как будто выжимала двумя руками тряпку, скуручивая жгутом, – С ней еще много всякого происходило. Кое–кто в деревне даже болтал, что она зомби.

– Лейтенант Вэнфан и шериф Гишо эту херню мигом прекратили, – заметил Уфти, – надо же, выдумать такое. Все от неграмотности и от суеверий.

– Да! – поддержала Мзини, – Все видели: Пума ест соленое, а зомби не может есть соль. Это даже дурак знает. А если кто–то не знает, то он совсем глупый дурак.

– Ты веришь, что бывают зомби? – поинтересовалась Жанна.

Африканка глубоко задумалась, прикусив зубами указательный палец правой руки.

– Ну, – нерешительно сказала она, – Вообще–то не бывает. Разве что, очень редко. Если найдется сильный хунган с сильным лоа. Но это к делу не относиться. Пума ест соль, а значит, Гишо правильно набил кое–кому морду за дурацкую болтовню.

– И потом, возили же ее на море, – добавил Дузу, – Если бы она была зомби, и увидела море, то сразу вернулась бы в землю. Это тоже каждый дурак знает.

– Ну, – согласилась Мзини, – А Пуму вообще из моря не вытащить. Она от него балдеет.

– Куда вы ездите на море? – спросила Жанна.

– Наше правительство арендует у мадагаскарцев Лийс, – пояснил Уфти, – Это меньший из двух островов Глориоз, сто миль к северо–западу от Мадагаскара и пятьсот – к востоку от берега Африки. От Мпулу, соответственно, тысяча. На «жуке» (папуас кивнул в сторону самолета) долетаем за три часа. По континентальным понятиям Лийс маленький – 600 метров в поперечнике. Когда Глориоз контролировал французский иностранный легион, то юзали только большой остров, который две мили шириной, а на Лийс воткнули свой флаг – и все. Ну не жлобы ли? В этом году мадагаскарцы попросили их оттуда на фиг…

– Я слышала, что Мадагаскар ввел туда флот и объявил аннексию, – заметила Жанна.

– Типа того, – согласился Уфти, – Но гуманно. Никого не убили.

– Большой остров сдали концерну «Jiang–Hindra Tele–space», – вставил Дузу, – Китайцы с индусами построят там что–то аэрокосмическое, а у нас они будут покупать всякую еду. Может быть, и туристы оттуда появятся. Тогда и я что–нибудь заработаю.

– Ага, – подтвердил настоящий папуас, – Йианг–Хиндра неплохо устроились, там готовая авиабаза и военный городок. Но и аренда дорогая. А мы умеем устраиваться скромнее и дешевле. И кстати, не хуже. У нас дома – миллион таких островков, как Лийс. Опыт.

– А у вас там что будет? – спросила Жанна.

– У нас там уже есть, – поправил Уфти, – Учебный центр и транзитная точка на трассе с Большой Воды в Мпулу. Мы быстро строим: раз – и готово. Я же говорю: опыт.

– С Большой Воды? – переспросила она.

– Из дома. Из Меганезии, – пояснил он.

– На Лийс очень красиво, – сообщила Мзини, – Очень… (она задумалась)… Я не могу так объяснить. Уфти, а покажи Жанне фотки. Они же не секретные.

– Точно! – согласился Уфти и полез в кабину самолета.

Канадка повернулась в сторону, откуда все так же раздавались последовательные серии: лязг – хлопок – щелчок. Рон продолжал швырять камни, а Пума стреляла, как зведенная. По ее спине стекали тонкие струйки пота, было видно, что она здорово устала, и только очень большим усилием воли, раз за разом, перезаряжает оружие и поражает цели.

– А ей не вредно так переутомляться?

– Ей полезно, – сказала Мзини, – У нее от этого аппетит и нарастает мясо. Рон все делает правильно, как сказал док Керк. Когда он увидит, что Пума по–настоящему устала, он пойдет с ней купаться, и проследит, чтобы она поела. Рон для нее все, понимаешь?

– Это точно, – подтвердил Уфти, возвращаясь с ноутбуком в руке, – Рон для нее и лучший парень на свете, и няня, и кроватка с подушкой.

– А она для него? – спросила Жанна.

Настоящий папуас пожал плечами.

– У нас в школе французский учат по Экзюпери. Это был военный пилот, потом у него был бизнес с авиа–почтой, а потом, на следующей войне, его сбили над Атлантикой. А еще он сочинял умные сказки, и в одной из сказок есть такая фишка: «ты отвечаешь за того, кого приручил». Хрен знает, почему так получается. Наверное, инстинкт.

– Короче, дай мне ноут, – перебила Мзини, – я буду Жанне показывать фотки.

Года полтора назад Жанну занесло на международный экологический форум, который проходил на одном из миниатюрных мальдивских островков под названием Манафу. Ее поразило, что сам островок, 400x400 метров – это сплошной парк, а сооружения (кроме электростанции и корпуса управления) вынесены на пирсах в море. Лийс оказался чуть больше Манафу, но его площадь была организована почти так же. Правда, домики на Лийсе выглядели более утилитарными (однообразные прямоугольники, окрашенные, впрочем, в яркие веселые цвета – лиловый, желтый, оранжевый и салатный). На фото с высоты птичьего полета, эти домики, самолетики, дирижабли и кораблики казалось игрушечным – как городок из кубиков, построенный ребенком. Не верилось, что тут военная база – даже на более крупных планах, виднелись только катера, вроде тех, которыми в США пользуется береговая охрана, и небольшие гидропланы несколько футуристического вида. Морская полиция Майами и то выглядит более воинственно.

– Вы, похоже, не готовитесь там к серьезным столкновениям, – заметила Жанна.

– Типа, да, – подтвердил Уфти, – Это техника против пиратов, и еще на всякий случай. Если, например, ООН надавит на Мадагаскар в смысле отмены нашей аренды.

– И что в этом случае?

– Ничего, – ответил он, – Мы сюда, по–любому, пришли надолго. Китайцы с Индусами – тоже. Любой, кто начнет на этих островах серьезную войну, неминуемо столкнется с ними. В этом весь фокус. Вот фото их острова Гран–Глориоз, в пяти милях от Лийса.

Канадка щелкнула по указанному фото…

– О, боже!… – вырвалось у нее, – Это что, мобильный космодром?

– По ходу, это – ракеты средней дальности, а вот это – комплекс ПВО/ПРО, который их прикрывает. А вот те штучки за рифами западного берега – ракетные эсминцы. Это мы такие скромные, а они вообще не стесняются. Им, правда, направили из ООН какую–то ноту про эти ракеты, но индусы послали всех в жопу, а китайцы вообще не ответили. Но они тоже воевать не собираются. Я же говорю: на всякий случай. Потому и нет никакой секретности на счет фото. Пусть все будут в курсе, что территория охраняется.

Жанна вздохнула и покачала головой.

– Лучше я посмотрю что–нибудь мирное… Вот это, например.

Выбранная на удачу серия фото оказалась, и правда, мирной. Мзини комментировала:

– Это мы ловим меч–рыбу… Ни фига не поймали. А это меня учат кататься на серфе. Там снаружи рифов бывает такая волна – жуть! А внутри – маленькая, не страшно… А тут я поймала лобстера. Большой, правда?.. А вот Пума подстрелила групера. Он был вкусный, но на фото это не видно… А вот это – Пуму взвешивают на спор. Тогда она весила всего 37 кило, а ком базы не поверил, и просрал ей двадцатку. Видишь, какой он надутый? Как хомяк!.. А тут пробуют нашу первую самогонку из трифи. Кому – нравится, кому – нет. Дело вкуса… О! Это ролик, как Уфти меня взял прыгать с парашютом. Между прочим, я сама прыгнула, меня даже не надо было под жопу толкать. Но все равно страшно…

Лязг, хлопки и щелчки прекратились – Пума устала и отправилась купаться. Вернее, она поехала в озеро, стоя на плечах Рона.

– Тренировка чувства равновесия, – сообщил Уфти, – Важный элемент.

– Важный элемент чего? – настороженно спросила канадка, – Стрельба по движущимся целям, потом – равновесие… У меня нехорошее чувство, что Рон делает из нее убийцу.

Настоящий папуас покачал головой.

– Не убийцу, а солдата. Хорошего резервиста. А убийцей она была поневоле. В банде.

– Не чувствую большой разницы.

– А ты сейчас чувствуешь себя в безопасности? – спросил он.

Жанна прислушалась к своим ощущениям.

– Пожалуй, да. Наверное, так и должно быть, когда тебя охраняют вооруженные люди, умеющие обращаться со своим оружием. Но я не одобряю этот настрой на стрельбу.

– Ты можешь одобрять или не одобрять солдатское ремесло. Это твое право. Но рядом с солдатом ты в безопасности. Этим он отличается от бандита, от сопляка из призывного контингента или от имитации вроде миротворца из «голубых касок».

Дузу, уже успевший разжечь маленький костер, похлопал Уфти по плечу.

– Я возьму ваш котелок и вашу воду. Буду варить «rooibos».

– Конечно, бери. Ройбос – это здорово.

Танзаниец кивнул и полез в меганезийский самолет. Похоже, он хорошо знал, что и где там лежит. Со стороны озера послышался короткий возглас, а следом громкий всплеск: закономерный финал упражнения на равновесие в таких условиях.

– Шлеп! – констатировала Мзини, закурила сигарету и, повернувшись к Жанне, задала неожиданный вопрос, – Ты считаешь, что солдаты вообще не нужны?

– Это не так просто, – ответила канадка, лихорадочно соображая, как изложить простым языком доктрину разумного пацифизма, – Представь себе будущее без насилия, войны и голода. Люди спокойно живут, любят, растят детей, работают, отдыхают. Это хорошо?

– Очень хорошо, – согласилась африканка, – У меня будет пять детей, ферма и два мужа. Один – умный, а один – сильный. Я сделаю под окном клумбу из автопокрышек, и еще пруд с цветными карпами – я такой видела по TV про Японию. Его не трудно вырыть.

Жанна улыбнулась и кивнула

– А теперь скажи, зачем в этом будущем солдаты?

– Чтобы все это защищать, зачем же еще?

– Нет, Мзини. Представь: нет никого, кто бы стал отбирать твою ферму с карпами.

– У! – буркнула та, – А куда же они все исчезли?

– Представь: они больше не хотят воевать, а хотят жить, как нормальные люди.

– Это почему они больше не хотят?

– Представь: им объяснили, что им тоже лучше жить по–человечески.

– Ты говоришь про то же, про что я говорю! – радостно объявила Мзини, протянула руку, взяла лежавший на ее одежде пистолет–пулемет, и продолжала, – Вот у меня оружие. Не бойся, оно стволом вверх, на предохранителе и без патрона в стволе. Оно только для…

– Иллюстрации, – подсказал Уфти.

– Да. Вот! Я хочу тебя грабить. Объясни, почему лучше этого не делать. Начинай.

Глядя на юную африканку, для которой война и вооруженный разбой были такими же обычными явлениями, как для жителя Нью–Йорка – счета за электричество и налоги, Жанна, не без злорадства, подумала: «Посадить бы сейчас сюда, на мое место доктора Хобсбаума с его теорией этики ненасилия – что бы он запел, находясь на этом берегу, напротив этой полудикой голой девчонки с автоматом, из которого она уж точно не раз стреляла в людей? Так что? Не судите оппонента строже, чем себя? Не относитесь к оппоненту, как к средству? Будьте беспристрастными в формулировании собственных целей и попытках понять цели оппонента? Нет, скорее всего, он бы просто обделался».

– Ты не можешь объяснить, – констатировала Мзини, – Никто не может. Теперь возьми.

Она протянула канадке свое оружие, держа его за середину корпуса.

– Но я все равно не умею им пользоваться.

– А я тебе буду говорить. Возьми, пожалуйста. Иначе я не смогу делать иллюстрацию.

Жанна нерешительно сомкнула пальцы на пистолетной рукоятке, и африканка тут же убрала руку. Пистолет–пулемет оказался у канадки в руках.

– Что дальше? – спросила она.

– Сдвинь предохранитель. Это флажок рядом с твоим указательным пальцем. Вот так. Теперь потяни назад штуку, которая справа, и отпусти.

Оружие в руках у Жанны негромко клацкнуло. Мзини встала, сделала несколько шагов назад, и подчеркнуто–спокойно сказала:

– Оно готово. Если нажать крючок, то выстрелит. Я хочу тебя грабить. Что ты делаешь?

– Наверное, я попробую тебя напугать. У меня же оружие.

– Попробуй, – предложила та, – Только не нажимай крючок.

Канадка вздохнула и стала медленно поворачивать ствол оружия в сторону Мзини. Та отскочила на несколько метров, спряталась за небольшим валуном, и оттуда крикнула:

– Ты мне объяснила, что грабить не надо. Я могу попробовать отнять у тебя оружие, но мне страшно. Вдруг ты успеешь, ты попадешь, и я умру? Поэтому, я уже не хочу тебя грабить… А сейчас лучше отдай оружие Уфти.

Жанна попыталась выполнить ее просьбу, но почувствовала, что не может. Рука будто приросла к рукоятке. Настоящий папуас покачал головой и одним мягким движением вынул пистолет–пулемет из ее рук. Мзини радостно выскочила из своего убежища.

– Видишь! Если у тебя есть оружие, и у меня есть оружие, и у всех хороших людей есть оружие, то солдаты не нужны. Ты это хотела сказать? И я это говорю!

– Детский сад, – проворчал Уфти, сделал что–то с пистолет–пулеметом, в руках у него на мгновение оказался маленький золотисто–блестящий патрон, а потом исчез в длинной коробке магазина, которую настоящий папуас уже успел вынуть. Два металлических щелчка, а затем папуас бросил пистолет–пулемет в сторону Мзини. Она легко поймала оружие в воздухе и положила обратно на свою одежду.

– Детский сад, – повторил он, – Много ты навоюешь с одним карманным пулеметиком. Бандитов, которые воруют людей и отбирают бананы, можно урыть из пулемета. А как дело дойдет до дележки урана, тория и прочей таблицы Менделеева…

– Это просто! Мы этим поделимся с вами. По–братски. А вы их уроете своей бомбой. Как показывали по TV… Бух! – африканка вскочила и исполнила выразительную пантомиму, показывая вспышку и взлетающее в небо облако ядерного гриба.

– Вот! – сказал Уфти, подняв вверх указательный палец, – Без профессиональных солдат никак не обойтись. Нужна или своя армия, или арендованная по–братски у соседей.

– Боже! – воскликнула Жанна, – Чему вы ее учите!

– А чему мы должны их учить? – послышался спокойный уверенный голос Рона.

Он стоял в нескольких шагах. Пума, как большой пушистый черный котенок, свернулась у него на руках, крепко обняв худенькими, но сильными руками за шею. По обоим телам, смугло–бронзовому и темно–шоколадному стекали капельки воды.

– Так чему мы должны их учить? – повторил он, – Тому, что бог библии велел делиться с юро, а бог корана велел делиться с арабами? Это они уже проходили. Им это обошлось в 80 миллионов жизней. Вдвое больше, чем живет во всей Канаде.

– Послушайте, Рон, моя страна никогда не участвовала в работорговле, и не захватывала колоний в Африке!

– Извини, Жанна, – смущенно сказал он, – Я это просто для примера по цифрам.

– Одичали мы тут, вот что, – проворчал Уфти.

– Это потому, что вы много обсуждаете политику, – авторитетно заявил Дузу, – А от нее сплошное дерьмо. Вот я сварил хороший ройбос, а никто не пьет. Почему? Потому, что обсуждают дерьмовую политику. Даже кружки не помыли. Мне обидно.

– Извини, Дузу, – настоящий папуас дружески хлопнул танзанийца по плечу, встал, сгреб алюминиевые кружки в охапку и побежал к озеру.

– Эй! – крикнул тот, – А ты будешь играть на своей смешной гитаре?

– Да! – откликнулся Уфти, – Если вас еще не задолбали мои песни!

Мзини захлопала в ладоши, нырнула в кабину самолета, и через миг появилась оттуда, держа в руке миниатюрную четырехструнную гитару.

– Это – укулеле, – сообщила она Жанне, – Уфти говорит, что ее придумали в Папуа, а в интернете написано, что на Гавайях. Как теперь проверить? Давно было.

…

После первой кружки красного душистого ройбоса, настоящий папуас тщательно вытер руки, взял укулеле, медленно провел пальцами по струнам и сообщил:

– Для начала – баллада про трех жирафов, влюбленных в одну прекрасную зебру. Типа, доисторическая африканская легенда в моей любительской обработке.

Репертуар Уфти был довольно разнообразен по жанрам и ритмам, но все сюжеты, как один, крутились вокруг основного инстинкта… Точнее, даже не крутились – они были прямолинейны, как луч света в межгалактическом вакууме. Юмор в них был такой же прямолинейный – но получалось действительно весело. Отсмеявшись над десятой по счету балладой, Жанна покрутила головой, чтобы прийти в себя и спросила:

– Почему мне казалось, что солдаты обычно поют про войну?

– От штампов из плохой прессы, – предположил Рон, – В некоторых толстых газетах для гамбургероедов, солдат представляют какими–то извращенцем. А солдат – это просто такой человек. Ему, как любому нормальному человеку, хочется петь о хорошем.

– Жесткая эротика, – объявил Уфти, – Про ковбоя, его лошадь, и сигарету с марихуаной.

– О, боже! – воскликнула канадка, – До этого, значит, была мягкая?

….

Часа через два, Дузу глянул на солнце, уже клонящееся к закату, и покачал головой.

– Жанна, нам бы пора в отель ехать. В темноте на дорогах нехорошо. Не безопасно.

– Он верно говорит, – согласилась Мзини, и добавила, – А у нас в Мпулу можно ездить хоть ночью. Народная милиция. Безопасно.

Она выразительно похлопала ладонью по рукоятке пистолет–пулемета. В этот момент Жанна обратила внимание на эмблему, украшавшую левый рукав и правый нагрудный карман комбинезона девушки. Синий круг, желтое солнышко, а на его фоне – зеленый росток и черный силуэт точно такого же пистолет–пулемета, как у нее на ремне.

– Герб моей страны, – с гордостью пояснила та.

– Зеленый росток – это здорово, – сказала Жанна, – но зачем рисовать на гербе оружие? Герб – это символ будущего. Ты рисуешь на нем такое будущее, какое ты хочешь. Ты хочешь, чтобы твои дети и твои внуки тоже воевали? Разве война – это хорошо?

– Война – это херово, – уверенно сказала Мзини, – Но если мы не будем защищать свою еду, то нам будет нечего жрать, как до революции. Нечего жрать – это хуже, чем война. Пусть все про это помнят. Пусть на гербе будет оружие.

…

=======================================

29 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.

Дата/Время: 3 сентября 22 года Хартии.

Место: Меганезия, округ Туамоту. Элаусестере.

Столовая–клуб на атолле Тепи.

=======================================

Жанна покрутила головой, отгоняя нахлынувшие яркие воспоминания.

– Да, мир и правда тесен… А что во–вторых? Я имею в виду, ты сказала «во–первых», значит, видимо, есть и еще какая–то причина, по которой доктора Карпини в западной прессе называют неофашистом?

Сю Гаэтано согласно кивнула.

– Во–вторых, это из–за «Дела биоэтиков». Док Карпини добился акта Верховного суда Меганезии, запрещающего любую пропаганду международных конвенций по биоэтике. По итогам этого процесса, несколько тысяч активистов биоэтических организаций были лишены политических прав и депортированы, а кто–то угодил на каторгу или к стенке.

– Ничего себе… – поразилась Жанна, – Это как?

– А так, – вмешалась Бимини, – что за международную биоэтику полагается ВМГС.

– ВМГС за конвенцию ООН по биоэтике? Но это же дикость!

– А ты эту конвенцию читала? – поинтересовалась Гаэтано, жуя «мясо по–харбински».

– Нет, – призналась канадка, – но, если не ошибаюсь, она направлена против евгеники.

– То есть, против улучшения наследственности человека, – уточнил Динго.

– Да, – согласилась Жанна, – именно этим евгеника и опасна. Одни расы объявляются высшими, другие – низшими, и это служит обоснованием нацизма, концлагерей…

– Херня это все, – перебил он, – Нацизм можно обосновать чем угодно, было бы желание. Хоть геометрией. Меряем Землю и видим: человечеству тесно. Значит, кого–то надо…

– … И точно не нас, – договрила Бимини, – Только это уже геополитика.

– Мальтус, – авторитетно добавил Торин, – Война, как средство от перенаселения.

– Запретить все оценки и конкурсы, – предложила Поу, – А то дискриминация.

– И статистику тоже запретить, – поддержал Кианго, – Так надежнее.

– Ладно, сдаюсь, – Жанна демонстративно подняла руки вверх, – Дело не в этом. Дело в том, что опасно разрешать эксперименты с геномом человека.

Динго сделал интернациональный жест, изображающий половой акт.

– Это дело совсем запретить? Явный же эксперимент с геномом.

– Однозначно запретить, – ответила Бимини, – Только сперма от случайного самца. А то, некоторые conios ищут красивых партнеров для спаривания, и получается генетическая селекция по связанным признакам. Евгеника, joder per culo. Нацизм, fuck it!

– Речь идет об опасности евгеники на государственном уровне, – уточнила канадка.

– Тогда надо запретить государство, а не евгенику, – заметил Кианго.

– Допустим, убедили, – согласилась Жанна, – Допустим, конвенция дурацкая. Но опыты вроде тех, что здесь ставятся со стимуляторами фертильности – это слишком.

– Почему? – спросила Гаэтано.

– Да потому, что рожать по восемь дестей за один прием это противоестественно!

– Лечить от инфекций антибиотиками – тоже противоестественно, – заметил Торин, – их нет в природе. Запретим и будем дохнуть от энтерита или от гангрены?

– Ты передергиваешь! – возмутилась канадка, – Это же разные вещи. Одно дело – спасти жизнь, а другое – потакать рискованным капризам.

– Желание иметь много детей – не каприз, – возразила Поу, – Это нормально. Почему не родить несколько детей сразу, если это удобнее, и если здоровье позволяет?

– Обычно от 4 до 6, – уточнила Гаэтано, – Но дважды у нас родилось по 8. А сейчас у нас ожидается еще одна восьмерня. Идет 22–я неделя. Роды мы инициируем в районе 31–й недели, при весе близнецов около 900 граммов. Так рекомендуют биомедики, это снизит риск для мамы и для детей. Возможно, 8 – это не предел. В мире достоверно известны 2 случая девятерни: Бразилия, 1987 и Мексика, 1998. Думаю, если что, мы справимся.

– Легко говорить «справимся», – сердито перебила Жанна, – Если не проверять на себе.

– Я бы проверила, но у меня получается не больше шести. Это очень индивидуально…

Жанна недоверчиво тряхнула головой.

– У тебя шестеро детей, Сю?

– У меня одиннадцать, – уточнила Гаэтано, – шесть первый раз и пять второй.

– О, черт!.. По тебе не скажешь! А где твое… потомство?