Текст книги "Чужая в чужом море"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 88 страниц)

Экспедиция байкеров–испытателей состояла из шести человек: Наллэ и Эстер, Ринго и Екико, Хти и Мео. Последняя парочка – местная: студенты–дипломники KTIC (Kimbe Transport Innovation College – первого учебного центра, основанного новой властью «в порядке экстренного развития технической грамотности и ликвидации колониального влияния»). Экспедицию сопровождали 3 – 4 полисмена. Они двигались параллельным курсом, из ближайшего поселка. В окрестностях следующего поселка, они передавали вахту своим тамошним коллегам. Полисмены делали вид, что им просто по пути…

Кроме людей, в состав экспедиции входили четыре лошадки–пони. Считалось, что они везут поклажу в условиях труднопроходимой горно–лесистой местности, но почему–то среди поклажи то и дело оказывалась Екико. Впрочем, согласно программе, участники практически все время двигались на байках. Ровная дорога… Грунтовка… Щебень… Очень плохая грунтовка (в смысле – разбитые колеи, местами переходящие в болото). Горная тропа… Заросшая горная тропа… Сильно–каменистая горная тропа… Места гибели байков отмечали рулем с нацарапанной датой, вкопанным вертикально в грунт. Новые байки с модифицированными узлами им сбрасывали с воздуха, в контейнерах (модификации создавались за считанные часы после выяснения характера поломки).

Позиция Шуанга была такова: наш байк не должен ломаться сам по себе ни при каких условиях. Его можно разбить, сбросив в пропасть, или уронив на него булыжник, но в условиях движения по любой поверхности, которую можно, при хорошей фантазии, признать дорогой, эта машинка должна работать безотказно. От этого может зависеть жизнь и здоровье людей. Когда экспедиция отдыхала (купалась, валялась на травке, играла в мяч), байки продолжали тестироваться, оказываясь в руках местной детворы.

Однажды (после мили пути по склону из камней, размером с кулак) Эстер пошутила:

– Хорошо бы протестировать HiBi в Антарктиде, на ледниках, во время снежной бури.

– Идея дельная, – серьезно ответил Наллэ, – но сначала доведем тропическую модель.

– А был еще такой случай, – флегматично ответил на это Хти, – Один канак скатился на байке с Эвереста. Сам в лепешку, а байк как новенький, тибетцы до сих пор ездят.

Безжалостный режим касался только машин. Нагрузка на людей была не больше, чем в любительском горном походе. Мео, со свойственным ей прямым папуасским юмором, метко назвала это «roll–sex–tourism». В темное время суток экспедиция не двигалась, а темнеет тут довольно рано, так что четверка юниоров практиковалась в камасутре. На фоне этих ребят Эстер и Наллэ выглядели скромной парочкой в викторианском стиле.

Но, секс был далеко не главным занятием юниорского сегмента экспедиции. Большую часть вечера Екико и Ринго продвигали своих новых приятелей в сфере информатики. Новобританцы были немного постарше, но уровень их технической подготовки был, разумеется, намного ниже, чем у ребят с Тувалу (где дети начинали тыкать пальцами в клавиши и двигать мышкой лишь чуть позже, чем плавать, ходить и говорить). В один прекрасный вечер, в ходе этих упражнений был найден манифест о проа–конкурсе на экономичный суборбитальный концепт для «Papua Air–Space Agency».

Эстер в это время лежала на надувном матраце, мечтала, глядя на разгорающиеся в небе звездочки и краем уха слушала реплики Наллэ, который пытался понять, каким образом тонкий, как пудра, песок заклинил ведущее колесо байка: «De puta madre! No y polla me comprende esta jodido rueda…!»… И далее примерно в этом фольклорном жанре… Хти и Ринго, вдохновленные этими мощными заклинаниями, пытались вдвоем снять колесо. Девушки, заключив, что это – исключительно мужская магия, устроились в сторонке и включили ноутбук. Весьма типичная панорама раннего экспедиционного вечера. И тут Екико подкатилась к Эстер с неожиданным вопросом:

– По ходу, можешь помочь объяснить Мео, как считается парабола, которая получится, если взять вот такую дуру и в жопе включить реактивную тягу, наклонив градусов, не знаю, на сколько, к горизонту? Я бы сама объяснила, но у меня в смысле формул вечно какая–то фигня. А я тебя не очень отрываю? Ну, если вдруг ты занята, или как–чего…

– Уф!… – ответила Эстер, лихорадочно исследуя свой мозг в поисках того уголка, где должна лежать физика, по которой у нее в колледже было стабильное «отлично», – Вот сейчас я вспомню, и мы вместе нарисуем, а потом вместе объясним.

Примерно через час, когда объяснения были в самеом разгаре, а на экране ноутбука уже были нарисованы световым пером полсотни закорючек и десяток загогулин, на плечо Эстер мягко легла ладонь Наллэ.

– Добрая фея арестована за издевательство над простыми и трогательно–беззащитными дифференциальными уравнениями. Чем это вы тут занимаетесь, а?

– Объясняем Мео про космос, в который летает фигня, про которую тут конкурс на 50 тысяч фунтиков. Только надо за дешево улететь на 100 км вверх и на 500 км в длину.

– Как интересно! – протянул Шуанг, усаживаясь на корточки напротив экрана, – Знаете что? А давайте выиграем этот сраный конкурс!

– Как? – хором спросили Екико и Мео.

– Просто: возьмем и выиграем, – пояснил он, – Но сделаем так: выигрывать будут Мео и Хти, а мы, как бы, просто рядом стояли. Идет?

– А почему так? – поинтересовался подошедший Ринго.

– Потому, что если выиграют они, то куража в сто раз больше. Сам подумай.

– Хм… Ага… E–o! Точно! Но табаш…

– Табаш пусть делит шеф Наллэ, он капитан, – вмешался Хти.

– ОК, – согласился Шуанг, – Вам четверым поровну, по 25 процентов.

– Не честно! – возразила Мео.

– Детка, – ласково сказал шеф–инженер, похлопав ее по попе, – Я похож на того парня, который упустит на таком верном деле свой табаш?

– Не очень, – ответила она, после некоторого размышления.

– А на того парня, который не поделится со своей vahine?

– Тоже не похож, – признала папуаска.

– Вот и не морочь голову себе и foa. Лучше сбегай, поставь чай, и мы будем решать, как именно мы выиграем этот космос… В смысле, конкурс…

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -

…

Эстер замолчала, развела руками и улыбнулась.

– И что? – спросила Жанна, – Вы действительно выиграли тот конкурс?

– Да, – подтвердила та, – Молодежь выиграла очень неплохие деньги на этом конкурсе. Хти и Мео купили симпатичный домик под Нью–Кимберли, а Ринго и Екико… Ну, это долго рассказывать. Впрочем, если говорить о деньгах, то «Hikomo», семейная фирма родичей Наллэ, получившая от «Papua Air–Space Agenсy» подряд на реализацию этого концепта, заработала гораздо больше. Это очень выгодная тема.

– Еще бы, – сказала канадка, – Я так понимаю, что концепт был сделан специально под фирму Наллэ. Своего рода инсайтерская сделка, не так ли?

– Отчасти, это так, – согласилась Эстер, – Но зато мы запустили прототип конкурсного спейс–планера уже через 2 месяца. Вряд ли другие команды смогли бы это сделать.

– Мы?

– Да, мы. Я тоже работаю в «Hikomo». В Северно–Западном Полярном Секторе.

– В Северо–Западном Полярном? – переспросила Жанна, – В смысле, побережье и море в Меганезийской Антарктике?

– Нет. В смысле, шведский архипелаг Нобеля и северный исландский шельф.

– Если я не ошибаюсь, – сказала Жанна, – это спорные территории в Арктике. Особенно архиплаг Нобеля, который, во–первых, подводный…

– … Да, на глубине полста метров, – подтвердила Эстер.

– … А во–вторых, ближе к Аляске и Канадской котловине, чем к Скандинавии.

– … Да, но находится в 500 милях к Северу от первого и к Западу от второго.

– … Верно, но до Швеции там вообще почти 2000 миль через полюс.

– … Да, но открыли его шведы в нейтральных водах, а значит, это их архипелаг.

– … Под нейтральными водами, так точнее.

– … Но Канада, между прочим, признала шведские претензии на архипалаг Нобеля.

– … Уточним: признала, чтобы создать мягкий барьер арктическим претензиям США.

– … Но факт признания важнее мотива, не так ли?

Жанна тряхнула головой и пару раз хлопнула в ладоши.

– Слушай, Эстер, это же анекдот! Две американки в Экваториальной Африке спорят о шведских претензиях в Северном Ледовитом Океане. И еще: мы перепутали стороны. Гражданка США должна быть против этих претензий, а гражданка Канады – за них.

– Глобализация, – ответила Эстер, – корпоративный интерес сильнее национального. А хочешь контрабандного танзанийского кофе? У меня всегда горячий кофейник.

– Давай, – согласилась канадка, – Контрабандные продукты почему–то самые вкусные.

Эстер вышла и быстро вернулась с радужно–мерцающей сферической емкостью.

– Этот кофейник купили еще Батчеры, Рон и Пума, когда мы здесь жили вместе. Они обожают такие смешные кухонные машинки.

– Рон и Пума жили вместе с вами? – удивилась Жанна.

– Ну, да! И с тех пор дружим семьями. Как ты думаешь, кто нам про тебя рассказал?

– А, вот оно что… А я–то гадала: почему меня здесь сразу схватили в охапку…

– Друзья Батчеров – наши друзья, – сказала Эстер, – Кстати, как они там? Мы с ними видимся сейчас, увы, только по интернет. Это здорово, но…. как–то неполно.

– Даже не знаю, как ответить, – призналась канадка, – Это такие ребята, что…

…

=======================================

52 – ОЛАФ и ФРИС. Военно–технические эксперты.

Дата/Время: 13 сентября 22 года Хартии. Утро.

Место: Меганезия. Атолл Никаупара.

Борт флайки «InCub–V».

=======================================

Фрис и Олаф не жаловались на отсутствие здорового авантюризма. Приглашение Рона и Пумы: «А не закрутить ли вам кругосветку?», они восприняли с энтузиазмом. Не все ли равно, возвращаться домой в Швецию через Гавайи и Америку (как они летели сюда, на Южные острова Кука) или через Палау и Юго–Восточную Азию? По расстоянию – все равно, но второй вариант – это настоящее кругосветное путешествие. Плюс к этому, в кампании оказался Керк (в связи с отпуском, решивший посетить землю скандинавских предков). Керк это парень, с которым не страшно сунуть нос куда угодно – например, в Гималаи. Они оказываются по дороге, и надо только уговорить потомка исландских пиратов на дополнительную авантюру (Фрис и Олаф считали, что это у них получится).

Первый перелет: Никаупара – Фунафути, полторы тысячи миль на West– Nord–West. В самом начале трека, Рон, как бы между делом, сообщил:

– Мы подберем там одну девчонку, китайскую китаянку с Геологического факультета и подбросим ее домой, на Хайнань, нам это все равно по дороге, а она сэкономит денег. Потом, если когда–нибудь поедем в Китай, то легко впишемся к ее родичам. У китайцев это четко. Кстати, ее зовут Юн Чун.

– Она симпатичная? – поинтересовался Керк.

– Судя по фото, даже очень. А что?

– Ну, типа, совместный вояж открывает для меня некоторые перспективы…

Фрис, со свойственной ей прямотой, перебила:

– Она тебе не даст. У китайцев строгие правила на счет этого дела.

5–часовой полет до Фунафути на высоте 500, над изумительно–красивыми архипелагами бывшей Американо–Британской Полинезии происходил на фоне обсуждения специфики китайских традиций: от шаманизма, буддизма Пути Дамо, и даосизма Лао Цзы и Кун Цзы, до коммунистической доктрины Сунь Ят Сена и культурной революции Мао Цзе Дуна, возрождения Дэн Сяо Пина и нынешней политики «Разумно–открытых дверей». При этом разговор все время соскальзывал в сторону дилеммы «даст – не даст».

Керк деловито скачал из интернет несколько образцов классической китайской лирики и попытался петь ее, аккомпанируя себе на укулеле.

«Слышится первых гусей перелет. Смолкли цикады в ночи.

С гладью речною слился небосвод. Высится терем в сто чи.

Фея Су–э и богиня Цин–нюй терпят вдвоем холода.

Иней морозный в сияньи луны – чья победит красота?»

Фрис терпеливо выслушала и вынесла краткий приговор:

– Полная лажа.

– Сама ты лажа, – обиделся Керк, – Это Ли Шанинь, «Морозная луна», IX век.

– Оно и видно, что IX век, – ехидно ответила шведка

Керк совсем обиделся, снова ушел в сеть и проторчал там до приводнения у причалов яхтклуба Ваиаку–Фонгафале.

Невысокая, но спортивно сложенная девушка, одетая в модный здесь саронг модели «elladi» (короткий треугольник золотисто–блестящей ткани, застегнутый антрацитово–черными фибулами на левом плече и около правого бедра) энергично помахала над головой маленьким рюкзачком армейского образца.

– Hei, foa! Рон и Керк с Никаупара – это вы, или как?

– Типа, да! – отозвался Рон, – Если ты – Юн Чун, то двигай сюда.

– Правая грудь у нее классная, – негромко констатировал Олаф, – если и левая не хуже…

– Wow! – обрадовалась Юн, заглядывая в кабину, – У вас есть укулеле!

Через мгновение она уже приземлилась между Олафом и Керком, и завладела мини–гитарой, прежде, чем кто–либо успел сказать, хоть слово.

– Я последний год немного учусь на ней играть, – продолжала китаянка, в то время, как Рон разворачивал флайку на взлет, – Я не обижусь, если мне скажут, что я делаю не так, потому что это для пользы, а иначе ничему не научишься.

Флайка прокатилась по лагуне, и мягко оторвалась от воды. Юн Чун тронула тонкими сильными пальцами струны, и спела на пробу:

«Там растет какао со сладкими зернами.

И хлебное дерево, пеки сколько хочешь.

Там сытые птицы, поют так сладко,

Как будто говорят «да, милый»…

Погладив укулеле ладошкой, она пояснила:

– Это Дани Макемали, фиджийский поэт прошлого века. А еще мне нравится вот это:

«Я вспоминаю тихие поля, по которым я бродила

И тропы, которыми я пыталась уйти от невзгод

И жалобы ветра за мысом Те Реинга Ваируа,

Где затерялась моя душа».

– Это грустное, про девушку–маори, которая скучает по дому. Я тоже скучаю по дому, но все равно, отсюда каждый раз жалко уезжать. Бывает так грустно, что человек не может быть и там, и там.

– Я стараюсь привозить отовсюду побольше фоток, – сообщила Фрис, – Они у меня везде, даже на потолке. Смотришь, и получается, что ты и там, и там, и там.

– Фотки – это только фотки, – вздохнула Юн, – А как возьмешь с собой море, небо, рифы, разноцветных рыбок, и людей, с которыми подружился?

Пума тихонько хлюпнула носом, несколько раз быстро моргнула глазами, и коротко, как будто стесняясь, потерлась щекой о плечо Рона. Иногда (очень редко) у нее бывали такие мгновения сентиментальности, которой она мимолетно заражалась от попутчиков.

Керк вздохнул и покачал головой.

– Девчонки, если бы я так переживал каждый раз, то у меня бы сердце давно разорвалось на мелкие кусочки. Вот на такие (он показал пальцами вероятный размер кусочков).

– Наш лейтенант правильно говорит: мы уносим с собой все, что увидели, – веско сказал Рон, – И нечего переживать.

– Вот это верно, – поддержал Олаф, – А еще есть специальный аутотренинг. Утром, как только проснулся, три раза громко говорить вслух «Жизнь прекрасна!». И только потом уже начинать о чем–то думать. Я пробовал – мне помогает.

…

=======================================

53 – АЛОНСО и ХЕНА. Футуро–архитекторы.

Дата/Время: 14 сентября 22 года Хартии. День.

Место: Транс–Экваториальная Африка. Мпулу.

Кумбва, центральная площадь столицы.

=======================================

Шуанг плавно потянул рукоять на себя и легкий вироплан взмыл в небо, как воздушный шарик. Эклектичная мпулуанская столица, накренилась и провалилась вниз за кормой.

– Уф! – выдохнула Жанна, стараясь вернуть на место слегка прыгающий желудок, – мне никогда не привыкнуть к этим авиа–кузнечикам.

– Неужели, это хуже, чем в суборбитальном крафтере? – спросила Эстер.

– Там я вообще тихо умирала, – призналась канадка, – В момент, когда ракетные бустеры отключились и вместо перегрузки началась невесомость… Ребята, давайте я не буду это вспоминать, а то, я извиняюсь, но мой завтрак окажется у вас под ногами.

Эстер покачала головой.

– До чего же люди разные. Вот, Рон и Пума фанатеют от этих баллистических игрушек, хотя удовольствие довольно дорогое. Рон обмолвился, что аренда самой простой штуки «Fronda–L» на один прыжок стоит больше 500 фунтов. Но Пума говорит, что ее это так заводит… Во всех смыслах.

– Это временно, – сообщил Шуанг, – Не с Пумой, а с ценой, разумеется. Примерно через квартал мы выбросим на рынок папуасские звездолеты, и это будет совсем другое дело.

– Звездолеты… – насмешливо фыркнула Эстер.

– Где твое тонкое чувство художественнх гипербол? – обиженно спросил он.

– Так то гиперболы, – съехидничала она, – А у этих наших игрушек – параболы. Физика.

– Под гиперболой я имел в виду не геометрическую кривую второго порядка, а…

– Медвежонок, давай не будем загружать гостью нашим рабочим юмором, – перебила Эстер, ласково положив ладонь ему на плечо, – Лучше спросим, как ей понравились те величественные памятники африканской архитектуры, которые она видела в Кумбва.

Жанна почесала пальцами лоб и цокнула языком (на местный манер).

– Ну, в качестве манифеста нового архитектурного жанра, на стыке кубизма начала XX века и современного постмодернистского неофутуризма, это вполне пойдет. Знаете, в период Миллениума была попытка сделать нечто подобное в скульптуре. Брали много разных видов металлолома – от консервных банок до разбитых ржавых шасси байков и автомобилей, сваривали все это электросваркой, и делали инсталляции. Но городской парк в Кумбва – это шаг вперед, к большой архитектуре. Президентский дворец, собор, казарма и торговый центр, в их нынешнем виде образуют, я бы сказала, завершенную композицию. Эти многогранные куски нежно–серого бетона, висящие на арматуре, создают ощущение воздушности и легкости, а отсутствие части фасадов, в некотором смысле, символизирует открытость искусства всему миру. Особенно, по–новаторски смотрится изогнутый шпиль собора на слегка наклоненном куполе, как бы парящем на грациозно изогнутом стальном каркасе, и его нарочито грубо обрубленный на уровне пояса кирпичный цоколь. Это аллегория извилистого пути познания Космоса. На это, кстати, указывает хвост ракеты со стабилизаторами, будто застрявший в этом куполе. Гауди и Эшер могли бы гордиться таким учеником, как полковник Нгакве.

– И такими, как капитан Алонсо и команданте Хена, – вставила Эстер, – я слышала, что именно они командовали реактивной артиллерией при штурме столицы.

– Значит, мы имеем дело с архитектурной школой, – невозмутимо ответила Жанна, – а я правильно поняла, что никто и не собирается реставрировать центр этого городка?

Шуанг непоределенно повел плечами.

– По крайней мере, не сейчас. Там полно неразорвавшихся реактивных снарядов. Ты же видела, пол–центра огорожено проволокой и табличками «Danger! Mines!».

– Значит, столица так и будет похожа на бублик из массивов этих милых разноцветных фанерных новостроек вокруг заминированного центра? А как на счет детей? Я имею в виду, родители не боятся, что дети зацепят что–нибудь взрывчатое в этих руинах?

– Тут дети учатся обходить стороной заминированные участки раньше, чем в Америке учатся не выбегать на хайвей, – ответила Эстер, – Таков африканский образ жизни.

– Скорее всего, Кумбва будет разрастаться, как полоса застройки вдоль магистрали от озера Уква до горнорудного комбината Саут–Нгве, – предположил Шуанг, – Я сейчас сделаю круг, и ты можешь снять хорошие ракурсы. Там видно, где люди больше всего строят. Советую сфоткать общие виды частично–разрушенной горы Нгве. Вечером ты сможешь по ним выбрать, какие места на ней ты хочешь посмотреть завтра.

– А куда мы дальше летим сегодня? – спросила Жанна, не отрываясь от видоискателя своей камеры.

– Триффидные поля, – ответил он, – Это очень любопытно. Не пожалеешь.

…

=======================================

54 – L–BOMB и ЖИВОЙ ВЫКУП. Военная экология.

Дата/Время: 14 сентября 22 года Хартии. День.

Место: Меганезия. Ист–Папуа. Атолл Таунаилау.

Национальный парк Тауу.

=======================================

– Ай! – оглушительно взвизгнула Фрис, и испуганная кошка молнией взлетела на ветвь бангра, используя три лапы, т.к. когтями четвертой (передней правой) она удерживала трубочку фруктового мороженного.

– Чего ты его пугаешь? – спросил Керк, – он, между прочим, занесен в красную книгу.

– Я не думала, что он вот так лапой. Моя кошка, например, всегда берет из рук зубами.

– У тебя, видимо, домашняя, – заметил Рон, – а это дымчатый леопард. Дикое животное.

– Леопард всегда сначала хватает когтями, – авторитетно сообщила Пума, оценивающе глядя на рассевшуюся на ветвях семейку дымчатых леопардов, – Но здесь они какие–то совсем игрушечные.

– Это они притворяются, что игрушечные, – проворчал Олаф, и выразительно погрозил кулаком небольшой (фута два в длину не считая хвоста) серой в бежевых пятнах кошке, которую он полчаса назад решил погладить. Теперь предплечье шведа украшали две полосы пластыря (водостойкого, суперадгезивного, из спецназовской аптечки Керка).

– Керк, с тебя двадцатка, – объявила Юн, – Что дымчатые леопарды обожают фруктовое мороженое открыли не здесь, а в Чехии, еще в 1969 году. Можешь почитать, если не веришь (она развернула маленький ноутбук в его сторону).

– Мда, – сказал военфельдшер, и полез в свою сумку за бумажником. Воспользовавшись этим, кот, совершенно флегматично (как казалось) лежавший на толстой ветви, внезапно совершил математически–точный прыжок, схватил с бумажной тарелки половину тушки курицы. Вторым высоким прыжком, кот перелетел через толстый воздушный корень бангра и с громким плеском шлепнулся в воду (сплетение корней здесь уходило прямо в лагуну). Ничуть не смутившись, зверь с добычей в зубах, переплыл маленькую заводь, выскочил на другой воздушный корень, энергично отряхнулся и принялся за еду.

– Jodido conio, – выругался Керк.

Игрушечный леопард поднял красивую голову, лениво открыл нежно розовую пасть с внушительными клыками (за которые этих зверей зовут «мини–саблезубыми тиграми»), глухо зарычал и в полминуты разделался со злосчастной полукурицей.

Пума толкнула Рона в плечо:

– А знаешь, как делали у нас в деревне? Ну, в той, из которой меня продали в армию?

– Как? – спросил он.

Вместо ответа, она развела руки в стороны, глубоко вдохнула, сделала движение, будто пытаясь проглотить большой комок чего–то малосъедобного, страшно выпучила глаза, и над погруженной в вечерние сумерки лагуной прокатился тяжелый громовой рык льва. Следом раздался короткий скрежет когтей по дереву, чуть слышный шорох листьев, и семейку дымчатых леопардов как селедка хвостом смахнула. Раз – и исчезли.

– Обалдеть! – воскликнула Фрис, – А этому можно научиться?

– Научу, – пообещала африканка.

– Здорово! Я дома затираню вредного соседского бульдога.

– Думаешь, он знает, что надо бояться львиного рыка? – поинтересовался Олаф.

– Знает–знает, – уверенно сказала шведка, – Что забито в генах, того не вырежешь автогеном. Эти киски тоже никогда не видели льва, однако…

– Тут целая статья про них, – сообщила Юн, – В смысле, и про этот атолл, и про кошек. Если мне бросят банку пива, я даже не поленюсь и прочту вслух.

…

*********************************

«The Nature». Дымчатые леопарды Тауу.

*********************************

Будь в книге рекордов Гиннеса раздел: число международных скандалов на один акр, Таунаилау стоял бы на первом месте. Этот необычный двойной атолл (единственный в своем роде) похож на восьмерку, большой круг которой имеет 16 миль в диаметре, а малый – 9 миль. При этом общая площадь суши составляет здесь менее 5 квадратных километров, поскольку из воды выступает лишь полоса шириной с футбольное поле, и лишь на высоту около 10 дюймов. Таунаилау (или Тауу, как его нередко называют для краткости) должен был исчезнуть с поверхности моря еще в 2012 году, в числе многих других низменных участков суши, тонущих из–за глобального потепления. Жителям двух здешних деревнь (общим числом 600 человек) было предложено эвакуироваться до 2010 года, но менее половины воспользовались этим предложением и перебрались в Папуа (в состав которого тогда входил Тауу), а оставшиеся 400 человек были просто вычеркнуты из официальных бумаг вместе с обреченном (казалось бы) атоллом. Вскоре Тауу заняли индонезийские сунниты–сепаратисты Солангаи–Джая, при поддержке Султаната Бруней. Таууанцы были дискриминированы за свои анимистические верования и, не дождавшись помощи от цивилизованных стран, обратились к властям Меганезии. Это произошло на фоне двух событий. Первое: конфликт Меганезии с Францией из–за атолла Клиппертон на востоке Тихого океана. Второе: циклон Себастио, двигавшийся от Науру к Новой Гвинее, грозя полностью уничтожить сухопутную часть Таунаилау. Обращение Таууанцев было на руку меганезийским «ястребам», застрявшим в «клиппертонском клинче». Представив Тауу колыбелью культуры Tiki и письменности Rapik, они добились от верховного суда санкции на уничтожение циклона Себастио 24–мегатонной L–бомбой. Этот спасательный взрыв дипломатически являлся угрозой боевого применения данного типа термоядерного оружия. Рассудив, что крошечный клочок суши не стоит отката к эпохе Холодной войны, Франция отвела эскадру, развязав руки меганезийским ультра. Коммандос высадились на Тауу и, при попустительстве UN, учинили геноцид колонистов–суннитов. Транспортный самолет брунейского корпуса мира, посланный для прекращения резни на атолле, был атакован меганезийскими истребителями южнее Каролинских островов, и принужден к посадке на воду около острова Пиерауроу, где 280 солдат попали в плен и оказались в концентрационном лагере. Торг за этих пленных закончился неожиданной сделкой: их обменяли на 28 дымчатых леопардов. Эти звери, размером с небольшого добермана, отправились на Тауу, где создавался foa–marae (национальный парк). Биологи не верили, что дымчатые леопарды приживуться на узкой ленте суши, но сейчас там родилось уже третье поколение этих редких хищников. Возможно, сыграло роль то, что в Меганезии никогда не было зверей крупнее кролика, и эти большие кошки выглядят здесь, как чудо природы. Местные жители относятся к ним, как к декоративным домашним животным. В единственном на Тауу городке Блоп, эти грациозные кошки разгуливают по крышам, на фермах они безнаказанно таскают кур, а на стоянках туристов и в открытых кафе иногда воруют мясо прямо со стола. Семья леопардов с детенышами, отдыхающая на козырьке навеса какого–нибудь ресторанчика – здесь вполне обычное явление. Сами дымчатые леопарды не считают себя домашними, и поддерживают определенную дистанцию с человеком. Они благосклонно принимают съедобные подарки, но не позволяют себя торогать. А вот еще один курьез: «Tauu foa–marae tour–guide» сообщает, что по древней легенде, пиктограммы Rapik были перерисованы мифическим океанийским королем Мауна Оро с пятен на шкуре дымчатого леопарда. Ирония в том, что пикто–символика Rapik придумана лишь в XXI веке, но она, как и дымчатые леопарды Таунаилау, уже воспринимается, как нечто, существовавшее с незапамятных времен. Наверное, и бетонные дамбы, за счет которых этот, фактически уже утонувший атолл, поднят над уровнем моря, будут считаться монументами первобытной эпохи. Тут поневоле задумаешься о том, как странно пишется история развивающихся стран 3–го мира».

*********************************

…

– Много вранья? – спросила Юн, завершив чтение.

– Умеренно, – сказал военфельдшер.

– Умеренно? – возмутился Рон, – Тут пишут, будто мы с тобой истребляли суннитских колонистов. Ты такое помнишь? Лично я никаких таких «колонистов» тут не видел.

– Это – те придурки с автоматами, которых мы зачистили, – пояснил Керк.

– Вы что, воевали здесь? – поинтересовался Олаф.

Рон неопределенно повел плечами.

– Не то, чтобы воевали. Тут была полицейская спецоперация.

– Это сколько же вам тогда было лет? – удивилась Фрис.

– Мне – 21, – сказал Керк, а ему – 18. Он был такой юный и сентиментальный.

– Я и сейчас юный и сентиментальный, – заявил Рон, – И, кстати, что этот долбанный писатель наплел про концлагерь на Пиерауроу?

– А что там на самом деле? – спросил Олаф.

– Там красиво, – сообщила Пума, – Море. Кораллы. И всего 300 миль от нашего fare. Рон, давай мы завтра повезем всех туда на party de mar?

– Во–первых, 350, – поправил он, – Во–вторых, мы обещали показать ребятам нашу ферму. В–третьих, им неплохо бы пару дней нормально отдохнуть в домашней обстановке. Ну, и в–четвертых, то, что ты не любишь готовить на кухне, еще не значит…

– Почему ты всегда угадываешь? – обескуражено спросила она.

– Я прошу меня извинить, … – нерешительно начала Юн Чун, – … Не думайте, что я хочу вмешаться в вашу семейную жизнь…

– Если тебе понравился мой мужчина, – перебила Пума, – я его тебе одолжу, но только на одну ночь, если он не будет против, и если ты мне тоже что–нибудь подаришь.

– Пума! – укоризненно проворчал Рон, – Что о нас подумают в Китае?

Африканка задумчиво почесала в затылке, и решительно сказала:

– ОК, я тебе одолжу Рона на одну ночь без подарка, просто по–дружески.

Фрис и Олаф покатились со смеху.

– Я опять что–то не так сказала? – сконфуженно поинтересовалась Пума.

– Я о другом, – не менее сконфужено пояснила Юн, – Я просто подумала, что если тебе не очень нравиться готовить дома, то я бы могла тебе помочь. У моего дяди есть маленькое семейное кафе в Тян–Яхайцзяо, на севере острова Хайнань, и мне нравится ему помогать. Он говорит, что, у меня получается, но я не знаю, удобно ли делать это в вашей семье.

– Очень, очень удобно! – обрадовалась Пума.

– Если тебе действительно не лень, и если тебя устроит наш набор продуктов, – добавил Рон, – Видишь ли, Юн, мы с Пумой не очень домовитые ребята, и у нас что есть, то есть.

Китаянка кивнула и улыбнулась:

– Ничего страшного. Мой дядя говорит: живешь у горы – кушай то, что есть на горе, а живешь у воды – кушай то, что есть в воде. Если что–то можно кушать, то обязательно есть способ, как приготовить это вкусно.

– Твой дядя – гений, – объявила Фрис,

– Вообще–то, – скромно сказала Юн, – эту пословицу придумал Сюй Сюэмо, в XVI веке.

– Значит, – заключила шведка, – Сюй Сюэмо тоже был гений.

…

=======================================

55 – ТРИФФИДЫ и КАРПЫ. Переселенцы.

Дата/Время: 14 сентября 22 года Хартии. День.

Место: Транс–Экваториальная Африка. Мпулу.

Нео–палеозойский лес каменноугольного периода.

=======================================

Сухо и звонко щелкнул выстрел.

– Попал! – азартно воскликнула Эстер и прыгнула в воду, – Ого! Тяжелый!…

– Кто это? – удивленно спросила Жанна.

– Увидишь. Подержи, – коротко сказал Наллэ, сунул ей в руки штурмовую винтовку и тоже полез в воду. Глубина здесь была чуть больше метра.

Канадка, в полном недоумении, осталась в пяти шагах от медленной, заросшей протоки, держа в руках оружие, из которого, зачем–то, был произведен выстрел в воду. Нет, уже понятно, зачем. Наллэ выбрался на илистый берег, держа в руках темно–серую толстую рыбину, которая еще слегка шевелилась, бросил ее почти к ногам Жанны и повернулся, чтобы помочь Эстер. Она выпрыгнула на сушу, уцепившись за его руку и, критически осмотрев себя, весело сообщила: