Текст книги "Чужая в чужом море"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 88 страниц)
– Потом забрось нам ноут – сказал Снэп, потягиваясь, – Мы через стенку от тебя, в №2.
…
=======================================
44 – СНЭП и ОЮЮ. Туристы – deltiki.
Дата/Время: 7 сентября 22 года Хартии. Ночь.
Место: Меганезия. Округ Саут–Кук. Атолл Никаупара.
Моту–Мануае, мини–отель «Aquarato Cave».
=======================================
Видео–просмотр Жанна решила устроить в своей комнате, по дороге определив стиль отеля «Aquarato», как «простонародно–японский». Комнаты по обе стороны короткого коридора были разгорожены бумажными стенками. Двери тоже были бумажные, на раздвижных каркасах. Зато все раскрашено цветочками и птичками. Внутри комнаты имелось широкое лежбище, шкафчик–пенал (тоже бумажный), циновка, низенький журнальный столик, и выход на отгороженную секцию балкона, опоясывающего отель. Что касается гигиенических удобств – то они были в конце коридора, и с этим Жанна решила разобраться позже. Сейчас ее интересовал только видео–файл о Такутеа.
Нужный фрагмент она нашла быстро, руководствуясь тем принципом, что до Такутеа ребята летели, а после – шли по океану под парусом. Здесь был 2–минутный полет по кругу над островком, но, поскольку камера просто стояла на мачте, островок попадал в кадр лишь несколько раз (эти кадры Жанна выделила, сохранила, переписала на свой ноутбук, а затем отправила в редакцию «Green World Press»). Следующий фрагмент – перепалка с охраной после приводнения – принес лишь одну серию ценных кадров. В какой–то момент, «deltiki» повернулся и камера прошлась по группе из трех человек, стоящих на причале. Черная эсэсовская форма. Автоматы «Schmeisser», знакомые по фильмам о II мировой. Каски характерной формы. И – дополнение, не свойственное исходному образцу: огромные темные очки, закрывающие больше половины лица. На фото виден только рот, подбородок и кончик носа. Значит, они боятся опознания…
Отправив кадры с эсэсовцами в редакцию, Жанна еще раз прокрутила запись. Что–то не сходилось. Збигнева Грушевски из агентства «Trwam», эсэсовцы обстреливают. Зачем? Чтобы убрать свидетеля, который их видел. Пока логично. Но они не делают ни одного выстрела в двух тинейджеров, которые тоже их видели. Целых два свидетеля, которые точно расскажут всем на свете. Одна очередь – и трупы в воду. Двое экстремалов без вести пропали в океане. Не большая редкость. Но эсэсовцы не стреляют, а лишь пугают оружием, получают порцию отборной грубой ругани, и отпускают живых свидетелей. Впрочем, есть еще одно. Полиция проверяла остров. Проверяла и ничего не нашла, так говорит шериф, а он не похож на человека, который будет болтать попусту. Допустим, эсэсовская форма и автоматы в Меганезии никого не волнуют, но есть то, что охраняют эти субъекты. Полиция видела это, или она только проверила бумаги?… Вопрос…
Хотелось спросить кое–что у тинэйджеров, но они еще не пришли в свою комнату. При таких стенках Жанна бы непременно услышала. Позвонить?.. Она достала из кармана pentoki и написала печатными буквами на столике: «O–U–U …». Гудок вызова. Ответ.
– Aloha, Jeanne, how’re you!
– Well and you?
– Fine! We’re in nitro–sauna!…
Слово за слово, и канадка приняла приглашение поболтать в сауне. Ее слегка смущала простота нравов, но после Рапатара и Кэролайн, она легко абстрагировалась от этого. Раздевшись и обернув вокруг бедер полотенце, она надела на левое запястье браслеты с магнитной картой и с pentoki, посмотрелась в зеркало и решительно вышла в коридор.
Почти в дверях «гигиенического блока», она нос к носу столкнулась с голым дядькой, кажется креолом, который нес на руках хихикающую и болтающую ногами девчонку, похоже – местную папуаску, тоже, разумеется голую. Они хором крикнули что–то по поводу того, какая классная здесь сауна, и прошли мимо. В сауну из душевой вел люк, украшенный (как Жанна надеялась, в шутку) стилизованным изображением черепа со скрещенными костями. Фыркнув, она потянула за ручку. Люк легко открылся и в лицо ударила волна чудовищного жара, отчего Жанна рефлекторно воскликнула: «Oh, shit!».
– Тут есть трап! – раздался необычно–гулкий голос Оюю откуда–то сверху, – Закрой за собой люк и поднимайся, только медленно, а то офигеешь.
– А я там не сварюсь? – подозрительно спросила канадка.
– Нет, тут всего +130, это безопасно.
– Всего +130, – обреченно повторила Жанна и… Сделала, как ей предлагали.
Трап, сделанный из пластиковых трубок, оказался почти прохладным, а воздух хотя и был горячим, но скоро канадка поняла, что в этом нет ничего запредельного, и уже спокойно поднялась в круглое помещение вроде кабины батискафа, по окружности которого шла скамейка, тоже из трубок. Кроме Снэпа и Оюю, присутствовала парочка, похожая на ту, с которой Жанна столкнулась в дверях, только дядька был не креол, а англо–малайский метис. Он травил анекдоты, и сейчас подходил к середине очередного из них.
– … Янки говорит бразильцу: «А моя жена, когда я занимаюсь с ней сексом, ведет себя спокойно и пристойно, а подумать о другом мужчине – это для нее невозможно». Тут таитянец ему говорит: «Знаешь, бро, это не мое дело, но она у тебя, по ходу мертвая».
Оюю и папуаска захихикали, а Снэп хмыкнул и заметил:
– А я знаю нормальных янки, мы с ними летали от Утирика до Ронгелапа. Жанна, падай сюда, – он подвинулся и похлопал по скамейке между собой и Оюю, – Foa, это Жанна из Канады, Жанна, это Флико с Токелау, а это – Чуки, она практически местная.
– По ходу, я из Ириан–Джая, – поправила та, – Но нас с мамой забрали работорговцы, а когда нас везли на север, их поймал патруль и шлепнул. А нас – сюда. Здесь классно!
– Я рада, – сказала канадка, осторожно садясь на трубчатую скамейку, – Гм… Не горячо.
– Внутри ток холодного воздуха, – объяснила меганезийка.
– Вот как? – откликнулась Жанна, – А чем эта сауна была в прошлой жизни?
– Бракованной электро–металлургической печкой. Она вся из керамики, прикинь.
– Нитро говорит, что взял ее даром, на свалке, – добавил Снэп, – В ней была трещина.
Флико провел ладонями по лицу и телу, стирая струйки пота, и сообщил:
– Про Нитро тоже есть анекдот. Янки с женой (которые из того анекдота) приехали жить на Никуапара. Черт знает, зачем, но приехали. Сцена через год: янки у стойки бара пьет виски и спрашивет у Нитро: «Ну, почему жена дает мне только раз в неделю?». Нитро пожимает плечами: «Не знаю. Она и нам с Хаббой дает только по разу в неделю».
– У тебя все приколы про янки и секс? – поинтересовалась Жанна.
Флико шумно выдохнул и почесал пузо.
– Хм…А ты знаешь анекдот про климатическую катастрофу в Нарака?
– Нарака это где?
– Не где, а что. Это ад в буддизме. Пагода 8 ярусов, в центре – жар, по бокам – мороз.
– Пагода – это башенка с несколькими крышами. Как fare док–Мака, – вставила Чуки.
– Я знаю, что такое пагоды, – проинформировала Жанна, – Кстати, ад самый обычный. Почти такой же дизайн, как у христиан. Разве что, ярусы. Дальневосточный колорит…
– Короче, слушайте, – сказал Флико, – Янло, генерал–менеджер ада, был по делам в Сансаре, еще день отдыхал в Нирване, и вернулся только на третий. Смотрит: адский бизнес в полном ауте. Жар в центре погас, лед по краям растаял, везде +25, персонал бездельничает, люди играют в карты. Янло вызывает супер–демона и орет: «Что за на фиг!..». Демон ему: «Позавчера приехал на серфе мужик с рюкзаком, сказал, что у нас климат–контроль – говно, чего–то нахимичил, оставил счет на штуку баксов, смылся а дальше – сам видишь». Янло говорит: «Да, вижу. И что ты думаешь с этим делать?». Демон чешет рог и отвечает: «Я думаю, надо его кинуть на эту штуку». Янло грозит пальцем: «Ты что, дурак? Это же Сэм Хопкинс! У него в рюкзаке атомная мина!»..
Публика похихикала.
– Сэм Хопкинс – это тот, которому памятник в Ваиреи на Таити? – уточнила Жанна.
– Он самый, – подтвердил Флико.
– Тогда при чем тут буддистский ад?
– При том, что Хопкинс был буддист.
– Буддист? Никогда бы не подумала. (Мысль, что автор доктрины «Atomic Autodefenca» исповедовал религию, отрицающую насилие, показалась ей странной).
– Точно буддист, – сказала Оюю, – Он купил у монголов железное молитвенное колесо и подарил дацану в Науру. Оно и сейчас там. По крайней мере, когда мы туда летали, оно там было, и нам даже разрешили его повертеть. Только оно довольно тяжелое.
– Это тебе показалось, потому, что ты в плену сансары, – торжественно заявил Снэп.
– Ты тоже буддист? – спросила Жанна.
– Нет, это местные ребята, жрецы, так сказали. Вот у меня оно легко вертелось.
– Еще бы, – фыркнула меганезийка, – Ты в полтора раза тяжелее меня.
– Дело не в весе. Просто ты ленишься делать гимнастику.
– Это когда я ленилась?!
– Ну, ты всегда ее делаешь в миссионерской позе, а это не очень развивает мышцы.
– Неправда!!! И про всегда, и про мышцы. Миссионерская поза, между прочим…
– Миссионерская – это как? – перебила Чуки.
– Это вот так…
Оюю встала, по–кошачьи потянулась всем телом, а затем улеглась на свободном куске трубчатой скамейки на спину, изящно раздвинув полусогнутые ноги в стороны и, для большей ясности, сделала несколько вращательно–поступательных движений бедрами.
– А парень лежит сверху? – на всякий случай, спросила папуаска.
– Сверху, но со сдвигом назад… Типа…
– Сейчас покажу, – сказал Снэп и, подойдя к Оюю, аккуратно устроился поверх нее, опираясь на руки, – Примерно так. А просто лежать на своей vahine – не прикольно.
Сделав это ценное замечание, он встал, несколько символически помог встать своей подруге, и оба вернулся на насиженные места по бокам от канадки.
– Хэй! – удивилась Чуки, – Я знаю такую позу. Но при чем тут миссионеры?
– Говорят, – сообщил он, – что в античности канаки make–love или на четвереньках, или стоя, или сбоку, или сидя face–to–face. Потом на Таити завезли коней и была придумана поза «всадница». А еще позже, христианские миссионеры показали вот ту позу.
Чуки недоверчиво тряхнула головой.
– Не может быть! Миссионеры – сексуальные извращенцы. Они запрещают показывать make–love и смотреть на make–love. Я играла в новозеландском кино, поэтому знаю.
– Ты кино–артистка? – удивилась Жанна.
– Нет. Но ребята–киви из «Au–Interstellar» меня сняли в кино про воромпатру. Это мега–птица, 4 метра рост, полтонны вес, жила на островах в нашем океане и в Индийском, а потом ее всю съели. Биологи из Окленда ее клонируют из ДНК в перьях. Наш док Мак тоже участвует. А киностудия «Au–Interstellar» делает научно–популярный PR.
– Новозеландцы клонируют вымерших слоновых птиц? – переспросила канадка.
– Ага, – подтвердила Чуки, – Это будет круто! Но, говорят, только лет через 5. Типа, там технические фокусы. Спроси у док–Мака. А в кино я эротично бежала от воромпатры, а Вуа ее грохнул дубиной, и у нас с ним секс. Потом мы находим яйцо этой воромпатры и высиживаем из него птенца. Wow! Кино 10 минут. Называется: «Vorompatra birthday».
– Я не поняла: откуда воромпатра?
Папуаска нарисовала в воздухе пальцем контур птицы и пояснила:
– Из комп–графики… Так вот, киви спросили мой возраст, для контракта. Я говорю: 13. Они говорят: Черт! А можно мы напишем 18? По библии, 13 – плохое число. Ну, ОК. А потом, через пару месяцев они звонят: типа, выручай, у нас проблема: оффи не верят в твои 18. Они хотят с тобой поговорить про возраст. Ты, пожалуйста, скажи им, а то нас могут посадить в тюрьму за развращение малолетних.
– Киви – классные ребята, но оффи у них дегенераты, как везде, – вставила Оюю.
– Но надо же как–то защищать детей от сексуальных домогательств, – заметила Жанна.
– Гло, я похожа на детей? – поинтесовалась Чуки, – И при чем тут числа, 13, 18…
– Э…Ну, 18 лет считается тем возрастом, когда человек перестает быть ребенком.
– А в 17 он еще не перестает? – ехидно спросил Снэп.
– У кого в 17 еще не было секса, тот инвалид навсегда, – добавила Оюю, – научный факт.
– Ну, – Жанна замялась, – Не скажу про 17, но в 13 это не для всех своевременно…
– Если у девушки в 13 нет циклов, то ей нужно к доктору, – перебила меганезийка.
– По ходу, – заметила Чуки, – тех двух придурков из Окленда, которые приехали со мной общаться, волновало число «18». Флико правильно говорит: маньяки. Я бы их послала в жопу, но надо было спасать тех ребят–киви. Я сказала, что мне 18, и написала в анкете, в каком году я родилась. Потом они спрашивают: «а почему в гражданской базе данных у вас другая инфо». Ну, база–то открытая: смотри, кто хочешь. И пришлось звать маму. А она у меня такая приколистка… Эти типы смотрят и говорят: «Вы молодо выглядите, не похоже, что у вас 18–летняя дочь». Тогда мама говорит: «Ну–ка пишите бумагу. Я была сирота, и жила в приюте Англиканской Церкви, в провинции Сепик. В 8 лет меня стали ежедневно насиловать настоятель и его ассистенты. В 9 лет, я забеременела, и когда у меня стал большой живот, они меня выгнали в лес. С тех пор прошло почти 19 лет…».
– Но это же была неправда! – возмутилась Жанна.
– Ну и что? Могла быть правда. Оба придурка были англикане, и знали, что так бывает.
Флико похлопал Чуки по блестящей от пота спине и сообщил:
– В Новой Зеландии в начале века был скандал: лидер Партии христианского наследия, которая задолбала всех киви сексуальной моралью и семейными ценностями, сел за то, что несколько лет регулярно насиловал трех девочек в приюте. Им было около 10 лет.
– Ага, – сказала она, – Маме подсказал док Мак. А приют в Сепике никак не проверишь. Туда попала бомба года 3 назад, при гражданских волнениях. Так говорит шеф Тези, он там был на полицейской операции…. А еще мама сказала этим придуркам, что ей было стыдно из–за этой беременности, и поэтому она записала меня на 5 лет младше.
– Из–за чего было стыдно? – удивилась Оюю.
– Не знаю, – Чуки развела руками, – Но док Мак обещал, что придурки в это поверят.
– Поверили? – спросила Жанна.
– Сначала не очень. Один даже намекал, что мама врет. Но мама сказала, как научил док Мак: давайте это дело в суд, с прессой, с TV, и разберемся, кто врет! И те сразу скисли. Типа, мы сожалеем, а можно мы напишем, без суда и деталей, что вашей дочке 18 и все ОК? Зачем старое ворошить? Ну, мама, как бы, поворчала и согласилась.
– Классная у тебя мама! – заявил Снэп.
– Ага, – гордо подтвердила папуаска, – Док Мак сказал: Нели, ты хорошо поимела этих болванов. Я горжусь, что преподаю в классе, где ты учишься.
– В классе? – переспросила канадка.
– Ага. Мы с мамой ходим в express–school, а док Мак преподает мат–механику. Он очень классно преподает. Все интересно и почти все понятно. В Ириан–Джая у нас в деревне совсем не было образования, и сначала нас тут год учили в basic–school, по специальной меганезийской программе, которую придумал Хопкинс, еще давно.
– Опять Хопкинс? – удивилась Жанна.
– Так говорят, – сказал Флико, – Про Сэма Хопкинса ходит много слухов.
– Гм… А он все–таки существовал или нет? Его хоть кто–нибудь видел?
– Типа, да. Мой сосед ходил на трэкере с кэпом, который однажды снял на Киритимати девчонку, которая рассказала, что ее мама живет с kane, который играл в эксцентрик–теннис с форсом, который видел Сэма Хопкинса, но не разглядел, потому что тот был в шляпе–сомбреро, накидке–пончо и зеркальных очках размером с маску для дайвинга.
Снэп саркастически хмыкнул и сообщил.
– А буддисты в Науру говорили, что Сэм Хопкинс – это реинкарнация ariki–roa Мауна–Оро. Они считают его бодхисаттвой–дхармапала, парнем, который мог стать буддой и уйти в нирвану, но решил остаться в сансаре, чтобы защищать «дхарму», закон жизни.
– Которого из двух они считают таким парнем? – спросила Жанна
– Обоих, если я верно понимаю буддизм. Потому что один – реинкарнация другого.
Оюю оглядела ручейки пота, сбегающие по всему ее телу, и сообщила:
– А мне в буддизме сейчас больше нравится боковая часть их ада. Которая полярная.
– Это ты в смысле, что пора прыгать в бассейн? – уточнил Снэп.
– Типа, да. Жанна, ты как?
– А тут есть бассейн? – спросила канадка, которая уже изнывала от жары, но держалась, чтобы не расставаться с тинейджерами, к которой у нее было несколько вопросов.
– Еще какой! – подтвердила Оюю, – Просто писк! Снэп, прыгай с Жанной. Мало ли, как она, с непривычки. Сразу отскакивайте, а я – за вами.
– ОК! Пошли, – сказал Снэп, вставая и протягивая канадке руку.
С одной стороны круглой сауны (или электро–металлургической печки) был короткий патрубок метра полутора в диаметре, закрытый в конце двустворчатыми воротцами из какого–то матово–серебристого материала. Снэп обнял Жанну за талию и объяснил:
– Наклоняемся, разбегаемся и прыгаем. Двери надувные, фторопластовые, мягкие.
– Ну, попробуем, – не слишком уверенно согласилась канадка, и они побежали.
Воротца легко распахнулись от толчка, дальше был короткий, полет по вертикальному расширяющемуся конусу, освещенному тусклым зеленоватым светом и… Плюх!
– Оооуууаа! – завопила Жанна. Она и представить не могла, что вода в миниатюрном круглом бассейне может оказаться такой чудовищно–холодной. По поверхности воды плавали тонкие листочки льда, а в воздухе медленно кружились снежинки, образуя на бордюре (к которому сразу же оттолкнул ее Снэп ) маленькие пушистые сугробы.
Миг – и сверху обрушилась Оюю, огласив конический объем пронзительным визгом.
– Йааа! Iri! Wow! Жанна, правда классно?!
– Р–р–р, – ответила канадка, с трудом выбираясь на бордюр с той стороны, где виднелись еще одни серебристые круглые воротца с нарисованным бегущим человечком. Под ее босыми ступнями хрустел снег, – В–в–в–выход т–т–там?
– Да! Прыгай! – весело крикнул Снэп, – Мы за тобой!
Жанна, собравшись с силами, оттолкнулась и прыгнула. Воротца легко пропустили ее куда–то в темноту, а потом она несколько неуклюже плюхнулась в глубокую, теплую соленую воду, погрузилась с головой и вынырнула, отплевываясь. В ушах звенело, а в глазах горели искры. Только через несколько секунд она сообразила, что видит звезды. Она находилась в море, рядом с платформой на ножках, служившей основанием салуна «Aquarato Cave»… В метре от канадки, один за другим врезались в воду два длинных снаряда, подняв фонтаны брызг. Она вздрогнула от неожиданности и завертела головой. Затем на поверхность с двух сторон от нее, одновременно вынырнули Оюю и Снэп.
– Ну, как нитро–сауна? – осведомилась Оюю.
– Я не ожидала этого морозильника, – честно призналась Жанна, – сколько там градусов?
– Где–то, минус пять, – ответил Снэп, – Ну, раз на морской воде лед. Кстати, эта система называется «тепловой насос». Мы по физике проходили. Она работает, как паровоз, но наоборот. У паровоза от разности температур крутится машина, а у теплового насоса за счет машины делается разность температур. По ходу, тепло перекачивается, как газ.
– Реальная экономия денег против нагревателя и холодильника, – добавила Оюю.
– Интересно, – сказала канадка, а затем, подумав, что нечего тут ходить вокруг да около, решительно заявила, – Ребята, я хочу попасть на Такутеа. Поможете?
Наступила короткая пауза. Потом Оюю задумчивот и серьезно произнесла:
– Ни хрена себе…
– Это дело надо перекурить, – добавил Снэп, – Пошли, сполоснемся под душем, а потом посидим на балконе, посмотрим диспозицию и хорошо подумаем.
Он махнул рукой в сторону легкой металлической лестницы, которая поднималась прямо из моря на второй этаж салуна, к одной из секций опоясывающего балкона. По причудам здешней планировки, балконная дверь здесь вела в душевую. Впрочем – какие причуды? Если нитро–сауна с маршрутом через ледяной бассейн в море, была главной изюминкой этого заведения, то именно такая планировка и соответствовала потребностям клиентов.
…
После душа, все трое собрались на балкончике комнаты тинэйджеров, вооружившись обоими ноутбуками (Жанна принесла из своей комнаты и взятый у них и свой). Снэп успел метнуться вниз, в бар, и притащить кофейник и пачку «Huti–herba» – тоненьких сигар из скрученного листа какой–то полинезийской травы, дававшей совсем немного дыма и оставлявшей слабый привкус горького миндаля на языке.
– Это не какая–то дурь? – подозрительно спросила Жанна, делая осторожную затяжку.
– Чего ты боишься, гло? – Оюю хихикнула, – Больше дури, чем есть в тебя не влезет.
– Я сейчас обижусь и надуюсь, – предупредила канадка.
– Ну и глупо, – сказал Снэп, – Мы же тебе помочь хотим, как канаки–канаку, а канак на приколы не обижается. Это понятно, ага? Вот смотри (он повернул экран так, чтобы ей было лучше видно), это – Такутеа со спутника. А это (он повернул таким же образом экран второго ноутбука), наши кадры, с видео–камеры на мачте. И что мы имеем?
– Не знаю, – призналась Жанна.
– Мы имеем, – помогла ей Оюю, – графический multi–trash, который надо рассортировать. Тогда у нас получится 3d карта искусственных объектов. В смысле, всего того, что там недавно построили, потому что какая–нибудь старая топографическая съемка, которая была до строительства, точно найдется в национальном каталоге природных ресурсов.
– Но ребята, это же огромный труд!…
– … Для компьютера, – перебил ее Снэп, – Где–то часа на 3, или около того. Я запустил программу. Утром у нас, по–любому, будет карта. А сейчас мы прикинем все остальное. Типа, общая тактика.
Жанна озадаченно повертела в пальцах слабо дымящуюся сигарку.
– Вообще–то, мне казалось, что можно просто договориться с каким–нибудь отчаянным парнем, который полетит со мной туда ночью, и незаметно высадит…
– …А хозяева незаметно вызовут копов, – перебила Оюю, – И копы завернут тебе ласты.
– Эсэсовцы вызовут полицию? – удивилась канадка.
– Ясен хрен, вызовут, – подтвердил Снэп, наливая кофе в пластиковые чашечки, – у них законная аренда, а тут лезут всякие… Ты же слышала, что сказал шеф Тези.
– Ты уверен, что они захотят видеть у себя полицию? Я слышала, что сказал шериф, но мне кажется, что полиция проверяла только их бумаги, но не осмотривала сам остров.
– Осматривала, – ответил он, – Иначе и быть не может. На этих засранцев была queja по naval bandidori – морскому разбою. На такую тему копы приезжают всерьез.
– Но они могли что–то не заметить.
– Могли. А ты предполагаешь, что они не заметили какую–то конкретную вещь?
– Жанна верит в вечного доктора Рашера aka графа Дракулу, – иронично пропела Оюю.
– Ничего подобного! – возмутилась канадка, – Но я верю, что дыма без огня не бывает.
– Да, – согласился Снэп, – Для ролевой игры это перебор.
– Кстати, – добавила она, – Вы здорово рисковали. Эти эсэсовцы могли вас застрелить.
– Они, может, и больные на голову, – серьезно сказал он, – но они не суицидники. Мы были вне зоны швартовки к их причалу, а значит – в открытом море.
– Никто бы не узнал, – возразила Жанна.
Снэп отрицательно помотал головой.
– В свободном плавании такое еще возможно, но не у берега. На на наш Моту–Никилоу тоже заходят морские бродяги. Чаще – нормальные канаки, реже – уроды. Но, даже если это уроды из уродов, у нас и мысли не возникает влепить в них пулю, если они в море.
– У нас тоже свой островок, – пояснила Оюю, – Он на омываемом атолле Беверидж, 130 миль к востоку от острова Ниуэ.
– В каком смысле, омываемом? – удивилась канадка.
– В таком, что на приливе, он под водой. Очень выгодно: не надо платить аренду земли.
– Но как вы там живете, если его заливает?
– Платформа на ножках, как тут – объяснил Снэп, – но тут пол–дома на ножках, а у нас – весь. Вокруг только море и такие же платформы, где–то через пол–мили друг от друга.
Он толкнул чашечку кофе к изумленной этим сообщением канадке, и подмигнул ей.
– Такие дела, гло. Au oone aha miti. Наша земля это море.
– Mauru, – поблагодарила Жанна, – А если кто–то швартуется к вашему островку без приглашения, и начинает по нему бродить, вы можете влепить в него пулю?
– Можем, – подтвердила Оюю, – но тогда сразу должны вызвать копов. Это Хартия.
– Значит, – подвела неутешнительный итог канадка, – Если я пришвартуюсь к Такутеа и сделаю хотя бы шаг по берегу, меня могут пристрелить, вызвать копов и умыть руки?
– Верно, – сказал Снэп, – Поэтому ты не должна швартоваться.
– Тогда какого черта мы тут планируем!!!
Оюю хихикнула и толкнула Снэпа плечом.
– Прикинь, она не врубается.
– Ага, – согласился он и тоже хихикнул.
– Хватит издеваться! Объясните по человечески!
– 30–й артикул Хартии, – сказала Оюю, – Нельзя отказывать в помощи на море людям, находящимся в бедствии. Отсюда – грязный репортерский прием, которым кое–кто в Меганезии пользуется, чтобы разнюхивать что–то на частных территориях.
– Предлагаешь мне потерпеть кораблекрушение вблизи Такутеа и добраться вплавь?
– Нет, это дорого и слишком заметно. Я предлагаю тебе выпасть из флайки.
– Что?! – переспросила канадка.
– Выпасть из флайки с малой высоты на низкой скорости, – уточнил Снэп, – ночью это можно сделать незаметно, и так же незаметно выбраться на берег. Но даже если тебя сцапают, то шлепнуть не могут. Ты без плавсредства, без оружия, без признаков какой–либо спецподготовки, короче – типичная жертва опасной ситуации на море.
– Не бери с собой профи–оборудование, – добавила Оюю, – Эти вещи похожи на оружие, кроме того, это явное указание, что ты жульничаешь. Возьми только мобайл с хорошей камерой. Оденься, чтобы удобно было плыть. Шортики и маечка. Обувь не надевай.
Канадка, в задумчивости, прикурила еще одну сигарку.
– Интересно, а как я оттуда вернусь?
– Легко, – сказал Снэп, – Пилот сядет на воду где–нибудь в полумиле, а ты отплывешь от острова и дашь ему сигнал. Только надо сообразить, какой. Дальше, он тебя подберет, и дело в шляпе…. Разумеется, если тебя не сцапают.
– А если сцапают?
– Ну, сдадут копам, целую и невредимую. А там – наплетешь что–нибудь. Отделаешься штрафом за нарушение частного владения, или небольшим сроком на каторге.
– Небольшим – это сколько? – подозрительно спросила Жанна.
– Ну, может быть, год или что–то вроде того. Надо посмотреть в интернет.
– Мда… Как–то не оптимистично получается.
Снэп отхлебнул кофе и пожал плечами.
– Ну, да… Может, тебе лучше забить на это дело? Давай лучше полетаем над ними и закошмарим с воздуха? Приватная зона только до 1000 футов, а выше – имеем право летать, сколько хотим. Утром подобьем еще кого–нибудь из ребят. Можно взять тех самоанских студентов, которым забетонировали шатер, и обеих vahine док–Мака.
– Точно! – поддержала Оюю, – Купим в китайской лавке световые и дымовые шашки…
– Нет, ребята. Спасибо – но нет. Понимаете, есть подозрение, что там концлагерь. Если спугнуть, то заключенных убьют, а потом мы ничего не докажем.
– Ты что, серьезно? – спросил Снэп.
– Более, чем. Есть косвенные свидетельства… Кое–что вызывает недоверие, но…
– А как копы могли это не заметить? – перебил он.
– Не знаю. Может быть, заключенных держат под землей, в бункере.
– Реально, – поддержала Оюю, – Снэп, помнишь, мы лазали в бункеры, которые строили японские оффи на Гуадалканале?
– … Так что, я пойду сама и постараюсь без шума, – заключила Жанна, – Кстати, что мне надо сделать, чтобы их накрыли? Допустим, все правда, я нашла подтверждение…
– Сразу звони в INDEMI, – перебил Снэп, – Можешь набрать «indemi» по своему pentoki, это выделенный адрес, его ловят в радиусе пол–ста миль от любой островной сети. Они мигом устроят на Такутеа такую Хиросиму, что Сталинград покажется ромашкой. Но я никак не могу поверить, что это правда. Ну, нереально, понимаешь? Меганезия – самое херовое место в мире для тех, кто решил заняться таким говном. Может, в Америке или Европе они как–то могли бы отмазаться, но здесь это – вилы!
– Снэп! – окликнула его Оюю, – А вдруг это какая–то афера?
– Какая?
– Без понятия. Но, согласись, эсэсовцы – явный фэйк. Вот, поставь себя на место этого графа Дракулы. У тебя на острове концлагерь. Тут подъезжаем мы, такие красивые, и просим воды и фюэла. Твои действия?
– Налить, сколько влезет, и еще по чашке рома на удачу, – без колебаний ответил он.
– О! – меганезийка многозначительно подняла палец к небу, – А они устроили цирк.
– По ходу, мудаки, – предположил он.
– Если мудаки, то как они обвели копов вокруг рифа?
– Да, – согласился он, – фигня получается…
– А если?.. – спросила Жанна, – Если мы чего–то не понимаем?
Оюю задумчиво пощелкала ногтем по пустой пластиковой чашке.
– Может, и не понимаем. Утром будет 3d карта и тогда, может быть, что–то прояснится. Да, кстати, ты с флайки в море когда–нибудь прыгала?
– Нет. Но придется, раз нет других вариантов.
– Тогда сразу после завтрака будем тренироваться, – объявил Снэп.
– Стоп, – сказала Жанна, – Надо же еще найти пилота.
– Найдем пилота, – уверенно сказал он, – За деньги, разумеется.
– Это понятно. А можно будет сделать вылет с Аитутаки? Завтра я перееду туда…
– С Аитутаки еще проще. Большой постиндустриальный центр, меньше внимания. А сейчас, девчонки, давайте заканчивать военный совет. Все равно уже мозг не варит.
– ОК, – согласилась канадка, складывая свой ноутбук, – Куда мне приходить на тренинг?
– Так в бар, куда же еще? Deltiki у пирса, лагуна перед носом. Ничего больше не надо.
– Тогда – заранее спасибо и приятных сновидений.
…
Экстремальная сауна, кофе, сигарки и рискованные планы – это не лучшая прелюдия к спокойному сну. Жанна включила на слабый свет лампочку над лежбищем, улеглась поудобнее и снова раскрыла ноутбук. Из головы у нее не выходил клубок парадоксов, связанных с размещением (предположительным) в Меганезии концлагеря, где доктор (предположительно) Рашер продолжал (предположительно) преступные медицинские эксперименты над людьми, начатые еще в годы II мировой войны. Тинейджеры в один голос заявляют, что в Меганезии такое практически невозможно. Но, международные гуманитарные организации полагают, что именно в Меганезии такое наиболее вероятно. Обе позиции аргументированы. Первая – тем, что в Меганезии жесточайшим образом пресекаются любые формы принуждения, не установленные Хартией. Вторая – тем, что Меганезия не присоединилась ни к одному международному договору по ограничению биомедицинских экспериментов над людьми, человеческими эмбрионами и геномом человека. Более того, здесь преследуются группы, выступающие за такие ограничения.
Жанна помассировала виски (надеясь добиться интеллектуального подъема) и набрала в поисковой интернет–машине строчку:
«Преступные – медицинские – Меганезия»
Результатом явились несколько десятков тысяч гневных статей по поводу близнецов на Элаусестере. Сейчас Жанну интересовало не это, и она решительно сократила объем, исключив все материалы, содержащие слово «Элаусестере». Результат был совершенно неожиданным. Поисковая машина выдала ссылки на конгресс Всемирной Ассоциации Психиатров (WPA), который почтил минутой молчания память врачей–психиатров и медицинских работников, казненных преступным режимом Меганезии 15 лет назад.
