Текст книги "Я в любовь нашу верю...(СИ)"

Автор книги: Selia Meddocs

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 81 страниц)

– Постой, а как же я? – встрял Кунсайт, не в силах удержаться от участия в столь животрепещущей теме.

– Ничем не могу помочь, – в интонации принца читалась безмятежность, однако в глазах его мелькнула искорка насмешки. – Извини, но тебе туда путь заказан. Конечно, я могу перенести твое бренное тело в Темное Королевство, но не сделаю этого.

– Это почему же? – процедил мужчина, мысленно желая удушить Эндимиона, лишь бы стереть с его лица торжествующую ухмылку.

– О, я бы мог сказать из вредности, но нет. Все дело в том, что ты смертен, и Берилл почует это. И тогда я не ручаюсь за сохранность твоей бессмысленной жизни.

Кунсайт скривился так, словно съел в один присест кило лимонов, но промолчал. Несмотря на неприкрытую язвительность, скользящую в словах принца, бывший Темный лорд не мог не признать его правоту.

– Я буду тянуть время, как могу, – пообещал Эндимион, не отрывая потеплевшего взгляда от Минако. – Отвлеку Берилл любыми способами. А когда придет час сражений…

– Когда придет этот час, я буду с ними, – выпалил Кунсайт, поднимаясь с места. Все с изумлением обратили на него внимание. – Не желаю отсиживаться в какой-нибудь норе, как последний трус. И да, я все еще хочу отомстить. Когда девушки перенесутся на Северный Полюс, я отправлюсь вместе с ними. Вряд ли кто-нибудь из вас знает Темное Королевство лучше меня. Сейлор сенши нуждаются в весомом преимуществе, и я готов его предоставить. А тебе, – мужчина обличительно ткнул пальцем в сторону Эндимиона, – нельзя оторваться от юбки Берилл. Так что…

Принц, почувствовав насмешку, рывком поднялся на ноги и встал напротив Кунсайта. И снова скрестились два взгляда: холодный серый с насмешливыми искорками и пронзительно-синий. И никто из мужчин не отступил, не стушевался, проявляя выдержку и характер. Воздух тотчас же накалился

– Что ты сказал? – едва сдерживаясь, прорычал взвинченный до предела Эндимион, наступая на лорда. Они стояли почти нос к носу, точно бойцовские петухи, когда Минако сочла за должное вмешаться – все-таки конфликт между этими двумя был и и ее проблемой тоже.

– Довольно! – достаточно твердо произнесла Венера, вклиниваясь между мужчинами. Она решительно развела их в стороны, а затем обратилась непосредственно к лорду: – Послушай меня, Кунсайт, раз не хочешь слушать Эндимиона! Ты и вправду слаб. Оставайся в Токио, мы сами решим проблему…

– Проблему? – неверяще переспросил мужчина и коротко хохотнул. – Так для вас смертельный риск – это проблема? Ну уж нет! Вам от меня так просто не избавиться. Повторяю: я знаю Темное Королевство как свои пять пальцев. Я буду вашим проводником, иначе вы попросту заблудитесь во всех этих коридорах.

– Предоставь это мне! – сухо напомнил о своем существовании Эндимион, но Кунсайт отмахнулся от него как от назойливой мухи.

– Ты дурак или прикидываешься? – внесла свою лепту ядовитая на язык Рей. – Что ты можешь без своих сил? Что будешь делать в случае опасности?

– Это уже мои проблемы. Я мужчина или кто? – лорд повернул голову к Хино, смерив девушку холодным взглядом. – И не стоит разговаривать со мной, как с безмозглым мальчишкой. Этот номер не пройдет.

Минако вздохнула и устало провела ладонью по лицу от лба до подбородка, словно снимая маску:

– Я так поняла, уговоры бесполезны. Что ж, поступай как знаешь, – девушка отошла в сторону и села на свое место. – А вы как, согласны? – поинтересовалась она у остальных девушек, что молча следили за ходом дискуссии.

– А у нас есть выбор? – кисло осведомилась Рей, крайне недовольная тем, как ее уделал Кунсайт.

– Нет.

– Значит, согласны, – удовлетворенно заключил Кунсайт, потирая руки. Эндимион в последний раз бросил на него уничижительный взгляд и подошел к Минако, положив руки ей на плечи.

– Пожалуй, пора расходиться, если мы хотим провести завтрашний… – Усаги бросила взгляд на часы, – ой, уже сегодняшний день со своими родными.

– Но ведь… – начала было Минако, желая напомнить о прерванном девичнике, но смущенно умолкла. С мыслями о грядущем не очень-то получится вернуть прежний настрой; плюс, кавардак в гостиной и пятна от пролитого вина на ковре напрочь убивали какое-либо желание развлекаться. Да и после блужданий по Безвременью всем жутко хотелось лечь и забыться.

Девушки распрощались до послезавтра и с тяжелым сердцем покинули квартиру Минако. Ушел и Кунсайт, бросив напоследок что-то неразборчивое о жилище Джедайта, которое покойнику уже не понадобится, а ему будет в самый раз. В гостиной остались лишь Минако, Эндимион и Артемис. Последний, кстати говоря, бросив проницательный взгляд на парочку, поспешно ретировался на кухню под предлогом перехватить чего-нибудь, пока живот не свело от голода.

Впервые за долгое время оставшись наедине, влюбленные тут же потянулись друг к другу с объятиями. Впрочем, это был не столько знак нежности, сколько отчаянный момент близости перед прощанием. Минако подняла голову, и Эндимион быстро поцеловал ее в губы – большее он не мог себе позволить. Пока не мог.

– Ты знаешь, я хотел бы остаться, – пробормотал принц, вновь прижимая Айно к своей груди, словно драгоценную панацею.

– Знаю, – вздохнула девушка, отстраняясь с явной неохотой и делая шаг назад. – Но вместе с тем понимаю, что должен.

– Чтобы помочь вам… – напомнил Эндимион, многозначительно посмотрев на Минако.

Та кивнула и выдавила из себя нервную улыбку. Принц улыбнулся Айно в ответ и, взмахнув плащом, исчез, переносясь в Темное Королевство. Им предстояло разлучиться всего на день, но это будет самый длинный день в жизни. И что предстоит после? Знало лишь время.

Артемис вернулся с кухни с полным блюдом овощных роллов и двумя парами палочек, молча протянул все это Минако и плюхнулся рядом с ней на диван.

– Как ты догадался, что я умираю с голоду? – поинтересовалась Минако, окуная ролл в соевый соус и с наслаждением отправляя его в рот.

– У тебя глаза голодные, – отшутился Артемис, принимаясь за еду. – И, к тому же, решил сделать тебе приятное.

– Спасибо, – проговорила девушка, с жадностью проглотив ролл и потянувшись за новым.

Они ели молча. Когда последний кусочек был съеден и друзья наелись до отвала, Артемис по-отечески приобнял Минако за плечи. Она пододвинулась ближе и положила голову ему на плечо.

– Страшно? – спросил жрец несколько минут спустя, словно прочтя сокровенные мысли подруги.

Айно кивнула:

– Безумно. Но об этом никто, кроме тебя, не узнает…

Рождество для Ами всегда было особым праздником. Даже став взрослой, девушка не утратила способности чувствовать волшебную атмосферу, присущую этому дню. Двадцать пятого декабря в воздухе витала атмосфера предновогоднего чуда, вызывая в душе Мицуно чувство приятного возбуждения, сравнимого лишь с ожиданием Дня рождения.

На Рождество Ами позволила себе такую роскошь, как долгий и крепкий сон. Вернувшись домой поздней ночью, она тихонько, чтобы не разбудить мать, прокралась в свою комнату, бесшумно разделась и скользнула в постель, натянув одеяло до подбородка. Девушка безумно устала от выпавших на ее долю приключений, а потому уснула в ту же секунду, когда смежила веки. А когда открыла, за окном уже был белый день. Стрелки часов показывали половину десятого утра, и Ами от неожиданности резко подхватилась с кровати, думая, что опоздала. Следом мелькнула мысль, что спешить, в общем-то, некуда – Рождество все-таки, – и девушка вновь откинулась на подушки, с облегчением вздохнув. Однако Мицуно была не из тех, кто способен проваляться в постели все утро. Привычка взяла свое, и Ами встала, мысленно составляя план на сегодняшний день.

Не было ни дня в году, чтобы Мицуно никуда не спешила. В библиотеку, на занятия в университет, на дополнительные курсы, в бассейн, на встречу с подругами, на помощь тем, кто попал в беду… Весь день Ами был расписан едва ли не по минутам. Девушка старалась рационально использовать свое время, уделяя львиную его долю учебе и саморазвитию. На отдых оставалось всего ничего, да и борьба за добро и справедливость порой путала все карты, но Мицуно не сетовала на трудности.

Однако сегодня Ами решила изменить сама себе. Никакой учебы, никаких книг – девушка специально убрала их с глаз долой, чтобы учебники и энциклопедии не служили ей немым укором. Это Рождество Мицуно хотела провести по-семейному просто: приготовить с матерью традиционный праздничный ужин, посидеть за столом в теплой компании близких людей, посмотреть любимый фильм, свернувшись калачиком на диване, а затем уснуть, вспоминая каждый теплый момент прошедшего дня.

Мысли девушки омрачались лишь отсутствием отца. Как же было бы здорово провести Рождество вместе с ним и мамой! Ами хотела, чтобы хотя бы на один день они вновь стали настоящей семьей и отметили праздник так, как бы это сделали сотни других семей в Токио.

Но одного желания явно было недостаточно и, памятуя о данном обещании провести последнее Рождество так, как велит сердце, девушка решительно потянулась к телефону…

Уже нарезая авокадо для фирменного маминого салата, Ами то и дело бросала полный надежды взгляд в сторону входной двери. Интересно, приедет ли отец? Он был немало удивлен звонком дочери, и на ее просьбу приехать ответил весьма неоднозначно – ни согласием, ни отказом. Однако Мицуно верила в лучшее, ожидая, что дверь вот-вот распахнется, и в дом войдет румяный от свежего морозного воздуха отец. Он поправит очки, улыбнется, стряхнет с шапки и воротника пальто снежинки и весело поприветствует хозяек дома.

Время утекало сквозь пальцы, а отец так и не появился. Лихорадочная надежда Ами на чудо сменилась легкой обидой, и к тому моменту, как они с матерью сели за стол, Мицуно была донельзя расстроена. Это не замедлило отразиться на ее лице, и Мичико, с тревогой взглянув на дочь, поинтересовалось:

– Что с тобой, Ами? На тебе лица нет.

– Все в порядке, – слабо улыбнулась девушка, ковыряя в тарелке жаркое. Она поспешно опустила глаза, чтобы мать не прочла в них тоску и смятение, и поспешно отправила в рот кусочек мяса со специями. От переживаний Ами даже не ощутила его пряного вкуса. Чувствуя на себе внимательный взгляд матери, девушка усиленно зажевала и, наконец, проглотила кусочек.

В этот самый момент в дверь позвонили, и Ами подскочила, точно ужаленная. Сердце ее бешено заколотилось, точно птица попавшая в силок, в душе вновь воскресла отчаянная надежда на то, что сбудется ее рождественское желание. Крепко сжимая в руках вышитую полотняную салфетку, девушка, не помня себя, бросилась к двери.

Счастью ее не было границ, когда на пороге Ами увидела отца – точь-в-точь такого же, как и в ее мечтах – раскрасневшегося от мороза и припорошенного подтаявшими снежинками. В руках Тоширо держал бисквитный торт с кремом – сладость, без которой не обходится ни один рождественский стол.

– Привет, дочь! С Рождеством! – голос отца звучал бодро и весело, и для Ами это было лучшее, что она услышала за сегодняшний день.

– Папа! Проходи же скорее! – девушка отступила в сторону, приглашая Тоширо войти, и он не замедлил воспользоваться приглашением. Мицуно быстро обняла отца, на пару секунд прижавшись щекой к холодной и влажной ткани пальто, и смущенно отошла в сторону, словно стыдясь проявления своей радости.

В прихожую, отреагировав на шум, вышла Мичико и замерла у порога комнаты, приложив ладонь к груди. По ее лицу было тяжело понять, что она думает или чувствует, и Ами почувствовала себя немного неловко. Тоширо, увидев бывшую супругу, немного стушевался, и радостная улыбка сползла с его лица.

Некоторое время они не отрываясь смотрели друг на друга, пока девушка не поняла, что пришло время вмешаться:

– Мама… Это я его пригласила. Извини, что не предупредила, просто не была уверена, что папа приедет… Не сердись, пожалуйста, я просто хотела провести этот вечер с вами двумя, – Ами потупила взгляд, чувствуя себя виноватой, и невольно добавила про себя: «Возможно, даже в последний раз».

Однако ответ матери, несмотря на все опасения, приободрил девушку:

– Что ты! Я нисколько не сержусь. Просто это так неожиданно. Я удивлена… – Мичико сглотнула и быстро улыбнулась, пытаясь сгладить сложившуюся неловкость.

– Прекрасно выглядишь, – произнес мистер Мицуно, окинув бывшую жену взглядом с ног до головы.

Женщина невольно пригладила палевое платье с воланами и, смущаясь, точно юная девушка, ответила:

– Благодарю…

– Ну, раз ты не против, – нарочито-бодро произнесла Ами, – значит, у нас найдется еще один прибор, правда?

Мичико кивнула и сделала Тоширо знак войти. Мужчина снял пальто, шапку и, пригладив волосы, вошел в гостиную, где был накрыт стол. Ами деловито суетилась вокруг, доставая для отца чистую тарелку, палочки, бокал для вина и салфетку. Мужчина наполнил бокалы сладким вином и произнес короткий тост в честь праздника, после чего все Мицуно с аппетитом принялись за еду.

Обстановка за столом была веселой и непринужденной. Отец рассказывал веселые истории, от которых Ами и ее мать то и дело покатывались со смеху. Тоширо и Мичико делились хорошими новостями, обсуждали общих знакомых и успехи дочери – словно и не было той пропасти, из-за которой распалась их семья.

Ами была счастлива. В этот день она окончательно уверовала в то, что Рождество – время чудес…

Всю ночь перед Рождеством Усаги мучали кошмары. Девушка беспокойно ворочалась в постели, голова ее металась по подушке, с губ то и дело срывались мученические стоны и всхлипы. Затем тело Цукино содрогалось, словно его сводила судорога, и Усаги с криком просыпалась, рвано и часто дыша, глядя перед собой невидящим взглядом. Утирая дрожащей рукой холодный пот, она вновь устало откидывалась на подушки и закрывала глаза, чтобы уснуть. Во сне, раз за разом, Цукино переживала свою смерть, гибель подруг и Эндимиона. И снова пробуждение от собственного крика, гулко бьющееся сердце и страх, застрявший в горле.

Неудивительно, что поутру Усаги поднялась с постели совершенно измученная, с гудящей головой и мешками под глазами. Наскоро одевшись, девушка спустилась в гостиную, где в нарядно украшенной гостиной ее уже ждали родители и нетерпеливо постукивающий ногой Шинго.

– С Рождеством! – произнесла мать, открыто улыбаясь, и Усаги не могла не улыбнуться в ответ.

В честь праздника Икуко сняла свой неизменный фартук, надела нарядное зеленое платье, в котором она выглядела моложе своих лет, и зачесала волосы в высокую прическу. Скромно, но в то же время достаточно торжественно. Этого было вполне достаточно, чтобы Усаги фоне матери почувствовала себя сущей неряхой и растрепой.

– Иди скорей сюда, будем обмениваться подарками! – добавила Икуко, и от этих слов настроение Цукино значительно улучшилось.

Что может быть лучше, чем дарить подарки? Только получать их. О, это чувство, когда презент оказывается у тебя в руках, и ты, сгорая от нетерпения, разрываешь оберточную бумагу и вытаскиваешь на свет сам подарок. Какое это счастливое блаженство, особенно, когда тебе вручили то, чего ты так долго ждал.

Усаги тотчас же забыла о ночных кошмарах и недосыпе и, широко улыбнувшись, прошла в гостиную. Там, под рождественским деревом, украшенном мигающими огоньками, лежала груда подарков, заботливо упакованных в блестящие цветные обертки. Они так и притягивали взгляд Цукино, и девушка словно перенеслась в детство – в те времена, когда все происходящее казалось настоящим чудом, а родители – волшебниками, предугадывающими любые ее желания. Интересно, а папа с мамой все так же читают ее мысли, когда дело касается выбора подарков?

Следующий час прошел для Усаги незаметно, словно в мире снов и грез. Восторгам ее не было предела, когда она, разбирая подарки от родных, обнаружила новые туфли-лодочки, увиденные некогда в витрине магазина – подарок от мамы, золотые сережки в форме полумесяца – от отца, и флакончик духов от Шинго. Цукино подозревала, что спонсорами подарка брата выступили, опять-таки, родители, но это не помешало Усаги расцеловать брата в обе щеки и подарить ему теплый свитер крупной вязки.

– Я хотела связать его сама, но что-то напутала, поэтому решила, что этому подарку ты обрадуешься больше, чем моему, – пояснила девушка, протягивая Шинго блестящий серебряный пакет, туго перевязанный лентой.

Тут в двери позвонили, и все переглянулись.

– Мы кого-то ждем? – спросил Кенджи, и Икуко развела руками:

– Нет…

Звонок повторился, и Усаги, поднявшись на ноги и оправив юбку, сама вызвалась открыть.

По сравнению с сюрпризом, что ожидавшим девушку за дверью, прочие подарки просто меркли и теряли свою значимость.

– Привет!

– Нару! – возопила Цукино, не веря своим глазам, и тут же сгребла смеющуюся подругу в объятия. – Как ты здесь оказалась? – спросила она несколько минут спустя, выпуская изрядно примятую Осака и отступая на шаг, чтобы получше рассмотреть Нару. – Да ты стала настоящей американкой, как я посмотрю. Выглядишь просто здорово!..

– Спасибо! – Осака выглядела весьма польщенной. – Я здесь ненадолго, пока праздники не пройдут. После Нового года вернусь в Штаты.

Усаги, вне себя от счастья, захлопала в ладоши и, тут же спохватившись, предложила гостье войти в дом. Там, после недолгой церемонии обмена приветствиями и последними новостями, Нару выпила с семьей Цукино чашечку ароматного чая с корицей. Усаги так и приплясывала на месте – ей не терпелось подняться с подругой наверх и вволю поболтать.

Она не могла не отметить перемены, произошедшие в облике Осака. Каштановые с рыжеватым отливом волосы подруги легкими волнами спадали чуть ниже плеч. По старой привычке две пряди от лица были перехвачены на затылке; правда, на смену тонкой ленте пришла изящная заколка с мерцающими темно-зелеными камнями. В уши вдеты серьги с нефритом, и от этой малозначительной детали сердце Усаги невольно сжалось. Лицо Нару было по-прежнему бледным, но не осунувшимся, как в день их последней встречи перед поездкой в Штаты. На облике Осака, казалось, лежала печать таинственности. Легкий флёр грусти, что затаился в ее темно-серых глазах, придавал Нару особую загадочность. Не всякий мог бы признать в этой миловидной девушке молодую вдову, чей смысл жизни заключался в безвременно почившем супруге. Да и сама Цукино с трудом узнавала в этой молодой женщине подругу детства.

Наконец, чай был допит, и девушки поднялись в комнату, чьи стены еще со школьной скамьи хранили секреты девочки с двумя смешными хвостиками и ее неунывающей подруги. Усаги наскоро накинула покрывало на незастеленную постель и сделала Нару знак присаживаться.

И тут подруг словно прорвало. Девушкам было о чем поговорить, ведь далеко не все можно было рассказать в присутствии родителей Цукино. Разговор их длился довольно долго. Тени в комнате стали длиннее и гуще, стемнело, но Нару и Усаги продолжали болтать обо всем на свете, словно они старались наверстать все упущенные моменты.

Цукино поделилась с подругой и самым болезненным – расставанием с Мамору. Несмотря на то, что Усаги отпустила его, воспоминания всколыхнулись, подобно осадку на дне бокала, и девушка немного всплакнула, получив от Нару ту поддержку, которую ей не могли дать ни Ами, ни Мако, и уж тем более Рей. Усаги невольно поставила себя на ее место и ужаснулась, представив, что было бы с ней, будь на месте Нефрита Мамору. Это было ужасно. Он жив, и это главное.

Наконец, пришло время ужина, о чем Икуко известила дочь и ее подругу стуком в дверь, и девушки поспешно сползли с кровати, дабы привести себя в порядок. Усаги кинулась к зеркалу и, смахнув с щек застывшие слезинки, тщательно прошлась пуховкой по лицу, припудривая красные пятна. Нару взяла со столика расческу и принялась попутно причесывать хвостики Цукино.

– На самом деле, я приехала не просто так, – произнесла она, пристально глядя на Усаги через зеркало. Рука с пуховкой замерла на полпути к лицу, однако девушка, приказав себе успокоиться, продолжила начатое, словно слова Осака нисколько не насторожили ее. – Я чувствую неладное, и это каким-то образом связано с тобой.

– С чего это ты взяла? – беспечно поинтересовалась Цукино, но ее состояние выдала нервная дрожь рук, из-за которой девушка едва не просыпала пудру.

Нару мягко отобрала у подруги коробочку и, повернув Усаги к себе лицом, пристально вгляделась в ее глаза:

– Ты что-то скрываешь?

Цукино опустила голову:

– Да нет, ничего такого, – глухо проговорила она. – Пошли за стол, все стынет…

– Меня не обманешь, – Осака пропустила слова Усаги мимо ушей и лишь крепче сжала пальцы на плечах подруги. – Вы все задумали что-то опасное, я чувствую это. Если не хочешь говорить – дело твое, но… Будьте осторожны! Берегите себя!

Шмыгнув носом, Усаги кивнула и улыбнулась Нару. И откуда только в ней взялась эта проницательность?

В дверь снова постучали, но на этот раз громко и бесцеремонно.

– Где вы ходите? – раздался недовольный голос Шинго. – Мама позвала вас к столу целую вечность назад. Что вы там копошитесь?

– Ты как разговариваешь с теми, кто старше тебя? – возмутилась Цукино, распахнув дверь, на что ее брат лишь показал язык и быстро, чтобы не получить пинка, понесся вниз по лестнице. Девушки, заливисто смеясь и перепрыгивая через две ступеньки, помчались за ним.

Неприятный разговор был исчерпан.

Каждое утро Рей навещала отца, не пропуская ни одного дня с момента его поступления в больницу, и Рождество не стало исключением. Около девяти часов утра, как и обычно, девушка вошла в основной больничный корпус, поприветствовала медсестру у регистрационной стойки, накинула на плечи пропахший медикаментами халат, сменила обувь и двинулась подавно заученному пути сквозь лабиринт коридоров и лестниц к палате интенсивной терапии, где лежал Такаси Хино.

Перебросившись парой слов с дежурной медсестрой, что как раз выходила из палаты, и выяснив, что в состоянии больного нет никаких изменений, Рей вошла в помещение и тихо прикрыла за собой дверь, словно опасаясь разбудить отца. Некоторое время она стояла у порога, глядя на тело, от которого тянулись сотни проводков и катетеров, что поддерживали жизнь в этом некогда властном человеке. Да и жизнь ли? Просто существование за счет приборов и лекарств; только провода да трубки капельниц привязывали дух Такаси Хино к этой грешной земле.

«В последний раз. Я прихожу сюда в последний раз…»

От этой мысли Рей стало не по себе, и она, сжимая и разжимая внезапно вспотевшие ладони, на негнущихся ногах подошла к отцовской постели и, пододвинув стул поближе к кровати, села, по привычке положив ладонь на жилистую руку мистера Хино. На глаза девушки невольно навернулись слезы, и она нетерпеливо сморгнула их, словно стыдясь.

Странное чувство охватило Рей, когда она смотрела на отца. Уже завтра он станет никому ненужным, потому что она, его дочь, изменит своей привычке и не придет в больницу с кратким визитом. Завтра она будет далеко от всего привычного ее сердцу и уже вряд ли вернется обратно…

Сделав глубокий вдох, Хино решительно поднялась с места и, глядя на лицо под кислородной маской, произнесла, с трудом выговаривая каждое слово:

– Прощай, папа…

Резко отвернувшись, чтобы не поддаться эмоциям, разрывающим грудь, Рей сделала было шаг к двери, но звук, раздавшийся было за ее спиной, пригвоздил девушку к месту. Едва слышный хрип донесся до слуха Хино, и в тот же миг среагировали многочисленные приборы вокруг, оглушая пораженную девушку своим тревожным сигналом.

Перепугавшись не на шутку, Рей непроизвольно сделала шаг назад и уперлась спиной в закрытую дверь палаты. Прижав ладонь к бешено бьющемуся сердцу, она как зачарованная смотрела на множество мигающих лампочек и слушала какофонию звуков, словно не веря самой себе. Ноги Хино словно приросли к полу. Казалось, это был первый раз, когда девушка спасовала. Она бесстрашно смотрела в лицо смерти, сталкиваясь с ужасными демонами, но когда что-то неладное стало твориться с отцом, ее как будто подменили.

Наконец, рассудок взял верх над чувствами, и Рей, нащупав за спиной дверную ручку, повернула ее и рванула на себя дверь.

– На помощь! – крикнула она, задыхаясь так, точно только что пробежала марафон. – Там что-то с моим отцом!

Доктора и медсестры тут же бросили свои дела и бросились в палату мистера Хино, оттеснив девушку в сторону. Они столпились вокруг постели больного; то и дело слышались четкие приказы подать тот или иной предмет, вколоть лекарство или сменить капельницу.

Для Рей все их действия были тайной, покрытой мраком. Она стояла в коридоре, нервно почесывая влажные ладони, и, вытянув шею, пыталась заглянуть в палату. Неизвестность сводила Хино с ума. Что там происходит? Отец умер? Или, наоборот, идет на поправку? Боги, когда же хоть что-нибудь прояснится?!

Рей ходила из стороны в сторону, заломив руки и прикусив губу. Она не знала, куда себя деть от волнения, как успокоить нервную дрожь в руках и коленях и, главное, как привести в порядок мысли. Хино рухнула на мягкий диванчик в коридоре, чтобы хоть немного перевести дух, но тут же подпрыгнула вновь, так как из палаты вышел лечащий врач Такаси Хино.

Рей тут же метнулась к нему и крепко вцепилась в руку:

– Что там, доктор? – спросила она, вперив горящий взор в добродушное лицо врача.

– Скажите-ка, мисс Хино, вы верите в чудеса? – поинтересовался вдруг мужчина, и Хино невольно отпрянула, непонимающе воззрившись на собеседника.

– Простите, что?

– Ваш отец пришел в себя после полтора месяца пребывания в коматозном состоянии. Сам! Иначе, чем чудом, это назвать нельзя. Неудивительно – сегодня ведь Рождество!

– О-о-о! – выдохнула Рей, почувствовав несказанное облегчение. Она словно превратилась в невесомое облачко и воспарила над полом. – Можно мне к нему?

– Да, он как раз звал вас, – ответил доктор с вежливой и теплой улыбкой. – Только одна просьба: не задерживайтесь у мистера Хино слишком долго. У вас десять минут.

– Хорошо, – с готовностью кивнула девушка и, не теряя времени, вошла в палату. Медсестры, что как раз хлопотали над постелью больного, тут же покинули помещение, оставив дочь наедине с отцом.

Когда за спиной Рей закрылась дверь, Хино в нерешительности осталась стоять у порога. Ее ноги точно к полу приросли, и из-за этого девушку охватила злость на саму себя. Чего она, собственно говоря, замерла? Впрочем, Рей знала ответ на свой вопрос: потому что подсознательно боялась, что вместе с отцом выйдут из комы и их старые проблемы – подобно желтоватой жиже из вскрытого гнойника.

– Рей… – донесся с кровати слабый голос, едва слышимый из-за шума приборов. – Подойди…

«И никакого пожалуйста», – промелькнуло в голове девушки, и она, точно во сне, подошла к постели идущего на поправку больного и приземлилась на стоящий подле кровати стул. Бросив напряженный взгляд на отца, Хино невольно вздрогнула.

Эмоции тут же накрыли девушку горячей волной, и Рей уже другими глазами посмотрела на Такаси Хино – исхудавшего, бледного от напряжения и такого слабого. Властный политик, занимающий видное место в обществе, теперь был не сильнее котенка, беззащитный и нуждающийся в поддержке. И только она, Рей, была рядом все это время. Обиды за смерть матери хоть и не канули в небытие, но отодвинулись на задний план. Кома послана Такаси вместо искупления, божественной проверкой для него и дочери – по крайней мере, так думала сама Рей. А всего лишь одно «прости» смогло бы растопить лед. Но время… его у девушки, увы, не было.

Мистер Хино чуть приподнял левую руку, словно пытаясь дотянуться до дочери, но тут же обессиленно опустил ее обратно на покрывало. Он скрипнул зубами и устало прикрыл глаза, не в силах сопротивляться своей слабости. Сколько хотелось сказать, но слова ириской вязли на языке, мысли путались клубками цветных нитей. Но одна, особо яркая, мучила его даже там, по ту сторону сознания, откровенно пугая и внося сумятицу. Воспоминание вихрем пронеслось перед мысленным взором мужчины, и глаза Такаси невольно распахнулись. Страх, отразившийся в них, придал мистеру Хино сил.

– Эта женщина… – прохрипел он, чуть повернув голову в сторону Рей. – Мидори… Ёкай! Ёкай… Все… из-за нее… – на этом силы мужчины иссякли, отчего последние слова его превратились в свистящий шепот. Он с трудом сглотнул и продолжил, не без труда ворочая языком: – Изменилась в один миг…

Рей с недоумением воззрилась на отца, слушая его бессвязный лепет, а затем, решив, что слова эти вызваны страшным сном, успокаивающе похлопала Такаси по руке:

– Папа, успокойся, тебе нельзя нервничать, – проговорила она, улыбнувшись уголком губ. – Что бы тебе ни привиделось – это в прошлом.

От этих слов глаза мистера Хино невольно увлажнились, и выкатившаяся слеза скользнула по виску, впитавшись в наволочку подушки. Вид плачущего отца был непривычен Рей, да так, что она даже немного растерялась.

– Ради вот этого момента стоило схлопотать инфаркт и попасть в кому… – проговорил мужчина, и уголки его губ дрогнули в слабой улыбке. – Прости меня, дочь…

Все, что девушка только хотела услышать, прозвучало в этих идущих от сердца словах, и Рей, вмиг позабыв о всех проводках и капельницах, бросилась к Такаси на грудь, уже не сдерживая слез. Как же поздно она обрела отца! А он даже не подозревает, что завтра вновь потеряет дочь…

Хино сидела у постели Такаси ровно до тех пор, пока сам доктор лично не выпроводил ее из палаты, сделав девушке строгий выговор. Но Рей все равно. Была бы ее воля, она осталась бы здесь на ночь, но лечащий врач отца проследил, чтобы неугомонная мисс Хино покинула больницу и села в такси.

– От того, что вы пробудете у отца всю ночь, состояние его не улучшится, – доктор прервал на корню все попытки Рей возразить или оспорить принятое решение. – Это похвально, но вам, как и мистеру Хино, нужен отдых. Приходите завтра.

Девушка хотела было возразить, что завтра она уже вряд ли переступит порог этой больницы, но тут же прикусила язык. Ни к чему посторонним знать о том, что лежит у нее на сердце. Пришлось подчиниться и вернуться домой, где Рей уже ждали дедушка, Юичиро и обязанности мико.

Дедушка, будучи священником-синтоистом, не признавал Рождество, считая его чужеродным для Японии явлением, поэтому остаток дня Хино провела в привычных хлопотах, среди которых было и приготовление ужина. Девушка на скорую руку отварила бобы натто со специями, испекла несколько пресных рисовых лепешек, и в семь часов вечера накрыла на стол.

Ужин прошел в молчании. Рей сидела за столом с дедушкой и Юичиро, но в то же время мыслями была далеко, рядом с отцом. Она машинально подцепляла натто палочками и отправляла в рот, не ощущая вкуса и остроты приправ. Кумада не сводил с нее настороженного взгляда, словно пытаясь понять, что с Рей не так. Юичиро догадывался, что дело в отце, однако за столом девушка не обмолвилась и словом о его самочувствии, как делала раньше, а затрагивать эту тему молодой мужчина опасался – настроение возлюбленной было мало похоже на благодушное.