Текст книги "Я в любовь нашу верю...(СИ)"

Автор книги: Selia Meddocs

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 81 страниц)

Усаги решительно вытерла глаза и, шмыгнув носом, проговорила:

– Единственное, что пришло мне в голову – это остаться здесь и подождать, когда они вернутся.

Рей фыркнула:

– Да уж, лучше не придумаешь.

Ами, бросив на брюнетку укоризненный взгляд, мягко произнесла, потрепав Сейлор Мун по плечу:

– Мы обязательно что-нибудь придумаем. Обещаю. Но все-таки оставаться здесь неразумно.

– Да, пойдемте отсюда, от этого места мне не по себе, – призналась Мако, и все, поддержав ее дружными кивками, покинули пустой особняк.

Усаги и Мамору шли впереди, держась за руки, в то время как Ами, Рей и Мако чуть отставали, рассуждая о причинах сегодняшней неудачи.

– Поверить не могу, что мы упустили единственную ниточку, ведущую к Нару, – сказала Кино, пнув камешек, попавшийся у нее на пути.

– Я тоже не ожидала этого, – призналась Рей. – Остается лишь одно: ждать, пока эта сладкая парочка проявит себя.

– Но мы не знаем, жива ли Нару вообще! – поддавшись эмоциям, воскликнула Макото, но Ами в ужасе прикрыла ей рот, бросив испуганный взгляд на Усаги.

– Ты что? – горячо прошептала она. – Даже думать не смей о таком! Все обязательно будет хорошо.

Кино прикусила язык, вняв доводам Мицуно, и дальше троица не произнесла ни слова о том, что касалось бы пропавшей подруги Усаги. Зато Мако решилась затронуть другую, не менее волнующую ее тему.

– Как там Минако? – спросила она Рей.

Та, бросив на подругу быстрый взгляд, ответила:

– А ты как думаешь? – она бросила полный неприязни взгляд в сторону Мамору и поджала губы. – Много плакала, винила во всем себя… Что же вы, подруги, не навестили ее? – вскинулась Хино, и Ами с Макото смущенно опустили глаза.

– Усаги тоже наша подруга, – тихо произнесла Ами, бесстрашно встретившись с горящим взглядом миндалевидных глаз Рей.

Та хмыкнула:

– То же самое сказала и Минако. Кстати, она снова вспомнила Алана и Катарину, так что к мукам настоящего она добавила еще горечь прошлого опыта.

Мицуно ахнула:

– Неужели? Я-то думала, что она отпустила эти воспоминания!

– Как оказалось, нет, – развела руками Рей. – Я так думаю, что эта… кхм… выходка нашего общего… кхе-кхе… друга, – Хино заменила готовые сорваться с языка неприличные слова на тактично-язвительные покашливания, – разбередила старые раны.

– Эй, алло! – Мако помахала руками перед Ами и Хино. – Я как бы здесь. О чем вы вообще говорите? Кто такие эти Алан и Катарина, и почему связанная с ними история так влияет на Минако?

– Ах, точно! Ты не в курсе, – хлопнула себя ладонью по лбу Рей. – Я не помню всех деталей, но если вкратце, то дело обстояло так. Наша Минако в четырнадцать лет попала в команду учеников по обмену благодаря блестящему знанию английского языка. Так она оказалась в Великобритании, где целый год ходила в английскую школу. Жила она в семье, у которых был сын – Алан, старше Айно на шесть лет. Я, кстати, видела фотографию в ее альбоме – он чем-то похож на Мамору. Так вот, этот Алан стал первой любовью нашей подруги…

– Как романтично… – мечтательно протянула Мако, но Рей оборвала ее, так как не любила, когда ее перебивали:

– Ни капельки! Чувства ее были безответны, хотя порой Минако казалось, что Алан смотрит на нее как-то иначе. Но я полагаю, что она всегда была для него японской школьницей, приехавшей в Лондон по программе обмена и поселившейся на год в его семье. Не более. Она – подросток, он – взрослый парень. Но эта история о неразделенной любви не превратилась бы в историю большого разочарования, если бы не объявившийся в городе маньяк, что насиловал и убивал светловолосых и синеглазых школьниц. И Минако стала его потенциальной жертвой.

– Ого! – не сдержалась Кино.

– Да-да, – кивнула Хино. – И после того, как она едва не стала следующей в списке жестоко убитых школьниц, к ней приставили молодую практикантку из полиции – Катарину. Минако, Алан и Катарина проводили вместе очень много времени, и Айно искренне считала практикантку своей подругой. Но это продлилось недолго. Маньяк все же добрался до Минако…

Все ахнули, в том числе и Ами, что слышала эту историю уже не в первый раз. Даже Усаги заинтересованно прислушивалась, то и дело оборачиваясь к идущим позади.

– Нет, он не убил ее, как других. Уж слишком долго он выслеживал нашу подругу, чтобы просто лишить ее жизни. Нет. Маньяк запер ее и еще двух девушек в старом заброшенном здании и начал выдвигать свои требования властям и полиции. В противном случае он обещал убить всех в том здании. Алан и Катарина были там, среди полицейских. Они не уследили за Айно, и та стала легкой мишенью. Пока похититель отвлекся на ведение переговоров, Минако удалось высвободиться и развязать двух других пленниц. Они сбежали через окно туалета. И вот как раз в тот момент, когда наша подруга вылазила последней, прогремел взрыв, и ее выбросило взрывной волной. К счастью, она отделалась лишь ссадинами и легкими ожогами. А потом Минако, приходя в себя, услышала, как Алан утешает рыдающую Катарину. Они думали, что Айно погибла при взрыве, который устроил сам маньяк. Кстати, он не собирался выдавать своих жертв, оттого и решил подорвать себя и троих блондинок. Из диалога Алана и Катарины Минако поняла, что они встречались у нее за спиной. А последовавшие поцелуи и вовсе укрепили ее в своем мнении. Ну а потом Айно нашли, отправили в больницу… А после, подлечившись, она и вовсе отправилась домой с разбитым сердцем.

– А что же Алан и Катарина? – спросила Мако.

– Их радости не было предела, когда они узнали, что Минако жива. А она сама отказывалась разговаривать с ними. Попросила лишь людей из посольства забрать из дома Алана ее личные вещи, – пояснила Рей.

– Эти двое так и остались вместе?

– Думаю, да, – поколебавшись, ответила Хино. – Минако не касалась этой темы.

– Мда… – протянула Мако, вновь пнув камешек. На этот раз он, отскочив от резиновой подошвы кроссовок, ударил по ноге Усаги, и Кино смущенно извинилась, когда Цукино рассерженно повернулась к ней. – Есть в этом какая-то некрасивая симметрия.

– Или же, как говорили древние, все повторяется с каждым витком истории, – многозначительно произнесла Ами.

– Увы, с нами повторяются лишь самые плохие вещи, – подхватила Рей мысль Мицуно. – Такое происходит, если мы не усваиваем уроки судьбы.

– А вот мне кажется, что судьба должна нам, – качнула головой Мако. – Если бы мы все пустили на самотек или сложили руки, отказываясь сражаться за добро и справедливость, судьбе не кому бы стало давать свои уроки.

– И то верно, – согласилась Хино, и этой темы они больше не затрагивали, хоть она и заставила их крепко задуматься.

Мамору читал газету, когда к нему на диван с разбегу запрыгнула Усаги и ласково, словно котенок, потерлась щекой о его плечо. Затем, чмокнув парня в щеку, переплела его пальцы со своими и уставилась в газету, пытаясь принять заинтересованный вид.

– Что читаешь? – спросила она, лениво растягивая гласные.

Чиба скосил глаза в ее сторону и едва не поперхнулся заготовленным ответом – на мгновение ему показалось, что рядом с ним сидит Минако и смотрит на него полными любви и искренности глазами. Но, моргнув, Мамору разогнал морок и, с трудом вернув контроль над своей речью, произнес:

– Зачем ты распустила волосы?

– Тебе не нравится? – надула губки Усаги, отстраняясь и перекидывая длинные, пшеничного цвета волосы через плечо.

Мамору улыбнулся уголком рта и притянул ее к себе, поглаживая большим пальцем порозовевшую от удовольствия щеку девушки:

– Я люблю тебя любую, Усаги Цукино.

– Я хотела как лучше. Тебе ведь не нравились мои оданго… – продолжала бубнить она, прикрыв глаза от удовольствия.

– Не припомню, чтобы когда-то говорил об этом, – произнес Чиба, притягивая девушку к себе. Та положила голову ему на плечо.

– Говорил, – пробормотала она. – Ты называл мою прическу «булочки-косички».

Мамору расхохотался, и Усаги недоуменно воззрилась на него.

– Ну что? Правда ведь! Еще скажи, что не говорил! – воскликнула она.

– А ты вполне упрямо твердила, что это твоя фишка, – проговорил он сквозь смех. – Что тебя легко узнать именно по этим длинным хвостикам. Так почему же ты не носила их мне назло?

– Дурак ты! – щелкнула Цукино его по лбу и сама рассмеялась. – Тебя хотела впечатлить, вот почему. Мало кто может похвастаться волосами длиной до колен, верно?

– Ох, сама ты дурочка, – Чиба запечатлел на ее губах легкий поцелуй. – Просто будь собой, ладно? Не старайся подражать кому-либо, чтобы обратить на себя внимание.

– Хорошо, – протянула Усаги и вновь положила голову на его плечо.

Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь обществом друг друга, пока девушка не встрепенулась и не дернула любимого за рукав рубашки:

– Мамору!

Тот повернул голову к ней:

– Что? Какая очередная безумная идея пришла в твою голову?

– А давай сегодня сходим в «Moonlight Paradise»! – глаза Усаги сияли воодушевлением, как у ребенка, который предлагает родителям сходить в парк аттракционов.

Чиба нахмурился и отвел взгляд:

– Это не лучшая идея.

– Но почему? – тут же накуксилась Цукино.

– Из-за Минако, вот почему! – резче, чем он рассчитывал, ответил Мамору.

Усаги вздохнула.

– И что? Вы ведь уже не вместе, так ведь?

– Да, но…

– Ну пожа-а-а-а-луйста! – словно маленький ребенок, заканючила Цукино и принялась ластиться к возлюбленному. – Я хочу развеяться и отдохнуть, чтобы потом с новыми силами взяться за поиски Нару.

– Усаги! .. – вновь попытался возразить Чиба, но все слова буквально утонули в лихорадочных поцелуях девушки, которыми та покрывала его лицо. Этому он сопротивляться не мог, и его оборона пала, когда Мамору, обхватив Усаги за талию, посадил ее к себе на колени и прошептал в пахнущие сладкой вишней губы:

– Будь по-твоему, любовь моя!..

И снова клуб, снова работа, как способ отвлечься. Или же развлечения были ее работой? В любом случае, выступления перед публикой были панацеей для Минако, и она выжимала максимум из своего хобби, чтобы хотя бы на время выбросить из головы проблемы на личном фронте.

Девушка приходила в клуб вот уже три дня подряд, выступая перед разогретыми от алкоголя и развлечений посетителями, хотя раньше она делала это от случая к случаю – когда менеджер звонил. Теперь Минако не ожидала звонков, а шла ва-банк, действуя в своих интересах. Но Ямамото не возражал, даже наоборот – поощрял энтузиазм девушки.

Айно сидела перед тройным зеркалом в своей гримерке. Она готовилась к выступлению, то проводя пуховкой по лицу, накладывая легкий слой мерцающей пудры, то подкручивая щипцами кончики волос. Минако могла бы воспользоваться услугами гримерши, что ей настойчиво предлагал менеджер клуба, но девушка категорически отказывалась. Ей сейчас ни к чему был посторонний человек поблизости.

В последнее время Айно много думала, занимаясь самокопанием и самобичеванием. Она отпустила Мамору, решила начать новую жизнь, но все равно ее не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Словно не все еще превратилось в руины, и Минако не могла понять, что именно, словно произошедшее было лишь кошмарным сном.

Отложив щипцы в сторону, девушка уставилась в зеркало, словно надеясь найти там свои ответы. Она видела три своих отражения – три печальных образа в разных ракурсах. Подумав немного, Минако потянулась к коробочке с румянами и легкими движениями кисти добавила розового цвета своей бледной коже.

Тут дверь без стука распахнулась, и в комнату влетел мистер Ямамото:

– Ты готова? Ведущий вот-вот объявит твой номер.

Айно растянула губы в улыбке:

– Конечно.

Менеджер подошел к девушке и критически осмотрел ее отражение в зеркале. Поцокав языком, он перекинул несколько подкрученных локонов через плечо Минако и только тогда угомонился.

– Значит, выходи, раз готова, – произнес он напоследок, покидая гримерную, и в тот же момент напускная улыбка Айно увяла.

Вздохнув, девушка поднялась с места и вышла в полутемный коридор. У самого края кулис она остановилась, скромно ожидая, когда же ведущий объявит ее выступление.

– А сейчас я хочу представить вам нашу яркую звездочку, нашу самую талантливую и романтичную певицу, что недавно получила приз зрительских симпатий в конкурсе «Песни ночного Токио». Встречайте прекрасную и неповторимую Минако Айно!

«Цветисто и вычурно, но мне нравится», – подумала девушка, и это ненадолго подняло ее настроение.

Оправив платье перед выходом на сцену, Минако нервно передернула плечами. По спине пробежал холодок, и недоброе предчувствие закралось ей в душу. Создавалось ощущение, словно кто-то следил за ней. Но кто? И с какой целью? Айно намеревалась выяснить это сразу же после выступления.

Набрав в легкие побольше воздуха и встряхнув головой, девушка вышла на сцену под гром аплодисментов. Огни рампы ненадолго ослепили ее и тут же погасли, сменившись радугой цветомузыки. Перед глазами заплясали пятна, и Айно машинально прикрылась рукой, поморщившись. А когда отняла ее от лица, то замерла, точно каменная статуя, увидев, кто сидит в месте для VIP персон.

Мамору. С Усаги. Здесь.

Она забыла, что значит дышать, вглядываясь в две фигуры на диване у самой сцены. Наваждение длилось недолго, и Минако, сглотнув тугой ком, все же оторвала взгляд от пары. Впрочем, девушка успела заметить, что эти двое тоже напряглись, но не ушли. Усаги потягивала коктейль, теребя трубочку, а Мамору, откинувшись на спинку дивана, крепко сжал свой стакан в руках. Айно была готова поклясться, что рассмотрела, как побелели костяшки его пальцев.

Всего лишь пара мгновений, а в душе Минако пронеслась целая буря, сметая все преграды, так заботливо воздвигаемые ей в течение этих нескольких дней. Невозможно, немыслимо! Как же все исправить?! Что они вообще забыли здесь?!

Девушка была близка к тому, чтобы позорно сбежать со сцены и умчаться на своих двоих куда глаза глядят, но ее внутреннее «Я» запретило даже думать об этом.

«Гордость, Минако. Гордость прежде всего», – сказала она себе и, бросив еще один взгляд в сторону дивана, решительно направилась к диджею и шепнула ему пару слов. Тот, почесав макушку, кивнул и полез в музыкальную базу данных клуба. Сама же Айно сняла микрофон со стойки и подошла к краю сцены.

Мистер Ямамото делал ей из-за кулис знаки, явно недовольный тем, что певица занимается самоуправством и выходит за рамки запланированной программы, но Минако было все равно. Ей нужно было раз и навсегда расставить все точки над «i», чтобы жить дальше. Одно дело отпустить возлюбленного в объятия другой; совсем иное – увидеть их вместе. Айно не была готова к этому испытанию – для нее оно было ударом под дых. Но она сможет справиться и с этой бедой. Рано или поздно пришлось бы, так что хорошо, что Минако сделает это так, как и некогда признавалась в любви – через песню.

Айно стояла так близко к краю сцены, что носки босоножек выступали за ее край; и Мамору с Усаги были совсем рядом – стоит руку протянуть. Но в то же время между ними была бездонная пропасть, и Минако как никогда была полна решимости сделать ее и шире, и глубже.

Заиграла мелодия проигрыша – печальные звуки пианино, и посетители клуба переглянулись: такой песни в репертуаре не было. Кто-то возмущенно зашумел, а менеджера и вовсе бросило в холодный пот. Он понял, что его активная жестикуляция по-прежнему остается незамеченной, и отошел в сторону, нервно притоптывая ногой и прикидывая, как бы наказать строптивую певицу, когда та уйдет со сцены.

Минако стояла неподвижно, сжав обеими руками микрофон и глядя на сидящую на диване парочку. Взгляд ее пробирал до дрожи; казалось, Айно заглядывает прямо в душу. Но едва пришла пора петь, сапфировые глаза девушки устремились лишь на Мамору, и тот непроизвольно выпрямился, чуть подавшись вперед. Усаги тоже напряглась и отставила свой стакан с коктейлем на столик.

Вдохнув поглубже, Минако запела:

Нет смысла говорить

О том, что с нами было.

Это ранит нас,

Прошло, и нет сейчас.

Всё я отдала,

Ты не скупился тоже.

Нечего сказать,

Так зачем играть?

– пела девушка, стараясь избежать дрожи в голосе. Но слова старой песни, написанные задолго до ее рождения, словно шли из души. Горечь от сходства ситуаций вновь мутной волной поднялась в ее сердце, но она не могла иначе. Ей было это нужно.

Всё выигравший возьмёт,

Кто проиграл – уйдёт,

Победы не познав —

Жизненный устав.

Усаги опустила глаза. То, что пела Минако, было для нее немым укором. Да, она победительница. Но подумала ли она хоть на миг о той, что осталась ни с чем? Как могла Усаги, что всегда и всем помогала и сочувствовала, остаться равнодушной чужому горю? Пусть так судилось трижды, но не в характере Цукино забывать о других. Этот собственный эгоизм был противен ей самой. И в разы хуже принимать это, хоть девушка и не считала себя виновной в чем-либо. И не любила признавать свою неправоту.

Я твоя была,

Думала любила.

Словно бы во сне,

Верила тебе.

Дом наш берегла,

Но не в этом сила.

Глупы и смешны

Правила игры.

Мамору сжал зубы так, что заходили желваки. Он раз за разом спрашивал себя: зачем она это делает? Зачем бередит и свои, и его раны? И смотрит так проникновенно, будто выворачивает душу на изнанку. Да, Минако так отпускает его. Но делает лишь хуже им обоим.

Пусть Боги всё решат,

Они ведь не грешат.

А мы внизу родных

Теряем, дорогих.

Всё выигравший возьмёт,

Кто проиграл – уйдёт.

Всё просто и легко.

Так где же мой покой?

Сосредоточившись только на песне и на бывшем возлюбленном, чей взгляд по-прежнему заставлял ее сердце биться чаще, Айно почувствовала, как горечь начинает потихоньку покидать ее душу. Очищение. Катарсис. Да, это уйдет, но останется память, и то чувство, что не оказалось запятнанным – искренность. Это еще у нее было.

Может поцелуй

Мой с ее сравниться?

Может ли она

Знать тебя, как я?

Глубоко в душе

Я по тебе скучаю,

Но правила игры

Не в силах изменить.

Усаги вонзила ногти в ладони и прикусила губу, чтобы не заистерить прямо здесь. Как бы она ни любила творчество соперницы, это был уже перебор. Пусть песня эта и не принадлежала Айно, но это было для Цукино фактическим принижением ее самой в глазах любимого человека. Она посмотрела на Мамору, что с трудом держал себя в руках. В полумраке тяжело было понять, какие эмоции он испытывает. Коснувшись ладонью его спины, Усаги почувствовала напряжение парня.

Пусть судьи всё решат,

Их равнодушный взгляд.

Пусть такова судьба,

Я с ней борюсь одна.

Сомнений полный круг,

Любимый или друг?

Огонь или метал?

Один лишь всё забрал.

Рей вошла в зал как раз в тот момент, когда Минако, выложившись на полную, пропела последний куплет перед понижением голоса, вложив в него все свое отчаяние и боль потери. Хино, облокотившись на барную стойку, нахмурилась. Она считала, что подобные движения души делают лишь хуже; но разве Айно можно убедить в этом? Ее драматичная натура требовала выражения, эмоционального всплеска. Рей все понимала, но все равно полагала, что это проявление слабости. Но пение Минако и впрямь было сильным.

Я не расскажу

То, что с нами было,

Про мысли о тебе,

Про дрожь в моей руке.

Хочу сказать, прости,

Если было больно,

Но в свои слова

Не верю я сама.

Но знаю лишь одно:

– тихо пропела Айно, слабо улыбнувшись, словно и впрямь извиняясь.

«Любовник или друг? Ни тот, ни другой. Прощай же!» – подумала она и, набрав полную грудь воздуха, пропела последние строки, старательно вытягивая гласные:

Всё выигравший возьмёт…

Всё выигравший возьмёт…

На шее Усаги нервно билась жилка. Девушка с тревогой посмотрела на Мамору и, протянув руку, сжала его ладонь, но парень будто бы не заметил ее жеста. Все его внимание было приковано к сцене, к Минако, к ее блестящим от слез сапфировым глазам. Как же давно звучала клятва, что эти очи никогда не узнают слез! Словно не он это говорил…

А песня подходила к концу. Приближался момент, когда Айно должна была окончательно отпустить чувства к Мамору, словно рвущийся ввысь гелиевый шарик на длинной нити. И вот он настал. Еще пара слов – и их история любви станет всего лишь грустной сказкой.

The winner… takes it… all…

– пропела дрожащим голосом Минако, и тут же две слезинки прочертили влажные дорожки на ее припудренных щеках. Она сделала шаг назад, по-прежнему судорожно, до онемения в пальцах, сжимая микрофон в руках.

– Минако!!! – рванулся к ней всем телом Мамору, словно пытаясь схватить девушку, словно ускользающую мечту, но тут же обмяк, обессиленно опустившись обратно на диван и обхватив голову руками.

Айно же буквально убежала за кулисы, желая оказаться как можно дальше от этого места и этих людей. В полумраке она налетела на мистера Ямамото, который что-то возмущенно причитал и, отмахнувшись от него, побежала дальше, не разбирая дороги.

– Стой! – окликнул ее кто-то, и девушка покорно затормозила, бросив измученный взгляд через плечо.

К Айно торопливым шагом приближалась Рей, и весь вид ее не предвещал ничего хорошего.

– И что это было? – строго поинтересовалась Хино.

Минако разом обмякла и посмотрела на подругу безучастным взглядом:

– Я его отпустила.

– В который раз? – издевательски вздернула бровь Рей.

Айно упрямо вздернула подбородок:

– Надеюсь, что в последний. Извини, но мне нужно уйти…

– Снова побежала прятаться в норку? Малодушие – это не твой стиль. И вообще, сколько раз ты будешь наступать на одни и те же грабли?! – взорвалась импульсивная брюнетка. – Я думала, мы все обсудили, и ты приняла решение жить дальше!

– Да, это так! – парировала Минако. – Но это моя жизнь, Рей. Моя! Можешь не верить, но так мне стало немного легче. Я и правда отпустила Мамору. На этот раз навсегда. Хотя разлюбить его я все равно не в силах…

– Ох, ну и мазохистка же ты… – устало вздохнула Хино. – Ладно, дело твое. Только без глупостей.

Айно улыбнулась уголком губ:

– Конечно, – и, развернувшись, открыла дверь служебного входа и вышла в душную июльскую ночь.

На улице царило затишье, словно перед грозой. Не было слышно даже привычного пения сверчков и цикад. От земли поднимался невидимый человеческому глазу пар – явный признак приближающейся непогоды. Мрачные тучи, незаметные на темном покрывале ночи, укрывали небосвод, скрывая Луну и звезды. Но там, на западе, куда Минако по привычке обратила свой взор, по-прежнему сияла Венера. Маленькая храбрая звездочка, которой с Земли казалась планета любви, словно разгоняла мрак вокруг себя.

– Я тоже смогу так, – произнесла Айно едва слышно и, набрав полную грудь воздуха, двинулась к стоянке, где поджидало несколько полуночных такси.

Едва она удалилась на достаточное расстояние, от стены отделился едва различимый силуэт, выходя из мрака. В свете одного-единственного фонаря насмешливо, и в то же время холодно сверкнули светло-зеленые глаза незнакомца, и губы его изогнулись в многообещающей ухмылке.

– Ну, здравствуй, Дитя Любви, – произнес он, проводив хрупкую фигурку взглядом, после чего, щелкнув пальцами, исчез, оставив после себя удушающий запах серы.

Усаги щебетала без умолку, когда они с Мамору выходили из клуба. Девушка буквально повисла на руке парня, периодически дергая Чибу за рукав. За внешней беззаботностью Цукино прятала отчаяние и страх; всеми силами ей хотелось, чтобы парень обратил на нее внимание и поделился своими переживаниями. Но Мамору был мрачнее тучи и, казалось, совсем не замечал свою девушку. Его красивое, волевое лицо было похоже на маску, и от этого у Усаги сжималось сердце.

Чиба был поглощен мыслями о сегодняшнем выступлении Минако. Он знал, что сегодня не стоило приходить в клуб – знал, но все равно пошел на поводу у своей девушки. Мамору хотел отвлечь ее от тяжелых мыслей, связанных с очередным фиаско в поисках Нару, а в итоге сам попал в их тягостный плен, и от этого голова шла кругом.

Видеть Минако, слышать ее голос, ощущать аромат ее туалетной воды – это было так больно! В чем же причина? Они же разорвали связывающую их нить и отпустили друг друга. Оказалось, что это не так просто – просто взять и забыть все, что было раньше, несмотря даже на все прошлые воплощения и распоряжения судьбы.

– Мамору! Пожалуйста, посмотри на меня! – словно сквозь вату донесся до него дрожащий голос Усаги.

Парень повернулся к ней и встретился с полным тревоги взглядом девушки.

– Ты сам не свой после выступления Минако, и мне страшно, – призналась Цукино, опустив голову и смахивая с лацкана пиджака Чибы несуществующие пылинки. – Я не хочу, чтобы тебе было больно… Что я могу сделать? Скажи...

Что-то дрогнуло в его сердце, и волна любви и нежности накрыла парня с головой. Повинуясь внутреннему порыву, Мамору прижал Усаги к себе. Она, чуть успокоившись, потерлась щекой о его грудь.

– Все будет хорошо, – пообещал он, целуя девушку в макушку. – Я рядом, и я люблю тебя. Верь мне.

Цукино кивнула, шмыгнув носом.

– Всегда, – ответила она. – И навеки.

Чиба прикрыл глаза и мысленно приказал себе выбросить Айно из головы. Теперь она в прошлом. Отныне и вовеки. Пусть даже сердце не до конца согласно с этим.

Комментарий к 24. Победитель получает все, проигравший довольствуется малым Перевод песни взят отсюда: http://www.amalgama-lab.com/songs/a/abba/the_winner_takes_it_all.html

Последняя глава, где описываются страдания Минако. Потом ей будет легче. Не все ведь плакать и убиваться, верно?

Заходим в группу: https://vk.com/selia_meddocs_group

====== 25. Шестой сон Минако ======

Комментарий к 25. Шестой сон Минако По велению своей левой пятки пришлось разделить этот сон на две части, но объединить в будущем главы с Нару. Иначе это будет надолго. Здесь и так больше 20-ти страниц.

Приятного прочтения!

Fill me with rage

And bleed me dry

M.E.R.C.Y.

And feed me your hate

In the echoing silence I shiver each time

that you say

M.E.R.C.Y.

Hurts_Mercy

Лунная легенда умалчивает, что на следующий день после того, как богиня Астарта, великая правительница Венеры, оставила единственную и горячо любимую дочь на попечение своей сестры Селены, в Серебряное Тысячелетие прибыло тысячное войско венерианцев – личная армия маленькой принцессы. Согласно договору двух богинь, королева Луны должна была управлять ею по своему усмотрению ровно до тех пор, пока Минории не исполнится шестнадцать. Только достигнув этого возраста, дочь Астарты могла отдавать воинам приказы.

Селена честно исполняла свои обязанности, касаемые содержания венерианцев. Для них и их семей были были выстроены казармы, заполнены продовольственные склады, выделены ристалища для тренировок. Воинам исправно платилось жалование, да такое, что недовольных не было. Образовалось целое поселение, в шутку названное «Новой Венерой». Шутки шутками, но название прижилось.

Среди тысяч венерианцев, согласившихся ради службы перебраться на чужую планету, была еще молодая семья воина Феникса. Сын Феникса, Адонис, должен был пойти по стопам отца, и с самых ранних лет мальчику рассказывали о родной планете, о богине любви и красоты, что управляла ею, и, конечно же, о ее дочери, маленькой Минории, которой они поклялись служить верой и правдой. Адонис был ровесником принцессы, и ему было очень любопытно увидеть эту загадочную девочку своими глазами. Меж другими мальчишками он похвалялся, что с легкостью положит на лопатки принцессу Венеры, так как она, по словам маленького задиры, «всего лишь девчонка».

И вот однажды его любопытство было удовлетворено сполна. В день, когда он впервые увидел свою принцессу, Адонис повздорил с товарищами по играм и убежал от поселения, добравшись почти до дворцовых стен. Отец запрещал ему играть там, но, как говорится, запретный плод сладок. Правда, ничего интересного в высоких стенах из белого песчаника, окружавших дворец и его окрестности, Адонис не нашел, и это немного его разочаровало.

Усевшись прямо в пыль, мальчик принялся прямо пальцем выводить какие-то затейливые узоры, рисовать рожицы и фигурки, не зная, чем занять себя от скуки. Однако его уныние как рукой сняло, когда он услышал заливистый смех, доносившийся из-за стены. Смеялись две девочки, крича что-то друг другу и перемежая свои слова притворным визгом.

В душе Адониса зашевелилось любопытство – что за девчонки играют там, за стеной, куда ему и прочим ход заказан? Это чувство жгло его, раздражало, и мальчик все же решил удовлетворить его. Цепляясь за выступы и неровности стены, Адонис, ломая ногти, вскарабкался на стену и укрылся в ветвях растущей в саду оливы. Чуть раздвинув ветви, он увидел игру двух девочек. Обе были одеты в легкие белые платьица, обе были светловолосы. Только у одну принцессу отличали забавные хвостики на макушке, напоминающие кроличьи ушки, а другую – пышный алый бант на затылке, издалека немного напоминающий корону. Девочки гонялись друг за другом, смеясь и визжа, и Адонису на мгновение даже захотелось присоединиться к ним.

– Минория! – крикнула девочка с хвостиками. – Я сдаюсь.

– Устала? – выдохнула ее подруга и заливисто засмеялась, заправляя за уши выбившиеся пряди волос. – Жаль. Слушай, а давай наперегонки во-о-он до того дерева – и все? Надо будет хоть чуточку расшевелить Амелию. А то она сидит букой над своими книжками с того самого времени, как прибыла сюда. Ну же, Серенити!

Серенити, лунная принцесса, отдышавшись, кивнула и подошла к Минории. Поравнявшись, они побежали, сверкая босыми пятками, до серебристой ивы, опустившей свои ветви в небольшой пруд с белыми лилиями.

Адонис жадно наблюдал за девочками. Наконец-то он увидел принцесс – и дочь королевы Селены, и наследницу Венеры, однако все внимание мальчика занимала Минория. Немудрено – родители столько рассказывали о ней! Когда-то эта девочка станет его королевой, и он будет ей служить. Эти мысли уже не вызывали неудовольствия Адониса – уж больно пришлась ему по нраву златовласая и озорная принцесса.

На следующий день маленький воин вновь пришел к дворцовой стене. Ему отчаянно хотелось принять участие в забавах уже троих принцесс – к дуэту блондинок присоединилась еще одна девочка – кроткая малышка в голубом платьице, Амелия. Но он понимал, что не может этого сделать, так как гораздо ниже их по рангу. То ли наставления матери укоренились в его детском сознании, то ли Адонис сам это осознал, но он всегда наблюдал за Минорией издали.

И так из года в год, изо дня в день. Адонис вырос, и у него появились новые обязанности. На тренировочной площадке он проводил почти весь день, но едва появлялось свободное время, юноша тайком прокрадывался к стене из белого песчаника и наблюдал за хорошевшей из года в год принцессой Венеры и ее не менее прекрасными подругами. Укрываясь в густой листве оливкового дерева, Адонис с замирающим сердцем ловил каждое движение, слово или жест Минории.

Так к нему пришла любовь, а вместе с ней и желание быть рядом с принцессой, защищать ее любой ценой. Юноша жил этим, представляя, как когда-нибудь встретится с владычицей его души и тела, и Минория обратит на него внимание, прочтет в его глазах любовь. Но время шло, а мечты так и оставались мечтами.