Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 67 страниц)

Я сидел, отвернувшись к окну, и ужасно жалел, что не удержал язык. Впору было самому себе его прикусить. В наказание.

В кабинете снова повисла тишина, которую я теперь боялся нарушить. Наконец скрипнуло директорское кресло, Морт встал и очень холодно проговорил:

– Мне всего-навсего надо кое-что достать из-за шкафа. Отодвинуть его нельзя, он очень тяжелый, а щель там узкая, и сам я протиснуться не могу. Хотел попросить тебя, поскольку ты довольно худенький.

– Хорошо, – я поднялся со стула. – Я готов.

Директор первым дошел до двери и распахнул ее передо мной:

– Прошу, – процедил он.

Я, опустив глаза в пол, выбрался в приемную, которая оказалась пуста. Взял с вешалки куртку и потащился следом за Мортом, который уверенно зашагал к лестнице.

На первом этаже, когда мы проходили мимо поста охраны, я не увидел ни Оливера, ни Гюнтера.

Директор добрался до экзекуторской и загремел ключами, открывая.

– Там есть шкаф, – пояснил он бесцветным голосом. – На нем лежали рулоны со старыми расписаниями. Мне нужно одно за первое полугодие прошлого года, но вся стопка свалилась. Пошарь сзади хорошенько и вытащи все, что найдешь.

Я кивнул и вступил следом за ним внутрь. Пахло, как обычно, кислятиной – не то от отмокающих в бочках розог, не то от чистящих средств, которыми тут драили полы. Ну и застарелым сигаретным дымом пахло тоже – видно, охранники тут заодно и курили. В перерывах между наказаниями.

Было не то стыдно, не то противно – я сам не мог понять. Во всяком случае, как-то муторно. И в сторону Морта я совсем не смотрел. Хотелось побыстрее достать ему эти расписания и свалить подальше.

Директор щелкнул выключателем, пыточную залил жиденький электрический свет. В углу действительно стоял огромный шкаф, и я направился к нему.

– Ну вот и все, – сказал позади меня Морт таким неправдоподобно-спокойным тоном, что я невольно замер. – Попался.

– Что? – я обернулся.

– У тебя завтра день рождения, Дэн, – нехорошо ухмыляясь, сказал Морт. Не спросил, а именно сказал.

– Да, – пожал я плечами, недоумевая – он что, решил меня прямо сейчас поздравить? Да и с чего бы, собственно?

– Что ж, я думаю, военком будет рад вашей встрече. Говорят, они большие друзья с комиссаром Вернером.

– Что? – снова глупо спросил я.

– Ты останешься в этой комнате до завтра. А утром я позвоню – и за тобой приедут из призывного пункта. Не беспокойся, я обо всем позабочусь. Копии твоих метрик есть в личном деле, справку об исключении из школы я оформлю, а одежду-обувь тебе казенные выдадут, так что собирать вещи нет никакой необходимости.

Я похолодел. С каждым его словом во мне что-то обрывалось и падало – вглубь, все ниже и ниже, в каменный пол или вообще в подвал.

– Вы не посмеете, – хрипло сказал я.

– Да ну? – рыкнул он. – С чего ты взял?

– Меня хватятся до завтра.

– Кто? Ты же всю последнюю неделю не появлялся дома. Я разговаривал с твоей матерью по телефону. Она сообщила, что понятия не имеет, где ты и чем занимаешься. Так что никто о тебе волноваться не будет. Кстати, твоя мать только «за», чтобы ты как можно скорее отправился служить. Ей кажется, это пойдет тебе на пользу.

– Меня не могут забрать прямо завтра, – я еще не верил.

– Почему же?

– Моя мать беременна, и…

Морт довольно осклабился.

– Она ведь не от тебя, я надеюсь, беременна?

У меня перехватило горло, и я смог только просипеть:

– Да как вы…

А Морт уже продолжал, не слушая:

– И не одинока. У нее теперь есть законный муж. Я проверил – тот тип, ее сожитель, действительно официально оформил отношения. Так что ты, мальчик мой, уже не являешься единственной надеждой и опорой, а потому никакой отсрочки не имеешь. На любовника своего тоже не уповай – он до завтра ничего не выяснит, да и потом без папочки ничего сделать не сможет. Но я сильно сомневаюсь, чтобы Роберт согласился ему помочь. Не думаю, что ты завоевал и его симпатию.

– Вы соврали, – зачем-то сказал я очевидное, когда он замолчал. – Вы не собирались давать мне шанс остаться в школе. Вам это не нужно.

– Я бы предложил подумать о том, что в первую очередь нужно тебе, – оскалился Морт. – И у тебя впереди на раздумья есть целая ночь.

Меня накрыло – резко и бесповоротно. Тем самым бешенством, которое я уже испытывал. И я бросился на него. Мне было плевать, что он директор, что он крупнее и тяжелее меня раза в три, что я вряд ли сумею его одолеть. Я ощущал единственное – непреодолимую жажду если не прикончить, то по крайней мере хорошенько врезать.

С необычайной для его комплекции проворностью Морт дотянулся до выключателя и вырубил свет. Внезапно оказавшись в темноте, я немедленно наткнулся на стул, что-то загремело. Я рванулся к стене с выключателем. В этот момент дверь распахнулась – силуэт Морта мелькнул на фоне светлого коридора, – тут же захлопнулась со злорадным лязгом, и в замке несколько раз повернулся ключ.

Пока я на ощупь добрался до выключателя, весь взмок. И мой боевой задор куда-то совершенно выветрился.

Так что когда пыточную залил электрический свет, все, что я смог – сползти по стене на корточки. Тем более долбиться в чертову дверь было бесполезно – я прекрасно знал, что под слоем обшивки она обита железом.

Когда немного пришел в себя, с тоской огляделся по сторонам. Впрочем, и тут ловить было нечего: экзекуторская – единственная, наверное, комната во всей школе – окон не имела. Ни одного, даже самого-самого маленького. Только несколько небольших отверстий для вентиляции под потолком. Морт отлично все просчитал.

Радовало одно: директор был не в курсе, что я боюсь темноты, иначе ведь наверняка отключил бы в комнате электричество. И к утру я бы согласился абсолютно на все.

118.

Договорившись с Дэном, что созвонимся вечером, я вышел из школы и направился к «Джарге». Уильям меня уже ждал. Я кивнул ему, нацепил шлем и уселся на байк, ощущая спиной холод. Как-то уже привык, что сзади всегда есть Дэн, и теперь от этой пустоты чувствовал себя неуютно.

Перед воротами особняка я заметил небольшую толпу с камерами и микрофонами. Увидев нас с Биллом, папарацци защелкали затворами, и мне на ум пришло сравнение с голодными крокодилами. Но под колеса никто из них лезть не рискнул, а выскочившая из-за ограды охрана просто не дала им подойти близко.

– Что стряслось такое? – недоуменно поинтересовался я у Билла. – Отца, если не ошибаюсь, пока еще не оправдали.

– Ждут, – неопределенно ответил он мне.

– Идиоты, – пробормотал я, бросил байк у входа в гараж и пошел к дверям, на ходу стаскивая шлем.

Я рассчитывал отсидеть чертов обед и смотаться. Но я даже не догадывался, кто к нам явится, кроме дядюшки Леона и его Грымзы. И когда спустился в обеденный зал, едва не рухнул от удивления: мне мило улыбалась Саломея Хэчбенкс.

– Ричард, – мать обернулась, вся лучась от счастья. – Ты только посмотри, какие у нас гости! Поцелуй же свою невесту!

– Кого? – я сунул руки в карманы. – Если мне не изменяет память, мисс Хэчбенкс публично от меня отреклась. Да еще и обвинила во всех смертных грехах.

– Это была трагическая ошибка, – баронесса Сурдок отвернулась от моего дядюшки, нежно державшего ее за унизанную перстнями руку под злым взглядом Грымзы. – Нас ввели в заблуждение, Ричард.

– Кто же? – изумился я. – Неужели эти негодяи папарацци?

– Ричард! – голос матери был резким, как удар хлыста. – Прекрати дерзить! Мы собрались, чтобы забыть это глупое недоразумение с заговором.

– Да ну? – я посмотрел на свою бывшую невесту. – А принц Георг из-за недоразумения по-прежнему в крепости сидит?

– Помолчи! – дядюшка сорвался с места, подскочил ко мне, тряся жирными брылами, и я подумал, что он до ужаса напоминает неприлично раскормленного бульдога. – Тебе, глупый мальчишка, дают шанс реабилитироваться за все сделанные глупости! А ты не ценишь своего счастья!

– Ах, перестаньте, – Саломея всплеснула руками, быстро подошла ко мне, коснулась холодными губами щеки. – Мы все здесь взрослые люди и все понимаем. Естественно, Ричард чувствует себя оскорбленным. Но если мы не перестанем притворяться, что ничего не произошло, то ничем хорошим это не закончится.

Все-таки она никогда не была идиоткой. И сейчас, играя в искренность, выбрала безошибочную линию поведения. Невозможно было нарываться на скандал после подобного признания. Поэтому я взял ее под руку и провел к столу. Отодвинул стул, помог сесть и мрачно устроился рядом.

Меньше всего я хотел, чтобы снова началась эта возня вокруг помолвки и свадьбы.

Теперь стало понятно, чего ждали у ворот папарацци, точнее – кого. Можно не сомневаться: «Тайгер» Хэчбенксов был общелкан ими со всех ракурсов, а уже завтра во всех газетах будет написано о возобновлении наших отношений. Интересно только, кто сообщил газетчикам о визите.

Наверное, это было кому-то нужно, но точно не мне. Я еще мог хотеть Саломею раньше, в прошлом году, когда у меня не было Дэна. Но сейчас даже представлять не желал, что рано или поздно мне придется променять его на эту красивую расчетливую куклу. А она щебетала с моей матерью, мило краснела в ответ на неуклюжие комплименты дядюшки, невзначай опускала свои пальцы мне на запястье. И я знать не знал, что при этом творится за ее высоким чистым лбом.

Когда мы встали из-за стола и перешли в гостиную, где мать, баронесса и дядюшка с Грымзой уселись играть в лото и обсуждать последние новости, я не выдержал и ушел на открытую террасу курить. Саломея увязалась следом. Встала рядом, облокотилась о перила. Сказала, не скрывая злости в голосе:

– Не мог хотя бы вид сделать, что все нормально?

– С хуя ли? – ответил я, разворачиваясь к ней. – Я потерей памяти не страдаю и притворяться не хочу. Ты меня в газетах публично обосрала, вот и выкручивайся сама.

– Хам, – Саломея выпрямилась. – Все равно же деваться некуда. Нам нужны ваши деньги, а вам – наш титул. И чем раньше ты перестанешь выпендриваться, тем проще отделаемся.

– Сама дура, – я выпустил в холодный воздух пару дымных колечек. – Кто тебя за язык тянул? И твою мамашу? Я, что ли, публично страдал по поводу невинной овечки, отданной на заклание?

– Все можно переиграть, – холодно проговорила она. – Попритворяться пару раз перед журналистами, наврать, что все это время тайно встречались. Сожрут, облизнутся и еще попросят.

– Вот и ври, – равнодушно ответил я, думая только о том, во сколько я смогу смыться с этой ярмарки лицемерия. – Мне положить на папарацци. И на твой титул тоже. Я даже трахаться с тобой не хочу, у меня на твои прелести не стоит.

– Ну конечно, – она ядовито рассмеялась. – Всем известно, что у тебя стоит только на шалав из твоих клубов. Только очень скоро это закончится, Лернер. На днях Парламент примет закон, и никуда ты не денешься.

– Да я лучше на нищенке женюсь, чем на тебе, – я выкинул окурок. – Они честнее. А ты ничем не лучше блядей, ищущих клиентов у автостанции. Тоже за деньги продаешься. Разница разве что в сумме.

Ударить себя я ей не дал. Перехватил запястье, сжал, заставив вскрикнуть от боли. А потом оттолкнул – так, что Саломея еле удержалась на ногах.

Ни малейших угрызений совести я не испытывал, хотя до этого в жизни не поднимал руку ни на одну девчонку. Но Саломея была мне омерзительна: красивая, злая и беспринципная. Если бы каким-то образом мы с ней остались на белом свете вдвоем, я предпочел бы дрочить всю оставшуюся жизнь, чем связываться с такой сукой.

На мое счастье, визит оказался непродолжительным. Уже в семь гости откланялись. Точнее, откланялись Хэчбенксы – дядюшка с Грымзой явно намеревались обсудить с моей матерью еще что-то. Видимо, за время ареста отца поиздержались и планировали прощупать почву на предмет очередного безвозвратного займа.

Как только «Тайгер» взревел двигателем и двинулся к воротам, мать развернулась ко мне.

– Ты был непозволительно груб, Ричард!

Отвечать я не стал – толкнул входную дверь и вошел в холл, но мать отставать не собиралась.

– Как ты посмел разговаривать в таком тоне с баронессой?

– В каком? – я остановился. – А ты чего ждала? Что я перед ними на колени упаду от радости? Я не собираюсь поддерживать отношения с этим семейством.

– Ты забываешься, – голос матери звучал настолько холодно, что мне захотелось надеть свитер потеплее. – Без денег, которые принадлежат твоему отцу и мне, ты никто. Все, что лежит на твоих счетах, останется там до свадьбы. Ты не получишь ни марки, пока не возьмешься за ум. Этот вопрос мы с твоим отцом обсудили давным-давно, а сегодня утром он подтвердил мне свое желание видеть тебя в браке с Саломеей Хэчбенкс. Ваша свадьба состоится после того, как ты закончишь колледж. И если твое поведение в ближайшее время не изменится, после свадьбы управление твоими акциями отец возьмет на себя. Хэчбенсов принимают при дворе, государь очень милостив к девочке. Роберт сумеет воспользоваться преимуществами такого брака. Так что изволь вести себя пристойно.

– Свадьба с этой стервой? – у меня даже в глазах потемнело от злости. – Нахуй, ясно? Мне скоро восемнадцать, и я сам как-нибудь решу, с кем хочу жить, а с кем нет!

– Ты женишься на той, кого мы выбрали! – мать сорвалась на крик, лицо пошло некрасивыми красными пятнами. – Ты слишком глуп, чтобы решать хоть что-то самостоятельно! Достаточно тех неприятностей, в которые ты уже влез за последние два года! Наркотики, отвратительные связи со всяким отребьем, клубы твои! Но ничего, завтра или послезавтра отец вернется – он тебе вправит мозги! Распустился, мальчишка!

– Пороть надо было, пороть! – я обернулся на новый вопль и увидел в дверях гостиной оскалившегося в злобной ухмылке дядюшку. – С детства надо было пороть! Сейчас шелковый был бы!

За его спиной маячила уже готовая открыть рот Грымза, и я не стал дожидаться еще и ее воплей. Бросился к лестнице, перепрыгивая через ступеньки, влетел в свою комнату и с силой захлопнул дверь. Сердце в груди колошматилось, как бешеное. Я зашарил по ящикам в надежде отыскать косяк, но ничего не нашел, кроме обычных сигарет. Трясущимися руками вытащил одну, щелкнул зажигалкой – и тут зазвонил телефон.

Я сорвал трубку, не глядя на определитель номера.

– Да!

– Дик? – женский голос в трубке был мне незнаком. – Дик, это Мари.

Я не сразу понял, что за Мари, и довольно грубо рявкнул:

– Ну? Чего? Откуда у тебя мой номер?

– У Дэна нашла, – она говорила полушепотом, и я наконец-то сообразил, что это Льеж. – Дик, у него неприятности. Очень большие неприятности, Дик. Он не в курсе, что я тебе звоню.

У меня как-то противно екнуло под ребрами и сразу пересохло в горле. Поскольку в голосе Мари звучал самый настоящий испуг.

– Что случилось?

Пока она рассказывала – торопливо, перескакивая с одного события на другое, потом возвращаясь в начало и начиная объяснять по-новой, в голове у меня пронеслась тысяча мыслей. И как-то сразу созрел план действий.

– Так, – сказал я, когда Мари наконец замолчала и всхлипнула в трубку. – Не реви. Оставайтесь у Дэна дома вместе с Марком, слышишь? Я приеду через час-полтора. В общем, постараюсь как можно быстрее. И ничего Дэну не говори.

– Ага, – она шмыгнула носом. – Дик, мне страшно.

– Все будет хорошо, – твердо сказал я. – Спасибо, что позвонила. Ты молодец. Все, иди к Дэну и ждите меня.

Собственные неприятности моментально отступили на десятое место. Точнее, все соединилось вместе – несчастье у Дэна и мои личные проблемы. И теперь я точно знал, что мы должны делать.

119.

Следующие часы слились для меня в одно сплошное отчаяние. Я не очень четко помню, что и как делал. Кажется, периодически, как волк в клетке, принимался обходить свою тюрьму, едва ли не обнюхивая углы в поисках отсутствующего выхода. Иногда садился прямо на пол, обхватывал голову руками и принимался размышлять. Обо всем сразу.

О Дике и о том, будет ли он огорчен, когда я внезапно пропаду, и насколько быстро меня забудет. О матери, благополучно давшей «добро» на мою службу в армии. О Сильвере, который со временем получит ответы от людей, которых побеспокоил из-за меня, да только будет поздно. О Морте, который явится утром, и о тех условиях, которые он мне поставит, но которые я по-любому не приму. О Мари, которая, слава богу, теперь с Марком и, может быть, поэтому не сильно расстроится из-за моего исчезновения. О Мэйсоне, который наверняка обидится, что я про него совершенно забыл, а когда узнает, что я просто пропал – обидится еще больше. Даже почему-то о Зои, которая обо мне вообще вряд ли вспомнит… И конечно же, о своей идиотской доверчивости. Надо же, поверил в сказочку «добром за добро». Теперь-то, задним умом, я сообразил, что еще в понедельник следовало рассказать о нападении директора и написать соответствующее заявление. В конце концов, он настолько глупо подставился, что у меня были необходимые для этого два свидетеля: Гюнтер и Коттнер. Да, оба они работали на Морта, но относились ко мне неплохо и, наверное, могли подтвердить мои слова. Все-таки назначение законного наказания и откровенное избиение ученика – вещи очень разные.

В какой-то момент я впал в бешенство и сначала помочился на проклятый шкаф, а потом перевернул все, что сумел перевернуть – стулья, какую-то тумбочку, бочку и, отплясывая в расплескавшейся воде, растоптал выпавшие розги до состояния полной непригодности. Скорее всего, это было долго, потому что так измочалить гибкие упругие прутья быстро абсолютно невозможно. Но время потеряло всякий смысл, сделавшись каким-то резиновым. Я уже даже не был уверен в том, что прошли часы, а не дни. И что Морт не забыл про меня, оставив умирать от голода и холода. Поскольку отопление в школе на выходные ради экономии отключали, и подмокнув, я начал замерзать.

Под ногами хлюпало, воняло моей мочой, у меня заледенели руки, лампочку под потолком я уже ненавидел, но ни за что не решился бы разбить. А еще мне уже начинало чудиться, что в пыточной осталось совсем мало воздуха, и я боялся, что меня вот-вот накроет приступ клаустрофобии, которой я никогда не страдал.

Я подохну прямо тут, – неожиданно отчетливо понял я. – Даже до военкомата не доберусь.

Внезапно эта мысль показалась мне здравой. И очень привлекательной. Если Морт найдет мой труп – он уже ничего не сможет сделать.

Следующие несколько минут-часов-суток я искал что-то, с помощью чего можно перерезать себе вены. Или на чем можно повеситься. В общем, сделать с собой что-нибудь, только чтобы все уже наконец-то закончилось. Прекратилось. Остановилось. Перестало быть таким невыносимым и безнадежным.

В какой-то момент я дико устал. Настолько, что опустился посреди комнаты прямо в лужу, прислонился головой к ножке массивного стола для экзекуций, который не смог перевернуть, и закрыл глаза, рассчитывая немного отдохнуть, прежде чем продолжить поиски.

Именно в этот момент в замочной скважине загремел ключ. Сердце подскочило к горлу, я открыл глаза и уставился на дверь.

– Хрена себе, – раздался голос Оливера, с порога вляпавшегося в лужу. – Что здесь за потоп?

Это был не Морт, и я выдохнул с облегчением. Однако чего ожидать от охранников, я представлял себе смутно. В конце концов, они работали на Морта. И я не знал – вдруг они с ним в сговоре?

– Ого! – следом за Оливером в дверях появился Гюнтер и сразу же наткнулся взглядом на меня. – А вот и виновник, собственно… Ты что здесь делаешь, Дэн?

Надо же, он даже вспомнил мое имя. И, судя по реакции, все же не в курсе планов директора.

– Сейчас утро? – спросил я.

Получилось как-то совершенно невыразительно и тихо – непонятно, как они разобрали.

– Да нет, только семь часов вечера, – ответил Оливер. – Ты давно здесь?

– Смотря какой сегодня день недели, – отозвался я, по-прежнему находясь в каком-то отупении. Нет, с двоими мне точно не справиться.

– М-да, – Гюнтер приблизился ко мне, присел на корточки и положил руку на лоб. – С тобой все в порядке, парень? Как ты здесь оказался? Когда мы уходили, в школе уже никого не было.

– Меня запер директор, – равнодушно сообщил я, ощущая на лбу его мозолистую ладонь. – Сказал, придет утром.

– Бред, – Оливер тоже встал рядом. – Это же против всяких правил. Никто не имеет права оставлять учеников в школе до утра. Тем более в экзекуторской. Тебя разве дома не хватятся?

– Не знаю, – пожал я плечами.

Гюнтер убрал руку с моего лба и сказал:

– Жара у него нет, так что он явно не бредит… Ну-ка, излагай, парень, с какой стати директор запер тебя тут?

– Чтобы не сбежал, – пояснил я. – Он собирается утром сдать меня в военкомат.

– Ну-ка, ну-ка, – Оливер уселся на край стола. – Попробуй еще раз, Дэн. И подробнее.

Не поднимая головы и глядя в лужу, я начал рассказывать. Терять мне все равно было нечего.

– Так, – проговорил Оливер, когда я закончил. Лицо его как-то совершенно закаменело. – Гюнтер, забирай свои права, мы же за ними сюда приехали.

И тут я впервые испугался. Страх накатил неожиданно и сразу, что после полного опустошения стало для меня сюрпризом. Я вцепился в ногу Оливера.

– Вы оставите меня тут? – спросил я в жуткой панике, ожидая, что он сейчас просто отпихнет меня и направится к выходу.

Почему-то мысль о том, чтобы пробиться мимо них к выходу, привела меня в полную растерянность. А ведь если бы у меня вышло собраться с силами, снова ощутить ту ярость, с которой разнес пыточную, я бы, возможно, смог…

– Нет, малыш, не бойся, – Оливер погладил меня по голове и поднялся.

– Оливер, – предупреждающе сказал Гюнтер.

– Я все равно собирался увольняться, – махнул рукой тот. – Приехали мы на моей машине, а кассету с записью я сейчас вытащу, не волнуйся. Морт не посмеет оставить тебя без работы.

– Думаешь, я останусь в стороне? – как-то неприятно поинтересовался Гюнтер. – Промолчу и буду делать вид, будто ничего не знаю?

Оливер положил руку ему на плечо.

– У тебя дети. И жена. Они от тебя зависят. А у меня нет никого. Даже если Морт выдаст мне волчий билет, какое-то время я продержусь и так. А потом обязательно что-нибудь найду. Не вмешивайся… Кроме того, ты собирался сегодня в театр, разве нет?

Только сейчас я заметил, что Гюнтер действительно приехал в костюме. Я еще ни разу не видел наших охранников не в форме, но сначала не обратил на это внимания. Оливер был одет в обыкновенные джинсы и рубашку, а вот Гюнтер выглядел настоящим франтом.

– Тебя давно ждут жена и нянька. Давай, отыщи свои права и дуйте с Дэном в машину, а я сейчас.

Гюнтер подхватил меня подмышки, помогая подняться.

– Идем, Дэн. Он тут сам.

Он пошарил в кармане робы, висевшей на вешалке у двери, которую я каким-то образом не задел в приступе уничтожения всего, что попалось под руку, вытащил оттуда свои права, приобнял меня и повторил:

– Пойдем, Дэн, – потом оглянулся с порога и сказал: – Спасибо, Олли.

Машина стояла во дворе – белый «Орли», не очень новый, но явно обихоженный с любовью. Насколько я знал, камеры эту часть двора не захватывали. Но Гюнтер все равно посоветовал мне держаться правой стороны, пока мы шли к автомобилю.

Холодный ветер тут же прохватил насквозь, и я в своей мокрой одежде задрожал, а зубы принялись выстукивать дробь. И все же когда Гюнтер открыл дверцу и велел мне залезать внутрь, я попытался объяснить ему, что испачкаю сиденье.

– Думаю, это самое меньшее, что волнует Оливера, – успокоил меня Гюнтер и подтолкнул вперед.

В машине было тепло – наверное, печка еще не успела остыть. Но я продолжал дрожать, теперь уже не от холода. Тоже забравшийся на заднее сиденье Гюнтер обнял меня за плечи и прижал к себе:

– Натерпелся ты, парень…

А мне вдруг стало стыдно – за то, что я так разнюнился, что так быстро сдался, – и глаза заволокло слезами. Я отвернулся к окну, стараясь не показать свое состояние, и только один раз провел рукавом по глазам, сгоняя нависшие на ресницах капли.

– Ничего-ничего, – пробормотал Гюнтер. – Крепись… Только, знаешь, в школу на твоем месте я бы больше не возвращался.

– Я и не собираюсь, – хрипло сказал я. – Все равно меня уже, можно сказать, выгнали.

– Твой отчим как – нормальный мужик? – грубовато поинтересовался Гюнтер. – От Морта тебя укроет?

– В Сильвестре я уверен даже больше, чем в матери, – невесело хмыкнул я. – Она бы с удовольствием меня сдала, лишь бы только не мешался… Собственно, директор так и сказал, что мать дала «добро»… Она, знаешь, меня не слишком-то жалует. Особенно с тех пор, как узнала про мою ориентацию.

– Не ориентация делает нас плохими или хорошими людьми, Дэн.

– А что? – я повернулся к нему. Почему-то мне очень нужно было услышать ответ на этот вопрос. Может быть, потому, что сам я не мог теперь понять, какой я человек. После часов, проведенных в подвале наедине с собой и со всем тем, что составляло мою какую-то странную и внезапно со всех сторон затрещавшую жизнь. Ведь, наверное, если бы я был хорошим человеком – этого не могло произойти? Хороших людей оберегал Бог и делал так, чтобы все у них было понятно и правильно. – Что делает человека хорошим?

– Только он сам, Дэн, – ответил Гюнтер. – И то, что обычно называется совестью. Постарайся больше к ней прислушиваться.

Открылась передняя дверца, и Оливер плюхнулся на водительское сиденье.

– Все, камеры в здании чисты, – выдохнул он. – Гюнтер, не забудь предупредить жену, что ты сегодня никуда после работы не отлучался, а вечером вы пошли в театр.

– Хорошо, Ол. Не забуду, – спокойно ответил Гюнтер.

– Сначала закинем тебя домой, чтобы вы действительно успели на спектакль, – продолжал Оливер. – А потом, Дэн, я отвезу домой тебя. Ладно?

– Спасибо, – проговорил я и вдруг всхлипнул, хотя плакать больше не собирался. – Спасибо вам.

– Нормально, – ответил Оливер и завел мотор.

– Мне жаль, что из-за меня вы теперь лишитесь работы.

– А мне нет, – Оливер развернул машину, глядя в зеркало заднего вида, а потом повел ее к воротам. – Знаешь, у всего есть свой срок. Вот и у моего терпения он тоже был. Да весь вышел. К ебаной бабушке такую работу и такое начальство.

Я не ожидал, что он в открытую выматерится – все-таки экзекуторы наказывали учеников и за это тоже, когда учителя присылали нас в пыточную. Поэтому от них я никогда ничего подобного не слышал. И от неожиданности смущенно хихикнул.

Оливер выбирался из машины два раза – чтобы открыть и закрыть школьные ворота. И только когда мы уже выезжали к трассе, я по-настоящему понял, что спасен. Что план Морта разрушен, что меня увозят, что завтра мне не нужно будет драться с директором, что меня не сдадут в военкомат… От накатившего облегчения я закрыл глаза.

Поэтому взвизг тормозов оказался для меня совершенно внезапным. Я впечатался лбом в переднее сиденье и услышал, как Оливер снова выругался, распахивая дверь.

– Совсем свихнулся, что ли, идиот гребаный? – послышалось уже снаружи.

Дорогу нам перегородил другой автомобиль. Я не успел испугаться, что это Морт или кто-то из его сообщников, кого он оставил следить за школой. Потому что узнал этот смешной обрубленный силуэт машины. Да и дверь «Орли» со стороны Гюнтера тут же распахнулась, и в уши ударил возмущенный вопль Мари:

– Куда вы его везете, придурки?! Дэн, выходи! Выходи! Марк их задержит!!!

Потом мы втроем ехали ко мне домой на машине Оливера. Поскольку «Брейн» был двухместным, то Марк предложил подкинуть до дома Гюнтера, а потом приехать ко мне за Мари. Я торопливо написал ему адрес, чтобы он не заплутал в темноте. Метель, правда, уже утихла, но все равно, учитывая слабое освещение в нашем районе, я ему еще и нарисовал, как проехать – схему от остановки автобуса, которую он найдет без труда.

А Мари рассказывала, как она никуда не ушла, хотя очень замерзла, а я все не появлялся и не появлялся. И тогда она позвонила из автомата Марку, Марк приехал к ней с бутербродами и термосом, и они устроили засаду вдвоем, боясь меня пропустить. Но из школы ушли уже все, а ни меня, ни директора по-прежнему не было. Потом и директор проехал мимо них на «Бикапе», но как они ни вглядывались внутрь машины – она была пуста. Они посидели еще немного, а потом Мари снова сходила к автомату и позвонила мне домой, где моя мать яростно сообщила, что меня нет, где я болтаюсь, она не имеет ни малейшего представления и требует, чтобы ее больше не беспокоили. И тогда Мари окончательно поняла, что со мной стряслась какая-то беда, причем в этом замешан директор.

Но они с Марком оба помнили про камеры и договорились лезть в школу, когда совсем стемнеет. Разбить окно в туалете – там не стояла сигнализация – и прочесать всю школу. Поскольку в запечатанные кабинеты вроде бухгалтерии они лезть не собирались – меня там не могли оставить просто потому, что при ком-то живом внутри сигнализация не включалась (мы все прекрасно помнили, как в прошлом году бухгалтера мучились, когда в их кабинет забежала кошка и они никак не могли выманить ее из-под шкафа), – то они рассчитывали продержаться внутри достаточно долго и найти меня до того, как что-нибудь или кто-нибудь их обнаружит. Ну и потом – у них поблизости стояла машина, и в случае опасности они бы быстро сделали ноги. Желательно, конечно, уже со мной вместе.

– Вас бы выгнали потом из «Маллет-Рей», – покачал я головой. – Узнали бы, кто меня вытащил, и выгнали.

– Марк бы натянул на лицо шапку, я знаю, как это делается, – возразила Мари. – А мне плевать, я не дорожу аттестатом.

Но когда они уже собрались штурмовать забор, только ждали, чтобы движение поблизости тоже утихло и никто не заметил двух человек, перелезающих через ограждение, – как приехали Гюнтер с Оливером. Тогда Мари с Марком затаились и стали ждать. И едва углядели, что в машине, выезжающей с территории, не два, а три человека – решили перегородить дорогу.

– Я Марку вообще предлагала таран, – яростно сказала Мари. – Но он сказал, что отец его убьет за разбитый «Брейн».

– Ну, еще бы чуть-чуть – и был таран, – насмешливо сообщил Оливер, прислушивающийся с переднего сиденья. – Я едва успел затормозить. Ненормальные вы.

– Ага, – непримиримо кивнула Мари. – Я не позволю, чтобы Дэна обижали!

– Телохранитель, – сказал я с нежностью.

– Нет, – ответила она. – Друг. Просто друг, – она всю дорогу держала мою руку в своей и не собиралась отпускать. – А теперь выкладывай, что с тобой случилось.

И мне пришлось рассказывать ей все сначала.

Уже на крыльце моего дома, когда я, еще раз поблагодарив от всего сердца, тепло распрощался с Оливером, и он, хлопнув дверцей, завел мотор и разворачивал автомобиль, Мари спросила:

– Ты собираешься говорить Дику?

Я подумал о нем, сжал зубы и помотал головой.

– Почему? – напрямую спросила Мари.

– Это мои неприятности. Я сам с ними буду разбираться. Хватит того, что уже и так много людей мне помогли.

Мы вошли в дом. Сильвер, судя по пустой вешалке, еще не вернулся с работы, а мать не соизволила появиться из гостиной, где работал телевизор. Впрочем, это было к лучшему.