Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 67 страниц)

Я дернул за майку своего соседа по заднему ряду.

– Как преподавателя зовут?

– Мистер Фийкер, – неприязненно ответил тот.

– Точно, мистер Факер, – согласился я. – Самый настоящий.

Публично издеваться над новенькими – традиция всех физкультурников. Шкаф погнал класс по периметру зала наматывать круги, а меня позвал к турнику.

– Покажи-ка, сколько можешь.

Я подтянулся раз десять. Повисел немного, секунд пять, и подтянулся еще десять – на норматив. Потом еще пятнадцать раз отжался. Потом влез по канату под потолок. В лагере мы этой хуйней занимались каждый день, да еще и штангу из положения лежа отжимали. Солдаты Отечества, блядь.

– Годен, – удовлетворенно сказал шкаф. – Завтра после уроков тренировка. Амуниция для бейсбола есть? Если нет, получишь подходящую на спортивном складе, я распоряжусь.

– Вот всю жизнь мечтал бегать по полю с палкой за мячиком в компании двадцати ненормальных, ага.

Шкаф посмотрел даже не сердито, скорее, разочарованно. А я опять покосился на его внушительные достоинства под спортивными штанами и вздохнул. Трахаться я люблю, но не в комплекте с бейсболом. К тому же у шкафа на пальце сияло новенькое обручальное кольцо, которое я заметил только сейчас. Жаль. А то бы я рискнул.

Из душевых валил пар, все кабинки были заняты, но я, честно говоря, туда и не собирался. Не люблю светить голым задом в большой компании. Уже натягивая футболку, услышал за спиной противный голос блондина Ларсена:

– У крутых парней, значит, в моде вонять. Или это водобоязнь?

Я обернулся, окинул его взглядом с головы до ног, выдерживая паузу.

– Потерплю до дома. Не хочу подцепить в вашем клоповнике лобковых вшей или чего-нибудь в этом роде. Откуда я знаю, что там у тебя под костюмчиком по яйцам ползает.

Смотреть на его вытянутую рожу было ну очень приятно. И на ухмылки его прилипал, которые те пытались скрыть. Я привычно закинул сумку на плечо, показал Киду фак и вышел.

На полпути вспомнил, что не посмотрел расписание на завтра. Пришлось подниматься на второй этаж и с отвращением изучать.

Ебли, мотогонок и технологии обработки травки в предметах не значилось. Зато стояли физика, история, литература и патриотическое воспитание. Я тяжело вздохнул и потопал к выходу. Вот мало мне патриотического воспитания от дядюшки – тут еще эта херня два раза в неделю.

Как я и думал, Зои ждала меня у ворот. А неподалеку торчали еще три такие же девки. Проверяли, видимо, действительно я ее пригласил покататься или подружка врет. Я хмыкнул, подошел к Зои, обхватил рукой за плечи.

– Пошли?

Она кивнула и счастливо улыбнулась. Все-таки попа и ноги не компенсировали остальное, но кому еще я мог доверить директорское задание?

Шлем я ей надел сам и сам застегнул, попутно погладив согнутым пальцем по шее под подбородком. Затем уселся на байк и приглашающее похлопал по сиденью за своей спиной.

– Держись крепче за меня. Мы быстро поедем.

Само собой, она вцепилась в меня, как бульдог. И завизжала, когда я рванул с места.

Выезжая на улицу, я увидел своего соседа. Дэна, да. Арчера. Он шел рядом с инвалидной коляской, в которой сидел какой-то чернокожий, и я скривился. Терпеть не могу цветных. Наглые вонючие твари, а этот дурак с ними еще общается. Больше не с кем, что ли?

– Он что, дружит с черными? – крикнул я, пытаясь переорать рев байка. – Этот Арчер?

– Ага, – Зои кивнула, стукнув меня шлемом. – А с кем ему еще дружить? Он же гомик.

Я чуть с байка не упал от удивления. Вот этот тихоня?!

Но тут впереди замаячили машины, и мне пришлось сосредоточиться на дороге. Зои время от времени взвизгивала и прижималась ко мне так, словно мечтала стать моим сиамским близнецом. А я, лавируя между автомобилями, размышлял, как уговорить ее сделать ту хрень, которую мне выдал Морт. Потому что для меня самого в задании не оказалось ничего знакомого, кроме собственно цифр.

7.

Выйдя из здания школы, во дворе я увидел Мэйсона, беседующего с Келли из одиннадцатого «би» – темной, как кора дерева, цыганкой с длинными смоляными косами. По-моему, она была неплохой девчонкой, и я свернул в сторону, не желая им мешать. Но Мэйсон меня окликнул, и пришлось все-таки подойти.

– Привет, – сказал я.

– Здорово, – согласился Мэй, протягивая руку.

– Здравствуй, – застенчиво произнесла Келли, глядя в сторону.

Она сидела на лавочке, раскрыв на коленях папку, и до моего прихода, видимо, показывала Мэйсону какие-то рисунки.

– Ты рисуешь, Келли? – удивился я.

– Немного, – она стушевалась и принялась торопливо запихивать листы на место.

От неловкого движения они рассыпались, Келли охнула, и я нагнулся помочь их собрать.

С первого же рисунка на меня посмотрел Мэйсон. Улыбающийся, довольный жизнью. И он не сидел, а стоял. И приветливо махал руками. А позади него виднелось море. И небо. И пара чаек.

– Ух ты! – сказал я.

– Келли фантазерка, – ласково произнес Мэй, заметивший, какой рисунок я держу.

Я поднял еще один лист – с него на меня мрачно уставился наш прогремевший на всю школу новичок. Только не в супердорогой коже, а в тюремной робе. В камере, под зарешеченным окном, его лысина смотрелась очень даже гармонично. Как и татуировка шипастого дракона на руке, в которой он держал сигарету.

– Это за что же ты его так? – не выдержал я.

Келли молча пожала плечами и аккуратно за уголок потянула бумагу у меня из рук. Я отпустил, она поспешно убрала рисунок к остальным и захлопнула папку.

– Мне пора, Мэйсон, – проговорила она, – а то автобус уйдет.

– Счастливо тебе, Келли.

– Пока, – попрощался и я.

Келли развернулась и быстро-быстро, почти бегом направилась к остановке.

– У меня ощущение, что Келли рисует не портреты, не внешность людей, а их суть, – заговорил Мэйсон, когда мы с ним выехали за ворота. – Она как будто смотрит вглубь, в душу, понимаешь?

– Да ну, – утверждение показалось мне довольно сомнительным, – а ты не преувеличиваешь? Взять нашего пижона – что уж, прямо такой уголовник, что ли?

В этот момент позади нас заревел мотор, и из-за угла вылетел предмет нашего разговора на «Джарге». Позади него в черном шлеме, ужасно не идущем к ее светлому платьицу, сидела Зои. Обнимала Лернера за талию и прижималась к его кожаному жилету. Они промчались, оставив в воздухе запах выхлопных газов и оглушительный треск двигателя.

– Смотри: уже и девчонку подцепил, – покачал головой Мэй. – И чего только они в подобных долбоебах находят, что так липнут?

– Он такой романти-и-ичный! – вспомнив первую реакцию Мэйси, протянул я писклявым голосом, закатив глаза.

Мэй рассмеялся, и я его поддержал.

– Слушай, – уже в парке спросил меня Мэйсон, – а почему ты не попытаешься ухаживать за Келли? Она, между прочим, совершенно свободна и была бы не прочь с тобой встречаться.

– С чего ты взял? – опешил я.

– Ну, это ты видел только два рисунка. А я-то просмотрел с десяток. И три из них посвящены тебе.

– Мне?! – я даже остановился. – Брешешь.

– И зачем бы я стал? – Мэй нахмурился – он терпеть не мог, когда его обвиняли во вранье.

– Или путаешь, – спохватился я.

– С кем бы я мог тебя перепутать? – ухмыльнулся он. – С книжкой на стадионе только тебя застать можно. Остальные пялятся на поле. Да и вообще – что я, твою физиономию не узнаю, что ли? Келли, между прочим, очень хорошо передает сходство.

Ну, тут мне возразить было нечего: я ведь тоже сразу узнал нарисованных Мэйсона и Лернера.

– Да ну, – я в растерянности потер переносицу, – не думал, что могу нравиться девушкам.

– И почему? – тут же спросил Мэйсон.

Я пожал плечами. Чего объяснять-то? И так все понятно: денег нет, популярности нет, красиво ухаживать не умею, пыль в глаза пускать – тоже, спортивными достижениями похвастать не могу… Недоразумение, короче, сплошное, а не парень. Какая девушка согласится встречаться с таким, которого и подругам-то продемонстрировать стыдно?

– Ты зря думаешь, что все девушки всегда смотрят на кошелек, – Мэй закрутил колеса, и мы пошли дальше. – Келли вот не из таких. Ей нравится человек. Или не нравится.

– Ну да, – усмехнулся я, – и из пары слов, которые мы за все время сказали друг другу, она уже сделала вывод о моем богатом духовном мире и по уши влюбилась.

– Хватит ерничать! – неожиданно разозлился Мэйсон. – Келли – отличная девчонка, и хрен бы я ее тебе отдал, если бы не… – он оборвал себя, помолчал и продолжил уже спокойнее: – Я вчера уже говорил, что ты прячешься от мира. И мне кажется, именно поэтому новичок тебя и взбудоражил. Как бы там ни было, он живет, понимаешь? На полную катушку. А ты – нет. Так вот тебе шанс. Хороший шанс. Завтра после школы не иди со мной, а подожди Келли и предложи ее проводить. Я знаю, она не откажется.

Черт возьми, вот я влип…

– Мэй, но я же не…

– Все! – припечатал он. – Завтра. И если ты ее обидишь – наша дружба кончена, понял? – он сурово взглянул на меня и развернулся к своему дому, возле которого мы, оказывается, уже стояли.

В принципе, я понимал, что Мэйсон предлагает стоящий вариант. Попробовать-то можно было, наверное. И правда же – не урод, не инвалид, а девчонки нет как нет. Непорядок. В семнадцать-то пора бы уже хоть с кем-нибудь встречаться…

Но вот беда: я совершенно не представлял, как обращаться с девушками. В смысле, когда они переходят в ранг подруг. Пока они друзья твоих друзей – все понятно. Я же сегодня ни на мгновение не застеснялся спросить ту же Келли, как у нее дела. Но стоило представить, что завтра с ней же мне идти на свидание, как я впадал в тихую панику. Я прекрасно знал, как это все будет по-идиотски выглядеть: я буду топтаться, нести разную чушь, мямлить, ронять различные предметы и вообще вести себя до отвращения неловко.

А самое главное: как из стадии «парень провожает девушку до дома» и «парень провожает девушку до дома и целует ее в щечку» переходят к стадии «парень проводил свою девушку и теперь целует ее взасос»? Уж не говоря о плавном перемещении из вертикального положения в горизонтальное. Ну то есть секс у меня уже был однажды, но тут ведь явно предполагался не секс, а отношения.

К тому же тогда все вышло ужасно глупо и совершенно спонтанно. Можно сказать, по пьянке. И я бы не стал утверждать, будто мне сильно понравилось. Хотя девушка попалась опытная и с огоньком.

Вздохнув, я забил на будущие проблемы и обратился к делам сегодняшним. Поскольку сегодня был день выдачи пособия за погибшего брата – я направился в муниципалитет.

Честно отстояв в очереди среди таких же бедолаг различного вида и запаха, я наконец-то попал в скромно обставленный кабинет. Усталая женщина средних лет с равнодушным лицом, упакованная в темно-синий костюм, изучив мое удостоверение личности и доверенность, выдала мне «жировку». Я заглянул в нее и нахмурился:

– Послушайте, у вас тут ошибка. С этого месяца обещали повышение пенсии, а в распечатке стоит прежняя сумма – триста пятьдесят марок.

– Никакой ошибки нет, – тетка немедленно заняла оборонительную позицию. – Повышение только тем, чьи родные погибли во время военных действий.

– Мой брат погиб в Стрэйде, это на самой границе с Надаром, и там…

– Молодой человек, вы читать умеете? Тогда посмотрите вот сюда! – она сунула мне под нос какую-то бумагу. – Военный конфликт с Надаром начался двадцатого августа. Двадцатого, понимаете? А ваш брат погиб пятнадцатого. Тогда никаких военных действий еще не велось.

– Это было нападение, – тихо сказал я. – Мой брат работал инженером, а не солдатом. Ему даже автомат не полагался. Они строили, когда на них напали. Это была одна из провокаций надарцев, из-за которых потом и началась война.

– Не война, а военный конфликт! – рявкнула на меня чиновница, заводясь. Лицо покраснело, руки сжались в кулаки. – И начался он двадцатого августа! Если у вас есть возражения – обращайтесь в военкомат, и пусть там вам дают подтверждение, что ваш брат погиб именно от рук надарцев, а не в результате несчастного случая на стройке. У меня другие сведения и другие указания! Хотите – получайте свое пособие, хотите – нет, только освободите мой кабинет! В коридоре ждут люди, которым деньги нужны, судя по всему, больше, чем вам!

Поняв, что ничего не добьюсь, я, кипя от гнева, вышел и направился с «жировкой» в кассу, где, еще раз изучив мои документы, мне выдали положенную сумасшедшую сумму в триста пятьдесят марок. На которую я опять не мог позволить себе купить новые кроссовки. В классе уже начинали посмеиваться над моей потертой и продранной кое-где обувью, и я твердо решил приобрести другую пару с повышения пенсии. Но не тут-то было.

Я с завистью вспомнил спортивный костюм новичка. Да уж, Лернер не позволит своей обуви просить каши.

Перекинувшись мыслями к этому нахалу, я тут же вспомнил, как он переодевался на физкультуру. И шрам через всю спину – красный, гладкий. Который мне почему-то ужасно захотелось потрогать – какой он на ощупь?

Парни потом шепотом обсуждали, где новенький мог его заработать, а я был занят тем, что отгонял неуместное желание. Странно – никогда я не испытывал нездорового любопытства к повреждениям человеческого тела…

По пути я завернул в супермаркет, купил продуктов. И домой притащился, нагруженный сумками. Мать, конечно же, не спала. Она всегда прекрасно помнила день получения пенсии.

– Дай, – требовательно протянула она руку. Всклокоченные волосы на голове придавали ей какой-то ведьминский вид, а красные глаза только усугубляли впечатление.

Я вынул из кармана заранее припасенные двадцать марок и сунул ей.

Мать немедленно пошаркала в свою комнату и принялась собираться. Даже вроде бы расческу вытащила.

Разгрузив пакеты, я сунулся к ней:

– Мам, может, ты никуда не пойдешь, а?

– Не твое дело! – грубо оборвала она.

– Мам, я бутылку пива принес. Выпей и оставайся дома.

На секунду она обернулась ко мне, задумчиво оглядела с головы до ног, и мне показалось, сейчас она скажет: хорошо, сыночек, спасибо, пожалуй, я и правда никуда не пойду. Но она уже отвернулась и буркнула:

– На опохмел оставь. Смотри, сам не выпей, нахлебник!

И, подхватив какую-то страшную сумку с длинным ремешком, профланировала мимо меня. В коридоре долго возилась, выбирая из поношенной полуразвалившейся обуви что-нибудь более-менее крепкое, а потом я услышал, как хлопнула дверь. Теперь до утра можно было ее не ждать.

Я и не ждал. Перекусил сэндвичами с чаем и завалился в кровать с книжкой. Уже почти ночью вспомнил, что по литературе задали выучить стихотворение Бальнера – жутко скучное и непонятное. Лучше бы он одну прозу писал, правда. Стихи у него совсем какие-то мутные получались. Ни о чем.

Я немного тоже сочинял стихи, но вскоре бросил – по-моему, они у меня выходили еще хуже, чем проза. Хотя заканчивать их оказалось гораздо проще – они же маленькие. Может быть, Бальнер тоже из этих соображений занялся поэзией?

Наспех зазубрив двенадцать строчек, я решил, что мне вполне сойдет, и завалился спать.

8.

Жила Зои в каком-то паршивом многоэтажном доме недалеко от автовокзала. Я помог ей слезть с байка, подержал за талию, погладил по тощей спине. Затем спустил ладони ниже и слегка притиснул к себе.

– Ты классная. И учиться любишь, я вижу. Сходим куда-нибудь в субботу? Я знаю пару приличных кабаков, где можно купить коктейли, не показывая удостоверение личности.

– Ой, я даже не знаю, – Зои сделала круглые глаза. – Нам на выходные много задают. А ты всегда так обнимаешь девушек?

– Как «так»? – я опять погладил ее по ягодицам и представил себе мистера Факера. – Тебе не нравится?

Она захихикала и сама ко мне прижалась. Наверное, решила, что меня возбуждает ее тощий передок. Вообще, если закрыть глаза и не видеть физиономию… Я осторожно пролез пальцами под короткий подол ее платья, провел по гладенькому бедру, нащупал край тонких трусиков. Струсит или нет? Струсила. Отшатнулась, поджав губы и одергивая подол.

– Мистер Лернер, вы нахал!

– Да, – сказал я и снова притянул Зои к себе. – Еще какой. И мне очень нравятся тихие девочки-отличницы. Такие, как ты.

Почему они все ведутся на эту хрень? Все и всегда. Самые приличные и самые воспитанные?

Мы стояли в зассанной подворотне, я шарил у нее в трусах, лез пальцами внутрь, а Зои только попискивала и тяжело дышала мне в плечо, навалившись всем телом. Я ее и выебал бы без помех прямо тут, если бы у меня была такая цель, потому что она текла и млела от малейшего прикосновения. Я даже удивился подобному темпераменту. И ведь ни за что не скажешь с первого взгляда. Да и со второго тоже.

Сиськи у нее оказались маленькие и какие-то тощие. Я их потискал, прижав Зои к стене, еще раз помял у нее между ног и решил: достаточно. Захочет – дома кончит без моего участия. Отодвинулся, прошептал по возможности интимнее, заглядывая в побагровевшее лицо:

– Пора остановиться, малышка. Нам ведь не нужны проблемы, да? Ты классная девчонка, я не хочу причинять тебе неприятности.

В какой-то мере я говорил правду. Неприятности мне точно были без надобности, учитывая должность ее мамашки. Раз мои предки решили идти до конца – они запихнут меня в интернат Клейна, едва я вылечу из муниципальной школы. А если я порву Зои целку и об этом узнают – вылечу без вопросов.

К тому же у меня на нее толком и не стояло. А трахать в зад девку при наличии другой дырки – дурное извращение.

Впрочем, Зои и так уже была моя с потрохами. Провисела на мне до дверей квартиры, быстро и испуганно клюнула в щеку мокрыми губами и безропотно взяла лист, выданный Мортом, пообещав к завтрашнему дню все сделать. Мне даже и объяснять-то, почему я сам не могу решить, не пришлось – видела она мою контрольную работу.

Избавившись от двух проблем сразу, я наконец-то поехал к «Мимироне». Нашел Бойда, взял у него траву. Заодно прикупил пару банок энергетика и задумался, куда направиться. Домой не хотелось, я сроду так рано не возвращался. И я поехал в «БиБи». Хотелось трахнуть кого-нибудь и забыть о гребаной новой школе хоть на пару часов. А у клуба всегда можно было снять симпатичную девку или пацана. У меня оставалось около пятнадцати марок, и я вполне мог рассчитывать на приличный минет.

Домой я прикатил здорово под кайфом – встретил в «БиБи» Курта и Майкла, они были при деньгах, и мы хорошо оттянулись с моей травкой и их выпивкой. Потом подцепили какую-то блядь и продолжили оттягиваться в джипе Курта. Потом я вроде слегка выпал из реальности, поскольку какое-то время воспринимал происходящее как сквозь толстый слой воды.

Потом блядь уползла по своим блядским делам, мы еще немного потусовались, и я все же решил отправиться домой. Даже под кайфом я помнил, что вылетать из школы мне нельзя.

У гаража поджидал Тэд. Глянул на часы, на меня, покачал головой.

– Знал бы, в каком состоянии ты будешь гонять на байке, – никогда бы не стал тебя учить.

– Да ладно, Тэд, – я заглушил двигатель, слез, потянулся, разминая затекшую спину. – Не нуди. Доехал же, никуда не впилился.

– Все впереди, – мрачно предсказал он. – В лучшем случае ты сломаешь себе шею. В худшем – станешь овощем. Питание через трубочку, судно под задницей. Нравится подобная перспектива?

– Ой, отъебись! – я отмахнулся и полез в карман за сигаретами. – Что ты как мои предки стал? Они тоже все время какие-то страсти обещают.

– Дик, – Тэд перехватил мою руку, вынул из пальцев пачку. – Ну ты же не глупый парень, хотя и порядочный оболтус. Неужели не понимаешь, что гробишь себя ударными темпами? Не отдаешь себе отчета, в какую пропасть падаешь?

Я скривился.

– Фу, сколько пафоса. Считаешь, мне мало нытья предков?

– Никто в этом доме не желает тебе зла, – негромко проговорил Тэд. – Никто, Дик. Дом – это твоя крепость, здесь у тебя нет врагов. Ты всегда был трудным ребенком. Но сейчас ты переходишь всякие границы.

Если бы я не обкурился до зеленых кругов в глазах, я бы промолчал. Тэд был одним из немногих людей, которых я действительно уважал. Он никогда не читал мне нотаций, относился как к равному и вообще был своим в доску, несмотря на сорок с хвостиком. Но сейчас как раз он нарушал всякие границы, пытаясь влезть мне в душу.

Я выдернул ладонь из его цепких пальцев и сделал шаг назад.

– Что ты ко мне, блядь, лезешь? Делать нехуй? Иди газон подстриги. Или «Старс» помой. Нашелся тоже... проповедник.

Я знал, что завтра пожалею о своих словах. Очень пожалею. Хотя бы потому, что Тэд не был ни садовником, ни автомехаником, а я был обязан ему чуть больше, чем жизнью.

Но меня несло на алкогольно-каннабисовых волнах так далеко и сладко, что опомнился я только на земле с горевшей от тяжелой пощечины щекой.

Тэд сплюнул, повернулся и исчез за дверью гаража, оставив меня с ощущением невосполнимой потери.

Проснулся я рано и с невыносимой головной болью, словно мне в череп забили с десяток приличных гвоздей. Неудивительно, конечно, учитывая количество выпитого и выкуренного накануне. С трудом поднявшись, я пополз в ванную, чувствуя до кучи еще и какое-то неудобство на физиономии. Зеркало отразило отчетливый синяк на скуле и виске – бил Тэд безжалостно. Я криво ухмыльнулся сам себе, закинул в рот сразу две таблетки «Алки» и включил в душе холодную воду.

Линда уже суетилась на кухне, но на открывшуюся дверь головы не повернула. Я просочился внутрь, сел на любимое место у окна, облокотился на стол и выжидательно уставился в ее широкую спину. Линда по-прежнему не реагировала, и я вздохнул. Через минуту вздохнул громче и поерзал на стуле. Линда вытащила тарелку, сыпанула в нее хлопья, залила молоком и со стуком поставила передо мной. Я взял ложку и уныло начал ковыряться в завтраке.

Линда злилась – значит, Тэд ей все рассказал, и «четверговой» булочки с корицей мне не будет. В наказание. Как будто синяка на морде недостаточно.

Прислуга и охрана в нашем доме умудрялись воспитывать меня намного лучше родителей. Во всяком случае, выпечкой Линды я дорожил больше, чем подарками предков. Не считая байка, конечно.

Вместо яблока я получил тарелку ненавистной тертой моркови, слегка посыпанной сахарной пудрой. Ну и чай. Пустой.

Уныло съев оранжевую дрянь и едва хлебнув чая, я встал из-за стола, пробормотал «спасибо» и отправился искать Тэда.

Байк стоял там, где я его бросил. Голова немного отошла, и я, взяв в гараже тряпку, принялся протирать «Джаргу» от грязи. Времени у меня было навалом – встал я на час раньше обычного. Но до моего отъезда Тэд так и не появился – или спал, или уехал с утра по каким-то делам.

Первым уроком значилась литература. Опять. А голова у меня все еще болела, да и видеть толстую рожу Коттнера не хотелось. Если бы мог – вообще на уроки не пошел, настроения высиживать часы и слушать всякую херню не было никакого.

Я угрюмо потащился в класс, где ко мне опять прицепился пижон Ларсен. Точнее, к синяку у меня на роже. В другое время громогласно высказанная версия, будто я схлопотал по морде от девушки, которую увез кататься, вызвала бы у меня разве что ухмылку. Но ухмыляться совсем не хотелось. Поэтому я только буркнул:

– Отцепись уже от меня, урод. Или тебе надо зубы проредить, и ты решил на дантисте сэкономить? Ты меня, блядь, достал уже своими подъебками. Не зли меня, а то ведь и правда личико подправлю.

Он, конечно, не успокоился. Вякнул что-то про солнечных зайчиков от моей головы. Я разозлился, схватил его за отвороты пиджака – и тут в класс вошел Коттнер. Наверное, эта сука Кид на то и рассчитывал.

В итоге я оказался бандитом, напавшим на отличника и хорошего мальчика Кида Ларсена. Коттнер так и сказал: бандит.

Правда, никаких увечий я нанести не успел, к сожалению. Поэтому меня просто поставили перед классом и велели вытянуть вперед левую руку. В общем-то, понятно было – зачем. Я посмотрел, как Коттнер поднимает указку, и отвернулся, уставившись на Зои, кусавшую губы и жалко улыбавшуюся. Затем зацепил взглядом осклабившегося Кида, парня с дурацкой кличкой Рысь, столкнулся глазами с Арчером – и в этот момент пальцы обжег удар. От боли аж горло перехватило. Кажется, даже мордовороты так больно не били. Я отдернул руку, непроизвольно схватив ее другой, но Коттнер потребовал:

– Вторую.

Я перевел дыхание, закусил губу, досчитал про себя до трех и молча вытянул вперед правую. В левой пульсировала боль, но я все равно сжал ее в кулак и завел за спину. Вот не дождутся они тут моих воплей. Не-дож-дут-ся!

– Идите на место, – распорядился Коттнер после второго удара.

Я негнущимися пальцами взял за ремень сумку и направился к своему столу в полной уверенности, что у меня что-нибудь сломано. Костяшки на левой кисти опухли, удар по правой пришелся на позавчерашний синяк. Сильно болело, а еще сделалось невыносимо тоскливо. Я сел на свой стул, кинул на парту учебник и закрыл глаза, пережидая приступ дурноты.

Пока Коттнер бубнил что-то о романтической поэзии начала прошлого века, я рисовал в тетради загогулины, делая вид, что пишу, и размышлял, как мне прожить девять месяцев в этой школе дипломированных садистов.

Я просто боялся. И не побоев, а что рано или поздно у меня упадет шторка и я кого-нибудь тут искалечу. Или просто убью. Не такой у меня был крутой самоконтроль, как со стороны могло показаться. Во всяком случае, болевой порог норму не превышал, и сдерживаться очень уж долго я не умел тоже.

Можно было, конечно, попробовать учиться хотя бы на «терпимо», но это означало, что родителям удалось вогнать меня в нужные им рамки. А я не хотел жить в рамках. Не хотел – и все.

Если они так мечтали вырастить меня «приличным человеком», то почему взялись за воспитание только сейчас? Сунули бы в какой-нибудь привилегированный интернат года в три – и дело с концом. А то ведь получалась полная херня: много лет мне все было можно, а теперь вдруг все стало нельзя. Дома меня не наказывали, не ставили в сопливом детстве по углам, не пороли. А теперь всякая шваль имеет право бить меня указкой по пальцам и наказывать розгами.

В школах, где я раньше учился, на нас дышать боялись – будущая элита общества, юристы, бизнесмены, политики. Наказания были, конечно, но не физические. Выучить несколько страниц текста, написать после занятий контрольную. Я на подобные методы воспитания плевал с крыши, но это ведь не означало, что в меня нужно вдалбливать знания палкой. Тем более проку из этого все равно никакого не выйдет – меня не интересовала учеба, я не стремился делать карьеру и преумножать родительское состояние. Мне для хорошей жизни вполне хватило бы денег, принадлежавших моей семье. И детям моим хватило бы, реши я вдруг в будущем завести детей. И внукам, и правнукам. Так нахуя?

На бабло, капавшее с принадлежавших нам акций судостроительных верфей, можно было содержать небольшой город. Деньги, если их много, прекрасно делают деньги без участия людей. Чего ради я должен забивать голову всякой поебенью о классиках мировой и отечественной литературы, функциями и синтезом неорганических веществ? Это принесет больше дивидендов?

В подобных угрюмых размышлениях я и провел урок мистера Коттнера, чтоб ему сесть на кактус голым задом. На очень колючий кактус. Гигантских размеров. Может быть, тогда он прочувствует то, что чувствовал я, когда мордовороты били меня розгами. А Кида надо проучить, без вопросов. Чтобы неповадно было подставлять меня.

Задумавшись, как именно проучить Ларсена, я вышел из класса и тут же налетел на инвалидную коляску с тем самым черножопым приятелем Арчера. Тот успел затормозить в дюйме от меня и недовольно сказал:

– Под ноги смотри иногда.

– А хули ты тут разъезжаешь? – тут же окрысился я. – Не видишь, здесь люди ходят.

– Я тоже человек и тоже здесь учусь, – подставился черный, и я радостно оскалился, найдя, на ком сорвать плохое настроение.

– Ты? Кто тебе сказал, что ты человек?

И пнул его кретинскую коляску в обтянутое резиной колесо.

9.

Не знаю, что со мной случилось. Но из класса выходил еще нормальный привычный Дэнил Арчер, а стоило мне поднять голову и увидеть, как этот наглый тип бьет по коляске Мэйсона, и тот, взмахнув руками, падает в ней навзничь, как у меня тут же отключились мозги, зато включилась огромная, нерассуждающая ярость.

Я вскипел, как десять тысяч чайников – мгновенно и молча. Но крышки, чтобы выпустить пар, во мне не предусмотрели, и я, скинув сумку, без предупреждения бросился на Лернера, уже готового идти своей дорогой. Вот ни слова не говоря – просто налетел на него и пихнул, ударив обоими кулаками в район живота. От неожиданности Лернер охнул и, споткнувшись о валявшуюся на боку коляску, грохнулся на пол. Передо мной по-прежнему маячила красная пелена, я ухватил его левой рукой за пижонскую жилетку и потянул к себе, одновременно правой метя в глаз. Не попал – Лернер успел перехватить мой кулак, дернул вниз, и мы покатились по ядовито-желтой плитке коридора, молотя друг друга куда придется.

По крайней мере, я молотил именно так. Никогда не умел драться. Да и не пытался, в общем-то. Разве что в начальной школе. По глупости.

А вот Лернер, кажется, все-таки бил не хаотично. Во всяком случае, в пах он засветил мне коленом так, что у меня искры из глаз посыпались. И как раз в тот момент, когда я, сжав зубы, изо всех сил пытался вырваться из его захвата и провернуть с ним аналогичный прием, меня сцапали за шиворот и потащили прочь.

Только тогда в мои уши ввинтился крик нашей химички:

– …драку в нашей школе! Неслыханное безобразие!

Я вывернулся из рук охранника – Оливера, кажется. Второй удерживал тяжело дышащего и щерящегося Лернера. Даже руку за спину заломил, чтобы тот не рыпался.

Оливер попытался уцепить меня за рукав, но я отмахнулся и шагнул к коляске Мэйсона, не слушая визг куратора. Перевернул коляску, поднял сидевшего на полу схватившегося за голову Мэя под мышки, потянул вверх. Рядом оказалась Келли, придержала коляску, чтобы та не отъехала. А больше никто из окружавших нас даже не пытался помочь: стояли и глазели, шушукаясь. Идиоты. Я отвел руку Мэйсона ото лба – оттуда немедленно закапала алая кровь, отчетливо выделяясь на фоне его черной кожи.

– Ему в больницу надо, – сказал я, – на всякий случай.

Оливер кивнул и куда-то направился – звонить, наверное.

Мэйсон опять приложил ладонь к голове.

– …десять! – снова услышал я голос Смитфул. – Обоим!

– Как ты? – спросил я Мэя.

– Ничего, – ответил он. – Только ног не чувствую.

– На физкультуру сегодня не ходи, – посоветовал я.

В этот момент охранник, который так и не отпустил Лернера, второй рукой ухватил меня за плечо и резко сказал:

– Пошли!

– Поедешь с ним в больницу? – торопливо спросил я Келли.

– Конечно, – кивнула она, не сводя с Мэйсона темных испуганных глаз.

Я успокоился, взял свою сумку и потопал вместе с охранником и Лернером. Ни мой противник, ни я не пытались вырваться, но наш сопровождающий все равно держал руку Лернера заведенной за спину, а меня – за плечо.