Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 67 страниц)

В конце концов я плюнул, захлопнул книгу и сунул ее назад на полку. Какая, к бесам, разница. Все равно по крови он мне был никем и никем останется.

Как ни странно, Саломея первой нарушила молчание. Придержала свою кобылку, повернулась ко мне.

– Какую жизнь ты намерен вести после свадьбы?

Я пожал плечами.

– Обычную. А что именно тебя волнует?

Она холодно на меня посмотрела.

– Меня волнует та степень свободы, на которую я могу рассчитывать.

Я опять пожал плечами.

– На любую, которая тебя устроит. Если тебя беспокоит, позволю ли я наставлять мне рога – так это сколько угодно. Условий два: рожаешь ты от меня и не светишься в прессе.

– А ты? – все-таки у нее был неприятный взгляд. Я себя чувствовал, как на приеме у врача. – Какую степень свободы ты планируешь для себя?

Я остановил жеребца, слез, закрутил повод вокруг невысокого деревца, достал сигареты. Саломея рассматривала меня сверху, и я поманил ее пальцем.

– Слезай, обсудим это дело, если ты так переживаешь.

Она бросила поводья, и я помог ей спуститься.

Закурил, выпустил колечко дыма в морозный воздух.

– Мы с тобой оба в курсе, что этот брак – чисто деловое предприятие со всех сторон. Наши деньги – ваши связи во дворце. То есть не ваши, а твоего отца. Меня не волнуют твои идеальные прелести, тебя не возбуждаю я. Правильно?

– Пройдемся, – предложила Саломея и нервно повела плечами. – Ты видел? За оградой пара корреспондентов с фотоаппаратами.

– Можем специально для газет обменяться страстным поцелуем, если хочешь.

Она дернула уголком рта.

– Позже, Ричард. Хватит с них пока нашей прогулки.

Сунула руку в перчатке мне под локоть и прижалась боком. Я согласно кивнул, и мы пошли вдоль берега, оставив лошадей на попечение служителей парка.

– Если боишься, что я намерен после свадьбы запереть тебя в особняке, то ошибаешься. Живи как тебе нравится, правда. Понятно, что для вида нам придется регулярно где-то бывать, но так ведь все делают. И мои предки в том числе. Думаю, мы обойдемся без скандалов в желтых газетках и генетических экспертиз по поводу детей. Во всяком случае, я на это рассчитываю.

– А я рассчитываю, что ты не станешь плодить ублюдков на стороне, – резко ответила она. – Не хочу, чтобы мои дети потом судились за наследство с бастардами.

Я фыркнул, взял ее за плечи и развернул к себе. Со стороны это, наверное, смотрелось нежным объятием. Я прямо слышал лихорадочные щелчки камер, и меня это слегка забавляло.

– Радость моя, ты уже думаешь о наследстве? Не рано ли? Я пока подыхать не собираюсь. И умею пользоваться презервативами, если тебя так волнуют внебрачные дети.

– Значит, о тебе говорили правду? – Саломея прищурилась. – В «Пайстоне»? Что ты трахаешься со всеми подряд?

От удивления я едва не рассмеялся ей в лицо. Выходит, там обо мне тоже вовсю сплетничали. А я-то думал, этим лощеным снобам все до фонаря, кроме собственных персон.

Я аккуратно привлек Саломею к себе. Она не сопротивлялась, а в глазах появился какой-то намек на ожидание. Словно моя невеста рассчитывала на что-то. Я прижался к ее губам и мимолетно удивился тому, какие они теплые и мягкие. А еще она пользовалась очень нежными духами, отчетливо ощущаемыми в морозном воздухе.

Оторвавшись и глядя в изумленные глаза, я ласково погладил уголок ее приоткрытого рта.

– Дорогая, не буду тебя разочаровывать. Я и правда трахаюсь со всеми подряд, как озабоченный кролик. Но говорят, к шестидесяти это проходит.

Она вдруг рассмеялась, закидывая голову и придерживая рукой шапочку.

– Ты и правда чудовище. Но в чем-то даже милое. Наверное, с тобой будет забавно.

Я разжал руки, отпуская ее. Хмыкнул и сунул в зубы сигарету.

– Ты даже не представляешь, насколько забавно. Но обещаю, что судиться за наследство с моими внебрачными детьми тебе не придется.

Перед возращением в Римон отец прочитал мне очередную лекцию о пристойности. Я слушал его рассуждения о «добром имени, общественной морали и недопустимости предосудительного поведения для людей нашего круга», грыз яблоко и с тоской думал, как же мне все это осточертело. Я давно уже не был ребенком, на которого могли действовать пустые слова. Тем более что отлично знал, до какой степени отец сам плюет на общественную мораль и доброе имя, если они расходятся с его интересами.

В этом отношении он был точно таким же лицемером, как и дядюшка Леон с его проповедями о военной службе, облагораживающей мужчину. Сам дядя Леон благополучно провоевал в свое время интендантом при штабе, где и заработал большую часть своего состояния, которое, однако, не мешало ему регулярно клянчить деньги у моего отца. При этом он не гнушался обличать уличное воровство. Можно подумать, была какая-то принципиальная разница между вытащенным из кармана обывателя кошельком с десятком марок и сотнями тысяч, украденными из государственной казны. Видимо, для дяди Леона разница заключалась в масштабах.

Я так и пропустил бы слова отца мимо ушей, если бы в его напыщенной речи не проскочило имя Дэна. Я кинул огрызок на тарелку и насторожился.

– …сын мелкого клерка и пьяницы. Какую пользу может тебе принести подобное знакомство? Между тем с Ларсеном ты почему-то не ладишь. Если тебя по каким-то причинам волнует, что его отец под следствием – ну так это недоразумение, можешь мне поверить. Кто-то из зависти состряпал донос, полиция вынуждена его проверять. Арчер – совершенно неподходящая компания, и меня очень огорчает, что ты абсолютно не разбираешься в людях.

– Дэн классный парень, – сквозь зубы сказал я. – А Кид ублюдок. И останется ублюдком, даже если его отца оправдают все судьи Империи.

– Откуда это желание обязательно общаться с отбросами общества? – отец всплеснул руками, а мне невыносимо захотелось встать и уйти, хлопнув дверью. – Ричард, когда я переводил тебя в «Маллет-Рей», я рассчитывал не только на определенные меры воздействия, которые Мартин Морт сочтет необходимыми. Но и на то, что этот опыт окажется для тебя своеобразной школой жизни. Ты научишься ценить свое положение и те привилегии, которые оно дает, познакомившись, так сказать, с изнанкой общества. А вместо этого ты буквально катишься все ниже, окружая себя какими-то отщепенцами.

Это оказалось последней каплей. Лично я считал, что Кид и все его прихлебатели мизинца Дэна не стоят. Но объяснять это отцу было бесполезно. Он делил людей на нужных и ненужных, а не на хороших и плохих. Поэтому я поднялся из кресла, сунул руки в карманы и угрюмо посмотрел на отца.

– Если ты не возражаешь, я хотел бы пойти к себе. У меня болит голова.

Это всегда было лучшей отмазкой, а после того, что случилось месяц назад, и вовсе безотказным средством. Отец тут же замолчал и кивнул, отпуская меня восвояси. А когда я уже взялся за ручку двери, негромко проговорил мне в спину:

– Ричард, я никогда не пытался вмешиваться в твою личную жизнь. Но твои отношения с этим мальчиком пора прекращать. На карту поставлено слишком многое, и я не могу позволить, чтобы папарацци пронюхали о твоих противоестественных наклонностях. Развлекайся дома, если у тебя так уж зудит. В конце концов, на Люка я могу закрыть глаза – он проверенный человек, а Тэду я доверяю как себе.

Я отпустил дверь и медленно повернулся. Откуда-то из глубины поднималась тяжелая, неуправляемая волна ярости.

– Мне очень жаль, отец. Только трахаться я буду с тем, кто мне нравится. Хотя жениться готов на той, которую выбрал ты. А если с Дэном что-нибудь случится… клянусь, я расскажу о своих сексуальных пристрастиях каждой паршивой газетенке, готовой меня выслушать. Ты, разумеется, запросто запрешь меня после этого в какой-нибудь психиатрической клинике. Но о родстве с императорской семьей тебе все же придется забыть навсегда.

С минуту мы с ним смотрели друг другу в глаза. А потом я открыл дверь и вышел вон.

Возвращались мы поздним вечером. Я, как обычно, сидел в хвосте, смотрел на серые облака под крылом «Фалькона» и размышлял, что еще никогда в жизни не пытался шантажировать отца всерьез. Да, истерики устраивал, блядствовать уходил, картинно громыхнув дверями, всем назло являлся в жопу пьяный и до рвоты обкурившийся… Но это все было внутренним делом, которое внутри семьи же и решалось. На мои выходки могли посмотреть сквозь пальцы, а могли лишить карманных денег и байка. Ненадолго, в качестве небольшой оплеухи, чтобы не забывал, кто в доме главный.

Сегодня я переступил ту черту, которая отделяла «внутренние дела» от публичного скандала. Собственно, первый шаг я сделал несколько дней назад во время разговора с Тэдом. Тот шаг принес мне маленькую победу, крохотное послабление. Но Тэд мог пойти мне навстречу. Его уступка, по большому счету, ничего в раскладке сил не меняла – я все так же оставался под надзором, разве что поводок стал длиннее. А вот ссора с отцом могла иметь куда более далеко идущие последствия. Вплоть до перевода меня из «Маллет-Рей» в какой-нибудь закрытый колледж Мессалины, подальше от Дэна и поближе к отцу.

Не то чтобы я был готов ради Арчера на великие подвиги – в любом колледже всегда найдется подходящая компания. А не в колледже, так за его пределами. Но тут было дело принципа: Дэн мне нравился, я хотел с ним трахаться, и плевать, как на это смотрят остальные.

В арсенале отца имелось много способов убрать с моего пути Дэна, не трогая при этом меня. От подброшенной в приоткрытое окно травки с последующим прибытием полиции и до нападения отморозков, которое с успехом могла изобразить наша же охрана. Меньше всего я хотел подобного развития событий. И от того, насколько серьезно отец воспринял мое предупреждение, зависело многое.

Самолет слегка накренился и широким кругом пошел на посадку, проваливаясь в рыхлые облака. Я смотрел на растущее внизу зарево ночного города и думал, что все у людей устроено как-то нелепо. Если мы живем только один раз, то зачем тратить жизнь на идиотские условности? Почему я, как и мой отец, должен жениться на чужой и неинтересной мне девушке, заниматься бизнесом, хотя наших капиталов хватит на двадцать поколений вперед и еще останется, лезть в политику, которая мне нахрен не нужна? До самой смерти притворяться, обманывать, лицемерить. И сдохнуть в итоге под шепот родных, больше озабоченных вопросами грядущих похорон и наследства, чем моим уходом.

«Фалькон» вынырнул из облаков над самыми домами, и я приподнялся, пытаясь разглядеть что-нибудь знакомое в сияющих фонарями улицах. В отличие от полета, посадку я всегда любил, хотя никогда не мог узнать ничего – ни центр, ни Сан-Корико.

В машине мать протянула мне воскресный выпуск «Римон Таймс».

– Прием у Императора. Вы с Саломеей там тоже есть.

Я равнодушно скользнул взглядом по странице. Снимок получился неплох – вполоборота друг к другу, с еле заметными улыбками, – а вот подпись меня покоробила: «Богатство берет в жены титул: Ричард Лернер и Саломея Хэчбенкс, самая модная пара сезона. Смотрите подробный фоторепортаж в следующем выпуске нашей газеты».

Я скомкал газетный лист и раздраженно бросил его под ноги.

– Дорвались. Теперь будут это обсасывать, пока не надоест.

– Привыкай, – мать похлопала меня по руке. – В следующую субботу прием у генерала Соля. Мы, разумеется, приглашены. И принц там тоже будет.

Она просто упивалась тем, что теперь ей открыты двери всех дворянских домов Империи. Еще бы – будущая свекровь молодой баронессы Сурдок. Неплохо для правнучки мелкого ростовщика, разбогатевшего на ссудах нищим соседям. Мать всегда с гордостью рассказывала о том, как удачно ее предок получил в свое распоряжение дома целого квартала: не в силах расплатиться с долгами, бедняки задешево продавали ему землю вместе со своими хибарами. А потом эту землю выкупил муниципалитет Гоша – совсем по другой цене. И на месте нищего квартала построили тюрьму. Мать почему-то никогда не задумывалась, куда делись те семьи, которых выставил на улицу ее предприимчивый прадед. И я не задумывался – повода не было.

Дома я с наслаждением забрался в ванну, подрочил, вспоминая то Дэна, то Саймона. И почти задремал в горячей воде, когда в дверь деликатно стукнули.

– Да! – крикнул я, с трудом открыв слипающиеся глаза.

Тэд аккуратно притворил за собой дверь, присел на край ванны.

– Отец просил тебе передать, что надеется на твое благоразумие. Я тоже на него надеюсь, но все же прошу тебя как можно меньше афишировать свою связь с этим пареньком. Так всем будет спокойнее.

– Договорились, – я ухмыльнулся и встал, разогнав мыльную пену. – А чтобы всем сделалось совсем уж спокойно, подыщи какую-нибудь квартирку в приличном районе. Чтобы нам не светиться по клубам.

– Наглец, – Тэд поднялся, снял с вешалки полотенце и протянул мне. – Единственное – я рассчитываю, что он тебе скоро надоест. Насколько я знаю, ты никогда ничем не увлекался дольше двух-трех месяцев. Если не считать байков.

71.

Дик приехал утром. Вошел в дом – специально, чтобы обнять меня не на улице, а в прихожей, благо мать с Сильвером еще не появлялись из спальни.

– Соскучился, – шепнул он мне, прижимая.

Я неопределенно улыбнулся. Потому что не понимал, зачем надо врать – я же ничего подобного никогда не просил. А от него снова едва уловимо пахло кем-то чужим. Сквозь все ароматы средств для мытья и парфюм.

Может быть, ему казалось правильным лгать, или предыдущие любовники ждали от него именно этого, не знаю. Но меня это неприятно царапало – слышать одно, а знать совсем другое.

– Поехали, – предложил я, аккуратно высвобождаясь из его рук. – А то опоздаем.

– Подожди, – Дик меня задержал, – у меня для тебя есть подарок. Дай руку, – и, покопавшись в куртке, вытащил и застегнул на моем запястье браслет.

А вот это меня смутило. Я вытаращился на серебристую поверхность, инкрустированную черными камнями, нисколько не сомневаясь, что серебристая она не из-за какого-нибудь там глупого напыления.

– Сумасшедший, – пробормотал я. – Зачем? Забери немедленно!

– И не подумаю, – ухмыльнулся Дик. – Тебе идет.

– Ты ведь знаешь, что мне нечего подарить тебе в ответ. Поэтому я не могу принять от тебя такой дорогой подарок.

– Глупости. Я такую ерунду вообще не ношу. Дома подобного дохуя валяется. А этот я специально для тебя выбрал.

– Дик! – закипая, начал я. – Как ты не можешь понять? Я. Не. Возьму. И все.

– Окей, – выплюнул он, прищурившись. – Тогда сейчас будем проезжать мимо мусорных ящиков – и выкинешь. Мне он тоже ни к чему.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга в упор – как приготовившиеся к драке петухи, упрямо и сердито. А потом он цапнул меня за плечо, притянул и ткнулся в шею.

– Дэн, – проговорил примирительно, – ну чего ты снова заморачиваешься на разных пустяках? Мне захотелось – я купил. И, между прочим, там твое имя можно выбить. Вон глянь – на пластине. Хочешь?.. Вот что ты вечно, как еж? Мне ведь это ничего не стоит, ну? Просто приятно, если ты станешь носить.

– Не в школу, – тут же сказал я, чувствуя его теплое дыхание.

– Ладно, – легко согласился он. – Как желаешь.

Кажется, он все-таки слегка обиделся.

А я снял браслет, зашел в комнату – и растерялся, не зная, куда его положить. Потом сунул в шкаф на одежную полку между парой рубашек и торопливо выскочил на улицу, где Дик уже завел мотор – мы и правда могли опоздать, если не поторопимся.

Для того чтобы полюбоваться фотографиями Дика в «Светской жизни» и «Римон Таймс», мне снова не пришлось потратить ни полмарки: в классе обе газеты уже ходили по рукам. А Зои опять сидела на своем месте, выпрямившись, точно проглотила какую-нибудь палку. И что самое неприятное – рядом лежала шоколадная фигурка в фольге, на которую она усердно не смотрела. Ну Дик! Я бросил на него быстрый взгляд и покачал головой. Он в ответ непонимающе пожал плечами. Похоже, он действительно считал, что раз подобное ничего не стоит для него – так же мало оно значит и для остальных.

В общем, сразу после родной речи я ухватил оставшийся лежать на парте нетронутый шоколад и поспешил за уже ушедшей Зои. Как и следовало ожидать, она направлялась в рекреацию младшеклассников.

– Эй, – окликнул я ее. – Надеюсь, ты не собираешься расстраиваться по данному поводу? – я показал ей фигурку.

– Отстань, Арчер, – высоким голосом сказала она. – Ты в тот раз говорил, я для Ричарда что-то значу. Пусть хотя бы в качестве друга. Врал бессовестно. Потому что я для него – пустое место. Он тогда даже не заметил, что я вернула ему всех его зайцев. Пусть подавится. А он, видишь, нового привез.

– Это не заяц, – рассмотрев, объявил я, – это император. Видимо, Ричард учел, что зайцы тебе пришлись не по вкусу.

– Тогда пусть подавится императором! – запальчиво воскликнула Зои.

– Звучит очень непатриотично. И несколько по-каннибальски, – заметил я.

– Иди отсюда, – сердито предложила Зои, – вместе с императором и своим дурацким юмором.

Я извинился, понимая, что, наверное, и правда переборщил. Но не ушел – поставил сумку рядом с ее на подоконник и развернул блестящего императора, отломил кусочек. Внутри он оказался полый – сплошной обман и надувательство. Я чуть было не сказал этого вслух, но положил шоколад в рот – и тут же передумал, потому что чуть не проглотил язык.

– М-м-м! – промычал я и протянул останки императора Зои. – Он ужасно вкусный. Попробуй.

– Не буду, – упрямо ответила она. – Зачем ты его вообще открывал? Я где такой же найду, чтобы Ричарду вернуть?

– Глупая, шоколад – для того, чтобы есть.

– Вот и пусть ест сам, – упрямилась Зои. – А я не буду!

– Ну а зайцев-то почему не съела? – спросил я. – Тогда же Дик еще не был помолвлен.

– А тогда дура была, берегла… То есть я одного зайца съела на самом деле, но купила такого же – и вернула.

– Дурочка. Твои зайцы Мэйси достались – она в тот день была дежурная, после урока проверяла парты и нашла. Слопала – и нисколько моральной стороной не озаботилась.

– Это ее дело, – сердилась Зои. – Я их есть не буду!

А я радовался, что она теперь думает совершенно не о том. Не о фотографиях красивой пары на газетных страницах, куда ей ни за что не попасть.

– Ты похожа на первоклассницу. Или нет – на дошкольницу, – заявил я и снова положил в рот кусок шоколада. – Сама себя лишаешь удовольствия… Попробуй. Если что – скажем, я сожрал. Лернер же видел, что это я забрал шоколад с твоей парты.

– А правда так вкусно? – не удержалась от вопроса Зои.

– Очень, – кивнул я. – И вообще – говорят, шоколад от депрессии спасает.

Она фыркнула, но все-таки потянулась и тоже отломила кусочек. А потом еще. Так мы с ней на двоих его и сжевали.

– Ну вот, – я скомкал фольгу. – Умяли императора – и с ним все неприятности… Да?

– Слушай, Арчер, – задумчиво проговорила Зои, – ты с чего меня опекать-то надумал, а? Или тебе от меня надо чего-то? Может, тоже какую контрольную за тебя решить? Ты уж признайся сразу. Я сделаю, мне нетрудно. И тебе мороки меньше – не возиться со мной.

Я посмотрел на нее внимательно, а потом пожал плечами, развернулся и пошел прочь. Вряд ли бы мне удалось объяснить даже себе самому, для чего я опекаю Зои Брукс. Но, кажется, мне только что дали понять, что делать этого не стоит.

После математики, вновь прошедшей на редкость тихо, на большой перемене Дик вопросительно глянул на меня, еле заметно кивнув в сторону двери. Я, откровенно говоря, растерялся. И еще больше растерялся от того, что растерялся. Так и сидел, тупо глядя в столешницу перед собой, не зная, как реагировать. Но тут меня окликнули:

– Дэн?

Я поднял голову и увидел на пороге класса Келли. Радостно вскочил и направился к ней.

– Эй, а что это цветная делает в нашей части школы? – немедленно протянул Спайк.

– Она ко мне, – спокойно ответил я.

– Встречайся со своими подружками на их территории, Арчер, – неприятно осклабился Фергюссон. – А то вам обоим может не поздоровиться.

– Это общая школа, и не тебе решать, кому где встречаться, – бросил я, выходя.

– У тебя из-за меня будут неприятности? – тут же спросила Келли.

– Не обращай внимания, – махнул я рукой, отводя ее в сторону от дверей. – С этим парнем у меня давно отношения не ладятся… Что ты хотела?

– Вот, – она вынула из сумки какие-то карточки. – Это тебе. Эдит купила нам с Мэйсоном билеты на концерт в пятницу, а без него я туда идти не хочу. Сходи с кем-нибудь, повеселись за нас обоих.

– Волнуешься? – спросил я.

– Конечно, – она вздохнула. – Не столько за успех операции, сколько за самого Мэйсона. Я боюсь, что если он не встанет на ноги, то сломается.

– Не сломается, – сказал я с уверенностью, которой совсем не чувствовал. – У него ведь есть ты.

Она слабо улыбнулась, попрощалась и пошла в сторону своих классов.

А я еще постоял, глядя ей вслед и вертя в руках билеты… Хоть куда билеты-то? Я взглянул на надпись и не поверил глазам: у меня в руках был пропуск на пятничное выступление «Голдениз Роллиз», единственный их концерт в нашем городе в рамках праздничного хеллоуинского турне. Даже не представляю, как Эдит умудрилась их достать – кажется, все места в зале были раскуплены в течение первых двух дней продажи. Да и стоили они прилично.

Было немного странно заканчивать уроки вместе с Ричардом – ведь обычно его ждали какие-нибудь отработки, а в этот понедельник он оказался свободен. И я снова не знал, как поступить – задержаться, чтобы поехать домой с ним, или идти на школьный автобус вместе с остальными. Сам же Дик никакого сигнала не подал – ну понятно, я его сегодня дважды обидел: сначала утром, а потом еще и на перемене… Но, в любом случае, его следовало предупредить, поэтому я незаметно молча потянул его за рукав, прося не торопиться. И когда класс опустел, повернулся к нему, медленно складывающему книги в сумку.

– Дик, совсем забыл тебе сказать – я на этой неделе согласился по вечерам работать в кафе. Джо заболел, надо помочь Магде – это наша официантка, – она одна осталась.

Дик глянул на меня хмуро:

– Благотворительностью занимаешься, Дэн?

– Нет, – возразил я, – мистер Балларет мне заплатит.

– Сколько? – тут же спросил Дик.

– Сорок марок.

– Ебать, я отдал сотню, чтобы тебя отпустили на выходные, а ты всю неделю будешь вкалывать за сорок?!

От неожиданности у меня кончились все слова. Отдал сотню, чтобы меня отпустили?

– И ты всерьез думаешь, что это нормально, да, Дэн? – зло продолжил Дик. – Променять меня на Магду и сорок марок?

– Почему променять тебя? – непонимающе пролепетал я. – Я не имел в виду…

– Не знаю, кого и в какие места ты имел, Дэн, но знаю одно – мы с тобой могли видеться по вечерам. А теперь, выходит, не сможем. Вот и думай, – он закинул сумку на плечо и, не оглядываясь, вышел из класса.

А я остался сидеть, как пришибленный.

Чуть погодя на улице резко и пронзительно взвыл мотор «Джарги», а потом звук стал удаляться.

Только тогда я встал и медленно побрел к выходу.

За воротами школы меня ждал Спайк. Увидев его, выходящего из-за угла, я почему-то даже не удивился. Наоборот – обреченно остановился, поджидая. Это казалось логичным завершением дерьмового дня.

Фергюссон, не вынимая рук из карманов темно-синей дутой куртки, приблизился, остановился напротив и процедил:

– Я гляжу, ты стал много себе позволять, Арчер. С чего бы такая смелость, а?

Я промолчал, но взгляда не отвел – смотрел прямо в его светло-голубые глаза, спиной прислонившись к ограде, и с тоской думал, что совершенно не умею драться. Живу в таком паршивом районе, а так и не научился. Ужасно непредусмотрительно.

– Никак надеешься на покровительство Лернера? Что-то он слишком к тебе благоволит, не находишь? Такая нежная дружба – обзавидоваться можно. Ты ему стишки читаешь, он тебе записки пишет, одежкой, судя по всему, снабжает… Идиллия.

Спайк приблизился еще на шаг и ухватил меня за отвороты куртки.

– Ты одного не забывай, Арчер – будущего зятя императорского брата родители долго у нас держать не будут. Наверняка переведут в другую школу. А ты останешься. Поэтому тебе лучше сразу то, что ты сосешь у Лернера, сосать и у меня. Понял?

– Нет, – ответил я. – Извини, ничего не понял. Ты про что?

– Про тебя, Арчер, про тебя. Ты же, говорят, гей. А если и нет – мне плевать. Не стал бы Лернер с тобой даже разговаривать, если бы ты ему член не сосал. А раз так – готовься отсасывать и мне. Потому что мне понравилось.

– Смелый ты, Спайк, – с уважением сказал я.

– Да уж не слабак, как некоторые, – ухмыльнулся он. – И коли мы с тобой поладим, Арчер, можешь не сомневаться – когда Лернер отсюда свалит, я тебя не обижу. Пара-тройка минетов в неделю за спокойную жизнь – не такая уж большая плата. Не знаю, какая там договоренность у тебя с Лернером, но меня вполне устроит режим понедельник-среда-пятница после уроков. Можешь начинать с сегодняшнего дня.

– Что, прямо на улице? – округлил я глаза. – А у тебя ничего не отмерзнет? Прохладно уже.

– Так ты постарайся, чтобы мне стало жарко, – посоветовал Фергюссон.

– Опыта у меня маловато, – посетовал я. – Не уверен, что справлюсь.

Он стиснул зубы, подозрительно глядя на меня, и предложил:

– Пошли в школу, она еще открыта.

– Школа открыта, – согласился я, не трогаясь с места. – Но медсестра уже ушла.

– При чем тут медсестра? – удивился он.

– Вот я же говорю – смелый! – повторил я. – Даже медсестра тебе не нужна.

– Нахрена мне медсестра? – не мог взять в толк Спайк.

– Ну как же! – всплеснул я руками. – А вдруг я тебе там что-нибудь откушу? По неопытности-то?

Фергюссон рефлекторно дернулся назад, прикрывая руками пах. Я не выдержал и усмехнулся прямо в его растерянное лицо.

– С-сука, – выдохнул Спайк, снова шагнул ближе и занес кулак для удара.

Я прикрыл глаза, отворачиваясь и прижимаясь щекой к холодной решетке.

– ...Конечно, мистер Лайтмен, я тоже так думаю! История – очень важный и интересный предмет, который… Ой, мальчики, а вы что, деретесь?

Из ворот появились наш историк и семенящая рядом с ним Мари.

– Нет, – тут же сказал Спайк, разжимая ладонь и делая вид, что у него зачесался затылок.

– Разговариваем, – подтвердил я, ослепительно улыбаясь обоим.

Мистер Лайтмен поправил очки и неопределенно хмыкнул.

– А про что? – тут же с любопытством насторожилась Мари.

– Мужские разговоры, Льеж, тебе неинтересные… Мистер Лайтмен, вы домой? Давайте, я вас подвезу? Моя машина за углом, – Спайк был сама любезность.

– Ну что ж, если это не составит вам труда… – задумчиво проговорил историк.

– Нисколько! – горячо заверил Спайк. – Пойдемте!

– До свидания, дети, – попрощался с нами мистер Лайтмен, и Фергюссон мгновенно потащил его за собой, что-то рассказывая по пути.

– Какого хрена ты сцепился с этим типом?! – немедленно напустилась на меня Мари, стоило им скрыться за поворотом. – С ума сошел, что ли? Раньше сидел тише воды ниже травы – никаких проблем ни с кем не было. А теперь что случилось?!

– Откуда я знаю? – огрызнулся я. – Ничего я ему не делал. Не трогал вообще. Фергюссон сам последнее время ко мне вяжется.

– Ревнует, – удовлетворенно покачала головой Мари.

– Что? – вытаращился я. – Меня?!

– Прям тебя, – фыркнула Мари. – Лернера. Спайк же ему в рот заглядывал – так хотел стать его шавкой, а Лернер его откровенно послал. Вот Фергюссон и бесится.

– Блин! А я-то тут при чем?

– А я тебе говорила, при чем, – Мари ткнула пальцем мне в грудь. – Осторожнее надо быть, Дэн. Все уже заметили, что вы с Лернером что-то вроде приятелей. А ты сам знаешь: где Лернер – там неприятности.

– Да уж, – вздохнул я. – Это точно.

Уже когда мы влезли в рейсовый автобус и устроились на заднем сиденье, я пробормотал:

– Спасибо, Мари.

– За что? – осведомилась она.

– Ну, за то, что вовремя из школы вышла.

– Меня мистер Лайтмен поймал в коридоре, попросил помочь в учительскую книги и картины отнести. Я там из окна и увидела, как ты с Фергюссоном беседуешь. Очень не по-доброму. Пришлось перед историком чуть ли не танцевать, чтобы быстрее одевался и шел. Боялась, не успеем.

– Так ты специально его притащила? Я думал, так совпало просто.

– Самые лучшие совпадения – подстроенные, – усмехнулась Мари.

– А с чего ты, кстати, вообще взялась меня опекать? – с интересом повернулся я к ней, припомнив Зои. – Есть во мне какая-то надобность?

– Значит, в то, что ты мне просто нравишься, ты не веришь, да? – спросила Мари. – А вот придется, Арчер. Потому что ничего мне от тебя не надо. Абсолютно.

– Да у меня ничего и нет, – улыбнулся я. – Но девушкам я обычно не нравлюсь.

– А может, я хочу проверить, правда ли, что геи – лучшие друзья девушек?

– Ладно, давай проверим, – согласился я.

Все-таки я не был Зои Брукс, которая теперь искала в людях исключительно корыстные мотивы. А Мари не была мной, чтобы обидеться и молча уйти.

Автобус медленно полз по подмерзающим улицам, пыхтя и поскрипывая, кондуктор дремала на своем месте впереди, народу в салоне почти не было, и мы спокойно сидели рядом и болтали вполголоса, не боясь, что нас кто-то подслушает.

– Стой! – вдруг вспомнил я свое давнее намерение. – Наврал. Как раз сегодня у меня кое-что есть! У меня есть… – я полез в сумку и достал оттуда два картонных прямоугольника. – У меня есть для тебя билеты на пятничный концерт «Голдениз Роллиз»! Прими в качестве благодарности и как серьезную заявку на правдивость теории про лучших друзей.

Я думал, она обрадуется. Потому что общеизвестно, что поклонницы у «роллизов» – сплошь молодые восторженные девчонки, которые безумно прутся от их брутальности, обнаженных торсов на сцене и скандальных похождений вне ее. Но Мари внезапно склонила голову набок и спросила:

– Ты издеваешься?

Сначала я подумал, что она мне просто не поверила.

– Нисколько. Честное слово, два билета на концерт! Можешь сама посмотреть, – я протянул ей картонки.

– Издеваешься, – грустно кивнула она. – Мало того, что я нисколько не тащусь от этих «голденов», так мой сбежавший саб уже подарил мне два билета именно на их концерт. Я тебе рассказывала.

– Да? – огорчился я. – А я еще тогда подумал, какая хорошая идея – дарить девушкам билеты…

– Глупая идея, – отрезала она. – Прежде чем дарить, неплохо бы выяснить, чем девушка вообще интересуется – раз. А два – самое плохое, что ей не с кем туда пойти! – она обиженно засопела. – И выглядит это со всех сторон паршиво, как будто от девушки так откупаются.

– Нет-нет, что ты! – немедленно запротестовал я. – Прости, я просто не подумал.

– Не подумал он, – проворчала она чуть помягче. – И мне, главное, тоже все испортил.

– В смысле?

– Ну я вообще-то тебя собиралась с собой позвать, раз уж билеты все равно на халяву. А теперь у тебя своих два.

– Да я тоже не очень-то этих «роллизов» люблю, – признался я, заталкивая билеты обратно в сумку. – Так получилось просто.

– О! – вдруг засияла Мари. – Я знаю! Ты Лернера на концерт позови! Будет у вас настоящее свидание! А я пойду, чтобы поглядеть, как у вас все пройдет.